Текст книги "Застекленная деревня"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Джонни изобразил усмешку.

– Мне удалось поймать заключенного на лжи, мистер Хемас.

– Насчет дров?

– Верно.

Хемас поджал губы.

– Полагаю, судья, у нас нет выбора. – С этими словами он вышел из ратуши, сел в автомобиль и уехал.

Берни Хэкетт удалился в заднюю комнату запереть свой гроссбух.

– Ты включен, – тихо сказал судья.

Джонни с трудом сдерживал зевоту.

* * *

Следующим утром, в самом начале десятого, окружной коронер Барнуэлл приехал из Кадбери в автомобиле, за рулем которого сидел рыжеволосый субъект с веснушчатой физиономией и блуждающим взглядом.

– Господи, это же Ашер Пиг из «Таймс-пресс»! – трагическим голосом произнес судья Шинн. – Теперь мы попались! Ох уж этот Барнуэлл! Пошли, покуда Пигу не досталось!

Машину на перекрестке окружали вооруженные люди. Судья замахал руками:

– Привет, Аш! Барнуэлл, я должен поговорить с вами.

Редактор газеты «Таймс-пресс», выходящей в Кадбери, усмехнулся, стоя рядом с автомобилем.

– Все о'кей, ребята, – обратился он к собравшимся. – У меня при себе только блокнот и карандаш. – Ашер Пиг помахал Джонни, у которого брал интервью неделю назад.

– Вы потеряли последние остатки ума, Барнуэлл, – сердито сказал коронеру судья Шинн. – По-моему, я ясно объяснил вам по телефону. Почему вы все разболтали, да еще Ашеру Пигу?

– Я ничего не рассказывал Пигу, – ответил коронер. – Напротив, это он рассказал мне. Пиг услышал что-то от дока Кушмена или Сая Муди. Сельская газета автоматически сообщает о чьей-либо смерти – для нее это одна из важнейших тем. Пиг стал меня расспрашивать, и я решил: лучше привезти его с собой, чем позволять ему бегать вокруг без присмотра. Вы же не могли надеяться вечно хранить это в тайне от газет?

– Теперь уже не могу. Ну и что мы ему скажем?

– Если хотите моего совета, – вмешался Джонни, – доверьтесь Пигу. Он, так или иначе, все разнюхает. К тому же он редактирует еженедельную газету, которая выходит по четвергам. Сегодня только понедельник – к четвергу все будет кончено. Нужно только уговорить Пига не сообщать новости по телеграфу, а это не проблема, если ему нужна сенсация.

Судья Шинн убедил Хьюба Хемаса, что присутствие прессы – неизбежное зло, и поспешно увел Пига от жителей деревни, которые, казалось, его очаровали.

– Кто кому объявил войну, и кого застрелили? – спрашивал редактор. – Что здесь происходит, судья?

– Всему свое время, Ашер, – успокаивающе произнес судья Шинн. – Как Римембер?

– Цветет. Слушайте, не пытайтесь меня одурачить! В Шинн-Корнерс что-то прогнило, и я не уеду, пока не узнаю, что именно.

Когда Пиг увидел старого Энди Уэбстера в доме судьи, его красноватые глаза расширились.

– Если вас удалось оторвать от ваших хризантем, значит, дело серьезное. Выкладывайте.

– Расскажи ему, Джонни, – вздохнул судья Шинн.

Джонни повиновался. Пиг слушал в настороженном молчании. Раньше он был репортером в большом городе, потом обосновался в Кадбери, женился на Римембер Бэгли, издававшей местный еженедельник, и взял на себя редакторские обязанности. Во время монолога Джонни Пиг посматривал на двух стариков, словно подозревая, что его разыгрывают, но потом его глаза радостно блеснули.

– Везунчик Пиг! – воскликнул он. – Вот это история! Вы имеете в виду, что, если я попытаюсь покинуть Шинн-Корнерс теперь, Римембер придется извлекать дробь из моей задницы? Они не шутят? Но я все-таки попробую.

Джонни остановил его:

– Ну и что вы сейчас можете сделать со своей историей? Пожертвовать ее Ассошиэйтед Пресс? Слушайте, Пиг, мы в ваших руках. До четверга вы все равно не сможете воспользоваться информацией. Почему бы вам не остаться с нами и не освещать процесс?

– Председатель совета обещал мне, Аш, – сказал судья Шинн, – что вам позволят присутствовать на суде в качестве обозревателя. Более того, если вы беспокоитесь из-за других репортеров, даю вам слово, что, если кто-то из них здесь появится, его выставят из деревни. Вы будете нашим единственным представителем прессы. Кто-нибудь еще из ваших сотрудников что-то подозревает?

– Нет.

– А как насчет Римембер? – осведомился судья Уэбстер. – Ваша жена всасывает все, как пылесос.

– С ней я разберусь, – рассеянно отозвался Пиг. – Ладно, договорились. Только если смогу интервьюировать этого… как бишь его? Между прочим, он виновен?

* * *

Гостиная Фанни Эдамс выглядела необычно. Большую часть мебели унесли в другие комнаты. Между двумя окнами в передней стене для судьи Шинна установили старый стол орехового дерева с откидной доской и кресло с высокой спинкой. Возле стола поставили резное кресло из гикори для свидетелей. Перед шкафом в углу, содержащим коллекцию шеффилдского столового серебра,[29]29
  Серебряные изделия, изготавливаемые в Шеффилде – городе в графстве Йоркшир на севере Англии.


[Закрыть] собранную тетушкой Фанни, Элизабет Шир поместила для себя маленький столик с тумбочками.

Два ряда из шести складных стульев, взятых в ратуше, были установлены вдоль стены с камином под прямым углом к судейскому месту – они предназначались для присяжных. Принесенный из столовой тетушки Фанни высокий сосновый стол, почерневший от времени, поставили лицом к судье для обвиняемого и защитника. Другие стулья стояли рядами позади мест для присяжных – в переднем ряду восседал Ашер Пиг, положив блокнот на край стола. (Коронера Барнуэлла вызвали назад в Кадбери, и он уехал в машине Пига.)

Без десяти десять все были на месте.

Джозефа Ковальчика привели близнецы Хемас. Его прибытие вызвало спор. Констебль-пристав Хэкетт гнусавым голосом недовольно заметил, что доставка заключенного из угольной кладовой и обратно является одной из его, Хэкетта, официальных обязанностей – близнецы могут присутствовать в качестве дополнительной охраны, но подсудимый находится под его личным надзором и может перевозиться с места на место только под его руководством. Близнецы ответили, что охраняли ублюдка все утро, и посоветовали Хэкетту меньше думать тупой башкой о своей жестяной звезде. Судья Шинн решил спор в пользу констебля-пристава.

– Более того, – добавил он, – в этом суде не место сквернословию. При любом использовании грубых слов, любом оскорблении подсудимого, любом нарушении порядка нарушитель будет нести ответственность за неуважение к суду. Юный возраст не может служить оправданием. Снимите с обвиняемого цепи!

Близнецы связали запястья Ковальчика отрезком цепи, которую обмотали вокруг его пояса и закрепили на спине. К этой цепи был прикреплен другой отрезок, на котором заключенного водили, как пса на поводке. Дейв Хемас держал конец цепи, а Томми Хемас подталкивал скованного человека дулом ружья.

Хьюберт Хемас что-то сказал со своего места, и его сыновья тут же убрали цепи.

– Больше обвиняемый не должен быть скован подобным образом, констебль, – резко сказал судья. – Конечно, вы можете принимать меры предосторожности против возможной попытки к бегству, но это американский суд, а не коммунистический.

– Да, ваша честь. – Берни Хэкетт бросил сердитый взгляд на близнецов. – Этого больше не повторится.

– Все лица, не могущие исполнять обязанности присяжных, не требующиеся в качестве свидетелей или для других целей, пусть покинут зал суда. Дети также не должны здесь находиться. Были созданы условия для заботы о младшем поколении?

Хьюберт Хемас снова заговорил, не вставая со стула:

– Судья, мы решили, что маленькие дети во время заседаний суда будут находиться на территории школы под присмотром Селины Хэкетт, которая не может быть присяжной из-за глухоты, старших девочек вроде моей Эбби и Синтии Хэкетт, а также Сары Избел.

– Все лица, обращающиеся к суду, должны вставать с места, – предупредил судья Шинн.

Челюсть Хьюба Хемаса отвисла.

– Да, судья. – Он неуклюже поднялся и снова сел. Кто-то – Джонни показалось, что это Пру Пламмер, – громко хихикнул. Хемас покраснел.

Джонни интересовало, почему судья постарался унизить всемогущего председателя деревенского совета. Это не казалось необходимым. К чему раздражать Хемаса, если целью было провести процесс настолько гладко, чтобы скрыть намеренные нарушения, которые они запланировали?

– Обвинение и защита готовы к отбору жюри?

Эндрю Уэбстер и Феррис Эдамс встали и ответили утвердительно.

Джонни усмехнулся про себя. Судья Шинн галопом несся к намеченной цели. Суд не был официально созван, обвинение «народа против Ковальчика» не было зачитано. Читающие протокол могли подумать, что судить готовятся Энди Уэбстера.

Но, взглянув на лицо Джозефа Ковальчика, Джонни сразу утратил чувство юмора.

Заключенный сидел у соснового стола рядом с Эндрю Уэбстером, застыв, как человек, ожидающий пулю в спину. Оба юриста сочли разумным не открывать свои планы Ковальчику, и он, безусловно, думал, что его судят по-настоящему.

Ковальчик постарался придать себе достойный вид. Его волосы были аккуратно причесаны, ему удалось кое-как отскрести с кожи угольную пыль; благопристойность облику придавал темный галстук, очевидно, из гардероба пастора Шира. Но его лицо этим утром казалось еще более серым, глаза – еще более запавшими, а их взгляд – еще более робким. След ушиба на нижней губе стал белым. Ковальчик сидел, вцепившись в край стола обеими руками.

– Секретарь деревенской корпорации зачитает список кандидатов в присяжные, – сказал судья Шинн. – Пожалуйста, по одному.

Берни Хэкетт громко прочитал по бумаге:

– Хьюберт Хемас!

Председатель совета поднялся со складного стула и подошел к месту свидетеля.

Феррис Эдамс вышел из-за соснового стола.

– Ваше имя? – осведомился он.

– Хьюберт Хемас. – Председатель совета все еще переживал выговор судьи.

– Мистер Хемас, у вас сформировалось мнение относительно виновности или невиновности обвиняемого, Джозефа Ковальчика?

– Я должен отвечать? – Хемас сердито уставился на Эдамса.

– Обвинитель обязан задать этот вопрос, мистер Хемас, – строго сказал судья. – А вы должны отвечать правдиво, если хотите участвовать в жюри.

– Конечно сформировалось! – проворчал Хьюб. – Как и у всех остальных. Чертов бродяга был практически пойман на месте преступления!

Джонни мысленно извинился перед судьей Шинном, который поднес платок к губам. Он не напрасно довел Хемаса до белого каления…

– Но если в результате показаний возникнут обоснованные сомнения в виновности подсудимого, – быстро спросил Эдамс, – вы не станете голосовать за его осуждение, мистер Хемас, хотя в данный момент убеждены в его виновности?

Хемас выглядел благодарным.

– Я справедливый человек, мистер Эдамс. Если меня убедят, что он невиновен, то я за это и проголосую. Но сначала меня должны убедить.

Снова послышалось женское хихиканье.

– Занесите в протокол, что последнее замечание вызвало смех у кандидатов в присяжные, – довольно сказал судья Элизабет Шир. – В суде не должно быть подобных демонстраций! Продолжайте, мистер Эдамс.

Эдамс повернулся к старому Энди Уэбстеру:

– Защита желает дать отвод этому присяжному?

Экс-судья Уэбстер торжественно поднялся.

– Учитывая ограниченное число кандидатов, ваша честь, я признаю, что использование права отвода во время отбора этого жюри эффективно воспрепятствует отбору. Следовательно, если мы намерены провести суд – а я полагаю, что мы собрались здесь, чтобы судить Джозефа Ковальчика за убийство, – то я не могу и не буду пользоваться этим правом.

Аккуратно проделано, подумал Джонни, когда Эндрю Уэбстер сел.

– Хьюберт Хемас войдет в жюри как присяжный номер один. Продолжайте, секретарь.

– Орвилл Пэнгмен, – прочитал Берни Хэкетт.

Комедия продолжалась. Тем или иным способом Феррис Эдамс и Энди Уэбстер, иногда с помощью судьи Шинна, заставляли каждого кандидата признать свою предубежденность, что немедленно заносилось в протокол. Никому не дали отвод.

Процедура оказалась быстрой. Орвилл Пэнгмен стал присяжным номер два. Мертон Избел – присяжным номер три. Берни Хэкетт прочитал собственное имя и был признан неподходящим. Матильда Скотт стала присяжным номер четыре – имена ее мужа и свекра не были упомянуты, – а Питер Берри – присяжным номер пять. На имя Хоузи Леммона никто не отозвался, и его вычеркнули из списка по указанию судьи.

Джонни с любопытством ожидал вызова Сэмюэла Шира. Священнику должны были задать те же вопросы, что и другим, и Эдамс так и сделал.

– У вас сформировалось мнение относительно виновности или невиновности подсудимого?

– Нет, – твердо ответил священник.

Джонни огляделся вокруг. Но никто из прихожан мистера Шира не казался возмущенным заявлением их пастора о своей непредубежденности. Они ожидали, что Сэмюэл Шир будет нести бремя христианского милосердия, как приличествует его духовному званию, но, очевидно, не считали возможным, что он проголосует за оправдание после предъявления доказательств. Иногда иметь дело с ограниченными умами не так уж плохо, с усмешкой подумал Джонни, это создает свои преимущества.

Мистер Шир стал присяжным номер шесть. Его не спрашивали, верит ли он в высшую меру наказания, а сам он не выступал с заявлениями на этот счет.

Элизабет Шир признали несоответствующей, так как она исполняла обязанности судебного стенографиста.

Ребекка Хемас, Милли Пэнгмен, Эмили Берри и Пру Пламмер были быстро избраны присяжными номер семь, восемь, девять и десять, после чего заняли места позади семерых мужчин на «скамье присяжных».

Было нелегко объяснить Кэлвину Уотерсу, что от него требуется. Заговорщикам удалось добиться упоминания и занесения в протокол, что городской мастер на все руки в детстве ударился головой, пользовался репутацией тугодума и умел читать и писать только самые простые слова. Хьюбу Хемасу было явно не по себе, но он не протестовал.

Кэлвин Уотерс был назначен присяжным номер одиннадцать и покорно занял пятое место во втором ряду членов жюри. Его безучастное лицо на миг приняло ошеломленное выражение.

– Продолжайте, мистер секретарь.

– Сара Избел.

Она оставалась единственной женщиной на местах для зрителей, перед ней возвышались фигуры Джонни, Ашера Пига и доктора Кушмена.

Услышав свое имя, Сара побледнела как смерть. Мертон Избел с трудом сдерживался. Его грубое лицо стало свирепым. Женщина вскочила со стула и быстро сказала:

– Я не могу участвовать ни в каком жюри. Мне нужно заботиться о дочери… – С этими словами она выбежала из комнаты. Когда дверь за ней захлопнулась, Мертон Избел сразу расслабился.

– Кандидат не может произвольно отказываться от членства в жюри, – заявил судья Шинн. – Пристав, верните Сару Избел в зал суда.

– Ваша честь. – Старый фермер поднялся. – Я не буду участвовать в жюри вместе с ней. Если вы вернете сюда эту дщерь Содома, я уйду.

В комнате стало очень тихо. Судья Шинн потер подбородок, словно столкнулся со сложной проблемой.

– Хорошо, мистер Избел, – сказал он наконец. – Я подчиняюсь необходимости. Нет смысла приобретать одного присяжного за счет другого. Учитывая вашу угрозу, Сара Избел исключается из числа кандидатов.

И все это, с восхищением подумал Джонни, занесено в блокнот Элизабет Шир. Подчинение необходимости! Угроза! Несомненно, это будет самый удивительный протокол во всей истории американского судопроизводства.

– Продолжайте, мистер секретарь, – велел судья.

– Не могу, ваша честь, – отозвался Берни Хэкетт. – Это все, кто у нас есть. За исключением мистера Джона Джейкоба Шинна, ставшего владельцем недвижимости только сегодня утром…

– Ах да, – произнес судья таким тоном, словно забыл об этом. – Я говорил, что сделаю специальное указание на этот счет, не так ли? Потому что, леди и джентльмены, если мы не сможем заручиться услугами мистера Шинна, то не получим требуемое законом жюри из двенадцати присяжных и, следовательно, не сможем судить обвиняемого в Шинн-Корнерс.

Присяжные с отвращением уставились на Джонни, перешептываясь друг с другом. Жестокая дилемма – либо участие постороннего в столь важном деревенском деле, либо никакого суда.

Судья Шинн молча ждал.

Наконец головы присяжных повернулись к Хьюберту Хемасу, который что-то с раздражением пробормотал, после чего остальные удрученно кивнули.

– Итак, – быстро заговорил судья, – хотя мистер Джон Шинн среди нас настолько недавно, что еще не фигурирует в списке избирателей, из которого должны отбираться присяжные, я санкционирую его участие в жюри, если он соответствует прочим требованиям.

Это, думал Джонни, поднимаясь на место присяжного, исподтишка подталкиваемый карандашом Аша Пига, самое нелепое постановление, когда-либо звучавшее с судейского кресла. О каких «прочих требованиях» может идти речь?

Да, он знаком с фактами дела. Нет, у него не сформировалось мнение насчет виновности или невиновности подсудимого… При этом, в отличие от благожелательно-терпеливой реакции на аналогичное заявление мистера Шира, жители Шинн-Корнерс сердито нахмурились. Энди Уэбстер весело отмахнулся, и Джонни занял последний свободный стул во втором ряду, сразу обнаружив, что сильные запахи, исходящие от Весельчака Уотерса, угрожают создать главную проблему в деле – во всяком случае, для присяжного номер двенадцать.

Судья Шинн объявил перерыв в заседании с целью позволить суду, присяжным, обвинению, защите, стенографисту и приставу посетить похороны жертвы, предполагаемого убийцу которой они собирались судить.

– Суд соберется снова в час дня, – закончил судья.

* * *

Даже похороны казались Джонни происходящими во сне или в пьесе. Это мог быть «Наш город»,[30]30
  «Наш город» – пьеса американского писателя Торнтона Уайлдсра (1897–1975).


[Закрыть] если бы не дождь. Земля на кладбище была неровной, могильные холмики натыкались друг на друга, белые края надгробий торчали во все стороны, казавшись еще более старыми, чем почва, которая их поддерживала. Джонни чувствовал странное нежелание проходить между ними.

Катафалк комфортского владельца похоронного бюро отъехал от дома Фанни Эдамс, и вся Шинн-Корнерс – мужчины, женщины и дети – последовала за ним по Шинн-роуд в сторону перекрестка. Женщины обмахивались руками, а мужчины вытирали лбы во влажной утренней дымке. Процессия свернула на Фор-Корнерс-роуд, миновала лошадиную поилку, пасторский дом и приблизилась к покосившимся железным воротам кладбища. Сай Муди и его помощник сняли с катафалка выглядевший дорогим гроб, Феррис Эдамс, судья Шинн, Хьюберт Хемас, Орвилл Пэнгмен, Мертон Избел и Питер Берри взялись за ручки и двинулись мимо древних надгробий к свежей могиле, выкопанной Кэлвином Уотерсом рано утром.

Джонни едва слышал монотонный голос Сэмюэла Шира, читавшего заупокойную службу. Вместо этого он смотрел на могилы, на кукурузное поле Избела, на находящиеся за ним амбар и пристройку с навесом, принадлежавшие убитой. Как часто Фанни Эдамс стояла здесь, слушая Сэмюэла Шира, бормотавшего прощальные слова на похоронах других? Как часто она изображала эту сцену – поле, кладбище, возможно, тех же участников похорон? Он вспоминал живость ее взгляда, тепло старческих рук, глубокий голос с характерными резкими интонациями янки и чувствовал себя опечаленным и подавленным.

Окидывая взглядом надгробия, Джонни видел появляющуюся тут и там, словно бесплодное семя, фамилию Шинн. Кровь этих людей текла в его жилах, но они были для него более посторонними, чем китайцы и корейцы. Он видел даты, почти стершиеся от старости, забытые имена, казавшиеся принадлежащими инопланетянам. «Тэнкфул Эдамс. Она была утренним цветком, срезанным и увядшим в положенный час». «Зильфа, вдова преподобного Натаниэла Юрая». «Джебьюон Уотерс». «Здесь покоится Лит Элханон Шинн, умерший от ожогов, но Бог исцелит его».

«И тебя, Фанни Эдамс, – подумал Джонни. – Тебя и меня».

Глава 4

– Леди и джентльмены присяжные, – начал Феррис Эдамс, встав перед двенадцатью складными стульями, – я не собираюсь произносить длинную речь. Подсудимый Джозеф Ковальчик, который проходил через вашу очаровательную деревню в прошлую субботу 5 июля, пробыл здесь менее часа, но оставил за собой трагедию, которую никто из вас никогда не забудет, – мертвое изувеченное тело тетушки Фанни Эдамс, доброй соседки, благодетельницы Шинн-Корнерс, принадлежащей к одной из ваших старейших семей и всемирно известной художницы.

Вам предстоит ответить на вопрос: действительно ли Джозеф Ковальчик, совершая кражу, взял кочергу, принадлежавшую покойной, и нанес ей жестокие удары по голове, приведшие к смерти? Обвинение считает, что Джозеф Ковальчик убил Фанни Эдамс и что его вина может быть доказана…

Покуда Эдамс описывал в общих чертах природу доказательств, Джонни наблюдал за лицами присяжных. Они слушали с мрачной сосредоточенностью, кивая через каждые три слова. Даже на физиономии Кэлвина Уотерса появилось некое подобие осмысленности.

Джозеф Ковальчик, к счастью для него, был так поглощен усилиями следить за едва понятной для него английской речью обвинителя, что казался всего лишь зрителем. Его мохнатые брови сдвинулись, распухшие губы кривились над плохими зубами. Когда Эдамс сел, а Энди Уэбстер поднялся, на лице Ковальчика мелькнуло довольное выражение.

– Закон гласит, – заговорил старый экс-судья, – что подсудимый не должен доказывать на суде свою невиновность, – напротив, обвинение должно доказать его вину. Иными словами, человек считается невиновным, покуда его вина не будет доказана без тени сомнения. Бремя этих доказательств возложено на обвинение. И доказательства не являются вопросом веры, как, например, веры в Господа Всемогущего или мнения о политиках. Доказательства должны быть основаны на фактах… Мы не пытаемся представить себя ангелами, леди и джентльмены, – ангелы редко ходят по земле. Обвиняемый, оказавшись на чужбине, с трудом говоря на нашем языке, тем не менее пытался жить честно, работая в поте лица. То, что он в этом не преуспел, что он беден – беднее любого из вас, – свидетельствует против него не более, чем иностранное происхождение и другие внешние отличия от вас… Джозеф Ковальчик не отрицает, что украл деньги у тетушки Фанни Эдамс. Бедность побудила его поддаться искушению, и он знает, что совершил грех. Но если даже вы не в состоянии простить ему кражу, тот факт, что он украл деньги у Фанни Эдамс, не является доказательством, что он убил ее. В этом вся суть дела, жители Шинн-Корнерс. Если обвинение не сможет представить доказательства, что Джозеф Ковальчик совершил убийство, вы будете должны признать его невиновным.

Но души присяжных были наглухо заперты.

Так это началось.

* * *

Феррис Эдамс потребовал занести в протокол заявление Ковальчика, касающееся его прихода в дом Фанни Эдамс в субботу перед дождем, предложения тетушки Фанни накормить его, если он наколет дрова, и всю историю, рассказанную им судье и Джонни, включая признание в краже. Заявление было зафиксировано Элизабет Шир в церковном подвале в субботу вечером и подписано Ковальчиком.

Эндрю Уэбстер не возражал.

Судья Шинн велел Эдамсу вызвать его первого свидетеля, и тот вызвал доктора Кушмена.

– Вызывается док Кушмен! – провозгласил Берни Хэкетт.

Седовласый старик с красным лицом и глазами, похожими на вареные яйца, поднялся с одного из зрительских мест и шагнул вперед. Пристав Хэкетт предложил ему Библию; старик положил на нее одну дрожащую руку, поднял другую и квакающим голосом поклялся говорить всю правду и ничего, кроме правды.

После этого он занял свидетельское место.

– Ваше полное имя и профессия? – спросил Феррис Эдамс.

– Джордж Лисон Кушмен, доктор медицины.

– Где вы проживаете и практикуете, доктор Кушмен?

– В городе Комфорт, округ Кадбери.

– Вы являетесь медицинским экспертом коронера округа Кадбери в Комфорте, Шинн-Корнерс и других близлежащих населенных пунктах, доктор?

– Да.

– Вы обследовали тело миссис Фанни Эдамс в возрасте девяносто одного года, проживавшей в Шинн-Корнерс, во второй половине дня 5 июля – в прошлую субботу, доктор Кушмен?

– Да.

– Расскажите нам об обстоятельствах.

– В субботу днем, около двадцати минут четвертого, мне позвонил по телефону из Шинн-Корнерс констебль Берни Хэкетт, прося меня срочно приехать в дом миссис Эдамс. Я сказал, что не могу приехать сразу, так как с часу дня у меня полно пациентов, и спросил, не заболел ли у них кто-нибудь. Он не стал объяснять – просто сказал, чтобы я приехал, как только смогу. Я освободился лишь в начале шестого. Когда я прибыл в дом миссис Эдамс, констебль Хэкетт проводил меня в комнату сзади, возле кухни, где я увидел тело Фанни Эдамс, лежащее на полу с накрытой полотенцем головой. Я убрал полотенце… – Доктор Кушмен нервно провел ладонью по лбу. – Для меня это был шок, ведь я знал Фанни Эдамс всю жизнь. Я сразу же увидел, что она мертва…

– Сколько времени, по-вашему, она была мертва, когда вы обследовали тело?

– Около трех часов.

– А в котором часу вы произвели обследование?

– Где-то между пятью и половиной шестого.

– Продолжайте.

– Было очевидно, что это убийство. Ей нанесли множественные страшные удары по голове, проломив череп в нескольких местах. Такие повреждения головы я видел только после автомобильных катастроф.

– Покойная не могла сама нанести себе эти раны?

– Безусловно, нет.

– А после этих ударов миссис Эдамс могла прожить еще какое-то время?

– Нет. Смерть наступила мгновенно.

– Что вы сделали потом, доктор?

– Позвонил коронеру Барнуэллу в Кадбери, а затем ждал около тела его прибытия. Мы решили, что во вскрытии нет необходимости, так как причина смерти очевидна. Я выписал свидетельство о смерти и вернулся в Комфорт, оставив коронера в деревне.

– Во время обследования тела, доктор, вы видели рядом какой-нибудь предмет, который мог послужить орудием убийства?

– Видел. Тяжелую железную кочергу. Она была забрызгана кровью и каплями мозгового вещества и слегка изогнута.

– Эту кочергу вы видели? – Феррис Эдамс продемонстрировал кочергу, и все затаили дыхание.

– Да.

– Есть у вас хоть малейшее сомнение в том, что она послужила орудием убийства Фанни Эдамс?

– Нет.

– У вас имеются причины для такого мнения, помимо крови на кочерге?

– Форма и глубина ран свидетельствуют, что их нанесли подобным орудием.

– Вещественное доказательство «А», ваша честь… Свидетель ваш, судья Уэбстер.

Энди Уэбстер двинулся вперед нетвердым шагом. Две или три женщины возмущенно забормотали. Судье Шинну пришлось постучать по столу «грибом» для штопки, который он позаимствовал из корзины с рукоделием Фанни Эдамс.

– Вы заявили, доктор Кушмен, – начало старейшее юридическое светило Кадбери, – что, когда вы обследовали покойную, она была мертва уже около трех часов и что вы производили обследование «между пятью и половиной шестого». Не могли бы вы немного уточнить время?

– Время обследования?

– Да.

– Едва ли. Как я сказал, я прибыл туда после пяти, а закончил осмотр около половины шестого.

– Она была мертва три часа до «после пяти» или до «около половины шестого»?

– На это я не могу ответить, – сердито произнес доктор Кушмен. – Очень трудно назвать точное время смерти. Приходится учитывать множество факторов – температуру тела и помещения, трупное окоченение, посинение, было ли тело передвинуто и так далее. В любом случае, невозможно определить время с точностью до минуты. Как правило, вам везет, если вы определяете его в пределах часа.

– Значит, если другие факты указывают, что смерть наступила, скажем, в тринадцать минут третьего, это соответствует вашему определению времени смерти?

– Да!

– Доктор Кушмен, в результате вашего обследования у вас сформировалось какое-нибудь мнение насчет сравнительного местоположения покойной и ее убийцы во время преступления?

Врач недоуменно заморгал.

– Прошу прощения?

– Вы бы сказали, – пояснил судья Уэбстер, – что удары были нанесены, когда миссис Эдамс находилась лицом к убийце, или боком, или же спиной?

– Ах вот вы о чем! Конечно, лицом.

– Это факт? Все удары были фронтальными?

– Да.

– Значит, убийца не мог подкрасться к ней сзади?

Феррис Эдамс вскочил на ноги с криком, что вопрос не находится в компетенции свидетеля и что так нельзя вести перекрестный допрос. Энди Уэбстер отбивался с не меньшей энергией. Судья Шинн позволил им вдоволь накричаться, потом отклонил протест и велел свидетелю отвечать.

– Подкрасться сзади? – Доктор Кушмен пожал плечами. – Почему бы и нет? Но в таком случае она услышала его и успела повернуться, чтобы получить удары спереди.

Феррис Эдамс злорадно усмехнулся Энди Уэбстеру, а Энди изобразил досаду. Он уже собирался сесть, когда Джонни поднялся со складного стула и спросил:

– Ваша честь, могу я сказать кое-что защитнику?

– Конечно, мистер Шинн, – весело отозвался судья Шинн.

Джонни подошел к Энди Уэбстеру и начал что-то ему шептать. Присяжные тоже сердито перешептывались. Ребекка Хемас достаточно громко произнесла замечание о «назойливых посторонних».

Старик кивнул, и Джонни вернулся на свое место.

– Доктор Кушмен, – снова заговорил судья Уэбстер, – вам известно, каким был рост покойной?

– Пять футов пять дюймов. Приличный рост для старой женщины…

– Вы бы сказали, что раны на голове Фанни Эдамс, находившейся на высоте пяти футов и пяти дюймов от пола, таковы, какие мог нанести мужчина ростом всего в пять футов семь дюймов?

– Протестую! – рявкнул Феррис Эдамс.

Снова началась перебранка, и судья Шинн снова велел свидетелю отвечать.

– Я не могу сформировать мнение на этот счет, – сказал доктор Кушмен, – не зная точно, в каком положении она находилась, когда ее ударили. Если ее голова была наклонена вперед, это все меняет.

– Тем не менее, если предположить, что покойная стояла прямо, не наклоняя голову, разве не правда, что…

– Протестую!

В конце концов судья аннулировал вопрос. Джонни казалось, что он выносит решения, более-менее руководствуясь выражением лиц присяжных. Пиг увлеченно строчил в своем блокноте.

Энди Уэбстер махнул рукой и сел, а Феррис Эдамс вскочил снова.

– Хотелось бы прояснить этот момент, доктор Кушмен. По-вашему, мужчина ростом пять футов семь дюймов мог нанести такие раны?

– Протестую! – завопил Энди Уэбстер.

– Протест отклоняется.

Джонни подумал, что это решение судьи Шинна имело мало общего с соблюдением процедуры или его планом как можно сильнее испортить протокол. Он просто хотел услышать ответ.

– Мог, если голова была в определенном положении, и не мог, если не была. – Доктор Кушмен посмотрел на старого Энди с нескрываемой враждебностью. – Не могу ответить. И вряд ли кто-нибудь бы мог.

После этого комфортского медика отпустили.

* * *

Следующим свидетелем, вызванным Феррисом Эдамсом, был сам пристав. Судья Шинн с серьезным видом поднялся, обошел вокруг своего кресла, поднял Библию и принял присягу, после чего вернулся на место.

– Вы обнаружили тело Фанни Эдамс, констебль Хэкетт?

– Да.

– Расскажите нам, что произошло 5 июля во второй половине дня – как именно вы нашли тело, и что случилось потом.

Берни Хэкетт поведал, как в субботу в десять минут четвертого он отправился в дом тетушки Фанни поговорить с ней о плане страхования ее ценных картин, как он нашел кухонную дверь открытой и обнаружил мертвое тело Фанни Эдамс на полу ее студии рядом с кухней. Он опознал в вещественном доказательстве «А» кочергу, которую нашел возле тела.