Текст книги "Любимые не умирают"
Автор книги: Эльмира Нетесова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Глава 4. Командирша
Так Ольгу Никитичну Федотову звала вся деревня. Дед Силантий обзывал жену домашней пилой, норовистой козой, крапивой, а когда уж очень серчал, звал старуху болотной кикиморой или облезлой вороной, какая только и умеет орать и гадить где попало.
Впрочем, Силантий редко обижался на своих домашних. Разве что иногда на внуков серчал. Не давали старику покоя проказливые мальчишки. И как они повсюду успевали? Вот только прилег человек вздремнуть, они ему в карман брюк мышонка засунули. Тому дышать стало нечем, кусаться вздумал. И если б не проснулся, в куски старика разнес бы рассвирепевший зверь. Силантий кинул мышонка коту, тот мигом накрыл зверя лапой, схватил в зубы и побежал под койку. Сколько ни просили внуки кота отдать мышонка, не вернул. Вышел кот из-под койки, облизываясь довольно. На Силантия уставился, не угостит ли еще? Старику слабо мышь съесть, вместе с хвостом, зубов почти нет. Потому коту отдал.
Силантий уже дремать стал. Но тут внуки что-то затеяли. Шепчутся, спорят:
– Вниз или вверх головой положить? – слышит дед и думает засыпая:
– Только бы меня пронесло от их озорства...
Когда Силантий проснулся, решил по малой нужде за дом сходить. И не глянул на притихших внуков. Все трое сидели молча, следили за дедом. Тот, прямо босыми ногами в валенки влез. В один – нормально. А во второй сунул ногу и заорал диким голосом. За угол бежать уже было не к чему. В валенок озорники ежа засунули. Тот уже устроился, пригрелся. Новое гнездо облюбовал. Свернулся клубком, а тут дед свою ногу сунул. Прихватил ежик старика за большой палец, дед и взвился под самый
потолок.
Внуки, услышав дедовский восторг, мигом по углам рассыпались, попрятались кто куда, ни одного не видно, сидят не дыша, за дедом следят. Тот за ногу схватился, из пальца кровь бежит. Дед кричит так, что кот через форточку во двор выскочил. Сам мужик слыхал как и коты, и люди матерятся. Но не так... И Васька не выдержал...
В это время в дом вошла Ольга Никитична. Она коров доила в сарае. Из-за двух дверей крик деда услышала, тут враз испугалась:
– Что это с тобой стряслось? – подскочила к старику.
– Да все эти засранцы! Вовсе со света сживают! Дыхнуть спокойно не дают, хорьки немытые, поросячьи ососки, ошлепки дурной транды! Поглянь чего утворили! Ежа в валенок мне сунули, он мне полноги отгрыз! А до того мыша в портки запихали, тот гад уже до самых яиц добрался!—услышал громкий смех из углов. Внуки, не выдержав жалоб деда, выкатились из своих укрытий.
– Зачем деда обижаете? – сыпала на палец теплую золу и, едва кровь свернулась, перевязала палец чистой тряпицей, поцеловала Силантия в макушку, тот сразу успокоился, а Никитична, процедив молоко, позвала всех к столу пить парное.
С нею никто не спорил и каждый, заняв свое место, взял свою кружку налитую доверха.
Дед пил мелкими глотками, внуки залпом. Смотрели, оглядывали все, что они еще не успели утворить? Дед Силантий хлопнул ладошкой по столу, проследив за взглядами внуков:
– Кончай бесовать! Все за мной. Нынче дрова в поленницу сложим. Сколько их дождь мочить будет? А и вы от безделья пухнуть стали. Живо допивайте и пошли! – скомандовал старик, строго глянув на внуков.
– Дед! Когда Димка вырастет, ты его тоже заставишь, как нас, пилить дрова? – спросил старший внук.
– Всему научу. Мужик все уметь должон. Любую работу справить, а не дурью маяться с мышами и ежами! – сердито сдвинул брови Силантий.
Едва вышли во двор, кто-то из внучат ухитрился сунуть за шиворот деду лягушку. Старик чуть не до исподнего средь двора разделся, чтоб ее вытряхнуть, а мальчишки уже носились по саду. Ничуть не боясь ни брани, ни угроз Силантия. В этой семье всем и всеми правила Никитична. Ее слова слушались. Все, что она велела, делалось. Хотя никогда не грозила и не била внучат. Не было в семье правила обижать детей. Потому здесь всегда звенел детский смех, звонкий, чистый, как лесной родник.
А если внучата начинали слишком шалить, бабка говорила, нахмурясь:
– Нынче оставлю вас на ночь без сказки.
Внуки тут же стихали, становились послушными.
Лишаться сказки никто не хотел. Даже Силантий их любил. Забирался на печь вместе с внуками и слушал, затаив дыхание.
Чем тяжелее была жизнь у людей, тем дороже ценились сказки...
Что и говорить, жилось семье Федотовых не по-сказочному тяжко. От старых до малых знали нелегкую цену хлеба, и дети с ранних лет помогали взрослым в совсем недетской работе. С пяти лет каждое утро вставали в шесть утра и шли на свинарник. Чистили клетки, раскладывали корм, выносили навоз, следили, чтоб свиноматка не придавила поросят. Ездили на склад за комбикормом, привозили на подстилку опилки, иногда солому. Чистили свиней, кормушки, топили печи, чтоб в свинарнике было тепло. Каждый ребенок не только знал, а и умел правильно запарить комбикорм, сколько молока нужно поросятам, как их докармливать, как уберечь от болезней.
Мальчишки в свинарнике никогда не шалили. Знали, здесь работа, и вели себя совсем иначе, чем дома, где еще можно было побегать в детстве, хоть ненадолго вернуться в сказку.
Нет, их никто не заставлял идти на работу. Их воспитывали так, что ребятня не мыслила себя без нее. А потому каждый хорошо знал свои обязанности и никогда никто от них не отлынивал.
Лишь поначалу Федотовы-старшие проверяли работу младших. Потом отпала необходимость в контроле. И вымотавшись к вечеру до изнеможенья, семья возвращалась домой. Сын Василий редко и неохотно забирал детей от родителей. Без них меньше забот и мороки, можно было отдохнуть. И сыновья со временем совсем отвыкли от своего дома, привыкли к бабке с дедом, признав их самыми родными, поверили и убедились, что они их любят больше чем родители, уже и не хотели идти к отцу с матерью.
Ольга Никитична была хорошей хозяйкой. И не глядя на то, что времени всегда было в обрез, постоянно готовила внукам что-нибудь вкусное. То пирог испечет с вареньем, то запеканку приготовит. А то блины с медом выставит на середину стола. Целая гора блинов, когда только успела женщина?
Внуков бабка любила и мечтала, чтоб их доля была светлее, чем у родителей.
Ведь вот совсем недавно, кажется, только вчера,
сидели за этим столом Катя с Васей. Сын был старше на целых восемь лет. Он сам вынянчил сестру. Даже пеленки ее стирал, а потому рано приучил ее проситься на горшок. Сын терпеть не мог свиней. Еще пятилетним укусила его свиноматка за ногу. Да так, что два месяца болел пацан. С тех пор возненавидел свиней и в своем хозяйстве никогда их не держал, не пошел работать свинарем, когда подрос. Хотя ленивым никогда не был. Но, хоть и любила его Никитична больше чем дочку, всегда подмечала гнильцу в его натуре. А и как не увидишь жадность и зависть, злопамятство Васьки. Случалось, купят конфет обоим, сын лишь одну даст сестре, остальные съест сам, а какие сразу не одолевал, прятал под подушку. Он с четырех лет заставлял Катьку помогать по дому. Она мыла полы, посуду, убирала со стола, потом и в сарае, в огороде помогала. В семь лет мать поставила ее к печке, учила готовить на всю семью, а там и стирать заставили. Куда деваться, если у матери хронически не хватало времени.
Ольге Никитичне не на что было обижаться. Почти сразу после окончания школы ее взяли на работу секретарем сельсовета. Оценили люди по достоинству серьезную девушку, умевшую убедить, знавшую каждого человека в своей деревне, она умела подсказать и помочь, никого не обидела без причины, ей верили.
Это она сумела собрать вокруг себя парней и девчат, какие помогали родителям ребят, служивших в армии заготовить сено и дрова на зиму, вовремя убрать картошку с огородов, приводили в порядок дома и дворы, чтоб не чувствовали себя одинокими и брошенными родители солдат. Не оставляла она без внимания и заботы деревенских стариков. Никогда не проходила, не поздоровавшись, спрашивала о здоровье, о нуждах. Глядишь, на другой день уже улыбаются старики, сено со двора перекинуто на чердак, дрова поколоты и сложены в аккуратную поленницу, у других починена крыша, отремонтированы полы в доме, заменены рассохшиеся двери, рамы.
В отличие от других, в этой деревне всегда следили за дорогами, а потому ходили даже по потемкам, не спотыкаясь и не падая. Тут все избы были побелены, ни один забор не валился. И люди между собой ругались редко. Ни воровства, ни драк не знала деревня. По вечерам соловьиные трели сплетались с песнями молодых. Кто сказал, что легко жили люди, тот неправ. Ольге Никитичне тогда казалось, что в ее деревне работать умели все. Может, потому не уезжали из деревни люди, умели дружить, уважать, родниться без выгоды. Здесь старики отличались мудростью, а молодые трудолюбием. Здесь уважали праздники, но не праздность. А сколько детей появлялось на свет каждый год! Все были любимыми, всем хватало тепла, заботы и хлеба. Люди считались друг с другом, потому не ходило меж ними зло черной кошкой от двора к двору. Жили, не прячась, не вешая на двери домов амбарные замки. Здесь помогали друг другу зачастую без просьб. Тут в каждом доме цвели цветы и смеялись дети.
Много, ох как много сил и тепла вложила Ольга в жизнь своей деревни, оберегая ее покой и тишину. Она любила свою деревню, каждого человека в ней, и не думала о городе.
Многие ребята вздыхали по ней, предлагали руку, звали замуж, объяснялись в любви. Но она выбрала Силантия.
Ох, и удивились люди, узнав о том. Ведь предлагался ей в мужья красавец парень, комбайнер Павел Он зарабатывал лучше всех, имел большой, крепкий дом, хорошее хозяйство. Но главное, у него была большая и дружная родня. Но отказала ему Ольга. И вышла замуж за человека неприметного, тихого, с обычной внешностью. Он работал свинарем.
– Что она нашла в нем особого? Сама как цветок, глаз не отведешь, а выбрала замухрышку. Он из своего свинарника только на великие праздники выходит. Его нарядным только на Пасху встретишь! – удивлялись старики.
– Зато пьяным никогда не видели! – осекали старухи.
– Куда ему пить? Свались он на работе, свиньи мигом сожрут.
– Да будет вам судачить. Сердце девки – сплошная загадка, его умом не постичь.
– Моему внуку, наипервейшему жениху отказала, лучшему гармонисту! Так он кузнец! Вся деревня на нем держится. Все, что захочет, смастерит в тот же час. Он цельный год под Ольгиными окнами песни пел. А она отворотилась. Нашла прынца, с говна выковырнула,– обиженно шамкала старуха.
– Не серчай бабка! Не заходись! Мой механиком в мехпарке работает. Не хуже твоего мальца. А тоже отказала девка.
– А моим обоим сказала, как отрубила, мол, друзьями моими навсегда останетесь. Но не больше...
– Нешто правда за Силантия согласилась? – сомневались старики, не верили.
Ольга не прислушивалась к этим разговорам, для себя решила все сама.
И она не сразу обратила внимание на неприметного парня, хотя видела его частенько. То возле дома порядок наводил, то у свинарника ковырялся. Как-то окликнул ее и попросил о свинарнике, дескать, ремонт давно нужен, иначе завалится крыша на голову. Ладно, его придавит, урон невелик, а вот поросят жалко будет.
Ольга вошла в свинарник и удивилась порядку. Все загоны, проходы тщательно вычищены, подметены. Свиньи и те почищены, сам свинарник проветренный, сухой.
– Ну и молодчина! Настоящий хозяин! – похвалила Силантия Ольга и помогла с ремонтом, поговорила с председателем колхоза. Тот дал материалы, а свои же деревенские ребята не только крышу свинарника привели в порядок, а и стены прошпаклевали и обмазали, навесили новые двери. Отремонтировали окна, даже полы в свинарнике заменили.
Когда Ольга пришла посмотреть, как отремонтировали ферму, Силантий в благодарностях рассыпался. Хвалил ребят, что справились хорошо и быстро. Силантий позвал девушку в бытовку, показал, что теперь комбикорм не намокнет, крыша не протекает. А Ольга приметила, что и здесь хозяйская рука поработала. В углу стол накрыт чистой клеенкой, здесь и рукомойник, и полотенце, даже зеркало имелось.
– Да у тебя, как у доброй хозяйки! – похвалила свинаря.
– Человек всегда должен себя уважать и на работе, и дома,– ответил ей.
Понемногу они разговорились. И вот тут узнала, как живется свинарю, какой никогда ни о чем не просил, ни с чем не обращался.
– Три года минуло, как мамку парализовало. В бригаде полеводов она работала. Простыла. А тут еще в семье не повезло. Отец от нас отказался. Он никогда в деревне не жил, в городе работал. Все обещал жилья добиться для семьи. Но, видно, не получилось или устал он. Нашел другую женщину. У ней свой дом. Ни о чем заботиться не надо. С ней он решил остаться насовсем. Так и написал. А и ладно, мы от него уже отвыкли. Сами живем как могем...
Ольга выхлопотала путевку в санаторий для матери свинаря. Два месяца лечилась грязями женщина. Вернулась на своих ногах, а не на носилках, как уезжала в Пятигорск. А вскоре ушла от полеводов, стала помогать сыну на свинарнике.
Еще с полгода присматривались друг к другу Силантий и Ольга. А на праздник святой Троицы все само собою получилось. Вышли за деревню все парни и девчата, песни пели. А Силантий насмелился, сплел пушистый венок из кленовых листьев, подошел к девушке и надел ей тот венок на голову. Она не вернула, не сняла. Приняла предложенье. Силантий вовсе осмелел, взял ее за руку, ввел в круг, назвал невестой, любовью своей. Ольга не вырвала руку, не ушла. А зимою они сыграли свадьбу. Всей деревне на удивленье.
Почему она вышла замуж за него? Наверное, потому что жила с ними мудрая бабка – мать отца, добрая сказочница. Оля у нее под боком с самого детства росла и накрепко запомнила:
– Не смотри на красивого, чужим мужем будет. Не завидуй богатому, в слезах станешь маяться. Не радуйся сильному, в них всегда ума не хватает. Не люби хвастливого, больших бездельников свет не видывал. Не гонись за гордым, за его плечами одни беды стоят. Выбирай не принца, с них только полюбовники получаются, гляди на тихого, неприметного трудягу, какой головы не поднимая, весь день усердно работает. На руки человека глянь. Коль есть на них мозоли жесткие, огрубелые, такой человек хороший хозяин, годится в мужья. А душу его по глазам узнаешь. Тут сама угадаешь, сердцем.
Так вот и выбрала мужа по бабкиному совету. За всю жизнь ни разу не пожалела, что вышла за него замуж. Хотя в судьбе Федотовых случалось всякое. Пережили они пожар, когда от короткого замыкания загорелся чердак среди ночи. В дыму, ничего не видя, вывалились из дома, а мать, об иконе вспомнив, кинулась в дом, в тот же момент рухнула крыша.
Многим людям помогала Ольга, а когда беда коснулась ее семьи, на выручку не поспешил никто.
– Небось, сами живы, а вот старухи нет. Не стали спасать бабку. Не выволокли. Так и загинула в огне. А может, хотели ее кончины,– шамкали старики.
– Да как не совестно вам! Она за иконой побежала, а выскочить не успела. Крыша придавила! – стыдили сплетников.
Семья жила в бане целую зиму, никто к себе не позвал, не сжалился. И лишь на следующий год, когда Ольгу избрали депутатом райсовета, председатель колхоза, словно только проснувшись, послал бригаду мужиков на строительство дома для семьи Федотовых. К зиме Силантий с Олей перебрались из баньки в новое жилье. На руках у Никитичны был трехмесячный Вася. Он и родился в бане.
Пожар унес все. Еле пережив смерть матери, молодые растили сына, работали, понемногу обживались. Хорошо, что Ольгины родители помогали, чем могли, хотя и у самих лишнего не было. Семья громадная, не только в доме, на чердаке не хватало места. Но в хлебе, молоке и картошке никогда не отказывали. Васе на пеленки нашлись старые простыни. Оля и тому была рада.
Но время шло. В райсовете, узнав о беде семьи, помогли деньгами. А когда Федотовых переселили в новый дом, даже депутаты сбросились, чужие люди, да кое-кто из деревенских, вспомнив доброе, принесли Никитичне кто вязаные носки, подушку, полотенца, да кое-что из посуды.
Ольга ночами долго не могла уснуть. Она многое осмыслила, поняла и пережила. Ей было больно, что в горькую минуту свои деревенские не поддержали, не помогли, сплетничали и осуждали за спиной.
Только Силантий, вот голубиная душа, всегда был рядом, успокаивал, ободрял. И говорил жене:
– Не сетуй, лапушка. Да, в пожаре мамки не стало, зато сынок появился. Нас снова трое. Гляди, какой малец растет, бойкий, смышленый, помощником станет. Вот ходить начнет, к делу его приспособлю. Не тужи, Олюшка, живы мы, то самое главное.
Но едва оправилась семья от шока, в следующую весну затопило половодье всю деревню, ни один дом не обошло бедой, сколько скота погибло. Не стало хозяйства у Федотовых. Сами на чердаке сидели всю неделю, боясь, что смоет дом разгулявшаяся река. Ольга Никитична постоянно выглядывала наружу, не подошла ли вода к чердаку, может пора перебраться на крышу. Но, вода стала спадать, и через неделю люди спустились в дома. Там было страшно. Пока приводили в порядок жилье, в колхозе началась посевная. Силантий тем временем ремонтировал дом. Со свинарником повезло человеку, туда не дошла вода, а дежурные скотники оставшиеся на фермах, хоть как-то кормили свиней, не дали подохнуть от голода.
Деревенский люд завидовал Федотовым.
– У ентих беда нипочем. Дом новый, конечно выстоял. И ферма устояла в целости, не то, что у нас вся скотина захлебнулась в воде...
– Эх-х, люди! У нас в сарае живого курчонка не осталось. Чему завидуете? Кому? Свиньям? Так оне колхозные! – возмущался Силантий.
– Ты без мяса не останешься! А вот мы и хлеба не видим.
– Какое мясо? Свиньи на ногах еле держатся, свое хозяйство, как у всех, погибло,– оправдывался свинарь. И тут к ним подошла Ольга:
– А ну, идите в мой дом! Всех угощу от пуза! – глянула на двух баб зло. Потащила в дом. Те отнекивались, упирались. Но Ольга силой приволокла обоих.
Женщины увидели на столе чугунок вареной картошки, соль и пару луковиц. Даже хлеба не было. Васька, не обращая внимания на чужих, за обе щеки уплетал картошку.
– Во, и мои тем давятся. Больше нечего есть, когда напасти оставят деревню? – сетовали бабы.
– Вы одно наводнение пережили. А у нас горе одно за другим. Мне не до пересудов, удержаться бы. А и вы, коль помочь не можете, так не добавляйте горя в души. Не завидуйте придуманному. Оттого ни у вас, ни у нас в мисках не прибавится. Идите и помните, что другие не лучше и не сытнее живут.
С того дня разговоры о богатеях Федотовых поутихли.
Ольга Никитична, несмотря на обиду, выпросила, вытребовала в райцентре помощь колхозу. Хозяйству выделили деньги на ремонт коровника, птичника, конюшни и свинофермы. Дали пять новехоньких тракторов, семена и корм скоту. Председатель колхоза был счастлив, он и не ожидал такой помощи, знал, наводненье не пощадило всю область. Л Федотова все ж добилась поддержки своей деревне.
Школу надо отремонтировать! – просила женщина уже в области и снова просьба: – Помогите!
Так все четыре года. Когда закончился депутатский срок, Ольгу долго уговаривали вернуться на работу в сельсовет.
Председатель понимал, что Федотова еще поможет хозяйству во многих вопросах, но Никитична неожиданно для всех резко отказалась.
– Хватит с меня! Пора о семье вспомнить, мужу помочь, сыном заняться. Они все время вдвоем, вовсе одичали. Не могу! Я всегда заботилась о других, вот только о нас никто не вспоминал, когда лихо достало,– упрекнула впервые, а на следующий день, взяв сына за руку, пошла с мужем на свинарник.
– Оля, солнышко мое, гляди, как мы вдвоем быстро управились. Одному тут до вечера задыхаться работой, рядом с тобой я даже не устал! – улыбался Силантий.
Так вот и потянулось время. Единственное, чего поначалу боялась Никитична, это опоросов. Свиноматки случались разные, каждая со своим норовом. Одна при опоросе лежит спокойно, другая носится по углам, третья, едва поросенок на свет появится, тут же сожрет его. Случалось, при родовых схватках кусали свинарей. Иные вышибали двери и выскакивали во двор.
– Зойка! Лилия! – вернитесь назад! Куда вас черти понесли? – мчится Ольга за свиньями. Те, вырвавшись на волю, ничего не слышат, бегут оголтело куда глаза глядят:
– Эй, Ольга! Давай ко мне в катух загоняй обоих,– открыл сарай кузнец, бывший вздыхатель. Женщина хочет повернуть свиней на ферму, но не тут-то было, заскочили в сарай, увидели барду, с ногами в корыто влезли, пока все ни съели, не успокоились. С полными животами на полу развалились, понравилась барда. Ждут, что еще угостят. Ольга уговаривала, ругала, даже хворостиной пыталась поднять, но не помогло.
– Нет, Оля! Ничего у тебя теперь не получится. Свинья, как девка, уперлась на своем, и хоть лоб расшиби, не сдвинется. Уговоры и хворостина не помогут. Это барда, сама знаешь, пивные отходы, скотина теперь не меньше часа кайфовать будет. Бухие твои звери. Сейчас их не трогай, давай лучше поговорим. Никуда твои свиньи не денутся. Протрезвеют, сами на ферму побегут,– говорил Костя, улыбаясь, и спросил:
– Как живешь, заноза моя?
– Почему заноза? С какой сырости твоею стала?– нахмурилась Ольга.
– Да не ершись. Все ты знаешь, да не соглашаешься.
– С чем?
– Или не понимаешь, почему я доселе в холостых хожу? Сколько лет минуло, а я как на цепи вкруг тебя кручусь, самому совестно, а ничего не могу с собой поделать. Одна ты в сердце моем живешь. Нет равной тебе на всей земле,– вздыхал кузнец, присев на крыльцо.
– Выброси пустое из головы. Не теряй зря время. Сам знаешь, другой у меня. Уже сын растет. Я люблю Силантия...
– Ну, чем он лучше меня? Почему его выбрала? Целых два года я засыпал цветами пороги твоего дома. Ты знала все, но почему не глянула на меня? – говорил человек с обидой.
– Как я убивался за тобой, сколько ночей не спал. Не верил, что уживешься с ним. Ведь ты, как звездочка ясная, он против тебя пыльный лопух.
Не смей обзывать моего мужа! – нахмурилась Ольга, хотела уйти, но свиньи спали.
Выходит, мне не на что надеяться?
– Я же сказала, зря теряешь время!
– Но разве Силантий умеет любить? – не верил кузнец.
– Важно, что я его люблю!
– И за что свинарю такое счастье? Он никогда не оценит и не поймет...
– Смешной ты, Костя! Любовь, когда двое не могут друг без друга. Когда один любит, а другая нет, это уже беда и боль. Но я не могу ничем помочь. Я другому судьба...
– Ладно! Иди. Я сам пригоню свиней. Не терзай меня больше. Одного не пойму, почему в этой жизни везет слабакам?..
Ольга возвращалась в свинарник грустная, задумчивая.
Она лучше всех знала своего Силантия.
– Чудаковатый человек! – говорили о нем.
– И впрямь он необычный,– усмехается Никитична, вспоминая, как муж держится в свинарнике. Он поет и разговаривает с каждым поросенком, как с человеком. Всем имена дал приличные. У него ни единой Хавроньи, сплошь Марины, Елизаветы, Настасьи, Фени, даже хряка величал Федором Ивановичем. Всех он поглаживал, почесывал, похваливал и никогда не ругался при них матом, считал своими друзьями.
Среди людей Силантий не имел ни одного друга. Не складывалось у него ни с ровесниками, ни со старшими. Вроде все нормальные люди, но чего-то в них не хватало. Потому лишь в свинарнике чувствовал себя легко и раскованно.
Когда Ольга впервые услышала, как муж поет рядом со свиноматкой, она спросила изумленно:
– А почему дома никогда не поешь?
– Ты ж видишь, Маринка поросится, я ей подмогаю. На песню поросятки шустрей выскакивают. Когда вкруг поросной матки галдят и бранятся, у ней роды тормозятся. На два дня задерживаются. Никто в свете ругачки не уважает,– говорил мужик со знанием дела. О свиньях Силантий мог говорить много. Он не просто знал, человек бесконечно любил их и доказывал, что назвать свиньей любого мужика иль бабу, все равно, что орден выдать. А уж обидеться за это слово и вовсе грех. Умней свиньи еще поискать нужно. И Ольга ни раз говорила мужу:
– Ты смотри, сам средь них не захрюкай!
– Лишь бы ты с Васяткой меня понимали. С другими я почти не говорю. Не об чем.
О, если б видела Ольга, как выплеснул радость Силантий при рождении сына. В тот день он даже плясал вокруг своих красавиц, девиц, лебедушек! Он знал, тут его не осудят и не высмеют, потому можно быть самим собой, как в большой семье, где все понимают и любят друг друга.
Вот только сыну не понравилось на свинарнике. Он убегал, прятался, но свиноматка все ж прихватила за ногу. И как ни убеждал Силантий, мальчишка не поверил, что свинья играла с ним в догонялки, и больше на ферму не пошел.
– Ладно, зайка, не горюй, я тебе другого помощника рожу,– пообещала Ольга.
Силантий просиял от радости. Но жена родить не спешила. Боялась сына, что тот будет обижать младшего. Так оно и было, пока Катька сумела жестами объяснить родителям, что Васька поколачивает и ругает ее, бьет по лицу, попке, дергает за уши. Старшему в тот день досталось от матери, Ваську не пустили гулять на улицу, до вечера продержали в углу и не пустили на печку слушать сказку.
Катька росла совсем иною, ни в чем не похожей на брата. Внешне она была копией Силантия и до безотчетности любила отца. Но с самого раннего детства была хитрой и мстительной. Уж кому, а Ваське спуску не давала. Коли не доставала кулаком, пускала в ход зубы и ногти. Прощать она не умела, а потому в доме часто шла войнушка.
Катька всегда находила повод, чтоб ущипнуть, укусить, толкнуть Ваську в бок острым локтем и, преданно глядя в глаза, сказать, что это не она. И тут же, отвернувшись от родителей, показать Ваське язык, вывалив его до самого пупка.
У Кати было много подруг. Они подолгу секретничали в комнате девчонки, и мать не без труда выпроваживала их, забирала дочь на ферму. Та не отказывалась помочь родителям, но требовала, чтобы брат тем временем принес воду, истопил печь, подмел полы. Васька в ответ скручивал фиги, домашнюю работу он не любил с малолетства.
Громом средь ясного неба стала его женитьба. Он никого ни о чем не предупредил, а вечером, прямо с гулянья, привел свою девушку и, указав на нее родителям, сказал:
– Она моя жена! Если не согласитесь, я уйду вместе с нею.
Силантий с Ольгой переглянулись, и только мать открыла рот, Васька уже повел жену показывать дом.
– Вот тут моя комната. А это Катькин скворечник. Здесь келья родителей! Ну а вот эта – кухня-столовая. Все запомнила? Пошли обустраиваться! – поволок в свою комнату.
Вскоре Василий расписался с женой, а через год ушел с ней в новый дом, какой им построила бригада строителей.
Ольга так и не успела привыкнуть к невестке, редко виделись. Та работала дояркой и, как все животноводы, рано уходила и поздно возвращалась домой. Вскоре она родила сына и, когда мальчонке исполнилось два месяца, стала иногда оставлять его Никитичне на часок, другой. Мальчонка едва научился ходить, как в семье сына родился второй малыш, немного погодя – и третий.
– Ребята! У меня уже детсад. Подождите! Ведь едва успеваю! – взмолилась Никитична.
– Все мам! Этих троих растим, больше не рожаю! – пообещала невестка.
Она так и не узнала, почему ее Вася перестал навещать родителей, с чего так резко изменилось к нему отношение в родной семье. Сестра перестала разговаривать с братом, смотрела на него зверем. Отец с матерью уже не приглашали сына на праздники, не поздравляли его с днем рожденья, не дарили, как раньше, подарков. Даже на Радуницу не звали с собой на могилы родителей. Когда невестка попыталась узнать, что произошло, за что обиделись на Васю в отчем доме, ей никто ничего не сказал. А сын и сам обходил стороной родительский дом. Когда ему поневоле приходилось прийти туда за детьми, он старался не встречаться глазами с Катькой. Та не просто обижалась, она люто ненавидела Ваську, и тот, хорошо зная сестру с детства, понимал, она ему когда-то отомстит, пусть пройдут годы, Катька не забудет...
Васька и не предполагал, что он никогда не будет прощен семьей, и не любил вспоминать тот морозный день, заснеженный, хмурый лес, пузатые, холодные сугробы...
Катька тогда орала на весь свет, проклинала брата, желала ему самой лютой и грязной смерти, грозилась убить, вслух жалела, что не сделала это раньше. Он так и не попросил у нее прощенья. Знал заранее, все бесполезно, сестра будет помнить всю жизнь зло, какое он причинил ей.
Нет, Васька не раскаивался в случившемся и через годы, хотя ни раз видел слезы в глазах сестры, ставшей девушкой, и матери. Приметил злые огни в глазах Кольки. Мигом понял, тот знает все, а значит, одним врагом у него прибавилось. Ольга Никитична вовсе охладела к сыну. Даже когда тот заболел двухсторонней пневмонией, не навестила и не проведала. Будто все отгорело и оборвалось в сердце к Ваське. Его презирали и перестали молиться, его вычеркнули из душ...
Да, никто в деревне не узнал о случившемся. Но над головой человека повисло проклятье родных. Мужик со временем стал понимать, что случившееся не пройдет бесследно, когда-то за него придется ответить...
– Как же я родила такого? Почему он это утворил? Где, когда просмотрела сына? – мучительно вспоминала Никитична. И в каждой неприятности дочери видела вину сына. А Катьке и впрямь доставалось тяжело. В новой семье ее не признавали. Колька открыто, даже при своих друзьях, называл бабу блядью, подстилкой брата. И рассказал своей матери, кто и как лишил Катьку невинности. Евдокия, узнав подноготную, за голову схватилась, ужасалась, на ком женился сын, из какой семьи взял девку, зачем связался с нею? И навсегда потеряла уваженье к семье Федотовых.
– Скоты! Звери! Грязь!—думала о них и морщилась брезгливо. В том, что случилось с Катькой, она винила всех поголовно.
Ольга Никитична поняла, как воспринимает ее Евдокия и полностью отошла от нее, не общалась, не звонила и не говорила о сватье, словно той никогда не было в числе родни.
Их невидимой нитью связывал Димка. Но и эта тонкая цепочка оказалась хрупкой.
Ольга Никитична, как всегда, обрадовалась приезду дочери с внуком. Они появились под самый Новый год. И женщина загодя наготовила всего вдоволь. Напекла пирогов, они как никогда удались, бокастые, румяные, вкусные. Котлеты и винегрет, жареная рыба и пельмени, на столе не хватало места блюдам и тарелкам.
