Текст книги "Вниз и влево (СИ)"

Автор книги: Эльстер А

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

– Отец?..

Тот замер на мгновение, но поднял на Тадеуша совершенно спокойный взгляд. Лодзянский настолько часто в разных вариациях представлял себе этот момент, что уже пережил заочно все возможные исходы и был готов к неизвестному.

– Да, Тадеуш. Я велел принести тебя сюда, потому что тебе того и гляди проломят голову во сне.

Тадеуш попытался вскочить, но Лодзянский быстро подошел и удержал его.

– Обниматься будем после, а то придется обнимать тебя вместе с этими ящиками. Что так смотришь? Я это, я. Да, я не умер, когда ты был маленьким – хоть тебя и уверяли в обратном.

– А мама...

– Мать – единственная, кто знает... из гражданских.

В "комнату" неслышно вошел Милош. Тадеуш перевел на него взгляд:

– А... Милош?..

– А Милош Ковалевский – твой родной дядя. Брат твоей матери. Он тоже замечал, что ты раздумываешь, где ты его видел. И, раз уж ты нас узнал и все равно об остальном спросишь, скажу тебе сразу: я не знаю, будешь ли ты рад, что меня встретил. Я за тобой наблюдал и понял: у тебя... строгие принципы. Ты прав, по большому счету, а у нас вся жизнь состояла из выбора между плохим и плохим.

Тадеуш улыбнулся здоровой половиной лица:

– Вот еще! Хватит стращать. Лучше просто расскажи.

– Хм... Ну, начну с того, что оба мы – бандиты с большой дороги, как говорится. Вернее, были ими... Да, когда-то мы с твоим дядей славились среди контрабандистов. Мы тогда еще сдружились, – а потом я увидел его сестру, ну и... понял, кто станет твоей мамой. Поселил ее в домике в тихом месте, думал даже завязать, отойти от дел – но не успел. Взяли нас. Легавые, имею я в виду... И, поверь, ни я, ни Милош смерти не боялись – но они, сволочи, прознали, где живет твоя мать... а она как раз тобой была уже беременна. Короче, наплевали мы оба на бандитскую честь и согласились на сотрудничество. Стали против бывших подельников работать втихую. Самое презренное дело среди бандитов. Как тебе это? – Лодзянский придвинул к топчану Тадеуша ящик, уселся и теперь смотрел с легким любопытством.

– Да никак, – ответил Тадеуш, – Я тоже плевать хотел на бандитскую честь.

Милош хохотнул.

– Ага, – продолжал Лодзянский, – Ну что ж, слушай дальше. Перекантовались мы некоторое время внештатными агентами, – а потом так у нас пошло дело, что там, у легавых наверху, кто-то сообразил: слишком уж мы хороши, чтобы внештатными прозябать. Своей блестящей карьерой я тебя утомлять не буду, скажу только, что закончил я не последним лицом германского направления внешней разведки Польши. Милош был у меня в диверсионной группе.

– Так... – вспомнил Тадеуш, – И почему ваши диверсии повернулись против эльзиного деда... барона фон Лейденбергера, то есть?

– А-а...Да потому, что барон и его друзья сильно уж расхозяйничались на польской территории. Оружие они у нас делали, и местные промышленники их покрывали, и не только промышленники... коллаборанты хреновы. Там сложное вышло дело, Тадеуш. И еще сильнее оно осложнялось тем, что ты перешел дорожку Отто Штальбергу... помнишь такого? Баронский адъютант. Жуткий тип, знаешь ли, – но я бы многого не пожалел, чтобы заполучить такого подчиненного. Так вот: очень уж ты ему намозолил глаза. Сначала ты Эльзу свою искал, – а барону с чего-то пришла мысль ее прятать, и Отто всюду расставил своих людей, чтобы следить: кто же ею интересоваться будет-то. А это аккурат ты и оказался. Но это бы еще полбеды; по-настоящему плохо стало, когда ты вляпался в историю с покушением. Да, сначала мы пытались достать барона, действуя "в лоб", – еще до того, как поняли, что не справимся. Ты умудрился уйти в тот день от моего наружного наблюдения – и вдруг возьми да вылези прямо посреди перестрелки! Милош не сплоховал: утащил тебя оттуда. Но с тех пор ты для Отто стал врагом навроде нас. Сам понимаешь, как мне пришлось постараться, чтобы выкрутиться.

– Постой... – проговорил Тадеуш, – Я и сам думал... Я потом узнал: не барон устроил ту могилу, и вообще это неправда. Это ведь твои были люди, что тогда в трактире при мне про нее так увлеченно разговаривали? Как нарочно...

– А то. Я перед этим послал кое-кого устроить могилу твоей подружки и распустить слухи среди местных. Инсценировка вышла ниже среднего – но мне ведь не Абвер и не Отто нужно было обвести вокруг пальца... О, вижу, выражение твоего лица изменилось. Да брось, шутка была вполне невинная. Я же не трогал твою Эльзу. Зато вы смотали удочки, как я матери твоей перед этим и наказал... И вовремя.

– Это-то ладно, – совладал с собой Тадеуш, – Это я еще могу понять. Но вот скажи-ка мне, как в той же могиле оказался барон?

– Ну... – замялся Лодзянский, – Я, конечно, мог бы тебе наплести, что это уж меня не касается – мало ли, дескать, кто по тому кладбищу ходил и что надумал сделать. Но ладно уж, – он прямо глянул в глаза сына, – Да, это я. Я убил барона. Удивлен? Я, кажется, уже намекнул, что к хорошим людям не отношусь. У нас с бароном были свои, и очень серьезные счеты.

– Но... черт... почему так? Почему надо было его туда засовывать? Аж думать об этом... – Тадеуша передернуло.

– Скажем так: это был экспромт. Обойтись без убийства я не мог, но и убить его было сложно. Ведь почему покушения не удавались? Чертов Отто такими штучками вооружил своих людей, что не подобраться было. А тут вдруг ты во второй раз отрываешься от наблюдателей – и сталкиваешься со стариканом на вокзале. Нет, это не мы запланировали: ты сам ему все выложил. Даже не посмотрел, как у него отпала челюсть... Ну а люди мои неподалеку крутились, и услышали это. Сам понимаешь, грех было не воспользоваться. И я придумал такой, знаешь, кунштюк, чтобы барон сам, по своей воле, куда-нибудь явился в одиночку. Могила подошла как нельзя лучше для этого: второй раз сослужила мне службу. Но это уж, извини, я тебе рассказывать не буду.

– Что, – в голосе Тадеуша послышался гнев, – дальше что-то совсем уж забористое было?

– Забористее некуда. Но дело не в твоей нежной психике, а в том, что придется коснуться таких вещей, что ты мне не поверишь. Я бы сам не поверил, если бы мне рассказали. Да и неважно это все...

– Расскажи!

– Тише... Неважно это, говорю. Достаточно и того, в чем я тебе честно признаюсь: я задумал весьма подлый фокус, и он мне удался. Что молчишь? – спросил он, когда пауза затянулась.

Тадеуш лежал, сцепив зубы и глядя в угол.

– Вот я так и говорил: ты не будешь рад нашей встрече. Что ж, ладно: лежи, усваивай. Одно тебе скажу напоследок: то, что говорят эти святоши про твою Эльзу, не так далеко может оказаться от правды, как тебе это кажется. Объяснять ничего не буду – но я тоже считаю, что она ведьма. Настоящая! А я ни в черта, ни в Бога никогда не верил, Тадеуш.

Лодзянский поднялся и зашагал прочь из "кабинета". Через некоторое время следом вышел и Милош, бросив на племянника тревожный взгляд.

***

– Ну и зачем ты ему все выложил? Да еще так? – хмуро спросил Милош, когда они отошли достаточно далеко, – Столько лет скрывал – мог бы и дальше помолчать. Он не виноват, что ты таким образом защищал семью.

– Мог бы, – кивнул Лодзянский, – Да не хотел. Я, конечно, плохой отец – но на свой лад о нем забочусь. И вдруг стал я примечать, что время-то идет, а сопливого идеализма в моем сынке не убавляется. Ладно, когда ему было восемь лет, и он распсиховался насчет собаки... Но, знаешь, жить с этим до третьего десятка – как-то слишком. Тот детский случай будто бы заморозил его в детстве – и его отношения к пресловутой Эльзе это тоже касается. "Подруга"! "Сестрица"!.. Бегает за ней по пятам, позабыв своих вполне нормальных подружек. Я тебе рассказывал как-то, какие о ней ходят слухи... Так вот: когда живешь прекрасными идеалами, а на деле фактически их не хватает, то тут одно из двух: либо ты себе должен все время врать, либо за тебя их переступают другие. И пока ты отводишь от этого глаза, ты слаб. Для того, чтобы стать сильным, Тадеуш должен это разрешить в себе. Слабаки не выживают.

– Да, тут ты прав, Стефан... Но, черт побери, я теперь не знаю, что он сотворит.

– А пусть его творит. Он уже и так наворотил выше крыши: вон, целое Сопротивление... Но теперь оно мне боком выходит основательно. Ватиканцы вот-вот начнут войну.

– Ага, мать их... – буркнул Милош, – И что делать будем? Что там союзнички наши легавые? Я до сих пор не уверен, например, что они лучше Ватикана или Абвера.

– По крайней мере, я пока не вижу, как они могут нас ущучить. Действовать-то мы будем с ними раздельно. Ну, дадим им в группы проводников... А шлемы их и впрямь действуют, ты сам знаешь. Без них нам крышка. Ах, да, слушай... Передали они мне шифровку. Предложили способ, как дело с мертвой точки столкнуть, чтобы заваруху начать. Чтобы, значит, поднять наших – всех ведь в дело не посвятишь, а они и впрямь многие колеблются. Ты только это... не веди себя, как твой племянничек. Короче, нужно и впрямь сжечь ведьму. Так, чтобы наши подумали на них.

Милош со свистом втянул воздух сквозь зубы:

– Знаешь что, Стефан... а это не слишком ли?! Я вот тоже к "хорошим людям" не отношусь – но до сих пор мне не приходилось убивать тех, кто совсем уж ни при чем!

– Еще один, – насмешливо проговорил Лодзянский, – Ишь, чистоплюй выискался. Давай, найди решение получше! Тут у нас народу, как в небольшом городе – ты хочешь, чтобы их полегла половина? Знаешь, что начнется, если мы не сработаем четко? Или мне прочесть тебе лекцию насчет больших и малых жертв? Да, мы это сделаем. Легавые сами обещали привести какую-то сумасшедшую. Вдобавок ее чем-то накачают, она и не почувствует ничего. Зато наших это впечатлит – и они забудут раздумывать, выполнять приказы или нет, а то развели моду... развесили уши на ватиканские проповеди. Полномасштабная резня в этих чертовых катакомбах мне на хрен не сдалась, Милош.

– Эх, Стефан... гореть нам в аду с тобой, вот что я скажу.

– Это уж непременно. Мне, знаешь ли, поздно на амнистию надеяться.

***

...Тадеуш, узнав страшную правду, чувствовал себя так, будто наелся раскаленных углей. Ему открылась та ужасная диалектика, на которую намекала Эльза: все хорошее куплено плохим. И, будто одной подруги детства было мало, – выяснилось, что это касается и нежданно обнаружившегося отца, и Милоша, с которым он успел сдружиться. Все, что окружало Тадеуша, имело страшную цену: спасение его коровы когда-то, его собственная жизнь, жизни матери и сестренок, безопасность Польши, и даже подполье, которое было оплачено проклятым талисманом... И самое ужасное во всем этом было то, что это было сделано из любви. Но как теперь жить с этим знанием? Можно ли с этим согласиться? Где найти меру оценки?

Через несколько часов явился Милош. Он явно желал ободрить племянника: сказал, что есть хорошие новости. Им удалось заключить сделку с полицией: шлемы от облучения в обмен на сведения об "инквизиторах". Так что пусть Тадеуш не беспокоится и набирается сил, закончил Милош, ставя на табурет кружку с бульоном.

В результате этой новости Тадеуш не ободрился, а наоборот. Сказав себе: "вольно!", он позволил лихорадке принести ему забытье. Но и в бреду все, что он узнал, его не оставило. Напротив, оно обросло гротескными образами, замыкаясь в безысходное кольцо.

...Сколько прошло времени, он не знал, – но в минуты облегчения ему казалось, что голова и тело уже болят не так сильно. Тадеуш пересилил апатию и попробовал подняться. Хоть и пришлось стиснуть зубы – но он все-таки уселся на топчане, сделал несколько вздохов и встал, схватившись за стену. Голова кружилась. Тадеуш опять сел.

Так, сказал он себе, лежать тут дальше без толку. Он, кажется, оставил на себе этот медальон, как знак некоего обещания... что ж, самое время подумать, как его выполнить. Если надо найти способ встать над обстоятельствами – то обстоятельства сейчас такие, что дальше некуда. Но чтобы это решить... надо выяснить кое-что, что ему неизвестно. Он до сих пор считал, что их просто облучают психотропным оружием – последним словом техники, – а слова священника всерьез не принимал. Да, он не знал, откуда взялась его неуязвимость – но мало ли, что еще могло с ним быть при таком научном прогрессе! Все-таки, перед опытами его пропустили через кучу каких-то непонятных приборов – и вопрос, только ли ради обследования. Но теперь еще и отец, явно что-то скрывая, утверждает, что Эльза – ведьма. Тадеуш вынужден был себе признаться, что в ведьмах не смыслит ничего. Говорят, они в сговоре с "нечистой силой" – и из этого прямо следует, что сила их – не человеческая. Сила демонов... Но насколько люди в ответе за это? Что, если демоны просто завладевают ими? В их лагере, например, одержимые не знают, почему больны. Может быть, достаточно уничтожить демонов, чтобы решить проблему? Да, хорошо бы, чтобы оказалось так. Куда проще было бы сражаться с ними, чем с Эльзой...

И он решил спросить об этом того, кто в таких вещах разбирался профессионально.

***

Одевшись, Тадеуш ускользнул из комнатушки Лодзянского. Хоть и со сломанными ребрами, но ловкости ему хватило, чтобы обойти отцовскую охрану: не зря он знал подземелья лучше всех. На топчане он оставил короткую записку: "Ушел по делу. Вернусь".

Ни с кем не встретившись, он добрался до того лагеря, который контролировали в основном "инквизиторы". Его тут же окружили, направив в его сторону оружие – но он сказал, что у него дело к отцу Умберто, и, к тому же, пули его не берут. Это не особенно убедило "инквизиторов": автоматов никто из них не опустил. Правда, один отправился куда-то в глубину пещер, – и оставалось только надеяться, что не за дровами и бензином...

Через некоторое время из темного перехода вышел Умберто Бенини собственной персоной. Ни слова не говоря, он кивком приказал Тадеушу следовать за собой. "Инквизиторы" нехотя расступились, пропуская гостя.

Оказавшись наедине со старым священником, Тадеуш изложил ему суть вопроса.

– Что ж, – ответил Бенини, помолчав, – Демонология, юноша, – вполне строгая наука, ею веками занимались мужи умудренные и благочестивые. Расскажи подробно все, что знаешь об этой Эльзе. Я не испытываю жалости к нераскаянным грешникам, но если ей возможно помочь, я помогу. Гарантий здесь нет. Я уповаю на Господа, но Господь же наделил людей свободой воли. Если кто-то стал жертвой одержания, как большинство в ваших подземных лагерях, – дело одно. Человек слаб и слеп, он сам не знает порой, где в броне его духа брешь. Но он может и собственной волей выбрать дьявола и упорствовать в этом. Тогда нет ему спасения – как и всем, кто связался с ним! Гниль будет во всем добром, построенном на гнилом фундаменте. И я говорю тебе: для самого же еретика лучше будет, если плоть его будет уничтожена, а душа очищена муками. Это и будет единственным спасением, которое можно ему дать.

Тадеуш невольно чувствовал себя, как под рентгеновскимии лучами, когда стоял лицом к лицу с этим пламенным подвижником. Он рассказал правду святому отцу, – по крайней мере, то, что сам понимал. Того особенно заинтересовала лаборатория Эльзы. Он сказал, что желал бы сам взглянуть на это место. Опасности его не страшат, потому что вера его крепка. А когда он увидит, чем она занималась, то сможет судить и о характере ее деятельности, и о степени ее вины.

...Святой отец перемолвился с кем-то из своих людей парой слов, сходил за заплечным мешком, – а потом они с Тадеушем вышли из катакомб на земную поверхность. Оказавшись на другом берегу Дуная, они отправились в поместье Лейденбергер.

Тадеуш обладал природным умением скрытно передвигаться. Как выяснилось, отец Умберто – тоже. Они без особенных проблем проникли в лабораторию. Правда, святому отцу пришлось немного подождать, пока Тадеуш откапывал обвалившийся выход. Но – потрясающе! – о том, чтобы взять лопатку, заранее позаботился именно священник.

Внутри Бенини удивил Тадеуша еще не раз. Во-первых, он извлек из своего заплечного мешка фонарь с регулируемой, но очень большой мощностью. Во-вторых, оттуда же он вытащил фотокамеру, которая могла снимать даже в таком освещении. В-третьих, он сумел открыть люк наверх, закрытый непростым эльзиным замком.

Ну а в-четвертых, оказавшись в лаборатории, он так рассвирепел, что, казалось, взорвется.

– Боже, укрепи нас перед лицом сего нечистого зрелища! – указал он на оплавленный остов "Третьего глаза", – Пусть и выглядит это, как научный прибор, но я узнаю его по черным гримуарам! Неважно, что он воплощен в металле и стекле, и питается электричеством, – это же фаустов круг!!! Видишь ли, юноша, диавольские сигилли на концах звезды? Они нужны, чтобы призывать и улавливать посмертные лярвы, а то и демонов ада!

Святой отец с фонарем расхаживал по выгоревшей мастерской, лучом выхватывая из мрака то оплывшее от жара стекло, то искореженное железо, то черные стены в потеках, то какое-то загадочное полуразрушенное оборудование. И фотографировал непрерывно – стеллажи, столы, пентаграмму, – все свидетельства несомненного и злостного эльзиного ведьмовства. А под конец он вынул флягу со святой водой и крест, сотворил знамение с краткой молитвой и плеснул воды на установку. Та зашипела, задымилась, потянуло вонью: остаточный "системный эффект" от многолетнего использования так быстро не мог исчезнуть.

– Увы, – сказал Бенини, – Такую богомерзкую науку нельзя было постигнуть бессознательно. Дорога этой Эльзе – на костер!

А Тадеуш стоял на том самом месте, где стоял в тот памятный день, когда она вызволила его отсюда. Он видел, как наяву, их отчаянный побег. И вдруг ему стало ясно, как быть. Да, Эльза – его враг, но одновременно она – и друг! Это парадоксально, но когда он с ней столкнется, нельзя будет упустить из виду ни одно, ни другое. Если ему удастся удержать взглядом обе этих точки зрения, он сумеет поступить правильно, даже убив ее. Если нет – то просто совершит преступление.

... А священник, хотя и был искренен в своем гневе, интересовался и другими практическими последствиями их похода. Он заметил и подробно снял стеллаж, в котором достаточно хорошо сохранились защитные шлемы. Пусть они отличались от шлемов сторонников Тадеуша, но сходство было больше! Значит, вполне вероятно, что эти еретики связались с ведьмой. Это она их снабжает.

К тому же, если она способна делать ловушки, вроде этой у нее в поместье, то это может объяснить, почему лис Канарис кормит его баснями, а на каждом шагу Ватикан встречает препоны. Должно быть, она и там предложила свои услуги, и Абвер предпочел ее дьявольскую помощь помощи Церкви.

Но ничего, если ее изловить там, где она делает свои мерзкие машины, можно будет перехватить инициативу. Если удастся взять – хотя бы и с боем – доказательства ведьмовства, надо будет явиться прямо к фюреру с папской буллой!

***

Когда Тадеуш вернулся, Лодзянский ждал его в "кабинете". Он сразу заметил, что сын внутренне успокоился.

– Отец, – сказал Тадеуш, – Ты спрашивал, как я отношусь к происходящему. Я отвечу. Я понял, что вижу только один способ решить, прав человек или нет. Он прав, если он себе верен, – так я думаю. Мы никогда не договоримся с Эльзой... с тобой тоже. У каждого своя верность. Поэтому, отец, я решил сделать две вещи. Во-первых, я ухожу из Сопротивления. Раскол здесь – из-за меня. Нельзя заставлять людей выбирать между командиром и Христом, а то кем же я получаюсь? Я заберу с собой всех, кто захочет, но думаю, это будет несколько человек. Потому что я честно скажу, что амулет на моей груди – дьявольский. Я знаю, это правда так. А у остальных после нашего ухода не останется реального повода для распри. Эти оголтелые христиане успокоятся, а большинство местных – верующие.

– А если раскол не остановится из-за этого? – спросил Лодзянский, – Если после твоего признания как раз и начнется заваруха?

– Тогда так тому и быть. Этот узел нужно развязать сейчас, в любом случае, – ответил Тадеуш, – Дальше будет только хуже.

– Хм, ясно. А вторая вещь?

– Я... вызову на дуэль Эльзу фон Лейденбергер, мою подругу детства. Это будет бой до смерти. Я убью ее... или она меня.

– Ого! А это точно не святой отец промыл тебе мозги?

– Нет, – Тадеуш даже улыбнулся, – Я сам решил. Я убью ее, потому что между нами не может быть мира. Вражда между нами смертельна. Это правда, остальное – ложь. Но я не могу ей лгать! Я ее друг. Что ты так глядишь на меня?

– Мне казалось, жар у тебя прошел, но теперь я не уверен. Ты ее друг, поэтому ты ее убьешь. Подожди, мне надо повторить это себе несколько раз.

– Это безумно звучит, но так и есть. Главное – не потерять эту мысль до дуэли. А остальным... я скажу завтра утром, когда все соберутся.

***

Выслушав сына, Лодзянский про себя отметил, что поступил правильно. В рассуждениях Тадеуша, на его взгляд, наметился прогресс, – но если бы тот и впрямь сделал по-своему, до добра бы это не довело. Примирение "инквизиции" не было нужно. Признание командира Ковалевского в связях с дьяволом станет для них настоящим подарком. Это будет сигналом к началу резни, поэтому очень хорошо, что операция Лодзянского случится раньше.

...Утром двадцать седьмого октября, когда настало время общего сбора, Тадеуш ничего не успел сказать. В лагерь ворвалось человек двадцать – все в черных робах с капюшонами, закрывающими лица, как было принято среди самых непримиримых сторонников "инквизиции". Они взяли присутствующих под прицел – и с ними была девушка! Ее втащили на цепи за руки – расхристанную и безумную. Но в лагере ее тут же узнали.

– Грета! Это же Грета Крайн!

– Это ведьма! – возгласил один из "инквизиторов", – И сейчас мы завершим то, что не доделали! Мы дадим пример искупления!

Как по команде, двое, что держали Грету Крайн, разошлись в разные стороны, растягивая ее за руки на цепях. "Ведьму" облили бензином, и "инквизитор" затянул: "Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают..."

Факел полетел к ногам девушки – и она сама обратилась в факел, заходясь в долгом вопле. В толпе поднялись крики: на собрании присутствовали и те, кто крови никогда не нюхал, а просто помогал повстанцам в лагере. И тут раздалось:

– Смерть мракобесам!

Откуда ни возьмись, выскакивали люди Лодзянского, устремлялись за отступающими "инквизиторами", что, бросив все, скрылись в ближайшем коридоре. Но в погоню ушли не все. Милош вышел в центр зала:

– Слушай мою команду! Всем – разбиться на свои группы! Двигаться к их лагерям тихо, номера групп – в соответствии с номерами целей. Когда раздадутся взрывы – атаковать! Наши люди умудрились у них бомбы позаложить...

– Есть!!! – был ему ответом слитный рев. Милош кивнул про себя: все вышло, как говорил Лодзянский. Давно он не видел такого единодушия в их охваченных унынием рядах. Вот только...

Взгляд его скользнул к обгорелому, обезображенному телу на полу. Бойкая была девчонка... но теперь такие слова не шли на язык. Милош тряхнул головой, занимая место рядом с Тадеушем: поздно, поздно было думать об этом.

– Идешь, командир? – окликнул он племянника, – Или тут переждешь?

И тут он встретил взгляд Тадеуша. Никогда и ни у кого Милош не видел в глазах такой ярости.

Ни слова не говоря, тот развернулся и рванул в коридор, – будто и не он провалялся в лихорадке последнюю неделю.

***

...Через полчаса лагерь "инквизиции" пылал. Центр пещеры разворотило взрывом, но фанатики все еще отстреливались, отступая за самодельные баррикады.

Тадеуш короткими перебежками двигался вперед, держа за руку Ганса Прибке – он был провожатым для полицейских. Благодаря этому Прибке до сих пор оставался невредим – как и он сам, естественно. Они добрались до баррикады.

И тут Тадеуш вспомнил: нет, он не должен поддаваться ненависти! Не должен быть слеп! Только одно состояние духа делает войну – не преступлением. Только так он сможет сойтись на дуэли с Эльзой – и вложить в свой выстрел верный смысл! Эльза... она – враг. Но она – и друг! Он ни в коем случае не должен этого забыть!

Оставив полицейского, согнувшегося за баррикадой, он быстро встал во весь рост и метнул гранату... и тут очередь прошила его, швырнув назад.

Он никогда не бывал ранен пулями, но сразу понял: это смертельно. Он силился вздохнуть; воздух в грудь не шел, навалилось удушье, перед глазами поплыла чернота... Но испытывал он не страх, а недоумение. Почему не помог медальон? Неужели... дело было все же не в нем?

Конец. Ничего он не успел. Не донес до дуэли то, что понял. Да и правильно ли понял, раз так все закончилось?..

***

Отец Умберто сжал зубы, слушая оперативные отчеты о постигшем их разгроме. Бои еще шли, но плацдарм в катакомбах был потерян. Он, Умберто Бенини, ошибся в этих повстанцах. Они оказались не так просты, как казались, – и они его обошли. Их провокация с сожжением "ведьмы" была крайне бесчеловечна, но столь же эффективна... и оказалась действеннее провокаций его так называемых "фанатиков", задачей которых было углубить раскол. Невероятно! Кто там у них засел под видом повстанцев на самом деле?!

Но даже сейчас это был еще не конец! Он еще мог выправить ситуацию. Да, людей потеряно немало, и степень вмешательства Ватикана во внутренние дела Райха будет раскрыта. Но оставался еще шанс схватить Эльзу, ведьму!

Он отпустил очередного связного. Этот явился с поверхности: оказалось, дьявольская активность наверху пошла на спад. Была непроверенная информация о боях в пригородах. И еще: в городе появился безумец, который в самом жутком виде двигался к окраине прямо по оживленным улицам, не сворачивая. Бенини понял, кто это: тот самый Дэтлеф Эберт, что участвовал в штурме поместья Лейденбергер в тридцать восьмом. Еще один проклятый колдун!

– Диверсионную группу – ко мне! – резко бросил святой отец своему секретарю.

Они проследят за чертовым рунистером, решил Бенини. Если он не с повстанцами, не с полицией и не в СС – то почти наверняка он с Абвером и с Эльзой.

...Время показало, что это был верный ход.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ,

в которой Эльза с головой уходит в импровизации, а Колеснице настает конец.

Эльза остановила машину там, где путь через подземелья был кратчайшим. Выскочив из машины, она на глазах у изумленной публики выжгла гиперболоидом железную решетку на земле, спрыгнула вниз и бросилась бежать. Из ливневого коллектора она свернула в сторону, в узкий лаз, ударила лучом в стену, проделав в ней дыру, выскочила в более древний подземный ход и помчалась так быстро, как тогда, когда ее демон управлял ею. Но она не успевала! Она видела глазами полицейского, как страшно и коротко дышит Тадеуш. Ему оставались считанные минуты.

Решение вспыхнуло внезапно, как и раньше. Это было кровавое, жестокое решение, – но у нее не было ни капли сомнений, действовать или нет.

Она прижала медальон к груди, выкрикнула:

– ЖЕЛАЮ, ЧТОБЫ МОЙ МЕДАЛЬОН ИСЦЕЛИЛ РАНЫ ТОГО, КТО ЕГО НОСИТ! – а потом вызвала Ганса Прибке.

– Подойдите к командиру Ковалевскому! – приказала она, – Говорите ему то, что я вам скажу!

О, она знала, что нужно сказать Тадеушу.

***

Свет в глазах Тадеуша почти погас, когда он разобрал, что его окликают. Непонятно зачем он заставил себя вслушаться.

– Эй, командир! – кричал кто-то прямо над ухом, – Помираешь, что ли? Держись! Чуть-чуть дожать их осталось! Принесем тебя в лагерь, залатаем. Врасплох мы их взяли! Если бы не это, не видать бы нам победы.

Из черноты вдруг выплыло лицо. Тадеуш узнал полицейского, с которым вел переговоры. Но что-то не сходилось.

– ... Как... врасплох?... – еле выдохнул он, – Это же они... Грету... а мы... в ответ...

– Да не они, а мы! Сами ведьму и сожгли, в этих переодевшись. Зато наших мигом удалось поднять, чтобы этим бесноватым врезать! Во всем подполье восстание! Ну и правильно, я считаю. А иначе они бы нам такое же позже устроили, как пить дать!

– Сами? ...сожг...ли?!..

– А то! Правда, баронесса Эльза бы меня убила, если бы узнала, что я тебе про это рассказал...О, нет! – полицейский воззрился куда-то в пространство, – Баронесса, постойте! Не надо! Не...

И его голова взорвалась! Разлетелась, как арбуз!!! Он упал рядом с Тадеушем, заливая кровью пол. В отблесках пламени было видно развороченный механизм в его черепе. И для Тадеуша словно кусок головоломки встал на место.

Эльза. Эльза. Это Эльза снабжала их шлемами, а не полиция. Это Эльза сожгла девушку ради провокации. Это Эльза устроила бойню между повстанцами. Это Эльза разыграла их втемную, разменяла в какой-то очередной дьявольской комбинации. Это Эльза убила своего слугу, как-то узнав, что он случайно раскрыл ее. Эльза, будь она проклята!!!

Ненависть вспыхнула багровыми пятнами на черном. И тут... случилось чудо! Правда, демоны сказали бы, что это не чудо, а просто хороший фокус. Но вокруг не было ни одного демона, чтобы объяснить это Тадеушу.

Его раны исцелились. Воздух влился в грудь, по венам молодо и сильно побежала кровь. Жизнь, готовая отлететь, вернулась. Но ненависть никуда не делась. И – странное дело! – она соседствовала с радостью. Тадеуш отбросил парадоксальный ответ, что пришел к нему, когда он стоял в сгоревшей эльзиной лаборатории. Теперь, когда судьба столь явно дал ему знак, он понял, наконец, что решение может быть куда проще! Безумием было пытаться примириться со злом в обличии Эльзы. Прав был святой отец: никаких сделок с дьяволом. Он убьет ее, но безо всякого бреда про дружбу. Безо всякой дуэли. Просто уничтожит, как бешеную собаку.

Наступила ясность. Тадеуш встал во весь рост пол огнем фанатиков, дошел до одного из своих. Крикнул:

– Держи мою руку! Вставай!

***

Так Эльза истребила чудо дружбы ради дружбы. Обмен талисманами был вновь аннулирован, – и тот, что действовал, оказался теперь на нем с приказом его вылечить. Тадеуш получил неуязвимость и исцеление, а Эльза – привычную встряску, пустоту под ногами, когда раскололся Кристалл, и его проклятие.

Проклятие было настоящее. Она видела, как блоки, шестеренки и цепи мирового устройства пришли в движение, и в ее механическое тело вонзилась и вросла ржавая зазубренная шпага. Изъеденная ржавчиной цепь уходила наверх через систему блоков, терялась в путанице прочих цепей и тяг, безошибочно ведя к Тадеушу. Она росла из его груди.

– Поздравляю, – сказал демон, – теперь у тебя действительно полная коллекция. Все три вида нерасторжимых уз, которые возможны: смертное проклятие, клятва на крови и Контракт! Нет, действительно, потрясающе. Мне не первая сотня лет, но я никогда такого не видел! Интересно, хотя бы населения Вены хватит для гекатомбы, которая окупит это? Ты ведь все еще собираешься заполучить Просветление? Я прямо-таки жду момента, когда ты скажешь: ну ладно, я зашла слишком далеко, успокоюсь-ка я на тех нескольких десятках трупов! – он хихикнул.