Текст книги "Глаза цвета неба (СИ)"
Автор книги: Элли Комаровская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Глава 8
Ты сегодня не властен над завтрашним днем,
Твои замыслы завтра развеются сном!
Ты сегодня живи, если ты не безумен.
Ты – не вечен, как все в этом мире земном.
(Омар Хайям)
«Сегодня ты на коне, и перед тобой открыт весь мир, а завтра ты немощен, беспомощен и заперт, словно с сундуке, в четырех стенах. За что Аллах посылает мне такое? Я был слишком самонадеян в своих планах? Всевышний решил смирить меня?»
Ногай пришел в себя и изучал светлую, просторную комнату. Ставни окна были широко раскрыты. Струился теплый свет. Ногай пытался понять, где он. Он не в шатре, значит, не дома. Где?
Похоже, на нем было много ран. Левый глаз и голова, плечо, живот были обмотаны туго кусками ткани. Плохо. Очень сильно болела голова. Слева стучало в виске. Казалось, словно вся левая часть лица немела от этой боли. Это мешало сосредоточиться и подумать. Мысли его блуждали. Тело ныло. Он оперся руками на кровать и попытался встать, но руки его ослабли, а тело, словно чужое, не хотело подчиняться. Это злило. Он не привык просто лежать. В голове всплыли слова «Кусок мяса» Это он кусок мяса! Как же он жалок. Человек, двигающий тумены, не мог подчинить собственное тело.
Чем закончилась битва? Мы отступили. А дальше? Сколько людей смогло уйти? И как далеко? Встретилась ли разделенная армия? Был ли дан ответный бой подлым болгарам?
В комнату вошел мужчина с лоханью и тряпкой. На вид лет сорока, может, пятидесяти. Славянской внешности. Булгарин? Русич? Кажется, он его уже видел. Там, где качались стены. Там была Настя, и он принял это все за виденье. Но сейчас этот, сердито глядящий на него человек, был реален.
– Пить, – хриплым, словно не своим голосом, cпросил Ногай.
Фрол налил воды из кувшина в глиняный стакан. Дал отпить Ногаю.
– Где я?
– В доме купца Тимофеева, – ответил ему хмурый Фрол.
– Булгары проиграли?
– Что?
«Он, возможно, не знает. Или не скажет. Или он с ними заодно. Надо быть осторожнее». Он поджал губы. Спросил снова:
– Место? Где я?
– Дом купца… Место… хм. Царьград.
Царьград?! Никогда здесь не был… Хорошо, что не Булгария, – подумалось ему. Разум стал слабеть, комната, стала терять очертания, и он снова погрузился во тьму.
Когда, он вновь очнулся, был вечер. Сколько прошло, он не знал, – «тот ли это самый день, когда было утро?» Первое, что он увидел, была фигура в белом. Она то отдалялась, то приближалась. Ногай зажмурил глаз, снова открыл. Это была Настя.
Ее рука легла на его лоб, принося с собой прохладу.
– У него жар! Опять!
– Не уходи.
– Нет. Я не уйду.
Настя присела рядом. Положила компресс. Стало легче. Разум прояснился. «Неужели, это и правда она? Но как?! Как такое возможно?!»
– Как ты себя чувствуешь? Что болит?
Ногай молчал. «Ну да, он ей не скажет», досадливо подумала Настя. «Как же она ему поможет?»
Ордынец внимательно всматривался в ее лицо, будто пытаясь запомнить. А, может, убедиться, что это она?
– Ты узнал меня? Я Настя. Я была в Орде, переодетая воином.
Ногай едва заметно кивнул. Значит, узнал. Уголок его рта дрогнул, то ли в улыбке, то ли в насмешке.
– С косой тебе лучше.
Настя улыбнулась в ответ.
– Да, волосы отросли с тех пор.
– Как я здесь оказался?
– Я нашла тебя на поле, после сражения.
– А ты как там оказалась? Ты воюешь на стороне болгар?
– Нет. Это случайность, – Насте не хотелось признаваться, что ее сын обирал раненых.
– Как ты связана с болгарами?
Настя вздохнула. Придется рассказывать.
– Я никак с ними не связана. Мой муж пропал несколько лет назад. Пришли вести, что видели его в Болгарии, в рыбачьем поселке, недалеко от места, где было сражение.
Ногай едва заметно напрягся.
– Ты его нашла?
– Нет.
Помолчали. Каждый думал о своем.
– Это твой дом?
– Да, я живу здесь с сыновьями.
– Что стало с моими людьми? Был ли дан ответный бой болгарам?
– Я не знаю. По вестям, что приходят из Болгарии с купцами – войны, как таковой, сейчас там нет.
Ногай досадливо дернулся. Рука сжалась в кулак.
– Где я? Что за Царьград?
– А это Фрол, наверно, так сказал. Так часто называют. Ты в Византии, в главном ее городе, в Константинополе. Хватит разговоров, Ногай-ага, тебе поесть надо. Похлебка придаст тебе силы. Может, жар сгонит. Фрол, помоги-ка его приподнять.
* * *
Ночь выдалась тяжелой. Ногай находился в бредовой полудреме. Мучимый сильными болями, он метался, кусал губы, старался не стонать. Даже Фрол, недолюбливающий Ногая за то, что тот был ордынец, с уважением стал поглядывать на раненого. Настя всю ночь просидела возле него. Она клала ему на голову, грудь – тряпку, смоченную холодной водой. Говорила, что-то ласково успокаивающее… Разум его блуждал между сном и явью, смысла слов он не улавливал. Лишь теплота в голосе была понятна… Кто с ним так говорил в последний раз? Может, мать?…
После мучительных блужданий, он очнулся весь в поту. Была темень, и он не сразу уразумел, что бодрствует. Всмотрелся. На столе, возле окна, лучина совсем догорела и теперь дотлевала мелкой искрой.
Голова раскалывалась, левый глаз горел, хотелось сорвать повязку. Боль стала постоянным спутником. Нескончаемой пыткой. Чтобы легче было терпеть, он стиснул крепко зубы, челюсть заломило. Он и раньше бывал ранен, но такой безумной боли не было никогда. Что же с глазом? Цел ли? А если нет… Сердце болезненно сжалось.
Он вглядывался в темноту и терзался тоскливыми мыслями. Кто он теперь? Какой из него воин? Да жизнь ли это? Жалкое бесконечное существование во тьме и боли.
А там… что там?.. Там, верно, так же темно. И тихо.
Ногай вздохнул, задышал глубоко и вдруг ощутил, что он не один.
Запах, приглушенный запах трав, и чего-то женского, неуловимого. Ордынец повернул голову и увидел, что Настя лежит рядом с ним, на краю постели. Ее, похоже, сморило. Она лежала на груди, подогнув под себя руки. Волосы ее выбились из-под косы и разметались по подушке.
Настя. Так близко, так желанно близко! О, как мучительно и сладостно было осознавать, что она рядом. Ногай хотел дотронуться до лежащей рядом женщины, ощутить, что это не сон, но рука, ослабленная, плохо слушалась его. И все же, преодолевая слабость и боль, он заставил ослабленную конечность двигаться и коснулся волос славянки. Душа его наполнилась теплом и надеждой. Нет, он будет бороться. Так долго он бежал от нее, и теперь он не сдастся.
На небе забрезжил рассвет. Как не старался Ногай, но дремота овладела им. Зашел Фрол. От картины, открывшаяся его взору, передёрнуло. Настя спала на краю постели, Ногай лежал совсем близко от неё, на боку, обнимая ее одной рукой.
– Вот ведь, окаянный, на нашу голову!.. Хлебнем мы еще с ним.
Фрол убрал руку Ногая и, качнув, положил его на спину. Бережно тронул Настю за плечо. Стал будить.
– Анастасия Тимофеевна, матушка, вам лучше в свои покои пойти. Глашка вас не обнаружит, искать пойдет. Дом взбаламутит. Еще Егор с Сашей увидеть могут. Нехорошо.
Она проснулась. Поднялась с постели.
– Нет, нет, я еще посижу, – Настя устало потерла глаза.
– Идите, идите, я за ним присмотрю. Если что, позову.
Глава 9
И встретишь вдруг, когда не ждёшь…
И обретёшь там, где не ищешь…
Неведом путь, какой пройдёшь,
Чтоб отыскать своё средь тысяч…
(Ирена Буланова)
В порту семья Тимофеева снимала небольшой склад, на втором этаже располагался рабочий кабинет. На столе в клетке щебетала маленькая желтая птичка. Егора сегодня раздражало все, в том числе и эта щебечущая птаха.
– Цыц! – погрозил он, стукнув рукой по столу. Птица испуганно затихла и заметалась по клетке. Егор закатил глаза. «Надо бы с ней по сдержаннее, еще помрет от испуга.»
Сегодня сорвалась хорошая сделка. Купец из Болгарии, с которым он уже вроде сговорился, решил закупать товар из гильдии.
«Да, праведная жизнь не так уж легко дается». Настроенный решительно, по возвращении в Константинополь, Егор завязал с темными делами, боясь, что это утянет его на дно. Всеми силами он искал новых связей, знакомств. Покупал, продавал, выискивал заинтересованных в редких товарах, на них брал заказы. С Алексисом в его делах более не участвовал, да и в общении охладел.
Егорий остро понимал, что для того, чтобы развернуться, освободиться от долгов, ему надо было начинать вести торговлю по-крупному. А для этого не хватало вестей, да и осведомителей, что кормились с купцов первой гильдии. Те всегда знали наперед, какой товар лучше сбросить побыстрее, а какой придержать и поднять в цене. Вот вроде слышал, что шелк должен из Китая прийти, знать бы куда именно в порту причалят их корабли, перехватить раньше, сговориться. Это бы поправило дело.
Не хватало помощи матери, она делами почти не занималась. Ее заботил лишь привезенный раненый, который на поправку все не шел. Мать тратилась на лекарей… Ну да, ей было важно отдать долг. Все правильно, но раздражало.…Ему вот на подарок предполагаемой невесте не хватает. На такой, приличный! Кольцо бы сгодилось… Все ордынец этот! Не понимая толком почему, но этот слабый, раненный человек вызывал в Егоре злость. Было странно, непривычно, что внимание матери уходило теперь на кого-то кроме их семьи. Лучше бы счетами занялась. Ее дела семьи вообще заботят? Вот и Саньке только бы книжки читать, да на диспуты бегать.
Забежал парень из охраны.
– Показался на горизонте корабль с гербами, вроде из Франции.
– Как не во время! – Егор раздраженно заходил по кабинету. – Никиту позови.
Подошел Никита.
– Никит, не в службу, а в дружбу, – сходи к купцу Ксенаксису, отнеси отрез парчи и эту птицу в подарок его дочери. Скажи, от купца Тимофеева.
– Лучше бы сам зашел. За одно с невестой познакомился.
– Некогда мне. – отмахнулся Егор, – у меня корабль с товаром, пришел, ждать не будет.
– Ладно, схожу.
Никите было двадцать четыре года. Он вместе с матерью и младшим братом переехал с Тимофеевыми в Константинополь. Хорошо, разбирался в делах, помогал в счетах приказчику и был правой рукой Егорке. Парень он был простой и честный. Все еще не был женат. И не особо торопился обзаводиться семьей. Одно время ему нравилась Глаша, но она оставалась холодна на его ухаживания. История с ней незаметно сошла на нет, а новой так и не возникло. Идя, петляя узкими улочками, он вышел к дому купца. На плече его был отрез материала, в другой руке клетка с птицей.
Дверь в воротах дома была не заперта. Он предусмотрительно постучал. Но ему не ответили. Тогда он открыл дверь и зашел во двор. Перед домом был небольшой сад. Никита невольно залюбовался, смотря вокруг. Тут на него со злым лаем откуда ни возьмись набросилась большая лохматая собака.
– Ах, черт, какой злой! Откуда ты только взялся! – птица испугано затрепетала по клетке, чем еще сильнее привлекла внимание собаки. Пес обнажил зубы, зарычал. Никитка завертелся, поднимая повыше клетку с птицей и стараясь не уронить отрез ткани.
– Атуг, нельзя, сидеть! – из-за деревьев выбежала девушка в простом легком платье из холстины. Спереди был повязан фартук, перепачканный землей. Она оттащила за ремешок собаку.
– Не укусил тебя?
– Нет, – Никита огляделся. Штанина от колена до щиколотки была разорвана. Да оказия. Что это за оборванец, подумают? Никита постарался скрыть дыру.
– Ты кто будешь?
– Я от Егория Тимофеева с подарком для дочери купца.
– Ааа. Это ей, что ли, птица? Ну, она такое любит. Ей понравится. Госпожа в верхних покоях отдыхает. Мы гостей сегодня не ждали. Сегодня пришло много кораблей. Господин уехал в порт.
Девушка, крепко держа все еще рычавшую собаку, повела ее в сторону и привязала возле ворот. Ворота закрыла на засов. Подошла. Никита рассматривал спасительницу, лицо ее было простое, глаза не большие, далеко посаженные. Волосы выбились из-под платка.
– Порвала, гляжу? – кивнула спасительница на штанину.
– Да, есть немного, – Никита поморщился.
– Не дело в таком виде подарки-то дарить, – девушка весело поглядела на Никиту.
– Пойдем со мной. Только быстро, пока никто не видит.
– Да ладно. Не страшно, – Никита засомневался. Прилично ли. Это ее: «никто не видит» его смутило.
– Пойдем, пойдем! Я не кусаюсь. Зашью, – она уверено взяла его за рукав и повела в дом, по дороге рассказывая. – Это все мой младший брат. Тренировал пса, да к цепи не пристегнул, видно, друзья играть зазвали, отвлекся. Слышал, участились нападения на дома купцов? Говорят, какая-то банда орудует. Вот брат и занялся охраной, так сказать.
К центральному входу девушка не пошла, а свернула в маленькую неприметную с торца дверь. Они оказались в темном коридоре. Спутница Никиты не растерялась, потянув за собой, не выпуская рукав, вывела, и вскоре они оказались в небольшой комнатке. Здесь через маленькое слюденое окошко струился слабый свет. Возле стены была простая постель, сундук. Стол у окна, рядом обычная длинная деревянная лавка. Из сундука девушка достала нитки и иглу.
– Ну, чего встал? Садись.
Девушка вдела нитку в иголку и, присев рядом на корточки, стала зашивать дыру.
– Тебя как звать-то?
– Никита. А тебя?
– Ида.
Никита стал рассматривать девушку. У нее было простое открытое лицо, слишком широко посаженные глаза, слишком длинный нос. Но она была живой и открытой, и когда улыбалась, лицо ее казалось вполне милым.
– Ты не местный, да?
– Почему ты так решила?
– Говор у тебя странный, слышится в речи. Ты не византиец.
– Русич. Мы переехали с семьей купца Тимофеева. Десять лет назад из Суздаля.
– Где это? Никогда не слышала о таком.
– Ну, это довольно далеко. Как тебе объяснить?… За морем и далее.
– Ты, наверно, много видел. А я вот всю жизнь прожила в этом доме, мне кажется, я и сама часть этого дома. Какая она, твоя земля?
– Ну, там широкие луга, полноводные реки, полные рыбы, а леса такие дремучие, что кажется вот-вот выскочит леший или бабай, или на ветвях вот-вот русалку углядишь.
– Русалку?
– Да, ты, кстати, не нее похожа!
Ида сердито посмотрела на Никиту. Она знала, что не красавица, и в словах русича ей слышался подвох.
– Что, такая же красивая? – иронично спросила девушка.
– Лик русалок необычен, тем и завораживает. Путники засматриваются на них, и русалка утаскивает их в свое царство.
Ида улыбнулась. Она закончила шить и, подняв лицо, озаренное улыбкой, посмотрела прямо в глаза Никите.
– А ты тоже засматриваешься?
Никита замер. Ее глаза захватили его. На миг между ним и этой девушкой возник будто неизвестный, таинственный и притягательный – совсем другой мир.
Дверь резко со скрипом открылась. Никита и Ида вздрогнули от неожиданности. Девушка смутилась, опустила лицо и встала.
– Это кто тут?! Ида? С кем это ты тут?
На пороге комнаты стояла старая полноватая сгорбленная женщина с палкой в руке.
– Я тебя в саду кличу, весь голос сорвала, а она тут! Совсем стыд потеряла?
Никита, от таких слов весь красный, порывисто встал.
– Не гневись, Мати. Что ты думаешь сразу худое?! А это юноша к госпоже, от жениха с подарками. Да вот собака ему штанину порвала. Зашиваю.
– Сама?! Одна?! Незамужняя девка!!! – горячилась и хватала воздух Мати.
– Не подумайте худого, я с добрыми намерениями. Ведь от жениха, что ж это, его имя позорить буду дурными поступками? – решил вмешаться смущенный Никита.
– Тааак! – Мати отдышалась. Успокоилась. – Ты! От жениха, пойдем со мной. Карачи пришел, ему подарки отдашь. Я провожу. А ты – бесстыжая, сиди здесь. Видала бы тебя твоя мать! Я с тобой после поговорю!
Глава 10
Кто не ведал ни мук, ни бед,
для того исцеленья нет,
если есть в душе твоей свет,
ты, как тысяча душ, глубок.
Юнус Эмре (1240–1320)
Выйдя за ворота дома, Настя, к своему удивлению, вдруг заметила, что в Константинополе царила, как и всегда теплая, солнечная, летняя погода, но она совсем не трогала и не радовала ее. Медленно шла она по хорошо знакомой, отделанной булыжниками дороге, погруженная в свои тревожные думы. Ногая она оставила с Фролом, но мыслями снова и снова возвращалась домой.
Ногаю не становилось лучше. Раненая глазница все же воспалилась, под раной распухла, образовался нарыв. Поначалу он стал плохо есть, левая часть лица его не слушалась. Без твердой пищи тело быстро слабело. Он не жаловался, но искусанные губы и жар говорили сами за себя. Она нашла лекаря, тот посмотрел – лечить отказался. Сказал, рана смертельная, странно, что он вообще еще жив. Нашла другого, тот посмотрел, покачал головой, поцокал языком. Оставил микстуру. За визит взял двойную плату. Микстура не помогла.
Положение раненого ухудшалось. Все реже бывал он в сознании, мучимый, похоже, сильными болями, все дольше находился в забытье.
Настя раздобыла через Фрола в портовой таверне дурман-траву и, боясь давать ее много, разводила по чуть-чуть на ночь.
От нее боли утихали, но начинался бред. Ногай отдавал распоряжения, рвался куда-то, в сознание не приходил.
Настя терзалась от беспомощности и незнания, что же еще сделать. Надо было найти по-настоящему хорошего лекаря. Да только вот кого? Где? Расспросить знакомых? Так пришло решение сходить на рынок, к тому же Егор давно просил заглянуть, проверить счета. Совсем она про все забыла. Счета, счета, безликие цифры на бумаге требовали своего внимания…
Перед рыночной площадью начиналась улица ремесленников. Лавки только открывались в ожидании поставщиков и первых покупателей. Настя не спеша шла мимо ремесленных оружейников, седельников, красильщиков, – не заглядывая, по запаху можно было понять, где какая ремесленная. Тут пахло железом, углем, там шерстью, а далее краской и свежеструганным деревом. Мастера и купцы были крепко повязаны друг с другом.
Возле мастерской кожевника Настя приостановилась, услышав русскую речь. Хозяин сердился, что купец привез ему мало кож и мехов.
– От этих басурманов житья никакого нет! Злые, как собаки, бесчестные, как шакалы, обирают последнее! Я вез товару гораздо больше, но чтобы доехать, многому пришлось осесть в карманах и возах ордынских…
– И чего же вы все это терпите? На кол их, проклятущих!
– Да мочи нет! Не все терпят! Народ бунтует: лютостью поборов недовольный. В Белозерске убили басков. Так гады эти целую тьму наслали. Кто успел – в лес убег, а остальных… да что говорить? – купец досадливо махнул рукой.
– Что же князья?
– А всяк о себе только заботу имеют. Хотя вот сын Ярослава стал деревеньки объединять да крепость каменную воздвигает вокруг….
– Дело доброе…
Настя вздохнула и пошла дальше.
Он мог быть там, среди тех ордынцев, сжигающих деревни, подавляющих бунт, и все-таки, его там не было.
Ей вспомнился разговор с Ногаем, когда он еще приходил в сознание. Она тогда за ворчание Фрола извинялась, мол, много он горя от ордынцев натерпелся.
– Не в оправдание, но я помню, что землячество для тебя – не пустое слово. Я хочу, чтоб ты знала, я не ходил с походами на Русь, никогда.
– Почему?
– Там была ты. Я думал, что ты там…
Он не пошел из-за меня?!.. Так странно было думать об этом. И все же, знать ходил в другие страны. Он такой же, как все они, что грабят и разоряют города! «Нет, не такой» – предательски шептало сердце… Ей были понятны чувства Фрола к Ногаю. Понятно подчеркнуто равнодушное отношение сыновей, – он для них был чужой мужчина в доме. Только в себе она разобраться не могла. Чувства ее к ордынскому военачальнику были противоречивы.
Ей, как и всем, было за что злиться на Ногая, но она не могла. Она помнила его благородство, как заступался он за нее перед Тулаем, заботу его о простых воинах, его смелость и неподкупность в бою с хулагинцами – все это вызывало живой отклик в сердце Насти. Когда она вернулась домой из Орды, часто вспоминала о нем. Эта внезапная встреча, то, что в бреду он называл ее имя, его слова, что он думал о ней, всколыхнули в Насте забытое, затаенное чувство. Но она гнала от себя осознание, что в заботе о нем движет ею нечто большее, чем уважение и признательность.
Незаметно для себя, вышла Настя к рыночной площади.
Во всю, как в большом муравейнике, кипела здесь жизнь. Крики купцов, зазывающих в свою лавку, сливались с воплями разносчиков, блеяньем овец, ревами ослов и верблюдов. То тут, то там сновали водоносы, что предлагали освежиться в жару или забрызгать базарную пыль. В открывавшихся палатках блестели браслеты, начищенная железная посуда и подносы отбрасывали солнечные блики; пестро расшитые ковры манили замысловатым узором, и множество, и множество других товаров из разных стран были здесь.
Настя не замечала ставшую уже привычной за долгие годы красоту, и очнулась она от своих мыслей лишь когда стали ее окликать хорошо знакомые купцы, торговавшие по соседству с их торговым местом.
Оказалось, ее внимание требовалось не только цифрам. Надо было улыбаться, а в последнее время удавалось с трудом. Она с усилиями перебарывала свой настрой, здоровалась, старалась проявлять участие, узнавала новости. Постепенно разговорилась, ожила, будто бы вернулась прежняя жена купца.
Давний знакомый, тоже славянин-купец, из третьего ряда, перехватил шелк из Китая. Настя сторговалась с ним и перекупила немного за хорошую цену. Заодно узнала вести: на границе произошли столкновения между китайскими купцами и ордынцами, что привело к серьезным обострениям в отношениях.
– Китайские товары верно возрастут в цене. Смотри, у меня много изделий из китайского фарфора, на них может возрасти спрос, – прибавил от себя купец, дабы продать больше. Настя осталась равнодушной к этой фразе, да и шелком она заинтересовалась, случайно вспомнив сетования Егора. Весть про ухудшение отношений с Китаем заинтересовала ее совсем в другом ключе. «Может, поэтому и отозвал полки в Орду Великий хан, на Руси бунты, с Китаем осложнения? Вот Ногай придет в себя, я ему расскажу».
Где-то через час, пообщавшись со всеми понемногу, Настя дошла до их торгового места. За деревянным прилавком ловко справлялся Никита. Саньки не было.
– Здравствуй, Никита. Как дела идут?
– Идут, Анастасия Тимофеевна, слава богу.
– Ну и хорошо. Дай-ка, я свитки посмотрю.
Никита достал свитки, подал Насте.
– А Санька где?
– Да на собрании, там какой-то францискан приехал.
– Кто?
– Богослов известный, из Франции или из Германии, не помню точно.
– Опять он за свое. Лучше бы счета внимательнее вел. Вот парчи, плачено за двадцать пять аршин, а тут указано на десять. Помечено, вижу, продали семь, а остальное где?
– А это, я по распоряжению Егора отнес материю в подарок купцу Ксенаксису.
– Что ж не помечено?
Никита пожал плечами. Настя вздохнула, ну задаст она Саньке.
– Он еще не дал своего благословения на брак?
– Нет.
Настя покачала головой.
– Ты его дочь видел?
– Нет. Я отдал купцу подарки и ушел.
– А Егор хоть ее видел?
– Не знаю, вроде нет.
Настя вздохнула. У Егора в отношении с людьми, похоже, складывался слишком деловой подход. Надо бы навестить Ксенаксиса.
– А как привезенный раненый? – спросил неожиданно Никита.
– Пока без изменений. Не знаю, что и делать.
Настя успела проверить половину свитков, когда появился Санька. Он был похож глазами на мать, а овалом лица и черными, слегка вьющимися волосами, на отца; нога, доставившая много хлопот в детстве, хоть и выздоровела, да только небольшая косолапость в походке все же осталась. Настя с укором посмотрела на Саньку.
– Ты где пропадаешь? Почему за тебя Никитка работает? У него на складе своих дел хватает!
– Матушка, там сегодня так интересно было. Спор был с францисканцем, есть ли границы непостижимого для человеческого разума…
– Вот умный ты парень! Книги умные прочел, но откуда такое к цифрам нерадение? Пропустил много. Вот здесь неправильно сосчитал. Опять вчера на сборища свои ходил? Засиделся допоздна, сегодня все цифры плывут перед глазами!
– Ну, матушка – это цифры, у них истории нет, не интересные, плоские они. Другое дело, когда обсуждение идет…
– Там собираются одни бездельники! Отпрыски богатых родителей. Вот им делать нечего, они и рассуждают.
– Матушка, ты не права. У нас там лучшие люди со всей Византии. Вот недалече, тема была, что в человеке важнее: дух или плоть? Лекарь самого императора выступал, Ставрос Метаксас, и доказал, что ослабленный дух…
– Лекарь императора?! – перебила его Настя не дослушав.
– Да!
– И что, он хороший?
– Да он лучший, умнейший человек! – горячо заговорил Санька, видя интерес матери и стремясь ее убедить. – Он разбил полностью позицию последователей древнегреческого философа о необходимости человека стремится к удовольствию, так как …
«Императорский лекарь, вот его бы к Ногаю» – подумала Настя. Только вот кто ее во дворец пустит? Здесь могло помочь только старое знакомство. Много лет назад Настя работала у очень знатных людей горничной, а впоследствии и тайным телохранителем. Позже, когда развернулась торговля, Настя ушла. Давно, когда только стало известно, что пропал Иван, и осталась она одна с долгами и малыми детьми, обращалась в этот дом за помощью, получив влиятельное поручительство перед кредиторами. Обращаться снова с просьбой было злоупотреблением хорошего отношения. Но другого выхода Настя не видела.
