Текст книги "Поглупевший от любви"

Автор книги: Элоиза Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Глава 27
Шедевр портного не решает всех проблем

Дарби скучал. Скучал и с каждой минутой все больше раздражался, словно фрак плохо на нем сидел. Что, разумеется, было чистым вздором: столь великолепный костюм способен сделать счастливым любого мужчину.

Но день явно не удался. Сначала ему пришлось иметь дело с Рисом, который явился в Лимпли-Стоук, как только получил записку Дарби. Правда, Дарби мог поклясться, что не выражал ни малейшего желания оказаться в обществе Риса, но, как объяснил последний, когда мужчина выражает намерение жениться, долг друзей – разубедить его. Правда, он прибыл чересчур поздно: вопрос о женитьбе больше не стоял.

С другой стороны, Дарби невыносимо остро ощущал присутствие Генриетты. Сегодня она была одета, как полагается для званого ужина, хотя светло-зеленый цвет не шел к ее волосам. Он немного поразмышлял и решил, что гораздо больше ей пошел бы рубиновый.

Зеленое платье ниспадало до пола, словно фигура Генриетты не обладала ни одним изгибом, хотя на самом деле это было не так.

При мысли об этом он поспешно осушил бокал вина, стараясь утопить стоявшую перед глазами картину: медово-золотистые волосы, скользящие по изящной, обнаженной спине. Рассыпанные по груди.

– Завтра я еду с тобой в Лондон, – резко бросил он Рису. – Мне нужно встретиться с управляющим.

– И детей возьмешь? – опасливо осведомился Рис с явным намерением отказаться.

– Эсме предложила оставить их здесь. Думаю поискать в Лондоне приличную няню и привезти ее с собой. А пока они могут остаться на попечении няни Эсме, которая кажется мне доброй душой. У Джози появились совершенно кровожадные наклонности, и поэтому она с утра до вечера возится с оловянными солдатиками, но хотя бы истерик не закатывает, и на том спасибо.

Рис тяжело поднялся.

– Выезжаем на рассвете, – объявил он. – Почему мне не пришло в голову, что Элен может быть здесь? Иисусе!

Оба дружно уставились в противоположный угол гостиной, где за фортепиано сидела жена Риса. Элен не играла, лишь просматривала ноты. Даже на расстоянии было видно, как она похудела, как сильно осунулось лицо. Только корона из искусно сплетенных кос по-прежнему украшала голову.

– Возможно, позже она поиграет нам. Это единственное, что может скрасить вечер, – проворчал Рис, презрительно оглядывая комнату.

– Я не слышал, как играет Элен, с тех пор, как она покинула твой дом, – заметил Дарби. – Откуда ты знаешь, что она по-прежнему увлекается музыкой?

– Слышал ее в прошлом году, у миссис Китлблисс. Случайно заехал туда. И клянусь, она играет еще лучше, чем когда мы только поженились. С трудом заставил себя уйти, иначе не выдержал бы и заговорил с ней, – с легким удивлением пояснил Рис.

– Ничего удивительного. Насколько я помню, вы не ссорились исключительно в те моменты, когда вместе сочиняли музыку.

– Вот тут ты ошибаешься, – возразил Рис. – Мы цапались, как кошка с собакой, из-за музыки тоже, хотя эти сражения были скорее развлечением. Она вечно критиковала мою работу.

Вид при этом у него был донельзя изумленным.

– Что? – презрительно бросил Дарби. – Она критиковала работу лучшего сочинителя комических опер во всем Лондоне?

– Заткнись! – прорычал Рис.

– Значит, это правда? Рис кивнул.

– И я сказал бы, ее замечания были к месту. У Элен превосходные слух и инстинкты. Она сразу могла сказать, если что-то было слегка не так.

Генриетта подошла к дивану, стоявшему совсем близко от них, и Дарби обнаружил, что не сводит глаз с ее смеющегося лица.

– Самое страшное в браке – это невозможность до конца забыть женщину, – неожиданно признался Рис. – Я и приехал сюда, чтобы сказать это тебе. Браки распадаются, супруги расходятся, но никто не смеет упомянуть о том, что в душе остается заноза и ты просто не можешь от нее избавиться.

– Да, кому судить, как не тебе, —усмехнулся Дарби, на миг отвлекшись от Генриетты. – Сколько вы с Элен прожили вместе, год или больше?

– Меньше, – отмахнулся Рис. – Не важно. Эти жены, они проникают в твое сердце. Я только сейчас вдруг задался вопросом, что она подумает о том или другом сочинении.

– Хмм… почему бы тебе не сыграть ей? – предложил Дарби и отошел, словно разрешая Рису отправиться к жене, хотя на самом деле мечтал только о том, чтобы подойти к Генриетте, чего, конечно, делать было нельзя.

Она сидела на диване, поставленном под странным углом, почти засунутом в угол комнаты. Сегодня ему показалось, что она хромает больше обычного. Поэтому он решил осведомиться о ее здоровье, как подобает доброму соседу.

Он до конца не верил, что отважится на это, пока она не подняла глаза. И неожиданно улыбнулась ему.

Пусть у Генриетты Маклеллан было не слишком много опыта в общении с мужчинами, но это не означало, что ее не может осенить гениальная идея.

Дарби не раз был объектом призывных улыбок и весьма часто на них отвечал.

Ее глаза чуть расширились, и тут произошло чудо. Она вся превратилась в улыбку, хотя губы даже не дрогнули, но из глаз полился такой свет, что Дарби потянуло к ней, как матроса – к сирене.

Рядом с Генриеттой сидела Кэрол Перуинкл. Дарби всегда нравилась эта маленькая проказница. Сейчас же он проникся к ней еще более теплыми чувствами, когда она немедленно встала, лукаво усмехнулась, взяла под руку мужа и вместе с ним направилась в столовую. Дарби ничего не оставалось, кроме как сесть чуть ближе к Генриетте, чем он намеревался.

– Как вы себя чувствуете, леди Генриетта? – выдавил он наконец.

Генриетта выглядела абсолютно спокойной, словно все, что случилось между ними, не смогло поколебать ее дружелюбия.

– Благодарю вас, я совершенно здорова.

Приглядевшись, он вдруг понял, что она нервничает. Все же она от него не отодвинулась. Дарби вытянул ногу так, чтобы она слегка коснулась ее ноги. И при этом не потрудился задуматься, с чего это вдруг флиртует с совершен но неподходящей особой. Просто хотел флиртовать с ней, вот и все. Собственно говоря, по-настоящему ему хотелось провести языком по раковинке ее уха. Сегодня она подняла волосы наверх, выпустив над ушами короткие букольки. Он отодвинул бы букольку и нашел ее ухо, как ягодник, пытающийся отыскать ежевику в зарослях.

– Интересно, о чем вы думаете? – не выдержала она.

– Мечтаю поесть ежевики, – лениво ответил он.

– Неужели? – удивилась Генриетта.

– Срывать ягоды с куста, сторожась острых шипов. Неспелая ягода дьявольски кисла, но спелая – просто райское блаженство.

Она с подозрением покосилась на него.

– Ужасно хотелось бы покатать ягоду на кадыке, – выдохнул он. – Знаете, это лучший способ определить степень… спелости.

Не в силах совладать с собой, он протянул руку и легонько коснулся ее затылка.

Она покачала головой.

– Чуть прикусить ее и придавить языком. Если она спелая, брызнет сладостью тебе в рот.

Генриетта сглотнула слюну, что дало ему несказанное удовлетворение.

– По-моему, вы имеете в виду вовсе не ягоды, – высказалась она.

Но он уже ласкал ее ухо, и пальцы скользнули по стройной шее. Слава Богу, что диван стоял под углом и остальные гости не обращали на них особого внимания. Со стороны казалось, будто они готовятся идти в столовую.

– Могу я проводить вас к столу? – спросил он чуточку напряженным тоном, но только потому, что совершенно неподходящая женщина ухитрилась подействовать на него самым неприличным образом и теперь панталоны откровенно бугрились спереди. И это всего лишь после того, как он посидел рядом с ней и провел пальцем по ее шее.

Генриетта ответила кривоватой улыбкой, именно такой, которая появлялась на ее губах каждый раз, когда болела нога.

– Тут что-то не так, – встревожился он. – Вы упали и повредили бедро?

– Нет, разумеется, нет.

Ее взгляд был достаточно правдивым. Но эта улыбка! Она, очевидно, понятия не имела, что на ее лице все написано!

– В таком случае что же?

Она приподнялась, но его рука скользнула по ее спине вниз откровенно непристойным жестом. Он быстро огляделся. В комнате, кроме них, никого не было, а Слоуп, похоже, ничего не видел.

О, почему бы нет?

Он подался вперед и только испробовал вкус ее губ. Только прикоснулся к ним. Всего лишь одно прикосновение.

Но это прикосновение… привело к тому, что ее руки обвились вокруг его шеи, а его ладонь легла на ее затылок. Прикосновение означало, что он не слышал дворецкого, пока тот не принялся громко кашлять совсем рядом с ними.

Он ожидал, что она встрепенется и помчится в столовую с такой скоростью, словно за ней гнались фурии. Но Генриетта безмятежно посмотрела на него и, подняв руку, заправила ему за ухо непокорный локон. И улыбнулась, но уже совсем другой улыбкой.

«Я должен завтра ехать, – тупо твердил себе Дарби. – Иначе пропаду».

– Леди Генриетта, мистер Дарби, – вмешался Слоуп, – боюсь, что вас ждут в столовой.

Как ни странно, у него был очень довольный вид. Дарби поднялся и протянул руку Генриетте, но тут же передумал и помог ей подняться.

Легкий румянец на ее щеках стал гуще.

– Спасибо, – пробормотала она.

Слоуп повернулся к ним спиной и величественно зашагал к двери.

– Спокойно, – велел Дарби, не двигаясь с места. – Готовы к торжественному появлению?

Генриетта кивнула, не сводя с него глаз.

Слово «появление» вряд ли могло описать все, что за этим последовало. Обычно Дарби нравилось быть центром внимания. Он считал, что чем больше о нем говорят, тем больше места уделяют его кружевам в светской хронике. Одно ведет к другому.

Но никогда раньше при его появлении гул голосов не сменялся мертвым молчанием, а поднятые стаканы не замирали в воздухе.

Слоуп, очевидно, крайне наслаждаясь происходящим, медленно обходил стол.

– Леди Генриетта, прошу вас, – окликнул он. – Мистер Дарби!

Их усадили рядом. Дарби опустился на стул и отчетливо осознал, что находится во власти такой любовной лихорадки, которую не испытывал с тех пор, как был школьником и влюбился в третью горничную Молли. В то время он слонялся по коридорам и прятался в тени, чтобы увидеть ее, жил ради той минуты, когда она пробегала мимо, бормоча: «Прошу прощения, мистер Саймон»…

Сейчас с ним творилось абсолютно то же самое. Он стал подвигать стул ближе к Генриетте так осторожно, что окружающие этого не заметили. К тому времени, когда подали первое блюдо, он умудрился прижаться ногой к ее бедру. Когда она устремила на него испуганный взор, он чуть отодвинулся, но секунду спустя коснулся ее руки.

И этот румянец… этот румянец на щеках стал еще гуще. О, она тоже все чувствовала!

Ничего, ведь он завтра уезжает. Уезжает и больше не вернется!

Она снова улыбалась. Улыбалась глазами. Улыбалась обещающе. И каждый взгляд говорил ему, что он не ошибался, считая Генриетту исключительной. Единственной в своем роде.

Но тут ее улыбка вдруг показалась ему… саркастической. Странно, не так ли?

И все же этот легкий изгиб розовых губ усиливал жар в его чреслах с такой невероятной силой, чего не смог бы сделать никакой откровенный призыв другой женщины.

Глава 28
Удовлетворенность добрым деянием

К полному восторгу миссис Кейбл, леди Роулингс посадила ее рядом с Рисом Холландом, графом Годуином. Все знати о его скандальной репутации, а это означало, что теперь она может годами вспоминать о встрече с пресловутым графом, осуждая образ жизни последнего. И это не говоря о том, что она, возможно, сумеет помочь бедняге узреть неправедность его образа жизни.

Миртл подождала, пока подадут суп, прежде чем обратиться в к соседу.

– Лорд Годуин, какое удовольствие видеть вас и вашу жену за одним столом, – начала она, вполне сознавая собственную бестактность. Но с другой стороны, если принимать всерьез работу на благо Господа нашего, следует действовать смело. Не то что викарий, который болтает с леди Холкем с таким видом, будто у него нет ни единой заботы в этом мире! И это притом, что он положительно окружен грешниками!

Рис Холланд повернулся и впервые взглянул на нее. До этой минуты он весьма грубо игнорировал ее присутствие. Она даже поежилась немного под пронзительным взглядом черных глаз из-под мохнатых бровей. Неудивительно, что все называли его безумцем. Он таковым и выглядел. Но миссис Кейбл было трудно напугать.

– Следует ли мне сказать то же самое о вас… миссис… миссис…

Он явно забыл ее имя. Что же, она другого и не ожидала!

– Я миссис Кейбл, сэр. И мистер Кейбл сопровождает меня на все вечера и ужины, – сообщила она довольно сухо.

– Отважный человек, – протянул он. – Я всегда поражался, какое мужество выказывают люди в повседневной жизни!

После этого он отвел глаза и проглотил ложку супа.

У миссис Кейбл осталось отчетливое ощущение, что ее только сейчас оскорбили. А может, не ее, но уж мистера Кейбла – точно.

– Большой грех! – объявила он адовольно визгливо, но тут же вспомнила, где находится, и понизила голос: – Пренебрегать брачной постелью – огромный грех, сэр.

Годуин снова повернулся и медленно оглядел ее. В его глазах стыл смертельный холод.

– Постелью? Вы желаете обсуждать такую тему, как постели? Вы меня поражаете, миссис Кейбл.

Но грешники и их злобные шуточки мало интересовали Миртл Кейбл.

– Святой Павел в послании к Колоссянам советует мужьям любить своих жен и не быть к ним суровыми.

– Он также утверждает, что жены должны повиноваться своим мужьям, – парировал Годуин с видом одновременно скучающим и раздраженным, но миссис Кейбл и не думала сдаваться. «Дьявол цитирует Писание, когда ему это выгодно», – напомнила она себе и возобновила атаку.

– Мужчина может иметь дела вне дома, но по ночам возвращается к жене. Псалом сто четвертый, – отрезала она.

Годуин немного помолчал, не донеся ложку до рта.

– Хотя мне нравится наш поединок миссис Кейбл, – язвительно заметил он, – но вы искажаете текст псалма. Там говорится: «Мужчина идет трудиться. И труд его длится до вечера». Насчет жены ничего не сказано.

– Вы знакомы с псалмами? – удивилась она, пристально изучая его. Обычный развращенный, высокомерный аристократ, одетый, правда, куда менее элегантно, чем лондонские щеголи. И волосы неприлично длинны, а на подбородке – щетина.

– Я положил сто четвертый на музыку, – объяснил он. – Великолепные слова: «Господь сделал облака колесницей своей и летит на крыльях ветра». Кто способен забыть эти строки?

Столь обширные познания произвели неизгладимое впечатление на миссис Кейбл. Может, судьба уготовила ей встречу с падшим ангелом? И может, его небрежная надменность – всего лишь маска?

– «Поэтому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут они двое одна плоть», – сухо напомнила она. – Книга Бытия.

– Притчи Соломоновы: «Лучше пребывать в пустыне, чем с женщиной злобной и вздорной», – парировал он. Оба, не сговариваясь, уставились на сидевшую напротив Элен.

По мнению миссис Кейбл, графиня вовсе не выглядела женщиной вздорной. Миссис Кейбл, естественно, не придавала большого значения моде, считая ее дьявольской приманкой. Но и слепой ее не назовешь. На графине было прелестное креповое платье с фестонами по вырезу, элегантное, но скромное, и никаких огромных декольте, которыми так увлекаются нынешние женщины. Более того, волосы графини были заплетены в простые косы, перевитые одной жемчужной нитью. Куда приличнее, чем то, что цепляют себе на головы так называемые элегантные дамы!

– У нее вид истинной графини, – напрямик объявила она лорду Годуину. – Добродетельной и честной. Совершенно не похожа на большинство теперешних аристократок.

Граф откусил кусочек рыбы.

– О да, в ее добродетели никто не сомневался.

Миссис Кейбл не знала, что ответить. Она высказала свое мнение. Что еще тут можно добавить? Вероятно, стоит просто позволить семенам любви Господней взойти в этом бесплодном сердце. Но еще одно зерно мудрости не повредит.

– «Кто найдет добродетельную жену? Цена ее выше жемчуга»[5]5
  Библия. Книга притчей Соломоновых.


[Закрыть], – процитировала она.

Лорд Годуин взглянул ей в глаза, и миссис Кейбл, почувствовав странное покалывание в области живота, поспешно повернулась к другому соседу. Опасный человек этот лорд Годуин, несмотря на то что выглядит слишком неряшливо, чтобы привлечь внимание молодых девушек. Неудивительно, что у него столь отчаянная репутация. Вполне возможно, сплетни не врут и он действительно живет с оперной певичкой!

Слоуп, как и предвидела Эсме, сыграл свою роль лучше всякого прославленного актера. Эсме подождала, пока унесли суп и была съедена рыба. Все это время она не спускала глаз с Элен и Риса, дабы убедиться, что оба не взорвутся и не исчезнут в облаке черного дыма, потому что в таком случае пришлось бы немного импровизировать, но помимо того факта, что у Элен обязательно сведет шею от усилий не смотреть в сторону мужа, оба вели себя на редкость прилично.

Лакеи принесли ростбиф, и Эсме послала Слоупа за вином. Она хотела убедиться, что сидевшие с ее стороны стола употребили достаточно спиртного, чтобы руководствоваться не столько разумом, сколько инстинктами. Мистер Баррет-Дакрорк, раскрасневшийся от выпитого, весьма нелицеприятно высказывался о принце-регенте, так что, по мнению Эсме, вполне был готов к бою. Генриетта была бледна, но не пыталась сбежать, а глаза Дарби горели желанием.

Эсме слегка улыбнулась.

Как было уговорено заранее, Слоуп вошел с серебряным подносом в руках и громко, чтобы привлечь внимание собравшихся, объявил:

– Прошу прощения, миледи, но я случайно обнаружил это письмо. На нем пометка «Срочно», и, чувствуя некоторую вину за то, что невольно задержался с доставкой столь важного послания, я решил принести его немедленно.

По мнению Эсме, он несколько перегнул палку. Очевидно, Слоуп в душе тяготел к драме.

– Но, Слоуп, – вскричала она, разворачивая бумагу, – письмо адресовано не мне!

– На конверте не было имени, – оправдывался Слоуп, – поэтому я, естественно, предположил, что письмо адресовано вам, миледи. Кому отдать его?

Он шагнул к хозяйке. Но Эсме крепко держала бразды правления в своих руках. Не хватало еще, чтобы собственный дворецкий затмил ее!

– Ничего страшного, Слоуп, – покачала она головой, – тем более что оно, кажется, не адресовано никому. А это означает, что мы можем его прочитать. – Она по-девичьи хихикнула. – Обожаю читать личные письма!

Обедающие явно оживились. Только Рис со скучающим видом продолжал есть ростбиф.

 
– «Разорван поцелуй, последний, нежный.
Он наши две души уносит прочь…
Как призраки, уйдем в свой путь безбрежный.
Наш день счастливый превратится в ночь».
 

Да это любовное стихотворение, как мило, не правда ли?

– Джон Донн, – заметил Дарби. – «Последний вздох».

Эсме с трудом скрывала злорадный восторг. О такой реплике, подтверждающей авторство Дарби, она и мечтать не могла! Оказалось, он знает автора стихотворения!

Она не смела взглянуть на Генриетту. И без того нелегко делать вид, что с трудом разбираешь почерк, и читать едва не по складам.

– «Никогда мне не найти ту, которую бы я обожал так же сильно, как тебя. Хотя судьба жестоко нас разлучила, в сердце своем я навеки сохраню память о тебе…»

– По-моему, подобное послание не следовало бы читать вслух, – вмешалась миссис Кейбл, – если это действительно послание. Может, это просто стихотворение?

– Нет, продолжайте! – неожиданно потребовал Рис, похоже, воспылавший острой неприязнью к своей соседке по столу. – Но возможно, послание предназначено вам, миссис Кейбл? В таком случае…

– Думаю, что вряд ли, – пренебрежительно фыркнула она.

– В таком случае почему вам так небезразлично чтение вслух этого бездарного произведения?

Миссис Кейбл недовольно поджала губы. Эсме мечтательным тоном продолжала:

– «Я бы отринул звезды и луну, лишь бы провести еще одну ночь…»

Тут она осеклась, ахнула и поспешно сложила записку, моля Бога о том, чтобы не переиграть.

– Ну? – подстегнула ее миссис Кейбл.

– Вы не собираетесь дочитывать? – пьяно осведомился мистер Баррет-Дакрорк. – Я как раз подумывал раздобыть книжку этого Джона Донна. Впрочем, если его стихи неприлично читать дамам… конечно, лучше не стоит, – быстро добавил он.

– Нет, я не могу, – выдохнула Эсме, осторожно разжимая пальцы с тем расчетом, чтобы письмо упало перед мистером Баррет-Дакрорком.

– Давайте я дочитаю за вас, – добродушно предложил он. – Посмотрим. «Я отринул бы звезды и луну, лишь бы провести еще одну ночь в твоих объятиях».

Мистер Баррет-Дакрорк помедлил.

– Ничего не скажешь, забористые стишки у этого мистера Донна. Лично мне понравилось.

– Но это не Донн, – поправил Дарби, – а мысли автора.

– Хммм, – пробурчал мистер Баррет-Дакрорк.

– Там говорится «в твоих объятиях»? – переспросила миссис Кейбл, словно не веря собственным ушам.

– Боюсь, именно так, – кивнула Эсме.

– Тогда нам не стоит дальше слушать, – твердо объявила миссис Кейбл как раз в тот момент, когда мистер Баррет-Дакрорк собирался прочесть следующую строку.

– Э… ну конечно, конечно, – согласился тот.

Эсме взглянула на Кэрол, которая немедленно повернулась к мистеру Баррет-Дакрорку и с кокетливой улыбкой вытащила листок из его толстых пальцев.

– Думаю, в точности такие письма мой милый дорогой муж часто присылал мне, – медовым голоском прощебетала она, глядя на записку и упорно избегая смотреть на супруга. – Я почти уверена, что автор – он, а письмо просто затерялось.

Эсме видела, что миссис Кейбл вот-вот взорвется. Генриетта побелела как полотно, но осталась сидеть на месте. Таппи Перуинкл явно не знал, то ли ему смеяться, то ли плакать. На лице Дарби выражалось некое подобие заинтересованности, а вот Рис продолжал равнодушно поглощать ростбиф.

Элен подняла голову. Большую часть ужина она провела, уставясь в тарелку.

– Прошу тебя, Кэрол, читай дальше. Всегда приятно узнать, что на свете существуют мужья, уделяющие внимание своим женам.

Эсме съежилась, полная дурных предчувствий, но Рис, не отвечая, положил в рот очередной кусочек ростбифа. Кэрол послушно прочла:

– «Больше мне не встретить женщину с озаренными лунным светом волосами, подобными твоим, дражайшая Генри…»

Она тихо охнула.

Взоры присутствующих обратились к Генриетте.

– Простите! У меня просто вырвалось! – взвизгнула Кэрол. – Я действительно подумала, что письмо написал мой муж!

Генриетта сохраняла достойное восхищения спокойствие, хотя меловая белизна ее щек сменилась предательским румянцем.

Эсме, к своему огромному удовольствию, увидела, что Дарби вне себя от бешенства.

– Кто подписал это письмо? – громко вопросила миссис Кейбл.

Кэрол молчала.

– Кто подписал это письмо? – повторила миссис Кейбл. Последовало ледяное молчание.

– Боюсь, уклоняться слишком поздно, дорогая Кэрол, – мягко заметила Эсме. – Теперь нам необходимо позаботиться о будущем нашей милой Генриетты.

Миссис Кейбл кивнула.

– Подписано «Саймон», – выпалила Кэрол, глядя прямо на Дарби. – Саймон Дарби. Разумеется, весьма поэтическое послание, мистер Дарби. Простите за откровенность, особенно мне нравится конец.

– Читайте, – неумолимо потребовала леди Холкем.

– «Разлученный с тобой, я ни на ком никогда не женюсь. И поскольку ты не можешь стать моей женой, дорогая Генриетта, я останусь в одиночестве. Дети ничего для меня не значат: у меня их и без того чересчур много. Все, что мне необходимо, – это ты. На всю жизнь и за гробом». Как романтично! – вздохнула Кэрол. И тут Генриетта сделала нечто такое, чего не предвидела Эсме и что посчитала абсолютно блестящим ходом.

Девушка медленно наклонилась вправо и без чувств упала прямо в объятия Дарби.