Текст книги "Я бы сказала, что люблю..."

Автор книги: Элли Картер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Ты в порядке? – спросила она, потому что именно это и должны делать друзья.

– Да, – солгала я, потому что именно так и должны делать шпионы.

Мы поднялись на лифте в небольшой холл первого этажа, и я всерьез подумывала сходить к маме (и не только из-за конфет). Однако только мы шагнули в полутемный коридор, как я услышала окрик:

– Камерон Морган!

Навстречу нам неслась профессор Букингэм. Боже, что могло заставить столь утонченную британскую леди так кричать? Вверху замигала красная лампочка, и пронзительная сирена резанула уши так, что мы едва расслышали механический голос, пульсировавший вместе со светом:

– КРАСНЫЙ КОД. КРАСНЫЙ КОД.

– Камерон Морган! – снова взревела профессор Букингэм и схватила меня и Бекс за руки. – Вас вызывает ваша мать. НЕМЕДЛЕННО!

Глава 3

Пустые коридоры мгновенно заполнились – из классов выбегали девушки и торопливо выходили преподаватели, а красные лампочки продолжали мигать.

Стенд с трофеями развернулся и плавно въехал в потайное отделение в стене, скрыв кубки и тарелки, полученные победителями в чемпионатах по рукопашным боям и в командных соревнованиях по взлому кодов, остался лишь ряд наград в плавании и состязаниях в дебатах.

На верхнем ярусе фойе три золотисто-алых вымпела «Учись ее умениям», «Не посрами ее меча» и «Храни ее секреты» чудесным образом скрутились, и вместо них появился самодельный плакат в поддержку некой Эмили в избирательной кампании на пост президента студенческого совета.

Букингэм тянула нас наверх. Мимо пронеслась стайка первогодок, верещавших во всю силу своих легких. Я вспомнила, как сама впервые услышала эти сирены. Неудивительно, что девчонки вообразили, будто настал конец света. Букингэм гаркнула:

– Девушки! – заставив всех замолчать. – Следуйте за мадам Дабни. Она отведет вас в конюшни для занятий по выездке. И, леди, – она с укоризной глянула в сторону двух темноволосых близняшек, перепугавшихся больше других, – соблюдайте спокойствие!

С этими словами Букингэм развернулась и припустила по лестнице на второй этаж, где мистер Московиц и мистер Смит пытались закатить в кладовку со швабрами статую Элеоноры Эверетт (выпускницы академии, которая однажды одними зубами обезвредила бомбу в Белом доме). Мы быстро пересекли Исторический зал – там меч Джилиан плавно скользнул в углубление за постаментом, словно Эскалибур, возвращающийся к Владычице озера. Вместо него появился бюст мужчины с огромными ушами – предположительно, первого директора школы.

Вся школа пришла в состояние организованного хаоса. Мы с Бекс переглянулись. Вообще-то нам полагалось сейчас быть внизу, вместе с остальными второкурсницами, и проверять основной уровень, не осталось ли на виду чего-нибудь, выдающего нашу связь с разведкой. Но Букингэм повернулась и прикрикнула:

– Девушки, поторапливайтесь! – Сейчас она походила не столько на добрую пожилую учительницу, которую мы знали, сколько на женщину, отобравшую у фашиста автомат голыми руками во время Второй мировой.

Позади раздался треск и несколько польских ругательств, и я сделала вывод, что статуя Элеоноры, скорее всего, превратилась в груду обломков. В конце коридора возле дверей в свой кабинет стояла моя мама – она была так спокойна и столь непринужденно забрасывала в рот «ММ's», будто ждала меня после тренировки по футболу, и день был абсолютно ничем не примечателен.

Ее длинные роскошные волосы рассыпались по плечам, челка небрежно откинута с безупречно чистого лба. Она клянется, что у меня тоже когда-нибудь будет такой, как только мои гормоны прекратят войну с порами.

Иногда я искренне радуюсь, что девяносто процентов времени мы проводим в этом здании, потому что каждый раз, когда мы выходим куда-нибудь, я вынуждена смотреть, как мужчины пускают слюни при виде моей мамы или спрашивают, не сестры ли мы. Это выводит меня из себя, хотя мне следовало бы гордиться, что кто-то вообще разглядел во мне родство с ней. В общем, моя мама – красотка.

– Привет, Ками, Ребекка, – сказала она и повернувшись к Букингэм, добавила:

– Спасибо, что привели их, Патриция. Зайдите на минутку.

В кабинете – спасибо звуконепроницаемой обшивке – общешкольного переполоха было не слышно. Сквозь окна со свинцовой защитой проникали солнечные лучи, играя на дубовых панелях и огромных, во всю стену, книжных шкафах, которые во время нашего разговора разворачивались, скрывая труды типа «История отравлений и ядов», «Преторианское руководство по достойной смерти». Их сменили «Элитное образование» и «Вестник частного образования». На столе у мамы стояла фотография, сделанная во время нашей поездки в Россию. Я с ужасом смотрела, как мы с ней продолжаем обниматься, а на фоне вместо Кремля появляется замок Золушки из Диснейленда.

– Голографическая радиосинтезированная фотобумага, – пояснила мама, заметив мое удивление. – Доктор Фибз летом изготовил пробную партию в своей лаборатории. Голодные? – она протянула нам с Бекс горсть конфеток. Как ни странно, я совсем забыла о терзавшем меня голоде, но все-таки взяла зеленую на удачу. Что-то мне подсказывало, что удача понадобится.

– Девушки, мне нужно, чтобы вы провели экскурсию.

– Но… мы же второй курс! – воскликнула Бекс, словно моя мама могла чудесным образом это забыть.

У мамы был полный рот шоколада, поэтому объяснить взялась Букингэм.

– У третьего курса семестр начался с тактики проведения допросов, поэтому они все сейчас под действием пентотала натрия. А четвертому курсу подключали контакты ночного видения, и у них еще часа два зрачки не вернутся в нормальное состояние. Сейчас самое неудобное время, но Красный код есть Красный код – просто так он не включается. Никогда не знаешь, когда случится следующий.

– Ну, что скажете? – улыбнулась мама. – Вы нас выручите?

Человек должен обладать тремя качествами, чтобы без приглашения появиться на пороге Академии Галлахер для особо одаренных девушек, – настойчивостью, властью и отсутствием другого выбора. Большинство потенциальных студентов не продвигаются дальше стандартной отговорки администрации: «В настоящее время мы не принимаем заявлений». Лишь получив отказ во всех школах страны, можно решиться приехать в Розевиль в призрачной надежде, что личный визит что-нибудь изменит. Но никакая настойчивость не проведет вас через ворота. Нет, для этого требуется настоящая власть.

Вот почему я и Бекс стояли на парадном крыльце, поджидая, когда по аллее подъедет длинный лимузин с семейством МакГенри (да-да, тех самых МакГенри с обложки декабрьского «Ньюс-уика»). Они из тех, кого не так-то просто спровадить. Но мы уже давно поняли: лучший способ что-то спрятать – положить на видное место. Поэтому мы должны были познакомить их с Академией Галлахер для особо одаренных девушек. Главное, чтобы они ни в коем случае не догадались о специализации школы.

Мужчина, вышедший из лимузина, был одет в темно-серый костюм, галстук сразу выдавал принадлежность к власти. Женщина выглядела как наследница парфюмерной империи, кем она по сути и являлась, – ни единой лишней прядки или складочки. Я еще подумала, произведет ли на нее впечатление моя вишневая помада. Судя по презрительному выражению лица, не произвела.

– Сенатор, – с истинным американским акцентом произнесла Бекс и протянула руку. – Добро пожаловать в Академию Галлахер. Для нас большая честь принимать вас у себя. – Мне показалось, что она немного перебарщивает, но сенатор МакГенри улыбнулся и ответил:

– Спасибо. Мы очень рады.

Можно подумать, он не понимал, что она не его электорат.

– Я – Ребекка, – представилась Бекс, – а это Камерон. – Сенатор глянул в мою сторону, но тут же снова повернулся к Бекс, которая являла собой воплощение элитного образования. – Мы счастливы показать вам и вашей… – Только тут мы поняли, что их дочь так и не появилась. – А ваша дочь будет…

В этот момент из машины показался черный армейский ботинок.

– Дорогая, – сказал сенатор, показывая в сторону конюшен, – иди-ка посмотри, у них есть лошади.

– А, так это от них так воняет, – отозвалась миссис МакГенри, и ее передернуло. (Для справки: у нас в школе пахнет прекрасно, если, конечно, ваш нюх не безнадежно отбит годами дегустации духов.)

Но сенатор выразительно глянул на жену и сказал:

– Макей любит лошадей.

– Нет, Макей их ненавидит, – миссис МакГенри прищурилась и посмотрела в нашу с Бекс сторону, словно желая напомнить сенатору, чтобы он не смел перечить ей при посторонних. – Она однажды упала с лошади и сломала руку.

Мне ужасно захотелось прервать эту демонстрацию семейной идиллии и сказать им, что в конюшне нет лошадей, а только стайка перепуганных первогодок, да бывшая французская шпионка, которая изобрела способ отправлять шифрованные сообщения в сыре, но тут раздался голос:

– Ага, от них столько навозу.

Я, конечно, не могу сказать наверняка, но думаю, Макей МакГенри в жизни не притрагивалась к лошади. У нее длинные стройные ноги; одежда хоть и панковско-маргинальная, но определенно очень дорогая, а бриллиант в носу – не меньше полутора каратов. Волосы выкрашены в черный цвет и выстрижены клоками, но густые и блестящие, а лицо так и просилось на обложки глянцевых журналов.

Я смотрела довольно много фильмов и передач и понимала, что если девушка вроде Макей МакГенри не может выжить в школе, то уж такую, как я, там бы живьем съели. И все же что-то привело их к нашим воротам, и мы их последняя надежда. По крайней мере, так считали ее родители.

– Мы… – с трудом выдавила я и запнулась. Я, может, и гений в составлении ядов, но вот произносить речи – это увольте! – Мы очень рады видеть вас у себя.

– Тогда почему нас заставили больше часа торчать за забором? – миссис МакГенри кивнула в сторону ворот.

– К сожалению, это стандартная процедура для тех, кто приезжает без приглашения, – пояснила Бекс в лучшей манере студентки-отличницы. – Безопасность – главная забота в Академии Галлахер. Если бы ваша дочь училась здесь, вы бы тоже требовали такого уровня защиты.

Но миссис МакГенри уперла руки в боки и выпалила:

– Вы что, не знаете, кто он такой? Да вы знаете…

– Мы возвращались к себе в округ Колумбия, – перебил жену сенатор, выйдя вперед, – и нам очень захотелось показать это место Макей. – Он наградил жену взглядом, в котором только слепой не прочел бы: это наш последний шанс, не профукай его!И добавил:

– Безопасность действительно впечатляет.

Бекс открыла парадную дверь и пригласила пройти внутрь.

Я и Бекс сидели в кабинете моей матери, пока та толкала свою стандартную речь об «истории» академии. На самом деле она не так уж отличалась от настоящей, только была урезана. Причем изрядно.

– Наши выпускницы работают по всему миру, – сказала мама, а я про себя добавила: Ага, шпионками. – Мы делаем основной упор на языки, математику, естественные науки и культуру. Именно эти предметы, по отзывам наших воспитанниц, им больше всего пригодились в жизни. – Как шпионкам. – Мы принимаем только девушек, и у наших студенток развивается вера в свои силы, что позволяет добиться большого успеха в жизни. – Как шпионкам.

Я только начала получать удовольствие от этой игры, но тут мама повернулась к Бекс и сказала:

– Ребекка, почему бы вам с Ками не провести Макей по нашей академии? – и я поняла, что пришло время для нашего показательного выступления.

Бекс просияла, а я никак не могла отделаться от мысли, что у нас было всего пол-урока по секретным операциям, а мы уже на задании! Откуда мне знать, как себя вести? Конечно, если Макей горит желанием спрягать китайские глаголы или взламывать шифр КГБ, то тут я прекрасно подготовлена, но наша-то задача вести себя нормально, а вот этого я решительно не умею делать. К счастью, Бекс любит поактерствовать. Иногда.

– Сенатор, – воскликнула Бекс, схватив его руку, – для меня была большая честь познакомиться с вами, сэр. И с вами, мэм, – она улыбнулась миссис МакГенри. – Мы так рады, что вы оба…

– Спасибо, Ребекка, – перебила мама, интонацией давая понять, чтобы она не перебарщивала.

Макей поднялась, взмахнув ультракороткой юбочкой, и вышла в Исторический зал, так и не взглянув на своих родителей.

Мы выскочили следом. Макей облокотившись о витрину, в которой обычно были выставлены экспонаты по истории противогазов (приспособление, запатентованное Академией Галлахер, к вашему сведению), прикуривала сигарету. Она глубоко и со знанием дела затянулась и выпустила дым к потолку, где было установлено, наверное, с десяток различных датчиков, и только самый простейший из них – для дыма.

– Тебе придется потушить сигарету, – заявила Бекс, переходя к той стадии операции, где нужно было донести до новичка, что здесь ей точно придется несладко. – У нас, в Академии Галлахер, на первом месте стоят здоровье и безопасность.

Макей глянула на Бекс так, словно та заговорила на китайском. Мне даже пришлось сосредоточиться, чтобы убедиться, что это не так.

– Курение запрещено, – перевела я, вытаскивая из мусорки у лестницы пустую алюминиевую баночку и протягивая Макей.

Она еще раз затянулась и посмотрела на меня так, словно желала сказать, что затушит сигарету, только если я силой заставлю ее. И я, конечно, могла бы это сделать, вот только ей этого знать не положено.

– Ладно, – сказала я и пошла прочь. – Твои легкие.

Но Бекс продолжала сверлить ее взглядом, и, в отличие от меня, по ней сразу было видно, что она на самом деле может спустить с лестницы кого угодно; поэтому наша гостья, сделав последнюю затяжку, бросила окурок в баночку из-под диет-колы и двинулась по лестнице за мной. Мимо нас пронеслась стайка девчонок.

– Сейчас обед, – пояснила я, отчетливо понимая, что конфетки «ММ's» скорешились с мятными леденцами в моем желудке и теперь пытаются убедить меня в том, что им нужна компания. – Можем пойти поесть, если хочешь…

– Нет уж, не надо! – отшатнулась Макей.

Но я, идиотка, продолжала напирать:

– Нет, правда, у нас тут очень вкусно кормят. – Это никак не способствовало выполнению нашей миссии, поскольку хорошая еда, как правило, большое преимущество. Но наш шеф-повар и вправду великолепен. На самом деле он работал в Белом доме, до того как случился инцидент с участием Флаффи (Первого пуделя), гастрономического агента и очень сомнительного сыра. К счастью, одна из наших выпускниц спасла жизнь бедолаге Флаффи, и в знак благодарности шеф Луи перешел работать сюда и балует нас чудесным крем-брюле.

Я уж начала рассказывать о крем-брюле, но Макей перебила меня:

– Я потребляю восемьсот калорий в день.

Бекс и я потрясенно переглянулись. Наверное, столько мы сжигаем за один урок НАСА (нападения и самообороны).

Макей скептически оглядела нас и заявила:

– Еда – это вчерашний день.

К сожалению, именно тогда я и поела последний раз.

Мы дошли до фойе, и я сказала:

– Это Большой зал. – По-моему, такие вещи и надо говорить, проводя экскурсию по школе. Но Макей вела себя так, словно меня вообще рядом нет: она повернулась к Бекс (своей ровне по внешности) и спросила:

– Здесь все носят эту форму?

Мне показалось это особенно обидным, поскольку я была в комитете по утверждению формы, но Бекс только ткнула в темно-синюю шотландку по колено и белую блузку и трагичным тоном заявила:

– Мы носим это даже на уроках физкультуры. – Отличный ход, отметила я про себя, увидев искаженное ужасом лицо Макей. Бекс шагнула в восточный коридор: – А тут у нас библиотека…

Но Макей направилась в другую сторону.

– А тут что? – С каждым шагом она приближалась к классам и потайным ходам. Мы нагнали ее, отпуская придуманные по ходу комментарии типа «Это полотно – подарок герцога Эдинбургского», или «Ах, да, канделябры из мемориала Визенхауса», или мое любимое: «А это меловая доска из мемориала Вашингтона» (Это и впрямь чудная доска).

Бекс как раз дошла до середины весьма правдоподобной истории о том, что если девушка получает отличные оценки за контрольные, ей дозволяется смотреть телевизор целый час в неделю. Тут Макей плюхнулась на один из моих любимых подоконников, вытащила мобильный телефон и стала кому-то звонить, даже не извинившись. (Какое хамство!) Но в неловком положении оказалась все-таки она: набрав номер, она непонимающе уставилась на дисплей.

И я со всем сочувствием, на какое была способна, пояснила:

– Да, мобильные телефоны здесь не работают. – И это абсолютная ПРАВДА.

– Мы слишком далеко от ретранслятора, – добавила Бекс. А это уже ЛОЖЬ. У нас была бы прекрасная мобильная связь, если бы мощный глушитель не блокировал любые посторонние радиосигналы с территории академии, но Макей и ее папаше с Капитолийского холма вовсе необязательно знать об этом.

– Нет мобильных телефонов? – переспросила Макей с таким испугом, будто мы сообщили, что студентов здесь заставляют бриться наголо и держат на хлебе и воде. – Ну все, ноги моей тут не будет! – Она соскочила с подоконника и ринулась в кабинет моей мамы.

Во всяком случае, ей казалось, что он находится там, куда она пошла. На самом деле она приближалась к отделению разработок и исследований в подвале. Я ничуть не сомневалась, что доктор Фибз уже привел все в соответствие с Красным кодом. Но в лучших традициях всех сумасшедших ученых он, скажем так, склонен был притягивать неприятности. Ну и конечно, завернув за угол, мы встретили доктора Московица – кстати, величайшего в мире авторитета по шифрованию. Но сейчас он мало напоминал супергения. Скорее, был похож на хронического алкоголика: глаза налились кровью и слезились, лицо бледное, и шел он спотыкаясь.

– Пррривет! – заплетающимся языком пролепетал он.

Макей уставилась на него с отвращением, что, в общем-то, хорошо, так как это отвлекло ее от густого лилового дыма, просачивавшегося из-под двери на лестницу. Профессор Букингэм затыкала щель полотенцем, и каждый раз, когда дым попадал ей в нос, разражалась безудержным чихом. Она уже стала запихивать полотенце ногой. Доктор Фибз появился с мотком изоленты и принялся заклеивать щели в косяке. (Как вам такая супершпионская технология?)

Мистер Московиц продолжал раскачиваться из стороны в сторону – то ли, от того, что лиловый дым лишал его чувства равновесия, то ли потому, что доктор пытался закрыть обзор для Макей. Последнее не назовешь разумным, ведь росту в нем не больше метра шестидесяти.

– Я так понимаю, вы, возможно, станете нашей студенткой, – сказал он.

И тут долговязый, тощий доктор Фибз рухнул на пол, потеряв сознание. Лиловый дым становился все гуще.

Мы с Бекс переглянулись. Все это очень, оченьНЕХОРОШО!

Букингэм втащила Фибза на учительское кресло и укатила его подальше. Я совершенно не понимала, что теперь делать. Бекс схватила Макей за руку:

– Пошли. Макей, я знаю короткий…

Но Макей выдернула руку и прошипела:

– Не трогай меня, с… – (Да-да, она назвала Бекс нецензурным словом на «с».)

Вот в чем, на мой взгляд, недостаток частных школ. МТБ убеждает нас, что это слово давно стало формой выражения симпатии и привязанности или молодежным сленгом, но мое мнение не изменилось: это оскорбление, которым пользуются косноязычные. Так что Макей либо ненавидела нас, либо очень уважала – зависит от того, какой точки зрения вы придерживаетесь. Я глянула на Бекс и поняла, что она склоняется к первому.

Бекс шагнула вперед, она уже не притворялась счастливой школьницей, а нацепила маску супершпиона.

Вот это РЕШИТЕЛЬНО нехорошо, подумала я, и краем глаза заметила белую рубашку и брюки цвета хаки.

Никогда больше мне не придется гадать, был ли Джо Соломон хорош только по меркам женской школы. Одного взгляда на Макей МакГенри было достаточно, чтобы понять: даже за пределами Академии Галлахер Джо Соломон великолепен. А ведь Макей еще не знает, что он шпион (это добавляет мужчине шарма).

– Привет. – То же самое сказал и мистер Московиц чуть раньше, но, бог мой, как же иначе это прозвучало сейчас! – Добро пожаловать в Академию Галлахер. Очень надеюсь, вы собираетесь поступить к нам. – Произнес он это так, будто говорил: я считаю тебя самой красивой женщиной на свете, и сочту за честь, если ты выносишь моих детей.(Честно, я словно слышала эти слова.) – Вам нравится экскурсия?

Макей только хлопала ресницами. Она вдруг стала такой соблазнительной, что совершенно не вязалось с ее армейскими ботинками.

Может, все из-за лилового дыма?

– У вас найдется минутка? – спросил Джо Соломон и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я бы хотел кое-что показать вам на втором этаже.

Он повел ее к каменной витой лестнице, которая когда-то стояла в семейной часовне Галлахеров. Цветные витражи тянулись на два пролета, и лучи солнца, пробиваясь сквозь них, играли всеми цветами радуги на воротнике его рубашки. Когда мы поднялись на второй этаж, он обвел руками просторный коридор с высоким потолком, залитый калейдоскопом красок. И правда очень красиво, раньше я этого не замечала – все время надо было спешить на уроки, выполнять домашние задания. Я снова вспомнила лекцию Джо Соломона – «подмечайте детали», – и меня посетила неприятная мысль: у нас только что состоялся первый тест по секропам. И мы его провалили.

Он довел нас до Исторического зала, а потом развернулся и пошел обратно, к великолепной стене из витражей. Макей проводила его взглядом и пробормотала:

– Кто это?

Да, Джо Соломон сумел произвести впечатления на Макей.

– Это наш новый учитель, – ответила Бекс.

– Да? – усмехнулась Макей. – Ну-ну, как скажешь.

Бекс, еще не забывшая инцидента со словом на «с», резко развернулась и рубанула:

– Я так и сказала.

Макей потянулась за пачкой сигарет, но передумала, поймав холодный взгляд Бекс.

– Давайте-ка я расскажу вам, как все будет, – сказала она таким тоном, будто делала нам большое одолжение.

– Оптимистичный сценарий: все девчонки в школе влюбятся в него и утратят способность к концентрации, что, я уверена, очень важно в Академии Галлахер, – последние слова она произнесла с притворной почтительностью. – Пессимистичный сценарий: он будет ждать и выискивать возможность для совершения непристойных действий. – Надо признать, пока что Макей полностью оправдывала это свое слово на «с». – В таких местах работают только придурки или подонки. А если у вас такаядиректриса, – она показала на мою маму, которая беседовала с четой МакГенри метрах в пятидесяти от нас, – то нетрудно догадаться, за что мистера Сладкие Глазки взяли сюда на работу.

– Что? – воскликнула я, ничего не понимая.

– Ну, выже студентки Галлахер, – снова усмехнулась Макей. – Уж если вы не можете этого вычислить, то кто я такая, чтобы вам указывать.

Я подумала о маме – самой красивой маме, которой недавно подмигнул мой новый учитель по секретным операциям, и мне показалось, что я больше никогда не смогу есть.