Текст книги "Вниз и влево (СИ)"

Автор книги: Эльстер А

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Дело было в том, что полицию, а главное – английскую разведку, которая запустила туда щупальца, крайне интересовал отряд "Бальмунг". Он с недавних пор нарушил запрет, наложенный на Австрию послевоенным договором: не выпускать танки. Всего лишь день назад, 25-го июля, произошел бой с участием какой-то фантастической бронетехники, которая у них непонятно откуда взялась! На голубом глазу люди барона фон Лейденбергера сказали, что это не танки, в договоре таких машин не было, а следовательно, ничего они не нарушили. К тому же они дали понять, что их сил теперь достаточно для того, чтобы с Австрией считались все, кому не нравится ее бронетехника. И вот теперь англичане, французы и все их агенты рыли землю носом, стараясь прощупать, насколько велики возможности, которыми их пугают.

Незадачливый доктор Дитце и так-то не мог похвастаться силой характера, а допрос с угрозами и подавно заставил его выложить полиции, что в поместье есть лаборатория, которой через механика Отто Штальберга пользуется отряд.

Полицейский начальник был вне себя от радости: еще бы, целая лаборатория! Пожалуй, после этого успеха он станет полковником! И он решил забрать себе славу добытчика баронских секретов. Взяв с собой двоих подчиненных, он лично отправился в поместье. Вальтер был их провожатым; он окончательно раскис от ужаса и не понимал, что делать. Он должен был выдать им Отто. Он сам не знал, кому больше желает победы: полицейским или механику, и понимал лишь одно: он был в кошмарном положении.

Вальтер провел их в лабораторию, пока не работали приборы контроля. Он вновь подключил к установке Эльзу, и полицейские стали ждать, когда же явится Отто, чтобы продолжить вызывать "дух" злополучного погибшего. С ними остался и Вальтер, которому, конечно, уйти не позволили.

***

Отто появился поздно вечером, удостоверившись, что Эльза спокойно спит. Подключив к установке труп, он забрался было и сам в пятиконечную раму; тут-то на него и набросились полицейские! Он дрался прекрасно, но втроем они все-таки свалили его на пол. Он ожесточенно боролся, перехватив руки нависшего над ним полицейского, – и тут – БАХ! – полголовы его врага разлетелось на куски. В считанные секунды он вскочил, и все обернулись на выстрел.

На лестнице стояла Эльза, – худая, бледная, обритая наголо, в длинной ночной рубашке и с какой-то адской стреляющей конструкцией наперевес; Отто помнил, что она когда-то переделала это ружье из старого охотничьего в подарок дедушке. Она была абсолютно спокойна. С изысканной вежливостью она поинтересовалась:

– Господа, не будете ли вы любезны объяснить мне, чем вы тут изволите заниматься?

Вальтер решил переметнуться и выкрутиться из положения. Он залепетал какую-то околесицу: дескать, полиция села ему на хвост, и он не мог предупредить коллег, но привел полицейских сюда, как в ловушку, чтобы тут с ними расправились и допросили. Ужасно было врать Эльзе, но еще ужаснее было признаваться, как его взяли в оборот: ведь она была бесстрашна... И на этом фоне он почему-то уже не удивился, что Эльза, никогда никого не убивавшая, только что пристрелила человека абсолютно без эмоций. Это просто вписалось в происходящее, как одна из деталей кошмара.

Эльза кивнула ему: я поняла. Вальтер почувствовал в этот миг, что больше они никогда не будут спорить, как прежде, что он теперь – пустое место для нее. Он подумал: это оттого, что Эльза заметила ложь. Да, отчасти он был прав: из-за "усовершенствований" она видела движения человеческой психики, хотя эта способность у нее была самой слабой и давала сбои: подводило умение верно их трактовать. Но, помимо этого, она просто перестала играть в спор с Тадеушем, как обычно делала в их беседах. Во-первых, она помнила, как именно разбила свой Кристалл в последний раз: там, на пустыре, она выстрелила в своего друга. А во-вторых, она подумала, что настоящий Тадеуш не привел бы в засаду ни полицейских, ни коллег.

И тут Отто сказал:

– Фройляйн... Барон фон Лейденбергер, ваш дед, исчез.

Пару секунд Эльза справлялась с собой; она вся подобралась, взгляд стал жестким. А потом она стала делать вещи, которые еще долго снились Вальтеру, заставляя его просыпаться с криком.

– Господа полицейские, ваши имена?

– Капитан Генрих Хольман.

– Сержант Ганс Прибке.

– Кто из вас троих главный?

– Вон он, наш начальник, убитый лежит, – ответили те, кивнув на труп в луже крови, – подполковник Конрад Брюгеман.

– Не убитый, а всего лишь раненый, – заявила Эльза, – Сейчас мы его вылечим. Герр Штальберг, несите раненого в центральный зал. Герр Дитце, эти двое – ваши пациенты. Извольте пройти с ними в боковую комнату, – вон туда, – и подготовить их к трепанации черепа. Я вас провожу, – и двинулась за ними, не опуская своего чудовищного оружия.

Полицейские наперебой заголосили, уверяя, что никому не скажут, что в лаборатории делают лучевые пушки, но Отто резко развернулся, подошел и угостил их ударами под ребра, свалив на кресла. Руки их и ноги он прикрутил к мебели веревками. Потом он вплотную приблизился к Вальтеру и сказал ему тихо-тихо, что тот будет следующим кандидатом на трепанацию, если выкинет хоть что-то. Отто тогда сам ему сделает трепанацию, а заодно лапаротомию.

Вальтер, зажатый со всех сторон, шагнул через очередные свои моральные установки. Теперь ему надо было доказывать коллегам свою лояльность. Он ввел пленников в наркоз и вскрыл им черепа.

В центральном круглом зале пылал белый свет; Эльза и Отто в бешеном темпе собирали какие-то устройства. Руководила Эльза.

– Думаю, Дитце не дотянет до следующего утра, – процедил Отто, – И остальные, кто про это знает.

– Не стоит, герр Штальберг, – с холодным спокойствием отвечала она, – Нужно уметь ладить с людьми. Сейчас вы увидите, что консенсус вполне возможен... Герр Дитце, вы уже освободились? Прошу вас ассистировать мне; нужно поставить на ноги нашего больного. Видите эти приборы? Это реглеры, устройства контроля. Их нужно вживить в контактные зоны на руках, ногах и голове; вы знаете, как.

Вальтер повиновался, силясь справиться с дрожью.

– Так, – кивнула она, – а теперь, если вам не сложно, соберите обратно вон те части черепа с пола и поставьте их, по возможности, на место... Да, прекрасно: голова как целая. Теперь спустите кровь, введите в вены физраствор и консерванты группы А... Вот, теперь можете передохнуть. Дальше я сама.

Эльза переключила что-то на панели "Третьего глаза" и сконцентрировалась, вызывая спирита. Призрак погибшего явился мгновенно, возникнув прямо над телом в трескучем электричестве. Он задергался, подчиняясь мощному полю "Третьего глаза", а потом словно прирос к телу в пяти точках, где Вальтер закрепил реглеры.

Конрад Брюгеман открыл глаза.

– Как я и говорила, ранение не представляет угрозы для деятельности нашего гостя, – констатировала Эльза.

Вальтер почувствовал, как встали дыбом все волосы на его теле.

Затем они отправились к полицейским в соседнюю комнату, где им в мозг также вживили по устройству. Эти реглеры отличались от тех, что получил их начальник с разбитой головой, – и не в последнюю очередь тем обстоятельством, что к ним прилагались маленькие капсюли со сверхэффективной взрывчаткой. Черепные коробки вернули на место, а их привели в чувство.

Все закончилось довольно быстро: ведь медицина в исполнении Вальтера со товарищи давно обогнала свое время.

Эльза любезно улыбнулась:

– Господа, поздравляю с благополучным окончанием задания. Вы сами смогли убедиться, что в нашей лаборатории нет никакого лучевого оружия. Думаю, вас ждет хорошая карьера, если вы будете подчиняться приказам своего начальника, – но если не будете, мне сложно будет ручаться за ваши успехи и здоровье. А сейчас вы можете быть свободны. К счастью, ваша отлучка была недолгой. Уверена, никто даже не начал вас искать: ведь вы предусмотрительно промолчали о том, куда отправились... Хорошего дня, господа.

Полицейские ушли.

Вальтер стоял в ступоре. Эльза обратилась теперь к нему, продолжив свой кошмарно вежливый монолог:

– Герр Дитце, вас я также благодарю за сотрудничество и многолетнюю заботу о моем здоровье. Сейчас вы тоже можете быть свободны: я в порядке, и ваши последние пациенты – тоже, насколько это возможно. На мой взгляд, ваша совесть чиста: все три сегодняшних операции были абсолютно безвредны. Но вы наверняка устали от всех трудов, треволнений и неразрешимых загадок; вы вполне заслужили отдых. На всякий случай добавлю: если вы, несмотря ни на что, чувствуете внутренний разлад после случившегося, вы можете быть свободны и навсегда. По вашим словам, вы не нарушили наш тройной договор, всего лишь завели полицейских в засаду...

Она заглянула ему в глаза, затягивая паузу. Вальтер понял, что это вопрос, – последний шанс сказать правду. Он вдохнул в грудь побольше воздуху: сейчас, сейчас, он не будет больше ей лгать... и словно со стороны услышал свой голос:

– Да, фройляйн Эльза, как я и сказал...

Она отрывисто кивнула. Шансов у Вальтера больше не было: она путем эксперимента полностью выяснила для себя его характер, и теперь его не имело смысла даже презирать. Чего-то ждать от такого труса было все равно, что обижаться на кошку за то, что она не собака. Эльза закончила безупречно светским тоном:

– Что ж, главное, чтобы вы не нарушали его и впредь, – особенно в свете того, что полиция нами интересуется. Но что бы вы ни решили, наша общая работа до сего момента была весьма плодотворна. Знаете ли, на память о сегодняшнем дне я хочу подарить вам одну вещь... прошу вашу руку... вот этот браслет. Я только что его сделала, как и те милые вещицы, что подарила нашим гостям. Мне он кажется весьма изящным, и я полагаю, что у вас не возникнет желания с ним расставаться.

Эльза застегнула браслет. О, как желал бы этого Вальтер, происходи все в иной обстановке! Но он догадывался, что в этом браслете были скрыты устройство наблюдения, маячок и все та же сверхэффективная взрывчатка. Она сработает, если браслет отключить от "контактной точки" на руке любым способом, – даже если эту руку отпилить.

Он поблагодарил и сказал с дрожью, что, пожалуй, и впрямь пойдет поспит, раз все так хорошо закончилось, но завтра зайдет проследить за здоровьем Эльзы.

Он прекрасно понял ее. Она позволила ему сохранить лицо и официально приняла его версию о полицейских. Но, поскольку он нарушил их тройственный договор, и она об этом знала, то просто так уйти он уже не мог, поэтому и получил смертоносный браслет.

***

Эльза и Отто остались одни в разгромленной лаборатории. Отто явственно видел, как ее качало: ноги плохо держали ее. Однако она не села, и даже к стене не прислонилась. Долгим взглядом она посмотрела на труп в черной униформе, но ни слова о нем не сказала. Барон был важнее.

– Герр Штальберг, – молвила Эльза, – думаю, нам надо поговорить. Мой дед и ваш патрон исчез. Я полагаю, мы можем объединить усилия в поисках. Я – абсолютно автономное лицо, я заинтересована в результате, а еще у меня в полиции есть теперь свои люди. Они – мои глаза и уши, и они могут быть нашими общими. Но я слишком долго провела здесь, никуда не выходя, я не особенно интересовалась политикой и вообще всем, кроме науки. Прошу вас, помогите мне восполнить этот пробел. Расскажите, что творится в мире, что случилось с дедом. Вы согласны?

Отто все это время оценивал ее поведение, и должен был признать, что оно впечатляло. С ней можно иметь дело до какой-то степени, решил он. Тем более, что в обстоятельствах, сопутствовавших исчезновению барона, и впрямь было кое-что, что ставило его в тупик, – а вот она со своими оккультными изысканиями могла и понять, что это все значило.

Так впервые в жизни Отто доверился кому-то другому в деле, действительно для него важном. Он кивнул:

– Да.

Эльза снова взглянула на труп:

– Это дело терпит промедления?

– Чем скорее я его "допрошу", тем лучше. Но вам тоже стоит это слышать. Но без объяснений вы не поймете. Начать надо с них. Поднимемся наверх?

– Не стоит, – Эльза накинула на плечи лабораторный залат и уселась в кресло прямо посреди разгрома, – "Допрашивать" его мы все равно будем здесь, как только вы закончите рассказ.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ,

в которой Отто произносит самый длинный в своей жизни монолог.

Отто спросил:

– Фройляйн, ваши опыты начались в двадцать четвертом? Тогда мне надо начать с этого времени.

– Вы переоцениваете мою осведомленность, – чуть улыбнулась Эльза, – Начните со времен Великой войны, если вам не сложно.

Отто чуть заметно вздохнул. Он не был мастером говорить: когда-то из ненависти к аристократии он научился выражать свои мысли короткими однотипными фразами, лишенными всяких словесных красот, и это вошло у него в привычку. Голос у него был тихий и невыразительный. К тому же, обычно он открывал рот только по делу, ограничиваясь несколькими словами. Но делать было нечего: без знания ситуации Эльза не могла быть полезна. Он начал:

– Может, вы знаете, что войну мы проиграли. Мы – это Австро-Венгрия, Германия и... нет, Италия не проиграла. Перебежала к победителям. А победители – это Англия, Франция и... нет, Россия – не победитель. Она заключила сепаратный мир, а потом там была революция. Теперь она – Советский союз. Там коммунисты...

Так вот: победители заключили с нами договор. По нему мы платим огромные деньги. Нам нельзя иметь армию. Нам нельзя держать танки. Долго перечислять, что нельзя. Страна была разорена. Вдобавок у нас тоже была революция. И в Германии была. Империи пали. После этого установились республики у нас и у них. Глава страны – канцлер, при нем – парламент. Но многие были против договора и против республик. Армия была против. Армия стала белым движением. У нас оно называлось хаймвер. Наш отряд – его часть. Красные пытались свергнуть республики, установить коммунизм. Мы с ними воевали. Республика – плохо, но красные – хуже... Но наша борьба этим не ограничивалась. Об этом – позже, фройляйн. Это касается вашего деда. Потом во главе Австрии встал Энгельберт Дольфус... Его убили позавчера. При нем установилась диктатура. Государство заключило союз с церковью. Произошла реакция...

– На что?

– На демократию. На левых. На идеи Французской революции. На засилье банкиров. На ущемление армии. На разрушение сословий. На искусственное равенство... Так говорил барон. Я не силен в идеологии. Вам лучше поговорить об этом с фон Шоненвельдтом, он замещает барона... Он разбирается. Но, фройляйн, это не только у нас так. В Италии похожий строй с двадцать второго. В Германии – с тридцать третьего. Во многих странах произошли перевороты, армия усилилась. Правда, между ними всеми есть различия. Я расскажу только про Германию. Они – наши соседи. А главное – их цели пересекаются с нашими.

Германия теперь называется Третий Райх, фройляйн. У власти – национал социалисты, это их единственная партия. Канцлер – Адольф Гитлер. Их цель... – Отто замялся, – Они говорят, их главная цель – создать "сверхчеловека". Это из Ницше...

– Из Гёте.

– Ну, как бы ни было, с этим – к фон Шоненвельдту. Я скажу про ту их цель, которая понятна и для нас насущна. Это – собрать всех немцев в одном государстве. Видите ли, в Австрии полно немцев, фройляйн.

– Они и на наших претендуют?

– Еще как. Они хотят присоединить Австрию к Райху. Засылали к нам вооруженные группы. Двадцать пятого была попытка переворота. Мы ее отбили. Но СС убили канцлера...

– Кто такие?

– Вы видели одного в лаборатории. Труп в черном. Они – что-то вроде ордена. Мощная структура. Пронизывает все их государство. Хотят воспитать новую аристократию. Упирают на расовую чистоту. Углубляют новое мировоззрение...

– Как я понимаю, с этим – тоже к фон Шоненвельдту?

– Если хотите. Пожалуй, так будет лучше. Я – больше по практическим вопросам... Да, если практически, то СС заняли место штурмотрядов. Это раньше были боевые группы их партии. Потом штурмовики слишком усилились. Стали угрозой для партии. СС помогли произвести чистку их рядов. Это было с месяц назад. "Ночь длинных ножей". Думаю, теперь они пойдут в гору.

– Хм... Герр Штальберг, а что же старая аристократия, – и у них, и у нас? Как относятся ко всем этим переменам?

– Кто как, фройляйн. Многие поддержали. Говорят, это шанс для военных. Считают, что единственная альтернатива – коммунисты. Для них коммунизм – конец всему. Но некоторые сказали, что новая власть слишком плебейская. Таких оттерли от дел.

– А дед?

– Барон их понимает, но не принимает. Говорит: местечковое явление. У него есть собственный план. Он желает восстановить Империю. Объединить нас, Германию и прочие наши прежние земли. Ядром должна стать Австрия.

– Ого! Узнаю дедушку.

– Да. Он много сделал для этого. Действовал вместе с немецкими белыми отрядами, они назывались фрайкоры. Нелегально снабжал оружием и их, и наших. Позже у них из фрайкоров образовалась армия. Райхсвер. Состояла из двух частей: легальной и нелегальной. Нелегальную барон тоже поддерживал. Хотел разорвать "позорный мир", – он так его называл. Но он хотел именно Империю, а это не всем нравилось. У него были противники в хаймвере и среди немецких белых. Это было проблемой. Движение раскололось. Барон был против нашего сотрудничества с Советами...

– Позвольте, вы ведь сказали, что там – коммунисты? Какое же могло быть сотрудничество?

– Тактическое. Временное. Мы им – технологии и специалистов, они нам – оружие. Нам самим его было не достать. Многие из командования на это шли. Но барон не соглашался. Он терпеть не может коммунистов. В результате он оказался в меньшинстве, но не отступил. Сказал: будет сила – будет и единство. Стал наращивать силу. Наладил производство оружия в Польше. Вернее: в той части Польши, которая раньше была австрийской. В Силезии. Нас прикрывали их коллаборанты. Доставляли через Чехословакию. Барон и промышленники, которые пошли за ним, не жалели денег. До тридцать третьего года все шло успешно. Пушки, пулеметы, патроны... кое-что из моих разработок. Не так давно там собрали бронеавтомобили. Это сильнее танков. Намного.

– Но вы сказали: так было до тридцать третьего?..

– Да. В тридцать третьем на нас вышла польская военная разведка. Германское отделение. Конкретно – некто Стефан Лодзянский. Профессионал. Очень хорош. Они знали, что нас поддерживает кто-то из их магнатов. Но они не знали, кто. Решили скомпрометировать нас, чтобы припереть к стене... Так вот: они нашли меня. Сказали: или сотрудничество, или делу конец. Я согласился. Они склонили меня стать двойным агентом: их и Коминтерна... то есть, коммунистов. Якобы, я должен был подбросить от них дезинформацию красным. Но смысл был в другом. Вместо дезинформации они вручили мне австрийский государственный секрет. Когда бы я передал его коммунистам, поляки получили бы козырь. Но я заранее догадался, к чему они ведут. И я сделал по-другому. Я решил прикончить коммунистов в Австрии. После этого барона нельзя было обвинить в сотрудничестве с ними.

Эльза чуть вскинула брови: ничего себе адъютант! Интересно, что думал барон о том, сколь расширительно Отто трактует свои обязанности?

– Я многое выяснил про австрийских левых, пока был их агентом, – продолжал он, – У них тут были собственные боевые группировки, под названием: шуцбунд. Я разузнал, где у них склады оружия, базы, явки...

– И каким же образом, герр Штальберг?

– С помощью вашей установки. Я пристреливал их по-тихому, а после "допрашивал". С мертвыми я лучше умею ладить, чем с живыми... Вы против?

– В целом – нет, я ведь согласилась на ее использование. Но продолжайте.

– Я наладил контакты с полицией. Сдал им коммунистов. Полицейские и мы, хаймвер, провели против них провокацию. Может быть, вы что-нибудь слышали? Февральское восстание шуцбунда. В этом году. За два дня мы справились. Шуцбунда у нас больше нет. И у поляков не получилось задуманное. После этого они перешли к покушениям на барона. Это началось с месяц назад. Их было много. Но я окружил барона людьми с "особым снаряжением". Из покушений тоже ничего не вышло.

– Так. Я догадываюсь, что это "особое снаряжение" – то самое, связанное с "Третьим глазом"?

– Верно, – Отто выложил на стол перед Эльзой нечто вроде короткого ружья с толстым стволом, – Например, это. Это гиперболоид, лучевая пушка. Такими вооружен весь отряд. На бронемашины их тоже поставили. Кроме того – приборы наблюдения и связи. Без вашей установки такого не создать.

– Надеюсь, это пошло на пользу замыслу деда.

– Да. Мы были почти готовы к его реализации. Дело было за малым: опередить Германию. Мы знали: они тоже готовят аншлюс. Двадцатого числа этого месяца я отправился в Польшу. Оставалось установить гиперболоиды на бронеавтомобили. Двадцать пятого я должен был вернуться вместе с колонной. Но я не успел. Нас встретили по дороге. Был бой. Бронеколонна разгромлена.

– Невероятно. И как же немцы смогли незамеченными вторгнуться на австрийскую территорию?

– Они не вторгались, в том-то и дело. Это был один человек. Впрочем, я не уверен, что человек... Я многого в этом не понимаю. Просто послушайте.

Отто перевел дух, помолчал несколько секунд, собираясь с мыслями. Он дошел до самой странной части своего рассказа.

Потом стал говорить.

***

– ...Технику мы погрузили в вагоны еще на заводе. Туда идет железнодорожная ветка. Наши поляки и чехи обеспечили секретность. Никто не интересовался нами до самой границы. Отановились, скатили машины по сходням. Дальше – своим ходом. Часть пути прошли скрытно, по руслу речки. Выбрались на дорогу, прибавили скорости.

Я сидел, переговаривался со штабом. Узнал про беспорядки. Потом на связь вышли мои люди... Двое, которых я негласно приставил к барону. Доложили: барон сел в свою машину и поехал из поместья. Взял "Обеиссан", который я усовершенствовал. Никому ничего не сказал. Никто его не остановил. Обычное дело. Они сказали, что успели только запрыгнуть в багажник под днищем. Он не заметил. Куда они направлялись – не знали. Помехи в связи начались из-за расстояния...

И тут, фройляйн, я увидел на дереве труп. Он висел вниз головой. Был проткнут штырем каким-то. Выглядел он странно...

– Да, я уже поняла. На дереве, со штырем...

– Я не о том! – речь Отто слегка ускорилась, – Я на него смотрел в особых очках. Они связаны с "Третьим глазом". В них все выглядит примерно как для вас. Весь мир – механизм. Так вот, этот труп был в механизме инородным. Он... не подчинялся общим законам. И почти не поддавался анализу.

Через минуту – еще один труп, такой же. Потом – два. А потом я увидел: на дороге, за поворотом, стоит человек. Такой же "инородный", как те трупы. Мне это не понравилось. Я скомандовал колонне: стоп! Но мы не успели остановиться. Передние машины свернули туда и пропали из эфира. Эфир стал глохнуть. Меня вдруг одолел ужас ... Не знаю, почему. Стало неестественно страшно.

Тут человек этот поднял руку. Бросил в нас непонятно, что. Из-за деревьев на колонну упало что-то огненное! Не снаряды. Кто-то из наших стал стрелять, кого не задело. Из пулеметов и из гиперболоидов. Как только попали лучом туда, где он был – пушки отказали. Связь пропала совсем. Бронемашины горели. У меня люк заклинило. Гиперболоид не стрелял.

Тогда он к нам подошел. Вскрыл корпус голыми руками, вытащил меня. А, говорит, тебя мне и надо. ЧуднО выражался, как в древней саге... Я попробовал бежать. Но он был очень быстрый. Скрутил меня. Достал нож, нацарапал мне что-то на спине. Я думал, умру от страха. Меня как парализовало. Свалился мешком. Он мне врезал по ребрам, потащил. Там рядом были развалины складов. Я еле соображал, но кое-что осознавал. Только мы оказались внутри – и в противоположную дверь вошли эсэсовцы. Я вам про них говорил...

– Да, помню. Так он с ними был?

– Нет. Началась перебранка... – Отто поколебался, но понял, что экспрессию ему не передать, и продолжил "телеграфным стилем", – Они велели ему отдать меня им. Он сказал, что не обязан. Что нашу колонну разгромил... "силой богов", так и сказал. Что я – его добыча. Что к СС он давно не имеет отношения. Один из них его вспомнил. "Шарфюрер Эберт, уволенный за недопустимые выходки"! И стал его поддевать: что, мол, вернулись в свой штурмотряд? Там вам и место, среди неудачников! Тот им велел "закрыть их бесчестные рты". Припомнил им "Ночь длинных ножей". Сказал, что это было подло. Что не их теперь дело, где он теперь числится. И так далее. Целая поэма. В-общем, было ясно: не договорятся.

Тут из-за спин эсэсовцев вышел толстый коротышка. У него было что-то вроде пушки на плече. Я его узнал. С год назад его у нас должны были судить. Это был Ганс Уберман, физик. Преподавал в Венском университете. Но простой физики ему мало было. Он занимался передачей мыслей на расстоянии, гипнозом. Все говорил о каких-то "мыслеволнах". Пытался их открыть. На мой взгляд, не открыл. Я считал, он – бездарность. В итоге он попался полиции на опытах с бродягами. Два года назад. Ассистенткой у него было Лота Леманн...

– О? – отозвалась Эльза, – Имя этого ученого я от нее и слышала. Она восхищалась его гениальностью. Что же, она тоже попалась?

– Да. Оба оказались в тюрьме. Но до суда дело не дошло. Кое-кто ставил палки в колеса полиции. Некто Эрхард фон Ландсдорф. Из Абвера, немецкой военной разведки. Сейчас это неважно. Потом их обоих выкрали из тюрьмы и перевезли в Германию. Теперь похоже, что за этим стояли СС.

– Так. И что же дальше было?

– Знаете, фройляйн... я видел с помехами, но теперь этот Уберман выглядел похоже на Эберта. Инородно. Так вот: он стащил с плеча пушку. Сказал, что это "Машина Лояльности". Что она как раз для таких случаев. Навел ее на Эберта. И приказал: НЕМЕДЛЕННО ОТДАЙТЕ НАМ ОТТО ШТАЛЬБЕРГА! А потом нажал на спуск. И тут из его пушки вырвался какой-то световой конус! Но вокруг Эберта... – Отто замялся на сложном описании, – появилось что-то вроде щита. Тоже из света. И луч его не пробил. Эберт ухмыльнулся. Сказал: драка ему нравится больше болтовни. Выхватил нож и обоим эсэсовцам перерезал горло. Одним махом. Повернулся к Уберману. Тот продолжал стрелять в истерике: УМРИ! УМРИ! УМРИ! Но без толку. Щит не пропускал лучи. А Эберт ножом разрезал себе левое запястье. Кровью нарисовал что-то на правом. Подобрал камешек с земли и бросил в Убермана. И в того ударило таким же огнем, как в нашу колонну перед этим. Его аж к стене отбросило. Обгорел до мяса. Но не помер как-то. Лежит, стонет. Тут в дверь вбежал еще один из профессорской группы. Пытался стрелять. Но тоже получил огнем. Эберт сказал, что потом с нами закончит. Выскочил за дверь. Оттуда раздались стрельба и крики.

– А вы?..

– Я понял: если не справлюсь со страхом – конец. А за спиной моей стоял ящик. И как-то я смог двигаться... До сих пор не пойму, как мне удалось. Стал обдирать себе спину, где он нацарапал мне знаки. Тогда меня отпустило. И видеть стал лучше. Я взял автомат у одного из зарезанных. Закатился за ящик. Стал ждать. Профессор стонал уже еле слышно.

Прошло минуты три. Эберт вернулся и двинулся к профессору. Медленно. С улыбкой. Что меня нет, он еще не увидел. А Уберман... Я слышал, как он бормотал: "Ублюдок! ...Мои машинки!.. Из за тебя я не смогу строить мои машинки!... Нет, нет!... Уж лучше..." Я, фройляйн, не разобрал, что ему было лучше. Только он как-то поднял в последний раз пушку. Глаза у него вылезли из орбит. И стал на гашетку жать. С тем же эффектом. Но его это, кажется, не заботило. Я подумал: просто предсмертная агония. Но потом... профессор странно дернулся. Застыл на секунду, и... я увидел, как в нем... как он мгновенно изменился! Будто взрыв. Сложно описать. Весь стал плотный. Пророс структурой. Наружу и внутрь. И... стал вставать! Гляжу: а раны на нем затягиваются. Даже Эберт опешил, по-моему. Тут профессор в последний раз в него выстрелил: УМРИ!!! И луч был сильнее прежнего в разы. Наверное, Эберт понял, что щит не поможет. Он увернулся, упал. А когда поднялся, профессор уже удирал. Он бы его наверняка догнал. Но он, наконец, взглянул туда, где меня бросил. А меня там не было. Это его сбило. Пока он озирался, я не медлил. Весь рожок выпустил ему в спину. Пару секунд щит держался. Но остальные пули он получил. Он ничего не успел сделать. Упал. Я думал, мертв. Человеку бы хватило.

Я подполз к двери. Выглянул. В поле зрения попал последний из тех, что с профессором приехали. Пытался скрыться. Я его пристрелил. Это его вы в лаборатории видели. Я прислушался. Стало тихо. Пошел поглядеть, что снаружи. Там их фургон стоял. И они убитые лежали. Эберт их порешил со вкусом. Я погрузил четверых в кузов. "Допросить" хотел. За Эбертом вернулся... а его нет. Тут я подумал: надо уходить. Все стало слишком непонятно... Сел в машину. Проехал через место боя. Забрал наших раненых.

Отто помолчал и закончил:

– Я прибыл в поместье. Барона нет. Связи с моими людьми нет... Потом я смог вызвать их через "Третий глаз". Их машина ехала несколько часов, в итоге свернула в реку. Похоже, барон сам ее утопил. Его самого... "призвать" не удается. Распорядился о поисках. Пытался допросить троих убитых... Невозможно. Ваше оборудование отказывает. Вам становится плохо. Мне тоже. Это касается всего, что задело оружие Эберта. Ваш первый кризис совпал с нашим боем, – Он глянул в упор на Эльзу, – Что вы обо всем этом думаете, фройляйн?

Она пожала плечами:

– Пока ничего, герр Штальберг. Из этого ясно только, что у Германии, как и у нас, тоже есть необычное оружие, необычные технологии и необычные люди, и их люди между собой не слишком ладят. Но абсолютно не ясно, имеет ли это все отношение к деду.

Отто кивнул:

– Да. Но немцы – наши соперники. Барон им мешал. Поэтому я про них рассказываю. Предлагаю сейчас допросить четвертого. Возможно, он прояснит.

– Согласна.

***

Многострадальный застреленный был вновь извлечен из холодильника и подключен к оборудованию. Отто вел допрос сам. По счастью, в кармане формы у убитого нашлись его документы.

– Штурмфюрер Дитрих Лунге, явись на мой зов!

Над распростертым телом возник призрак.

– Что вы делали на территории Австрии? – спросил Отто.

– Докладываю: ехали в Вену, чтобы обеспечить аншлюсс! – бодро отозвался призванный.

– Каким образом?

– С помощью "Машины Лояльности", гениального изобретения профессора Убермана!

– Почему опоздали?

– Ооо, это целая история! Сложный вопрос! Мы всю дорогу ругались! Профессор кричит: "Какого черта ваши люди начали раньше времени?!" А я ему говорю: "Да они-то как раз вовремя, но произошел ряд накладок! Во-первых, мы с вами едем без приказа, лишь в расчете на успех. Увы: столь новые технологии, как ваша, еще не снискали доверия! Мы слишком долго обивали пороги и потеряли время. Но в победе я уверен, герр профессор, клянусь! Будущее – за прогрессивной наукой..." А он в ответ: "Я доказал еще в Германии, чего стою! В провале будете виноваты вы! А свалят все, как всегда, на меня! И кто-нибудь опять посмеет сказать, что я – бездарность!" А я ему: "Ну, не волнуйтесь вы так! Успеем вмешаться. И не только в нас причина нестыковок, а вот послушайте, – говорю ему, – есть еще другие. Во-вторых, дело в проклятых штурмовиках! Они на нас, видите ли, разобиделись за тридцатое июня, и не поддержали в Вене, хоть и обещали. В-третьих, кое-кто в правительстве Дольфуса кое о чем пронюхал, и некоторые успели удрать. В-четвертых, их армия, а особенно отряд "Бальмунг", не в большом от нас восторге..." "А в-пятых, – не унимается Уберман, – Ваши люди понятия не имеют, как браться за такие вещи! Да-да, я про вас, хваленый Черный орден, "элита Третьего Райха"! Какого дьявола они пристрелили Дольфуса, да еще и разорались на весь белый свет, чтобы наша дипмиссия вытащила их из собственного дерьма?! Идиоты! Я не удивлюсь, если скандал выйдет такой, что Муссолини въедет сюда на танках, как обещал! И знаете, герр Лунге, тогда уж я точно не ручаюсь, что моя Машина охватит пять его дивизий!" Тут он, конечно, был прав, и мне оставалось лишь сказать: "Человеческий фактор, герр профессор, и просто счастье, что есть блестящие исключения, не подверженные ему, – как, например, вы!"