Текст книги "Поглупевший от любви"
Автор книги: Элоиза Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
Глава 7
Домашняя вечеринка леди Роулингс
Первым, кого увидела Эсме, войдя вечером в гостиную, был ее племянник Дарби в обществе Селины Давенпорт, одной из местных матрон. Та, очевидно, изо всех сил старалась развлечь гостя. В данный момент она красовалась у большого окна в конце комнаты, где стояла в неестественной позе, откинув голову и выпятив груди так, что последние практически вывалились из выреза и предстали на обозрение Дарби.
– О Господи, – простонала Эсме.
– Едва появившись в гостиной, миссис Давенпорт мгновенно им завладела, – пробормотала Элен с тихим смешком. – Полагаю, она исполнена решимости покорить благородного джентльмена, который случайно оказался в нашем обществе.
К величайшему раздражению Эсме, Дарби был целиком поглощен беседой. Не может же он находить компанию Селины настолько привлекательной?! У нее имелось только две темы для разговора: она сама и ее неоспоримое мастерство в определенного рода деятельности. Некоторые виды этой деятельности, как ни странно, имели место вне стен спальни.
– Дарби! – воскликнула Эсме, приближаясь к нему сзади. Тот от неожиданности вздрогнул, повернулся и с поклоном поцеловал ее руку.
– Моя дорогая тетушка, – пробормотал он.
В голосе звенел лед. Элен права. Он действительно приехал убедиться, что она носит незаконного младенца!
Селина опустилась в реверансе, обнажившем е.е груди напоказ всему свету. И не важно, что сама Эсме была когда-то не прочь проделать то же самое. Ни один джентльмен не оставался равнодушным к столь великолепному зрелищу. Но это было до того, как она избрала карьеру циркового слона.
– Боже, – пробормотала Селина с ехидной усмешечкой. – Надеюсь, дорогая леди Роулингс, мне будет позволено упомянуть, что вы с каждым днем становитесь все… – Тут она запнулась и, поколебавшись, добавила: – Все прекраснее.
Эсме улыбнулась ей улыбкой, подобной стилету, отточенному долгими восемью годами плавания в опасных водах лондонского общества.
– Как мило с вашей стороны, – проворковала она, – тем более что вы, вне всякого сомнения, встречали так много прекрасных дам задолго до того, как состоялся мой дебют.
Улыбка Селины сложилась, как веер. Эсме снова обратилась к племяннику:
– Дарби, не хотите ли прогуляться по комнате? Надеюсь, вы подольше погостите у меня, и это прекрасная возможность представить вас кое-кому из моих соседей.
Они направились на другой конец комнаты.
– Леди Роулингс, мы не слишком нарушили ваш покой? – начал Дарби. – Я подумал, что детям пойдет на пользу сельский воздух, но мы не должны злоупотреблять вашим гостеприимством.
. – О, пожалуйста, зовите меня Эсме, – перебила она. – Здесь мы вдалеке от формальностей лондонского общества и в конце концов приходимся друг другу родственниками.
Похоже, ее слова застали его врасплох, но он быстро пришел в себя.
– Разумеется, – пробормотал он. – А вы должны называть меня Саймоном.
– Как малышка Джози? Майлз говорил, она чрезвычайно тяжело восприняла гибель матери, бедная сиротка.
– Он так сказал? – слегка удивился Дарби.
– Ну… да, – признала Эсме. – Он был очень расстроен, узнав, что вам в вашем холостом положении придется стать отцом двоих маленьких детей. Могу только надеяться, что сумею так же достойно воспитать своего малыша, трагически лишившегося отца еще до рождения.
Дарби глянул на руку леди Роулингс, покоившуюся на огромном холме живота.
Она беременна, никаких сомнений. За всю свою жизнь он еще не видел настолько беременной женщины. Элегантная светская львица выглядела так, словно собиралась родить через день-другой. Похоже, ребенок действительно незаконный. Майлз совершенно точно не спал с женой до того, как отправился на проклятую июльскую вечеринку.
Должно быть, эти мысли отразились на лице Дарби, потому что Эсме поспешно увела его в коридор, а оттуда – в библиотеку.
– Почему вы здесь, Саймон? – спросила она, садясь на бархатный диван. Дарби молча смотрел на Эсме, пораженный переменами в ее внешности. Он помнил свою тетку чувственной богиней: роскошные изгибы тела, блестящие черные кудри, лицо идеальной красоты. Теперь она выглядела распухшей, усталой и абсолютно непривлекательной.
И прежде чем он успел что-то сказать, она спокойно объявила:
– Я ношу ребенка Майлза. Дарби почтительно поклонился.
– Ни секунды в этом не сомневался.
– Еще как сомневались!
Ее глаза блеснули, и Дарби на секунду ощутил мощное притяжение той поразительной женщины, которую весь Лондон именовал в свое время Афродитой.
– Я вас не виню. Но при этом действительно ношу дитя Майлза. Сами знаете, как он хотел наследника.
Дарби молча кивнул.
– Поэтому мы договорились… о сближении, – пояснила она, невольно повторяя выражение Джерарда Банга. – Но я понятия не имела, что у него такое слабое сердце. – Она подняла на него полные слез глаза. – Вы должны верить мне. Я никогда бы не согласилась… заводить наследника, приди мне в голову хотя бы на минуту, что я ставлю его жизнь под удар.
Дарби недоуменно моргнул.
Может, он ошибается, и ребенок законный?
– Даже если родится мальчик, – продолжала тетка, – вы не останетесь без денег. Мы каким-то образом сумеем обойти закон о майорате. Майлз сам бы захотел этого.
Дарби неожиданно остро ощутил ауру чувственности, окружавшую тетку, словно стальные доспехи. Он видел ее встревоженные глаза, слышал слова и понимал, что ничего не знал о браке своего дяди. И леденящая правда заключалась в том, что ее дитя скорее всего ребенок Майлза.
Саймон тоже сел и спокойно заметил:
– Я должен извиниться перед вами, леди Роулингс. К своему стыду, я действительно явился сюда, сомневаясь, что Майлз был способен зачать дитя. Крайне сожалею, что позволил себе такие мысли.
– Пожалуйста, зовите меня Эсме, – повторила она, кладя руку ему на плечо. – И я прекрасно вас понимаю. Я и сама бы себе не поверила. Дело в том, что мы с Майлзом договорились обо всем совсем незадолго до его смерти. И я просто не могу понять, почему он умолчал о своем сердце. Мы никогда не были особенно близки, но рисковать жизнью только из-за…
– По-видимому, он отчаянно хотел ребенка, – вставил Дарби. – И совсем забыл о риске для здоровья.
Пальцы Эсме сжались чуть сильнее, и Дарби с тревогой заметил, что ее глаза по-прежнему полны слез.
– Вы действительно так считаете? Я все время думаю, что стоило ему признаться во всем, и он был бы сейчас рядом.
Слезы перелились через край и хлынули по щекам. Дарби погладил ее по руке.
– Все хорошо, все в порядке, – попытался утешить он.
– Далеко не все в порядке! – сдавленно пробормотала она. – Не все! Я совершенно уверена, что в тот вечер он перенапряг сердце, поэтому оно и разорвалось, когда… когда…
– К несчастью, маркиз Боннингтон перепутал комнаты и ворвался к вам в спальню. Это и спровоцировало сердечный приступ. Но Майлз сам говорил, что доктор предъявил ему ультиматум…
– Знаю, – всхлипнула Эсме. – Я ходила к доктору после смерти Майлза, и тот объяснил, что ему нельзя… нельзя было… а Майлз мне не сказал!
Она бессильно прислонилась к груди Дарби. До чего же странно ощущать гигантский шар ее чрева, прижимающийся к его боку!
– Даже если бы он признался вам, особой разницы это не составило бы! Доктор считал, что он едва ли протянет до конца лета.
– Доктор твердил мне то же самое. Я просто не могу поверить, что Майлз умолчал… об этом…
– Он просто терпеть не мог огорчать людей. Не хотел, чтобы вы были несчастны.
Это вызвало новый поток слез. Теперь ее голос прерывался, и он разбирал только отдельные слова и фразы: как был добр к ней Майлз, и она никогда… никогда бы… ни за что…
Он продолжал молча гладить ее по спине. Раньше он безапелляционно заявил бы, что брак тетки и дяди был практически фиктивным, что они почти не разговаривали и не выносили общества друг друга. Но по всему видно, он ошибся.
Эсме скорбела по Майлзу, пусть даже они и не жили вместе в обычном смысле слова. Даже если она флиртовала с любым привлекательным лондонским джентльменом. Даже если роман Майлза с леди Чайлд был всеобщим достоянием.
И тут он отчего-то вспомнил о Генриетте Маклеллан, женщине, спасшей Джози и Аннабел. Если память ему не изменяет, он никогда не встречался с ней в Лондоне. Вероятно, ее отец решил, что чересчур острый язык вряд ли поможет в семейной жизни. Она явно считала общение с ним ниже своего достоинства. За всю свою жизнь он никогда не видел столь пренебрежительного выражения на лице особы женского пола. И такой прекрасной улыбки. Когда она улыбнулась на прощание, у него на миг замерло сердце. В этот момент она напоминала птицу в полете – свободную, легкую, изящную.
Эсме наконец выпрямилась и промокнула слезы платочком.
– Мне уж-жасно ж-жаль, – выдохнула она. – Боюсь, в последнее время я стала невыносимой плаксой, и мне не хватает Майлза, и…
– Я знаю, о чем вы, – поспешно перебил Дарби, видя, как голубые глаза снова наполняются слезами. – Позвать вашу горничную? А то гости, наверное, уже гадают, где мы.
Эсме всплеснула руками.
– Боже, мне необходима рисовая пудра. Горы пудры, чтобы скрыть свидетельство своего безобразного поведения.
Какой-то момент они просто смотрели друг на друга: безупречно одетый джентльмен с промокшим плечом фрака и раскрасневшаяся, беременная дама с распухшими глазами. После чего оба разразились смехом.
– Когда ваша жена забеременеет, сами поймете, как часто такие женщины подвержены приступам плача.
– Затаив дыхание жду этого события, – торжественно объявил он, целуя кончики ее пальцев.
Глава 8
Легкий ужин, сервированный в Розовой гостиной
Генриетта, приложив все старания, умудрилась пройти довольно ровной походкой к маленькому столику в Розовой гостиной, где был сервирован легкий ужин. Комната представляла собой изящный прямоугольник с красивыми сводчатыми окнами, выходившими в оранжерею. По приказу леди Роулингс столики расставили по салону в очаровательном беспорядке. Буфет на дальнем конце ломился от различных деликатесов. Генриетта присоединилась к мачехе и ее лучшей подруге, леди Уинифред Томпсон.
Когда в комнате появился мистер Дарби, присутствующие инстинктивно смолкли. Если в гостинице он показался ей элегантным, здесь в темно-красном бархатном фраке он был поистине великолепен. Галстук и манжеты были отделаны кружевом, ниспадавшим на пальцы. По мнению Генриетты, костюм стоил огромных денег.
– О Боже, – едва слышно прошептала леди Уинифред. – Помню, мой отец носил широкие кружевные манжеты, пристегивавшиеся к сорочке. Но в наше время! На ком еще увидишь нечто подобное?! Всякий сказал бы, что он выглядит старомодно, но на самом деле это вовсе не так! Мой муж наверняка посчитает, что это чересчур женоподобно, но он ужасно ненаблюдателен!
Она весело хихикнула и снова бросила взгляд на Дарби. Генриетта мысленно согласилась с ней. Даже в кружевах мистера Дарби женоподобным не назовешь. Много лет подряд она встречала возвращавшихся домой дебютанток, сумевших обручиться или потерпевших неудачу. Но все в один голос расписывали, как изысканно элегантны лондонские денди, какие у них манеры и какой печальный контраст представляют они деревенским простакам Уилтшира. Генриетта всегда считала эти сказки преувеличением.
Мысленно она представляла женственных, изящных, фатоватых щеголей, ковылявших на высоких каблуках по вымощенным брусчаткой улицам столицы. Но как же она оказалась не права! Ей и в голову не приходило, что на свете могут существовать такие мужчины. Мужчины с волосами, поблескивающими в сиянии свечей, высокими скулами и вальяжной элегантностью, говорившей о сдержанной силе. Истинной, но такой редкой мужественности.
Одежда мистера Дарби была явно сшита в Лондоне. Но он носил ее с чисто мужской грацией и при этом не казался слишком уж привередливым в отношении одежды. Например, не носил перчаток. А волосы были куда длиннее, чем у уилтширских джентльменов, и связаны лентой на затылке.
Леди Уинифред бесстыдно таращилась на несчастного Дарби.
– Племянник леди Роулингс, верно? Кажется, я видела его в Лондоне во время последнего сезона. Знаете, Дарби был наследником Роулингса, по крайней мере до того, как у леди Роулингс стал расти живот. Не сомневаюсь, что он прибыл сюда, чтобы дождаться родов.
– Весьма неприятное истолкование его визита, – коротко бросила Генриетта, наблюдая, как целая стая матрон осадила Дарби.
Женщина с прической-башней, которая только подчеркивала невероятную величину царившего на лице носа, возникла на его пути, как айсберг перед судном.
– Я миссис Баррет-Дакрорк из Баррет-Парк, – объявила она. – По-моему, мы встречались в прошлом сезоне на музыкальном вечере миссис Крошей.
Дарби учтиво поклонился.
– Боюсь, вы ошиблись, мадам, поскольку я не имею удовольствия быть знакомым с миссис Крошей.
– Значит, это было где-то в другом месте! – провизжала она. – Может, в доме Бесси… то есть леди Пантон.
Эта женщина не могла знать Элизабет Пантон. Леди Пантон была столь чопорной и так строго придерживалась формальностей, что надевала тюрбан с перьями на обычный музыкальный утренник. Немыслимо представить, чтобы кто-то звал ее Бесси! Но какой смысл протестовать?
– Вы, вероятно, правы, – пробормотал Саймон, целуя ее руку. – Обязательно напомню… э-э-э… Бесси… при следующей встрече.
Миссис Баррет-Дакрорк разразилась пламенной речью, чувствуя себя на седьмом небе от знакомства с законодателем общества. Дарби слушал ее вполуха, время от времени кивая и украдкой оглядывая комнату. Дородные сквайры и их украшенные оборками жены с огромными веерами расселись вдоль стен. Все женщины помоложе отличались на редкость невыразительной внешностью: уныло опущенными плечами, желтоватой кожей и влажными от пота носами. Правда, была еще та роскошная особа, которую он увидел, едва войдя в комнату. Миссис Давенпорт. Вернее, Селина, поскольку уже через минуту после знакомства она настояла, чтобы он обращался к ней именно так.
И наконец он увидел свою утреннюю знакомую. Даже отсюда было заметно, что леди Генриетта также плохо одета, как в первую встречу. Цвет ее платья придавал волосам странный зеленоватый оттенок. И все же ему почему-то захотелось продолжить знакомство.
Миссис Баррет-Дакрорк продолжала подводить к нему различных дам в манере торговки, предлагающей товар высшего сорта, представляя Саймона как лучшего друга. Перед ним поочередно прошли миссис Колвилл, миссис Кейбл (где она раздобыла этот чудовищный палантин?!), миссис Гауэр. Вскоре Дарби окружили провинциальные дамы, наперебой рассказывающие о последних событиях в городе и новейших фасонах платьев. К несчастью, репутация законодателя мод опередила его появление.
– Боюсь, у меня нет определенного мнения насчет жемчуга, – заметил Дарби, кланяясь в сотый раз. – Ботинки… ну… дамские ботинки в этом сезоне должны быть в тон ротондам…
Как раз в этот момент Селина Давенпорт сумела протолкнуться вперед и выгнулась в сторону Дарби таким образом, что груди слегка подпрыгнули.
– Мистер Дарби, я просто умираю от желания услышать последние лондонские сплетни, – дерзко объявила она. – Из-за бесконечных болезней и смертей в моей семье я впервые за много лет смогу посетить этой весной Лондон. – Она принялась энергично обмахиваться веером, весьма откровенно стреляя глазками. – Уверена, что вы знаете немало интересного, скажем, о Рисе Холланде, графе Годуине. – Она снова подалась вперед, так что груди почти выскочили из выреза и коснулись его лацканов. – Правда ли, что он поселил в своем доме оперную певичку?
– Мы с Рисом такие старые друзья, что абсолютно не интересуемся жизнью друг друга, – усмехнулся Дарби. – Мне в голову не пришло его спрашивать.
– Его жена здесь. – Селина кивком показала на пианино, за которым сидела графиня Годуин. – Я просто настаиваю, чтобы вы сказали правду о его отношениях с певичкой. Но сначала, пожалуй, стоит уйти отсюда, чтобы не расстраивать графиню, на случай если она нас услышит.
Она решительно взяла его за руку и увела от ошеломленных матрон.
Черт бы все это побрал! Не хватало еще бродить по салону в компании похотливой особы, откровенно предлагающей любовную связь. И это в тот момент, когда он практически готов подумать о браке!
Почти не задумываясь, он подвел миссис Давенпорт к столу, за которым сидела леди Генриетта.
– Какое удовольствие снова видеть вас! – воскликнул он, кланяясь.
– В самом деле? Как ваши сестры? – осведомилась леди Генриетта.
– Благополучно переданы на попечение няни, когда-то присматривавшей за самой леди Роулингс. Похоже, весьма компетентная особа, которая вряд ли оставит Аннабел в мокрой одежде. Я знаю, вы это оцените, леди Генриетта.
Он оказался прав. У нее была замечательная улыбка.
– Мы как раз решили прогуляться, – пояснила Селина с плотоядной улыбкой. – Мистер Дарби пообещал рассказать мне все лондонские сплетни.
– Возможно, вам следует показать мистеру Дарби оранжерею, – предложила леди Генриетта. – Вероятно, он никогда не видел столь исключительных роз в это время года.
Дарби прищурился. Эта ведьмочка, кажется, решила бросить его на растерзание гончим. И при этом смотрела на него влажными невинными глазами, слегка улыбаясь… но все же… все же… глаза у нее были весьма необычные. Слегка раскосые и обрамленные самыми длинными на свете ресницами. Таких он еще не видел, а в своей жизни успел многого навидаться.
Обернувшись к Селине, Саймон бросил быстрый взгляд на поистине необыкновенную грудь. Даже девически кокетливое платье шло ей. Тонкая ткань, казалось, вот-вот лопнет под напором великолепных грудей, и Дарби ощутил знакомое шевеление в области чресл. Селина Давенпорт красива, распутна и готова на все. Платье же леди Генриетты было сшито из мутно-зеленого крепа, приглушившего цвет ее волос. Более того, вырез не только не открывал грудь, но был столь скромным, что оборки едва не доходили до ушей.
– Ваш слуга, – прошептал он, склоняясь над ее рукой. Выражение ее глаз подействовало на него как ледяной душ. Она явно забавлялась, в этом нет никаких сомнений! Точно знала, какова будет его реакция на груди Селины Давенпорт, ожидала ее и теперь испытывала нескрываемое удовольствие оттого, что дрессированная собачка послушно прыгнула в обруч.
Дарби непроизвольно скрипнул зубами.
– Думаю, я знаком с исключительной красотой куда ближе, чем вам кажется, леди Генриетта, – сообщил он с хищной улыбкой. – И сейчас горю желанием прогуляться в оранжерею с миссис Давенпорт.
С этими словами он отошел.
Генриетта разочарованно вздохнула. По какой-то причине она была уверена, что Дарби не так-то легко поддастся на дешевые уловки Селины. Но стоило той направиться к нему и выпятить грудь, он потянулся к ней, как пчела к цветку, если только можно представить цветок, состоящий из кремовых пухлых грудей, небрежно перехваченных фиолетовой лентой. Похоже, даже самые изысканные лондонские денди тают при виде вздымающихся холмов женской плоти.
Дарби не появлялся в Розовой гостиной следующие минут двадцать, а когда все же пришел, даже не глянул в ее сторону, поглощенный беседой с седовласым джентльменом. Впрочем, она не наблюдала за ним… то есть не все время…
Но тут он неожиданно вскинул голову и глянул ей в глаза. Ее обдало жаром. Сначала Генриетта подумала, что от смущения, – в конце концов, он поймал ее на подсматривании. Но жар не уходил. Он продолжал смотреть на нее, и от этого взгляда немного кружилась голова. Если бы она стояла, ноги просто подкосились бы.
Она так и не смогла отвести от него взгляда. Он тем временем вежливо распрощался с собеседником и направился прямо к ней. Боже, она словно позвала его…
Можно подумать, она обладала притягательностью Селины!
Генриетта едва не оглядела платье, но вовремя вспомнила, что ее груди оставались точно такими же, как утром. Совсем неплохие… по-своему, конечно, но никакого сравнения с божественными дарами Селины.
Он, должно быть, не знает о ее увечье. Остальное дополнил ее здравый смысл. Если она пчела, он выбрал пораженный болезнью цветок.
Тот, в котором не может быть нектара.
Глава 9
Об охоте на лис… и… других видах охоты
– Могу я присоединиться к вам?
– Естественно, вы имеете право делать все, что угодно. Дарби был совершенно ошеломлен видением, возникшим в его голове при странном ответе на его галантный вопрос. Не может быть! Просто не может быть! Как правило, женщины сами вешались ему на шею. И уж конечно, он никогда не испытывал страстного желания к молодым… вернее, довольно молодым девственницам, наделенным несомненной респектабельностью и неистовым темпераментом.
Должно быть, это последствия тяжелого дня. Разговор с теткой лишил его разума. Ему следует немедленно удалиться к себе и лечь в постель.
Хотя до этого еще далеко. Прежде он должен познакомиться не менее чем с пятнадцатью сельскими джентльменами, имеющими счастье быть отцами юных девиц. Девиц, материнские способности которых необходимо тщательно оценить. Генриетта Маклеллан, учитывая тенденцию обливать водой маленьких детей, в их число не входит. Кстати, именно это качество напомнило ему о собственной матери.
Но он тем не менее сел рядом с леди Генриеттой.
Нет, не то чтобы она казалась недружелюбной. Наоборот, с жизнерадостным видом взирала на него, словно на престарелую тетушку. Только вот в глазах едва заметно мелькали иронические искорки, словно она бросала вызов его мужественности. Она, единственная из всех дам, не оглядывала его со слегка голодным выражением, к которому он привык.
И Дарби с грустной усмешкой подумал, что час его падения настал.
– Вам нравится Лимпли-Стоук? – осведомилась она. Возможно, ее голубые глаза были такими ясными лишь потому, что в них не было и следа алчного вожделения. Но в них светились ум и легкое любопытство.
– Скорее ваше общество, – ответил Дарби, внезапно обнаружив, что искренне наслаждается происходящим.
– Полагаю, вы находите нас замшелыми провинциалами, если не хуже.
– До некоторой степени.
Обои в салоне были украшены букетиками маргариток, но лица вокруг выглядели намного приветливее. Уилтширское общество было сердечным, жизнерадостным, доброжелательным, заинтересованным прежде всего состоянием дел на фермах и охотой и в гораздо меньшей степени Лондоном и лондонскими делами. В перечень столичных тем входили самые разнообразные грехи – от парламента до принца-регента.
– Что же, по крайней мере мы гостеприимны, – заметила Генриетта, разозленная дерзким согласием с ее описанием сельского общества. – Судя по тому, что я слышала, город может быть довольно недружелюбным.
– Собственно говоря, не все здесь показались мне гостеприимными, – возразил Дарби. – Я не питаю ни малейшего интереса к фермам, орошению и боюсь, несколько достойных джентльменов нашли меня бестолковым, непонятливым и… даже достойным презрения.
– О, по-моему, это слишком сильно сказано, – покачала головой Генриетта, подозревая, что он может быть абсолютно прав.
– Некий мистер Кейбл был особенно озадачен моими похвалами его жилету.
Генриетта едва заметно усмехнулась.
– Мистер Кейбл страдает разлитием желчи, и, к сожалению, это несколько портит его характер. Кроме того, какой-то бродячий методистский проповедник обратил его жену в некую особенно строгую форму христианской религии, и в последнее время она так и сыплет изречениями из Библии. Должна признаться, сейчас его семейную жизнь никак не назовешь спокойной и счастливой.
– В будущем обещаю ни словом не упоминать о его выборе одежды, – пообещал Дарби.
Генриетта с удивлением обнаружила, что на свете существуют люди, обладающие способностью смеяться, не раскрывая рта. Смех явственно ощущался в глазах и голосе.
– А чего вы ожидали, повязав на шею кружева? – съязвила она. Правда, его ни в малейшей степени не тревожили словесные уколы уилтширских джентльменов. Как он может быть таким уверенным, зная, что выглядит здесь белой вороной?
– Мне нравятся кружева! – отрезал Дарби. Значит, она права: он ничуть не взволнован. – В кружевах есть особая симметрия; то совершенство, которое меня восхищает.
– Симметрия? А мне кажется, кружева чересчур женственны, – возразила Генриетта, отлично сознавая, что на нем кружева ни в малейшей степени не казались женственными.
Дарби пожал плечами:
– Мне это нравится. Симметрия – непременный признак красоты, леди Генриетта. Вот хотя бы вы… на мой взгляд, приятно симметричны. Глаза расположены в идеальной пропорции к вашему носу. Сознаете ли вы, что красота неразрывно связана с расстоянием между вашими глазами?
– Не сознаю, – пробормотала Генриетта. К некоторому раздражению Дарби, она даже не подозревала, что он флиртует с ней. И вместо того чтобы восторженно хихикнуть, строго свела брови. – Знаете, мистер Дарби, в нашей деревне есть доярка, у которой один глаз голубой, а другой – зеленый. И она считается едва ли не первой красавицей. Честно говоря, все деревенские парни наперебой добиваются ее внимания. Не доказывает ли этот факт, что вы ошибаетесь насчет определяющего значения симметрии в вопросах красоты?
– Вряд ли. Ваши рассуждения скорее имеют отношение к тому поверью, что удачу, как правило, приносят несимметричные предметы, как, например, стебелек клевера с четырьмя листиками.
– Четырехлистный стебелек клевера абсолютно симметричен, – подчеркнула Генриетта.
– Как и трилистник. Просто четырехлистный стебель труднее найти. Это и делает его асимметричным.
– Ваши доводы весьма шатки. Моя разноглазая девица красива именно своей асимметричностью, только здесь больше подойдет определение «необычная».
– Лучше вернемся к вашей личной симметрии, – вкрадчиво пропел он.
Но Генриетта, словно не слыша, сменила тему:
– Мистер Дарби, я хотела извиниться. Ошибочно предположив, что Джози и Аннабел – ваши дети, я повела себя непростительно. Мне не следовало говорить с вами так резко.
– Прошу вас, не думайте об этом. Зато вы дали мне прекрасный совет. Контора по найму в Бате завтра же присылает мне двух нянь на предварительное собеседование, и я обязательно узнаю их взгляды на воспитание маленьких детей посредством мокрой одежды.
Генриетта подалась вперед. Глаза наконец-то зажглись интересом.
– Джози нуждается в бесконечной доброте, мистер Дарби. Вы, конечно, понимаете это, но, может, сумеете найти кого-то, кто сам перенес потерю.
– Джози… Дарби осекся.
– Она безумно страдает по матери.
– Джози едва знала мать. И если виделась с ней, то разве что на Рождество и в свой день рождения… хотя в последнем я сильно сомневаюсь, поскольку ее день рождения приходится на самое неподходящее время года.
И, заметив вопросительный взгляд Генриетты, пояснил:
– Шестнадцатое апреля, как раз начало сезона. Смею заверить, Джози встречалась с ней три-четыре раза в жизни, причем была слишком мала, чтобы осознать всю важность таких моментов.
– Почему же она так безутешна?
– Черт его знает. Возможно, все дело во внезапном переезде в Лондон после смерти моей мачехи. Девочка слишком потрясена или что-то в этом роде.
Дарби опустил глаза и заметил, что барабанит пальцами по столу. Ему действительно необходимо найти жену. Возможно, вдову с детьми, которая точно поймет, почему Джози ведет себя, как дикий звереныш. Леди Генриетта, похоже, знала о детях не больше его самого.
– Полагаю, вполне возможно, что Джози просто реагирует на перемены в жизни. Позвольте мне еще раз выразить свои сожаления по поводу моего возмутительного поведения. Надеюсь только, что я не слишком расстроила Джози.
– О, можете не беспокоиться, – ухмыльнулся Дарби. – Джози наконец-то нашла свое призвание и прекрасно проводит время, повествуя слугам о своем новом знакомстве. К счастью, она не совсем расслышала ваше имя и описывает вас, как леди Гебби, так что злые языки оставят вас в покое.
Больше всего Саймона раздражала поразительная чувственность губ Генриетты, красивым темно-розового цветом которых они были обязаны природе. Более того, они были полными, мягкими и созданными для поцелуев. А он только и мечтал о том, чтобы поцеловать ее. Перегнуться через стол и забыть о своих надоедливых сестрах, отведав вкус губ леди Генриетты.
Ему действительно нужна жена, так почему бы не Генриетта? Похоже, она искренне любит детей, даже если не слишком разбирается в их воспитании, и, кроме того, ослепительно прекрасна.
По какой-то причине он нашел эти мысли пугающими. Да, жена ему необходима. Но он всегда думал о супруге как о некоем декоративном украшении дома, который неплохо бы приобрести в будущем. Она, разумеется, должна быть красивой. Благородного происхождения. И главное, сдержанной, спокойной и покорной. В годы детства и юности он навидался достаточно, чтобы остерегаться визгливых женщин.
Нельзя отрицать, что характер у Генриетты еще тот! Стоит вспомнить изумленное лицо Джози, когда ей на голову вылили воду! Собственно говоря, нечто в этом роде проделала бы и его мать.
– Очень скоро Джози повзрослеет и присоединится к остальной части человечества, – заметил он. – Полагаю, деревенский воздух уже идет ей на пользу. Принести вам что-нибудь поесть?
– Но, мистер Дарби…
– Леди Генриетта, я был непростительно груб. И в большом долгу перед вами за спасение Джози и Аннабел сегодня утром. Не стоило утомлять вас своими семейными проблемами.
Генриетта слегка удивилась резкому отказу продолжать их разговор, однако совсем не оскорбилась. Обычно женщины выходили из себя, если собеседник отказывался говорить на избранную ими тему. Но Генриетта Маклеллан смотрела на него все так же дружелюбно.
Заслышав шаги за спиной, она оглянулась и тихо охнула:
– О Боже, сюда идет миссис Кейбл. Мы организуем церковный благотворительный базар, сэр, и должны многое обсудить. И мне не пристало злоупотреблять вашим обществом.
Снова эта ангельская улыбка, зажегшая ее глаза. Генриетта тут же отвернулась и поздоровалась с миссис Кейбл. Саймону ничего не оставалось, как встать и уйти.
Юные лондонские дамы, наверное, в обморок бы попадали, если бы он удостоил их комплиментом. Там все знали, что он считал симметрию в природе величайшим даром небес. Тут дело не в тщеславии. Просто он ее не привлекает.
Коренастая квадратная матрона, претендующая на дружбу с леди Пантон, снова возникла сбоку.
– Мистер Дарби! – взвизгнула она. – Я умираю от желания представить вас моей дорогой, дорогой племяннице мисс Эйкен. – С этим многообещающим заявлением миссис Баррет-Дакрорк подхватила Дарби под руку и повлекла прочь, шепча: – Моя сестра вышла замуж по любви, сэр. По любви.
Очевидно, ее сестра совершила мезальянс, из тех, о которых не принято говорить в обществе.
– Моя дорогая сестра скончалась только в прошлом году, и счастливая обязанность ввести ее дочь в общество пала на мои плечи. Она самая милая, самая послушная, самая добрая девушка на свете. Вы просто не представляете, до чего же она хороша. А ее отец… – Она понизила голос: – Видите ли, он занимался торговлей, хотя теперь оставил дела на партнеров. Но он стоит почти миллион в движимом… вернее, плавучем имуществе.
