Текст книги "Нищий и принцесса (СИ)"

Автор книги: Элли Джелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Глава 4

Скворец

Я не самый романтичный человек, не люблю все эти лютики– цветочки и бабскую хрень и не собираюсь заниматься такой чушью. Возможно, из-за этого моя подружка постоянно на меня бычит, наверно, ей кажется, что я ухаживаю за ней как-то не так. Она у меня девчонка с характером, гроза района, но все-таки девчонка. Мы вместе выросли в одном интернате и никогда не разделялись надолго. Васька Чумакова самая строптивая и бешеная из всех, кого я знал. Но в последнее время у нас совсем не ладится, видимо, Чума еще не повзрослела, целоваться со мной она не хочет и постоянно от меня шарахается. Лет в тринадцать я твердо решил, что обязательно на ней женюсь, потому что она очень классная, не капризная плакса, не фифа, а свой пацан. Она и в футбол может и на кулаках подраться и приободрить, когда хреново, ни за что не растреплет твой секрет, да и моська у нее очень приятная. Намного приятнее, чем у всех наших девчонок. Она мне почти сестра и когда я представляю, что ей достанется какой-то мудак, я просто закипаю. Мне кажется, нормально жить она сможет только со мной, другой ее просто придушит, или она его. Мысленно, я уже распланировал нашу жизнь, но Чуму это совсем не устраивает, дергается от меня, как от прокаженного и с каждым днем барьер между нами все больше растет. А когда ее отправили в мажорский пансионат на место вернувшейся Селивановой, я почувствовал, что меня предали.

У меня и так был дикий стресс, а Васька кинула меня в тотальный игнор. Не пиши, не звони, не трогай. Даже не пришла ко мне в больницу, когда я слег после очередной драки за территорию. Я не нахожу себе места. Одно дело потерять девчонку, это не беда, на ее место придет другая, но Чума не просто девчонка, она– друг, она– семья, а в последнее время, она ведет себя со мной, как с посторонним. Я не понимаю, что ей еще надо? В этом году нам придется отсюда уходить, а кому, как ни ей знать, что в стае жить намного проще. Возможно, у нас нет друг к другу сильных романтических чувств, но как они появятся, если мы не попробуем? В хрень, типа любви с первого взгляда и бабочек в животе, я не верю. Я верю в уважение, в понимание, в общие интересы, а мы с ней схавали столько всякого дерьма, что просто обязаны пожениться. Потому что свои своих не бросают. А я даже не знаю, что происходит в ее жизни, потому что больше она меня в нее не пускает. Вдруг ее обижают в этом проклятом пансионате или ее домогается какой-нибудь наглый тип.

Как только выхожу из больницы, сразу решаю к ней наведаться. Не хочет разговаривать со мной по телефону, придется разговаривать лично. Подхожу к железному забору, задираю голову вверх и смотрю на горящие окна, в одном из них должна быть Чума. Громко свищу и начинаю ее звать, спустя пол минуты в одном из окон на втором этаже появляется знакомая, растрепанная макушка. Ну здравствуй, предательница!

Закуриваю последнюю сигарету и взволнованно расхаживаю из стороны в сторону. Через пару минут она появляется на улице, ее силуэт быстрым темпом движется на меня и мне до одури хочется с ней поругаться.

– Ну привет, Чума, – говорю хрипло.

– Привет, – отвечает в полголоса, рассматривает мои новые ссадины и отводит глаза.

– Что с твоим телефоном? – я жутко злюсь на ее игнор.

– Некогда болтать, много уроков…

– Как ты?

– Неплохо, – так и не хочет на меня смотреть, наверняка, счастлива, что нас разделяет забор.

– Тебя никто не обижает?

– Нет.

– Ты говори, если что.

– Хорошо.

Вот и приплыли. Гляжу на нее и совсем не узнаю. Лицо точно такое же, как прежде, но в нем нет ни тепла, ни радости, словно я чужак.

– Ты совсем чужая стала, Васька… – я не скрываю своего разочарования.

– Я не чужая, просто мне не нравится твое повышенное внимание, я много раз тебе об этом говорила.

– Мы все равно будем вместе.

– Нет, не будем, – начинает пятиться назад.

– Почему?

– Да потому что я не люблю тебя, Денис! – в ее голосе много тревоги, – И сейчас ты все портишь! Нашу дружбу портишь! Наше голодное, несчастное детство, все мои хорошие о тебе воспоминания! Я так не могу! Я не хочу чтобы ты меня трогал, не хочу слушать твои намеки! Если ты не остановишься, я продолжу от тебя бежать!

Мне грустно и больно. Ну какая дура! Я же не прошу тебя о любви! Мне просто нужен рядом человек, которому можно доверять. Мы и так никому не нужны, у нас никого нет. Мне до жути обидно. Васька снова приближается к забору, и опускает свои ладони поверх моих, сжимающих холодную решетку.

– Либо будем просто друзьями, либо не будем друг другу никем, – говорит почти шепотом.

– Мы не сможем быть друг другу никем…

– Тогда будь мне просто другом. Мне очень нужен друг! За тобой и так все девчонки бегают, выбирай любую, в одиночестве ты точно не останешься.

– Я не переживаю за то, что останусь в одиночестве, Васька. Я переживаю за то, что если рядом с тобой буду не я, тебя обязательно кто-нибудь обидит.

– Пф! – она расслабляется и смеется, – Пока всех обижаю только я!

– Молодец, Чума! Моя школа! – ну конец-то она смотрит на меня с теплотой, как раньше.

– Отмудохала тут одну блондинку, – Васька победно вскидывает брови, – И еще пару раз врезала одному воображале!

– Приставал? – я тут же напрягаюсь.

– Ну так, – Чумакова мнется, – В легкой степени. Но я нагрела его на деньги!

– В общем, тебе здесь не скучно, – я рад, что она может за себя постоять, я горжусь ей.

– Очень весело!

– Погуляем на выходных?

– Эммм, – Чума опять зажимается. Нет, видимо, нам и правда ничего не светит, – Только если без рук и без твоих приколов. Только, как друзья, Денис…

– Хорошо, я понял…

– Звучит неубедительно!

– Я скучаю по тебе, Чума. Хочешь быть друзьями, будем друзьями! Ну-ка иди сюда!

Протягиваю руки сквозь решетки и тяну Ваську к себе, хочу обнять ее покрепче, пусть и через забор. Ладно, пока побудем друзьями, а дальше посмотрим, может она еще передумает. Я не хочу терять ее окончательно, придется временно оставить свою затею. Чума отстраняется и рассматривает мои свежие раны, мою битую морду она видела тысячу раз, проще посчитать дни, когда она была целой. Потом стоим еще немного, болтаем о всякой фигне, как в старые добрые. Напряжение между нами становится меньше, Васька теплеет, даже пару раз вполне искренне улыбаемся друг другу. Вижу, что ей холодно, отправляю ее домой, провожаю взглядом ее удаляющуюся спину. Странно это всё… Думал, буду на нее злиться и в очередной раз что-нибудь разгромлю, но пока я вроде спокоен. Только собираюсь двинуть обратно, как мои глаза цепляются за тусклый огонек буквально в паре метров от меня, у стены общежития. Приглядываюсь. Ваше белобрысое высочество смотрит на меня брезгливым взглядом, зажимая между пальцами зажженую сигарету. Я же говорил, что Барби местная.

– Бедняжка… – она показушно вздыхает и иронично хмыкает, – Я думала ты крутой вожак малолетних нищебродов, а тебя даже Чумичка отшивает… Но спасибо, развлекли!

Обмениваемся взглядами полными злости и продолжаем стоять на своих местах, по разные стороны забора.

– Дай мне сигарету, – говорю ей жестко.

– Угощайся, – блондинка растягивается в улыбке и демонстрирует пачку на ладони, не сдвигаясь ни на сантиметр.

Ну какая сука! Лаять из-за забора, когда точно уверена, что тебя сейчас не достать, слишком низко. В этот раз ее никто не трогал, она бросается сама. Цепляюсь пальцами за железные прутья, подтягиваюсь на руках, помогаю себе ногами и одним махом перепрыгиваю на другую сторону, минуя острые пики. Специально иду очень быстро и напористо. От того, как широко открываются ее, из без того большие, глаза, мне хочется засмеяться.

– Воу… Это было эффектно, – произносит блондинка, как только я останавливаюсь напротив нее, немного теряя свое ехидство.

Беру из ее руки пачку Парламента, достаю одну сигарету, зажимаю ее между зубами, а потом убираю оставшиеся в свой карман.

– Конфискация, – поясняю для особо одаренных и чиркаю зажигалкой.

Барби не ведет бровью, снова ухмыляется и выдувает большое облако дыма прямо мне в лицо. Я крепко затягиваюсь и делаю тоже самое, дым тут же теряется в ее светлых волосах.

– Как ты это сделал? – она отбрасывает окурок в сторону и смотрит на меня серьезно, – Покажи мне.

– Через забор? – я почему-то оборачиваюсь, – Подтягиваешься на руках, цепляешься ногами за прутья и идешь вверх, потом перепрыгиваешь…

– Наконечники острые…

– Прыгай выше, – я пожимаю плечами, – Зачем тебе? Ты же и так можешь отсюда выходить. Селиванова говорила, что вы постоянно куда-то уходите.

– Пошла в задницу твоя Селиванова! – шипит злобно Барби.

– А это не тебе Чума лицо разукрасила? – уверен, эта сука и с Васькой так разговаривает, а Чумакова такого никогда не стерпит, злорадствую, что у Васьки развязаны руки, поэтому радостно улыбаюсь.

– А я похожа на разукрашенную? – блондинка злобно щурится.

– Не знаю, у тебя на лице тонна штукатурки.

– Это называется макияж, вы, голодранцы, такое видели только на картинках!

В темноте ее глаза блестят каким-то дьявольским блеском. Впервые я вижу такую красивую, злобную, стервозную и высокомерную мегеру.

– На всякий случай, я тебя предупреждаю, – говорю агрессивно, – Если решишь отравлять Ваське жизнь, церемониться я с тобой не буду.

– А не много ли защитников на одну невоспитанную Чумичку? – цокает обиженно и капризно надувает губы.

– А ты не завидуй, – мне нравится, что блондинка бесится.

– Кому? Твоей больной подружке? Чему там завидовать? Шикарным одежкам, ограниченному уму, поклоннику с битой мордой или дружбе с напарницей Селивановой, которая обчистила половину нашего корпуса?

– Ты че несешь? – меня раздражает ее ересь.

– Как увидишь ее, передай, что я обязательно напишу на нее заяву, – Барби стоит на своем.

– И что она у тебя украла? – говорю с презрением. Тихоня Светка никогда не была замечена в воровстве, поэтому я не верю ни единому слову.

– Браслет! – блондинка бесцеремонно лезет в мой карман, забирает свои сигареты обратно, прикуривает еще одну и убирает их в свое пальто. Сегодня черное и длинное.

– А где доказательства, что это сделала именно она? – без зазрения совести я опускаю пальцы в ее карман и снова забираю пачку, на этот раз отправив ее в задний карман своих джинс.

– Пока ваши у нас не появились, мы даже двери не закрывали! Тут никому не нужны чужие браслеты, здесь у всех есть свои, ничем не хуже, – она хмурится и чиркает зажигалкой.

– Может ты его просто потеряла? – двумя пальцами я забираю из ее губ сигарету и цепляю ее зубами, – Не кури две подряд, будет плохо.

Блондинка теряется, хлопает глазами, а потом аккуратно достает из моего рта свою сигарету, но затянуться не рискует, просто держит ее в руке, с согнутым локтем. Мисс Брезгливость хочется, чтобы все было по ее.

– Нет, я его не потеряла! Люди видели, как ваша Селиванова выходила из нашей комнаты!

– Ну и что? Это еще ничего не доказывает! Поищи получше!

– Да я и не сомневаюсь, что ты до последнего будешь защищать родную рвань! – в ее глазах блестят молнии, в воздухе становится очень напряженно.

Наклоняюсь к ее поднятой у лица руке и прикладываю губы к белому фильтру.

– Слушай, давай так… – я выдуваю дым за ее спину, – Как тебя зовут?

– Стелла, – отвечает железно. Ну конечно, у нее на лице написано, что это не Маша или Наташа.

– Денис.

– Да мне пофиг! – говорит равнодушно.

– Я поговорю с Селивановой, если она взяла твой браслет и он все еще у нее, я верну его назад. А если нет…

– Да ничего ты мне не вернешь! – блондинка меня перебивает, – Он двести штук стоит, вы на них пол года бухать сможете или клей нюхать, я не знаю, что вы там делаете…

Я устало выдуваю из легких воздух и мечтаю, чтобы эта дура заткнулась по-хорошему.

– А если она его не брала, – я продолжаю, – Тебе придется извиниться.

– Я, конечно, не блаженная Чумичка, которой верят на слово, но если я обвиняю человека в преступлении, значит я в этом уверена! – Стелла злится, – Это не я развязала эту войну!

Блондинка забывается и затягивается сигаретой, которую все еще держит в руке, сразу спохватывается и ее нервное, дерганое выражение лица заставляет меня рассмеяться.

– Пожалуйста, скажи, что ты ничем не болеешь, – она грустно сводит брови и закусывает губы, чтобы не улыбнуться.

– Почти ничем, кроме туберкулеза, – я не могу удержаться и всё еще лыблюсь.

– Бе, – ее передергивает и скручивает в брезгливой гримасе.

– И еще чесоткой! – я провожу ладонью сверху вниз по ее щеке.

– У вас с Чумаковой очень странные семейные шуточки, – Стелла пятится назад.

– Так это не шуточки!

Я еще раз прыскаю смехом и смотрю в ее большие, серые глаза. Они бегают туда– сюда, Стелла всерьез боится что-нибудь от нас подхватить.

– Ну я погнал. Как с тобой связаться, если найдется браслет?

– Обычно со мной связываются по телефону. Это такая маленькая, цветная коробочка без провода, – Барби в очередной раз брызжет ядом.

– Ха-ха-ха, – говорю со стальным выражением лица и достаю свой повидавший жизнь смартфон.

– Если у вас есть телефоны, зачем орать под окнами, как дикарь?

– Не твое дело, диктуй!

Стелла слегка наклоняется над моим разбитым экраном и диктует свой номер. Чтобы побесить ее еще немного, записываю ее, как «Сука Злобная» и кидаю ей дозвон. Она достает из пальто айфон последней модели и я сразу засовываю свое любопытное хлебало поближе, чтобы рассмотреть, как она запишет меня. «Нищеброд». Нормально!

Напоследок обмениваемся язвительными взглядами и я иду к забору. Почему-то оборачиваюсь перед тем, как перелезть.

– Хочешь попробовать?

– У меня не получится, – говорит спокойно, – Руки слабые.

– Зато ты худая, держать нужно только свой вес, – я все еще стою на месте, – Давай покажу.

Стелла мнется не долго, неспешной походкой подходит ко мне и становится рядом.

– Такая одежда не подойдет, снимай пальто.

Удивительно, но она просто делает то, что я прошу и перекидывает пальто через перила левее от себя.

– Хватайся вот так, – я подпрыгиваю и висну руками у основания пиков.

Она пытается проделать то же самое, но сразу срывается и трет ладони.

– Не отпускай раньше времени, ты не такая тяжелая.

На этот раз выходит лучше, Стелла держится секунд восемь, но так и не рискует упереться в забор ногами. Я тренировал разных бойцов, но этот самый капризный и слабый. На то, чтобы она сумела добраться до верхушки у меня ушло минут десять. Но она уверенно держится, ей остается только аккуратно перебраться через пики и спрыгнуть к лесу. За одну секунду я оказываюсь на другой стороне, чтобы в случае чего поймать эту слабачку, но Стелла застыла на месте и боится перелезать.

– Я сейчас себе живот распорю, – говорит испуганно.

– Прогни спину дугой и втяни живот.

– Я не могу! – начинает паниковать и кажется собирается спрыгнуть, но обратно.

– А ну стой! – мои старания не должны пройти напрасно.

Встаю полубоком, еще раз подтягиваюсь, но на этот раз очень неудобно, потому что держусь не за безопасные края, а прикрываю ладонями острие, чтобы Барби не поцарапалась.

– Давай быстрее, это больно! – я ее подгоняю и смотрю, как она нервничает, но все таки перелезает и спрыгивает.

– Фух! Это было страшно… – говорит с облегчением.

– Молодец, теперь давай назад.

Стелла разминает руки и довольно уверенно цепляется и перебирает ногами.

– Ну где ты? – бормочет взволнованно и пыхтит, – Закрой их еще раз.

– Обойдешься, ты уже умеешь! – я смотрю на глубокие вмятины на своих ладонях.

– Ну пожалуйста! – жалобно пищит, – В последний раз!

– Оу, Ваше Величество умеет вежливо просить, – я иронично улыбаюсь и снова висну на острых пиках, пока она перебирается в сторону пансионата.

– Тебе все равно никто не поверит! – Стелла спрыгивает, оборачивается и сверкает белоснежными зубами, – Сигареты верни! Это последняя пачка.

– Вылези и купи, – я стою с невозмутимым видом.

– Я одна не полезу. Страшно.

– На пустыре ты была очень храброй, чуть не проткнула мне живот. Я так понимаю, сегодня твой нож остался в другой куртке?

Стелла натягивает пальто, засовывает руку в карман и извлекает из него острый винный штопор с красной, блестящей ручкой и победно машет им в воздухе.

– Не хватает вилки и скалки, – я иронично хмыкаю.

– Спасибо за идею, – она коварно вскидывает брови.

– Смотрите-ка, и благодарить она тоже умеет!

Достаю из джинс пачку Парламента и перебрасываю ее через забор, блондинка не успевает среагировать и поймать, пачка хлопает ее по лбу и валится под ноги. Из груди вырывается громкий ржач и я складываюсь пополам.

– Ах ты, сука! – слышу змеиное шипение.

Продолжаю смеяться согнувшись, упираясь руками в колени. Надо было видеть, как с ее мордашки сползает высокомерное выражение лица и она заливается краской! Слышу негромкий треск и выпрямляюсь. Все таки спрыгнула! Подлетает ко мне коршуном и со всей дури наступает мне на ногу. Васька бы сразу дала кулаком в морду.

– Вот видишь, ты не такая слабая, как думаешь! – говорю с улыбкой, пока она оборачивается назад и поднимает удивленные глаза на верхушку забора.

Глава 5

Стелла

В очередной раз не могла уснуть пол ночи и в итоге проспала в школу, слышала, как мои соседки Катя Гришина и Катя Никишина собираются, но не могла заставить себя подняться. Пришла только ко второму уроку и ко мне сразу же на всех парах примчался прилипала Антоша Лавренов.

Располагаюсь за партой, демонстративно не обращая внимания на Чумакову и недовольно закатываю глаза.

– Тебе письмо, танцуй! – улыбается во все тридцать два и протягивает мне какой-то конверт.

Внутри все сжимается в маленькую горошину, но я не подаю вида.

– Опять твои любовные послания? – отправляю конверт в брендовую сумку и вешаю ее на спинку стула.

– Нет, оставили для тебя на вахте, охранник попросил тебе передать. У меня появился конкурент? – Тоша стреляет глазами.

– Скажешь тоже! Думаю только о тебе, днями и ночами! – я язвительно поднимаю брови.

– Это приятно. Может сходим куда-нибудь на выходных? – он склоняется надо мной и подмигивает.

– Может быть и сходим, скинь мне варианты, – я толкаю его руку, – Ну всё, Тошик, скройся!

Не обращаю внимания на его недовольное цоканье, думаю только об этом письме. Я знаю что там, мне не терпится его открыть, но я знаю свою реакцию, во время уроков этого лучше не делать, а в спальне будут мешать девчонки. Поэтому тревожно жду окончания уроков и бегу под дальную, почти не проходную лестницу. Трясущимися пальцами вскрываю конверт и сразу узнаю почерк мамы. Она уже передавала мне несколько писем через государственного адвоката.

«Привет, мое солнышко! …

Я зажимаю рот ладошкой и вздыхаю.

… Я надеюсь у тебя все хорошо. Ты сильная и смелая девочка, поэтому, пожалуйста, не грусти, тем более есть приятные новости. У меня поменялся адвокат, Григорий Абрамов оплатил мне какую-то московскую акулу, суды снова будут откладываться, но с ним мои шансы отсюда выбраться намного выше. Я прошу тебя, не глупи и не отвергай Пашку, он очень хороший мальчик и давно тебя любит. Я не хочу на тебя давить, но ты просто представь, что весь наш кошмар может закончиться и мы сможем жить спокойно, как раньше. Рано или поздно, ты все равно выйдешь замуж, и слава Богу у тебя есть голова на плечах и ты не сделаешь глупость и не выскочишь за первого встречного, по великой любви. Потому что великая любовь через несколько лет заканчивается. В этом вопросе нужно думать холодной головой. Пашка отлично тебе подходит, он спокойный, мягкий и готов сделать для тебя все, что угодно. Ты снова будешь иметь деньги и легко сможешь им вертеть.

Стелла, они помогут выплатить наши долги… От такого предложения нельзя отказываться! Я пока не могу с тобой разговаривать и больше всего боюсь, что ты что-нибудь натворишь… Если я останусь тут надолго, как ты будешь жить? Где? У меня разрывается сердце. Мы же с тобой совершенно не приспособлены к жизни, совсем ничего не умеем. Две инфантилки. Я хотя бы уже пожила, а кто будет заботиться о тебе?

Пашка приедет на новогодние каникулы, проверь загранник, думаю он пригласит тебя куда-нибудь, чтобы сблизиться. Григорий и Елена хотят с тобой поужинать и все обсудить. Пожалуйста, не будь дурой! Они единственные люди, которые от нас не отвернулись…

Стелла, помоги мне! Помоги нам всем!

Я тебя очень люблю и очень скучаю!

Мама.»

Минут тридцать я просто рыдаю. Зажимаю себе рот и реву, переодически перечитывая это письмо и от каждого раза мне становится все хуже и хуже. Я не думала, что я такая слабачка и такая глупая. Надо хватать этого несчастного Пашку Абрамова, как спасительную соломинку и ждать чуда, а меня только тянет блевать. Он же будет ко мне прикасаться, трогать меня, мне придется целовать его, спать с ним. Думаю об этом и слезы просто не заканчиваются.

Григорий Абрамов старый друг отца, ему мы тоже должны денег, но он единственный, кто молча обнулил наш долг и выразил искренние соболезнования. Мы дружили семьями, Пашка старше и в детстве проводил больше времени с нашим Сеней, а лет в пятнадцать я поняла, что уж слишком странно он на меня засматривается. Пашка тихий и робкий, смотрит и ничего не делает, я сразу же окрестила его маньяком и всячески шарахалась. Но на все праздники он передавал мне самые большие корзины цветов и самые крутые подарки. Меня это не сильно заботило, он стажируется в Европе и я давно его не видела. Но когда в сентябре мама написала мне первое письмо, я вздрогнула. Абрамов предложил свою помощь, но не безвозмездную. Сказал: «Нэлли, наши дети прекрасная пара, может им стоит попробовать построить совместное будущее?» Без расчета никуда, Абрамов знает, что в Туле есть брошенное производство, которое сто лет назад оформили на мое имя и пока мне не исполнится восемнадцать, мы не можем его продать, хотя оно запущено и стоит не так много. Григорий подкинул маме идею: ничего не продавать. Говорит, что даст Пашке денег, чтобы он вложился в наш прогоревший бизнес, поднял его на ноги и строил свою маленькую империю самостоятельно, ведь его стажировка почти окончена и ему пора уйти в большое плаванье. Но Пашка слишком мягкий, ему нужна спутница, которая не даст расслабиться. А тут все так прекрасно совпало. Абрамов даже расписал бизнес план. Полтора года на точку без убыли, а после, доходы с Павликом будем делить пятьдесят на пятьдесят, своей частью мы гасим задолженности. Это выбор без выбора. Если я откажусь, никакие деньги они не вложат, я отдам помещение и оборудование за бесценок, потому что я ничего в этом не понимаю, а на консультацию юриста нет денег. Сеня громче всех хлопает в ладоши и полностью согласен с матерью, его творческая натура тоже не смыслит в бизнесе. Я чувствую будто меня загнали в угол. Сколько там до этих зимних каникул? Чуть больше месяца? Блин, да я ведь почти ни с кем не целовалась! С Гофманом один раз и то из любопытства. Какое мне замужество? Я же даже не успела ничего в этой жизни попробовать!

Слезы все льются градом и в самый неподходящий момент ко мне под лестницу заглядывает пигалица Чумакова. Смотрит на меня так взволнованно, стоит рядом, что-то мне говорит, я даже отвечаю, но мысленно я далеко не здесь.

– Иди отсюда,Чумичка! – пытаюсь ее прогнать, но она все не уходит.

– Не сиди на каменном полу, простудишься…

– Да отцепись… – надо же какая заботливая сволочь.

Боже… нет… она никуда не собирается и садится рядом со мной.

– Иди отсюда! И если кому-нибудь скажешь о том, что видела… – я стыдливо закрываю лицо ладонями.

– Я не трепло, Стелла! – говорит очень уверенно и протягивает мне пачку салфеток.

Ладно, я об этом еще пожалею, но пусть сидит, сейчас она меньшая из моих проблем. Вытираю слезы и ловлю себя на мысли, что хочу чтобы меня кто-нибудь обнял. Хоть эта вшивая.

– Слушай, если это из-за Гофмана, то это просто…

– Ну какой нафиг Гофман?– вот же дура! – У меня жизнь рушится со скоростью света, а ты тут про какого-то Гофмана!

Самое обидное, что я никак не могу перестать плакать перед посторонним человеком, а Чумакова строит такое сочувствующее лицо, что я никак не вернусь в тонус.

– Твоя жизнь рушится и ты в отместку рушишь ее другим?

– Да ничего тебе не будет, Чумичка! – я вздыхаю, – Мне уже всячески намекнули никак тебя не трогать, боятся жалоб в Министерство Образования… Ходи, рыгай в свое удовольствие…

– Оценила, да?

– Оценила…

– Я бы все равно под тебя не прогнулась, Стелла. Меня жизнь не сломала и ты не сломаешь тем более. Неужели в тебе нет ничего человеческого? У меня была возможность пожить хотя бы пол года нормально, как человек… Дальше выпуск и до свидания. Я не в институт не поступлю, ни работу не найду себе нормальную. Из одного дерьма попаду в другое. Может эта информация как-нибудь улучшит твое настроение…

Еще одна несчастная. Надо бы порадоваться, но не хочется.

– Мне уже ничего его не улучшит…

– Любое дерьмо закончится, ты уж мне поверь!

– Сомневаюсь…

– Ладно, Стелла, хорош реветь! Такие, как ты реветь не должны! Соберись уже, развела нюни! Иди дрессируй своих болонок или покорми с руки Лавренова. Если влипла во что-то, обращайся, начистим морду. Дерешься ты, кстати, не плохо, мое почтение. Где так научилась?

– У меня есть старший брат.

– Ну вот! Или позвони, пожалуйся старшему брату!

Она поднимается и собирается уходить, но внутри шарашит ощущение, что я должна ее предупредить.

– Стой, Чумичка! Ты с Гофманом поосторожнее, а то реветь будешь, не ведись на него, он уже половину школы перебрал, а Антошка второю половину… Он на тебя поспорил, а сейчас по ушам ездит. На меня они тоже поспорили…

– И из-за кого из них ты ревешь?

– Пф! Сдались мне эти дети! Думают только членами, сегодня одна нравится, завтра другая. В сентябре один с Гришиной зажигал, другой с Никишиной, через неделю поменялись, а еще через неделю испарились. А эти наивные дурехи до сих пор ревут. Поэтому предупреждаю тебя, чисто по женски…

– Ну спасибо тебе за предупреждение. К счастью, на такое я не ведусь!

Ну-ну! Не ведется… Но Чумакова уже уходит и я снова могу пореветь спокойно.

Весь вечер валяюсь в кровати лицом вниз. Гришина и Никишина поехали в кино. Идиотки. За окном бушует шторм. Посмотрим, как они собираются возвращаться в нулевую видимость. После успокоительных меня отпустило, я даже попыталась спасти заплывшие от слез глаза патчами, но выглядела отвратительно. Когда завибрировал мой телефон, хотела позлорадствовать, что дурочки нуждаются в моем совете, как вернуться домой, но вместо знакомых имен на моем экране высветилось: «Нищеброд» и я удивленно нахмурила брови.

– Алло…

– Подойди к черному входу, – говорит запыхавшимся голосом.

– Зачем?

– Стелла, давай живее, меня сейчас отсюда сдует нахрен!

Беру первую попавшуюся куртку из шкафа и спускаюсь вниз, заворачиваю к запасной лестнице и оказавшись в тамбуре, открываю замок. Сумасшедший ветер с дождем и снегом сразу же настежь распахивает железную дверь и едва не зашибает трясущегося от холода нищеброда. Не дожидаясь приглашения, он сразу ныряет внутрь и поочередно дышит в ярко-красные ладони.

– Ты чего тут делаешь? – я теряюсь и смотрю на его мокрую, заледеневшую одежду, – Сюда нельзя!

– Я на минуту, – он лезет в джинсы и негнущимися пальцами ковыряется в карманах, – Дай руку.

Не дожидаясь, Скворец протягивает мне мой браслет и сердце сразу срывается с места, я беру его из его ледяной ладони и закусываю нижнюю губу.

– Слушай, Светка извиняется… – он начинает неловко мяться.

– Мне не нужны никакие извинения и объяснения, можешь ничего не говорить, – я не свожу глаз со своей блестящей цепочки, пытаюсь застегнуть ее на руке, но мне очень неудобно, поэтому просто крепко зажимаю браслет в кулаке, – Главное, что он снова у меня. Спасибо…

Я поднимаю глаза и смотрю, как Скворец стучит зубами.

– Ты мог просто позвонить и сказать, что с браслетом все в порядке. На улице же настоящий апокалипсис…

– Да я с утра его с собой таскаю, иду домой. Вы живете по пути.

В тамбуре начинает мигать лампочка, а воздух разрезают звуки шатающегося метала.

– Что с твоим лицом? – спрашивает Скворец.

– А что с твоим? -отвечаю насуплено и поднимаю голову к потолку, лампочка опять мигает.

Внезапно свет полностью выключается и мы остаемся стоять в кромешной темноте под звуки страшной колыбельной ветра.

– Здесь иногда выбивает генератор, – говорю в пол голоса.

– Где он? Давай запущу.

– Этим занимается охранник, тебе нельзя здесь находится.

– Как хорошо, что меня не видно, – он хмыкает.

Мы замолкаем. Зубы Скворца все еще отчетливо стучат на фоне бушующей вьюги.

– Ладно, поднимайся, – говорю тихо.

Надо проводить его к Чумаковой. Наощупь шарю в воздухе, чтобы показать Скворцу куда идти и натыкаюсь на холодную кисть.

– Ммм, начались какие-то приставания, – говорит ехидно.

– Не мечтай, – бурчу и хочу перехватить его рукав, но мои пальцы уже перехвачены.

Свободной рукой продолжаю искать ручку двери, а потом тяну его к лестнице, здесь значительно светлее из-за большого окна, идем медленно, заворачиваем на второй этаж, но я сразу замираю. В конце коридора, вижу очертания фигуры Гофмана, он широко размахивает фонарем и идет в сторону комнаты Чумаковой. Вот же хитрый засранец! Отступаю назад. Только драки не хватало…

– Ты потерялась? – спрашивает с усмешкой.

– Вроде того, – недовольно цокаю и веду его на свой этаж.

В коридорах толпятся люди, но здесь вообще ничерта не видно, поэтому нам удается войти в мою комнату без каких-либо вопросов. Как только дверь закрывается, слышу звук растегивающейся молнии, Скворец снимает мокрую куртку. Я залезаю в кровать с ногами, не объясняя ему где расположиться. Почти сразу в комнате загорается два огонька от фонариков наших телефонов.

– Значит, смотри, – я одариваю его коварной улыбкой, – Вот этот шкаф мой, а еще вот эта тумбочка, из них ничего не тащи.

Скворец закатывает глаза и сжимает губы в легком смешке.

– Я постараюсь держать себя в руках. А где твои соседки?

– Ушли гулять.

– Почему ты не отвела меня к Чуме?– спрашивает с издевкой.

– Там был охранник, могли возникнуть неприятности.

– Понятно, – Скворец все еще растирает руки, – Слушай, не трогай ее, а… Васька очень хорошая. Она добрый человек и надежный друг. Не обижай ее.

– А может это она меня обижает? – говорю возмущено и вспоминаю сколько фокусов она выкинула, – С ней ты тоже будешь проводить воспитательную беседу?

– Она никогда не полезет первая… А вообще, я рассчитывал на более красочную благодарность за найденный браслет, – смотрит на меня с ухмылкой.

– Поклониться тебе в ноги? – я недовольно щурюсь.

– Помоги Ваське социализироваться.

Ничего кроме нервного смеха эта фраза у меня не вызывает.

– Представь, как сложно, когда ты совсем одна, среди чужих людей и тебе даже помочь некому, потому что у тебя совсем никого нет. Чума делает вид, что очень сильная, но она только храбрится, я знаю, что она переживает.