Текст книги "Застекленная деревня"
Автор книги: Эллери Куин (Квин)
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
– Хоузи Леммон. Я был удивлен, так как думал, что старик нанялся к Скоттам помогать Дрейкли. Но он сказал, что уволился и хочет купить бобов и муки в свою хижину на Священном холме. – Берри покачал массивной головой. – С Хоузи никогда ничего не знаешь наперед.
Матильда Скотт, сидя на четвертом месте в переднем ряду, машинально кивнула, и Джонни услышал ее вздох.
– А второй покупатель?
– Пру Пламмер – пришла минуты через две после Хоузи.
Сидящая на десятом месте для присяжных Пру Пламмер улыбнулась и подтолкнула локтем занимающую девятое место Эмили Берри, которая ответила ей уничтожающим взглядом и высокомерно пожала плечами.
– Две минуты? Вы имеете в виду, что мисс Пламмер пришла в час пятьдесят семь? Без трех минут два?
– Должно быть. Я помню, она пробыла в лавке пару минут, прежде чем начался дождь.
– А сколько времени Хоузи Леммон и мисс Пламмер пробыли в вашей лавке?
– Порядочно. Они еще были там, когда Хьюб Хемас пришел спросить о ценах на новую борону и даже после того.
– Вы помните, в котором часу пришел мистер Хемас?
– Через несколько минут после Пру. В четыре-пять минут третьего. Дождь уже лил вовсю. Ему пришлось бежать от своей машины, хотя он поставил ее перед лавкой.
– Что произошло потом?
– Я велел Хоузи Леммону подождать, а Пру рылась в ящике с морожеными продуктами, пока мы с Хьюбом просматривали каталоги.
– И Кэлвин Уотерс тоже был там?
– Да. Нас было пятеро.
– И как долго, мистер Берри, – небрежно осведомился Эдамс, – вы пробыли в лавке впятером?
Судья Шинн, Уэбстер, Пиг и Джонни склонились вперед.
– До двух девятнадцати. Хьюб ушел первым.
– Каким образом вы так точно помните время, мистер Берри?
– Потому что перед уходом Хьюб достал свои часы и сверил их с часами в моей лавке. Мои показывали два девятнадцать. Пру Пламмер сказала, что на ее часах только два восемнадцать, но я объяснил ей, что мои часы не ошибались ни на минуту за десять лет – это лучшая марка. Она была не права, и знала это. – Губы Пру Пламмер разжались, а нос при этом сморщился. – Потом Хьюб побежал к своей машине и уехал. Я обслужил мисс Пламмер, которая ушла через десять минут, а потом покончил со стариком Леммоном. Я был не слишком уверен, что у Хоузи есть деньги, – добавил Питер Берри. – Естественно, я никогда ничего не продавал ему в кредит. Оказывается, Скотты заплатили ему наличными. Должен признаться, я был удивлен, учитывая, что… – Оборвав фразу, лавочник бросил быстрый взгляд на судью Шинна и кашлянул. – Хоузи ушел через несколько минут после мисс Пламмер, а потом Кэлвин и я вернулись в гараж.
Феррис Эдамс передал свидетеля Эндрю Уэбстеру.
– Вы сказали, мистер Берри, – начал старый юрист, – что в субботу, от нескольких минут третьего и до двух девятнадцати, вы впятером находились в лавке. Не заметили ли вы или не упомянул ли один из ваших покупателей, как кто-то шел по Шинн-роуд в течение это промежутка времени, направляясь к дому миссис Эдамс или от него?
– Нет, сэр.
– И вы вообще не видели подсудимого?
– Не видел и не мог видеть. Дом тетушки Фанни можно разглядеть из моей лавки, только стоя в дверях или в витрине со стороны Шинн-роуд.
– Благодарю вас, это все.
Феррис Эдамс посовещался с Энди Уэбстером перед столом судьи Шинна. Они тихо обсуждали, стоит ли вызывать Кэлвина Уотерса, и в итоге решили этого не делать – времени должно хватить на других свидетелей, а пытаться вытянуть что-нибудь вразумительное из Весельчака Уотерса, по словам судьи, можно с таким же успехом, как и заставить умолкнуть Эмили Берри.
– Мы внесем в протокол его полусвидетельство, – шепнул судья Уэбстер.
Поэтому следующей Эдамс вызвал Пру Пламмер.
* * *
Пру Пламмер была ночным кошмаром для юриста или, по версии Пига во время полуденного перерыва, цыганской мегерой. Она облачилась в раскрашенную вручную блузку и фетровую юбку с абстрактным оранжево-розово-зеленым рисунком, на которые другие женщины все утро посматривали с неодобрением; в ушах у нее болтались огромные серьги, а голова была повязана пурпурным шелковым шарфом.
Она буквально обгоняла вопросы Ферриса Эдамса. Как он говорил позже, угнаться за ней мог только Рой Роджерс[33]33
Роджерс, Рой (1911–1998) – американский киноактер, снимавшийся в вестернах.
[Закрыть] на самой быстрой лошади.
– Разумеется, я помню субботние события, мистер Эдамс. До последних деталей, от которых кровь стынет в жилах! Без четверти два в заднюю дверь моего дома постучали, я открыла и увидела грязного иностранца – бродягу с глазами, которые буквально прожигали во мне дырки. Вот этого монстра! Настоящий убийца!
– Мисс Пламмер… – начал Феррис Эдамс.
– Протестую! – одновременно рявкнул Энди Уэбстер.
– Протест принят! – заявил судья Шинн. – Пожалуйста, мисс Пламмер, придерживайтесь фактов, а не высказывайте мнения. – Однако он не приказал вычеркнуть ответ из протокола.
– Но это и есть факты! – возразила Пру Пламмер. – По человеческому лицу можно прочитать многое – по крайней мере, я могу, – хотя его лицо и человеческим не назовешь… Да, судья… я имею в виду, ваша честь… Ну, ему хватило наглости попросить поесть, а я, как вы можете не сомневаться, сказала ему все, что думаю о нищих, и велела убираться! Я не кормлю бродяг, похожих на убийц, тем более когда одна в доме… Но он действительно похож, ваша честь… Я последовала за ним к воротам и видела, как он шел по Шинн-роуд, пересек перекресток по диагонали к поилке и направился мимо церкви к дому тетушки Фанни. Он немного задержался у ее ворот, потом огляделся с таинственным видом…
– Протестую! – в пятый раз прервал судья Уэбстер.
– …как будто хотел убедиться, что никто его не заметил, и прокрался вдоль боковой стены к кухонной двери…
– В котором часу это было? – с отчаянием в голосе спросил Эдамс.
– Без десяти два. Потом я вернулась к себе и заперла все двери и окна…
– Почему вы это сделали? – осведомился Эдамс, сам того не желая.
– Не думаете же вы, что я бы оставила мой дом открытым со всем антиквариатом и ценными вещами, когда убийца бродит по деревне!
– Пожалуйста! – взмолился Эндрю Уэбстер.
– Как бы то ни было, я должна была идти в лавку – купить что-нибудь к обеду.
– Вы пошли туда пешком, мисс Пламмер?
– Конечно, пешком! Не болтайте чушь, мистер Эдамс! Я же не калека. Хотя если бы я знала, что пойдет дождь, то поехала бы на машине – а впрочем, я бы не смогла этого сделать, так как мой автомобиль в мастерской Илайеса Уэрли в Кадбери, как может подтвердить Питер Берри – он видел, как механик мистера Уэрли тянул его на буксире. – Она фыркнула, глядя на Питера Берри, – несомненно, подумал Джонни, за его упоминание о ненадежности ее часов. – Я собираюсь съездить на будущей неделе в автомобиле на Кейп-Код – повидать друзей, знаменитых художников…
– Да, мисс Пламмер. В котором часу вы вошли в лавку Берри?
– Он же говорил вам – ровно в час пятьдесят семь…
Эдамсу наконец удалось переключить ее показания на эпизод в лавке, хотя к тому времени он совсем выбился из сил. Ее история подтверждала показания Берри, за исключением времени, когда из лавки ушел Хьюберт Хемас.
– Это было в два восемнадцать – во всяком случае, по моим часам!
Остальная часть показаний Пру Пламмер касалась подслушанного ею телефонного звонка Берни Хэкетта судье Шинну в четверть четвертого («Я вовсе не подслушивала! Это получилось случайно, но, конечно, когда я услышала, что тетушка Фанни убита, и вспомнила про этого грязного бродягу…») и последующего времени, занятого собственным звонком Берни Хэкетту и передачей новостей всем, о ком она только могла вспомнить. Пру криком из задней двери дома сообщила о случившемся Орвиллу Пэнгмену, который был у своего амбара с сыном Эдди и юным Джоэлом Хэкеттом, потом помчалась в соседний дом прокричать новости в глухое ухо Селины Хэкетт – остальное довершил телефон…
К счастью, Энди Уэбстер отказался от попыток перекрестного допроса.
* * *
Показания Хьюберта Хемаса приходилось вытягивать клещами. Он отвечал так, будто каждое слово было драгоценным камнем, который следовало взвешивать до последнего грана.
Вскоре стало очевидным, что вопросы Ферриса Эдамса вызывают у него подозрения, поэтому Эдамс благоразумно изменил тактику, предоставив Уэбстеру право нарушать юридическую процедуру во время перекрестного допроса.
Хемас заявил, что он и двое его сыновей все утро пахали и боронили поле, готовя его к позднему севу кукурузы. Вскоре после ленча борона сломалась, и он поехал в деревню поговорить с Питером Берри насчет заказа новой. Вернувшись, Хемас работал с близнецами в амбаре, так как дождь задержал сев. Они все еще были там, когда прибежала Ребекка Хемас с криком, что Пру Пламмер только что сообщила об убийстве тетушки Фанни Эдамс. Хемас вскочил в машину и снова поехал в деревню, а Томми, Дейв, их мать и их сестра последовали за ним на фермерском грузовике. Вскоре Хемас с сыновьями присоединился к отряду…
– Кто находился в лавке Питера Берри, мистер Хемас, когда вы вошли туда?
– Питер, Кэлвин, Хоузи Леммон и Пру Пламмер.
– В котором часу вы ушли из лавки?
– Питер же говорил – в два девятнадцать.
– Пока вы были в лавке, кто-нибудь выходил оттуда? Может быть, всего на несколько минут?
– Нет. – Хьюб Хемас повернулся к судье Смиту: – Ваша честь, я хочу задать вопрос.
– Как свидетель, мистер Хемас… – начал судья.
– Не как свидетель, а как присяжный. Присяжные имеют на это право.
– Ладно, Хьюб, – дружелюбно кивнул судья. – Только побыстрей.
– Я хотел бы знать, почему всех спрашивают, где они находились во время убийства. Кого здесь судят, как спросила Эм Берри, – бродягу иностранца или Шинн-Корнерс?
Все шло слишком хорошо, чтобы продолжаться в том же духе, подумал Джонни. Его интересовало, что скажет судья, и он чувствовал искреннюю радость, что отвечать приходится не ему.
Судья слегка покраснел, однако проявил блестящий талант импровизатора.
– Хьюб, ты много знаешь о судебных процессах?
Хемас уставился на него:
– Очень мало.
– По-твоему, я знаю о них достаточно?
– Конечно, судья.
– Какова цель суда?
– Доказать, что подсудимый виновен.
– Каким образом?
– С помощью улик и показаний.
– А улики все одинаковые, Хьюб?
Хемас нахмурился и шевельнул скулами.
– Нет, – ответил судья сам себе. – Есть два рода улик: прямые и косвенные. Какие улики в этом деле могли бы доказать прямо, что Джозеф Ковальчик бил Фанни Эдамс кочергой по голове, пока она не свалилась замертво?
Хемас задумался.
– Очевидно, если кто-нибудь бы видел, как он это сделал, – ответил он наконец.
Судья просиял:
– Вот именно. Ты это видел, Хьюб?
– Нет. Я был в лавке Питера…
– Откуда юристы, ответственные за правильное ведение этого процесса, могли бы знать, что ты находился в лавке Питера во время убийства и, следовательно, не видел, как подсудимый это сделал, если бы они не спросили тебя?
«В яблочко!» – подумал Джонни. Скулы Хьюба Хемаса бешено работали.
– Как они могут узнать, видел ли кто-нибудь обвиняемого за этим занятием, – продолжал судья, – если не спросят всех, где они в это время находились?
Плечи Хемаса поникли.
– Об этом я не подумал, судья. Но, – быстро добавил он, – это не единственный способ доказать вину подсудимого…
– Конечно нет, Хьюб, – снисходительно кивнул судья Шинн. – Судебный процесс – сложная процедура. Это дело, как и большинство убийств, может быть решено только на основании косвенных улик. Но я думаю, ты первый согласишься, Хьюб, что все в Шинн-Корнерс хотят сделать это по правилам. Поэтому, если судья Уэбстер закончил перекрестный допрос, давайте продолжим процесс.
Хрупкая стариковская фигура судьи Уэбстера согнулась пополам в приступе кашля.
– Вопросов больше нет, – с трудом вымолвил он.
Хотя было еще рано, судья Шинн объявил перерыв на ленч.
* * *
После полудня заседание суда возобновилось. Силы закона и порядка, вошедшие в комнату с сознанием благополучно миновавшей опасности, вскоре начали с сомнением посматривать друг на друга. Присяжные и пристав держались слишком спокойно – их рты были закрыты наглухо.
Подсудимый наблюдал за происходящим как затравленный зверь. Он сразу почувствовал напряжение в атмосфере. В уголке его рта виднелись крошки яйца – улика, указывающая на соучастие Элизабет Шир.
Обширные ягодицы Ребекки Хемас с трудом втиснулись в свидетельское кресло. Она постоянно двигала нижней челюстью из стороны в сторону, словно жующая корова. Ее взгляд тревожил судью Шинна, и он старался не смотреть на нее.
Вот оно, подумал Джонни. Во время перерыва они обсудили разглагольствования судьи и поняли их цель. Он чувствовал жалость к старику.
Ребекка подтвердила показания своего мужа. Хьюб и мальчики все субботнее утро работали в поле, покуда она и Эбби занимались прополкой огорода. Когда борона сломалась, и Хьюб уехал к Питеру Берри, близнецы пришли на огород и окучивали грядки, пока не начался дождь. Потом все побежали в дом, и мальчики стали чинить сепаратор. Когда Хьюб вернулся, он и близнецы пошли в амбар. Затем минут в двадцать или двадцать пять четвертого позвонила Пру Пламмер и сообщила ужасные новости. Хьюб уехал в автомобиле, а она, Эбби и мальчики сели в грузовик…
– Иными словами, миссис Хемас, – сказал Эдамс, – в субботу в два тринадцать вы и ваша дочь находились дома вместе с Томми и Дейвом, но вне поля зрения друг друга?
– Да, – тоном обвинения ответила Ребекка.
Эндрю Уэбстер отказался от перекрестного допроса, и миссис Хемас отпустили.
– Я вызываю преподобного Сэмюэла Шира, – объявил Эдамс.
Сегодня священник выглядел жалко. Его движения были заторможенными, а налитые кровью глаза свидетельствовали о недостатке отдыха. Он опустился в кресло со скованностью человека, слишком долго простоявшего на коленях.
Эдамс сразу же взял быка за рога.
– Мистер Шир, где вы были в субботу в два тринадцать?
– В пасторском доме.
– Один?
– Миссис Шир была со мной.
– В той же комнате, мистер Шир?
– Да. Я трудился над воскресной проповедью – начал после полуденного ленча и все еще работал, когда завыла пожарная сирена. Миссис Шир и я ни на секунду не упускали друг друга из виду.
Эдамс был смущен:
– Конечно, мистер Шир. Э-э-э… вы, случайно, не видели, как кто-нибудь проходил мимо северного угла – скажем, из окна, выходящего на Шинн-роуд, – между без четверти два и четвертью третьего?
– Мы были в моем кабинете, мистер Эдамс. Он в противоположной стороне дома, и его окна выходят на кладбище.
– Судья Уэбстер?
– Вопросов нет.
– Можете идти, мистер Шир, – сказал судья Шинн.
Но мистер Шир оставался на месте. Он смотрел на Джозефа Ковальчика, а Джозеф Ковальчик смотрел на него с безграничным доверием смертельно раненного пса.
– Мистер Шир? – повторил судья. Священник вздрогнул:
– Прошу прощения. Я знаю, что это, вероятно, не по правилам, судья Шинн, но могу я воспользоваться возможностью и обратиться к суду с просьбой?
– Да.
– Когда я принес Джозефу ленч, который моя жена приготовила для него сегодня, он попросил меня сделать кое-что. Я бы очень хотел выполнить просьбу, но понимаю, что при данных обстоятельствах необходимо получить разрешение.
Эндрю Уэбстер бросил взгляд на заключенного, но тот не сводил глаз с Сэмюэла Шира.
– О чем просил подсудимый, мистер Шир?
– Его вера запрещает ему принимать утешение от священника другой церкви. Он бы хотел повидать католического священника. Я прошу разрешения обратиться к отцу Джирарду из церкви Святого Вознесения в Кадбери.
Судья Шинн хранил молчание.
– Джозеф очень в этом нуждается, судья, – настаивал мистер Шир. – Мы должны понимать, что он страдает не только из-за своего ужасного положения, но и потому, что его держат в протестантской церкви.
– Мистер Шир. – Судья склонился вперед, словно в приступе колик. – Эта просьба вполне естественна. Но вам известны наши… странные обстоятельства. Появление здесь постороннего – пусть даже лица духовного звания – может привести к осложнениям, с которыми мы просто не сумеем справиться. Я очень сожалею. Через несколько дней – да. Но не сейчас, мистер Шир. Думаете, вы сможете объяснить это подсудимому?
– Сомневаюсь.
Сэмюэл Шир вернулся на свое место, сложил руки молитвенным жестом и закрыл глаза.
– Элизабет Шир, – вызвал Феррис Эдамс.
* * *
Судебная стенографистка сменила блокнот на свидетельское кресло, а престарелый защитник, заявивший, что изучал стенографию несколько десятилетий тому назад, временно принял на себя ее обязанности.
Его пребывание в этой должности оказалось кратким. Толстая жена пастора давала показания негромким обеспокоенным голосом, часто посматривая на мужа и отвечая без колебаний.
Да, она присоединилась к мужу в кабинете в субботу, как только вымыла посуду после ленча. Нет, она не помогала ему с проповедью – мистер Шир всегда готовит проповеди сам. Она планировала съездить за покупками в Кадбери с Эмили Берри и ее детьми…
– Значит, у вас нет машины, миссис Шир?
Женщина покраснела.
– Ну, она нам не нужна, мистер Эдамс. Приход очень маленький, и мистер Шир наносит визиты прихожанам пешком…
Но она изменила решение насчет поездки в Кадбери. Учебный год в школе закончился в пятницу 27 июня, и всю неделю перед Днем независимости миссис Шир была занята, убирая классную комнату, инвентаризируя школьное имущество, складывая в шкафы учебники и пособия, заполняя журналы и так далее, а в четверг, за день до каникул, она заперла школу на лето. Но у нее оставалась еще одна обязанность, которая помешала субботней поездке в Кадбери с Эмили Берри. Миссис Шир после полудня работала рядом с мужем, готовя ежегодный отчет для школьного совета, содержащий итоги прошедшего учебного года, сведения о посещаемости, финансовую информацию и вероятность осеннего пополнения. Они трудились, не покидая дом, пока сирена не заставила их выбежать на улицу и узнать об ужасной смерти Фанни Эдамс.
Эндрю Уэбстер задал только один вопрос:
– Миссис Шир, когда вы вернулись домой в пятницу после приема у миссис Эдамс или, возможно, после празднования 4 июля на лужайке, ваш муж дал вам какие-то деньги?
– Да, – тихо ответила Элизабет Шир, – двадцать пять долларов. Две десятки и одну пятерку, на которые велел мне купить платье. Вот почему я хотела поехать в Кадбери в субботу с Эмили Берри. Мистер Шир не говорил мне, где взял деньги, но я это знала. Они пахли корицей.
* * *
Орвилл Пэнгмен поднял огромную руку, произнес слова присяги и опустился в свидетельское кресло.
Пэнгмен заявил, что в половине второго в субботу он, его сын Эдди и Джоэл Хэкетт, который помогал им, начали чинить крышу амбара. Без четверти два они заметили бродягу – Орвилл кивнул в сторону Ковальчика – у задней двери дома Пру Пламмер. Они видели, как Пру прогнала его, вышла на дорогу и смотрела ему вслед несколько минут, а потом вернулась в дом.
Орвилл с мальчиками работали примерно до половины четвертого. Эдди снимал старую дранку с крыши, Джоэл приносил новую из фермерского грузовика, а он, Орвилл, приколачивал ее. Да, прямо под дождем, надев плащи, которые висели в амбаре. Когда половину прогнившей дранки уже убрали с крыши, а ливень не собирался прекращаться, им пришлось продолжать, чтобы амбар не затопило. Они промокли насквозь, но закончили работу. Едва Пэнгмен успел прибить последнюю дранку, как Пру Пламмер закричала из своей задней двери, что тетушку Фанни убили. Все трое вскочили в грузовик («Автомобиль стоял в гараже, и я не хотел терять время, выводя его оттуда») и поехали к дому Фанни Эдамс, где присоединились к отряду. Нет, Милли не было дома в два тринадцать. Она ушла к судье и вернулась около половины третьего.
* * *
Честное лицо Милли Пэнгмен напряглось, когда она произносила присягу. Сев в кресло, Милли сжала кулаки и угрожающе посмотрела на Ковальчика сквозь очки в золотой оправе.
Разумеется, она знает, где была в субботу в два тринадцать. Глупый вопрос, учитывая, что ее муж Орвилл только что на него ответил, но если они хотят услышать это от нее, то на здоровье. Она была в кухне судьи Шинна – вот где. Пришла туда перед самым началом дождя с мясным пирогом, который испекла дома, поставила его в духовку на маленький огонь, приготовила овощи к ужину, а потом вернулась домой, собираясь несколько раз прибегать к судье и приглядывать за пирогом. Но из-за всего, что произошло, пирог сгорел, поэтому судье и мистеру Шинну вечером пришлось есть консервы. Да, она ушла из дома судьи около половины третьего. Нет, она была не одна, так как брала с собой Дебору. Дебби способна натворить больше бед, чем любой шестилетний ребенок в округе Кадбери, поэтому она ждет не дождется осени, чтобы девочка начала учиться…
Энди Уэбстер задал Милли вопрос, который ее озадачил:
– Миссис Пэнгмен, когда вы последний раз получали известия от вашего сына Мерритта?
– От Мерритта? Вчера – в понедельник утром. Пришло письмо авиапочтой из Японии. Мерритт служит там во флоте. А зачем вам…
* * *
По случаю великого события Матильда Скотт надела некогда дорогое платье и шляпу, модную во время войны. Давая показания, она не поднимала красивые глаза, постоянно ломала натруженные руки, а ее лицо с темными впадинами было испуганным. Казалось, она скрывает не только горе, но и стыд.
Очередным доказательством злого нрава судьбы, думал Джонни, было то, что ее соседом в ряду присяжных оказался Питер Берри.
В два тринадцать в субботу, сказала Матильда, она находилась в спальне мужа и свекра – чтобы ухаживать за двумя инвалидами, ей было удобнее поселить их в одной спальне. Она уверена насчет времени, так как в два часа должна была дать Эрлу лекарство – он принимает его ежедневно каждые четыре часа. После этого и до звонка Пру Пламмер около двадцати пяти минут четвертого она оставалась в спальне вместе с мужем, свекром и дочерью Джуди. Эрл нервничал, и Джуди читала ему журнал с вестернами – он любит ковбойские истории, и даже старому Сету Скотту они вроде бы нравятся, хотя он вряд ли что-то понимает… А она? Она убирала комнату.
– С двумя беспомощными мужчинами, особенно с моим свекром, убираться приходится все время, – добавила Матильда Скотт.
– Когда вы услышали новости от Пру Пламмер, миссис Скотт, вы сразу же отправились в дом Фанни Эдамс?
– Ну, я не хотела оставлять мужа, но Эрл сказал, что Джуди может о нем позаботиться – что она и делает сейчас – и чтобы мы с Дрейкли выяснили, что произошло. Поэтому Дрейкли и я сели в джип – он поставил машину в гараж из-за дождя, но джип все равно в результате промок, а грузовика у нас больше нет – и поехали.
– Дрейкли работал поблизости, пока вы и остальные члены семьи были в доме, миссис Скотт?
– Ну… не постоянно.
– Значит, Дрейкли какое-то время отсутствовал? – спросил Феррис Эдамс.
– Да. – Нервные руки стали двигаться быстрее.
– Где же был ваш сын, миссис Скотт?
– Он… он должен был кое-куда съездить для отца.
– Понятно. И когда же он уехал?
– Ну, Дрейкли работал все утро… Он уехал около половины второго.
– В вашем автомобиле?
– Да.
– А в котором часу он вернулся?
– Приблизительно без четверти три. Поговорил с отцом, переоделся и снова вышел работать. Я позвала его, когда услышала новости о тетушке Фанни.
– И куда же должен был съездить Дрейкли, миссис Скотт?
Матильда выглядела испуганной, и Джонни напрягся. Неужели они на что-то наткнулись?
Но у вины много лиц. В рассказе Матильды Скотт о субботнем распорядке сына не было ничего такого, что могло бы показаться человеку не слишком чувствительному причиной для ломания рук и испуга. Джонни не сомневался, что подобные истории случались здесь со всеми, кроме, возможно, семьи Берри. Дрейкли ездил в Комфорт попытаться занять деньги у Генри Уортингтона, президента комфортского банка. Так как банк по субботам закрыт, Дрейкли договорился встретиться с Уортингтоном у него дома. Мальчик оделся в самое лучшее и выехал в половине второго. Без четверти три он вернулся с пустыми руками. Вот и все. Но очевидно, этого было достаточно, чтобы Матильда Скотт вела себя как преступница.
Судья Шинн объявил перерыв до утра среды.
* * *
– Не знаю, что меня так интригует в этом деле, – признался Джонни вечером в кабинете судьи. – Разве только сама головоломка. Приходится искать недостающие фрагменты, как в картинке-загадке.
– Вы найдете их, – предсказал Феррис Эдамс. – А когда сделаете это, получите портрет нашего польского друга.
Энди Уэбстер прикусил сигару и сердито посмотрел на Эдамса.
– Я слушал вас весь день, – проворчал он. – Заткнитесь и позвольте мальчику говорить.
Эдамс усмехнулся.
– Заткнитесь оба! – рявкнул судья Шинн. – Насколько мы продвинулись за сегодняшний день, Джонни?
– С точки зрения статистики – достаточно далеко, – отозвался Джонни. – Сегодня дали показания девять человек. Но они позволяют нам исключить гораздо большее количество. К открытию заседания этим утром нам оставалось убедиться в невиновности двадцати восьми жителей Шинн-Корнерс.
В два тринадцать в субботу Питер Берри, Пру Пламмер, Хьюб Хемас, Хоузи Леммон и Кэлвин Уотерс находились в лавке Берри. Этих пятерых можно исключить. Двадцать восемь минус пять равняется двадцати трем.
Согласно показаниям Ребекки Хемас, она, ее дочь и близнецы-троглодиты в два тринадцать были дома. Сегодня вечером я расспросил по отдельности Томми и Дейва и даже побеседовал с Эбби, которая строила мне глазки. Они подтверждают алиби друг друга. Таким образом, исключаются еще четверо. Двадцать три минус четыре равняется девятнадцати.
Ширы находились в кабинете пасторского дома. Они также обеспечивают алиби друг другу. Остаются семнадцать.
Орвилл Пэнгмен заявил, что он, его сын Эдди и юный Джоэл Хэкетт в критический момент чинили крышу амбара Пэнгменов. Эдди и Джоэл это подтверждают – я говорил и с ними. Еще трое исключены – остаются четырнадцать.
Милли Пэнгмен и малютка Дебби были в этом доме, готовясь сжечь мясной пирог…
– Стойте! – прервал его Ашер Пиг. – Это не подтверждено.
– Подтверждено, – возразил Джонни. – Конечно, в этой волшебной сказке я поверю чему угодно, но не подтверждению времени шестилетней девчушкой, которая не отличит два тринадцать в субботу 5 июля от даты первого появления летающей тарелки.
Джонни улыбнулся.
– Мне повезло. Элизабет Шир сказала мне, что работала над отчетом школьному совету у окна в кабинете пасторского дома, которое выходит на Фор-Корнерс-роуд, откуда четко виден западный угол перекрестка и дом судьи. Она говорит, что видела, как прибыли Милли и Дебора и как они уходили примерно в то время, которое назвала миссис Пэнгмен. Миссис Шир уверена, что, если бы Милли Пэнгмен покидала этот дом в течение этого промежутка времени, она бы заметила. Так что Милли получает алиби без помощи маленькой мисс Деборы. Четырнадцать минус два равняется двенадцати.
Матильда Скотт, ее муж Эрл, ее свекор Сет Скотт и дочь Джуди в два тринадцать в субботу находились в одной и той же комнате дома Скоттов. Подтверждено Джуди, весьма смышленой юной леди. Остаются восемь.
Судья Шинн побарабанил по столу и потянулся за бренди.
– Продолжай, – буркнул он.
– Дрейкли Скотт уехал в час тридцать повидать жестокосердного банкира относительно долга. Я звонил упомянутому банкиру, который, несмотря на свое жестокосердие, обеспечил алиби юному Дрейкли. Мистер Генри Уортингтон заявляет, что в субботу в два тринадцать Дрейкли Скотт сидел напротив него в библиотеке его дома, слушая, что его отец уже достаточно задолжал комфортскому банку, поэтому пускай проповедует блестящие перспективы своей фермы где-нибудь еще. Остаются семь.
И это еще не все. Я исключил Мерритта Пэнгмена. Заявление его матери о письме авиапочтой из Японии, полученном вчера утром, создает бравому моряку железное алиби, несмотря на умные теории, которые могли бы изобрести в связи с этим авторы детективов.
Таким образом, на данный момент остаются шесть.
Какое-то время в кабинете царило молчание.
– Ну, – заговорил наконец Феррис Эдамс, – завтра утром с этой чепухой должно быть покончено.
Никто не отозвался.
* * *
Среда началась с выстрела. Они услышали его за завтраком и одновременно бросились к двери.
На перекрестке стоял пыльный автомобиль с откидным верхом. По бокам находились близнецы Хемас – из ружья Томми все еще шел дым. Бледный элегантный мужчина в светлом габардиновом костюме и серой фетровой шляпе сидел за рулем и громко ругался.
Когда они бежали через дорогу, из своего дома на южном углу выскочил Берни Хэкетт. Они объединили силы около автомобиля.
– Что нашло на этих громил? – вопрошал незнакомец негодующим фальцетом. – Вооруженные хулиганы преградили дорогу моей машине и имели наглость приказать мне возвращаться туда, откуда приехал! Когда я отказался, они выстрелили в воздух и пригрозили, что следующая пуля попадет прямиком в меня!
– Вы проживете дольше, мистер, если научитесь не спорить с оружием, – ухмыльнулся Томми Хемас. – Мы бы не стали стрелять в него, судья.
– Рад это слышать, – промолвил судья Шинн.
– Может быть, проделали бы дырку в его шикарной шляпе, – сказал Дейв Хемас. – Бьюсь об заклад, она стоит больше десяти баксов.
– Скорее все тридцать пять, – пробормотал Ашер Пиг.
– Я же велел вам, ребята, не связываться с людьми, проезжающими мимо! – напустился на близнецов Берни Хэкетт.
– Конечно, велел, Берни, – отозвался Томми Хемас. – Но этот тип не проезжал мимо. Он направлялся к дому тетушки Фанни.
– В чем дело? – заверещал элегантный мужчина. – Разве это не общественная дорога? Я не превышал скорости и не нарушал никаких ваших чертовых деревенских правил! Может быть, кто-нибудь объяснит?..
– Успокойтесь, сэр, – сказал судья. – Могу я спросить, кто вы и почему хотели посетить Фанни Эдамс?
– Можете спрашивать что угодно, но будь я проклят, если отвечу вам!
– Разумеется, сэр, вы не обязаны отвечать. Но это упростило бы дело.
– Уверен, что мое имя ничего вам не скажет, – буркнул мужчина. – Меня зовут Роджер Казавант.
– Художественный критик? – спросил Джонни.
– Ну и ну! Этот парень обладает хотя бы первобытной культурой…
– Черт возьми! – выругался Феррис Эдамс. – Это я виноват, судья. Мистер Казавант звонил вчера вечером. Я собирался рассказать вам об этом сегодня утром. Он спрашивал тетушку Фанни. Естественно…
– Естественно, – повторил судья. – Примите наши извинения, мистер Казавант. Вы сидели за рулем всю ночь?
– Большую ее часть!
– Тогда, возможно, вы присоединитесь к нашему скромному завтраку?.. Нет, машину оставьте здесь. – Судья бросил взгляд на близнецов. – Ребята позаботятся о ней, можете не сомневаться. Все в порядке, Берни…
Оказалось, что Роджер Казавант звонил спросить у тетушки Фанни, не может ли он приехать и повидать ее.
– Полагаю, – продолжал критик, слегка умиротворенный приготовленными Милли Пэнгмен ветчиной и яйцами, – меня можно назвать ведущим авторитетом в области творчества Фанни Эдамс. Я признал ее гениальность гораздо раньше остальных и льщу себя надеждой, что сделал кое-что для процветания ее карьеры. Она великая художница, джентльмены! Один из величайших современных примитивистов. Фактически я ее биограф. Больше года назад я замыслил описать ее жизнь и место в современном искусстве, а она любезно дала согласие и обещала сотрудничать, поставив только одно условие – что последнее слово в вопросе содержания книги должно принадлежать ей. Вчера вечером я позвонил сообщить, что первый рукописный вариант закончен. Я хотел попросить разрешения привезти его, чтобы мы могли обсудить изменения, которые она захотела бы внести. Но вместо этого, – Казавант бросил сердитый взгляд на Ферриса Эдамса, – какой-то тупица отказался звать ее к телефону и стал бормотать какую-то чушь. Я по-настоящему встревожился. В конце концов, миссис Эдамс очень старая леди и живет одна. Я решил ехать немедленно, и, похоже, мои худшие опасения оправдались!