355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эллери Куин (Квин) » Застекленная деревня » Текст книги (страница 3)
Застекленная деревня
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 05:11

Текст книги "Застекленная деревня"


Автор книги: Эллери Куин (Квин)



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

* * *

Когда спели «Звездно-полосатое знамя»,[18]18
  «Звездно-полосатое знамя» – национальный гимн США на слова Фрэнсиса Скотта Ки (1780–1843), положенные на мелодию английской песни «К Анакреону в небесах».


[Закрыть]
Питер Берри поспешил в свою лавку, дети побежали за ним покупать игрушечные пистолеты и жвачку, а взрослые рассеялись на группы, обсуждая погоду, урожай и цены, Джонни взял старика за руку и повел его в лес позади его дома.

– Прекрасная речь, судья, – сказал Джонни, – как и все речи.

Судья Шинн остановился и посмотрел на него:

– Что я такого сказал, Джонни, чему ты не веришь?

– О, я верю всему. – Джонни пожал плечами. – Но что я могу сделать? Хотите сигарету?

Судья раздраженно покачал головой.

– Когда немой говорит с глухим, результатом бывает гробовое молчание. Давай пройдемся.

Они долго бродили по лесу. Наконец судья остановился, сел на упавшее дерево и прихлопнул комара.

– Не знаю, что со мной сегодня, – сказал он.

– Совесть янки бунтует против демонстрации искренних эмоций, – улыбнулся Джонни.

– Я не это имел в виду. – Судья сделал паузу, словно подыскивая слова. – Весь день у меня странное чувство…

– Чувство?

– Так бывает, когда просыпаешься душным безветренным утром. Когда воздух весит тонну и тебе нечем дышать.

– Вы давно не были у врача? – беспечно осведомился Джонни.

– На прошлой неделе, – проворчал старик. – Он говорит, что я проживу до ста лет.

Джонни помолчал.

– Конечно, это связано с Шинн-Корнерс, – сказал он наконец. – Вы сами говорили, что теперь нечасто приезжаете сюда. Меня это не удивляет. Мрачноватое местечко.

– Ты веришь в предчувствия, Джонни? – внезапно спросил судья.

– Конечно.

Старик поднялся с бревна и достал носовой платок.

– Я обещал Матильде Скотт, что приведу тебя познакомить с Эрлом. Господи, какая жара!

На следующий день тетушка Фанни Эдамс была убита.

Глава 2

Он был прижат к шаткой стене; вглядываясь сквозь дыру в холод тьмы, вдыхая зловоние из переулка за стеной, твердил, что он просто парень из Оклахомы, который собирался целоваться со своей девушкой в старом автомобиле под ивой у освещенной луной реки… Но они гасили об него сигареты и требовали сказать, что он сбрасывал со своего самолета на их деревни. Дыра в стене становилась все больше и больше, пока не превратилась в целую комнату, а он дергался, как форель на крючке, пытаясь увернуться от жалящего огня…

Джонни открыл глаза, лежа в темной комнате, покрытый потом.

– Кто здесь? – спросил он.

– Я, – послышался голос судьи. Палец старика протыкал в нем дырки. – Спал ты беспокойно, но разбудить тебя было нелегко. Вставай, Джонни!

– Который час?

– Почти пять. До пруда идти три мили, а крупная рыба клюет рано.

Они зашагали по Шинн-роуд, неся снаряжение для рыбалки и лагеря, – судья настоял на том, чтобы провести у пруда столько времени, сколько позволит небо, уже на рассвете грозившее дождем.

– Для такого старика, как я, полдня лучше, чем ничего, – заметил судья.

Каждый нес ружье, взятое из запертого ящика комода, где оружие, завернутое в промасленные тряпки, лежало среди коробок с патронами. Старый юрист не любил охоту ради развлечения – на территории его усадьбы висели объявления, строго запрещающие отстрел фазанов и ланей. Но охоту на кроликов, сурков и других вредителей он считал честной игрой.

– Когда клев закончится, мы поищем кроликов. Их здесь полным-полно – они спускаются в долину и пакостят на фермах. Может, удастся подстрелить лисицу. От них в этом году тоже достаточно вреда.

Он вручил Джонни 20-калиберную двустволку для кроликов, а себе взял ружье 22-го калибра, способное, по его словам, нагнать страху на чертовых сурков. Судья вздохнул, жалея, что рядом не трусит старая Поки, рыжий сеттер. Покахонтас[19]19
  Покахонтас (Ребекка Ролф) (1595?–1617) – дочь индейского вождя Паухатана, спасшая от казни английского капитана Джона Смита.


[Закрыть]
была его последней охотничьей собакой, ее фотография в рамке висела на стене кабинета, а за гаражом Джонни видел ее могилу.

– Мы с Поки славно проводили время в лесу, – промолвил судья Шинн.

– Несомненно, охотясь на бабочек, – усмехнулся Джонни.

Судья покраснел и пробормотал, что покончил со всеми глупостями сто лет назад.

День начался мирно, и ничто не омрачало удовольствия, кроме пасмурного неба. Они наловили лягушек для приманки и отплыли в старой плоскодонке, которую судья привез к пруду неделю назад. Им удалось поймать куда больше окуней, чем они надеялись. Потом они вытащили лодку на берег и снова забросили удочки. Улов содержал не только щук, но и пару форелей, что, по словам судьи, было событием века, так как считалось, что форели уже давно перевелись в Лягушачьем пруду.

– А я еще болтал вчера о дурных предчувствиях! – усмехнулся старик. – Ложная тревога.

Расположившись у края пруда, они сварили форель и полакомились восхитительной рыбой вместе с охлажденным в воде пивом и овсяным хлебом Милли Пэнгмен. Джонни приготовил кофе, пока судья разрезал пирог с апельсином и смородиной, который тетушка Фанни Эдамс прислала вчера вечером с маленькой Синтией Хэкетт.

– Не испытываю никакого желания убивать, – сонно произнес судья после сытного обеда. – К черту сурков. – Он расстелил пончо и заснул, как маленький мальчик после пикника.

Джонни тоже лег, надеясь, что ему не приснятся десять тысяч человек в желтой камуфляжной форме и с желтыми лицами, стреляющие в него из русских винтовок.

Пока они спали, начался ливень, и оба промокли до нитки, прежде чем успели подняться.

– Я когда-нибудь говорил вам, что приношу несчастье? – пропыхтел Джонни.

Часы судьи показывали самое начало третьего. Они спрятались под большим буком, глядя на небо и пытаясь определить его дальнейшие намерения. Деревья вокруг пруда трещали под ударами молний – одна угодила в сосну в нескольких футах от них.

– Предпочитаю утонуть на дороге, чем быть убитым электротоком под деревом! – крикнул судья. – Давай выбираться отсюда!

Они перевернули лодку, быстро собрали снаряжение и побежали к дороге. В половине третьего по часам судьи они находились в полумиле от вершины Священного холма. Ливень нахлестывал вовсю.

– Неплохо! – прокричал старик. – Прошли почти полпути! Как себя чувствуешь, Джонни?

– Предаюсь приятным воспоминаниям, – отозвался Джонни, клянясь себе, что больше не взглянет ни на одну рыбу. – По этой дороге ездит какой-нибудь транспорт?

– Давай помолимся.

– Хоть бы что-нибудь проехало на колесах! Впрочем, нам подошел бы и глиссер.

Спустя пять минут в поле зрения на противоположной стороне дороги появилась сгибающаяся под дождем фигура, бредущая им навстречу.

– Эй! – окликнул Джонни. – Наслаждаетесь плаванием?

Человек вздрогнул и уставился на них. Это был худощавый мужчина среднего роста, с сединой на висках, чахлой светлой бороденкой, темно-серым, как небо над головой, лицом и робкими блестящими глазами. Дождь проделал желобы в полях его зеленой шляпы, заливая ему лицо; черные залатанные штаны прилипли к ногам, а светлый твидовый пиджак с кожаными латками на локтях висел на нем, как мокрый бумажный куль. В руке он держал маленький черный саквояж из какого-то дешевого материала, который разошелся по швам и был перевязан веревкой. Буквально через секунду незнакомец отвел взгляд и пустился бегом, топая по воде бесформенными башмаками.

Джонни и судья уставились ему вслед.

– Интересно, кто это, – сказал судья. – Никогда его здесь не видел.

– Думаю, иностранец, – пожал плечами Джонни. – В США он нигде не мог бы купить такую зеленую велюровую шляпу.

– Возможно, какой-нибудь бродяга, направляющийся в Кадбери искать работу на фабрике. Как по-твоему, Джонни, почему он убежал?

– Очевидно, при виде двух вооруженных людей вспомнил о народной полиции на своей родине.

– Господи! – Судья слегка передвинул свое ружье. – Надеюсь, беднягу подвезут.

– Лучше надейтесь, что кто-нибудь подвезет нас.

Вскоре позади них появился старый серый седан, разбрызгивающий воду, как моторная лодка. Они повернулись и закричали, но машина ехала со скоростью более сорока миль в час и, прежде чем они успели открыть рот, промчалась мимо них и скрылась за холмом.

– Это автомобиль Берни Хэкетта, – проворчал судья. – Черт бы его побрал! Он даже не заметил нас.

– Бодритесь, ваша честь. Осталось около мили.

– Мы можем остановиться в хижине Хоузи Леммона, – с сомнением произнес судья. – Она на вершине холма в лесу, недалеко от дороги.

– Нет уж, благодарю покорно. С меня довольно грязных хижин. Я направляюсь в ваш дом к чистому полотенцу.

Когда они поднялись на Священный холм, судья воскликнул:

– А вот и сам старый Леммон идет домой!

– Еще один пионер, – буркнул Джонни. – Неужели у него нет машины, коляски или мотоцикла?

– У Хоузи ничего нет. – Судья Шинн нахмурился. – Что он здесь делает? Ведь он нанялся работать к Скоттам.

– Очевидно, предпочитает жить на возвышенности.

Судья окликнул седобородого отшельника, но если Леммон и слышал его, то предпочел не обратить внимания и исчез в ветхой лачуге с ржавой дымовой трубой на крыше.

Больше они не видели ни людей, ни машин. К трем часам они прибыли в дом судьи, как моряки, потерпевшие кораблекрушение, на спасительный берег, быстро переоделись в сухое и в четверть четвертого уселись в гостиной со стаканами виски и тряпками для чистки ружей, когда зазвонил телефон.

– Это уже не по-соседски, – вздохнул судья и снял трубку.

Берни Хэкетт более гнусавым голосом, чем обычно, сообщил, что только что вошел в дом тетушки Фанни Эдамс и обнаружил ее на полу студии, мертвую, как очищенная кукуруза.

– Тетушка Фанни мертва?! – воскликнул судья Шинн.

Джонни поставил свой стакан.

Судья положил трубку и повернулся к нему.

– Сердце? – спросил Джонни, жалея, что не может смотреть в другую сторону.

– Мозги. – Судья шарил руками по сторонам. – Берни Хэкетт говорит, что мозги разбрызгались по ее платью. Где же мое ружье?

* * *

Они прошлепали по лужам к парадной двери дома Фанни Эдамс, но та оказалась запертой. Судья Шинн постучал дверным молотком.

– Берни! Это я, Луис Шинн!

– Я запер дверь, судья, – послышался голос Берни Хэкетта. – Подойдите к кухонной двери.

Они побежали к восточной стороне дома. Кухонная дверь была распахнута, а в проеме стоял смертельно бледный констебль Хэкетт. Холодная вода текла из крана в раковину, как будто он только что ею пользовался. Констебль закрыл кран и сказал:

– Входите.

В дверях собралась лужа мутной воды. На шелковистом линолеуме виднелись грязные следы больших ног Хэкетта.

Маленькая кухня выглядела вполне современной, с электроплитой, большим холодильником и мусоропроводом возле раковины. На столе стояли тарелка с наполовину съеденным куском вареного окорока и картофельным салатом, блюдо с вишневым пирогом, кувшин молока и чистый стакан.

Судья медленно направился к двери в стене напротив.

– Позвольте мне, – сказал Джонни. – Я к этому привык.

– Нет.

Открыв дверь, старик шагнул в комнату. Джонни последовал за ним. Позади констебль Хэкетт разговаривал по телефону, сердито требуя у оператора соединить его.

Студия была почти квадратной. Две ее внешних стены состояли почти сплошь из стекла, выходя на север и на запад. С северной стороны открывался вид на кукурузное поле Мертона Избела, тянущееся почти до горизонта, а с западной – на церковь и кладбище за каменной оградой.

Фанни Эдамс лежала на полу, напоминая маленькую груду костей, покрытую испачканным красками халатом; струйки крови на ее висках уже приобретали цвет грязи; старческая сморщенная рука с голубыми венами все еще сжимала кисть. На мольберте позади нее стояла картина. Палитра, упавшая на пол у северного окна, испачкала пол краской.

Вернувшись в кухню, Джонни взял с полки чистое льняное полотенце и снова вошел в студию. Берни Хэкетт положил трубку и последовал за ним.

Джонни накрыл полотенцем лицо и руку мертвой женщины.

– Два тринадцать, – сказал судья. – Запомните это время. – Он повернулся к закопченному камину в южной стене, делая вид, что разглядывает его.

Джонни присел на корточки. Оружие валялось на полу рядом с телом. Это была длинная чугунная кочерга, выщербленная огнем. Кровь на ней уже засохла.

– Кочергу взяли с камина? – спросил Джонни.

– Да, – не оборачиваясь, ответил судья. – Ее выковал дед тетушки Фанни, Томас Эдамс, в кузнице, которая некогда находилась на участке. Даже в смерти она не могла избавиться от прошлого.

«А кто может?» – подумал Джонни.

– Взять хотя бы эту комнату. Раньше здесь была кухня. Когда Гершом умер, а тетушка Фанни занялась живописью, она отделила восточный край для маленькой современной кухни, а остальное превратила в студию. Снесла старые северную и восточную стены, впустила свет, выложила новый пол, встроила стенные шкафы, но оставила старый камин – говорила, что не может без него жить. – Судья Шинн горько усмехнулся. – В результате это ее и убило.

– В два тринадцать, – сказал Берни Хэкетт.

– Знаю, констебль, – отозвался Джонни. – Вы не трогали медальон?

– Нет. – Голос Хэкетта звучал холодно.

Старомодные часы-медальон на золотой цепочке, которые Джонни вчера видел на Фанни Эдамс, все еще висели у нее на шее. Но они умерли вместе с ней. Один из страшных ударов не попал по голове, а пришелся на медальон, разбив крышку с камеей. Стрелки на треснувшем циферблате с римскими цифрами показывали наступление момента вечности – два тринадцать. Тринадцать минут третьего, в субботу 5 июля. На футляре часов четко виднелась полоска сажи, оставленная кончиком кочерги.

Джонни поднялся.

– Как ты обнаружил ее, Берни? – Судья наконец повернулся – его длинное лицо казалось застывшим.

– Я давно уговаривал тетушку Фанни застраховать ее картины, – сказал Хэкетт. – Лаймен Хинчли выписал ей страховку от пожара на дом и мебель, но в этом шкафу у нее больше сотни картин, которые стоят целое состояние. Вчера я наконец убедил ее сообщить мне рыночную цену картин. Поэтому сегодня я поехал в Кадбери повидать Лаймена Хинчли насчет страховки, уточнил все цифры и вернулся сюда, чтобы сообщить их ей. Тогда я и нашел ее лежащей здесь.

– В котором часу это было, Берни?

– За минуту-две до того, как я сообщил вам, судья.

– Нам лучше позвонить коронеру в Кадбери.

– Незачем ему звонить, – быстро сказал Хэкетт. – Я уже звонил доку Кушмену в Комфорт, пока ждал вас здесь.

– Но Кушмен всего лишь заместитель коронера в Комфорте, Берни, – терпеливо объяснил судья Шинн. – Это криминальная смерть, которая находится под юрисдикцией коронера округа. Кушмену все равно придется обратиться к Барнуэллу в Кадбери.

– Кушмен ни к кому не будет обращаться, – проворчал Хэкетт. – Я ничего ему не рассказал, только попросил приехать немедленно.

– Почему? – сердито осведомился судья.

– Просто не захотел. – Недоразвитый подбородок внезапно выпятился.

Судья Шинн уставился на него. В этот момент завыла деревенская пожарная сирена. Звук становился все громче и громче, наполняя дом.

– Кто ее включил?

– Я только что позвонил Питеру Берри, чтобы тот послал Кэлвина Уотерса в пожарное депо включить сирену. Это соберет всех.

– Еще как! – Судья резко повернулся к двери в кухню. Лишенный подбородка констебль не сдвинулся с места. – Уйди с дороги, Берни. Я должен позвонить в полицию штата и шерифу…

– Незачем, судья, – сказал Хэкетт.

– Ты уже им звонил?

– Нет.

– Не морочь мне голову, Берни Хэкетт! – рявкнул судья. – Я и так сам не свой. Это дело об убийстве. Нужно уведомить соответствующие власти…

– В Шинн-Корнерс я соответствующая власть, не так ли, судья? – прервал его Хэкетт. – Я избранный констебль. Закон гласит, что я могу обращаться за помощью к шерифу округа, когда это необходимо. А сейчас в этом нет надобности. Скоро мы соберем отряд и начнем охоту.

– Но созыв отряда для поимки преступника – функция… – Судья Шинн оборвал фразу. – Охоту? За кем, Берни? Что ты утаиваешь?

Хэкетт быстро заморгал.

– Я ничего не утаиваю, судья. Просто не успел рассказать. Пру Пламмер позвонила мне сюда, когда я положил трубку после разговора с вами. Сказала, что ошибочно приняла ваши два звонка за ее три, ну и, как обычно, подслушала разговор. Пру сообщила мне кое-что, прежде чем начала распространять новости по всей деревне. Примерно в четверть второго в ее заднюю дверь постучал бродяга – опасный на вид иностранец, говоривший на ломаном английском. Она толком его не поняла, но вроде бы он просил поесть. Пру прогнала его… – Хэкетт откашлялся, – но она говорит, что он пошел по Шинн-роуд и свернул к кухонной двери дома тетушки Фанни.

– Бродяга? – переспросил судья.

Он посмотрел на Джонни, который стоял спиной к нему, глядя в северное окно на амбар и пристройку Фанни Эдамс и тянущееся позади кукурузное поле Избела.

– Бродяга, – кивнул констебль Хэкетт. – Вы отлично знаете, судья, что никто в Шинн-Корнерс не стал бы бить по голове тетушку Фанни. Ее убил бродяга, и он не мог уйти далеко пешком в такой ливень.

– Бродяга, – снова повторил судья.

Сирена умолкла, и наступившую тишину сменили звуки на дороге и в саду, а затем топот ног в кухне.

Судья Шинн внезапно потянул дверь на себя и вышел в кухню вместе с Берни Хэкеттом. Джонни услышал сердитое женское бормотание и успокаивающий голос судьи.

Дождь все еще хлестал за окном. Вода стекала с амбара на задний двор и односкатную крышу пристройки, открытой спереди и сзади, сквозь которую виднелась каменная ограда поля Избела.

Джонни повернулся к холсту на мольберте.

Фанни Эдамс запечатлела в своей примитивной, но тщательной манере яростное буйство природы, заливаемый дождем амбар, открытую пристройку, каждый камень в ограде, каждый высокий желтый высохший стебель в поле Избела, каждое покосившееся надгробие в углу кладбища под разверзшимися и кровоточащими небесами.

Джонни посмотрел на маленькую груду костей, вспоминая темно-серое лицо бродяги, робкие блестящие глаза, зеленую велюровую шляпу, перевязанный веревкой саквояж, хлюпающие по воде башмаки… «Ты была великой художницей и прекрасным человеком, – думал он, – а в твоей смерти не больше смысла, чем в моей жизни…»

В комнату вошли судья, Сэмюэл Шир и еще один мужчина.

– Сожалею, Феррис, – мягко обратился к нему судья, – что ее постигла такая смерть.

Мужчина закрыл глаза и отвернулся.

* * *

– Мы не должны испытывать предубеждения, – с беспокойством заговорил мистер Шир. – Наш Господь был беднейшим из бедных. Можем ли мы обвинять человека в преступлении лишь потому, что он просит пищи и бродит под дождем?

– Бродит под дождем? – резко переспросил внучатый племянник Фанни Эдамс. – Кто?

Они увели его из студии в столовую, где находились Пру Пламмер и Элизабет Шир. Пру алчно поглаживала петлю в форме бабочки на двери в студию, но, услышав вопрос Ферриса Эдамса, рассказала ему о человеке, который просил еды у ее задней двери.

– Я тоже видел бродягу, – заявил Эдамс.

– Где? – спросил констебль Хэкетт.

– Прошу вас помнить, что вы христиане, – вмешался мистер Шир. – Я останусь с телом. – Он вернулся в студию, а его толстая жена села в углу.

– Я видел бродягу! – повторил Эдамс, повысив голос. Это был высокий щеголеватый мужчина с редеющими каштановыми волосами и чисто выбритыми щеками, на которых розовели пятна. – Я ехал из Кадбери, чтобы навестить тетю Фанни, и увидел человека на дороге… Мисс Пламмер, как этот бродяга выглядел?

– Он был в старом светлом твидовом пиджаке, темных штанах и нес дешевый саквояж, перевязанный веревкой.

– Тогда это он! Я видел его несколько минут назад! Сколько сейчас времени? Он не мог уйти далеко!

– Успокойтесь, мистер Эдамс, – сказал Берни Хэкетт. – Где вы видели этого парня?

– Я прибыл сюда около половины четвертого и проехал мимо него несколькими минутами раньше! Это было по другую сторону Лягушачьего пруда, со стороны Кадбери, примерно в трех четвертях мили от пруда. Бродяга шел по направлению к Кадбери. Он вел себя странно – прыгнул в кусты, когда увидел мой автомобиль.

– Менее четырех миль отсюда, а сейчас три тридцать пять… Скажем, вы проехали мимо него десять-двенадцать минут назад… – Хэкетт задумался. – Он не мог пройти больше полумили после того, как вы видели его. Ваша машина стоит снаружи, мистер Эдамс?

– Да.

– Я должен оставаться здесь – собрать отряд и обеспечить, чтобы все держали язык за зубами. Судья, я уполномачиваю вас, мистера Шинна и мистера Эдамса поехать за бродягой. Вероятно, он опасен, но у вас два ружья. Не используйте их без надобности, но и не подвергайте себя риску. В вашем баке достаточно бензина, мистер Эдамс?

– Слава богу, я заправился сегодня утром.

– Мы выедем через пять-десять минут после вас, – сказал констебль. – Удачной охоты.

Старый автомобиль Ферриса Эдамса тарахтел, взбираясь на холм под дождем. Джонни и судья тряслись на пружинных сиденьях, сжимая в руках ружья.

– Надеюсь, «дворники» выдержат, – с беспокойством произнес Эдамс. – Думаете, он вооружен?

– Не волнуйтесь, Феррис, – сказал судья. – С нами охотник на людей – только что с войны.

– Мистер Шинн? О, Корея! Вам приходилось убивать, мистер Шинн?

– Да, – ответил Джонни.

* * *

Они поняли, что это тот самый человек, как только увидели его. Бродяга шагал по мокрой дороге, то и дело оглядываясь; саквояж колотил его по коленям, когда он перекладывал его из одной руки в другую; нелепая велюровая шляпа, превратившись в колокол, прилипла к его ушам.

– Это он! – крикнул Феррис Эдамс. Нажав на клаксон, он высунулся из окошка. – Именем закона, остановитесь!

Бродяга спрыгнул с дороги вправо и исчез.

– Он убегает! – завопил адвокат. – Стреляйте, мистер Шинн!

– Да, сэр, – сказал Джонни, не двигаясь. Перед его мысленным взором мелькала размозженная голова Фанни Эдамс, становясь частью его кошмаров. А сейчас ему велели стрелять в живого человека, спасающего свою жизнь…

– Куда стрелять, Феррис? – сердито отозвался судья Шинн. – Остановите машину. Вы не можете ехать по этому болоту.

– Он не уйдет от меня, – буркнул Эдамс, борясь с рулем. – Разве это не дорога для фургонов?

– Не будьте идиотом! – рявкнул судья. – Как далеко мы сможем по ней проехать?

Автомобиль уже нырнул в грязь – его колеса жалобно стонали.

Они устремились в погоню. Бродяга появился вновь – очевидно, после пребывания в течение нескольких секунд по колено в трясине дорога, покрытая грязью глубиной в пять дюймов, стала казаться ему пригодной для бега. Он мчался вперед, виляя из стороны в сторону, как будто ожидал пули, и держа саквояж под мышкой.

Они находились в болотистой местности примерно в четырех с половиной милях к северу от Шинн-Корнерс, значительно дальше Лягушачьего пруда. Знаки предупреждали об опасной трясине, а продолжавшийся почти два часа ливень не улучшил ситуацию. Клубящийся туман смыкался вокруг них.

– Мы потеряем его в этом гороховом супе! – бесновался Эдамс. – Будем преследовать его пешком!..

– Погодите, Феррис. – Судья всматривался вперед, нервно теребя ружье. – Остановите машину!

Тормоза заскрипели. Эдамс выскочил из автомобиля, дико озираясь.

Машина стояла у самого края болота. Эдамс подобрал тяжелый камень и бросил его в трясину. Камень тут же исчез, а болото заколебалось, как живое.

– Мы потеряем его! – бушевал Эдамс.

Они стояли под дождем, вглядываясь в туман.

– Далеко ему не уйти, – сказал Джонни.

– Вот он! – крикнул Эдамс. – Стойте, или мы будем стрелять!

Беглец пробирался по колено в трясине ярдах в сорока впереди.

– Мистер Шинн… судья… стреляйте или дайте мне ружье…

Джонни оттолкнул возбужденного адвоката в сторону. Судья с любопытством смотрел на него.

– Стойте! – крикнул Джонни. – Стойте, и вы не пострадаете!

Но бродяга двигался дальше, молотя руками и ногами.

– Почему вы не стреляете? – Эдамс взмахнул кулаком.

Джонни поднял 20-калиберное ружье и нажал на спуск. При звуке выстрела беглец конвульсивно дернулся и упал.

– Вы попали в него! – восторженно крикнул адвокат.

– Я стрелял поверх его головы, – отозвался Джонни. – Оставайтесь на месте!

Бродяга с трудом поднялся. Он потерял саквояж и шляпу. Внезапно он метнулся за большой дуб. Когда они добрались до дерева, его и след простыл.

Преследователи держались вместе, крича и иногда стреляя в воздух. Но бродяга исчез, словно провалился в трясину.

Постепенно они выбрались на дорогу.

– Вы должны были всадить пулю ему в ногу! – негодовал Феррис Эдамс. – Я бы сделал это, будь у меня ружье!

– В таком случае, Феррис, я рад, что его у вас не было, – сказал судья. – Ему все равно не уйти.

– Но ведь он уже ушел!

– Недалеко, уверяю вас. На болотах он заперт, а если выйдет на дорогу, его схватят через несколько минут. Берни Хэкетт и остальные вот-вот будут здесь… В чем дело, Джонни?

– Смотрите. – Джонни прикоснулся к локтю судьи. Автомобиль Эдамса уже не стоял на краю болота. Его засосала трясина – виднелся только самый верх.

– Моя машина! – ошеломленно произнес Феррис Эдамс.

Джонни указал на серию узких овальных ямок в грязи между следами автомобиля, оканчивающихся у края болота.

– Его следы. Бродяга отпустил тормоз и столкнул автомобиль в трясину. Вероятно, он вернулся к дороге, увидел машину и решил, что у него будет больше шансов спастись, если нам придется тоже идти пешком. Не повезло вам мистер Эдамс.

– Сожалею, Феррис, – сказал судья. – Нам лучше вернуться на главную дорогу и подождать других машин.

– Дайте мне ваше ружье! – потребовал адвокат.

– Нет, Феррис. Этот человек нам нужен живым, а сталкивание автомобиля в болото не карается смертью.

– Но он убийца, судья!

– Мы этого не знаем. Нам известно лишь то, что его видели идущим к кухонной двери дома вашей тети минут за двадцать до того, как ее убили.

– Но ведь это доказывает, что ее убил он, не так ли? – буркнул Эдамс.

– Вы же юрист, Феррис, и должны знать, что это не доказывает ничего подобного.

– Я знаю только то, что намерен схватить головореза живым или мертвым!

– Вы зря тратите время, – сказал Джонни. – Теперь, когда у нас нет машины, он рискнет выбраться на главную дорогу. Нам лучше двигаться туда.

Они зашагали назад по покрытой грязью дороге для фургонов. Феррис Эдамс молча шел впереди. Джонни и судья не смотрели друг на друга.

Внезапно они услышали голоса, звуки возни, мужской смех. Эдамс пустился бегом.

– Они поймали его!

Седан Хьюберта Хемаса и фермерский грузовик Орвилла Пэнгмена блокировали асфальтированную дорогу. Беглец лежал на спине, погребенный под кучей молотящих рук и ног близнецов Хемас, Эдди Пэнгмена, Джоэла Хэкетта и Дрейкли Скотта. Вокруг стояли с ружьями Хьюберт Хемас, констебль Хэкетт, Орвилл Пэнгмен, старый Мертон Избел и толстый Питер Берри. Когда трое подошедших мужчин пробились сквозь толпу, куча рассеялась и братья Хемас, поставив жертву на ноги, прижали ее к борту грузовика Орвилла Пэнгмена.

– Держи свои паршивые руки над головой! – Эдди Пэнгмен ткнул дулом ружья в живот бродяги. Дрожащие руки взлетели кверху.

Томми Хемас с ухмылкой пнул пленника ногой в пах. Тот с воплем повалился наземь, вцепившись руками в пострадавшее место. Дейв Хемас снова поднял его и прижал к грузовику. Ноги бродяги судорожно подергивались.

Джонни Шинн чувствовал, как внутри у него зашевелилась холодная мутная ярость, которую, как ему казалось, он утратил навсегда. Раздробленная голова старухи соединялась перед его глазами с дергающимися ногами беглеца, словно это были части одного терзаемого тела.

Почувствовав на своем плече руку судьи, он удивленно посмотрел вниз. Его палец лежал на спусковом крючке ружья, дуло которого было направлено в пряжку пояса Томми Хемаса.

Джонни поспешно опустил ружье.

В покрытом грязью и кровью задыхающемся человеке с трудом можно было узнать бродягу, которого он и судья встретили под дождем на дороге. Грязные светлые волосы свисали на глаза; пиджак и штаны были порваны в нескольких местах; колючки порезали ему лицо и руки; изо рта текла кровь; глаза вращались, как у испуганной собаки.

– Вы выгнали ублюдка прямо на нас, – сказал Берни Хэкетт.

– Мы увидели ваши следы там, где вы свернули к болоту, – добавил Орвилл Пэнгмен, – а потом услышали ваши выстрелы.

– Тогда мы рассредоточились на дороге и схватили его, – пропыхтел Питер Берри. – Чертовски увлекательно.

– Грязный подонок, – буркнул старый Мертон Избел.

– Наденьте на него наручники, мистер Хэкетт, – посоветовал Эдди Пэнгмен, поглаживая свое ружье большими красными руками.

– У папы нет наручников, – с отвращением отозвался Джоэл Хэкетт. – Сколько раз я говорил тебе, папа, чтобы ты их раздобыл? Коп должен иметь при себе хотя бы одну пару – все это знают.

– Придержи язык, – сказал констебль Хэкетт.

– Коп без наручников…

– Этот тип и без наручников никуда не денется, – ухмыльнулся Томми Хемас.

– Как знать, – возразил Дейв Хемас, посасывая порезанным палец.

– Заткнитесь, – велел сыновьям Хьюберт Хемас.

Дрейкли Скотт молчал, уставясь на дергающуюся фигуру беглеца алчным, почти голодным взглядом.

– Он был вооружен? – спросил судья Шинн.

– Нет, – ответил констебль Хэкетт. – Лучше бы был.

Феррис Эдамс подошел к бродяге и окинул его взглядом.

– Он что-нибудь сказал?

– Лопотал что-то, – отозвался Питер Берри. – Попробуйте расспросить его, мистер Эдамс.

– Вы убили ее? – обратился к бродяге Феррис Эдамс.

Тот не ответил.

– Вы что, потеряли дар речи? – рявкнул адвокат. – От вас требуется только сказать «да» или «нет»!

Глаза пленника продолжали бегать.

– К тому же, – продолжал Эдамс, – вы столкнули мою машину в болото. Как, по-вашему, мне ее вытащить? Об этом вы тоже не желаете говорить?

– Столкнул машину в болото? – встрепенулся Питер Берри. – Просто стыд, мистер Эдамс! Что, если мне взглянуть…

– Не сейчас, – прервал Хьюб Хемас. – Берни, надень на него недоуздок.

– Подождите! – воскликнул судья. – Что вы собираетесь делать?

– Должны же мы обеспечить, чтобы арестованный не сбежал, верно, судья? – сказал констебль. – Я прихватил с собой коровий недоуздок – он как раз подойдет. – Хэкетт накинул грязную петлю на голову бродяги.

Несчастный упал на колени, закатив глаза.

– Он думает, что его будут вешать или расстреливать! – возмутился судья Шинн. – Неужели вы не видите, что этот человек умирает от страха? Не говоря уже о боли! Сними с него эту гадость, Берни!

– Никто не собирается ему вредить, судья. – Констебль затянул ошейник и защелкнул пряжку. – Тебя не будут убивать – во всяком случае, пока. – Он пристегнул повод к кольцу ошейника. – Вот так. Теперь попробуй выбраться из этой штуки.

Нахрапник недоуздка придавал бродяге нелепое сходство с животным. Он дергал его исцарапанными руками, словно протестуя против этого.

– Лучше связать ему и руки, – сказал Хьюб Хемас. – Дейв, Томми, займитесь этим. У кого-нибудь есть еще веревка?

– Веревка лежит под сиденьем грузовика, Эдди, – сказал сыну Орвилл Пэнгмен.

Близнецы Хемас схватили пленника за руки, и он перестал вырываться. Эдди Пэнгмен принес из грузовика просмоленную веревку и передал отцу. Близнецы заломили руки бродяги за спину, а Пэнгмен связал ему запястья.

Судья Шинн шагнул вперед.

– С ним все в порядке, судья, – заверил старший Хемас. – Орвилл, я посажу его в свою машину с Томми и Дейвом. Ему может прийти в голову выпрыгнуть из открытого грузовика. Берни, поставь его на ноги.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache