Текст книги "Застекленная деревня"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Хэкетт сразу же позвонил судье Шинну, а как только положил трубку, ему позвонила Пру Пламмер, которая подслушала его разговор с судьей (мисс Пламмер сердито уставилась на него со «скамьи присяжных»), сообщить, что около без четверти два в заднюю дверь ее дома постучал бродяга и попросил поесть. Она отказала ему и видела, как он идет по Шинн-роуд, сворачивает к дому тетушки Фанни и направляется к ее кухонной двери. После этого Хэкетт позвонил доктору Кушмену в Комфорт, а потом прибежали судья Шинн и мистер Шинн…

– Когда вы впервые увидели тело, до прибытия судьи и мистера Шинна, – спросил Феррис Эдамс, – вы заметили часы-медальон, висящий на золотой цепочке вокруг шеи покойной?

– Заметил.

– В каком состоянии были часы?

– Камея спереди была разбита, и футляр открыт. Я подумал, что один из ударов не попал по голове, а пришелся по груди и разбил часы.

– Это те самые часы? – Эдамс протянул медальон Хэкетту.

– Да.

– Вещественное доказательство «Б», ваша честь… Какое время показывали часы, когда вы впервые их увидели?

– То же, что и сейчас. Тринадцать минут третьего.

– Они были не только разбиты, но и остановились?

– Да.

Констебль рассказал о прибытии Ферриса Эдамса, как тот сообщил, что недавно проехал по дороге мимо бродяги, как он, Хэкетт, уполномочил Эдамса, судью Шинна и Джона Шинна преследовать бродягу, как через несколько минут последовал за ними с отрядом и как они поймали бродягу, когда тот выбирался из болота возле Лягушачьего пруда.

– Вы поймали этого человека? – спросил Эдамс, указывая на Джозефа Ковальчика, сидящего с раскрытым ртом.

– Да.

– Он сразу вам подчинился, констебль?

– Он начал сопротивляться. Нам с трудом удалось его скрутить.

Хэкетт рассказал, как они доставили Ковальчика назад в деревню, поместили его в угольной кладовой церковного подвала, обыскали и нашли деньги, спрятанные под одеждой.

– Констебль, я показываю вам американские бумажные деньги в купюрах различного номинала, составляющие в сумме сто двадцать четыре доллара. Это те самые деньги, которые вы изъяли у обвиняемого во время обыска?

Берни Хэкетт взял купюры, перетасовал их и поднес к носу:

– Те самые.

– Откуда вы знаете?

– Во-первых, я положил их в конверт и пометил его…

– В этот конверт с надписью: «Деньги, взятые у заключенного в субботу 5 июля», сделанной вашим почерком?

– Да. Всего было тринадцать купюр – четыре двадцатидолларовые, три десятидолларовые, две пятидолларовые и четыре однодолларовые.

– У вас есть другая причина считать, что это те самые тринадцать купюр, которые вы взяли у обвиняемого?

– Конечно. Они пахли корицей и пахнут до сих пор.

– Ваша честь, я передаю конверт и его содержимое как вещественное доказательство «В» и думаю, нам всем следует понюхать банкноты.

Купюры были переданы защитнику, а от него присяжным. Все принюхивались. Запах корицы был слабым, но вполне определенным.

– Вы заявили, констебль Хэкетт, – продолжал Феррис Эдамс, – что, обнаружив тело тетушки Фанни, позвонили судье Шинну. Вы что-нибудь делали между обнаружением тела и телефонным звонком?

– Я выбежал из дома через кухонную дверь и быстро огляделся, думая, что, может, кого-то увижу. Тогда я не знал, сколько времени она мертва, и еще не заметил, что часы остановились.

– Говоря, что вы «быстро огляделись», констебль, вы имеете в виду, что стояли у кухонной двери или вы куда-то отходили?

– Я пробежал через задний двор, заглянул в амбар и в пристройку позади него…

– Вы входили в пристройку, констебль?

– Прошел через нее.

– Вы что-нибудь там видели?

– Ничего.

– И никаких дров?

– Под навесом было пусто, – сказал Берни Хэкетт.

– А позади сарая вы видели какие-нибудь признаки того, что там недавно кололи дрова?

– Не видел ни одной щепки.

– И нигде на участке вы не видели никаких признаков недавно наколотых дров?

– Нет, сэр.

– Свидетель ваш, судья Уэбстер.

Джонни отметил, что кончик носа старого Энди Уэбстера побелел от напряжения.

– Констебль, вы обследовали одежду подсудимого во второй половине дня в субботу 5 июля?

– Я и Хьюб Хемас. Когда мистер Шир спустился в подвал с сухой одеждой для заключенного, и мы сняли с него мокрую.

– Вы нашли следы крови на одежде обвиняемого?

– Нет, хотя я их искал. Но одежда промокла насквозь и перепачкалась грязью и болотной тиной. Любые следы крови на его одежде или на руках наверняка были смыты.

– Не говоря уже о вашем несанкционированном вмешательстве, констебль, вам, как служителю закона, не приходило в голову, что существует такая вещь, как химический анализ ткани, который может установить присутствие или отсутствие следов крови даже на мокрой одежде?

– Протестую!

– Протест отклонен, – мягко произнес судья Шинн.

– Не приходило, – мрачно буркнул Берни Хэкетт. – Как бы то ни было, у нас нет для этого приспособлений…

– В Одеме имеется современная лаборатория, которую полицейский департамент округа Кадбери регулярно использует для подобных целей – не так ли, констебль?

– Это неправильный перекрестный… – машинально начал Феррис Эдамс, но покачал головой и умолк.

– Констебль, что произошло с одеждой, которую вы сняли с обвиняемого?

– Элизабет Шир постирала ее…

– Иными словами, теперь невозможно установить присутствие или отсутствие следов крови. Констебль Хэкетт, вы пытались проявить отпечатки пальцев на орудии убийства?

Недоразвитый подбородок Хэкетта отвис.

– Отпечатки пальцев?.. Нет, судья Уэбстер. Я ничего не знаю об отпечатках. Да и кочерга была слишком перепачкана…

– Вы не посылали кочергу в специализированную полицейскую или любую другую лабораторию для обследования на предмет отпечатков?

– Нет…

– Вы прикасались к кочерге после субботы, констебль?

– Да. И я, и Хьюб Хемас, и мистер Эдамс, и Орвилл Пэнгмен… Думаю, все к ней прикасались… – Большие уши Хэкетта побагровели.

Феррис Эдамс бросил умоляющий взгляд на судью Шинна. Но судья сидел неподвижно.

– Еще вопрос, констебль. Исключительно для протокола. Где вы находились в субботу днем в тринадцать минут третьего?

Джонни расслабился. Он просил Эндрю Уэбстера установить местопребывание каждого свидетеля во время убийства и начал опасаться, что старик об этом забыл.

– Я? – удивленно переспросил Хэкетт. – Утром я ездил в Кадбери поговорить с Лайменом Хинчли о страховании картин тетушки Фанни, а потом поехал назад…

– В котором часу вы покинули страховую контору Хинчли?

– Около двух. Дождь только начался. Я вернулся без двадцати три, припарковал машину – помню, я разозлился на моего Джимми: он оставил свой велосипед посреди гаража, который рассчитан на один автомобиль. Мне пришлось выйти, и я промок до нитки…

– Это не важно, констебль. Значит, вам понадобилось сорок минут, чтобы приехать из Кадбери в Шинн-Корнерс. Следовательно, в два тринадцать вы находились где-то между Кадбери и деревней?

– Ну да. Я проехал двадцать восемь миль за сорок минут при скорости чуть больше сорока миль в час – значит, в два тринадцать я был милях в девяти от Кадбери и милях в девятнадцати от Шинн-Корнерс.

– Это все.

* * *

Следующим свидетелем Эдамс вызвал Сэмюэла Шира.

Маленький пастор медленно поднялся с последнего места в первом ряду присяжных. Джонни, сидевший прямо за ним, видел, как напряглись его костлявые плечи, и втянулась тощая шея. Он направился к креслу, где его ждал Берни Хэкетт с Библией. Казалось, прикосновение к мягкому переплету внушило ему уверенность, и он произнес присягу четким голосом.

Старый Энди Уэбстер поднес руку к глазам, словно боясь жуткого зрелища присяжного, готовящегося давать показания по делу об убийстве. Ашер Пиг внимательно наблюдал за происходящим.

– Мистер Шир, – сказал Эдамс, когда священник назвал свое имя и род занятий, – вы присутствовали в доме Фанни Эдамс утром 4 июля, за день до убийства, и разговаривали с ней тогда?

– Да.

– Не повторите ли вы жюри, о чем вы говорили?

Мистер Шир выглядел расстроенным. Его пальцы сжимались и разжимались. Обращаясь к связанному крючком коврику на полу, он рассказал, как миссис Эдамс отвела его в кухню для разговора и предложила ему двадцать пять долларов, чтобы купить жене новое летнее платье…

– Одну минуту, мистер Шир. Откуда тетушка Фанни достала деньги, которые предложила вам?

– Из одной из банок с пряностями на верхней полке кухонного шкафа. – Голос пастора дрогнул.

– Из какой именно банки? Она была как-нибудь помечена?

– Да. На ней было написано «Корица» печатными буквами, похожими на староанглийский шрифт.

– Это та самая банка, мистер Шир? – Эдамс поднял банку.

– Да.

Джонни пришлось напрячь слух, чтобы услышать ответ.

– Вещественное доказательство «Г», ваша честь. Руки Джозефа Ковальчика лежали на столе, а взгляд был устремлен на банку. Присяжные смотрели на него без всякого выражения.

– Мистер Шир, вы знаете, сколько денег осталось в банке после того, как тетушка Фанни дала вам двадцать пять долларов?

– Да…

– Ну и сколько же?

– Сто двадцать четыре доллара.

По комнате прошелестел легкий шорох, от которого зашевелись волосы на затылке у Джонни.

– Откуда вы знаете, что в банке осталось именно сто двадцать четыре доллара?

– Она сказала мне, что там лежат сто сорок девять долларов в банкнотах, не считая мелочи.

– А сто сорок девять минус двадцать пять равняется ста двадцати четырем. Значит, мистер Шир, вам это известно благодаря простому вычитанию?

– Да…

– Что тетушка Фанни сделала с банкой, когда отдала вам деньги?

– Она поставила ее на прежнее место на полке шкафа.

– В кухне?

– Да.

– И это произошло в пятницу – накануне убийства?

– Да.

– Благодарю вас, мистер Шир. Свидетель ваш.

Но Энди Уэбстер махнул рукой.

– Я вызываю следующим свидетелем, – робко произнес Феррис Эдамс, – э-э-э… судью Луиса Шинна.

* * *

Покуда судья Шинн вставал с кресла, подходил к приставу и произносил присягу как свидетель по делу, на слушании которого он председательствовал, Джонни потихоньку поднялся, выскользнул из комнаты, направился в кухню тетушки Фанни, нашел номер в телефонной книге на шкафу и назвал его оператору. Это был номер Кадбери.

– Офис Лаймена Хинчли, – ответил женский голос.

– Пожалуйста, позовите мистера Хинчли. Скажите ему, что это Джонн Шинн, кузен судьи Шинна. Я познакомился с ним на ленче в Ротари-клубе в Кадбери дней десять назад.

Отдающий металлом голос главного страхового агента в Кадбери послышался в трубке почти сразу же.

– Привет, Шинн! Наслаждаетесь отдыхом у судьи? Значит, Хинчли ни о чем не знает.

– Да, мистер Хинчли, отличный отдых, – ответил Джонни. – Рыбалка, прогулки… Но я хочу объяснить вам причину моего звонка. Это может показаться глупым, но у меня вышел спор с Берни Хэкеттом – вы знаете Берни, не так ли?

– Конечно, – усмехнулся Хинчли. – Никудышный констебль, но безобидный. Воображает себя страховым агентом.

– Да. Берни заявляет, что приезжал к вам в субботу за советом по поводу какой-то страховки и проехал назад двадцать восемь миль до Шинн-Корнерс за сорок минут по часам. Я сказал, что он не мог этого сделать на своем драндулете, но Берни клянется, что покинул ваш офис ровно в два. Это так, или он морочит мне голову?

– Думаю, так оно и было, Шинн. По крайней мере, Берни ушел отсюда около двух – помню, минуты через две начался дождь. А это было ровно в два.

– Тогда извините за беспокойство. Спасибо, мистер Хинчли…

* * *

Джонни вернулся на свой складной стул как раз вовремя, чтобы услышать окончание рассказа судьи Шинна об их субботних передвижениях и самому быть вызванным на свидетельское место.

Он полностью подтвердил показания судьи, включая встречу с Джозефом Ковальчиком под дождем примерно в миле с четвертью от деревни.

– Вы говорите, мистер Шинн, – сказал Феррис Эдамс, – что прошли мимо обвиняемого по дороге без двадцати пяти минут три. Насколько вы уверены в точности времени?

– Достаточно уверен. В половине третьего судья Шинн и я посмотрели на часы. Примерно через пять минут мы встретили Ковальчика, идущего в направлении Кадбери.

– В котором часу вы и судья Шинн вернулись в дом судьи?

– Около трех.

– Иными словами, вам потребовалось двадцать пять минут, чтобы добраться от места встречи с Ковальчиком до дома судьи?

– Да.

– Вы шли без остановок?

– Мы останавливались трижды, – ответил Джонни. – Первый раз, чтобы посмотреть вслед Ковальчику. Второй раз, когда Берни Хэкетт проехал мимо в своем автомобиле, не заметив нас, но забрызгав. И в третий раз на вершине Священного холма около хижины Хоузи Леммона.

– Сколько, по-вашему, времени заняли эти три остановки вместе?

– Может быть, минуту.

– А сколько времени вам понадобилось, чтобы преодолеть последний участок пути от дома тетушки Фанни до дома судьи?

– Думаю, не более двух минут.

– Значит, если вычесть эти две минуты и минуту задержек, путь от места встречи с Ковальчиком до дома миссис Эдамс занял у вас двадцать две минуты – двадцать пять минус три?

– Приблизительно, – согласился Джонни. – Чтобы ответить точно, нужно было иметь при себе хронометр.

– Вы и судья шли быстро?

– Да.

– А обвиняемый прошел мимо вас быстрым шагом?

– Да.

– Таким же быстрым, как шли вы двое, или более медленным?

– Право, не знаю. – Джонни пожал плечами. – Достаточно быстрым.

– Можно предположить, что он шел примерно так же быстро, как вы и судья?

– Протестую! – заворчал Энди Уэбстер.

– Протест принят, – сказал судья Шинн.

– Вы согласны, мистер Шинн, – продолжал Феррис Эдамс, – что если вам с судьей понадобилось двадцать две минуты ходьбы от места встречи с Ковальчиком на дороге до дома тетушки Эдамс, то Ковальчик преодолел расстояние от дома миссис Эдамс до места встречи за такое же время…

– Протестую!

– …и, следовательно, Ковальчик должен был покинуть дом в два тринадцать, то есть примерно во время убийства?

– Протестую! Ваша честь, я настаиваю, чтобы эти вопросы и ответы были вычеркнуты!

– Думаю, мы их оставим, судья Уэбстер, – отозвался судья Шинн.

Ашер Пиг ожесточенно потер уши, потом снова стал быстро писать в блокноте.

Феррис Эдамс напомнил о «подозрительных действиях» Ковальчика при виде двух мужчин под дождем («Да, сэр, он пустился бегом»). Энди Уэбстер при перекрестном допросе установил, что Джонни и судья несли ружья, давая понять, что посторонний, встретив на пустынной дороге двух вооруженных людей, мог испугаться и побежать, но не стал развивать эту тему.

Джонни вернулся на свое место среди присяжных, а Пиг вставил в свои записи еще несколько восклицательных знаков, так как обвинитель занял место свидетеля, передав свои обязанности судье!

Феррис Эдамс сообщил о том, как прибыл в дом миссис Эдамс в субботу в половине четвертого, как замечание о бродяге заставило его вспомнить человека, которого он видел несколько минут назад идущим под дождем по дороге в сторону Кадбери, как Берни Хэкетт уполномочил его и обоих Шиннов преследовать бродягу и о дальнейших событиях, включая «злонамеренный поступок» обвиняемого, столкнувшего в трясину его, Эдамса, автомобиль с целью затруднить преследование, – судя по тону Эдамса, этот эпизод все еще не давал ему покоя.

– Мистер Эдамс, – начал перекрестный допрос Эндрю Уэбстер, – вы заявили, что ваш визит к Фанни Эдамс во второй половине дня в субботу был вызван ее срочным требованием, чтобы вы приехали. Не сообщите ли вы нам подробности?

– Какое это имеет отношение к делу? – осведомился исполняющий обязанности обвинителя, на мгновение выйдя из роли и вновь став судьей.

– Все, что жертва делала или говорила перед убийством, ваша честь, особенно в терминах срочности, – ответил Энди Уэбстер, – может пролить свет на преступление. Если, например, у миссис Эдамс возникли какие-то неприятности с соседом, и она хотела обсудить их со своим внучатым племянником-адвокатом, то этот факт, безусловно, может оказаться важным.

– Отвечайте на вопрос, мистер Эдамс.

– Не могу, – сказал Феррис Эдамс. – Я не знаю, что ей было нужно. Она ничего мне не сообщила, а когда я прибыл к ней в дом, ее уже не было в живых.

Он добавил, что запер свой офис на Вашингтон-стрит в Кадбери в субботу около без пяти час – его секретарша была в отпуске, а ему было нужно пойти на ленч и повидать некоторых людей. Вернувшись около половины третьего, он нашел под дверью записку от Эмили Берри – жены Питера Берри, присяжного номер девять, – гласящую, что она с детьми в стоматологическом кабинете Эверетта Каплана, куда ему следует позвонить, так как у нее для него сообщение от тетушки Фанни. Он сразу же позвонил к доктору Каплану – Эмили Берри еще была там.

– Миссис Берри сказала, что моя тетя все утро пыталась мне дозвониться, но телефон был занят – я действительно все субботнее утро разговаривал по телефону насчет дела о недвижимости, повлекшее за собой судебный иск. Поэтому тетушка Фанни попросила ее зайти ко мне в офис и передать сообщение. Она прибыла туда около часа – спустя несколько минут после моего ухода на ленч – и, не застав меня, сунула под дверь записку о том, что тетя Фанни просит меня немедленно приехать к ней в Шинн-Корнерс.

Эдамс сказал, что сразу же выехал из Кадбери. Было не позже тридцати пяти минут третьего. Шел сильный дождь, и он потерял некоторое время, когда «дворник» на ветровом стекле заклинило и ему пришлось остановиться, чтобы исправить его. Прибыв в дом тети, он обнаружил там Берни Хэкетта и других, стоящих над мертвым телом Фанни Эдамс.

– И вы не догадываетесь, мистер Эдамс, что ваша тетя имела в виду?

– Нет. Она обычно вызывала меня только по поводу своих контрактов, и я думал, что так было и в тот раз. Мне и в голову не приходило, что это может быть связано с ее убийством, пока вы об этом не упомянули. Я и теперь думаю, что речь шла о контракте или каком-то деловом вопросе. Не вижу причин предполагать иное.

* * *

Когда Феррис Эдамс и судья Шинн вернулись в прежний статус, Эмили Берри подтвердила показания Эдамса. Для двойной роли присяжного-свидетеля жена лавочника нарядилась в цветастое шелковое платье, широкополую соломенную шляпу и белые перчатки до локтей, но ее суровые готические черты, простая прическа с узлом на затылке, напряжение отягощенной беременностью фигуры придавали ей облик манекена в витрине универмага.

Она говорила резким тоном, не сводя глаз с Джозефа Ковальчика. Если дать ей в руки вязанье, а на месте Ковальчика поместить гильотину, подумал Джонни, получится вылитая гражданка Дефарж.[31]31
  Дефарж – персонаж романа Чарлза Диккенса «Повесть о двух городах», фанатичная и злобная французская революционерка.


[Закрыть]

– Тетушка Фанни попросила меня передать сообщение Феррису Эдамсу, так как знала, что его контора находится в одном доме с приемной доктора Каплана. Не то чтобы мне нравились типы вроде Эверетта Каплана – он ведь брат Морри Каплана, который заведует кинопрокатом в Кадбери, а вы знаете, что там показывают, – но все говорят, что он лучший дантист в этих краях. Конечно, если бы не дети… Я посадила их в седан в начале первого – Дики, Зиппи, Сьюки и Уилли… Не знаю, почему Питер не мог избавить меня от этой работы, – ему приспичило оставаться дома и возиться с грузовиком, который обошелся в три тысячи долларов и вечно ломается, а в результате мне пришлось везти четырех озорников целых двадцать восемь миль туда и обратно!

– Будьте так любезны, миссис Берри… – начал Феррис Эдамс.

– Я ведь даю показания, верно? Мне кажется, если свидетелю есть что сказать, его должны выслушать!

– Да, если свидетель будет выступать по делу, – заметил судья Шинн.

– Я сейчас к этому перейду, если вы перестанете меня перебивать, – сурово промолвила Эмили Берри. – Ну, я приехала в Кадбери около часа и была вынуждена карабкаться на четвертый этаж в ваш офис, мистер Эдамс, – хотя там есть лифт, дети потребовали идти пешком. Если бы они вели себя нормально, мне бы не пришлось…

– Вы обнаружили мою дверь запертой и написали мне записку… – с отчаянием в голосе произнес Эдамс.

– Да, и сунула ее под дверь. Потом мы спустились к доктору Каплану – нам назначили прием на час, но мы опоздали, и его медсестра была недовольна. Ничего, я тоже сказала ей пару слов! Приходится следить за зубами детей – они постоянно прибегают в лавку и едят невесть что. Мы освободились только после трех…

– Мой телефонный звонок, – со вздохом напомнил Эдамс.

– Разве я это упустила? Вы позвонили мне в приемную дантиста около половины третьего и сказали, что нашли под дверью мою записку, а я передала вам сообщение от тетушки Фанни. После трех мы отправились на новую автостоянку за Биллингс-Блок, где берут тридцать пять центов в час, а это просто безобразие. На улицах абсолютно негде припарковаться…

– Вы усадили детей в машину и выехали назад в Шинн-Корнерс, – прервал ее Эдамс. – В котором часу, миссис Берри?

– Господи, откуда мне знать? И вы бы не знали, если бы вам пришлось отпирать автомобиль, сажать в него всю компанию и выезжать со стоянки задним ходом, покуда десятилетний мальчишка колотит свою шестилетнюю сестру, а малышня вопит и пытается влезть к вам на колени…

– Когда вы вернулись домой, миссис Берри?

– Как я могу на это ответить? И почему я вообще должна отвечать? – неожиданно резко осведомилась Эмили Берри. – Кого здесь судят? Какая разница, где и когда я была? Очевидно, я вернулась в начале пятого – деревня уже ходуном ходила из-за этого ужасного бродяги, забившего до смерти тетушку Фанни…

– Протестую!

– Но ведь это сделал он, верно? По-моему, здесь слишком много суеты из-за того, что всем и так известно. Конечно, его нужно судить и так далее, но, если хотите знать мое мнение, он заслуживает, чтобы его просто вздернули, как у нас делали раньше. Моя бабушка говорила мне, что ее дедушка видел собственными глазами, когда был мальчиком…

Последние замечания не вычеркнули из протокола, но Энди Уэбстер благоразумно отказался от перекрестного допроса. Судья Шинн постучал штопальным «грибом» тетушки Фанни и объявил перерыв до десяти часов завтрашнего утра.

Впоследствии судья говорил, что это казалось единственным способом положить конец показаниям Эм Берри.

Джозеф Ковальчик покидал дом тетушки Фанни, вцепившись в руку констебля Хэкетта и бросая взгляды через плечо. Его бледные губы шевелились, словно он твердил самому себе нечто важное. Берни Хэкетт сказал, что Ковальчик, должно быть, говорил по-польски.

* * *

Вечером, когда Милли Пэнгмен убрала посуду после обеда и побежала домой, судья и его четыре гостя сидели в кабинете с бренди и сигарами, посмеиваясь над первым днем процесса. Судья Шинн составил список ошибок и нарушений, занимающий несколько страниц, и юристы изучали его, как нашкодившие мальчишки. Ашер Пиг заявил, что освещал в прессе немало судов над убийцами, будучи репортером в Бостоне и Нью-Йорке, но данное дело займет главнейшее место в его перечне.

– Вы, джентльмены, будете увековечены в анналах вашей благородной, но лишенной юмора профессии, – говорил редактор, размахивая стаканом бренди, – как пионеры нового направления в юриспруденции – судебного процесса в виде остроумной музыкальной комедии, которая наверняка станет хитом в ваших пыльных юридических талмудах.

– Это было бы забавно, Аш, если бы не два обстоятельства, – сказал судья.

– Какие?

– Тетушка Фанни и Джозеф Ковальчик.

Когда они возобновили разговор, в нем уже не звучали юмористические нотки.

– Я хочу, Феррис, чтобы вы продолжали расспрашивать каждого вашего свидетеля, – говорил судья Шинн, – об их передвижениях в субботу. Это идея Джонни, и она может кое-что нам дать.

– Но зачем, судья? – спросил Феррис Эдамс. – Вы всерьез подозреваете одного из ваших соседей в убийстве тетушки Фанни?

– Я никого не подозреваю. Все, что мы делаем, – это хватаемся за шанс проверить каждого, находящегося в поле зрения, с помощью этого шутовского процесса. Точно такую же проверку перед предъявлением обвинения произвела бы полиция и прокуратура штата.

– Думаю, это очень важно, – кивнул старый Энди. – Лично я не верю, что преступление совершил Ковальчик. А если это сделал не он, значит, кто-то другой в этом богом забытом месте.

– Почему вы утверждаете, что виновен не Ковальчик, судья Уэбстер? – всполошился Эдамс.

– Потому что, – ответил старик, – я верю его истории.

– Но улики…

– Это ни к чему нас не приведет, – прервал его судья Шинн. – Джонни, ты и рта не открываешь. О чем ты думаешь?

Джонни нахмурился:

– Возникает любопытная ситуация. Если она сохранится…

– В каком смысле любопытная? – осведомился Пиг.

– Сегодня давали показания семь человек – четверо жителей Шинн-Корнерс и трое посторонних. Из них шестеро не могли убить Фанни Эдамс. Возьмем сначала троих посторонних. Доктор Кушмен из Комфорта…

– Надеюсь, вы не подозреваете старого дока Кушмена? – фыркнул Пиг. – Он такая же угроза для Шинн-Корнерс, какой был доктор Дафоу для Колландера в Северном Онтарио![32]32
  Дафоу, Аллан Рой (1883–1943) – канадский врач-акушер, 8 мая 1934 г. добившийся успеха при родах женщины, произведшей на свет пятерых близнецов в городе Колландер, провинция Онтарио.


[Закрыть]

– Подозрение – не то слово, – сказал Джонни. – Это математическая проблема. Нужно исключить определенное число не подозреваемых, а просто факторов. Согласно показаниям доктора Кушмена, в субботу он принимал пациентов примерно от часа до пяти. После этого мы сделали перерыв, и я позвонил его медсестре, притворившись пациентом, который приехал в приемную Кушмена в Комфорт в субботу в четверть третьего, но не смог войти, так как дверь была заперта. Сестра с возмущением ответила, что в четверть третьего приемная была открыта, что она и доктор находились там, и что у дома стояла машина Кушмена, которую я должен был видеть. Она кое-что добавила, но с меня было довольно. В субботу в два тринадцать, когда убили Фанни Эдамс, доктор Кушмен был в Комфорте. Значит, его можно вычеркнуть. Второй посторонний – я сам…

– Вы?! – воскликнул Феррис Эдамс.

– А почему нет? – усмехнулся Джонни. – Тем более, что мое алиби подтверждает верховный судья Луис Шинн. В субботу в два тринадцать я вместе с вышеупомянутым видным юристом шлепал по лужам под проливным дождем между Лягушачьим прудом и Священным холмом. Мы не могли находиться дальше чем в трех пятых мили от пруда, а это означает, что в тот миг, когда кочерга опустилась на голову бедной старой леди, от Шинн-Корнерс нас отделяли почти две с половиной мили.

– Мне остается только поблагодарить Эмили Берри, – сказал Эдамс, – несмотря на ее словесный понос.

– Да, Эмили Берри подтверждает ваше заявление, что в субботу в половине третьего вы нашли ее записку под дверью вашего офиса, позвонили ей и выехали в Шинн-Корнерс. Значит, вы не могли находиться в двадцати восьми милях отсюда всего лишь семнадцатью минутами раньше.

Теперь, – продолжал Джонни, – перейдем к местным жителям, которые давали сегодня показания. По словам Берни Хэкетта, в субботу в два часа дня он покинул контору Лаймена Хинчли в Кадбери. По его расчетам, в два тринадцать он должен был находиться милях в девятнадцати от Шинн-Корнерс. Я позвонил в офис Хинчли, и он подтвердил, что Хэкетт ушел оттуда в субботу около двух. Значит, Хэкетт не мог убить Фанни Эдамс.

Судья Шинн подтверждает мое алиби – следовательно, я подтверждаю его. Конечно, мы могли вместе проломить голову тетушке Фанни и подстроить алиби друг другу, но даже эта притянутая за уши теория может быть опровергнута. Ковальчик проходил мимо нас по дороге, когда мы направлялись в Шинн-Корнерс, и мы все еще находились почти в двух милях от деревни.

Вы, Эдамс, подтвердили пребывание Эмили Берри в приемной доктора Каплана в Кадбери, когда позвонили ей в половине третьего, и я уточнил это в офисе Каплана.

Сегодняшние показания Сэмюэла Шира ограничивались банкой из-под корицы и деньгами, так что формально его еще предстоит исключить. – Джонни улыбнулся. – Но почему-то мистер Шир меня не слишком беспокоит.

– Иными словами, – сказал судья, – из тридцати пяти человек, составляющих население Шинн-Корнерс, включая Мерритта Пэнгмена, находящегося где-то в Тихом океане, семеро исключены благодаря сегодняшним показаниям и твоим проверкам, Джонни, – Берни Хэкетт, я, Эмили Берри и ее четверо детей.

– Остается всего лишь исключить еще двадцать восемь. – Джонни потянулся и зевнул. – Должен сказать, наш образ жизни несколько утомителен. Кто за то, чтобы сыграть в покер?

* * *

Первым свидетелем во вторник утром был Питер Берри.

Толстый лавочник, более чем когда-либо походивший на Уильяма Дженнингса Брайана, принес присягу и сел на свидетельское место, стараясь держать под контролем свою улыбающуюся физиономию. Джонни видел, что он нервничает, словно быть опрашиваемым в присутствии клиентов сулило неприятные перспективы. Берри все время откашливался и вытирал лоб.

После отъезда жены и детей в седане к дантисту в субботу, заявил Берри, он работал в лавке. Приблизительно без четверти два лавка опустела, и он с Кэлвином Уотерсом отправился в соседний гараж посмотреть, что случилось с его новым грузовиком.

– Утром Кэлвин вернулся после доставки товаров, а когда снова начал заводить грузовик, тот ни в какую. Он испугался, думая, что я стану его винить. Фактически я так и сделал. Кэлвин не только испортил грузовик, но и поставил его в моем гараже так, что он блокировал выезд тягача, поэтому, если бы кто-то заявил об аварии, я бы не смог сразу вывести тягач из гаража, и клиент обратился бы в мастерскую Эмерсона в Комфорте.

– Мистер Берри…

– Как бы то ни было, Кэлвин остался посмотреть, в чем дело. Мы провозились в гараже минут десять…

– Вы имеете в виду, мистер Берри, – прервал его Феррис Эдамс, – что вошли в ваш гараж в час сорок пять с Кэлвином Уотерсом. Вы видели обвиняемого, идущего по Шинн-роуд?

– Нет, – с сожалением ответил Берри. – Мы оба работали спиной к дороге. Иначе я бы наверняка его заметил. Но примерно через десять минут я услышал, как в моей лавке звякнул колокольчик…

– Колокольчик над дверью, который звенит, когда она открывается и закрывается?

– Да.

– И вы услышали звонок без пяти два?

– Да, поэтому мы вернулись в лавку…

– С Кэлвином Уотерсом?

– Ага. – Берри посмотрел на присяжного номер одиннадцать, как показалось Джонни, весьма злобно. Очевидно, деревенский мастер на все руки подумал так же – он скорчился под взглядом Берри, как червяк, на которого наступили. – Кэлвин не имеет в виду ничего дурного, но если его оставить рядом с машиной, он начинает в ней копаться, как будто что-то понимает. Вы не представляете, сколько вреда он причинил. Поэтому я стараюсь не оставлять его в гараже одного.

– Понятно. Продолжайте, мистер Берри.

– Ну, как только мы вернулись в лавку, колокольчик не переставал звонить…

– Сколько покупателей приходило в лавку от без пяти два, скажем, до половины третьего, мистер Берри? – спросил Феррис Эдамс. – Сколько раз звонил колокольчик?

Берри задумался – изгибы его лица двигались причудливым образом.

– Шесть!

– Шесть покупателей?

– Шесть раз звонил колокольчик. Три раза при входе и три при выходе. Значит, покупателей было трое.

– Ясно. Кто был первым, который пришел без пяти два?