Текст книги "Вниз и влево (СИ)"

Автор книги: Эльстер А

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

– Стой. Почему через подземный ход?

– Хах!... – улыбка осветила его лицо, – Ну, ты ведь знаешь, я с детства увлекался подземельями, сокровищами, археологией и всем подобным. Мы и с тобой в эти подземелья забирались, помнишь? А потом я их очень неплохо изучил: там катакомбы, начиная от древнеримских, а то и постарше... И порой, если мне в Вене нужно было куда-нибудь попасть, я шел через них. Так выходило короче... Хотя, если честно, в тот день была еще одна причина. Мне все казалось, что кто-то ходит за мною. Я весь извертелся, пытаясь понять, кто – и ничего не выходило у меня. Вроде бы, никого и нет – а чувствую на себе чье-то внимание... И до того мне это надоело, что решил я идти катакомбами. Пусть там поплутают, думаю.

Выбрался я неподалеку от кафе; прислушался к ощущениям: вроде, отстали. Дед твой вскоре появился с кучей охраны; вышли они из машин, – и я к ним прямиком. Хотел его перехватить, почти успел... И тут как начнется! Налетели какие-то люди, стали стрелять, потом взрыв был. Охрана барона отбивается. Я наземь упал, а сам думаю: нельзя бежать! Так меня за террориста примут, пристрелят ненароком. Ну, и стал я потихоньку выбираться из-под огня. Но вдруг меня за руку кто-то схватил и поволок прочь! Какой-то верзила из тех, кто на барона напал; руку сжал, как в тисках: не вырваться.

– И ты его не знал?

– У меня нет друзей среди террористов, знаешь ли! Впервые видел.

– Так. То есть, на глазах у всех террорист утащил тебя с поля боя. И что было дальше?

– Мы бежали. А за нами бежал безумный адъютант барона...

– Отто Штальберг.

– ...да, и стрелял по нам из какой-то жуткой пушки, сжигая по полздания разом. Нас спасло только то, что я хорошо знаю подземелья, – и то моему спутнику пришлось кинуть гранату, чтобы между нами и этим Отто проход завалило... Потом он спросил, где мы, развернулся и ушел.

– И ничего не объяснил?

– Нет, нет. Тут же оборвал все расспросы... Ну, выбрался я тоже, походил по городу и отправился восвояси. Что теперь делать, думаю? К барону-то стало не подобраться.

А где-то примерно через неделю сижу я в трактире, а рядом со мной – двое, вида самого обычного, но стоят спиной. И слышу я их разговор... Тут меня аж пот прошиб, Эльза! Один другому рассказывает, что видел твою могилу, а второй подхватывает: да, еще бы барону не скрывать такое!

Как они ушли – я вскочил, и прямиком туда, в то селенье, что они упомянули. И там... Ты видела, наверное, раз спрашиваешь.

– О, да.

– Эх... Сам не думал, что буду так горевать. Два дня там пробыл.

– Подожди. Как выглядела могила?

– Ты же говоришь, что видела! Ну, белая мраморная гробница, белый обелиск с башней... Видно, что новая...

– И все? Больше ничего необычного?

– Нет, вроде бы. И не появлялся там никто... Эльза, да что с этой могилой за история?! Неужели барон и вправду все это подстро...

– Мой дед был найден мертвым в этой самой могиле, – резко перебила Эльза, – И я сама хотела бы знать, чей это мерзкий розыгрыш. А когда узнаю – жить этому шутнику останется недолго, кем бы он ни был.

Лицо Тадеуша дрогнуло, и он, ни слова не говоря, сжал ее ладонь. Она чуть сдавила в ответ его пальцы, принимая сочувствие, и попросила:

– Продолжай, пожалуйста.

– Через двое суток...ну, что ж... пошел я домой, что было делать. Прихожу, навстречу – мать с расспросами. Выслушала – и говорит: а давайте уедем отсюда все. Тебя теперь тут ничего не держит, а я на черный день кое-что приберегла от отца, на билеты хватит. Собрались мы и поехали в Америку... Ох, постой. Я ведь тогда во второй раз встретил твоего деда, когда за билетами на вокзал пошел! Смотрю – он. Ну, толкнуло что-то меня, – и я двинулся к нему, не думая о его охране. Сказал ему, что случайно услышал о его секрете, что разделяю его горе... Стой, Эльза! – так он, выходит, ничего не знал? А то я чувствовал: неладно что-то, слишком уж он ошарашен.

– Да, он узнал от тебя.

– И... после этого пошел туда? – потрясенно спросил Тадеуш, – И там его убили? Так это, выходит... я поспособствовал...

– Не говори глупостей. Твое поведение было естественно. Предположить настоящее положение дел было довольно сложно. И все-таки, рассказывай дальше.

Тадеуш кивнул:

– Жили мы в Америке четыре года. Мать с сестрами хозяйство завели, я поступил на археологический, ездил в экспедиции... И вот встречаю я однажды путешественника, немца. И узнаю от него, представь, что ты жива-здорова!

Я не знал, что и думать, но рад был без памяти. Поехал обратно в Австрию. Тут узнал и другие новости: что барон погиб, что ты наукой занимаешься, что должность у тебя в отряде... А у меня с собой бусы были ацтекские, в подарок тебе привез. И решил я пойти, вручить подарок-то.

У вас как раз праздник был, все хотели к Германии присоединяться. Даже меня веселье захватило. Иду через старый город к мосту; гляжу – толпа стоит, галдят. Подошел поближе; а они вопят что-то несуразное. Что, вроде бы, Отто Штальберг – колдун, и они сейчас пойдут с ним разделаться... С ума посходили, думаю. И тут... я не знаю... накрыло меня какое-то умопомрачение. И я пошел с ними. Иду – и чувствую: что-то не то мы все делаем...

– Тадеуш, у тебя просто талант оказываться в плохое время там, где не нужно.

– А что это было-то?

– Психотропное оружие. Люди попали под действие особых лучей, и им внушили этот приказ.

– Ну и дрянь! – искренне сказал Тадеуш, – Это что, теперь у вас в ходу?

– Смотря у кого, – уклончиво ответила Эльза, – Так что дальше было?

– Ну, дошли мы до вашего поместья. Там все бесновались, а я мало что понимал: вроде бы и от нас стреляли, причем чем-то странным, и от вас в долгу не оставались. Только я как-то стряхнул с себя наваждение и хотел уже выбираться оттуда, как поднимаю глаза – и вижу тебя. Назвал я тебя по имени... А рядом со мной какой-то господин стоял, с чемоданчиком. Обернулся ко мне, аж глазами впился. "Что, – говорит, – знаете ее?" Я кивнул. "Я – Вальтер Дитце, врач, – говорит он этак... с лихорадкой, – А вы, позвольте узнать?" Я представился. А он как будто слышал про меня от тебя. "А, – говорит, – тот самый... "друг детства"! Дружить, значит, пришли? Или колдунов убивать, как эти?" Да они, говорю, сами как одержимые. "Нет, – отвечает он мне, – Они правильно пришли. Но это не колдовство, о, нет! Это у нас называется передовой наукой. Пока вы там болтались неизвестно где, уважаемый "друг детства", я был рядом с ней! Я вскрывал трупы, я призывал "духов", я поднимал мертвых!" Смотрю на него – и чувствую: он верит в то, что говорит. Но вижу и другое: он взвинчен до предела, и вряд ли в себе. Тут он смотрит на свою руку. А на ней браслет... И он говорит: "А! Ха-ха! Я жив! Я все выложил – и я жив! Что-то заело в твоей машинке, Эльза!" – и срывает этот браслет, как бешеный. Тут я точно уверился: бедняга сошел с ума. Но вдруг гляжу – народ бежит от поместья прочь, как ошпаренный. Чуть нас не затоптали. "Смотри! – кричит мне этот Вальтер, – Смотри!!! Я говорил!!!"

И... Эльза... я увидел...

– Мое славное воинство, – помогла ему Эльза, – И понял, что Вальтер сказал правду.

Тадеуш жег ее глазами: она чувствовала это даже в кромешной тьме.

– Все опять развалилось на части, – произнес он, наконец, – Я понял, что все было напрасно. Повернулся и пошел прочь, но быстро сообразил, что просто идти недостаточно: сомнут. Побежал. Смотрю – и Вальтер тут же, рядом держится. Ушли мы чуток с обочины, гляжу – толпа редеть стала. Выбрались на дорогу: там человек лежит, стонет. Затоптали его, видать. Я Вальтеру говорю: вы ведь врач, помогите ему! – а сам над раненым склонился. Вальтер открыл саквояж, вытащил оттуда что-то... в-общем, упустил я момент, да и не ожидал такого: он вместо того, чтобы раненым заняться, зашел мне за спину и прижал к моему лицу тряпку с какой-то гадостью... пахнуло этак остро... а потом я потерял сознание.

– Ничего себе... – прошептала Эльза.

– Очнулся я, – продолжил Тадеуш, – в каком-то подвале. Лампочка горит, ведро железное, на полу матрас и я на нем – к трубе прикован за ногу. Долго сидел один. Потом явился этот... Вальтер. Встрепанный весь. Слова не давал сказать: "Заткнитесь, – кричал, – Заткнитесь! Не говорите ничего!" Однако воды принес и хлеба. И ушел чуть ли не бегом... Понял я, что он меня привез к себе домой, а зачем – я не знал.

Потом я опять долго сидел в одиночестве, а потом он стал меня навещать. С виду-то он успокоился – но только с виду. Я бы иначе сказал: он встал на какую-то свою... лыжню, и спокойствие его было только от того, что лыжня эта никуда не сворачивает. Меня он ни о чем не спрашивал, только сам говорил – иногда часами. Говорил о тебе, и о вас троих, когда вы занимались наукой... Он тебя любил, – ты знала?

Эльза кивнула. Не дождавшись больше ничего, Тадеуш повел рассказ дальше:

– Он сказал, что из-за этого и стал с вами работать. Но любовь его была безответна, а вы делали вещи, которые он принять не мог – однако же принимал. Он, как я понял, был довольно мягкотел... Он шагал через себя, чтобы оставаться с тобой, и сам в этом себе не признавался. Вместо этого он придумал, что ты ведешь с ним какую-то извращенную игру... Он решил, что ты хочешь, чтобы он стал, как ты. И когда он отбросит человеческую мораль и примет твою, – тогда ты на его чувства ответишь.

Эльза слушала, не говоря ни слова. Она и впрямь зашла далеко за свою черту – но возвращение Тадеуша воскресило в ней тени чувств, которые она могла бы сейчас испытывать: недоумения, досады и горечи.

– Он долго так делал – но потом все же решил воспротивиться. Ему пришло в голову, что надо найти что-то такое, что ты переступить не сможешь. Так, думал он, получится показать тебе, что все, над чем ты смеялась и отрицала – не просто слова. Он хотел опередить тебя в злодействе, – так он выразился... Но долгое время он не знал, как за это взяться. А когда вы проделали ту штуку с полицейскими, – да, он мне рассказал, – вот тогда он вообще усомнился, что ему хватит фантазии это переплюнуть. Потом ты надела ему браслет, прежней работы у вас уже не было – и он долго ходил, выброшенный из жизни, одержимый своей навязчивой идеей.

Ходил он так до того самого дня, как тоже оказался под стенами вашего поместья, попав под эти лучи. Он шел не то к пациенту, не то обратно – но и его захватило. И там он увидел меня, и, как я понял, его взяла досада, что он полжизни занимался всякими гадостями – и не приблизился к тебе ни на сантиметр, а я палец о палец не ударил, – но продолжаю считаться твоим другом. Тогда он поддался порыву и оглушил меня эфиром, притащил к себе, но зачем я ему – он и сам не знал до поры до времени. Он был в ужасе от содеянного, но и отпустить меня уже не мог, – вдруг я в полицию пойду?

А потом его навестили представители новых властей, работать у них предложили. И он согласился, при этом сделав все, чтобы оказаться к тебе поближе. Так он попал в группу профессора... как его...

– Убермана.

– Да, его. Он сказал, что там он, наконец, увидел кое-что похлеще твоих опытов, и понял: вот у кого уж точно хватит воображения тебя превзойти в изуверстве. Он стал правой рукой Убермана, участвовал во всех его опытах, – и наконец дождался часа, когда профессор предложил провести с твоей лабораторией совместные испытания. И вот тут-то он понял, зачем ему я. Он решил проверить, сможешь ли ты меня убить ради науки.

– Проклятие... – пробормотала Эльза.

– Он все ходил кругами и повторял: "Это выше моих сил... Укрепи меня, господи... Дай мне сил, о, сатана..." По-моему, он вообще забывал, что он в подвале не один. А я сидел, как в камере-обскуре, и смотрел, как его словно бы заливает чернота.

Смотрел я на него и думал: а мне ведь и самому такие сомнения не были чужды. Интересно, думал я: не мог бы я оказаться на его месте? И вдруг решил: никогда, ни за что я на его месте не окажусь. Злость меня взяла на себя: я опять готов был выбросить медальон, услышав чужие безумные речи и увидев что-то непонятное, – и при этом даже с тобой не поговорив! Нет, решил я: раз уж я поддался порыву, из самой Америки приехал – то уж встречусь с тобой с глазу на глаз и тебя выслушаю, а до этого ничего больше решать не буду! И вот... я здесь. Скажи мне, Эльза...

Вот и все, поняла она. Сказочке – конец.

Лодка легонько ткнулась в песок.

Эльза выпрямилась:

– Хорошо, я скажу тебе. Все, что ты видел, и все, что говорил Вальтер – это правда. Но и это еще не все! Мое главное изобретение называется "Ментальная Катапульта". Она может сделать из обычного человека того, кого раньше называли "Просветленными" – то есть, освободить его Дух от пут земных условностей. От самого Закона Кармы – понимаешь? Только для этого кто-то другой должен потерять свою бессмертную суть навсегда. Как Вальтер Дитце. И я запускала ее, – свою машину! Таких, как я, называют чудовищами... Да, я производила этот опыт над людьми! И продолжу производить дальше – потому, что другими способами Просветленные почти перестали рождаться. Потому, что они уже ни на что в мире не влияют. Потому, что цель науки – по-прежнему познавать Истину! Потому, что последнее откровение было дано вовсе не каким-то аскетам – а именно нам, ученым. Оно называется: второй закон термодинамики! Это закон деградации, Тадеуш – и это закон, по которому умирает наш мир. И "Ментальная Катапульта" – мой способ его преодолеть.

А ты, мой бедный друг, зря явился! Лучше тебе и впрямь выбросить медальон в речку. Ты никогда не вычислишь внесистемный ответ на свой вопрос, потому что ты находишься внутри системы, которая его порождает! Понятно ли я выражаюсь? Нет, лучше так... ты будешь вечно сравнивать разные обстоятельства и размышлять: сначала – можно ли простить другу собаку, потом – можно ли простить опыты с мертвецами, потом – можно ли простить опыты с живыми. В итоге ты повстречаешь такие условия, что загасят твою "негасимую дружбу" и "вечную любовь" в два счета. Вопрос лишь в мере того, что ты способен "переварить". А все потому, что своего способа разорвать Закон Причин у тебя нет – и мир играет тобою, как игрушкой! – закончила она со скрытой яростью.

Эльза не видела его своим изувеченным зрением, но ощутила, что он поднялся, и знала, что его трясет.

– Ты спасла меня, Эльза. Ты спасла еще одного пленника, и пыталась спасти третьего. Знай, что только поэтому я не думаю, не убить ли тебя сейчас. Да, нам и впрямь лучше не видеться больше. Я не принимаю твой способ! И Закон твой дурацкий не принимаю! Прощай, и хоть бы нам больше не встретиться!

Он шагнул через борт прямо в мелкую воду, и ушел так быстро, как мог.

Но все равно он расслышал за своей спиной тихий и злой смех Эльзы.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,

в которой Эльза почти проходит Испытание.

Тадеуш ушел – а Эльза, сгорбившись, продолжала сидеть в лодке.

Чудо погасло. Она осталась наедине с ситуацией, – и ситуация была не в ее пользу. Она ничего не видела, у нее не было ни оружия, ни денег, ни средства противостоять "Машине Внушения" – как и прочему, что успел изобрести "сумрачный гений" профессора. При этом сейчас ее искали, и во главе поисков стояла Колесница.

Она сидела и слушала, как приказы Машины Внушения накрывают землю, прокатываются, словно морские валы, ломая волю людей. Для всех, кто попадал в поле их действия, эти приказы казались их собственными мыслями. Но к ней они пока не относились.

ЕСЛИ Я – КОММУНИСТ, Я ДОЛЖЕН СДАТЬСЯ! Я ДОЛЖЕН ПОКИНУТЬ УКРЫТИЕ И СЛЕДОВАТЬ В УЧАСТОК!

ЕСЛИ Я – ЕВРЕЙ, Я ДОЛЖЕН СДАТЬСЯ! Я ДОЛЖЕН ОТПРАВИТЬСЯ В ПУНКТ РЕГИСТРАЦИИ!

ЕСЛИ Я ДЕРЖУ РАДИОТОЧКУ, Я ДОЛЖЕН СДАТЬСЯ!

ЕСЛИ Я УКРЫВАЮ НАРУШИТЕЛЕЙ, Я ДОЛЖЕН СДАТЬСЯ!

Это неожиданно помогло ей собраться. Все это звучало, как голос самого Закона Кармы. Она сидела, слушала приказы, заполнившие мир, – и в ней возрождался живительный протест.

Она вслепую встала в лодке, – но тут эфир заполнил вой:

ЕСЛИ Я – ЭЛЬЗА ФОН ЛЕЙДЕНБЕРГЕР, МОЕ ЕДИНСТВЕННОЕ НАМЕРЕНИЕ – ВЫЙТИ И СДАТЬСЯ!

Все прочие мысли из ее головы вымело. Выйти и сдаться, – не этого ли она ждала? Эльза деревянно шагнула в воду...

– Пффф! Мне стоило сюда тащиться хотя бы ради того, чтобы на это полюбоваться, – сказал в темноте ее демон. Он коснулся пальцем ее лба, и разум Эльзы тут же прояснился, – Прискорбное зрелище. Что, в тебе заговорила тяга к самоуничтожению? Или ты ждала тут какого-нибудь чуда?

– Во мне заговорил здравый смысл, – ответила Эльза, – И он сказал мне, что ты не оставишь своего единственного Контрактера, раз до сих пор не смог его угробить. А при твоей тяге к театральным эффектам ты просто обязан был появиться сейчас.

– Хм. А что мешает мне тебя угробить прямо сейчас?

– Досадная малость: моя смерть тебе в данный момент не на руку. Ты останешься в этих местах, а тут полным-полно тех, от кого тебе не сдобровать.

– И впрямь, досадно. Тогда получи назад свою дееспособность, – и он прошел сквозь нее. Мир опять стал похож на машину, а демон – на точный измерительный прибор. Эльза была связана с ним в точках контакта прочными механическими соединениями. И она сама была гораздо больше похожа на механизм, чем прочие люди, – с каждым разом, когда разбивался ее Кристалл, ее живое существо заменялось мертвой машиной.

– Твой Тадеуш так и не понял, что вы выжили благодаря медальону, – сказал демон, – Ты нарочно так резко его огорошила, чтобы ваш обмен талисманами опять оказался расторгнут? Чтобы он сохранил при себе свою волшебную цацку, которая его теперь может спасти?

– Версия, не лишенная изящества... и правды. Поскольку его здесь снова больше ничто не держит, талисман должен уберечь его от случайностей на пути к границе. А ко мне должен был вместо этого явиться ты... Но хватит лирики. Демон, мне нужен Отто. Мне нужно до него дотянуться. Я верну ему трезвое самосознание, включу обратно все защитные шлемы необходимых мне людей, – но на моих условиях. Им придется подчиниться мне, если не хотят ходить в рабах у Колесницы и не добиться никаких своих целей. А от своей цели я не откажусь, и у меня есть план. Ты опять можешь читать мои мысли, ты знаешь, о чем я.

– Учти, я больше не в твоей ловушке, и заставить ты меня не сможешь, – отозвался демон, – Во-первых, твоя финальная цель – сжечь наш с тобой Контракт, а может быть, и меня самого, – так с чего же мне тебе помогать? А во-вторых, я совершенно не хочу, чтобы твоя попытка дотянуться до Штальберга наткнулась на какое-нибудь действие Колесничих. Может, они как раз будут подтягивать твоего Отто к потолку, когда ты осчастливишь его своим "выходом на связь", ха-ха! Как только они поймут, где ты, они накроют это место приказом такой силы, что даже с моей помощью ты не сможешь сопротивляться. И, в-третьих, план, для которого тебе нужен Отто, – это не план, а форменное безумие. Даже если не касаться твоей финальной цели.

Эльза усмехнулась.

– Я все же предлагаю временное сотрудничество. До моей цели еще далеко, а нынешнее положение дел опасно для нас обоих. К тому же, мы примерно одинаково можем и помочь, и навредить друг другу.

– Ну что ж... на временное – подчеркиваю! – временное сотрудничество я могу согласиться. При одном условии: если ты не будешь соваться в пекло безо всякого разумения.

– Ну и славно. Я и сама об этом думала. Мне нужны инструменты и убежище на несколько дней, чтобы собрать кое-какое оборудование для дальнейших шагов. С этим оборудованием мы вернемся в Вену, и ты дашь мне связаться с Отто, или хотя бы с кем-то из тех двоих полицейских, которых оперировал Вальтер. Ехать далеко сейчас не имеет смысла: больше вероятность попасться. К тому же, местным ученым мне есть, что предложить за их помощь. Местных я могу освободить от ментального контроля, например. Быть в подчинении у Лотты Леманн и жить с усеченным сознанием им, должно быть, неприятно... Я не зря выбрала это место. Я, в-общем, понимала, что Тадеуш так и отреагирует. В этом случае я собиралась навестить герра Шварца, который живет тут неподалеку. Вот случай и настал.

***

Будучи самоучкой, Тиль Шварц не имел ученых степеней, но был электриком, механиком и изобретателем. Правда, поскольку он изобретал всякие безумные винтокрылые машины, на которых никто не рисковал летать, то ему приходилось держать маленькую автомастерскую, а изобретательством заниматься на досуге во флигеле. У него напрочь отсутствовала практическая жилка, но как конструктору ему отдавал должное даже Отто.

Идти было не очень далеко, – к окраине Вильдунгсмауэра. Добралась она в сумерках. Вокруг не переставали звучать приказы Машины Внушения. Каждый второй был адресован ей.

Эльза не пошла прямиком к хозяину, а очень осторожно вскрыла его автомастерскую хитро закрученной проволокой. Сигнализацию она, конечно, отключила. С ее особым зрением освещение ей не требовалось, и она принялась за работу в полной темноте.

Первым делом она собрала гиперболоид. Следом – защитный шлем. Это было сделано очень грубо и заняло часа четыре. К герру Шварцу она явилась за полночь. Дверей он отродясь не запирал, поэтому Эльза беспрепятственно попала в кабинет на втором этаже, где и нашла хозяина. Это был маленький хрупкий старичок с большой головой. Он весьма удивился, увидев ее, но сам настолько витал в облаках, что визит его не слишком шокировал.

– Герр Шварц, – сказала Эльза, – Прошу меня извинить за столь бесцеремонное вторжение. Я не имею чести быть с вами знакомой, но позвольте мне назвать себя после того, как я представлю вам мое детище. Я слышала о вас, как о мастере, который сможет его оценить, – и протянула ему шлем.

– Ооо! – изобретатель тут же загорелся, – Никогда не видел подобного!

Как только старик надел шлем, он остановился, пораженный переменами в ходе собственных мыслей. Потом повернулся к Эльзе:

– Это... потрясающе! Моя голова не была столь ясной с тех пор, как... но с каких же пор..? И, постойте: я до сих пор не знаю вашего имени!..

Довольно быстро, – и, естественно, опуская подробности, – Эльза объяснила ему суть происходящего. Старый изобретатель поблагодарил ее за шлем и сказал, что она может остановиться у него. Конечно же, мастерская тоже была к ее услугам...

Так Эльза получила краткую передышку, – которую, впрочем, использовала отнюдь не только на отдых. Она сделала хотя бы минимум нужных ей инструментов, а гостеприимный герр Шварц сходил в местные аптекарские лавки и купил ей ингредиенты, чтобы она могла смешать хоть какое-то подобие жизненно необходимых ей снадобий. Вернувшись, он сообщил: все селение обклеено листовками с портретом Эльзы. Она кивнула: это было ожидаемо. Несмолкающие приказы Машины Внушения теперь содержали нечто новое:

– ЕСЛИ Я ВСТРЕЧУ ЭЛЬЗУ ФОН ЛЕЙДЕНБЕРГЕР – Я ДОЛЖЕН СХВАТИТЬ ИЛИ УНИЧТОЖИТЬ ЕЕ!

Все жители Виндульгсмауэра знали это, как азбучную истину – кроме старого Тиля Шварца, который носил шлем.

...Она, наконец, закончила свои дела. Теперь ей нужно было в Вену. Старик предложил сам ее отвезти. Эльза согласилась; ехать решили утром следующего дня.

Увы, планам этим не суждено было осуществиться.

Ночью Эльзу подкинуло на кровати от слишком знакомого ощущения: разбился ее Кристалл. Да не просто разбился: ее трясло минут пять, будто от невидимых пулеметных очередей, пока она летела в пустоту и безнадежность. Она поняла: Тадеуш попал в крупные неприятности, и ее медальон принял на себя удар. И еще она знала, что дело происходило в Вене...

Эльза вскочила, вытирая со лба холодный пот. Она разбудит Шварца, решила она: ждать было нельзя! Еще несколько таких встрясок – и дело кончится для нее плачевно. Она наспех оделась, схватила сумку и гиперболоид – и тут ее накрыла волна ужаса, вышибающего дух, – того самого, что вызывало соприкосновение с контрактом Колесницы. Она даже упала, сжавшись в комок и ловя воздух ртом: сейчас, когда ее демона больше не защищала ловушка, эффект панической атаки был сильнее прежнего. Это длилось недолго: словно кто-то невидимый вдруг отвел от нее свой страшный взгляд.

– Что... это было?! – еле выговорила Эльза, вставая.

– Демоны их знают! – чуть ли не завопил ее демон, – Видимо, профессор изобрел что-то новенькое, какой-нибудь поисковый прибор, и вручил кому-то из Колесничих! Слушай! Ты должна бежать. Сейчас! Немедленно!!

– Да ты вконец помешался от страха, демон! Я живу благодаря лекарствам. Я и ста метров не пробегу! Сейчас я разбужу Шварца...

– Идиотка!!! Нет времени! Они задели тебя – и теперь будут сужать радиус поиска! Беги сама...ААААААА!!!!

Новый одуряющий припадок заставил ее вцепиться в спинку кровати и истошно заорать. А когда ужас схлынул, она увидела, как со второго этажа по лестнице спускается старый Тиль Шварц. Он был с ружьем и без шлема. Пока Эльза корчилась под ищущим ее лучом, шлем был бесполезен – и теперь добряк изобретатель тоже услышал приказ Лотты Леманн. Он шел, чтобы прикончить Эльзу.

– Все, хватит! – пронзительно взвизгнул демон, – Я тебе покажу, что ты бегаешь лучше, чем думаешь!

На лбу, руках и ногах у нее проступили кровавые письмена – и в этот миг демон перехватил контроль над телом Контрактера.

Эльза преодолела расстояние от своей спальни до входной двери за несколько секунд, врезалась в дверь всем телом, распахивая ее – и рванула от домика Шварца прочь, будто за ней гнался весь ад. Вслед ей раздался выстрел.

Демон абсолютно ее не щадил, – и она не могла остановиться! Тело ее не слушалось! Так она мчалась, не помня себя, падая под невидимым лучом и вновь вставая, – все чаще, чаще, чаще... Сердце выскакивало из груди, дыхание не вмещалось в легкие. Под ногами зачавкало: вокруг была речная пойма. Эльза бежала, порой утопая в грязи чуть ли не до колена, пока не упала в какую-то глубокую яму с водой на дне и гнилыми корягами. В этой яме она скорчилась, закатившись под вывороченные корни.

– Молодец...! Убежал...! Спрятался..! – злобно прохрипела Эльза.

– Хм, кажется, это твой предел, – сказал демон, материализуясь рядом с ней, – Нет, я вовсе не тешил себя надеждой, что нам удастся скрыться. Я привел тебя сюда, чтобы наконец забрать твой Кристалл. Ты проиграла, признай. Нам не вырваться теперь. Твое существование подвергает меня слишком большому риску.

Эльза увидела, как прямо на мокрой земле вокруг нее ярко проступает и дымится кровь – дорожки знаков, что он начертил у нее под ногами, когда заключал с ней Договор. Она знала, что эта кровь – ее.

– Ты сильно облегчила мне задачу. Ты – наполовину мое детище, после всех твоих усовершенствований. И знаешь, что еще?... Я НИКОГДА не хотел убить Колесницу. Прощай, Эльза.

– Чертов подкаблучник!!! – безмолвно заорала она. Говорить она не могла: все тело сковал паралич. Демон приблизился, достал кривой и узкий нож, рассек на ней одежду вместе с кожей от самой шеи до низа живота – и рванул руками в разные стороны, обнажая окровавленный механизм. А потом он упал на нее и сквозь нее, и оба провалились в Бардо, рухнув на таком знакомом ей пустыре. Дул ледяной ветер, нес сеченое ржавое железо.

***

Демон вскочил, рванул на себя связи Контракта, растаскивая ее на все шесть сторон, раздирая на части. Они вдвоем больше напоминали единый механизм, чем два отдельных – и этот механизм словно набросился сам на себя.

– Отрекись! – гневно крикнул демон, – Тебе больше нечем сопротивляться! Ты сама создала то, что тебя убивает! Ты родила это из себя, растратив Кристалл!

Ее сознание распадалось. Он был прав, тысячу раз прав! Но одно дело было разбивать Кристалл ради цели, а другое – вот так, бессмысленно...

Эльза нашарила рукой железный ржавый лом – и вонзила его в одно из соединявших их машинных колен, прямо между деталями. Нет, ей не удалось его даже поцарапать, – но сочленение разложилось в длину, дав ей немного свободы. Она вонзила лом в мусорный грунт и подтянулась на руках.

– Ну давай, трепыхайся, если можешь! Надолго тебя не хватит. Кристалл твой сейчас – жалкий осколок, – и демон прыжком вновь оказался рядом. С одной только разницей – теперь они все же находились на метр выше...

...Она не знала, сколько это длилось. Кажется, от нее осталось только одно: немыслимым усилием поднимать лом, вгонять его в ржавое железо пустыря, подтягиваться... Иногда подтянуться не получалось, – тогда ее тащило вниз, и тело ее ломалось. Но, хоть и медленно, она ползла вперед, волоча за собой истязавшего ее демона. Впервые она двигалась не вниз и влево по нисходящей спирали, а направо и вверх, навстречу иссекающему все ветру.

А потом она увидела Врата – одни из Врат Бардо, сквозь которые падают обратно в мир переродившиеся. Это были Врата Двенадцатого Дня, последние, нижние врата Чониид Бардо – уровня, что предшествовал Сидпа Бардо, краю Гневных Божеств, где сейчас и пребывала Эльза с ее демоном. Она и раньше видела их, когда смотрела чужими глазами. Врата возвышались вверху и вдали, – железные, не тронутые ржавчиной, с ослепительно правильным геометрическим рисунком. И когда она почти до них добралась, ее догнал в очередной раз демон. Он сгруппировался и прыгнул к ней, отнял у нее лом и всадил ей в правый глаз. Шестерни так и брызнули. Мир почернел; только врата сияли. Они были совсем близко... Так близко, что можно было развернуться, ухватившись за лом, и ударить по ним ногой изо всех оставшихся сил...

Железо Врат откликнулось глубоким гулом, от которого демон отпрянул. А Эльза била в створку снова и снова, пока Врата не распахнулись изнутри от хорошего пинка, и в проеме не возникла богиня Карма-Кротишварима.

Богиня вышла, пылая гневом, чтобы устроить взбучку наглым демонам, осмелившимся тронуть Врата. В левой руке у нее была раковина с кровью – ее непременный атрибут, а в правой она держала булаву – принадлежность ее супруга, Будды-Херуки.

Но вместо орды демонов богиня увидала пригвожденную к земле Эльзу. Лом, вонзенный в землю, по-прежнему торчал у нее из глаза, и Эльза отчаянно пыталась скосить второй, чтобы хоть что-то разглядеть. Демон же откатился от нее так далеко, как мог, чтобы только не видеть лица богини; однако он был привязан к Эльзе, и совсем сбежать не мог.

– Давно же не видела я тут аскеток-налджорма, – сказала богиня, приблизившись, – Правда, ты должна была сама открыть Врата... но тут главное – что они вообще открылись.

Она простерла руку и коснулась лома. Эльза приготовилась к тому, что богиня его выдернет, – но лом просто рассыпался в пыль от божественного прикосновения. Она попыталась подняться, чтобы приветствовать божество, – и это удалось ей, хоть и с большим трудом. Да, говорить с богиней, сидя в куче хлама, казалось чем-то неуместным... Впервые в своем царстве механизмов она видела сущность, которая имела человеческий облик. Впрочем, богиня больше напоминала ожившую статуэтку, – или миниатюру из какого-нибудь трактата. Губы ее бесстрастно улыбались, а голос исходил словно из ниоткуда, не размыкая ее уст.