Текст книги "Черный Ключ (СИ)"

Автор книги: Эми Эвинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Я уже сказала ему, – говорю я. – О, и меня назначили фрейлиной Карнелиан. Она тоже обо мне знает. Она узнала мой голос. – Я слышу резкий вдох с его стороны. – Она ничего не расскажет. Я уже дала ей такую возможность. Даже сказала ей не стесняться и сделать это. Но она ненавидит королевских особ больше, чем меня.

– Что же. Этот день просто полон сюрпризов.

– Неужели это все происходит взаправду?

– Да, дорогая. Взаправду.

– Я должна идти, – говорю я. Я хочу, чтобы эта ночь закончилась. Я хочу спать, раствориться в блаженном забвении.

– Разумеется.

Я протягиваю руку, чтобы аркан упал, но он остается парить в воздухе.

– Вайолет? – говорит Люсьен, и голос у него робкий.

– Да?

– Я очень горжусь тобой.

Аркан падает в мою руку, и я сжимаю кулак его в кулак очень крепко, прежде чем отправиться в холодный, тихий коридор.

Глава 21

ТАК СТРАННО СНОВА ОКАЗАТЬСЯ В ЭТОЙ ГОСТИНОЙ.

Я открываю потайную дверь за масляной картиной человека в зеленом охотничьем пиджаке с собакой, и нахожу Рая, стоящего у окна и ждущего меня. В комнате темно, а единственный свет исходит от луны снаружи.

– Я не знал, придешь ли ты – говорит он, когда я закрываю картину. – После того, что случилось сегодня.

– Я же сказала, что приду, – говорю я. – Да и времени осталось совсем немного.

– Да, – соглашается он. – Немного.

На мгновение наступает неловкая тишина.

Я боюсь спрашивать про Эша, хотя он и знает, зачем я здесь. Рай переходит к дивану. Я сажусь в кресло у окна.

– Эш смог связаться с одним из наших друзей, который на тот момент не работал – парень по имени Трэк. Нашел его на Ряду. Ты же видела Ряд, верно?

Я киваю, вспоминая неопрятную улочку в Банке с дешевыми тавернами и борделями.

– Трэк уже какое-то время находится в довольно плохой форме. Он слишком много пьет и режет себя. Скорее всего, его скоро пометят.

Эш объяснял мне маркировку – если компаньон перестает быть идеальным во всех отношениях, ему делают татуировку в виде черного X на правой щеке и выгоняют из компаньонского дома, оставляя ему только одежду. Все его доходы возвращаются госпоже.

– Итак, – продолжает Рай, – Эш рассказал ему все о тебе, об Обществе, о восстании, и как все может измениться… как уже все меняется. Он предложил Трэку шанс на новую жизнь, обрисовал картину того, что было возможно. Он дал ему…

– Надежду, – говорю я тихо, мое горло будто опухает. – Он дал Трэку надежду.

Почему мне было так трудно увидеть это тогда, у Белой розы, когда я отмахнулась от его желания помочь компаньонам, потому что это было слишком опасно?

– Ага, и дальше все распространилось, словно лесной пожар. Есть масса компаньонов, ненавидящих свою жизнь; я уверен, что он тебе про это сказал. И я включаю себя в эту категорию. – Рай тянет себя за кудри. – Я убивал себя синевой. Теперь, даже если я умру, это должно что-нибудь значить. Я не стану очередным безымянным компаньоном, умершим от передоза.

Я рада слышать, что он больше не употребляет.

– Потом Трэка определили в Дом Света, и я виделся с ним на одной из тысячи вечеринок, что я посетил с Карнелиан. – Рай улыбается, в темноте видны его белоснежные зубы. – Эш сказал ему найти меня. Он передал ему, что я должен связаться с фрейлиной Корал. Я сначала этого не понял, пока не подслушал, как ты разговариваешь с Зарой. Не то, чтобы это был твой голос, скорее манера речи. – Он перебрасывает руку через спинку дивана. – Полагаю, ты произвела на меня впечатление тогда у Мадам Кюрьо.

– Я польщена.

– Мы связываемся и с другими компаньонами в Жемчужине. Эш теперь знаменитость.

– Знаю, – говорю я, улыбаясь сама на этот раз.

– То есть все решится на Аукционе, верно?

– Да. Тебе нужно пообщаться с Гарнетом. Он сможет дать тебе несколько советов о том, что делать.

– Гарнет? – скептически спрашивает Рай. – Тот-самый-Гарнет-из-дворца-Озера?

Я киваю.

Он присвистывает. – Все куда серьезнее, чем я думал.

– Удивлена, что Эш тебе не рассказал.

– А я нет. Он же не говорил со мной напрямую, помнишь?

– Верно. – Я выглядываю в окно. От поверхности озера перед дворцом отражается лунный свет. – В этой комнате он рассказал мне, что он делал, что такое на самом деле быть компаньоном. Здесь мы влюбились.

Это высказывание слишком личное, поэтому я тут же жалею о том, что сказала это вслух.

– Прости, – говорю я, краснея. – Тебе не нужно было этого слышать.

Наступает пауза. Я гляжу на Рая и вижу, что его поза изменилась. Он наклоняется вперед, уставившись на свои руки. – Ага, – произносит он тихо. – Не нужно.

Я не уверена, что сказать.

– Мы нелюбимы, – продолжает он через мгновение, – и не способные на любовь. Так они научили нас думать. Мы предметы сексуальной и денежной ценности. Кто может полюбить такую мерзость, как компаньон? Нас сделали красивыми, но внутри мы гнилые. Не думаю, что ты понимаешь, как важна ему. Не думаю, что ты понимаешь ценность вашей любви. Потому что… давай я тебе скажу. – Он смотрит мне прямо в глаза. – Она бесценна.

Я почти произношу «я знаю», когда осознаю, что нет. Будучи суррогатом, я никогда не чувствовала себя нелюбимой. Я ощущала себя дешевкой, использованной и злой. Но у меня были Рейвен и Лили, у меня были моя мать с Хэзел и Охрой. У Эша была Синдер, и на этом все. И даже Синдер не было достаточно для того, чтобы он перестал себя ненавидеть.

Я вспоминаю его слова в ночь, когда мы поссорились, прежде чем я вернулась в Жемчужину.

И что у меня есть, Вайолет? Ты. Только ты.

Я подумала тогда, что это было преувеличение. Никогда не думала, что для Эша будет трудно не просто любить, но и быть любимым.

– И теперь он передал эту надежду нам, – продолжает Рай. – Что мы действительно сможем жить по нашему выбору, с тем, кто желает быть с нами, а не с тем, кто платит за возможность наслаждаться нашим телом. Компаньоны умны. Мы хорошо обучены и очень дисциплинированы. Дай нам цель, фокус, причину, которая нас объединяет… что же. – Очередной блеск зубов в темноте. – Мы сила, с которой нужно считаться.

– Да, – говорю я. – Верно.

– Какая роль у тебя во всем этом?

– Я собираюсь разрушить стену, которая разделяет Банк и Жемчужину. Я собираюсь впустить людей в этот округ раз и навсегда. – Слова выходят легко и с уверенностью, которой я от себя раньше не слышала.

У Рая отвисает челюсть. – Сама?

– Нет, – говорю я. – Мне помогут.

– Кто…

Я поднимаю руку. – Объясню в следующий раз. – Сегодня я не нахожу в себе сил рассказывать ему о суррогатах и Паладинах.

– Конечно. Уже поздно. Ты должно быть устала. – Рай встает вместе со мной, будучи неизменным джентльменом. Я подхожу и обнимаю его. Сначала он колеблется, потом обнимает в ответ.

– Ты заслуживаешь быть любимым, – говорю я. – Ты ведь знаешь это.

Он ничего не говорит, просто сжимает меня один раз, и я отпускаю его.

К тому времени, как я возвращаюсь в свои покои, у меня едва хватает сил снять платье через голову, прежде чем я падаю на кровать и засыпаю без сновидений.

Когда я просыпаюсь на следующее утро, у меня ноет в плече от неудобной позы во сне.

Я издаю стон и перекатываюсь на спину; сквозь открытые окна проникает солнечный свет.

Я вздыхаю и сажусь. Часы на стене показывают, что уже девять сорок пять.

– Черт! – вскрикиваю я, надевая запасное платье фрейлины и закручивая волосы в пучок. Сегодня приедет Курфюрст. Мне нужно, чтобы Карнелиан была одета и готова через час.

Я пропускаю кухню, думая, что смогу принести ей что-нибудь после того, как она оденется, и ныряю под гобелен герцогини возле столовой. Я пробираюсь наверх по лестнице, замедляя свой темп, когда вхожу в главные залы, и стучу три раза в ее дверь.

– Ты опоздала, – с укором говорит она, и я принимаю это как разрешение войти. Она сидит на кровати с подносом недоеденных вафель. – Мэри принесла мне завтрак. Мой колокольчик не связан с твоей комнатой. – Она ухмыляется. – Кстати, Мэри тебя ненавидит.

Я ощетинилась. – Тебя она тоже ненавидит.

Карнелиан вспыхивает и пожимает плечами. – Меня все ненавидят.

У меня сейчас нет времени на то, чтобы жалеть ее или ссориться с ней. – Давай, – говорю я. – Вставай. Ты можешь приказывать мне сегодня что угодно. Это должно за что-то считаться.

По ее лицу расползается широкая улыбка. Я должна помочь ей встать с кровати, потому что грудь у нее забинтована. Доктор дал ей обезболивающее, чтобы ребра и плечо не болели, но бинт заставляет повозиться с платьем дольше, чем обычно.

Каким-то образом нам удалось добраться до фойе к 10:42. Рай встречает нас наверху главной лестницы, весь в черном. Он даже не смотрит на меня, улыбается Карнелиан и протягивает руку.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он, когда они спускаются по лестнице. Карнелиан тяжело наваливается на него.

– Я в порядке, – говорит она. – Все, что доктор дал мне, работает. Хотя я не хочу идти на вечеринки сегодня вечером.

– Насколько я знаю, наш график вполне ясен. Мы можем делать все, что пожелаешь.

Мы достигаем подножия лестницы, и я проскальзываю в линию рядом с Корой. Рай и Карнелиан встают с Гарнетом и Герцогиней, которые уже ждут у главного входа. Весело поблескивающий фонтан окружен слугами и служанками, одетыми в черное. Даже Зара присутствует, выглядя странно без своего фартука. Красные мундиры Ратников и наши с Корой белые платья – единственные проблески цвета.

Проходят минуты. Ровно в одиннадцать подъезжает роскошный автомобиль. Над фарами на ветру развиваются флажки, украшенные королевским гербом, как и двери машины.

Из машины появляется Курфюрст и поднимается по ступеням дворца с двумя членами личной охраны. Весь зал кланяется, когда он входит.

– Перл, – говорит он внушительным тоном. – Я глубоко сожалею о вашей потере. Как вы и сказали в своем письме, для дома Озера – это по-настоящему печальное время.

– Спасибо, Ваше Величество, – отвечает Герцогиня. – Я польщена тем, что вы удостоили меня визитом.

Курфюрст улыбается. Удивительно, но это приятная улыбка. У него коротко стриженная борода с проблесками седины, но под ней можно увидеть волевой подбородок.

– Вы пожелали встретиться со мной, – говорит он.

– Да, – отвечает Герцогиня. – Если вы сопроводите меня в мой личный кабинет, мы можем поговорить там. Кора принесет нам напитки.

– В этом нет необходимости, – говорит Курфюрст, останавливая Кору.

– Как пожелаете. – Герцогиня снова делает реверанс. Никогда не видела ее такой почтительной. – Пожалуйста, следуйте за мной.

Они начинают подниматься по лестнице. Охрана Курфюрста следует за ним как тень, но он отмахивается. – Вы подождете меня здесь.

Они достигают второго этажа и исчезают.

Все фойе будто бы выдохнуло. Ратники выходят из своих рядов, Первый и Второй переходят к главной лестнице, Четвертый и Пятый идут приветствовать охранников Курфюрста. Зара хлопает в ладоши, и все ее кухарки следуют за ней на кухню. Гарнет поворачивается к Раю и Карнелиан.

– Я в библиотеку. Нам нужно будет вернуться сюда перед тем, как он уедет.

– Я пойду с тобой, – говорит Карнелиан. – Мне нужна новая книга. – Она оглядывается на меня с самодовольной улыбкой. – Пойдем, Имоджен.

Я склоняю голову и стараюсь выглядеть послушной.

– Ты грустишь? – спрашивает Гарнета Карнелиан, пока мы идем по коридорам. – Из-за Корал?

– Конечно.

– Но ты ее не любил.

– Это не значит, что я хотел ее смерти. – Мы проходим мимо столовой и сворачиваем направо. – Я рад, что ты в порядке, – добавляет Гарнет.

– Спасибо.

Вся наша четверка такая странная. Я знаю обо всех. Гарнет знает про Рая, но не про Карнелиан, и наоборот. Карнелиан знает про меня, но не про Гарнета и Рая.

Интересно, это то, как Люсьен себя ощущает все время?

– Как ты думаешь, о чем они говорят? – спрашивает Карнелиан.

Гарнет пожимает плечами. – Ни малейшего понятия. Мать, вероятно, пытается найти, как использовать смерть Корал… – он спотыкается на полуслове, – в ту или иную пользу.

Когда мы доходим до библиотеки, Гарнет растягивается на одном из кожаных диванов и закрывает рукой глаза. Карнелиан с Раем просматривают одну из полок.

– Имоджен, здесь жарко, и я забыла свой веер, – жалуется она. – Пойди принеси мне его из моей комнаты.

Я точно знаю, что она наслаждается своей властью.

– Да, мисс, – говорю я, делая натянутый реверанс.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, проходя мимо стола с гербами, а затем мимо семейного портрета Гарнета с отцом и матерью, когда мне в голову приходит идея.

Герцогиня сказала, что идет в свой кабинет. Когда я впервые искала Хэзел, я обнаружила потайную лестницу, которая привела меня в кабинет с фотографией семьи герцогини. Это было место, которое казалось очень личным. Что, если они с Курфюрстом сейчас там?

Притворившись, что выхожу из библиотеки, я резко сворачиваю налево и проскальзываю за полки. Тихая, словно призрак, я добираюсь до «Размышлениях Кадмиума Блейка о Перекрестном Опылении», и пробираюсь в тоннель. Я нахожу лестницу и быстро по ней взбираюсь. Приглушенные голоса говорят мне, что мои подозрения были верны.

Я добираюсь до двери в кабинет и шокировано застываю от внезапного смеха.

– Ох, Оникс, – говорит герцогиня. Тишина, а затем безошибочные звуки поцелуев.

Герцогиня. Целуется. С Курфюрстом. Я знала, что они были обручены, но …

– Я устала от этого фарса, – говорит она.

– Я знаю, – отвечает Курфюрст. – Как и я.

– Ты принес?

Шуршание, а затем звук чего-то гремящего на столешнице. – Из личной библиотеки, – говорит он.

– И никто не видел?

– Ни душа. Даже Люсьен. Я думаю, он верит, что она стоит за стрельбой. По крайней мере, он не подозревает ни тебя, ни меня.

– Это отличные новости.

Я пытаюсь понять, о чем она говорит. Герцогиня и Курфюрст были теми, кто спланировал нападение на Хэзел. Но зачем?

– Это действительно прекрасное произведение, – вздыхает герцогиня.

– Я подарил его ей на самую Длинную Ночь два года назад. На публике. – Наступила пауза. – Я не думаю, что она оценила это.

– Она слишком заурядна, чтобы понять это.

Курфюрст смеется. – У нее нет твоей любви к истории. Или твоей страсти к изящному оружию.

Оружие? Мое сердце опускается вниз. Что здесь происходит?

– Он принадлежал твоему прадеду, да? – спрашивает герцогиня.

– Какая у тебя прекрасная память. – Я словно слышу улыбку в голосе Курфюрста.

– Я помню о нас все, – говорит она. Никогда не слышала, чтобы она казалась такой уязвимой. – Каждую секунду. Я впервые увидела его, когда мне было тринадцать, и мы распотрошили тот старый сундук, который твой отец хранил в одном из своих кабинетов.

– Из-за этого у нас были большие неприятности.

Смех герцогини нежен и полон воспоминаний. – Правда, помнишь? Отец неделю держал меня взаперти в комнате.

– И я прибыл через два дня на той же неделе и потребовал, чтобы он отпустил тебя.

– Да, я уверена, что ты был очень грозным

– Я удивлен, что он не надавал мне по ушам.

– Как и я.

Теперь очередь Курфюрста смеяться. – Уверен, что он хотел. Но не думаю, что мой отец простил бы, если бы кто-либо из его подданных так обращался с его сыном.

– Как вы думаешь, что наши отцы сделали бы с нами сейчас? – спрашивает герцогиня.

Наступила долгая пауза. – Честно говоря, я не думаю, что меня это волнует. После того, что они сделали… после… это были наши жизни, Перл, наши жизни, и они…

– Я знаю, – тихо говорит она.

Я слышу, как выскакивает пробка и в стаканы наливается жидкость. – Я беспокоюсь, Оникс. Что, если мы потерпим неудачу? Что, если люди не поверят, что это была она? Нам нужна поддержка королевских особ, чтобы они полюбили эту помолвку. Нам нужно, чтобы они были так привязаны к объединению наших домов, чтобы они возмутились, если суррогат будет убит.

Она пытается меня убить. Слова Хэзел возвращаются ко мне с полной силой. Кто-то во дворце пытается ее убить. Я просто ошиблась.

– Да, я немного думал об этом, – говорит Курфюрст. – Ваш дом в последнее время получил столько сочувствия. Что, если мы воспользуемся всем этим расположением?

– Каким образом?

– Аукцион станет еще и помолвкой для Ларимара. Грандиозное торжество, не то, что было у Гарнета. Мы сделаем его событием века. И пригласим всю королевскую семью.

– Конечно, – говорит герцогиня. – Королевская семья будет в восторге, особенно незамужние, которые не смогли бы прийти иначе. Вечеринка в квадрате.

– Мы выступим единым фронтом. Никто не будет сомневаться в законности этой помолвки. Затем, когда суррогат будет убит кинжалом Курфюрстины, этот круг обернется против нее, как стая диких волков.

– О, мой дорогой, – говорит герцогиня. Она шепчет что-то слишком тихо, чтобы я могла бы услышать.

– Я мог бы быть лучше, – говорит Курфюрст с надрывом в голосе. – Я должен был. И ты была бы рядом.

– Мы не можем изменить прошлое.

– Я никогда не должен был позволить…

– Тссс. – Еще несколько приглушенных движений. – Скоро. После того, как Курфюрстину повесят за измену. Все это утихнет примерно через год.

– Это такой долгий срок.

– Мы ждали двадцать восемь лет, – говорит герцогиня. – Я думаю, мы можем подождать еще пару.

Я не понимаю. Если они так любят друг друга, почему их помолвка была расторгнута?

Наступает тишина, и он шепотом спрашивает у нее что-то слишком тихо, чтобы я могла разобрать.

– Я не знаю, – отвечает она, и похоже, что ей больно. – Я никогда не знала. Было слишком рано говорить.

Слишком рано, чтобы сказать что? Мне хочется кричать.

– Мне очень жаль, – говорит он.

– Я знаю, любовь моя, – бормочет она. – Я знаю, что это так.

Прощальный поцелуй, а потом Курфюрст говорит: – Мне пора возвращаться. Объявление должно быть сделано.

– Да, разумеется. – Она хихикает. – Оно заставит всех в этом округе взволноваться.

Слышатся шаги, а потом дверь закрывается.

Я скольжу вниз по стене и сажусь на край лестницы; сердце в груди колотится.

Все это было одной сложной схемой, чтобы объединить Курфюрста и герцогиню. Ценой жизни моей сестры.

Глава 22

Объявление о том, что Аукцион станет еще и празднованием помолвки, повергло округ в ликующий хаос, как и предсказывали герцогиня и Курфюрст.

Приглашения на коктейльные вечеринки, обеды и дегустации вин приходят тоннами. Все хотят внимания герцогини. Потеря Корал и Герцога в сочетании с железным обещанием союза между Королевским дворцом и домом Озера делают герцогиню самой желанной женщиной Жемчужины. И так как до Аукциона остался всего один день, Дворец гудит от волнения.

Я не разговаривала с Люсьеном со времени визита Курфюрста. Но сегодня в Королевском дворце состоится ежегодный ужин перед Аукционом для домов основателей, и, к счастью, Карнелиан была приглашена. Что означает, что я увижу его в последний раз до того, как город изменится в лучшую либо худшую сторону.

Это также означает, что Карнелиан будет присутствовать на Аукционе, и это огромное облегчение, так как смерть Корал не оставила бы мне причины присутствовать там самой.

В нижних кругах кипит недовольство. Пожары, грабежи, взрывы… на Ферме сейчас тоже беспорядки. Рабочие на заводах в Смоге бастуют. Я больше не разговаривала с Раем наедине. Но мне удается побыть наедине с Гарнетом, прежде чем я начинаю готовить Карнелиан к большому ужину. Он сказал, что Рай связался с ним. Он очень рад иметь компаньонов на их стороне.

– Они действительно хорошие стратеги, – говорит он, поправляя галстук-бабочку. – И они уже умеют сражаться. Когда вы, Паладины, начнете сеять хаос, мы будем готовы. Будто королевская семья сама подготовила нам идеальное оружие!

Я быстро пересказала Гарнету разговор между его матерью и Курфюрстом, который подслушала.

Он присвистывает. – Ну, я не могу сказать, что крайне удивлен. Она была влюблена в него годами. Ты же не знаешь о том, что разорвало помолвку?

– Нет, но дело не в этом, – говорю я. – Цель – Хэзел.

– Да, на аукционе. У мамы не будет шанса. Все будут слишком заняты борьбой с Обществом.

Надеюсь, что он окажется прав.

В предвкушении завтрашнего Аукциона королевский дворец светится, как одна большая свеча.

Чудесным образом мне удается увидеть Хэзел впервые с тех пор, как она сбежала. Герцогиня вела ее к автомобилю на поводке и в вуали, но этого было достаточно, чтобы мое сердце воспрянуло. У меня есть время. Она жива, и я буду следить за тем, чтобы никто снова не угрожал ее жизни.

Мы прибываем в одно время с графиней Розы. У нее высокая укладка с настоящими розами в волосах. Граф тяжело опирается на трость и поднимается по лестнице рядом с нею. Ее фрейлина – пожилая женщина с пучком волос серого цвета, как у графини.

– О тебе говорит весь округ, Перл, – с восхищением говорит Графиня. Я внимательно слушаю, но не спускаю глаз с сестры. Она поглядывает на меня, и я слегка качаю головой. Она едва заметно кивает мне и смотрит вперед. – То, чего ты всегда хотела.

– Здесь вы ошибаетесь, моя дорогая Аметрин, – отвечает герцогиня, пристально глядя на парадные двери дворца. – Есть только одна вещь, которую я действительно хотела. И это не победа в конкурсе Жемчужины на популярность.

Как только мы входим внутрь, лакеи забирают плащи и шляпы и ведут королевских особ в столовую. Я провожаю глазами удаляющуюся фигуру Хэзел столько, сколько могу. Как только они собираются повернуть за угол, она оглядывается на меня еще раз. Затем исчезает.

– Пойдем, Имоджен, – говорит Кора. Я разворачиваюсь и мельком замечаю графиню Камня, взбирающуюся вверх по лестнице вместе с низеньким, хрупким мужчиной. Граф, как я полагаю. Интересно, будет ли Эмиль здесь сегодня вечером.

Я следую за Корой и пожилой фрейлиной (обе из которых явно понимают, куда идут) в комнату с красочными диванами в оттенках персика, бирюзы, изумруда и сирени. Несколько столов заполнены всевозможными продуктами и стеклянными кувшинами с водой. Здесь уже ждет одна фрейлина – он, должно быть, служит герцогине Весов. Он единственный из дома Основателя, кого я еще не видела.

– Оливьер, – говорит Кора, подходя поприветствовать его. – Как приятно тебя видеть. Вы с Имоджен знакомы?

Оливьер пухлый и веселый, с морковно-оранжевым пучком волос.

– Тебя наняли для Корал, да? – говорит он, пожимая мне руку. Его рука неестественно мягкая.

– Да, – говорю я. – Но теперь я служу Карнелиан.

– Какая жалость, – говорит он со вздохом, затем снова обращает внимание на Кору. – В последние несколько недель ваш дом сильно пострадал. Блестящая идея Курфюста – превратить Аукцион в помолвку. Как раз то, что нужно этому округу, чтобы поднять настроение.

– Я удивлена, что герцогиня вообще привела сюда своего суррогата, – говорит седовласая фрейлина, подходя к нам с тарелкой сыра и фруктов. – Ее не волнует Курфюрстина?

– Перестань, Элоиза, – говорит Оливьер. – Курфюрстина никогда бы не попыталась навредить суррогату в собственном доме.

– Я бы не стал сбрасывать ее со счетов, – говорит с порога тонкий сухой голос.

Я узнаю его, хотя никогда не видела раньше. Рейвен рассказала мне все о Фредерике – его голос, кровавые десны, блестящие глаза, лицо с орлиным носом. Он заплывает в комнату, срывая виноград с грозди в серебряной чаше.

– Элоиза. Оливьер. – Он приветствует их кивком головы.

– Рада видеть тебя на ногах, – сухо говорит Кора. – Нам не хватало тебя у Гарнета на вечеринке.

– Мне жаль, что меня там не было, – говорит Фредерик без намека на искренность. – Хотя я предпочитаю, чтобы мои вечеринки обходились без насилия.

– Да что ты, – парирует Кора. – У меня сложилось впечатление, что все совсем наоборот.

Элоизе и Оливьеру становится неуютно, судя по их виду. Но только Фредерик улыбнулся ей, и я вижу их – кровавые десны, о которых говорила мне Рейвен. Отвратительная улыбка с явным пожеланием зла адресату. Фредерик сует в рот виноград и медленно жует.

– Планирует ли графиня покупать еще одного суррогата в этом году? – спрашивает Оливьер в вопиющей попытке разрядить обстановку.

– Конечно, – говорит Фредерик. – Очень жаль последнего. Оно было поистине… уникальным.

Рейвен сказала мне, что они называли ее «оно». Знать – это одно, но слышать, как он говорит это вслух… Я сжимаю руки в кулаки, внутри меня бушует желание соединиться с Воздухом и отбросить его через всю комнату.

– О, хорошо, вы все здесь.

Я поворачиваюсь и вижу Люсьена. – Добро пожаловать, друзья мои. Очередной год, очередной Аукцион. Хотя этот год складывается несколько иначе, чем предыдущие.

Этот год складывается иначе по многим причинам, думаю я, и его взгляд всего на долю секунды падает на меня, но этого времени хватает понять, что мы думаем об одном и том же.

– Действительно, – соглашается Оливьер, перекатываясь с пятки на носок. – Вечеринка по случаю помолвки и аукцион? Присутствует вся Жемчужина?

– Несомненно, герцогиня будет поражена вниманием, – говорит Фредерик.

– А графиня у нас известна своей скромностью? – парирует Кора.

– Мы должны быть в отличной форме, – говорит Люсьен, игнорируя их «обмен любезностями». – И не спускайте глаз с хозяек. Мы должны быть настороже со всем этим насилием и бедствиями в низших округах.

Если бы я не знала лучше, я бы подумала, что он искренне заботится о благополучии королевских женщин. Он щелкает пальцем в мою сторону.

– Ты, – говорит он. – Карнелиан требует тебя. Идем со мной.

Мое сердце подскакивает к горлу, я следую за ним к двери. Я ожидаю, что он уведет меня далеко от комнаты с другими фрейлинами, или, может быть, обратно в свою тайную мастерскую, но вместо этого он ведет меня в комнату по соседству.

– Ты знаешь, как добраться в эту комнату от входной двери? – спрашивает он.

– Да, – говорю я удивленно. – Просто по проходу и налево, правильно?

– Правильно. – Комната – небольшая прихожая, в ней нет ничего, кроме круглого голубого коврика и картины белой пушистой собаки, сидящей на плюшевом табурете. Люсьен отодвигает картину, чтобы открыть дыру в стене, достаточно большую, чтобы я могла пролезть. Я вижу каменную лестницу на противоположной стороне.

– Это проход в мою комнату, – говорит он. – Я оставил пометки, чтобы ты не заблудилась. Хотел удостовериться, что ты сможешь ее найти. Если… если понадобится.

Моя грудь сжимается. Люсьен ставит картину на место, чтобы все выглядело, как было.

– Вот и все, – говорю я.

– Вот и все, – вторит он в ответ. Он кладет руки мне на плечи. – Что бы ни случилось завтра, что бы ни принес нам этот день… по крайней мере, мы пытались. Мы пытались совершить нечто смелое и храброе.

– Мы пытались изменить мир, – говорю я.

Он мягко улыбается. – Или, по крайней мере, наш маленький уголок.

Я улыбаюсь в ответ. Он так много значил для меня, и я не знаю, как выразить свою благодарность за все, что он сделал. Кажется, он знает о моих чувствах и заключает меня в объятья. От него пахнет фрезией.

Когда мы выходим в коридор, к нам подбегает лакей. – Люсьен, скорее. Арабелла сожгла пироги с олениной, а Роберт и Дункан снова вцепились друг другу в глотки. Кухня – это кошмар.

Люсьен берется за переносицу. – Именно сегодня, – бормочет он, и двое убегают по коридору, исчезая за гобеленом.

Оставленная в одиночестве, я разворачиваюсь, чтобы вернуться в комнату с едой и фрейлинами, когда мне в глаза бросается танцующий блик света.

Напротив – слегка приоткрытая дверь с золотой ручкой. Любопытство берет надо мной верх, и я распахиваю ее, проскальзывая внутрь.

Комната больше, чем я ожидала. И полная… меня.

На каждой стене висят зеркала, отражающие мое испуганное лицо. Только это не совсем мое лицо. Это лицо блондинки с высоким лбом и широкими зелеными глазами. Это лицо незнакомки.

Я делаю круг по комнате, и мое лицо незнакомки появляется сначала в овальном зеркале, инкрустированном перламутром, затем в зеркале квадратной формы с золотыми розами, закрепленными на четырех его углах и в длинном зеркале с жемчугом по краям.

Одно из зеркал заставляет меня остановиться, сердце мое трепещет. Это простое квадратное зеркало с серебряной рамой, но в центре его виднеется бледное дерево, которое выглядит точно так же, как лимонное дерево, растущее на заднем дворе моего дома в Болоте. То самое, которое не дало ни одного лимона, пока я не использовала на нем Заклинание Роста во время визита к своей семье в день Расплаты. Я вырастила лимон для Хэзел, чтобы он напоминал обо мне.

А сейчас она на поводке, сидит в роскошной столовой, рядом с женщиной, которая планирует завтра ее убить.

Я отступаю от золотого дерева на шаг. Потом еще на один, и еще, и еще, пока я не оказываюсь в центре комнаты. На меня смотрит сотня пар глаз моего отражения.

Эта светловолосая девушка в одежде фрейлины – не я. Меня зовут Вайолет Ластинг. Я одна из паладинов и, если захочу, могу уничтожить эту комнату.

И я действительно этого хочу. Отчаянно.

Я без особых усилий воссоединяюсь со стихией, собирая вокруг себя весь воздух в комнате, призывая сделать так, как я командую. Я чувствую, как он обволакивает меня, беспокойный, ожидающий и нетерпеливый.

Разбей, думаю я, и настолько остро и сильно сосредотачиваюсь, будто совершаю Заклинание. Но стихия сильнее любого Заклинания. Я отталкиваю воздух от себя, и он идеально попадает в центр каждого зеркала. Мне кажется, что я лечу в сотне разных направлений, как будто протягиваю руку, чтобы запечатлеть узор на каждом зеркале в этой комнате.

Кроме одного.

Я отпускаю связь с элементом поз звон стекла, осыпающегося на пол. Зеркало с лимонным деревом висит как и было, идеально гладкое.

В центре остальных зеркал стекло треснуло в очень известной и особенной форме.

Костяной ключ.

Я с благоговением оглядываю комнату. Меня окружают зеркальные ключи, разбивающие мое лицо на нелепые части. Я никогда так собой не гордилась и не была так уверена в своей силе.

Я отметила эту комнату для Общества. И завтра королевская власть почувствует тяжесть нашего гнева.

Глава 23

УТРО В ДЕНЬ АУКЦИОНА МОРОЗНОЕ И ЯСНОЕ.

Небо идеально голубое, а сад выглядит еще зеленее, чем обычно. У меня пальцы дрожат, когда я зашнуровываю заднюю часть платья Карнелиан, стараясь не причинить ей боль в плече и ребрах. Вынуждена напомнить себе, что нужно дышать.

– С тобой все в порядке? – спрашивает она, когда я неумело перешнуровываю платье в третий раз.

– Я в порядке, – говорю я. – Просто… мне не нравится аукцион.

– Ну да. – Карнелиан корчит гримасу. Я заканчиваю одевать ее в тишине.

За дверью ожидает Рай. Он с натянутой улыбкой берет ее за руку.

– Что случилось? – спрашивает она.

– На кухне перешептывались, когда я туда зашел, – говорит он, и его глаза на мгновение вспыхивают. У меня волосы на затылке встают дыбом. – Что-то случилось, но я не понимаю, что. Все замолчали, когда увидели меня.

– Что-то случилось с моей тетей? – спрашивает Карнелиан.

Что-то случилось с моей сестрой? Мне хочется это спросить.

Рай пожимает плечами. – Я не уверен. – Затем вся его манера меняется, как будто включается свет. – Ты рада посетить свой первый аукцион?