Текст книги "Такая разная Блу (ЛП)"

Автор книги: Эми Хармон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

– Но за это придется заплатить, – невинно сказал Мэнни. – Например, приносить ужин по понедельникам в течение месяца?

Я только посмеялась над его навыками ведения переговоров. Но мы оба знали, что я соглашусь на его условия. Я всегда соглашалась…

Глава 2

Яичная скорлупа

Октябрь, 2010 год

В какой-то момент я поняла, что втянулась. Каждый день мистер Уилсон рассказывал нам что-то новое. Чаще всего это были истории о женщинах или истории, рассказанные от лица женщин. Не знаю уж, что послужило причиной моего внезапного интереса: то ли любовь молодого преподавателя к своему предмету, то ли его классный акцент, то ли возраст. Девчонки не переставая велись вокруг него, а парни смотрели на него с восхищением, точно мистер Уилсон был рок-идолом, который по счастливой случайности оказался в наших краях. Он был главной темой для разговоров в школе, местной сенсацией, диковинкой, мгновенно полюбившейся окружающим. И диковинкой, надо сказать, невероятно притягательной, если вам нравятся буйные кудри, серые глаза и британский акцент. Хотя я изо всех сил старалась убедить себя в обратном. Он определенно был не в моем вкусе. И тем не менее, каждый раз я ловила себя на том, что с нетерпением жду последнего урока и что привлекательность мистера Уилсона слегка сбивает меня с толку.

Мистер Уилсон уделил особое внимание Древней Греции. И в течение последнего месяца мы разбирали эпичные сражения, читали философские трактаты, говорили об архитектуре и искусстве. Но сегодня молодой преподаватель посвятил урок греческим богам. И мне пришлось признать, хоть и неохотно, что это было довольно захватывающе. Но, само собой, я не могла упустить возможности выступить с критикой.

– Это не совсем история, – заметила я.

– Возможно, мифы и не являются историческими фактами, но то, что греки верили в них – неоспоримо, – терпеливо пояснил Уилсон. – Греческие боги – одна из составляющих частей истории Древней Греции. И наше знакомство с ними поможет лучше понять произведения Гомера об Илиаде и Одиссее. Многие ученые относят мифы к Микенской культуре, существовавшей с 1700 по 1100 годы до нашей эры. Также бытует мнение о том, что древнегреческая мифология берет свое начало в ближневосточной культуре Месопотамии и Анатолии из-за своего сходства с этой мифологией.

Мы дружно уставились на него всем классом. Его слова не на шутку запутали нас. Уилсон же спокойно посмотрел на наши озадаченные лица.

– Греки связывали все, что видели, с богами, – продолжал он приводить все новые аргументы. – Рассветы, закаты, победы и поражения – все это, по их мнению, зависело от богов. Вера помогала древним грекам наделять смыслом даже те вещи, которые, казалось бы, не имели его. Например, камень странной формы или очень высокое дерево они принимали за замаскированных богов. Поэтому поклонялись им из страха разгневать небожителей. Боги виделись грекам во всем, и все могло послужить доказательством их существования. Войны также вершились во имя богов, а оракулы воздавали им молитвы и вершили их волю вне зависимости от того, насколько странной, жестокой или нелепой она была. Даже штормовые ветры что-то символизировали. Греки связывали их с гарпиями – крылатыми женщинами, подобно ветрам, выхватывающими вещи из рук. Поэтому в штормах и изменениях погоды всегда обвиняли этих крылатых созданий.

– А я думал, что гарпии относятся к миру ведьм, – подал голос прыщавый парень по имени Барт. Я разделяла его мнение, но предпочла дать другим возможность высказаться.

– Согласно греческим мифам, гарпии представляли собой прекрасных женщин с длинными волосами и крыльями. А потом времена изменились, и в Романской мифологии их описывают уже как уродливых монстров с когтями и даже клювами. Ужасные, отвратительные, крылатые женщины. Со временем этот образ прижился. В «Божественной комедии» Данте описывает седьмой круг ада как место, где обитают гарпии. – И мистер Уилсон продекламировал:

Там гнезда гарпий, их поганый след,

Тех, что троян, закинутых кочевьем,

Прогнали со Строфад предвестьем бед.

С широкими крылами, с ликом девьим,

Когтистые, с пернатым животом,

Они тоскливо кличут по деревьям.

– Да, да, Уилсон, мы уже поняли, что у вас прекрасная память на стихи, – с издевкой в голосе сказала я, хотя, по правде сказать, я была ошеломлена. Уилсон рассмеялся, тут же потеряв всю серьезность. Я тоже выдавила из себя улыбку. По крайней мере этот парень умеет посмеяться над собой. Вот тебе раз! Кажется, кто-то был ботаником. Разве нормальный человек станет цитировать Данте наизусть? А его британский акцент только прибавлял мне уверенности в том, что на любой мой вопрос он скоро станет отвечать: "Элементарно, мисс Ичхоук!" Тем временем он продолжал, все еще улыбаясь:

– Отвечая на ваш вопрос, мисс Ичхоук, отмечу, что то, во что мы верим, напрямую влияет на нашу жизнь. На наш выбор, на наши действия и подсознание. Древние греки верили в своих богов, и эта вера наполняла все вокруг. История же написана людьми, которые также во что-то верили, вне зависимости от того, правда это или нет. Соответственно ваша вера поможет вам выбрать нужный путь при создании вашей собственной истории. Может быть, то, во что вы верите, тоже миф? И я сейчас не говорю о религии. Я говорю о тех установках, которые вы себе задаете или задавали так долго, что поверили, будто это правда.

Мистер Уилсон взял со стола стопку бумаг. Раздавая листы, он продолжал:

– Я хочу, чтобы вы поразмыслили над этим. Что если то, что вы думаете о себе или о своей жизни, всего лишь миф, в который вас заставили когда-то поверить?

Уилсон положил передо мной смятый лист бумаги и отошел от парты без каких-либо комментариев. Это была моя история. Та самая, которую я отправила в мусорное ведро в свой первый день в школе. Лист разгладили настолько, насколько это было возможно, но то, что накануне его скомкали, все еще было видно. И этого уже нельзя было исправить. Никакая прессовка и разглаживание не скроют того факта, что этот лист побывал в мусорном ведре.

«Однажды давным-давно… жил-был маленький дрозд, невольно выпавший из гнезда…»

Посмотрев на лист, я добавила еще одно слово: выброшенный.

«Однажды давным-давно… жил-был маленький дрозд, невольно выпавший из гнезда… выброшенный».

Точно мусор. И никакие попытки убедить себя в обратном не помогали. Девчонки вроде меня сами зарабатывают себе репутацию. Я сама себя сделала. Я могла бы свалить все на воспитание, но это никак меня не оправдывало перед самой собой. Мне нравились парни, а я нравилась парням. Или им нравилась моя внешность. Думаю, что они имели в виду именно это, когда говорили, что я им нравлюсь, ведь никто, кроме меня, не знает, какая я на самом деле. Да, они меня не знают. Но именно это часть моего очарования. Я сама создала себя. У меня длинные волосы, я ношу одежду в обтяжку и крашусь. И когда кто-то прикасается ко мне или целует меня, я чувствую свою власть, я чувствую себя желанной. Я знала, что некоторые люди обсуждают меня. Я знала, что они шепчутся у меня за спиной. Я знала о том, что парни говорят обо мне. Они называют меня шлюхой. И сказать, что это не так, означало бы солгать. И уподобиться древним грекам с их глупыми богами.

Джимми называл меня синей птицей. Ему нравилось это милое прозвище. Но я не имела ничего общего с синей птицей, я не сияла и не приносила счастье. Скорее уж, я была похожа на гарпию. Крылатую женщину. Ужасный монстр с кривыми и острыми когтями. Только тронь меня, и я утащу тебя в преисподнею, где подвергну самым страшным пыткам. Но это не моя вина, я такая, какая есть. Шерил забрала меня, когда мне было одиннадцать, и она не особенно разбиралась в детях. В ее жизни не было места для материнства. Большую часть времени её не было рядом, но меня это, в общем-то, устраивало. Правда, когда я была помладше, она следила за тем, чтобы я вовремя ела и шла в постель.

Мы жили в двухкомнатной квартирке на окраине Боулдера, в двадцати минутах езды от Лас-Вегаса. Шерил работала дилером в казино, поэтому днем она отсыпалась, а по ночам проводила время в прокуренных клубах среди игроков, чувствуя себя при этом просто прекрасно. Она всегда с кем-нибудь встречалась. И чем старше она становилась, тем более потрепанных мужчин выбирала. А чем старше становилась я, тем сильнее приковывала к себе их взгляды. Поэтому в какой-то момент наши отношения с Шерил стали довольно напряженными. Я знала, что после окончания школы буду предоставлена сама себе, так как деньги на мое содержание перестанут поступать, когда мне исполнится восемнадцать, а в августе мне будет уже девятнадцать. Так что это был лишь вопрос времени.

Когда урок закончился, я вновь смяла листок и выбросила его в корзину, где ему было самое место. Мистер Уилсон заметил это, но ничего не сказал. Когда я пришла на парковку, обнаружила там Мэнни и Грасьелу, удобно устроившихся на откидном борту моего грузовичка и ведущих оживленную беседу с подружками Мэнни. Я только вздохнула. Сначала Мэнни, теперь Грасьела. Похоже, я стала их персональным водителем. Они так громко хохотали и разговаривали, что у меня тут же разболелась голова. Одна из девушек окликнула группу парней, сгрудившихся вокруг желтой Камеро:

– Брендон! Кого ты пригласил на выпускной? Я пока еще не выбрала партнера, между прочим!

Остальные девчонки активно зашушукались, а Брендон оглянулся в поисках той, что его окликнула. Брендон был младшим братом одного парня, с которым я тусовалась время от времени. Правда, Мэйсон был накачанным и темноволосым, а Брендон – коренастым и светловолосым, оба выглядели чертовски привлекательно. Мэйсон окончил школу тремя годами ранее, а Брендон был в выпускном классе, так же, как и я. Я была самой старшей среди парней моего возраста, и, хотя большинство из них были достаточно симпатичными, я частенько скучала в их обществе. Вот почему я никогда не стану королевой выпускного бала, несмотря на светлые мечты Мэнни.

– Прости, Сара. Я уже пригласил Брук на прошлой неделе. – Брендон улыбнулся, и его улыбка напомнила мне Мейсона, когда тот пытался быть вежливым. Может быть, стоит позвонить ему? Уже сто лет прошло с нашей прошлой встречи.

– Клевая тачка, Брендон, – подал голос Мэнни, заглушая остальных.

– Э-э-эм, спасибо, чувак. – Брендон поморщился, а его друзья отвернулись.

Я поняла, что настало время вмешаться.

– Мэнни, Грейси, поехали, – сказала я, открывая машину и надеясь, что все собравшиеся вокруг моего грузовика рассосутся, как только я тронусь с места. Я взглянула в зеркало заднего вида. Подружки Мэнни кинулись обнимать его на прощание, взяв с него обещание, что он им напишет. Грейси же, казалось, была глубоко очарована Брендоном и его дружками, поэтому, когда все разошлись, все еще сидела в кузове. Однако Мэнни быстро затолкал сестру в машину и сел рядом с обиженным видом.

– Мне кажется, я не нравлюсь Брендону, – сказал он, посмотрев на меня.

– Брендон такой сексуальный, – вздохнула Грасьела.

Я же только поглумилась над ними про себя. Чудесно! Брендон был слишком стар для Грасьелы, и дело было вовсе не в возрасте. Грейси была хрупкой и симпатичной, но, к сожалению, совершенно незрелой, как физически, так и морально. Про таких, как она, обычно говорят, что они не от мира сего. Так что даже хорошо, что Мэнни был рядом. В противном случае она бы не смогла выжить в этом мире. К этим двоим можно было применить слово «безмятежный».

– Между прочим, – тем временем разошёлся Мэнни, – друзья Брендона, похоже, тоже меня не переваривают. Но я не понимаю почему. Я же чертовски милый. – Он и впрямь выглядел озадаченным.

– Мэнни, а я? Как ты думаешь, я нравлюсь Брендону? – мечтательно спросила Грейси.

Мэнни ничего не ответил. А я подумала, что настало время дать ему дельный совет.

– Мне кажется, парни не знают, как к тебе относиться, Мэнни. Ты вроде парень, но все время тусуешься с девчонками, а еще ты пользуешься лаком для ногтей и подводкой и носишь мешок…

– Это мешковатая сумка!

– Ладно, пусть так! Но многие ли парни носят такие сумки, да еще и окрашенные во все цвета радуги?

– Это просто рюкзак!

– Ладно. Забудь. Главное, что тебя не понять, Мэнни. То ты отпускаешь комментарии о сексуальности того или иного парня, включая мистера Уилсона, то флиртуешь с капитаншей школьной команды по черлидингу. Ты гей? Или ты натурал?

Ошеломленный моей прямотой, Мэнни уставился на меня разинув рот.

– Я – Мэнни! – наконец, сказал он, скрещивая руки на груди. – Вот кто я! И я не понимаю, почему должен сдерживать себя, если хочу сделать комплимент симпатичному парню или девушке. Всем нужен позитив, Блу. И тебе тоже следовало бы поучиться этому.

В отчаянии я уткнулась лбом в руль, думая о том, что Мэнни, должно быть, единственный человек во всей школе, который не боится быть собой.

– Ты прав, Мэнни. И поверь мне, я не призываю тебя меняться. Просто хочу объяснить, почему некоторые люди так на тебя реагируют.

– Ты хотела сказать: «Почему у некоторых людей проблемы с принятем?» – Мэнни надулся и уставился в окно.

– Да, и это тоже, – вздохнула я и тронулась с места. Обида Мэнни улетучилась спустя десять секунд, и всю дорогу мы провели за разговорами. Он не умел долго злиться, за исключением тех случаев, когда кто-то обижал Грасьелу. В эти моменты спокойствие изменяло ему, и он превращался, как шутила его мать, в безумную чихуахуа. Я лишь несколько раз видела Мэнни в гневе, но этого оказалось достаточно, чтобы полностью отказаться от идеи когда-нибудь завести себе чихуахуа. Видимо, указав ему на его недостатки, я заслужила не более, чем недовольное рычание, после чего была прощена.

Дома было жарко, как в аду. И пахло, кажется, так же. Запах сигарет и пролитого пива вместе с 33 градусами тепла были не самым удачным сочетанием. Дверь в комнату Шерил была заперта. Меня всегда поражала её способность спать при любых погодных условиях. Вздохнув, я выбросила окурки и вытерла журнальный столик. Похоже, Шерил была не одна. На полу валялись мужские джинсы, бюстгальтер Шерил и ее рабочая блузка. Просто чудесно. Чем скорее я съеду отсюда, тем лучше. Я сняла джинсы, влезла обрезанные штаны и топ и собрала волосы в конский хвост. Затем обула шлепки и вышла из дома через десять минут после возвращения.

За пятьдесят баксов в месяц я снимала за домом небольшое помещение. Оно служило мне мастерской. Здесь стояло два стола, оборудованных пилой, и лежали тонкие листы фанеры. У меня была куча инструментов: молотки и зубила всевозможных размеров, напильники, шлифовальный станок, вентилятор, подающий горячий воздух и сдувающий с рабочего стола опилки. У меня также было несколько проектов, находящихся на разных стадиях разработки: от изготовления комплектующих до предметов декора. Накануне я нашла толстую ветвь мескита и мне не терпелось скорее содрать кору. Большинство людей, работающих с деревом, предпочитают мягкую древесину, так как она податлива и из неё легко выпилить все, что душе угодно. Поэтому никто не любит высекать что-то из мескита, красного дерева или можжевельника. Эти деревья слишком твердые. На западе мескит и вовсе считается сорняком. Чтобы обрубить ветки, недостаточно обычного ножа. Чтобы содрать кору с этого дерева, мне необходимо специальное зубило и молоток. А когда дело сделано, я могу подолгу стоять и смотреть на его обнаженный ствол. Эту привычку я переняла у Джимми.

Джимми Ичхоук был молчаливым малым, порой настолько, что за несколько дней мог не произнести ни слова. Так что было удивительно, что я вообще умела говорить на момент переезда к Шерил. Спасибо тебе, ПиБиС. Когда мне было два года, моя мать – точнее, я предполагаю, что это была она – оставила меня на переднем сидении своей машины и скрылась. Я ничего не помню о ней, за исключением смутных воспоминаний о темных волосах и голубом одеяльце. Джимми был индейцем и практически ничего не имел за душой, кроме старого грузовика и трейлера, в котором жил. Он никогда не задерживался подолгу на одном месте, поэтому у нас никогда не было друзей. Джимми говорил, что у него есть семья в резервации Оклахомы, но я никогда не встречала никого из них. Именно он научил меня тому, как работать по дереву и выживать благодаря этому.

Я проработала в мастерской до вечера и вернулась в дом лишь после того, как убедилась, что Шерил и её загадочный любовник покинули апартаменты.

Глава 3

Лазурь

– Только перейдя через Рубикон, Юлий Цезарь понял, насколько судьбоносным стал для него этот шаг. – Мистер Уилсон посмотрел на нас так, словно они с Цезарем были родственниками, и он перешел вместе с ним через Рубикон только вчера. Я вздохнула и встряхнула волосами, сползая еще ниже на своем сидении.

– Высадка постоянной армии на земли Италии расценивалась как предательство. Сенаторы Рима были запуганы властью Цезаря и его авторитетом. Ведь они хотели контролировать его. Да, безусловно, победа в сражении за Рим и захват кельтов и германцев являлись для них приоритетными задачами, но в то же время они не хотели, чтобы Цезарь стал настолько богатым и могущественным, однако именно это и произошло. Добавьте к этому политические амбиции римского императора, и вы получите рецепт катастрофы или, по крайней мере, гражданской войны.

Мистер Уилсон расхаживал по помещению, и я с удивлением обнаружила, что ему удалось захватить внимание моих одноклассников. Они не отрывали от него взгляда и ловили каждое его слово. При этом молодой преподаватель не прибегал к помощи книг или шпаргалок. Он просто говорил, словно пересказывал сюжет какого-то фильма.

– У Цезаря были покровители среди власть имущих. Они добывали для него информацию, вели двойную игру и откровенно пытались влиять на сенат. Но сенаторы отказывались принимать участие в этих политических играх. Вместо этого они приказали Цезарю распустить армию и сложить с себя полномочия, иначе будущий римский император будет объявлен врагом государства. Этот термин до сих пор существует в США. Он обозначает человека, совершившего преступление против своей страны. Примером такого преступления является, например, продажа государственных секретов или шпионаж. Как в фильмах про агента 007, только без лоска, гламура и красоток.

Ученики засмеялись, и даже я позволила себе улыбнуться, на мгновение забыв о своей неприязни к мистеру Уилсону.

– Обратите внимание, данную формулировку можно расценивать как политический инструмент по подавлению и запугиванию. Навесьте на кого угодно ярлык «враг государства», и его жизнь кончена. Это все равно, что обвинение в педофилии. И Древний Рим в этом плане не был исключением. Поэтому несложно вообразить себе всю ярость Юлия Цезаря.

– Таким образом, Цезарь привел свое войско к Рубикону. Сегодня уже не установить: была ли это буйная река или спокойный водоем. Но, так или иначе, Цезарь собрал у его берегов всю свою армию и обратился к солдатам. Он сказал: «Никогда не поздно сдаться, но если мы перейдем эту реку, то будем сражаться до последнего».

– Вы, кажется, упоминали о том, что Цезарь был богат, так? Так почему он просто не откупился и не бежал? Послал бы сенат к черту, и пусть бы тот делал все, что ему заблагорассудится, распускал бы армии или захватывал людей, неважно. Они ведь все равно не любили его. Так из-за чего вообще весь сыр-бор? Что он хотел доказать этим? – вопрос сорвался с моих губ так быстро, что я не успела себя остановить. Я почувствовала, как запылали от стыда мои щеки. Ведь до сих пор я никогда не задавала вопросов на уроках.

Мистер Уилсон ничем не выдал своего удивления и поспешил ответить:

– Да, он был богат и могущественен. И вполне мог бы возвратиться в Галию, где жил бы в богатстве и роскоши, поедая виноград до конца своих дней.

Ученики захихикали, а я еще больше вжала голову в плечи. Тем временем мистер Уилсон подошел ближе и остановился напротив моей парты, смерив меня насмешливым взглядом.

– Так почему же он пошел войной на Рим, Блу?

– Потому что он был гребанным выпендрежником и хотел стать королем, – тут же выпалила я, стараясь подражать его акценту. Мои одноклассники вновь покатились со смеху. – А еще потому, что он не хотел, чтобы кто-то контролировал или использовал его, – добавила я спокойно, на этот раз без акцента.

– Думаю, ты права в обоих случаях, – мистер Уилсон отошел от моей парты. – В конечном счете Цезарь перешел через реку, воскликнув… и тут я цитирую: «Подчинимся же воле богов и покараем врагов наших, жребий брошен!» Как вы думаете, что это значит? Жребий брошен?

В классе повисла тишина. Конечно же мы знали ответ на этот вопрос, но никто из нас не решался поднять руку.

– Дело сделано. Твоя песенка спета. Что сделано, то сделано. Обратной дороги нет, – прогундосила я скучающим тоном.

– Верно! – обрадовался Уилсон, не обращая внимания на интонацию моего голоса. – Все в руках судьбы. Цезарь перешел через Рубикон, тем самым отрезав себе путь к отступлению. Все мы, конечно же, знаем, что случилось с Цезарем потом? Нет, не мы, я знаю, что произошло с ним дальше.

– Лучший друг и соратник Цезаря организовал заговор против императора, и Юлий в конце концов был убит. Об этом событии хорошо написано у Шекспира в его трагедии «Юлий Цезарь», которую все вы должны будете прочитать, так как в пятницу по ней будет контрольная. – Ученики застонали, но Уилсон лишь улыбнулся. – Я уже говорил вам, что литература очень тесно связана с историей и что рассматривать исторические события через призму литературных произведений намного увлекательнее. Так что не нойте. Когда-нибудь вы поблагодарите меня за это.

Не нойте? Никогда не слышала от него ничего подобного.

– Как вы видите, переход через Рубикон стал судьбоносным событием для римского императора. Великим и одновременно трагическим. Он держал в своих руках огромную власть, но только в самом конце понял, что власть – не более, чем иллюзия. И это приводит нас к третьему раунду, господа. Не стесняйтесь добавлять новые страницы к своей истории. Надеюсь, что впредь книга вашей жизни будет становиться только толще. На первом занятии вы записали свою историю в общих чертах. Сейчас я хочу, чтобы вы взяли какой-то конкретный случай из вашей жизни. Момент, когда вам, как и Цезарю, необходимо было бросить жребий и перейти через свой собственный Рубикон. Я хочу узнать, как это изменило вас. Может быть, это была ситуация, не поддающаяся контролю, или нечто, что произошло с вами, а может быть, это история о решении, которое вы когда-то приняли. Так или иначе, это должно быть какое-то судьбоносное событие.

Один за другим Уилсон стал раздавать листы моим одноклассникам периодически останавливаясь и комментируя ту или иную работу. Я вздохнула, вспомнив, что мой лист был повторно отправлен в мусорное ведро. В классе воцарилась тишина, ученики приступили к работе. Я выдрала из тетради чистый лист, собираясь также приступить к выполнению задания, как вдруг у моей парты возник мистер Уилсон, что страшно меня смутило, так как мой рабочий стол находился у всех на виду.

Он положил передо мной лист бумаги. Я уставилась на него в удивлении. Затем посмотрела на мистера Уилсона и вновь на лист. Это была моя история, изъятая из мусорного ведра. Повторно. Должно быть, историк вытащил её, когда я покинула класс в тот день. Лист снова был разглажен, словно какое-то время его держали под парой увесистых книг. Буквы насмешливо взирали на меня с измятой поверхности.

– Нет смысла бежать от прошлого. Мы не можем отмахиваться от него или притворяться, что его никогда не было, мисс Ичхоук. Все, что мы можем сделать, это извлечь из него уроки. У вас очень интересная история. И я хочу узнать о вас больше. – Он развернулся, чтобы уйти.

– Кажется, вы несправедливы, – огрызнулась я, и тут же пожалела об этом, потому что на меня разом уставилось тридцать пар глаз.

Брови мистера Уилсона взметнулись вверх, он чуть склонил голову на бок и скрестил руки на груди.

– Что вы имеете в виду? – спросил он спокойно. Я ожидала, что он разозлится или влепит мне пощечину. Во всяком случае так поступали мои прошлые преподаватели, когда я не могла сдержать свои нахальные комментарии.

Я только пожала плечами и засунула в рот жвачку, которую и не думала жевать.

– Вы просите нас обнажить свои души, вывернуть их наизнанку, поделиться своими самыми сокровенными тайнами, но сами ничего не рассказываете о себе. Быть может, я не хочу, чтобы вы знали мою историю.

Ученики затаили дыхание. Все замерли в ожидании, гадая, насколько далеко может зайти Блу Ичхоук. Когда стало понятно, что мистер Уилсон не взорвется, напряжение несколько спало.

– Что же, это и впрямь несправедливо, – согласился молодой преподаватель. – Но я учитель, а это значит, что я даю вам знания, а вы принимаете их. Поэтому не всегда возможна обратная связь, так как мы с вами исполняем разные роли. Поэтому, в силу определенных причин, я не считаю нужным тратить время на разговоры о себе.

– А как насчет 20-ти вопросов? – подал голос кто-то с задних рядов.

– Или игры в бутылочку? – добавил другой голос, и несколько человек захихикали.

– Давайте так. Мы возьмем небольшой перерыв, и я расскажу вам о нескольких ключевых моментах своей жизни. Идет? Тогда мисс Ичхоук убедится, что все справедливо. – Он подмигнул мне, и я с трудом удержалась от язвительных комментариев. Учителю не положено быть таким обаятельным и милым. В конце концов это раздражает. Я презрительно изогнула бровь и отвернулась.

– Я родился в Манчестере. У меня есть две сестры. Одна из них живет в Англии вместе с моей матерью. А старшая, Тиффа, на данный момент проживает в Лас-Вегасе. Именно благодаря ей я сейчас здесь. Мне 22 года. Я закончил то, что здесь называют колледжем, в 15 лет, что по меркам старшей школы достаточно рано.

– Ну ничего себе, какой вы умный, – проявила «блистательную» дедукцию девчонка с голосом как у Мерлин Монро. Она пользовалась блестящими ручками и при написании своего имени выделяла каждую букву отдельным цветом, приправляя все это звездочками и сердечками. Про себя я называла ее «Сияшка».

Я громко фыркнула. А мистер Уилсон смерил меня таким взглядом, что я невольно поняла, что пришло время заткнуться.

– Мы переехали в штаты, когда мне было 16 лет, так как здесь я смог поступить в университет несколькими годами раньше. Моя мама англичанка, а отец американец. Он занимал должность врача в Институте рака Хантстмана в Юте. Я окончил университет в девятнадцать. Тогда и произошел первый поворотный момент в моей судьбе. Мой отец скончался. Он хотел, чтобы я стал врачом, как и он. Все мужчины в нашем роду вот уже четыре поколения занимаются медициной. Но я был настолько разбит, что решил пойти другим путем. Я провел два года в Африке в корпусе мира в качестве учителя английского. В этот момент я понял, что мне нравится преподавать.

– А зря, – поспешила вставить свое слово Сияшка. – Доктора зарабатывают много денег. И вы бы выглядели суперкруто в халате врача. – И она смущенно захихикала.

– Благодарю, Крисси, – вздохнул Уилсон, неодобрительно качая головой. Крисси. Так вот, как ее звали? Впрочем, ее имя недалеко ушло от «Сияшки».

– Это первый год моего преподавания в штатах. Ну вот! – Уилсон взглянул на часы. – Уложились в две минуты. Теперь ваша очередь. Вспомните и запишите любой поворотный момент в вашей жизни до конца урока.

Я вперила взгляд в свой измятый листок. Жизнь Уилсона представляла собой аккуратный рядок событий и достижений. Он был умен. С этим фактом не поспоришь. А еще он милый и симпатичный. Из хорошей семьи. Все это… мило. И совсем не похоже на историю моей жизни. Был ли в ней какой-то поворотный момент? Момент, изменивший все? У меня было несколько таких на примете. Но среди них был один особенный, перевернувший мой мир с ног на голову и превративший меня в совершенно другого человека.

Я прожила с Шерил около трех лет, и за все это время от Джимми не было ни слова. Операция по его поиску и спасению была завершена, едва стало ясно, что следов Джимми не найти. Никто не обратил внимания на это обстоятельство. Он был никому неизвестным индейцем. Обычным мужчиной, который, тем не менее, был целом миром для одной маленькой девочки.

Все эти три года я не переставала самостоятельно искать его. Я не остановилась, когда социальные работники отобрали у меня нашего пса Икаса. И тогда, когда неделя проходила за неделей, а от Джимми все еще не было никаких вестей. И тогда, когда Шерил прокуривала меня с ног до головы, а после я отправлялась в школу, вся пропахшая сигаретным дымом, нечёсаная, с грязной головой и полностью одинокая, потому что никто из детей не хотел дружить с такой «странной» девочкой, как я. Никогда я не позволяла себе допустить мысль о том, что Джимми просто-напросто бросил меня. Вместо этого я шла напролом изо дня в день, становясь сильнее и независимее.

Если бы не издевки, я бы, возможно, даже полюбила школу. Ведь мне нравилось находиться среди других детей, а школьные обеды казались настоящим пиром после перекусов в нашем старом трейлере. Мне нравились книги. Учителя хвалили меня и считали умным ребёнком, а я старалась изо всех сил, представляя, как горд будет Джимми, когда я покажу ему книги, которые прочитала, и истории, которые написала. Я записала все истории, которые он когда-то рассказывал мне и которые были так важны для него, а значит, и для меня. И каждый день я не переставала ждать его возвращения.

Однажды вернувшись домой, я наткнулась на работницу социальной службы, поджидающую меня возле двери. Она сообщила мне, что они нашли моего отца. Они обе, Шерил и эта женщина, повернулись ко мне, едва я вошла в дом. Шерил по обыкновению была окружена сигаретным дымом, и я не сразу обратила внимание на напряженное выражение ее лица и распахнутый рот социального работника. А потом мне все рассказали. Какой-то альпинист нашел человеческие останки в одном ущелье. Он тут же обратился в соответствующие органы, и те провели экспертизу. Как выяснялось позже, это были останки Джимми. Он упал с большой высоты. Неизвестно, что послужило причиной смерти: травмы, полученные при падении, или то, что он не смог выбраться из ущелья. В кармане его брюк был найден бумажник, который и помог установить его личность.

Когда работник социальной службы ушла, я отправилась к себе в комнату и легла на кровать. Я обвела помещение взглядом. Я всегда старалась содержать его в чистоте и порядке. Но никогда не чувствовала себя здесь как дома. Это была квартира Шерил, и именно она была хозяйкой этой комнаты. Я собрала вместе детали, которые Джимми не успел доделать из-за своего исчезновения. Они хранились в углу комнаты, собирая пыль. А под кроватью я держала его ящик с инструментами. И это были, пожалуй, все вещи, напоминающие о жизни человека по имени Джимми Ичхоук и о моей прошлой жизни. С наступлением вечера я все так же лежала на кровати, уставившись на желтое пятно на потолке, немного похожее на слониху. Я назвала ее Долорес и даже время от времени вела с ней беседу. Внезапно Долорес начала увеличиваться в размерах, как игрушки, которые разбухают стоит только поместить их в воду. Лишь спустя мгновение я поняла, что дело не в слонихе, а в том, что я плачу.