Текст книги "Нищий и принцесса (СИ)"
Автор книги: Элли Джелли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Глава 10
Скворец
Гофман съехал через неделю. Он вообще жутко обрадовался, что теперь у него есть уважительная причина все время тусоваться у Васьки. Фил был готов собрать свои монатки в тот же день, но мы решили не пугать Чумакову так сильно, ведь у них только-только наладились отношения. Он клялся мне, что будет вести себя прилично и не будет на нее давить. Я сделал вид, что поверил. Сначала немного расстроился, ведь я тоже делал вид, что веду себя прилично, хотя это не правда, а потом вспомнил, что Васька в состоянии выбить ему зубы и немного успокоился. Почувствовал себя немного дерьмово от того, что из-за Стеллы плету коварные интриги за спиной старой подруги, а потом посмотрел на них с Гофманом со стороны и вообще расслабился. Ему бы не мешало застраховаться, а ей захлопнуть восхищенную варежку. Короче, пусть сами разбираются, у меня есть проблемы посерьезнее.
Моя сучара поехала кукухой.
Последние три недели вообще самые сумасшедшие в моей жизни. Мы больше не ссорились, но ежедневно она преподносила мне какой-нибудь подарочек.
Сначала я взял ее с собой на пустырь, ведь дела нужно решать, я устал придумывать отговорки, почему я никак не могу добраться до пацанов, а Стелла ноет, что ей скучно. Да и мне в лом, хер бы с ней, с этой войной, не понимаю почему они делят то, что даже нельзя продать. Мне намного комфортнее сидеть в уютной комнате и тискать под одеялом свою злобную стервочку. Но бросать пацанов нельзя, пришлось идти. Стелла сразу же со всеми переругалась. Война камнями и палками с селянами показалась мне намного безобиднее, чем словесная битва пацанов и моей Барби. Больше всех выхватил Гвоздик, Стелла заточила на него зуб за то осеннее ограбление. Парни возмущались, что я не могу утихомирить свою бабу и мой авторитет стремительно летел вниз. Пришлось опять тащить ее к вагончику, но вместо того, чтобы поругаться, мы внезапно вспомнили, как я пытался ее задушить, а она меня зарезать и как следует поржали. Стелла похлопала ресницами и пообещала больше ни на кого не кидаться и почти не соврала. Она замерзла и вместе со всеми налакалась самогона, закусывала его дешевыми, бумажными сосисками и продолжала называть всех нищебродами, но это пацаны стерпели. Ее развезло до такой степени, что мне пришлось тащить ее домой на руках. Я позвонил Гофману, чтобы он помог мне как-нибудь ее перекинуть, и Фил очень удивился, ведь у учеников с охранниками давняя договоренность: выход в любое время дня и ночи – пятьсот рублей. Тут удивился уже я, зачем же она постоянно вылезает через забор, неужели у нее нет лишней пятихатки? Когда Гофман увидел, что Стелла напоминает тряпичную куклу, даже он не рискнул показывать ее еще и охране. Перебрасывали ее мы уже втроем, вместе с Васькой. Страшно задолбались, но справились. Потом голубки отправились спать, а я пол ночи держал ее голову над унитазом. На утро ей даже не было стыдно, сказала, что хочет еще.
В большинстве своем она чудила по мелочи. Но пара случаев даже меня выбила из колеи. Стелла вспомнила, что я умею вскрывать замки и в ночи потащила меня за тридевять земель в коттеджный поселок. Мы остановились у одного из домов, она сказала, что когда-то они жили в нем всей семьей, а потом переехали. На всякий случай она проверила свой ключ, замок все еще не поменяли и мы вошли внутрь. Света не было, в темноте она бродила по полупустому дому, вошла почти во все комнаты, кроме одной, на первом этаже, но дольше всего сидела в своей спальне. Вернее лежала. На пустой кровати. Это было дико странно. Возможно, я просто ни к чему не привязан и не понимаю такой ностальгии. Но она совсем загрустила и мне хотелось ее поддержать. Поднять Стелле настроение можно двумя способами: сделать какую-нибудь безобидную пакость или целоваться, пока она не устанет. Мне больше нравится первый вариант, потому что моя сука специально меня изводит и с каждым днем все сильней. Когда я умолял ее притормозить, пока я позорно не спустил прямо в штаны, у нее не было ни грамма сочувствия и она просто равнодушно сказала мне: «нет» и продолжила об меня тереться.
Ее последний выкрутас произвел на меня неизгладимое впечатление. Мы просто гуляли, пошли в сельский магазин. Ее одноклассники здесь не ходят и Стелла была спокойна, а потом ее глаза загорелись диким огнем. Ей очень сильно захотелось кого-нибудь ограбить. Не по настоящему, понарошку, сначала ограбить, а потом отдать. Наверно, она считает, что для меня это привычное дело, но я был в полном ахере. Сказала, что хочет, как Бонни и Клайд, как настоящие преступники! Я пытался отшутиться, что не надо мелочиться и лучше сразу ограбить банк, и эта идея ей безумно понравилась, сказала, что это очень сильно бы ей помогло. Еще мне показалось, что она совсем не шутила и спрашивала меня на полном серьезе, могу ли я это сделать. Стелла долго не унималась с этим фейковым ограблением и очень сильно канючила, обещала тоже исполнить какое-нибудь мое желание и мне пришлось грабить какого-то сельского пи*дюка. Я уже видел этого шакаленка, насколько я помню, он был самым злейшим врагом Гвоздика. Я подтянул его за базар и развел на сотку, потом отдал назад, но чуда все равно не произошло. Мы гуляли по чужой территории и он сразу побежал жаловаться и звать старшаков. Сначала Стелла воочию посмотрела, как я дерусь, а потом жалобно и виновато строила глазки и ощупывала целостность моего носа. Грабительница хренова… Зато ночью мы открыли для себя волшебный мир петтинга и теперь я планирую оставаться у нее почаще. Хотя мы и так вместе почти каждый день, кроме выходных, когда она уезжает к родителям. Через неделю, двадцать седьмого декабря, у нее день рождения, мне грустно, что Новый год она проведет с семьей, а не со мной. А потом вообще уедет во Францию на зимние каникулы.
Я валяюсь на своей панцирной кровати и из подо лба смотрю на хмурого Хмурого, который лежит на своей. Остальные койки еще пусты, но народ скоро подтянется. Егор до сих пор бычится и в воздухе витает напряжение, его бесит, что я постоянно где-то пропадаю и почти не интересуюсь их делами.
– Слушай, я тут подумал… – решаю сказать сразу, все, как есть, – Я, наверно, сложу с себя полномочия управителя всей херни, так что занимай должность и властвуй!
– Ооо, приплыли, – говорит ехидно, хотя я думал, что он обрадуется, – Всё, плотно сидишь под каблуком, да?
– Не неси пургу, – я качаю головой, – Просто больше мне не интересно. А у тебя вон сколько воодушевления, ты же прямо горишь этой идеей!
– Да не отмазывайся! Не интересно ему! Под юбкой-то куда интересней!
– Ну, если честно, да… – я улыбаюсь.
– Ужасно! Предатель ты, Скворец! – говорит разочаровано, – Променял пацанов на бабу…
– Ты сейчас в табло выхватишь, я ни кого не менял!
– Ага! А то я не видел, как ты ей рот смотришь и всё спускаешь с рук! Вертит тобой, как хочет, а ты радуешься…
– Даже спорить с тобой не буду, – произношу равнодушно и отмахиваюсь, – Тебе бесполезно что-то объяснять…
– Нет, ты уж мне объясни! – Хмурый куксится, – Как так выходит, что ты из-за нее готов все дела бросить и по первому зову к ней срываешься?
– Да ты сам поймешь, когда встретишь кого-то.
– У меня вообще-то есть! И что-то меня не тянет стать подкаблучником, – заявляет гордо.
– Танька что ли? – говорю иронично, – Секрет прост, это не Танька!
Хмурый начинает злиться еще сильней, сверлит меня обиженным, раздраженным взглядом.
– Вот мне всегда казалось, что мне Чума нравится… А потом я встретил Стеллу и понял, что чувствуешь, когда на самом деле нравится. Это вообще не сравнимо. Васька стоит рядом и обнимается со своим чуваком– у меня внутри вообще ничего не шевелится, полный штиль, а если я представляю на ее месте Стеллу, в меня как будто вселяется бес. А это я просто представил, а если бы я это увидел? Поэтому, когда ты тоже встретишь кого-то особенного, ты поймешь, почему под юбкой интересней, чем махаться палками и бить друг другу морды.
– Вот же нюня… – Хмурый корчит противную гримасу, – А пацанам я что скажу? Скворец нас бросает, потому что он слишком занят и все свое свободное время целует в задницу свою крашеную дуру?
Я начинаю гоготать, а Хмурый злится все сильней и сильней.
– Что ржешь? Мне кажется, скоро так и будет…
– Егорка… – я всё еще смеюсь, – Не поверишь… Когда ты мне звонишь десять раз подряд, а я не беру трубку, именно это я и делаю.
– Фу! Кошмар! – его передергивает, – Не рассказывай мне такие страшные подробности!
– Ахахаха! – меня убивает его испуганное выражение лица, – Я и не собирался!
Хмурый все еще нервно бегает глазами и не может поверить, что человека можно поцеловать в задницу. Хотя, может этот извращенец напредставлял себе лишнего, но это еще веселей.
– В общем, если действительно что-то серьезное– всегда помогу, а по всякой херне, меня больше не трогайте.
– Ты че в нее прямо влюбился, да? – смотрит очень грустно.
– Нет, мне просто нравится ее мягкий и покладистый характер, – я прыскаю смехом.
– Я тебе очень сильно соболезную… – Хмурый говорит вполне искренне, а я все еще ржу.
И буду ржать над ним еще сильнее, когда он будет сваливать от какого-нибудь Гвоздика на свидания и оправдываться, что он никакой не подкаблучник. А еще, я надеюсь, ему тоже достанется какая-нибудь капризная фифа, чтобы он мигом выкусил все прелести этой жизни.
Глава 11
Стелла
Сегодня у меня ответственное мероприятие, у нас со Скворцом состоится праздничный, прощальный ужин. Вообще, я давала себе время до 31 декабря, но производственный календарь украл у меня четыре дня, ведь сегодня был последний учебный день, а значит завтра мне предстоит возвращаться к Зине, или как я всем говорю– ехать во Францию. Я даже рада, что все закончится в мой день рождения, в последнее время у меня дикая страсть к саморазрушению. Мне кажется, у меня биполярка, мне сначала безумно хорошо, а потом смертельно плохо.
Мне не грустно, мне даже хочется сделать это поскорее, чтобы перестать испытывать постоянное чувство вины. Отец в могиле, мать в тюрьме, брат самоустранился, а я, то лазаю по подворотням со своим гопникам, то не вылезаю с ним из кровати. А в последнюю неделю мы даже не особо шифруемся. Мои проблемы никуда от меня не делись. Пашка вернется со дня на день. Пора прощаться. Надо собраться, это как в спорте, дашь слабину и начнешь себя жалеть– результата не будет. Настроена я очень решительно, что бы не произошло, сегодня мы разойдемся.
– А ты точно не хочешь отмечать с родителями? – Скворец смотрит на меня подозрительно, оправляет в рот запеченную Филадельфию и запивает вином.
Сеня прислал денег, основную часть я отправила на тюремный счет мамы и оставила немного на мой маленький праздник по случаю избавления от Скворца.
– Точно. Мы на каникулах как следует отметим, – есть мне не хочется, поэтому просто пью вино.
Мы сидим в нашей комнате. Вернее, в моей комнате, довольный и радостный вид моего нищеброда меня напрягает, как и три хилые розы, стоящие на подоконнике. Он пока не догадывается, что я для него приготовила. Изначально, я планирую поругаться с ним до такой степени, чтобы он сам не захотел со мной мириться, мне нужно очень сильно постараться и довести его до точки невозврата.
– Ты че не ешь? Вкусно же! – он так беззаботно жует, а я просто хмурюсь.
Мне не больно, не стыдно и не страшно. Я себе не разрешаю. Есть такое слово: «надо». И вообще, это изначально планировалось, как короткое мероприятие. В какой-то момент, я начинаю паниковать, потому что время идет, а мы никуда не движемся, Скворец уже наелся и мы переместились на кровать. Он опять трещит, а я глотаю красное полусладкое. Истерить начинаю потихоньку, издалека, но с каждой новой фразой набираю обороты. В разговоре я оскорбила всех, кого знала, от Гвоздика до Васьки, чтобы он полез их защищать и мы сцепились, но Скворец либо уворачивался от моего яда, либо просто недовольно на меня смотрел и продолжал разговор. Мне порядком надоело, что мы никак не можем поругаться и я начинаю хамить еще сильней, но он как будто что-то чувствует и сглаживает углы. Темы для ссор почти закончились, а время идет, но тут я кое– что вспоминаю.
– А где мой подарок, Скворец? – говорю капризно.
– Слушай… – смотрит на меня виновато, – Я как с тобой познакомился, кажется, еще беднее стал, раньше хотя бы подрабатывал, а сейчас…
– Кем ты подрабатывал? – спрашиваю железно, как на допросе.
– Да кем попало. В основном что-нибудь таскал или разгружал…
– Действительно… Тупой физический труд тебе очень подходит… И что тебе помешало и в этот раз что-нибудь потаскать или поразгружать? – мне самой противно от своего голоса, но я не сверну.
– Ну ты же и помешала! – глядит удивленно, – Ты же сама в последние дни пищала, чтобы я приходил к тебе сразу после шараги. Ты же сама хотела побыть подольше вдвоем!
– Ну и что! А в предпоследние дни? Это все отговорки! Ты мог бы как-нибудь заморочиться, чтобы сделать мне приятно! – смотрю на него, как на врага.
– Я же купил тебе цветы…
– Вот эти цветы? – говорю брезгливо, – Это даже не букет, я такие вообще не люблю. Три вшивые розы, это все, чего я достойна? Получить какой-нибудь подарок для меня будет слишком шикарно?
– Стелла, подарок есть, – произносит раздраженно, – Возможно он не такой, как ты хочешь, потому что он не материальный…
– Рисунок нарисовал? – мой тон становится все язвительнее.
– Лучше заткнись, – Скворец притягивает меня к себе, я опускаюсь, прижимаюсь спиной к его груди и он зажимает мой рот ладонью, – Зачем ты это делаешь? Не можешь долго жить спокойно? Мы же сейчас разосремся…
Мое сердце очень быстро колотится. Я так и сижу, облокотившись об его тело, с закрытым рукой ртом. Мы долго молчим и не двигаемся. Начинаю нервно ерзать губами.
– Подожди, – говорит Скворец, – Мне надо немного собраться с мыслями.
В комнате опять становится слишком тихо, мне очень тревожно. На часах почти двенадцать и я очень сильно выбиваюсь из графика. Не знаю, что там за подарок, но нужно его обязательно обосрать, чтобы мой гопник обиделся. Он лезет в передний карман джинс, что-то достает и, судя по тому, что это помещается в кулаке, это что-то очень маленькое. Надо не забыть об этом упомянуть.
– В общем, я тут вспомнил, как мы ходили в твой старый дом, – начинает говорить негромко и взволновано, – И мне это показалось таким странным, но милым… Ты так сильно привязана к этому месту. Я поймал какую-то грусть, у меня же нет дома и мне не к чему быть привязанным. Вернее, где-то он есть, но я его не помню. Вот совсем ничего, ни адреса, ни дома, ни какой была сама квартира… Но она точно была… Потому что в интернат меня забирали прямо с улицы, этот момент я хорошо запомнил, у меня на шее болтался ключ, а я думал слинять при первой возможности, переживал чтобы он не потерялся. Перепрятывал его несколько раз, боялся, что заберут. Потом меня несколько раз перевозили с места на место, пару раз брали в семью на испытательный срок, сдавали назад, потом я с Васькой познакомился, и как-то привык и сбежать больше не хотел. А потом вообще память стала стирать все как-то незаметно… И свой дом я совсем забыл…
На пару секунд Скворец замолкает, а я еле держу в себе слезы. Это очень сложно, буквально невыносимо, особенно, когда он вкладывает в мою ладонь что-то железное. Старый, ржавый ключ на широком, белом, чумазом шнурке.
– Но он же должен у меня быть… Пусть мой дом будет, там где ты…
Я нервно сглатываю и сжимаю кулак, из него торчит лохматая веревка, Скворец всё еще зажимает мой рот, поэтому он знает, что мои губы сильно дрогнули, но свою руку он так и не отпускает.
– Я прямо всем нутром чувствую, что ты сейчас все испортишь, – говорит хмуро и зачем-то сильнее нажимает на свою ладонь.
Я подаюсь вперед и ему приходится меня отпускать. Специально не поворачиваюсь к нему, чтобы он не видел, что в моих глазах стоят слезы, надо чтобы они подсохли и не упали вниз. Полубоком иду к комоду, лезу в верхнюю полку и достаю из него большую шкатулку с кодовым замком. У меня много украшений, но они лежат не здесь, эта коробочка почти пустая. Немного отодвигаю браслет с бриллиантами, который подарил мне папа, кладу рядом с ним ржавый ключ, а потом бережно закрываю крышку и убираю шкатулку назад. Скворец все еще молчит, я иду к двери и выключаю в комнате свет, возвращаюсь к кровати, забираюсь в нее и очень крепко прижимаюсь к моему гопнику, утыкаюсь носом в его шею и обнимаю его ногами и руками одновременно.
– Ну и че ты плачешь? – спрашивает шепотом.
– Я хотела духи… – отвечаю капризно, хнычу и выпячиваю губу.
– Сучара, – слышу, что улыбается, потом целует меня в макушку.
– Я тоже оставлю тебе ключ, можешь приходить, пока меня не будет…
– Зачем? Что мне здесь без тебя делать?
– Не знаю, но когда я вернусь, ты должен быть дома!
– Ладно, – он целует меня в висок.
– С каким-нибудь таким же уродским веником!
– Ладно, – Скворец целует меня еще раз и больше мы ни о чем не разговариваем.
Глава 12
Стелла
Мой Новый год прошел просто феерично. Зинин сын, Николя, словил белочку и носился за ней с ножкой от табуретки. Но нам удалось его скрутить, я даже с радостью вломила ему в челюсть, вспомнив уроки самообороны от Скворца. Потом мы с Зиной сидели на кухне, ели мандарины и пили брагу, она рассказывала мне всякие истории из детства моей мамы, теперь понятно в кого я такая отбитая. Оказывается, в семнадцать лет она сбежала из дома с каким-то воришкой и пол года бегала с ним по друзьям и общежитиям, а потом вернулась домой. Насколько я помню, отца она встретила в двадцать. Забавно, что я могла быть дочкой уголовника, видимо, страсть к босякам и преступникам передалась мне через мать.
Интересно, чем занимается мой гопник? Прошло всего пару дней, а мне без него очень скучно. Хоть мы подолгу висим на телефоне, мне этого не хватает. Я не знаю, что будет дальше. Я решила жить одним днем. Пашка пока не объявился, поэтому у меня есть еще немного времени. А вообще, я думаю, что мама горячится, надо рассмотреть вариант продажи производства в Туле более серьезно. Можно же нанять какого-то оценщика, заработать и нанять. Часть долгов это закроет. Я написала об этом в письме, но ответ пока не получила.
Четвертого числа я увидела на экране незнакомый номер и вздрогнула, долго не решаясь поднять трубку, но все таки это сделала.
– Солнышко, привет, – взволнованный голос мамы сразу принес мне облегчение.
– Привет, мам! – говорю радостно.
– Представляешь, выбила для нас свидание, приезжай завтра, только не забудь паспорт.
– Хорошо! – я не могу поверить своему счастью, – Тебе что-нибудь принести?
– Нет, ничего не нужно, у меня всё есть… Я не могу долго разговаривать! Буду тебя ждать!
– До встречи! Целую!
Я начинаю расхаживать по комнате из стороны в сторону. Как же долго я ее не видела, даже не верится, что я скоро снова на нее посмотрю! Надо приготовить пару подбадривающих заготовок, что она похудела и вообще прекрасно выглядит. Еле доживаю до следующего дня.
Меня сразу убивает внутренняя обстановка. Сотрудники СИЗО грубые и хамоватые, вокруг странные, маргинальные люди с баулами, все толпятся, галдят и ругаются из-за очереди. Помещение темное, бедное, стены с потрескавшейся штукатуркой давят тревогой, пахнет сыростью и подвалом. Что же тогда внутри… Я вся извелась в двухчасовом ожидании, а потом меня пропустили в комнату. Как в кино, я подошла к разделительному стеклу, опустилась на обшарпанный стул и стала ждать маму. Когда наши глаза встретились, я вздрогнула. Ее вела какая-то женщина в форме, на маминых руках были наручники, как у настоящей преступницы, но когда они приблизились, ее отстегнули. Меня поразило, как умело, отработанными движениями, двигаются их руки. Мама тоже опустилась на стул и мы одновременно подняли телефонные трубки. Мы молчали. Я смотрела на ее абсолютно седую голову, острые, выпирающие скулы, желто– зеленые пятна от заживающих синяков на подбородке и совсем свежую ссадину на щеке.
– Откуда это? – говорю дрожащим голосом.
– Стелла… – мама отводит глаза.
– Тебя тут что, бьют? – мне снова хочется заплакать, но я держусь, чтобы ее не расстраивать.
– Нет, но бывают конфликты…
– До синяков? – я грустно свожу брови.
– Стелла, я сижу вместе с убийцами, наркоманками и воровками…
Боже… В груди сжимается тревожный комок и меня начинает знобить и лихорадить.
– Пашка не звонил?
– Еще нет…
Мне не нравится, что у нас постоянно возникают какие-то неловкие паузы и мы не может поговорить нормально при посторонних людях.
– Что говорит адвокат?
– Что с банками будет намного проще, можно подать на банкротство, а вот с другими долгами тяжелее. Если отдать Минаеву пять миллионов и он напишет, что не имеет больше претензий, у меня хорошие шансы получить условное наказание… Останется еще семнадцать, но с несколькими людьми удалось договориться на рассрочку, им выгоднее, чтобы я отдавала частями а не сидела. Минаев самый говнистый…
– А производство в Туле сколько стоит? – смотрю на нее с надеждой.
– Меньше… Да и времени нет, это неликвид, если продавать за полную стоимость, это займет целую кучу времени, если сбрасывать цену, нам это ничем не поможет.
– И что мне делать? – я нервно кручу пряди волос у лица, – Просить денег у Абрамовых?
– Ни в коем случае! – мама мотает головой, – Не унижайся! Но на всякий случай, перед Пашкой поплачь, пожалуйся, мужики падкие на женские слезы.
– А что если он так и не позвонит…
– Позвонит, я с Григорием разговаривала. Девятого числа прилетает.
– Мам… – я тревожно вздыхаю.
– Что? – говорит тихо, а я все смотрю, как же сильно она постарела.
– Ничего…
Моя бедная, милая мамочка. А я просто идиотка… В этот день я Скворцу не звонила и на следующий тоже. Все, не могу больше! Надо вернуть ему ключ и бросить! Пусть ищет себе новый дом, я тоже бездомная.
Мой настрой немедленно его бросить, слабеет под натиском его телефонных звонков. Разговариваю с ним через зубы, но все таки разговариваю. Вот он не мог быть каким-нибудь мажором, чтобы не было никаких проблем, обязательно было быть таким нищим! Меня бесит моя бесхарактерность! Если на одной чаше весов стоят Скворец и мама, то, что тут думать! В этот раз я брошу его железно! Пусть хоть обплачется или расскажет мне все самые печальные истории в мире!
Пашка и правда объявился девятого числа, думала позвонит, но прямо с утра в наш двухкомнатный клоповник доставили гигантскую корзину роз, которая сразу заняла половину моей комнаты. Думаю, Николя завтра будет торговать ими у магазина.
К цветам шла записка, что Пашка вечером приглашает меня в ресторан и я сразу расстроилась, что это случится так скоро. Вечером мне нужно вернуться в гимназию, завтра начинается учеба.
Я довольно тщательно собиралась, надела свое самое красивое платье и сделала боевой раскрас– мне предстоит клянчить пять миллионов. После пяти мне пришло смс, Пашка спрашивал, заехать за мной или отправить такси. Параллельно трубку обрывал Скворец, но его вызовы я сбрасывала. Я лечу из Франции бросать его. Написала Абрамову, что почти собралась и он может прислать такси к подъезду к шести часам вечера. Телефон на всякий случай я отключила. Всю дорогу до города нервно смотрела в окно и кусала губы. Сто лет не ездила бизнес классом. В селе нет такого такси, оно приехало из города. Пашка не поскупился и на ресторан, выбрал самый дорогой и я гордой, уверенной походкой зашагала внутрь, вспоминая свою прошлую, богатую жизнь.
– Привет, – я мягко опускаюсь на кресло и смотрю на Пашку.
Ничего не изменилось, такой же чудик. В принципе, он вполне ничего, у него светлые волосы и светлые, большие глаза. Наши девчонки сказали бы, что он симпатичный, а мама права, его оторвут с руками и лучше не щелкать.
– Привет, – говорит смущенно.
Да Господи! Соберись, мужик! Поплыл, как наивная школьница!
– Ну что, Пашка, когда женимся? – я начинаю заводиться и ехидно на него смотрю, Абрамов еще больше стесняется и покрывается красными пятнами.
– Зачем ты так сразу…
– Ну а что тянуть? – я смотрю на него, как удав на кролика, – Предлагаю тебе сразу сделать мне предсвадебный подарок– пять миллионов!
– Ты меня похоже не поняла… – он отводит от меня глаза.
Я жалею, что перегнула палку, как бы все не отменилось, надо быть сдержаннее.
– Я очень сочувствую твоему горю, – грустно говорит Пашка, – И твою маму очень жаль.
– А женимся– то когда? – мне так и не удается сдержать язык за зубами.
– Да похоже никогда…
Гляжу на него очень подозрительно и нервно щурюсь.
– Я не хочу тебя покупать, Стелла. Я предлагаю тебе руку помощи… – он опять смотрит куда-то под ноги, – У меня к тебе чувства и я хочу предложить тебе просто попробовать. По-настоящему. Если ты не хочешь, не надо. Я знаю, какой стервой ты можешь быть и мне не нужны эти истерики.
– Я и истерика – вещи неразделимые!
– Я не про твои капризы, – он поднимает на меня глаза, – Ты пришла сюда сразу с претензией, как будто я собираюсь купить тебя, как вещь и лишить тебя свободы. А я всего лишь хотел пригласить на свидание девушку, которая мне нравится.
– А это не покупка, когда вы все ставите меня перед фактом, что если я становлюсь твоей невестой, тогда ваша семья помогает нам с долгами?
– Нет. Это означает, что если мы вместе, я беру твои проблемы на себя.
– И что мне надо делать? – я смотрю на него недовольно.
– Ничего, Стелла, твой настрой я понял, – Пашка выглядит очень расстроено, – Давай просто поужинаем, а потом я вызову тебе такси. Это была дурацкая идея, извини, что поставил тебя в неловкое положение.
Да что за хрень? Мне что еще и уговаривать его придется?
– Я ничего не понимаю… У нас что, все отменяется?
– Что отменяется?
– Родители практически нас поженили! Сказали, что мы должны поднимать бизнес с колен и любить друг друга!
Пашка устало цокает и мотает головой.
– У меня есть трастовый фонд, у нас с отцом договоренность, что когда я созрею для семьи, могу им распоряжаться. Я просто сказал, что если когда-нибудь женюсь, то только на тебе.
– И когда?
– Что когда? – он хлопает глазами.
– Когда ты на мне женишься?
– Наверно, для начала нужно повстречаться, – взволнованно говорит Пашка.
– Абрамов, ты меня, конечно, извини! Но мне сейчас совершенно не до романтики! Если ты собираешься бродить со мной под ручку под луной– сразу нет. У меня миллион проблем! Я не понимаю за что хвататься, время идет, суды близятся… Ты просто прямо скажи, без этих дурацкий прелюдий, если мы будем вместе, ты закроешь наши долги?
– Да… – отвечает несмело.
– Тогда считай, что мы вместе! Давай уже включайся! И привыкай: я такая! Не только с тобой, со всеми такая! И мне очень срочно нужны пять миллионов!
– Ну ты же понимаешь, что это много!
– Так у тебя же есть трастовый фонд! Тащи кольцо, будем жениться!
– А если после свадьбы ты меня кинешь? – Пашка подозрительно смотрит в мои глаза.
– Зачем? Как мы будем выплачивать остальное?
– Как-то это все не по-человечески… – он поджимает губы, – И не по-настоящему…
– А по какому? Как ты себе это представлял? Ну на, возьми меня за руку!
– Давай…
Он осторожно накрывает мою ладонь своей и мягко гладит большим пальцем мою кожу. Изо всех сил делаю вид, что меня не передергивает. Как же я встряла! Я так себя жалела, что мне придется выходить за него замуж, а мои дела еще хуже и теперь мне еще и придется доказывать Пашке, что в принципе, он мне симпатичен, вместо того чтобы официально воротить носом и страдать. Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!
– Получается, мы теперь с тобой официально встречаемся? – меня бесит его робкий тон.
– Получается, так, – я дую губы.
– Поедем на выходных на горнолыжку? Я сниму домик на пару дней.
– Вдвоем?
– Ну конечно, вдвоем, – Пашка заглядывает мне в глаза.
– Поедем…
Нам приносят ужин. Вспоминаю, как должна выглядеть настоящая еда. Пашка рассказывает про свою стажировку, я жую и делаю вид, что слушаю. Я представила, что теперь мои вечера будут проходить вот так и ужаснулась. Но если выбирать между Павликом и мамой в тюрьме, которой придется шить косынки и выплачивать по три копейки, а потом непонятно где искать работу, то думать тут нечего. Пусть работает Павлик… Я потерплю. В принципе, если зажмуриться…
Абрамов выходит меня проводить до такси, опять берет меня за руку и преданно на меня смотрит. Я очень стараюсь быть лапочкой. А потом он наклоняется и целует меня в щеку, это вызывает во мне бешенное отторжение, но я думаю о том, что примерно на этом же месте у моей мамы свежие ссадины и стою молча. Это надо сделать. Он не урод. Я привыкну. Остался только последний штрих.
Быстрой походкой от бедра, как никогда уверенная в своем решении, я спешно направляюсь в свою комнату. Скворец должен ждать меня с веником. Сейчас я его немного удивлю!
