Текст книги "Трагедия Игрек"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Сцена 4
«ГАМЛЕТ

Среда, 8 июня, 15.00

Среда выдалась ясной, но холодной. Округ Гудзон напоминал зимнее море – свист и вой ветра сквозь густую листву звучали поистине океанически. Деревья были июньскими, а воздух – ноябрьским.

Пассажиры полицейского автомобиля миновали крутой подъем, железный мост, гравиевую дорогу и садовую аллею в полном молчании. Ни окружному прокурору Бруно, ни инспектору Тамму не хотелось говорить. Старый Куоси с его гротескным горбом встретил их у дверей с железными засовами и проводил через главный холл с гигантской люстрой, рыцарями в латах и огромными масками Комедии и Трагедии к маленькому лифту, скрытому в дальней стене. После короткого подъема они шагнули в личные апартаменты мистера Друри Лейна.

Старый актер в коричневом вельветовом пиджаке стоял прямо, как штык, перед трепещущим пламенем камина. Даже при колеблющемся свете гости заметили беспокойство, запечатлевшееся на его лице. Друри Лейн выглядел изможденным и не похожим на себя, но приветствовал их с обычной вежливостью, дернул шнур звонка, велел маленькому Фальстафу подать кофе и ликеры, отослал Куоси, фыркающего как старый пес, и устроился у огня.

– Сначала выслушаем ваши новости, инспектор, если они есть.

– Есть, и немало. Мы расследовали прошлое Перри. Ни за что не догадаетесь, кто он и как его настоящее имя.

– Я не провидец, инспектор, – улыбнулся Лейн. – Надеюсь, он не пропавший дофин?[44]44
  Имеется в виду маленький Луи-Шарль (1785–1795), сын казненных во время французской революции короля Людовика XVI и королевы Марии-Антуанетты, отданный в ученики к сапожнику и вскоре умерший. Его судьба долгое время оставалась неизвестной.


[Закрыть]

– Кто-кто? Слушайте, мистер Лейн, это серьезно, – проворчал Тамм. – Настоящее имя Эдгара Перри – Эдгар Кэмпион!

Какое-то мгновение Лейн оставался неподвижным.

– Эдгар Кэмпион, – повторил он наконец. – Неужели сын первого мужа миссис Хэттер?

– Да! Когда Эмили Хэттер вышла замуж за ныне покойного Тома Кэмпиона, у него был сын Эдгар от первого брака. Таким образом, Эдгар является единокровным братом Луизы Кэмпион – у них один отец, но разные матери.

– Хм!

– Мне непонятно, – сказал окружной прокурор, – почему Кэмпион или Перри должен был выдать себя за воспитателя и обосноваться в доме Хэттеров. Тамм говорит, что получить работу ему помогла Барбара Хэттер…

– Чепуха, – прервал инспектор. – Я знал это с самого начала. Барбара не была знакома с ним до его поступления на работу – я выяснил. Более того, она наверняка не знает, кто он на самом деле. Девушка влюблена в него!

– А миссис Хэттер знала, что Эдгар Перри – ее пасынок? – задумчиво спросил Лейн.

– Откуда она могла знать, если он сам ей не рассказал? Перри было всего шесть лет, когда его отец и Эмили развелись. Она не могла узнать его в сорокачетырехлетнем мужчине.

– Вы говорили с ним?

– Он держит язык за зубами, черт бы его побрал.

– Тамм поместил его пол арест, – сказал Бруно.

Лейн весь напрягся, но затем расслабился и покачал головой:

– Это было опрометчиво, мой дорогой инспектор. На каком основании вы можете его задерживать?

– Вам это не по душе, а, мистер Лейн? – Тамм мрачно усмехнулся. – Не беспокойтесь об основаниях – я предъявил ему официальное обвинение. Он слишком перспективный подозреваемый, чтобы оставлять его на свободе.

– По-вашему, он убил миссис Хэттер? – сухо осведомился Лейн.

Инспектор пожал плечами:

– Может, да, а может, и нет. Вероятно, нет, потому что я не могу найти ни мотива, ни доказательств. Но он что-то знает, помяните мои слова. Человек просто так не скрывает свою личность, чтобы получить работу в доме, где потом происходит убийство.

– А как же быть с гладкой щекой, инспектор?

– Мы ведь никогда не исключали возможность сообщника, верно? Или глухонемая ошиблась.

– Ну-ну, – нетерпеливо сказал окружной прокурор. – Мы проделали долгое путешествие из города не для того, чтобы выслушивать ваше мнение, Тамм. Что у вас на уме, мистер Лейн?

Актер долго молчал. В течение паузы был вызван Фальстаф с подносом, и Тамм утопил часть дурного настроения в чашке горячего черного кофе.

– Я размышлял об этой проблеме, джентльмены, – заговорил Лейн, когда Фальстаф удалился, – с прошлого воскресенья, и результаты моих размышлений были весьма… скажем, обескураживающими.

– Что вы имеете в виду? – спросил Тамм.

– Некоторые моменты абсолютно ясны – как, к примеру, в деле Лонгстрита.

– Вы хотите сказать, что докопались до истины? – оживился Бруно.

– Нет-нет. – Лейн снова помолчал. – Не поймите меня превратно. Я далек от разгадки, потому что другие факты выглядят не только сомнительными, но и странными. – Его голос перешел почти в шепот. Поднявшись, он начал ходить по коврику у камина. – Не могу выразить вам, джентльмены, как я расстроен. Я начинаю сомневаться в том, о чем свидетельствуют четыре оставшихся у меня чувства.

Двое посетителей ошеломленно посмотрели друг на друга.

– Тем не менее, я принял решение. Я вижу две четкие нити и намерен ими заняться, поскольку этого еще не сделали.

– Что это за нити, которыми до сих пор не занимались? – раздраженно осведомился инспектор.

Лейн не улыбнулся и не прекратил ходьбу.

– Во-первых, запах ванили. Он меня озадачивает. У меня есть одна теория, и я собираюсь ее проверить. Если боги мне улыбнутся… – Актер пожал плечами. – Другую нить я пока предпочитаю не упоминать. Она выглядит невероятной и в то же время логичной… – Лейн быстро продолжал, не давая собеседникам шанса задать вопросы: – Скажите, инспектор, что вы в целом думаете об этом деле? Мы можем быть откровенны друг с другом, а обмен мнениями иногда достигает большего, чем независимые умозаключения.

– Кто бы говорил, – ухмыльнулся Тамм. – Кое-что для меня очевидно. Убийца проскользнул в спальню ночью с субботы на воскресенье, намереваясь отравить грушу, которую, как он знал, Луиза должна была съесть утром. Когда отравитель находился в комнате, миссис Хэттер проснулась, подняла шум, и он в панике ударил ее по голове, возможно не собираясь убивать, а всего лишь желая заткнуть ей рот. Думаю, смерть старой ведьмы была несчастным случаем. Бруно со мной согласен, и я не вижу причин в этом сомневаться.

– Иными словами, – пробормотал Друри Лейн, – вы и мистер Бруно считаете, что убийство миссис Хэттер не было преднамеренным, а произошло в силу непредвиденных обстоятельств?

– Верно, – кивнул Тамм.

– Я полностью согласен, – добавил Бруно.

– В таком случае, джентльмены, вы оба ошибаетесь.

– Что вы имеете в виду? – ошеломленно спросил Бруно.

– Вот что. Я не сомневаюсь, что убийство миссис Хэттер было преднамеренным, что убийца наметил ее в качестве жертвы, прежде чем шагнул в спальню, и что Луизу Кэмпион никогда не собирались отравлять!

Слушатели молча ожидали объяснений.

– Начнем с самой Луизы Кэмпион, – продолжал Лейн, садясь у камина и глотнув ликер. – Каковы внешние факты? Судя по шприцу и отравленной груше, сулема предназначалась для Луизы – она любила фрукты, в то время как миссис Хэттер не питала к ним особого пристрастия, а груши попросту ненавидела. Казалось бы, отравленная груша свидетельствует, что убийца намеренно выбрал плод, который, как он знал, съест Луиза, но никак не миссис Хэттер. Это указывает, что его целью было покушение на жизнь Луизы. Теорию подкрепляет то, что два месяца назад на нее уже покушались.

– Именно так мне и кажется, сэр, – сказал Тамм. – А если вы можете доказать обратное, то вы куда умнее меня.

– Могу, инспектор, – спокойно отозвался Лейн. – Пожалуйста, слушайте внимательно. Если убийца ожидал, что Луиза Кэмпион съест отравленную грушу, то вы оба правы. Но так ли это?

– Конечно так, – недоуменно ответил Бруно.

– Сожалею, что вынужден вам противоречить, но это не так по следующим причинам. Убийца, являлся он членом семьи или нет, был хорошо знаком с распорядком дома. Он знал, что Луиза ежедневно в половине третьего пьет эгног в столовой. Он знал секрет дымохода и каминов, связывающих лабораторию и спальню, очевидно неизвестный остальным. Он знал, где хранится мандолина. Он был знаком с лабораторией и содержимым шкафов. Следовательно, убийца располагал всеми сведениями, необходимыми для осуществления его плана. Но если так, он должен был знать, что Луиза весьма привередлива в еде и питье и, следовательно, не станет есть испорченный или перезрелый фрукт. Впрочем, его никто не стал бы есть, когда в той же вазе лежали такие же абсолютно свежие фрукты. Согласно анализу доктора Шиллинга, груша испортилась еще до того, как в нее ввели сулему. Таким образом, убийца намеренно отравил испорченную грушу. Вам этот факт не кажется странным, джентльмены?

Разумеется, вы можете возразить, что это была случайность – что в темной спальне убийца, сам того не зная, выбрал гнилую грушу. Это не вполне убедительно, так как испорченный плод легко определить на ощупь – пальцы скользнут по гнилой кожуре. Но если вы настаиваете на этой теории, я могу ее опровергнуть. Миссис Арбакл заявила, что положила в вазу только две груши перед ночью убийства, и мисс Смит в половине двенадцатого этой ночи видела в вазе лишь две груши, и обе были свежими и спелыми. Однако наутро после преступления мы обнаружили в вазе три груши. Вывод: третью, испорченную грушу подложил убийца. Это доказывает, что яд в испорченную грушу ввели намеренно, ее принес в спальню и отравил сам преступник.

Но зачем ему приносить на место преступления испорченный плод, зная, что намеченная жертва не станет его есть, поскольку в вазе лежат такие же свежие? Единственный возможный ответ: он вообще не желал, чтобы Луиза ела отравленную грушу, и я готов ручаться своей репутацией, что так оно и было!

Слушатели молчали.

– Иными словами, – продолжал Лейн, – вы оба не правы, предполагая, что убийца считал, будто Луиза Кэмпион съест отравленную грушу. Он знал, что она этого не сделает, и так как должен был знать, что миссис Хэттер вообще не ест груш, то весь инцидент с отравленным плодом следует рассматривать как уловку преступника с целью заставить полицию поверить, что намеченной жертвой была Луиза.

– Одну минуту, – прервал инспектор. – Если, как вы утверждаете, Луиза Кэмпион не стала бы есть гнилой фрукт, каким же образом убийца мог ожидать, что мнимая попытка отравления вообще будет обнаружена?

– Хороший вопрос, Тамм, – одобрил окружной прокурор.

– Потому что, каков бы ни был его мотив, – продолжал инспектор, – уловка была бы бесполезной, если бы кто-нибудь ее не обнаружил. Понимаете, о чем я?

– Понимаю, – спокойно ответил Лейн. – Толковое замечание, инспектор. Вы утверждаете, что, если бы полиция не обнаружила в груше яд, в отравлении не было бы никакого смысла, так как никто бы не подумал, что преступник пытался отравить Луизу, а именно такого эффекта он и добивался. Есть три способа, с помощью которых преступник мог рассчитывать, что попытка отравления станет известна полиции – при условии, что убийство миссис Хэттер было не преднамеренным, а случайным. Первый: оставить шприц в комнате, что он и сделал. Это должно было возбудить подозрение и повлечь за собой расследование, так как попытка отравления уже имела место два месяца тому назад. Возможная гипотеза, но более достоверно, что отравитель уронил шприц в панике. Второй способ: намеренно подложить в вазу третью, отравленную грушу, когда несколько человек знало, что их должно быть только две. Но это тоже маловероятно – лишнюю грушу могли вовсе не заметить. И третий способ – самый вероятный из трех: под каким-нибудь предлогом привлечь внимание к испорченной груше.

Тамм и Бруно кивнули.

Лейн покачал головой:

– Но если убийство миссис Хэттер не было случайным, если его спланировали таким образом, чтобы оно произошло одновременно с ложной попыткой отравления, то в этих трех способах не было никакой надобности. Ибо наш противник знал заранее, что отравленную грушу обнаружат, и мог позволить событиям развиваться естественным образом. Полиция сочла бы, что целью преступника было отравить Луизу и что миссис Хэттер погибла случайно, а убийца таким образом достиг бы своей подлинной цели – устранить миссис Хэттер и заставить полицию искать человека, у которого имелся мотив для убийства Луизы, сбросив со счета убийство старой леди.

– Будь я проклят, – пробормотал инспектор. – Уж слишком это умно, чтобы быть правдой.

– Но это правда, инспектор. Вспомните, что еще до того, как мы нашли на кровати шприц, вы заметили, что нужно произвести обыск, дабы убедиться, что ничего не было отравлено, работая на основании прецедента двухмесячной давности. Это доказывает, что убийца в точности предвидел реакцию полиции. Даже если бы мы не обнаружили шприц – который, я уверен, был оставлен случайно – и нашли бы только две груши, вы бы, по всей вероятности, придерживались версии об отравлении.

– Это верно, Тамм, – согласился окружной прокурор.

Лейн вытянул длинные ноги, глядя в огонь.

– Как же доказать, что убийство миссис Хэттер было спланировано заранее, а не совершено под влиянием момента? Один факт абсолютно очевиден. Мандолина, использованная как орудие убийства, хранилась не в спальне, а в стеклянной витрине в библиотеке, являясь табу для всех. Конрад Хэттер видел ее в витрине в половине второго ночи – за два с половиной часа до того, как она лишила жизни миссис Хэттер, – а вечером ее видели там и другие. Следовательно, убийца, проживал он в доме или нет, должен был специально зайти за ней перед визитом в спальню…

– Что вы имеете в виду? – прервал Бруно, сдвинув брови.

Лейн вздохнул:

– Если убийца – один из обитателей дома, он должен был спуститься за мандолиной со второго или с чердачного этажа. Если же нет… Он не мог войти в дом с нижнего этажа, так как все двери и окна были заперты, – значит, ему пришлось подняться по пожарной лестнице минимум до второго этажа или на крышу и проникнуть внутрь через дымоход. В любом случае поход вниз за мандолиной был необходим…

– А если, – возразил Бруно, – это был кто-то из обитателей дома, который подобрал мандолину по пути наверх? Ведь мы знаем, что кое-кто вернулся домой поздно.

– Даже если так, – улыбнулся Лейн, – разве это не означает план, заранее предусматривающий использование мандолины?

– О'кей, – кивнул Тамм. – Продолжайте.

– Следовательно, убийца принес мандолину в спальню с определенной целью. Какой могла быть эта цель, джентльмены? Давайте проанализируем возможности. Во-первых, старую мандолину могли принести в спальню с намерением использовать ее в качестве музыкального инструмента…

Инспектор фыркнул, а Бруно покачал головой.

– Это настолько нелепо, что даже не нуждается в обсуждении. Во-вторых, мандолину могли принести с целью оставить ложную улику, кого-то обвиняющую. Но кого? С мандолиной ассоциировалось только одно лицо – ее владелец, Йорк Хэттер. Но Йорк Хэттер мертв. Значит, наше второе предположение также ошибочно…

– Погодите, – медленно произнес Тамм. – Не так быстро. Нельзя исключить, что преступник не был уверен в смерти Йорка Хэттера или пытался внушить нам, что он не мертв, на основании не вполне удовлетворительного опознания тела. Что вы на это скажете?

– Скажу браво, инспектор, – усмехнулся Лейн. – Весьма изобретательная мысль. Но я уверен, что могу опровергнуть даже отдаленную ее вероятность. Со стороны убийцы это было бы глупой выходкой по двум причинам. Первая: могла бы полиция поверить, что Йорк Хэттер оставил столь очевидную улику против себя? Разумеется, нет – полиция сразу поняла бы, что это подтасовка. Вторая причина: зачем использовать такой причудливый предмет, как мандолина, который менее всего ассоциируется с пролитием крови? Полиция тем более догадалась бы, что его подбросили с целью навлечь подозрения на Хэттера. Нет, инспектор, убийца никак не мог преследовать подобную цель. Странное использование мандолины логически вытекало из его плана.

– Продолжайте, мистер Лейн. – Окружной прокурор метнул раздраженный взгляд на своего коллегу. – Что за нелепые мысли приходят вам в голову, Тамм!

– Не браните инспектора, мистер Бруно, – сказал Лейн. – Он абсолютно прав, приводя притянутые за уши и даже вовсе невероятные возможности. Логика не знает иных законов, кроме своих собственных. Итак, если мандолину не принесли в спальню в качестве музыкального инструмента или ложной улики против Йорка Хэттера, какую еще цель мог преследовать убийца? Более чем разумную – использовать ее как оружие.

– Чертовски странное оружие, – буркнул Тамм. – Эта мысль застряла у меня в голове с самого начала.

– Едва ли могу порицать вас за это, инспектор, – вздохнул Лейн. – Оружие и впрямь странное, и когда мы доберемся до истины… – Актер сделал паузу – его лицо стало печальным. Потом он выпрямился и продолжил: – Так как сейчас мы не можем ответить на этот вопрос, давайте на время забудем о нем. В данный момент важно то, что мандолину принесли в спальню в качестве оружия.

– Если так, – заметил Бруно, – то ее целью с самого начала являлось убийство или причинение физического вреда.

– Вовсе нет, – возразил Тамм, прежде чем Лейн успел ответить. – Откуда вы знаете, что ее не принесли для защиты, а не как орудие для нападения на старую ведьму?

– Тоже верно, – пробормотал Бруно.

– Нет, – покачал головой Лейн. – Неверно. Предположим, инспектор, убийца всего лишь предвидел возможную необходимость заставить замолчать миссис Хэттер или даже Луизу, пока он будет отравлять грушу – то есть защищать себя. Но нам известно, что он был хорошо знаком с этой спальней и что в ней находилось не менее полудюжины предметов, куда более пригодных в качестве оружия, – железные инструменты, висящие над камином, два тяжелых книгодержателя на ночном столике у кровати жертвы, – любым из которых можно было нанести гораздо более эффективный удар, чем сравнительно легкой мандолиной. Если убийца проделал специальный поход вниз за оружием, чье использование было чисто гипотетическим, то он предпринял беспричинные хлопоты, так как на месте планируемого преступления имелись куда более подходящие орудия. Поэтому логика диктует, что мандолину взяли как орудие нападения, а не защиты. Не для того, чтобы она находилась под рукой в случае надобности, а чтобы воспользоваться ею наверняка. Заметьте: именно мандолину, а не какое-либо другое орудие.

– Теперь понимаю, – сказал Тамм. – Продолжайте, мистер Лейн.

– Если убийца принес мандолину с целью нападения, то на кого именно? На Луизу Кэмпион? Безусловно, нет – я уже указывал, что отравленная груша была всего лишь ложным следом: преступник не намеревался отравлять Луизу. А если он не хотел лишать ее жизни с помощью отравленной груши, зачем ему делать это, ударяя ее по голове столь странным оружием? Нет, мандолину не намеревались использовать против Луизы Кэмпион. Тогда против кого? Только против миссис Хэттер. Именно это я и пытаюсь доказать, джентльмены, – в намерения преступника входило не отравление Луизы Кэмпион, а убийство Эмили Хэттер.

Актер вытянул ноги поближе к огню.

– У меня устало горло. Пребывание на покое действует расслабляюще… Если вы рассмотрите взаимосвязь упомянутых мною фактов, то увидите, какой четкой становится цепочка умозаключений. Во-первых, ложный след обычно служит дымовой завесой, скрывающей подлинную цель. Во-вторых, попытка отравления Луизы как раз и является таким ложным следом. В-третьих, несмотря на это, оружие было намеренно принесено преступником. В-четвертых, миссис Хэттер была единственным лицом, против которого могли иметь намерение использовать это оружие.

Последовала пауза, во время которой окружной прокурор и инспектор Тамм смотрели друг на друга со смешанным выражением восхищения и озадаченности. Причем на лице Бруно присутствовали и более сложные эмоции. Бросив взгляд на Тамма, он устремил его на пол.

Инспектор держался более уверенно.

– Звучит похоже на правду, мистер Лейн, хотя мне и не хочется это признавать. Мы с самого начала шли по ложному следу. Это меняет всю структуру расследования. Теперь нам придется искать мотив не против Луизы Кэмпион, а против миссис Хэттер.

Лейн кивнул, но его лицо не выражало ни торжества, ни даже удовлетворения. Несмотря на убедительность приведенных им доводов, его, казалось, разъедала язва сомнения. Он выглядел мрачным, наблюдая из-под шелковистых бровей за окружным прокурором.

Инспектор ничего не замечал – он был занят донесением своих мыслей до окружающих.

– Мотив против старой леди. Эта история с завещанием… Черт возьми, они все что-то приобретают от смерти старой перечницы… Ну и куда это нас приводит? Никуда! Если на то пошло, все что-то приобрели бы и от смерти Луизы – либо деньги, либо удовлетворение от сведения с ней счетов… Интересно, что решит Барбара Хэттер по поводу опеки над Луизой?

– Да-да, – пробормотал Лейн. – Прошу прошения, инспектор, боюсь, что, хотя мои глаза регистрировали ваши слова, мой ум был не настолько внимателен… Есть более насущная проблема. С оглашением завещания и смертью завещательницы притворные попытки отравления Луизы могут стать реальными покушениями, поскольку ее смерть облагодетельствует их всех.

Тамм вздрогнул.

– Господи, я об этом не подумал! – простонал он. – Но у нас нет никакого способа узнать, кто есть кто. Если бы Луизу прикончили, это не обязательно означало бы, что бедняжку убил тот, кто убил ее мать. Любой, не имеющий ничего общего с двумя попытками отравления и убийством, теперь запросто может посягнуть на жизнь Луизы, будучи уверен, что полиция припишет это убийце миссис Хэттер. Ну и неразбериха!

– Согласен с вами, инспектор. Следует не только охранять мисс Кэмпион днем и ночью, но и держать под постоянным наблюдением все семейство Хэттер и немедленно убрать из лаборатории весь запас ядов.

– Нет! – возразил Тамм. – Мы будем присматривать за лабораторией, но яды останутся там, – возможно, кто-нибудь попытается стянуть бутылочку.

Бруно посмотрел на Друри Лейна, который сразу напрягся, словно ожидая удара.

– Ну, я все обдумал, мистер Лейн… – начал окружной прокурор.

– И к какому выводу пришли? – бесстрастно осведомился Лейн.

Бруно усмехнулся:

– Не хочется опровергать ваш изящный анализ, но боюсь, я вынужден это сделать. Все ваши рассуждения основаны на том, что убийца и отравитель – одно и то же лицо… Актер тут же расслабился и облегченно вздохнул. – Ранее мы уже обсуждали возможность, что это два разных человека, которые в ночь убийства поработали индивидуально в разное время…

– Да-да.

– Правда, – продолжал Бруно, махнув рукой, – это оставляет необъясненным мотив отравителя. Но предположим, он хотел всего лишь напугать бедную женщину и выставить ее из дома с помощью притворных покушений. Такой мотив мог быть у нескольких лиц, которые не решились бы на убийство. Поэтому я и говорю, что вы не приняли в расчет возможность наличия двух преступников – теорию, согласно которой убийца миссис Хэттер не имел ничего общего с попытками отравления.

– Той ночью и два месяца назад, – добавил Тамм, явно удивленный проницательностью Бруно. – Это проделывает здоровую дырку в вашем анализе, мистер Лейн!

Минуту актер сидел молча, а потом двое гостей с удивлением услышали его тихий смех.

– Я думал, это очевидно, мистер Бруно, – сказал он.

– Очевидно? – воскликнули оба.

– Конечно.

– О чем вы?

Лейн усмехнулся:

– Моя ошибка в том, что я не удосужился указать вам на то, что выглядело для меня очевидным все время. Такой вопрос вполне естествен для вашего изощренного юридического ума, мистер Бруно. Опровержение в последнюю минуту!

– Я бы хотел услышать ваши объяснения, – спокойно сказал Бруно.

– Услышите. – Лейн уставился на огонь в камине. – Итак, вы хотите знать, почему я предполагаю, что убийца и отравитель – одно и то же лицо. Ответ заключается в следующем: я не предполагаю, я знаю это и могу предъявить математическое доказательство.

– Это чрезмерное требование, – сказал инспектор Тамм.

– Я открыт для убеждения в своей неправоте, – промолвил окружной прокурор.

– Возможно, как «слеза из кротких женских глаз»,[45]45
  Байрон Дж. Г. «Корсар». Перевод Г. Шенгели.


[Закрыть] – улыбнулся Лейн, – мой аргумент окажется слишком убедительным… Начну с того, что большая его часть написана на полу спальни.

– На полу спальни? – переспросил Тамм.

– Фи, инспектор! Меня удивляет ваша недогадливость. Надеюсь, вы согласитесь, что, если в этом замешаны двое, они должны были прийти в спальню в разное время, поскольку руководствовались различными мотивами – отравить грушу и убить миссис Хэттер?

Двое мужчин кивнули.

– Отлично. В каком же порядке они посетили комнату?

Тамм и Бруно посмотрели друг на друга. Бруно пожал плечами:

– Не вижу, каким образом это можно определить.

Лейн покачал головой:

– Вашему ходу мыслей не хватает логики, мистер Бруно. Чтобы поместить отравленную грушу на ночном столике, где мы ее нашли, отравитель должен был стоять между кроватями. Чтобы убить миссис Хэттер, убийца должен был стоять там же, как указал доктор Шиллинг. Следовательно, оба, если их было двое, прошли по одному и тому же участку ковра, находящемуся между кроватями. Тем не менее в рассыпанном на этом участке тальке имелась только одна серия отпечатков ног, не считая следов Луизы.

Если порошок рассыпал первый визитер, должно быть две серии отпечатков – одна, оставленная первым посетителем, а другая – вторым, пришедшим после ухода первого. Но серия лишь одна. Это означает, что порошок рассыпал второй визитер, который и оставил следы на ковре.

В таком случае возникает проблема – кем был второй посетитель. Следы в порошке оставлены туфлями, которые мы обнаружили. На носок правой туфли расплескалась жидкость; по словам медэксперта, это была сулема – яд, которым отравили грушу и который нашли в шприце. Следовательно, второй визитер, рассыпавший порошок и оставивший в нем следы, был отравителем, а если посетителей было двое, то первый был убийцей. Вы следите за ходом моих рассуждений?

Слушатели кивнули.

– Что же может рассказать о первом визитере мандолина – использованное им оружие? То, что именно мандолиной он опрокинул коробку с тальком на ночном столике. Каким образом? На крышке коробки остались кровавые полосы, которые могли появиться там только при контакте с окровавленными струнами мандолины. Позади следа на столике, где стояла коробка, прежде чем ее опрокинули, мы нашли свежую вмятину, сделанную какой-то острой гранью. Судя по виду и местоположению, эта вмятина была проделана краем мандолины, ударившимся о столик, – это подтверждает царапина на одной из сторон мандолины, соответствующая вмятине. Следовательно, при ударе о стол струны мандолины коснулись крышки и опрокинули коробку.

Мандолина не падает сама по себе. Удар, перевернувший коробку, был следствием удара, нанесенного по голове миссис Хэттер рядом со столиком. Я всего лишь повторяю то, что мы установили, обследуя место преступления.

Лейн склонился вперед и поднял указательный палец.

– Ранее мы установили, что коробку опрокинул визитер номер два – отравитель. Но теперь получается, что ее опрокинул первый посетитель – убийца. Непреодолимое противоречие! – Актер улыбнулся. – Другой способ заявить о том же самом. Мы обнаружили, что мандолина лежала на рассыпавшемся тальке, – таким образом, она упала, когда порошок уже был на полу. Поскольку при первоначальном анализе мы предполагали, что тальк рассыпал отравитель, это означает, что убийца должен был прийти вторым. Но в таком случае где его следы – ведь в порошке остались только отпечатки ног отравителя?

Отсутствие следов убийцы показывает, что второго посетителя попросту не было – иными словами, убийца, как самостоятельный персонаж, не существует. Вот почему я, как вы выразились, «предполагал» с самого начала, что отравитель и убийца – одно и то же лицо!