355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Элла Войтоловская » Практические занятия по русской литературе XIX века » Текст книги (страница 8)
Практические занятия по русской литературе XIX века
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 21:58

Текст книги "Практические занятия по русской литературе XIX века"


Автор книги: Элла Войтоловская


Соавторы: Эвелина Румянцева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Другие лица романа меньше изменились.

Первоначально непосредственную роль в сюжете должен был играть Петр Петрович Лужин (в первом варианте Лыжин). В рукописном тексте у Достоевского было о нем сказано: «Но Лужин, человек, выбившийся из семинаристов, из низкого звания и из рутины, – все‑таки человек не ординарный. На зло себе все‑таки он не может не признать достоинств в Соне и вдруг влюбляется и приступает к ней до последнего(трагедия)» (552). Когда Порфирий Петрович былобычным следователем, Лужин должен был связаться «с следователем, чтоб вредить Раскольникову». В окончательном тексте романа Лужин остался врагом Раскольникова, но он не трагическая фигура. Он вполне ординарный человек, прикрывающий свою жестокость и равнодушие ко всему, кроме денег, модными теориями о благости экономических перемен, одобряющий новые реформы, которые позволяют людям, подобным ему, законно грабить людей. По его теории, «приобретая единственно и исключительно себе, я именно тем самым приобретаю как бы и всем» (117). Несмотря на внешнее сходство, его «общиеместа» далеки от «ретшильдовской» идеи Раскольникова. Раскольников готов собой пожертвовать, получив богатство, отдать себя и приобретенное всем, а Лужин считает, что другие должны жертвовать всем для его частного дела и тогда из единичных и частных дел возникнет «всеобщее преуспеяние». Лужин в романе делает попытку включиться в интригу против Раскольникова (оскорбляя Соню). Он идейный враг Раскольникова, воплощение глубоко враждебной ему самоуверенной и бесчеловечной буржуазности.

По тому, как развивается каждый образ от первоначальных заметок к окончательному тексту, можно судить о том, что для писателя было главным в каждом образе и ради чего он выстраивал те или иные сюжетные соотношения. Мы видим, как, освобождаясь от мелодраматических деталей, от излишних социально–бытовых подробностей, роман превращается в философскую трагедию.

Достоевский много заботится о тоне повествования, характере изложения. Роман был задуман как исповедь героя, события излагались от первого лица. Вариант «Под судом» («Я под судом и все расскажу») представлял собой рассказ–исповедь.

Предлагаем студентам подумать, почему Достоевский ведет повествование в окончательном тексте от третьего лица.

Широкое эпическое повествование с философскими обобщениями невозможно было написать от первого лица. Эта форма была стеснительна, неудобна для Достоевского. Субъективность героя мешала глубине и беспристрастности анализа мотивов и характера преступления. Достоевский ищет другую форму и замечает: «Если в форме дневника» (533). Несколько далее: «Непременно поставить ход дела на настоящую точку и уничтожить неопределенность, т. е. так или этакобъяснить все убийство, и поставить его характер и отношения ясно» (534), Й наконец, Достоевскому становится очевидно, что нужно вести повествование только от третьего лица: «Рассказ от имени автора, как бы невидимого, но всеведущего существа» (539). Чем больше характер Раскольникова приближается к современным новым людям, чем шире актуальные вопросы входят в роман, тем более настоятельно возникает необходимость в объективности изложения. «Перерыть все вопросы в этом романе, – замечает Достоевский. – Но сюжет таков. Рассказот себя,а не от него.Если же исповедь, то уж слишком до последней крайности,надо все уяснять. Чтоб каждое мгновение рассказа все было ясно» (541). Достоевский не чувствует себя в силах дать окончательные решения на вопросы, которые ставятся в романе. Кроме того, он хочет свои собственные размышления довести до читателей. Как ни странно, но форма «дневника» и «исповеди» более удаляла героя от автора, замыкала характер героя в самом себе и делала позицию автора сторонней. Но чем крупнее и трагичнее становился герой, тем более тесная связь возникала между ним и автором, появлялось взаимодействие между ними. И эти отношения автора и героя требовали другой формы выражения. Достоевский замечает: «NB. К сведению.Исповедью в иных пунктах будет не целомудренно, н трудно себе представить, для чего написано.

Но от автора.Нужно слишком много наивности и откровенности.

Предположить нужно автора существом всеведующим и непогрешающим,выставляющим всем на вид одного из членов нового поколения. Полная откровенность, вполне серьезная до наивности,и одно только необходимое»(541). Здесь охарактеризована позиция автора по отношению к читателю. Автор хорошо все знает о герое и не погрешит в правдивости повествования. При таком изложении у него больше возможностей отдать героя на суд читателю, направить критическую мысль читателя.

И, действительно, изложение от третьего лица помогло Достоевскому художественно выстроить повествование. Если в исповеди героя сон о расправе над лошадью, письмо матери, встреча с пьяной девочкой на Сенной – все то, что является для Раскольникова последним толчком для совершения преступления, проходило в воспоминании, после убийства, то теперь в свободном авторском изложении все это предшествовало ему. Причинная связь стала точнее. Мотивы, объясняющие поступок героя, даны не после, а до преступления. Читатель имел возможность не спешить осудить героя, а сначала понять его. Такой порядок в какой‑то мере смягчал резкость осуждения героя. Прежде чем узнать о преступлении Раскольникова, читатель проникался сочувствием, состраданием к нему. Была создана возможность большей объективности в отношении к герою.

Творческая история намечает путь анализа, подводит к некоторым выводам о жанровом своеобразии романа. Мы видели, что философский характер романа обнаруживается не только в суждениях действующих лиц и их спорах, но в самой образной системе, сюжетных линиях, в реальном его содержании.

Попробуем продолжить анализ романа по следующим основным вопросам:

1. Как соотносятся в романе теория Раскольникова и его характер?

2. Когда и как высказывает Раскольников свою теорию? Чем больше всего дорожит в ней?

3. Теория Раскольникова и проблема народа в романе.

4. Добро или зло для Раскольникова Порфирий Петрович?

5. Принцип параллелизма в развитии характеров, отдельных сцен, частей и глав романа.

6. Сны Раскольникова, их значение в раскрытии характера героя и общем строе романа.

Все эти вопросы сводятся к одному, самому основному– кто же такой Раскольников: герой или «антигерой», ницшевский «сверхчеловек» или слабовольный мечтатель, заблудившийся в современных идеях? Чтобы студенты лучше, конкретнее представляли себе противоречивые истолкования характера Расколь–никова, предлагаем одному из них прореферировать некоторые отзывы современников на роман для краткого сообщения.

Так как газеты и журналы, в которых были напечатаны статьи о романе Достоевского, трудно доступны, отсылаем студентов к сборнику критических материалов В. А. Зелинского [163]163
  См.: Зелинский В. А. Критический комментарий к сочинениям Ф. М. Достоевского. Сб. критических статей. Изд. 3–е, ч. 2. М., 1901.


[Закрыть]
. Рекомендуем прочитать помещенную в нем статью Н. Страхова, обратив внимание на то, как рассмотрено в ней соотношение теории и преступления Раскольникова. По мнению Н. Страхова, Раскольников бесконечно эгоистичен. Он хотел позволить себе «всякие средства», чтобы повлиять не на ход всемирной истории, а для изменения своей личной судьбы и своих близких [164]164
  Там же, с. 114.


[Закрыть]
. Убийство вытекает из эгоистической теории Раскольникова, а не из высоких побуждений. В противоположность Н. Страхову Д. И. Писарев считает, что тяжелая, мрачная, голодная, безрадостная жизнь, истощающая ум, привела Раскольникова к преступлению, теория же вообще не имела к этому никакого отношения. Теорию Раскольникова Д. И. Писарев рассматривает как заблуждение ума, измученного нищетой существования [165]165
  Статью Д. И. Писарева «Борьба за жизнь» студенты найдут в кн.: Писарев Д. И. Соч. в 4–х томах, т. 4. М., 1956 с. 316—369.


[Закрыть]
.

Мы имеем два совершенно противоположных суждения о теории и преступлении Раскольникова. Характерно, что демократ Д. И. Писарев видит в действительности причину преступления Раскольникова, а славянофил Н. Страхов – в теории. Первый отмечает в нем страдающий ум, второй – стремление к обогащению. Как и почему возникают полярные оценки характера героя Достоевского?

Попытаемся найти ответы на эти вопросы в ходе анализа романа, обнаруживая «замки», сцепления, с помощью которых теория, характер, философия сплавляются в романе, образуя художественную реальность.

В центральном герое Достоевского воплощена мысль о молодом человеке, который поддался «странным», «недоконченным» идеям, носящимся в воздухе, и потому совершил преступление. Но затем «закон правды и человеческая природа взяли свое, убили убеждения, даже без сопротивления», и он решил «принять муки, чтобы искупить свое дело» (684—685).

Предлагаем студентам подумать, подтверждается ли творческой историей данная Достоевским в упомянутом выше письме Каткову трактовка характера Раскольникова. Студенты отмечают, что в письме Каткову образ Раскольникова несколько снижен, как бы упрощен («убили убеждения, даже без сопротивления»), в то время как в процессе создания романа он постепенно укрупняется и возвышается. По–видимому, Достоевский по разным причинам так представил Каткову своего героя. Во–первых, он рассчитывал, зная убеждения Каткова, что такой герой (быстро и без борьбы разочаровавшийся в современных убеждениях) тому ближе. (Достоевский ведь хотел напечатать роман в журнале Каткова.) Во–вторых, характер героя еще не до конца прояснился в сознании самого Достоевского. Но свое очень серьезное отношение к современным идеям, желание проанализировать, а не просто откинуть или разоблачить их Достоевский не мог открыть Каткову. Не случайно роман в окончательной редакции далеко не устраивал редактора журнала «Русский вестник». Одну из важнейших для Достоевского сцен романа – сцену чтения евангелия Раскольниковым и Соней, когда Раскольников бунтует против бога, Катков отказался напечатать без изменения, увидев в ней защиту нигилизма.

Большое внимание на практических занятиях мы уделяем спорным или не решенным в литературоведении вопросам, особенно если самим студентам в них трудно разобраться. Целый комплекс таких вопросов связан с поэтикой романов Достоевского. Мы анализируем со студентами то, что составляет живую ткань художественного произведения: композицию, сюжет, систему образов романа «Преступление и наказание». Стараемся сделать как можно больше наблюдений над языком и стилем повествования, выясняем функцию отдельных деталей, значение слов–образов [166]166
  В этой работе преподавателю и студентам очень поможет книга: Чичерин А. В. Идеи и стиль. О природе поэтического слова. Изд. 2–е, доп. М., 1968 (глава «Поэтический строй языка в романах Достоевского», с. 175—227).


[Закрыть]
.

Вопрос о поэтике романов Достоевского, их художественной структуре очень сложен. Долгое время Достоевского считали публицистом, философом, идеологом, иллюстрирующим свои мысли художественными построениями, и анализировали главным образом идейное содержание его произведений. В 1925 г. появилась книга Л. Гроссмана «Поэтика Достоевского» [167]167
  См.. – Гроссман Л. Поэтика Достоевского. М., 1925.


[Закрыть]
, автор которой выступил против мнения, что Достоевский «ниже «эстетической критики». Опровергая это мнение, Л. Гроссман обнаружил в романе Достоевского сплав из элементов самых различных типов зарубежного романа: фельетонного, приключенческоко, авантюрного, «готического», с его ужасами и тайнами, и даже бульварного. Не находил он только ничего общего в романах Достоевского с европейским «биографическим» романом, к последователям которого относил Тургенева и Толстого.

Роман Достоевского определяли иногда как идеологический [168]168
  См.: Энгельгардт Б. М. Идеологический роман Достоевского. – В кн.: Достоевский Ф. М. Статьи и материалы, сб. 2. М. – Л., 1924, с. 71—105. Это определение жанра романа Достоевского вошло и в более поздние работы.


[Закрыть]
.

М. Бахтин в книге «Проблемы поэтики Достоевского», вышедшей первым изданием в 1929 г., обратил внимание на то, что «литература о Достоевском была по преимуществу посвящена идеологической проблематике его творчества» [169]169
  Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. Изд. 3–е. М., 1972, с. 4.


[Закрыть]
.

М. Бахтин открыл своеобразный способ связи разнородного материала в романе Достоевского, назвав его «полифонизмом». Он обратил внимание на существование в романах Достоевского самостоятельных сознаний, соотнесенных друг с другом, на диалогическую форму повествования и признал «многоголосие» – равноправие различных голосов – характерной чертой романов Достоевского. А. В. Луначарский в статье «О «многоголосности» Достоевского» [170]170
  См.: Луначарский А. В. О «многоголосности» Достоевского. – В кн.: Достоевский в русской критике. М., 1956, с. 403—429.


[Закрыть]
, приняв основной тезис М. Бахтина, уточнял его, говоря, что голос автора в этом многозвучии не рассредоточен, не распылен между голосами героев, как это получается иногда у М. Бахтина, преувеличивающего самостоятельность голосов, а управляет этим многоголосием, сводит их в единую систему. Противоречивость мировоззрения писателя, поиск истины в столкновении различных точек зрения, часто противоположных, исключающих друг друга, все же не уничтожает определенности авторского голоса, а только придает ему особую форму выражения. Иначе роман не представлял бы художественного единства, а распадался на отдельные самостоятельные, существующие параллельно друг другу, смысловые сферы.

М. Бахтин обнаружил в полифонизме Достоевского древнюю античную традицию «сократического диалога» и «менипповой сатиры» с ее «свободой сюжетного и философского вымысла» [171]171
  Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского, с. 192.


[Закрыть]
, исключительными ситуациями, испытанием идеи и ее носителя, использованием вставных жанров: новелл, писем, ораторских речей, пародированием и т. д. Связь Достоевского с традициями мировой литературы и даже с карнавальным фольклором бесконечно расширяет наши представления об обобщающей художественной силе романов писателя.

Но, как подчеркивают современные исследователи, между традициями античной, христианской, зарубежной литературы и творчеством Достоевского лежит еще одно звено – опыт русской литературы, которая также перерабатывала эти традиции, создавая свои варианты жанров. Роль их в поэтике Достоевского еще не выяснена. Это существенно как раз для определения особенностей первого из пяти философских романов писателя. В «Преступлении и наказании» черты полифонического романа Достоевского сложились еще не в полной мере. Здесь заметна та связь, которая существовала между полифонической и монологической формой романа в русской литературе с самого начала ее появления. Так, например, в монологическом романе Пущкина «Евгений Онегин» уже есть элемент полифонизма. В нем сталкиваются и противостоят друг другу равные по своей глубине и законченности сознания Онегина и Татьяны Лариной. Достоевский высоко ценил пушкинский роман, особенно его 8–ю главу, много раз использовал его, своеобразно пародируя в сюжетных ситуациях своих произведений (например, в «Дядюшкином сне», «Подростке»). В своей Пушкинской речи Достоевский обратил внимание на сосуществование в романе Пушкина двух равных по значению сознаний. Анализируя жизненную позицию Онегина и Татьяны, Достоевский заметил: «Может быть, Пушкин даже лучше бы сделал, если бы назвал свою поэму именем Татьяны, а не Онегина, ибо бесспорно она главная героиня поэмы» [172]172
  Достоевский Ф. М. Собр соч. в 10–ти томах, т. 10. М., 1958, с. 447.


[Закрыть]
. Полифонизм пушкинского романа поддерживается и лирическими отступлениями с их многообразием суждений, мнений и ярко выраженным голосом автора, сопоставленным с голосами других героев. И сам Пушкин воспринимал свой роман как «свободный», не закованный в строгую биографическую форму европейского романа, который позднее стали называть монологическим.

Роман Лермонтова «Герой нашего времени» в еще большей степени объединяет монологическую и полифоническую форму. В нем развитие центрального характера героя дано не в биографической последовательности и не объективированно, а в восприятии разных лиц: Максима Максимыча, самого героя и автора. Принцип полифонизма обусловливает композицию произведения. В чистом виде монологический роман, или «роман героя», как его называли в 1920–е годы, в русской литературе существовал только в раннем творчестве Тургенева. Своеобразный жанр романа Достоевского складывается по линии пушкинско–лермонтовского варианта европейского (монологического) романа.

В самом деле, в «Преступлении и наказании» видны черты и монологической и полифонической структуры романа. Как в «романе героя», история души Раскольникова составляет основное содержание повествования. Самораскрытие героя объединяет разнородные сферы романа в отличие от «Идиота», где действие также группируется вокруг одного лица (Достоевский замечал: «Почему‑то целое у меня возникает в виде героя»), В романе «Идиот» самораскрытие князя Мышкина составляет лишь отдельные эпизоды романа. Оно дано во вставных новеллах. Движение действия зависит не от сознания героя (оно в основных своих чертах неизменно), а от его отношения к событиям, от реакции на них.

В романе «Преступление и наказание» не Раскольников действует своей личностью на происходящее, а все, что находится вокруг него, – люди и события влияют на течение его мыслей, на состояние души, на его сознание, которое неустойчиво, текуче, противоречиво и потому вызывает разное отношение к себе со стороны. Такое построение романа дает возможность автору развернуть суд над героем.

Центральное событие – убийство – совершается в самом начале романа, в его первой части. Читателю показана внешняя обстановка, приведшая к нему: голод и нищета героя, бедственное положение матери и сестры, жестокость и зло жизни, его окружающей (воспоминания детства, встреча с пьяной девочкой на Сенной). Внутренние причины, убеждения героя, заставившие его совершить преступление, выясняются позже. Характер героя в сложном взаимодействии натуры и убеждений оказывается в центре внимания автора. Фабула – обнаружение преступника – важна не сама по себе. Авантюрный, детективный смысл ее предельно ослаблен. Главный интерес романа не в нахождении виновника убийства и не в том, признает ли он себя виновным юридически, а в том, насколько велика его вина в нравственном смысле.

Полифонизм структуры «Преступления и наказания» обнаруживается в системе «двойников» Раскольникова. Позиция Раскольникова не просто сопоставляется с воззрениями других лиц романа, как, например, у Тургенева в «Отцах и детях» (Базаров и…), но дополняется, пародируется, осуждается, поддерживается, каждый раз по–новому освещая не только взгляды героя, но его характер во всей его изменчивости и противоречивости.

В сравнении с добрым, но ординарным Разумихиным видна незаурядность личности Раскольникова, стремящегося к «всеобщности» решения вопросов о бедности, нищете, несправедливости. Деловой человек Лужин с его «экономическими теориями», построенными на выгоде и расчете и оправдывающими эксплуатацию человека, душевным деспотизмом, оттеняет бескорыстие «теории» Раскольникова. И хотя теория и того и другого приводит к мысли, что «людей резать можно», мотивы Раскольникова благородны, выстраданы сердцем, они не просто расчет, а заблуждение, «помрачение ума». Рядом с «механическим» человеком, эпигоном нигилизма Лебезятниковым, который, ни о чем не думая, мигом пристает «непременно к самой модной ходячей идее, чтобы тотчас же опошлить ее, чтобы мигом окарикатурить все», Раскольников с его выстраданной теорией оказывается живым, достойным сочувствия в своих исканиях и заблуждениях. Свидригайлов, человек без совести и чести, – как бы предостережение Раскольникову, если он не послушается голоса собственной совести и захочет жить, имея на душе преступление, не искупленное страданием. Свидригайлов – самый мучительный для Раскольникова «двойник», потому что в нем раскрываются глубины нравственного падения человека, из‑за душевной опустошенности пошедшего по пути преступлений. Свидригайлов – «черный человек», который все время тревожит Раскольникова, хочет захватить его в плен «бесчестия» и с которым поэтому особенно отчаянно борется герой. Раскольников все время стремится разорвать ту нить, которая внутренне связывает его, совершившего преступление, со Свидригайловым. Не случайно именнос появлением Свидригайлова связана линия Германна из пушкинской «Пиковой дамы», тема рока, возмездия. Персонажи, казалось бы совершенно не похожие на Раскольникова, сопоставляютсяс ним по принципу внутреннего сходства. Лица, внутренне близкие Раскольникову, соединяются с ним в романе по принципу «от противного». Так, Порфирий Петрович, видимо, пережил трагедию, чем‑то напоминающую раскольниковскую. Соня – тоже грешница, пожертвовавшая собою, Мармеладов – олицетворение тоски об искуплении греха, Катерина Ивановна – такое же бунтующее сердце, сестра Дуня так же самоотверженна и полна стоической верности тому, во что поверит, мать, как и сын, уверена в высоте его предназначенья, убеждена в благородстве его идей, хотя и не знает их.

Все лица романа вполне самостоятельны по своим идеям, вполне личности с определенным сознанием и воззрениями. Однако в субъективном повествовании Достоевского соотносятся только взгляды, но не судьбы (как у Л. Толстого). В отличие от более поздних романов Достоевского «многоголосие» в «Преступлении и наказании» развито еще не в полную силу. Жизненная позиция каждого героя сама по себе (как, например, в «Братьях Карамазовых») не существует. Она имеет смысл только в соотношении с сознанием главного героя. И в этом также элемент монологической структуры. Это переплетение двух различных структурных элементов характерно для романа «Преступление и наказание». В дальнейшем оно будет проявляться все в меньшей степени. Наиболее целостным полифоническим романом являются «Братья Карамазовы». Больше всего элементов монологического романа в «Преступлении и наказании». В этом романе даже диалогическая манера повествования представляет собой внутренний монолог героя, который постепенно как бы расщепляется на разные голоса. В этом смысле интересно проанализировать «вихрь мыслей» Раскольникова, вызванный письмом матери. Монолог Раскольникова построен как спор с голосом, возникающим из письма. Возмущенный тем, что любящие его мать и сестра хотят принести себя в жертву ему, соглашаясь на выгодный брак Дуни с господином Лужиным, Раскольников в своем монологе выражает несогласие принять от них жертву. Монолог строится как согласие–опровержение письма: «Мамаша вон пишет, что «Дунечка многое может снести». Это я знал–с….Уже когда господина Свидригайлова, со всеми последствиями, может снести, значит, действительно, многое может снести… Не бывать тому, пока я жив, не бывать, не бывать! Не принимаю!» (39). И вдруг монолог–диалог распадается на многие голоса: «Не бывать? А что же ты сделаешь, чтоб этому не бывать?» – вступает новый голос Раскольникова.

Незаметно подключается голос автора: «Так мучил он себя и поддразнивал этими вопросами, даже с каким‑то наслаждением» (39). Голос автора об «ужасном», «диком» и «фантастическом» вопросе подготавливает исступленный вскрик Раскольникова: «Или отказаться от жизни совсем!» (40). Вступает неожиданно еще один голос: «Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что значит, когда уже некуда больше идти? – вдруг припомнился ему вчерашний вопрос Мармеладова, – ибо надо, чтобы всякому человеку хоть куда‑нибудь можно было пойти…» Именно в этом хоре голосов, столкновении неразрешимых вопросов рождается роковая мысль Раскольникова: «Вдруг он взрогнул: одна, тоже вчерашняя, мысль опять пронеслась в его голове. Но. вздрогнул он не оттого, что пронеслась эта мысль… вчера еще она была только мечтой, а теперь… теперь явилась вдруг не мечтой, а в каком‑то новом, грозном и совсем незнакомом ему виде, и он вдруг сам сознал это… Ему стукнуло в голову, и потемнело в глазах» (40). Так опять полифонический элемент перешел в монологическую форму.

Самораскрытие Раскольникова временами носит чисто монологический характер. Так, пейзаж во 2–й части романа обнаруживает эволюцию душевного состояния героя. Уже после совершенного преступления Раскольников оказывается на Николаевском мосту. Раскинувшаяся перед ним панорама: Нева, Зимний дворец, купол Исаакиевского собора – это мраморное великолепие и прежде вызывало у него неясное и неразрешимое впечатление: «Необъяснимым холодом веяло на него всегда от этой великолепной панорамы; духом немым и глухим полна была для него эта пышная картина…» (91). И прежде это «видение» подчеркивало Раскольникову его отчужденность от внешней жизни, его затерянность в большом и холодном мире. Сенная с ее кварталами бедноты, грубостью, безобразием и нищетой, материальной и душевной, раздражала и тревожила Раскольникова, ставила перед общими вопросами, требовавшими разрешения. Официальное же великолепие казалось ненастоящим, призрачным, слишком декоративным, наводило на мысль о его ненужности и возможности исчезновения. Панорама Петербурга, которую всегда видел перед собой Раскольников, возвращавшийся из университета, теперь, после убийства, показала ему, насколько он переменился: ушло все – «прежнее прошлое, и прежние мысли, и прежние задачи, и прежние темы, и прежние впечатления, и вся эта панорама, и он сам, и все, все…» (91). В безобразной реальности совершенного преступления погибла взволнованность прежних романтических надежд. Символика этой картины обобщает не только конкретное душевное состояние Раскольникова, но стягивает в один узел основное содержание романа, причины и последствия поступков героя.

Монологизм структуры романа обнаруживается и в стилистическом сближении авторской речи с речью Раскольникова. Так, Достоевский часто употребляет в своем повествовании слова, характерные если не для самого Раскольникова, то для человека его круга, мещанина по происхождению. Рассказывая, как Раскольников готовится уничтожить вещи, взятые им у старухи, Достоевский говорит: «он поклалвсе в разные карманы…» (85) (курсив наш. – Э. Р.).Много раз употребляет слово «давеча» в значении «прежде», «раньше». О Раскольникове, мучительно спешащем избавиться от денег старухи, Достоевский пишет: «Надо было управиться,пока еще оставалось хоть сколько‑нибудь сил и хоть какое‑нибудь рассуждение» (86) (курсив наш. – Э. Р.).

Стремление внутренний голос героя, его личностное мироощущение представить обобщенно и сделать выражением объективных процессов действительности ведет к появлению символических образов, проходящих через весь роман. Повторяемость, неоднократное приложение одних и тех же слов–образов разным характерам и ситуациям придает им символический смысл. Подсознательное и случайное становится выражением субъективной и объективной закономерности. Наиболее характерны образы-символы «загнанной лошади» и человека, задавленного лошадьми или убитого «обухом по темени». Первый образ всеобъемлющ. Из с на Раскольникова он переходит в реальность. Раскольников то оказывается в положении мужика, бьющего по глазам лошадь (убийство Лизаветы), то человека, чуть не попавшего под лошадь, которого самого больно хлестнули кнутом по спине. Раздавлен лошадьми Мармеладов. Раскольников, мучимый совестью, чувствует себя, как загнанная лошадь.

Образ «обухом по темени»•переходит, наоборот, из реальности в сон об убитой старухе и из него – в разговор с Порфирием Петровичем. Причем Порфирий Петрович, как замечает Раскольников, совершает по отношению к нему то, что он во время убийства старухи «обухом но темени». Раскольников обращает внимание на характерный прием юристов: сначала усыпить осторожность допрашиваемого, а «потом вдруг, неожиданнейшим образом огорошить его в самое темякаким‑нибудь самым роковым и опасным вопросом» (259) (курсив наш. – Э. Р.).В дальнейшем разговоре Порфирий Петрович дважды ссылается на «счастливое» выражение Раскольникова «обухом по темени» (261, 269). По–видимому, это слово Раскольникова становится для следователя той психологической «черточкой», которая убедительнее для него, чем посещение Раскольниковым пустой квартиры убитой им старухи.

На этом принципе соединения в одном словесном образе многозначных, противоречащих подчас друг другу смыслов и значений основано и употребление некоторых имен в романе. Так, например, Миколка – это имя мужика, забивающего лошадь, и тем же именем зовут крестьянина, маляра, принявшего на себя преступление Раскольникова и решившего за него пострадать.

Лизавета Ивановна – имя сестры старухи, непредвиденной жертвы Раскольникова. Сложный процесс борьбы мучений совести и нравственного чувства в душе Раскольникова выводится из подсознания героя и сосредоточивается вокруг вариаций этого имени. Раскольников почти сразу после убийства попадает в контору, где видит двух дам, воспринятых им резко контрастно: безмолвную «траурную даму» и пышную, слишком нарядную, «багрово–красную» даму по имени Луиза Ивановна. Поручик Порох, подчеркивая свое фамильярно–пренебрежительное отношение к ней, называет ее Лавиза Ивановна. Черновые рукописи «Преступления и наказания» свидетельствуют, что Достоевский сознательно и упорно работал над тем, чтобы рассказ Луизы Ивановны о скандале в ее «заведении» выглядел как можно комичнее. Трагическое состояние Раскольникова, идущего в контору с ощущением «жить или не жить», воспринимается на фоне комического эпизода, переданного Луизой Ивановной на ломаном русско–немецком языке, как странная, никого не касающаяся ненужность. Этот эпизод имеет большое не только психологическое, но и композиционное значение. Он как бы «разряжает» в сознании Раскольникова и читателя только что пережитый ужас преступления. Раскольникову «вся эта история начала… очень даже нравиться. Он слушал с удовольствием, так даже, что хотелось хохотать, хохотать, хохотать… Все нервы его так и прыгали» (79). Рассказ о скандале усиливает впечатление трагического одиночества Раскольникова с его страшным преступлением и жуткими мучениями. Все это подтверждается в дальнейшей беседе, вызывая в Раскольникове «мучительнейшее ощущение из всех до сих пор жизнию пережитых им ощущений». «Мрачное ощущение мучительного, бесконечного уединения и отчуждения вдруг сознательно сказалось душе его». Им овладевает такая душевная боль, что «если б его приговорили даже сжечь в эту минуту, то и тогда он не шевельнулся бы, даже вряд ли прослушал бы приговор внимательно» (83). Таких символических слов–образов в романе много – это образ душного, раскаленного жаркого дня, проходящий через весь роман, призыв «воздуху – воздуху» по отношению к Раскольникову, задыхающемуся от мук совести, и т. д.

Предлагаем студентам подумать, насколько правомерно говорить о полифонизме романов Достоевского вообще и в какой мере это понятие приложимо к роману «Преступление и наказание».

Исходя из особенностей сложной структуры романа отбираем для анализа сцены, в которых вопрос о виновности и невиновности героя рассматривается в разных аспектах: главу 6 из первой части романа (разговор студента и офицера в трактире, подслушанный Раскольниковым, размышление о нравственной стороне преступления), главу 5 из второй части (теоретический спор с Лужиным), главу 5 из третьей части (первая встреча Раскольникова с Порфирием Петровичем), главу 4 из четвертой части романа (первая встреча Раскольникова с Соней, чтение евангелия), главу 4 из пятой части (вторая встреча Раскольникова с Соней, признание его в преступлении), главу 5 из шестой части (встреча Свидригайлова с Дуней и изложение Свндригайловым теории Раскольникова).


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю