Текст книги "Возьми номерок (ЛП)"

Автор книги: Эми Доуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Я прерывисто вздыхаю и заставляю себя говорить спокойно, потому что это, вероятно, последний шанс, который у меня будет с ним.

– Может, ты примешь дозу своего собственного лекарства и будешь наслаждаться моментом со мной сегодня вечером. И немного повеселишься. – Я тыкаю его в грудь, и он потирает это место, как будто я использовала нож. – Раньше это ты подталкивал меня к веселью, помнишь?

Его брови приподнимаются, а уголки рта подергиваются от веселья.

– О, я помню.

Я подхожу чуть ближе и запрокидываю голову, чтобы посмотреть на него.

– Нам, наверное, стоит фальшиво поцеловаться, потому что сейчас все смотрят, как мы фальшиво ссоримся.

Дин не поворачивается, чтобы подтвердить этот факт, и это хорошо, потому что это полная ложь. Вместо этого все веселье пропадает с его лица, и парень хмурит брови, когда обхватывает ладонями мои щеки и прижимается губами к моим.

Я думала, что это будет игривый поцелуй. Что-то легкое и глупое… подходящее для шоу. Но это что угодно, только не шоу.

Поцелуй яростный и собственнический, с такой сильной потребностью, что слезы наворачиваются на глаза. Когда Дин, наконец, отпускает меня, мы оба задыхаемся, и его голос звучит хрипло, когда он говорит:

– Я скучал по тебе на этой неделе.

Я приподнимаю брови, так как этот комментарий вызывает трепет в животе. Прикусываю губу и пытаюсь выглядеть непринужденно.

– Ты скучал по мне фальшиво или по-настоящему?

– По-настоящему, – выдыхает он, и это признание с болью отражается на его лице.

– Тогда ладно, – хриплю я, мое сердце колотится от надежды, которую я едва ли позволяла себе иметь раньше.

– Тогда ладно.

Я отстраняюсь, чтобы подышать свежим воздухом, и смотрю в его темные глаза. Я хочу признаться ему во всем прямо здесь, прямо сейчас. Видит ли он, как сильно я хочу быть с ним? Как сильно хочу, чтобы между нами было нечто больше? Я выкидываю эти мысли из головы, потому что сейчас мне не нужно планировать. Мне нужно наслаждаться настоящим моментом.

С улыбкой на губах, я беру его за руку и тяну обратно к шатру.

– Пойдем, повеселимся.

Кейт и Майлс знают, как устроить классную вечеринку. Мы пьем, едим, смеемся. Между тем, как коллеги-механики Майлса устраивают соревнования по выпивке пива у ручья и тем, как несколько друзей-авторов непристойных романов Кейт поют караоке, мне удается провести лучшее время на свадьбе, которое у меня когда-либо было.

И я забыла, как сильно мне нравится танцевать с Дином. Мы вдвоем танцуем так, будто никто не смотрит, хотя на самом деле смотрят все. По крайней мере, дюжина пьяных людей, которая, спотыкаясь, подходит к нам и невнятно говорит:

– Вы двое следующие.

И вместо того, чтобы разозлиться, мы просто смеемся, потому что это приятно. На первый взгляд, может показаться, что мы притворяемся, но в глубине души мы самые настоящие. Чем веселее мне с Дином, тем больше я сомневаюсь, что мы с ним действительно притворялись последние несколько недель. Такую химию нельзя подделать, верно?

Дин даже ведет мою машину к себе домой, как будто мы настоящая пара. А когда паркуется, он открывает мою дверь, берет за руку и тянет в свой дом.

Как только мы оказываемся внутри, его губы оказываются на моих, пробуя, дразня и возбуждая меня до безумия. Моя сумочка звонко падает на пол, и звук, с которым он расстегивает молнию на моем платье, целуя мои плечи, становится лучшей мелодией в моей жизни.

Я выскальзываю из платья и наклоняюсь, чтобы снова поцеловать его, но он останавливает меня, держа за плечи и благоговейно разглядывая мой комплект черного кружевного белья. Он медленно сглатывает, прежде чем поднять меня, крепко обхватывая моими ногами свою талию, и несет наверх, в свою кровать.

Мое нижнее белье и его одежда оказываются на полу спальни. Когда мы оба полностью обнажены, Дин укладывает меня в свою постель, которая пахнет им, и целует меня везде. Он шепчет мое имя, снова и снова, как будто пытается запомнить этот момент.

И я тоже.

Это была отличная ночь после нашей небольшой размолвки, что многое говорит о нас как о паре. Мы смогли услышать друг друга, высказать свои опасения и забыть об этом.

– Я принимаю таблетки, – говорю я, приподнимаясь, чтобы остановить его руку, пока он стоит на коленях между моих ног и готовится открыть презерватив.

Он делает паузу и серьезно смотрит на меня.

– Хорошо?

Я нервно пожимаю плечами.

– Мы можем… обойтись без… если ты хочешь. Я доверяю тебе. Ты доверяешь мне?

Он делает глубокий вдох и прикусывает губу, кивая один раз, как будто ему больно это признавать.

– Тогда ладно… без презерватива, – подтверждаю я и протягиваю руку, чтобы взять резинку из его рук и бросить на пол.

Дин медленно нависает надо мной, его кончик скользит по моей влажной щели, и он издает нуждающийся стон и располагается у моего входа.

– Ты уверена?

Я беру его лицо в ладони, снимаю с него очки и кладу их на тумбочку, чтобы лучше видеть его глаза.

– Я уверена.

Он смотрит прямо в мои глаза, медленно проникая в меня. Так медленно, так нежно, так сладко. Отсутствие барьера – это то, к чему нам обоим нужно привыкнуть… это другое ощущение.

– Дин, – выдыхаю я, извиваясь под ним, требуя большего.

– Нора, – говорит он, отстраняясь и снова медленно проникая внутрь. – В тебе так хорошо.

– О, боже, – шепчу я, обвивая его тело руками, а пальцами впиваясь в спину. Он так хорошо подходит мне. Мы идеально подходим друг другу. Во всех смыслах. Это странное чувство, потому что долгие годы я заботилась только о своей работе, пекарне и успехе. И никогда не хотела быть привязанной к кому-то, потому что хотела завоевать мир. Дин заставляет меня чувствовать, что я хочу остаться в этом моменте с ним, навсегда. Это слишком много. Все это слишком много.

– Я близко, – восклицаю я, мои мысли мчатся вместе с ощущениями в моем теле.

Парень крепче сжимает мое бедро, глядя мне в глаза.

– Никогда не делал этого ни с кем раньше.

– Я тоже. – Я хватаюсь за него и держусь изо всех сил.

Он толкается снова.

– Только ты, Нора.

Я киваю в знак согласия.

– Только ты, – повторяет он, прежде чем оба наших тела охватывает бешеная потребность кончить и воспарить к небесам.

Дин прижимается своим ртом к моему, а я приподнимаю бедра, чтобы встречать его толчки. Наше дыхание – это смесь голода и страстного желания. Ощущения настолько сильны, что нам не нужно много времени, чтобы разбиться вдребезги и сорваться в темную бездну.

Сейчас все кажется правильным… естественным… настоящим. Настолько реальным, что я не хочу, чтобы это прекращалось.

Глава 22

Дин

Меня будит легкий храп, и когда открываю глаза, на моих губах появляется ухмылка, когда я вспоминаю, что Нора в моей постели, в моих объятиях… храпит. Я наслаждаюсь тяжестью и теплом ее тела, распростертого на моем. Она использует мою грудь в качестве подушки, ее дыхание вызывает мурашки на теле до самых пальцев ног, пробуждая член.

Легонько провожу рукой по ее спине, лаская нежную кожу, ненавидя тот факт, что это мое последнее утро с ней.

Утыкаюсь носом в ее волосы, и она начинает ворочаться на мне.

– Ты проснулся? – шепчет она, извиваясь и заставляя мой член пульсировать.

– Только что, – отвечаю я, заставляя себя перестать нюхать ее, как гребаный пещерный человек. – Как ты себя чувствуешь?

Она стонет мне в грудь.

– Отлично. Возможно, немного побаливает.

Я не могу не улыбнуться.

– Мы действительно прожили неделю без секса.

Она поднимает голову и упирается подбородком в мою грудь.

– Это рекорд для нас.

Хмурю брови, когда этот комментарий возвращает нас в реальность. Мы больше не будем ставить рекорды, потому что это все. Это конец.

Подношу руку к ее лицу и провожу пальцами по скуле, пытаясь запомнить ее черты; я буду скучать по ней. Буду чертовски скучать по ней. Я уже скучаю, а она буквально лежит на мне голая.

Уголок ее рта дергается в ухмылке.

– О чем ты сейчас думаешь?

– Ты идеальная женщина.

На ее лице расплывается широкая улыбка.

– Такой подлиза.

– Это правда, – честно признаю я и запускаю пальцы в ее волосы. – Ты заслуживаешь того, чтобы знать это.

Пронзаю ее серьезным взглядом, потому что хочу, чтобы она мне верила. Я хочу, чтобы она услышала меня и поняла, что может заполучить любого, кого захочет… если она этого хочет. Но я бы солгал, если бы не признал, что был бы не против, если бы она прожила оставшуюся жизнь монахиней, потому что мысль о том, что другой мужчина может увидеть ее такой, выводит меня из себя.

Между ее бровями пролегает складка, когда она отстраняется, чтобы сесть, сложив ноги по-турецки, лицом ко мне. Прижимает белую простыню к груди и отвечает:

– Ты тоже… довольно невероятный.

Я медленно качаю головой.

– Нет, я нет.

– Ты тоже. – Она смеется и тычет меня в ногу, которая торчит из-под одеяла. Ее щеки вспыхивают румянцем, когда она добавляет: – Вообще-то, я хотела узнать, может быть, ты захочешь пойти со мной на мое телеинтервью в Денвере в субботу.

– То утреннее шоу, о котором договорился Макс?

На ее лице появляется нервное выражение.

– Да. Они сказали, что я могу привести с собой гостя, и я подумала, что было бы неплохо, если бы мой парень присутствовал.

– Парень? – Я с любопытством поднимаю брови и сажусь, опираясь на изголовье кровати. – Но… наша сделка окончена. Думаешь, что тебе нужен фальшивый парень для этого шоу или что-то в этом роде?

– Нет… фальшивый мне не нужен.

– Я не понимаю.

Она проводит рукой по волосам.

– Я подумала, ты можешь прийти как мой настоящий парень… не фальшивый. Торжественное открытие магазина в Денвере состоится во второй половине дня, так что мы могли бы устроить себе выходные. Я сняла довольно милую квартиру в Денвере на месяц, так как собираюсь потратить много времени на обустройство пекарни. Ты можешь приехать посмотреть, и мы могли бы вместе пойти на открытие.

– Как настоящая пара? – спрашиваю я, мое тело сжимается от страха, что я вот-вот все испорчу.

– Да, настоящая, – отвечает она со смехом, и нерешительно смотрит на меня. – Я предлагаю не расставаться. Мы просто… посмотрим, как все пойдет. Нам явно нравится общество друг друга, верно? – Она смотрит на меня широко раскрытыми, невинными глазами, в которые больно смотреть.

– Я думал, ты не хочешь настоящего парня, – говорю я сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как зловещее чувство ползет по моему телу.

Нора пожимает плечами, и на ее лице появляется застенчивая улыбка.

– Я тоже так думала… но последние несколько недель заставили меня понять, что в жизни есть нечто большее, чем работа и развитие моей империи. Мне было приятно иметь партнера… и не просто партнера… тебя. – Она смотрит на меня широко раскрытыми, полными надежды глазами. – Ты как бы открыл мой разум для других возможностей, Дин. Я имею в виду, черт возьми, вчера вечером, когда люди продолжали говорить нам, что мы поженимся следующими… я не отвергла эту идею, что является огромным шагом для меня.

– Ты не можешь быть серьезной, – огрызаюсь я, протягивая руку и хватая свои очки с тумбочки. Это полный уход от девушки, с которой я познакомился несколько недель назад и, которая зареклась не заводить отношения ради пекарен. Что, черт возьми, здесь происходит?

– Я не говорю, что хочу выйти за тебя замуж, – смеясь, говорит она. – Просто говорю, что мои приоритеты немного сместились. Боже, я даже на долю секунды умилилась, когда увидела, как ты держишь за руку маленькую Джулианну во время свадьбы. То есть, понятно, что я не серьезно к этому отношусь, но даже проблеска мысли о ребенке у меня никогда раньше не было. Это кажется мне значимым.

– Ну, поздравляю, – рявкаю я, мой тон язвителен.

Она вздрагивает, как будто я дал ей пощечину.

– Что это значит?

Я облизываю губы и сжимаю челюсти.

– Я рад, что ты прозрела и хочешь совершенно другой жизни, но для меня это ничего не меняет.

– Не меняет?

– Нет. Господи, Нора, – хриплю я, потирая рукой лоб в явном волнении. – Я согласился на эти фальшивые отношения только потому, что думал, что мы с тобой на одной волне. В какой момент ты переписала этот гребаный сценарий?

Она скрещивает руки на груди, ее плечи сгорблены.

– Я не знаю.

– Ты не знаешь? – Я опускаю ноги с кровати и хватаю с пола свои боксеры. Натягиваю их и поворачиваюсь, чтобы бросить на нее грозный взгляд. – Это все была чушь?

– В смысле?

– Ты вела себя так, будто не хочешь отношений. Говорила мне, что тебе нужны пекарни, а не дети. Драма с матерью. Твои мечты о Париже. Ты просто использовала меня, чтобы заставить ревновать придурка Нейта или что-то в этом роде?

– Нейт? Что? – Она соскальзывает с кровати и плотно оборачивает простыню вокруг своего тела. – Нейт не имеет к этому никакого отношения.

– Ладно, ну, думаю, я больше не знаю, чему верить.

– Почему ты так говоришь? – спрашивает она, глядя на меня щенячьими глазами, которые полностью меня поглощают.

– Потому что я чувствую себя преданным, – огрызаюсь я, мой голос звучит так громко, что дребезжит светильник над нами. – Ты утверждала, что не хочешь никаких отношений. Никакого брака. Никаких детей. А теперь, Мисс Фальшивый Секс, ты хочешь настоящего парня? Я на это не подписывался. Все перепуталось.

– Прошлая ночь была не просто случайным сексом, Дин. Ты занимался со мной любовью. – Ее голос дрожит в конце, заставляя меня посмотреть на нее как раз в тот момент, когда ее подбородок начинает дрожать.

– О, пожалуйста, – насмехаюсь я и провожу напряженной рукой по волосам, пытаясь игнорировать эмоции, которые она проецирует, чтобы еще больше не путать ее. Прямо сейчас мне нужно быть предельно честным. – Это не было занятием любовью.

– Я не согласна, – огрызается она, топнув ногой по паркетному полу. – Возможно, я не такая опытная, как ты, но я знаю, что чувствовала. Это был не просто секс. Выражение твоих глаз…

– Это взгляд каждого мужчины, когда он впервые занимается сексом без защиты, – рычу я, мой гнев закипает до такой степени, что я не горжусь этим. Я чувствую себя беззащитным, обнаженным, как будто все то, что мне хотелось бы скрыть, выставлено на всеобщее обозрение.

Нора задыхается от моих слов, повисших в комнате, как густой, грязный туман, от которого невозможно избавиться. Я не могу вернуть их обратно, как бы мне этого ни хотелось. Дрожащими руками она нагибается и хватает с пола лифчик и трусики. Топает в ванную и закрывается там с громким стуком.

Я начинаю пятиться и запускаю руки в волосы, потому что сейчас я ненавижу себя. Я ненавижу причинять ей такую боль, потому что она этого не заслуживает. Может быть, моя мать была права, и я – мой гребаный отец. И если это так, то лучше, чтобы Нора узнала об этом сейчас, а не после настоящего разрыва, который полностью ее раздавит. Так будет лучше для нас обоих.

Нора выходит из ванной в нижнем белье, и я медленно двигаюсь к ней, чувствуя отчаянную необходимость разрядить обстановку.

– Прости меня за тот комментарий, Нора. Это было подло. Ты застала меня врасплох.

– Как это я застала тебя врасплох? Ты не настолько глуп, Дин, – плачет она, ее покрасневшие глаза убивают меня. Она качает головой и бросает на меня обвиняющий взгляд. – Все это время ты манипулировал мной, чтобы я больше веселилась… чтобы отпустила себя… чтобы изменила свою сущность. А я, глупая, думала, что тебе тоже весело. Думала, что у нас было нечто уникальное и настоящее. А когда я решила, что мне нравится отпускать и что я могу захотеть большего, ты обвиняешь меня в том, что я застала тебя врасплох всем этим? Иди к черту!

– Нора, остановись. – Мое лицо искажается, и я отчаянно хочу протянуть руку, заключить ее в объятия и забрать эту боль у нее, у нас обоих. Она права. Мы вели себя более чем непринужденно. Но если я признаю это прямо сейчас, то пошлю ей еще больше смешанных сигналов. Этого не должно случиться. – Я просто не из тех, кто любит долгосрочные отношения.

Ее голова дергается назад.

– И все же ты признался в любви Кейт и вызвался быть отцом ребенка Линси.

– Потому что они мои друзья. С ними я в безопасности. – Неужели она не видит, что они другие? Что она другая?

– А со мной ты не в безопасности?

– Нет, блядь, – реву я, и моя грудь расширяется и сжимается, как будто я должен вручную приказывать своему сердцу продолжать биться. – Я никогда в жизни не чувствовал себя таким незащищенным ни с одной женщиной за всю свою жизнь.

В комнате воцаряется тишина, пока мои слова ударяют по цели и мир рушится вокруг нас.

– Тогда я думаю, что это прощание, – кричит Нора, ее глаза наполняются слезами.

Она движется, чтобы уйти, и я перемещаюсь, преграждая ей путь, мое тело жаждет, чтобы она осталась, в то время как моя голова знает, что лучше ей этого не делать.

– Мы не так должны были закончить. Это была деловая сделка, помнишь?

– Это перестало быть деловой сделкой, как только мы начали заниматься сексом, тебе не кажется?

Я закрываю глаза, осколки сожаления пронзают каждый дюйм моего тела. Не могу поверить, что я это сделал. Я разрушил нас. Я действительно сын своего отца.

– Нора, я все еще хочу быть твоим другом.

Она кивает, и по ее лицу скатывается слеза.

– Конечно. Мы можем быть молчаливыми друзьями. Вроде того, как ты – молчаливый инвестор. Трудно сказать, существуют ли они, не заглянув в бумаги.

С этими прощальными словами Нора проходит мимо меня и направляется вниз по лестнице и прочь из моего дома, оставляя за собой оглушительную тишину.

Глава 23

Нора

В дверь квартиры звонят, но это звонок с лестничной клетки, а не с улицы. Делаю перерыв в марафоне «Нетфликс», который сейчас в самом разгаре, и задаюсь вопросом: кто, черт возьми, поднялся по ступенькам к квартире без звонка?

Нехотя поднимаюсь с дивана и иду по коридору, чтобы посмотреть в глазок. Зрелище с другой стороны вызывает дрожь во всем теле.

– Нора, открой, я знаю, что ты дома, – раздается страшный голос через толстую деревянную дверь.

Затаив дыхание, кладу руки на дверь и пригибаюсь на случай, если этот человек каким-то волшебным образом увидит меня через глазок.

– Нора Рене Донахью, открой дверь сейчас же, или, клянусь, я компенсирую все те годы, что ни разу тебя не шлепала.

– Как грубо, Элейн, – бормочу я, прежде чем снять цепочку с двери и открыть ее.

По другую сторону я вижу свою мать во всей ее безупречной, энергичной красе. Могу поспорить, что Элейн никогда не проводила ночи без полноценных восьми часов сна.

Она моргает и оглядывает меня с ног до головы, словно я инородный предмет.

– Почему ты не внизу, не открываешь пекарню? Ты ведь понимаешь, что сегодня понедельник, а не воскресенье?

– Я знаю, что сегодня понедельник, мама. – Я закатываю глаза и изо всех сил стараюсь не зацикливаться на воспоминаниях о вчерашнем дне. – Рейчел и Зандер открылись сами.

– Почему?

– Потому что мне нужно было сделать несколько звонков. – Я неловко ковыряю дерево на дверной раме и стараюсь избегать ее взгляда.

– Я не понимаю. – Она показывает на мою мешковатую футболку, которую я ношу уже более двадцати четырех часов. – Сейчас девять тридцать утра понедельника, твоя вторая пекарня открывается в субботу, а ты тут валяешься в пижаме?

– Удивлена, что ты помнишь об открытии, – обиженно говорю я.

– О, да ладно, приглашение на открытие уже несколько недель значится в моем календаре. – Она проходит мимо меня и направляется по коридору на кухню. – Нора, – ахает она, глядя на беспорядок на столе. – Что это такое?

– Что? – сонно спрашиваю я, скрещивая руки на груди, как угрюмый подросток.

– Почему твоя кухня выглядит так, будто тебя ограбили?

Провожу рукой по своим сальным волосам.

– Я пекла.

– Не похоже, что ты пекла.

– Я пекла вчера… просто еще не успела убрать.

Лицо моей матери искажается от отвращения.

– Что ты пекла?

– Печенье. Я бы предложила тебе немного, но уже съела его.

У моей матери, похоже, сейчас случится припадок.

– Что здесь происходит? Это на тебя не похоже. Совсем не похоже. – Она идет на кухню и закатывает рукава, прежде чем наполнить раковину водой. – Это из-за твоего парня? Он мне не нравится, Нора. Посмотри, как он влияет на тебя. Эти сковородки придется замачивать.

– Он больше не мой парень, – категорично заявляю я, опускаясь на барный стул, потому что колени грозят подогнуться. – Мы расстались.

Мама перестает мыть посуду и смотрит на меня.

– Вы расстались?

Я медленно киваю.

– Да, расстались. Так что теперь, когда все позади, можешь вернуться к своим схемам сватовства.

Мама смотрит на меня так, будто у меня выросла вторая голова.

– Ты никогда не позволяла мне сводить тебя с кем-то, так почему предлагаешь попробовать сейчас?

– Может быть, все изменилось. – Я пожимаю плечами и натягиваю фальшивую улыбку.

– Это одна из твоих дурацких шуток, Нора? – огрызается мама, опуская несколько грязных мисок в воду. – Пытаешься обнадежить меня, прежде чем скажешь что-то действительно ужасное, например, что переезжаешь или еще что-то в этом роде?

– Мама. – Я приказываю себе, что мне нужно забыть Дина. – На самом деле я бы хотела, чтобы ты меня с кем-нибудь свела.

Ее глаза вспыхивают, и по лицу расползается улыбка полная надежды.

– С Натаниэлем?

– Только не с ним, – рычу я, и меня передергивает от отвращения.

– Почему нет?

– Он ужасен, мама.

– В каком смысле?

Я решаю выложить ей всю правду. Если собираюсь дать Элейн свободу проявить свои сватовские способности, то она должна смириться с некоторым излишним откровением.

– Ну, когда мы с Нейтом были помладше, мы вроде как дурачились, прежде чем оба разошлись по колледжам.

– Ладно…, – говорит она, кивая, как будто понимает мой жаргон, что довольно забавно.

– И, видимо, Нейт решил, что будет круто затронуть эту тему за ужином в тот вечер… перед Дином.

Мама морщит нос.

– Это непристойно.

– Я знаю. И Дин был не в восторге от этого. Вот почему мы так спешно уехали. В пекарне не было пожара. Я пыталась потушить пожар другого рода.

Мама вздыхает и качает головой.

– Мне так жаль Натаниэля.

– Прости, что? – Я почти кричу. Я тут мило беседую с мамой по душам, а потом она выдает нечто подобное. – Как ты можешь жалеть Нейта? Он был свиньей, мама.

– Я знаю, и не оправдываю его поведение. – Она перестает мыть посуду и вытирает руки, прежде чем продолжить. – Кэрол сказала мне, что у него не очень хорошо шли дела в Калифорнии. Очевидно, он ненавидел свою работу, а потом женщина, с которой он был вместе, изменила ему с одним из его коллег. Джим собирался продать фирму стороннему покупателю, но Натаниэль сказал им, что переезжает домой, и они изменили свои планы, чтобы помочь ему. Это немного грустно. Вот почему я так настаивала на том, чтобы ты дала ему шанс. Ему не помешал бы друг.

– Ну, это буду не я, – говорю я сквозь стиснутые зубы.

– Нора…

– Что? Он был ужасен на том ужине, мама. На вечеринке он был самодовольным и покровительственным. Мне все равно, разбито у него сердце или нет.

– Ну, ты не можешь винить мужчину за то, что он немного потерял рассудок перед тобой… ты… это ты… – Она складывает полотенце для посуды, придавая лицу серьезное выражение.

– Что это значит? – спрашиваю я, чувствуя себя странно от этого замечания, потому что это не то, что я обычно слышала от своей матери.

Она качает головой и машет рукой.

– Ну… мы с Кэрол всегда хотели, чтобы вы с Нейтом были вместе, поэтому думаю, что она расхваливала тебя перед ним, как я расхваливала его перед тобой. Я уверена, что после всех его неприятностей в Калифорнии, он думал, что вернется домой и воссоединится с тобой. Потом ты появилась с Дином, который выглядит так, будто в Голливуде ему были бы рады гораздо больше, чем когда-либо Натаниэлю, и он, как я подозреваю, потерял голову. Тебя ведь трудно не заметить, Нора. Ты просто находка.

– Я? – хриплю я, когда ее слова обрушиваются на меня как тонна кирпичей. Никогда не слышала, чтобы мама говорила обо мне так… никогда.

– Очевидно, – раздраженно говорит она, наливая себе кофе, который я приготовила ранее. – Ты успешна и независима. Ты красива без особых усилий, и, честно говоря, я этому завидую. Кроме того, ты креативна и разбираешься в бизнесе – смертельно опасная комбинация. Не говоря уже о том, что открываешь вторую пекарню и запускаешь франшизу. Я недооценила всю ту тяжелую работу, которую ты проделала. Дин заставил меня прозреть, рассказав о тебе на нашей юбилейной вечеринке. Ты сделала то, о чем другие только мечтают, тыковка.

Святые угодники, я попала в сумеречную зону.

Элейн Донахью действительно слушала. Видимо, фиктивное свидание с Дином все-таки имело положительный эффект. Моя мама почти гордится мной. И, может быть, немного завидует?

Слова застревают в горле, когда я задаю вопрос, который в последнее время часто приходит мне на ум.

– Мама, почему ты перестала работать в «Мэри Кэй»?

Она крепко сжимает свою чашку и бросает на меня непонимающий взгляд.

– У меня появилась ты. – Она говорит это четко, как будто другого ответа быть не может.

– Я знаю, но ты же могла совмещать. – Я нервно провожу руками по бедрам, боясь, что это изменит направление нашего разговора, но мне нужно понять эту часть прошлого моей матери, поэтому я продолжаю настаивать. – Женщины по всему миру работают и рожают детей. А ты, насколько я могу судить, прекрасно справлялась со своей работой. Мне всегда было интересно, почему ты уволилась и не пыталась совместить.

– О, тыковка. – Она задумчиво смотрит на меня, садится на табурет рядом со мной. – Честно говоря, я так и планировала. Мне нравился тот розовый «Кадиллак». – Она тихонько смеется, ерзая на месте. – Но мы изо всех сил пытались забеременеть, а когда ты проходишь через нечто-то подобное, вполне естественно, что твои приоритеты меняются.

Мои губы раздвигаются.

– Ты никогда не говорила, что боролась с бесплодием.

Она отмахивается от меня и дует на свой кофе.

– Тогда об этом не говорили, но да, мы много лет боролись, чтобы завести тебя, и много лет после твоего рождения пытались завести еще одного. Я всегда хотела троих детей, но этого так и не случилось. Когда врач сказал нам, что больше ничего нельзя сделать, все было кончено. Я знала, где должна быть.

– И где? – спрашиваю я, пытаясь смириться с тем фактом, что это глубоко личная вещь, которую моя мать хранила в себе всю мою жизнь.

– Конечно, рядом с тобой. – Она ласково улыбается и протягивает руку, чтобы заправить прядь моих растрепанных волос за ухо. – Мне нравилось учить тебя шить, печь и краситься. Мы занимались всеми этими забавными делами матери и дочери, которые показывают в фильмах пятидесятых годов.

– Ты могла бы делать все это, имея работу, тебе не кажется? – спрашиваю я, чувствуя себя почти виноватой за то, что мое существование лишило ее того, что она любила.

– Возможно, но твой отец зарабатывал хорошие деньги, а когда у меня появилась ты, я больше не заботилась о своей работе. Я не хотела быть в дороге, продавая косметику. Я хотела быть дома с тобой.

Я моргаю от шока и чувствую странное тепло в груди от того, что наконец-то поняла, насколько сильно мама любит меня. Ради меня она отказалась от своей любимой работы.

– Ты когда-нибудь жалела об этом?

– О том, что бросила работу? Боже, нет. – Она легонько шлепает меня по ноге. – Мне нравилось то, что я делала, но это не питало мою душу. Не так, как выпечка питает твою. Я поняла, что создала монстра, как только ты начала просить кулинарные книги на Рождество. – Она смеется и нежно прикасается к моей щеке.

Я хмыкаю на это замечание.

– Ты создала печенькового монстра.

Она фыркает над моей неубедительной шуткой, что заставляет нас обоих разразиться хихиканьем. Королеву льда трудно рассмешить, поэтому я определенно буду дорожить этим моментом. Когда мы обе снова берем себя в руки, я задаю ей вопрос, который не давал мне покоя с тех пор, как я просила Дина не расставаться со мной.

– Как думаешь, я достаточно сильная, чтобы сделать все это?

– Что? Открыть все эти пекарни? – Она приподнимает бровь. – Без сомнения. Ты готовилась к этому почти всю свою жизнь, и у тебя был отличный учитель.

Я улыбаюсь и качаю головой, прежде чем поправить ход ее мыслей.

– Не только пекарни, но, может быть… завести семью или мужа. – Или хотя бы парня.

– Это то, чего ты хочешь? – Она смотрит на меня с надеждой, но в то же время пытается быть прагматичной.

– Я еще не уверена. Просто размышляю, – отвечаю я, задумчиво прикусив губу. – У меня такое чувство, что я была настолько зациклена на пекарне, что упустила несколько интересных моментов.

– Ты можешь сделать все, что захочешь, Нора. – Ее губы дергаются в довольной улыбке, прежде чем ее взгляд смягчается. Она протягивает руку и нежно гладит меня по руке. – Признаюсь, я так долго пыталась сосватать тебя, потому что не хотела, чтобы ты сожалела о чем-то в жизни. Бизнес – это замечательное достижение, но быть матерью… это самая большая радость в жизни. Но только потому, что это моя большая радость, не значит, что она должна быть твоей. Я слишком долго недооценивала тебя, Нора. Ты действительно живешь своим умом, и мне жаль, что потребовалось так много времени, чтобы понять это.

– Все нормально. – Я пожимаю плечами, когда в моем горле образуется странный комок из-за ее похвалы.

– Это не нормально. – Она сжимает мою руку, и я вынуждена смотреть на ее серьезное лицо, когда она добавляет: – Я горжусь тобой и всем, что ты делаешь, и не могу дождаться, когда твои пекарни появятся по всей стране. Ты невероятная. И ты сделала все это сама.

Мама качает головой в изумлении, а у меня на глазах наворачиваются слезы. В голове всплывают воспоминания о нас с мамой на кухне.

– Я бы не справилась, если бы ты не вдохновляла меня, – лепечу я, смахивая слезы свободно текущие по моему лицу. – Мои любимые воспоминания о детстве как мы вместе печем.

Мама поджимает губы, подбородок дрожит.

– У меня тоже, тыковка. – Она улыбается и громко фыркает, почти агрессивно прочищая горло, потому что Элейн Донахью не поддается эмоциям. – И я должна признаться тебе кое в чем, что скрывала уже несколько лет.

– Что? – Я шмыгаю, вытирая нос тыльной стороной ладони.

Она нервно оглядывается по сторонам.

– Помнишь, те коробки с крупонами, которые я покупаю для офиса твоего отца каждую неделю?

– Да?

Она поджимает губы и качает головой.

– Иногда я их не доставляла.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я, повышая голос.

– Иногда я оставляла всю коробку себе и прятала их в морозилке от твоего отца. Они вызывают привыкание, Нора. Особенно те с ароматом жженой ванили и копченой карамели, которые ты приготовила однажды в прошлом месяце… они мне снятся.

Мой живот сотрясается от неприкрытого смеха.

– Мама! Ты ела крупоны за моей спиной?

– Да. – Она хихикает вместе со мной, и в ее глазах от смеха появляются новые слезы. – Я не горжусь этим.