Текст книги "Камень Януса"

Автор книги: Элла Гриффитс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Глава 18

Утром Нельсон вызвал на совещание свою оперативную группу. Работа в субботу означала выплату сверхурочных, что никогда не радовало Уитклиффа, но у Нельсона не было выхода – требовалось хоть как-то продвинуть расследование, пока за них не взялась пресса. Инспектор прибыл в участок в деловом настроении. Прыжками взбежал по лестнице, с треском распахнул дверь в комнату оперативных совещаний, сорвал с доски фотографию отца Патрика Хеннесси и крикнул:

– Так, со священником все ясно. Какие есть еще идеи?

Эффект его появления был в значительной мере смазан, поскольку в помещении находились всего двое: Клаф ел бургер из «Макдоналдса», а Джуди читала «Мейл».

– Что вы сказали? – спросил сержант, комкая жиронепроницаемую бумагу и выбрасывая ее в урну.

– Священник. – Нельсон швырнул фотографию отца Хеннесси на стол. – Он не виноват. Рут Гэллоуэй обнаружила на черепе следы соединения фтора, которые могли быть оставлены только до 1955 года. А Элизабет Блэк родилась в 1968-м.

– Соединения фтора? – непонимающе уставился на него Клаф.

– Да. Было какое-то особенное соединение фтора, которым пользовались между 1949 и 1955 годами. Это и есть наш временной промежуток.

– Разве фтор не добавляют в воду? – поинтересовался Клаф.

– В Норфолке не добавляют, – ответила Джуди, складывая газету. – В нашей воде содержится естественный фтор. Нет необходимости добавлять.

– Это другой состав. Называется фтористое олово. Его больше не используют, потому что от него остаются пятна на зубах. Или используют, но только в одном сорте пасты.

– Следовательно, это сделал не святоша, – разочарованно протянул сержант.

– Да.

– А я никогда на него не думала, – заявила Джуди.

– Так ты же одна из них.

– Из кого?

– Из католиков.

– Они повсюду, Клаф, – рассмеялся Нельсон. – Их нет разве что среди масонов. Ну все, за работу.

Рут тоже проснулась в оптимистичном настроении. Была суббота, и она могла поваляться в постели. Свет просачивался сквозь шторы на кровать, где, вытянувшись и подергивая лапами, спал Флинт. Рут тоже потянулась и коснулась пальцами лап кота. Хороший накануне получился вечер: ужин на лодке, она облегчила душу – призналась, что беременна, стронулось с места расследование. Замечательный вечер. Приняв звонок от Дэбби, она набрала номер Нельсона, после они поболтали с Максом, а затем он отвез ее к ее машине. Гуляки еще сидели перед пабом, а луна поднялась высоко над верхушками деревьев. Макс поцеловал Рут в щеку и просил поберечься.

– До скорого, – улыбнулась Рут.

– Надеюсь, – ответил он.

Было в его поцелуе и в голосе нечто такое, от чего у нее быстрее забилось сердце. Не мог Макс в нее влюбиться, особенно теперь, когда узнал, что она беременна. И все же интуиция подсказывала Рут, что они могут стать больше чем друзьями. Неужели он ей нравится? Немного, призналась она себе. Макс – ее тип: высокий, темноволосый, умный и чуть-чуть суховатый. Но все эти обычные журнальные женские чувства меркли перед всеобъемлющим фактом – она ждет ребенка. И не может думать ни о чем другом. Даже сейчас, нежась в теплой постели, она не забывала о находящемся в ней существе. Воображала, будто чувствует, как ребенок двигается внутри, хотя сестра в больнице сказала, что для этого пока рано. Но было все же какое-то ощущение: тяжести, присутствия, заполненности пространства. Рут даже придумала ребенку имя и стала звать его Тоби. Сама не знала почему – ей не особенно нравилось это имя, но у нее появилось чувство, что ее ребенка зовут Тоби.

Черт, ее опять потянуло в туалет. И раз уж она встала, можно выпить чашку чая. Внизу полюбовалась замечательным видом утреннего Солтмарша, посмотрела на круживших в бледно-голубом небе чаек. По радио передавали последние известия, но скоро наступит самый блаженный для слушателя час – между девятью и десятью, когда будут рассказывать всякие хорошие истории: придут гости и поведают, какие песни они унаследовали от родителей и какие собираются передать следующему поколению. Приведут забавные факты о тех, кто собирает спичечные коробки или кто по незнанию вступил в брак с близким родственником.

Рут поднялась по лестнице. Она решила послушать приемник, а уж потом окончательно расстаться с постелью. Может, даже пойдет поплавать или сделает что-нибудь полезное для здоровья. Это ведь полезно и для Тоби. Мурлыкая что-то себе под нос, она снова улеглась в кровать.

В оперативной комнате полицейского участка прибавилось людей.

– Так вот, – с нажимом начал Нельсон, – хотя улики надо перепроверить, создается впечатление, что нам придется пересмотреть временные рамки преступления. Элизабет Блэк родилась в 1968 году. Если заключение эксперта верно, то череп принадлежит не ей.

– Мы можем с уверенностью утверждать, сэр, что череп и остальной скелет принадлежат одному ребенку?

Нельсон вытянул шею, чтобы разглядеть, кто сформулировал такой замечательный вопрос. Оказалось – новая сотрудница Таня Фуллер.

– Хороший вопрос, Таня. Результаты анализа ДНК это подтверждают. Следовательно, мы имеем дело с событиями, которые произошли в детском доме раньше, чем когда там жили Мартин и Элизабет Блэк. Клафи, что нам говорят документы о передаче правового титула?

Клаф, который до этого возмущенно сверкал глазами на Таню, вскочил и, с важным видом заглянув в бумаги, объявил:

– До 1960 года домом владел… Черт побери!

После завтрака Рут стала размышлять, как провести день. Работа у нее была всегда, но в это утро перед окном в ярких лучах солнца плавали пылинки и ей не хотелось ничего делать. Физические упражнения – полезное занятие, но ей расхотелось идти в бассейн, где пахло хлоркой. Прогулка – вот что ей подходит. Энергичный шаг, а затем ленч в пабе.

Рут чуть не позвонила Шоне – та иногда соглашалась прогуляться, если потом вознаграждала себя спиртным. Но затем рука дрогнула: а готова ли она выслушивать очередные сведения о состоянии брака Фила? К тому же Шона пожелает отобедать где-нибудь в Кингс-Линне, и чтобы непременно было чистое оливковое масло и итальянский хлеб чиабатта. Рут же хотелось чего-нибудь попроще. Внезапно в голове возникла мысль о пабе «Феникс». Она вспомнила запах жарящихся на гриле цыплят, вид на холмы, звон стаканов и гул голосов.

Макс что-то говорил о новых находках на раскопках. Она поедет в Суоффхем не для того, чтобы повидаться с ним, а чтобы посмотреть посуду, монеты и предметы настольной римской игры.

Рут схватила куртку.

– До 1960 года, – Клаф с важным видом обвел взглядом комнату, – дом принадлежал Кристоферу Спенсу.

– Кристоферу… – повторил старший инспектор. – Уж не из той ли семьи?

– Из той самой. – Сержант говорил так, будто был очень доволен собой, хотя до этого сам совершил недосмотр вселенского масштаба. – Отец Родерика Спенса, дед Эдварда Спенса.

– Это объясняет, почему он до сих пор владеет участком, – догадалась Таня.

Сержант бросил на нее сердитый взгляд.

– Семья Спенсов действительно проживала в доме? – спросила Джуди.

– Похоже на то. Вот данные переписи 1951 года: Кристофер Спенс, Розмари Спенс, дети Родерик и Аннабел.

– Так. – Нельсон поднялся. – Клафи, выяснишь все, что удастся, о семье Спенсов. Джуди и Таня, вы отправитесь в лабораторию за результатами анализа. А мне надо перекинуться парой слов с Эдвардом Спенсом.

Весь путь в Суоффхем была хорошая погода, но когда Рут свернула с шоссе, небо затянуло темными облаками. Она остановилась на траве у подножия холма, упали первые крупные капли дождя, и начался ливень. Рут смотрела, как, держа над головой куртки и куски брезента, вниз по склону, хохоча, бежали студенты. Большинство спрятались в пабе. Другие вскочили в машины-развалюхи и умчались в клубах выхлопного дыма. Вскоре у подножия холма остался ее «рено».

– Это так важно, Гарри? Обычно люди стараются освободить выходные для общения с родными.

– О, это важно, мистер Спенс, – мрачно подтвердил Нельсон. Он решил обойтись без предисловий и любезностей. – Почему вы мне не сообщили, что ваша семья жила на Вулмаркет-стрит?

Короткая пауза.

– Полагал, что вы сами знаете.

– Никогда ничего не полагайте, мистер Спенс. Итак, даже после того, как на раскопках был найден труп, вы не признались, что этот дом принадлежал вашим родным?

– Я никогда в нем не жил. В 1960 году дом сдали в аренду епархии.

– Но вы тем не менее продолжали им владеть.

– Да. Только вы интересовались годами, когда в нем находился детский дом. В это время семья Спенс не имела к нему никакого отношения.

– А теперь нас интересуют годы, когда там жили Спенсы, – вкрадчиво сообщил старший инспектор.

– Что вы хотите сказать?

– Появились свидетельства, что скелет принадлежал ребенку, который жил от начала до середины пятидесятых годов. Когда вам удобно, чтобы я заскочил?

Дождь закончился, и Рут, испытывая после поездки легкую дурноту, все-таки решила прогуляться. Только до раскопок и обратно. Она вышла из машины и надела желтую ветровку с капюшоном.

Подъем показался тяжелым. Рут поймала себя на том, что смотрит в траву и огорчается, что ноги плохо ее слушаются. Когда она добралась до вершины и огляделась, оказалось, что небо почернело. Вдали раздался первый, еще слабый раскат грома.

Когда Рут шла к главной траншее, ей показалось, будто она что-то заметила краем глаза. Она быстро обернулась, но там ничего не было – лишь ветер шевелил жесткую траву. Однако Рут не сомневалась, что что-то видела – черный силуэт, мелькнувший на краю раскопок. Скорее всего зверек, но Рут почему-то испугалась. В ушах зазвучал голос Макса: «Считается, что она посещает перекрестки и разъезды со свитой призрачных собак».

Не будь смешной, сказала Рут себе. Псы Гекаты вряд ли кого-либо подкарауливают. Наверное, лисица или кошка. Тем не менее она поторопилась спуститься с холма, хотела сесть в машину и быстрее уехать от этого места. Остановила только мысль, что напрасно одолела тяжелый подъем. Она быстро осмотрит главную траншею и вернется. Чтобы можно было сказать, что ездила сюда не зря.

Небо снова заворчало громом. Натянув на голову капюшон, Рут спустилась в траншею. Но споткнулась и чуть не упала на утрамбованную землю. Внезапно небосвод прорезала молния. Рут закрыла глаза. А когда вновь открыла, у ее ног лежал мертвый ребенок.

20 июня

Праздник в честь Суммануса

Прошлой ночью мне приснился страшный сон: женщина с головой змеи, мужчина с двумя лицами и брошенный в печь ребенок. На нем плавилась плоть, как у упавшей в огонь пластмассовой куклы. Я проснулся в поту и настолько испугался, что боялся снова заснуть. Так и бодрствовал, читая Плиния и ожидая рассвета. За что это мне? Я приносил все положенные жертвы, а боги на меня гневаются.

Потеплело. Вчера Сьюзен работала в саду с закатанными рукавами. Я видел ее руки, в крапинках, как куриные яйца, покрытые на удивление толстыми светлыми волосами. Конечно, пришлось сделать ей выговор. Ведь я хозяин.

Я устал. Иногда мне хочется лечь, уснуть и обо всем забыть. «Сном кончаешь тоску и тысячу природных мук, наследье плоти… Умереть, уснуть. – Уснуть? И видеть сны, быть может». [10]10
  Гамлет, акт III, сцена 1.


[Закрыть]

Вот в чем трудность.

Глава 19

Рут плыла в темном море. Тоби находился где-то рядом, но она не могла ни увидеть, ни коснуться его. И вдруг почувствовала, что проникла внутрь его существа: знает его надежды и страхи, привязанности и все, что ему ненавистно, словно он ее давнишний друг, а не трехмесячный зародыш. Даже слышит, как звучит его голос. А звучал он так, будто он с ней прощался.

Она у моря, прилив костей накатывает на берег. Слышит голос Эрика – он разговаривает с Тоби. «Таков цикл жизни: человек рождается, живет и умирает. Плоть обращается в дерево и камень». Хочется крикнуть: «Он еще не родился». Но голова каким-то образом оказывается под водой, и нет возможности ни слышать, ни говорить, ни кричать.

Прилив выбрасывает ее на берег, но на сей раз она в траншее, где так темно, что ничего не видно. Только сознает, что рядом кто-то есть. Различает женщину с двумя черными собаками, перекресток, желтые глаза совы.

В голове звучит голос Макса: она была богиней очень многого. Греки называли ее «царицей ночи», потому что она обладала даром проникать взглядом в подземный мир… Еще она богиня перекрестков, тройных путей… Ее другое имя – Геката Kourotrophos, то есть Воспитательница Юношей.

– Геката! – с трудом выдыхает она. – Спаси меня!

Ее накрывает очередная волна, и все в глазах чернеет.

Нельсон ехал допрашивать Эдварда Спенса, когда зазвонил его телефон. Он внимательно выслушал, развернулся так, что завизжали покрышки. И включил сирену.

Она снова в море. Прилив таскает ее то к берегу, то от берега, обдирая тело о камни и затягивая в темноту. Качаясь вверх и вниз во мраке, она видит где-то очень далеко свет. Слышит голоса – то тихие, то громкие. Говорят мать, Фил, Шона, Тед и медицинская сестра из больницы. Вы одна?

Вдруг раздался громкий голос Нельсона: «Рут, просыпайся». Но это ему надо просыпаться, вставать и уходить. Возвращаться домой, пока его не хватилась жена. Они больше никогда не будут вместе. Спасибо. За что? За то, что ты там.

Двое детей копают на берегу колодец и поют: «Динь-динь-дон, колокольчик близко, на дне колодца пушистая киска…» Появился Флинт, огромный, облизывающий языком усы. За ним Спарки с кровавым ожерельем. В клетке щебетала безголовая птица. В колодце желаний поблескивали брошенные на дно монеты. Что задумали? В колодце киска…

Эрик вез ее на берег и рассказывал о погребении викинга. «Паруса полны на закате ветром, рядом с мертвецом меч, на его груди щит». Прилив подбрасывал лодку, и она раскачивалась вверх и вниз. «Не бойся, – сказал он ей, – еще не твое время». Ни время, ни море не ждут человека. Прилив пронес ее через всю ее жизнь: Элтем, школа, университетский колледж, Саутгемптон, Норфолк, Солтмарш, детское тельце, погребенное в магическом кругу, Катбад с поднятым факелом. Богиня Бригита, прими нашу жертву.

Следующая волна выбросила ее из воды и оставила дрожать и ловить воздух ртом на ярко освещенном берегу. Она открыла глаза и увидела, что на нее смотрят Макс, Нельсон и Катбад.

И снова закрыла глаза.

Нельсон мчался в больницу. Рут пострадала, сообщил Катбад. Она может потерять ребенка.

Нельсон не стал ломать голову, откуда Катбад знает о ребенке и как много ему известно. Он даже не удивлялся, почему ему позвонил именно этот человек и каким образом он оказался рядом с Рут. Он думал только об одном: его подозрения о беременности Рут оправдались и ребенок, которого теряет Рут, может быть его ребенком. Он вдавил педаль газа в пол.

В больнице оказался не только Катбад в плаще, но и всезнайка из Суссекского университета – Макс. Они с безнадежным видом стояли у ряда прибитых к полу стульев и древних номеров «Хелло!».

– Что происходит? – крикнул Нельсон.

– Ее осматривают. – Катбад, стараясь успокоить, накрыл его руку ладонью. Но Нельсон тут же раздраженно стряхнул его руку со своей.

– Позовите мне врача.

– Чуть позже. Он сейчас занимается Рут.

Совершенно расстроенный старший инспектор повернулся к Максу, который смущенно переминался с ноги на ногу.

– Что случилось?

– Я нашел ее на раскопках. – Если Нельсон спрашивал его как полицейский, то ответ Макса прозвучал как речь подозреваемого. – Я пошел проверить, что там в траншее после дождя, и нашел Рут без сознания в шурфе.

– Рядом еще кто-то был?

– Сначала никого. Но пока я пытался ей помочь, появился Катбад.

– Как это – появился? – прорычал Нельсон. – Силой волшебства?

Катбад скромно потупился.

– Я случайно оказался на раскопках. Хотел посмотреть, что нового. Как вам известно, меня интересует археология.

– И вы подоспели как раз в тот момент, когда Рут потеряла сознание?

– Наверное, на несколько минут позже, чем Макс. Я видел его машину у подножия холма.

– Что случилось с Рут? Почему она упала в обморок?

Вместо ответа Катбад протянул ему какой-то предмет. Нельсон отпрянул.

– Что это?

Ему ответил Макс:

– Кукла новорожденного ребенка. Когда я увидел, то подумал…

– Я тоже, – подхватил со смущенным видом Катбад. – И поэтому связался с вами.

Нельсон посмотрел на куклу – анатомически совершенное подобие доношенного плода. Лицо ничего не выражает, глаза незрячие. Он взглянул на штамп на пояснице.

– Из музея. Мне пришлось там побывать на какой-то нелепой вечеринке. У них есть куклы на все стадии развития зародыша.

Макс поднял голову, словно хотел что-то сказать, но в это время появилась врач – молодая китаянка.

– Вы к мисс Гэллоуэй?

– Да, – ответил Нельсон.

– Как она? – спросил Катбад.

– По-прежнему без сознании, но жизненные показания не вызывают опасений. Скоро придет в себя. Я так понимаю, что она беременна?

– Примерно на шестнадцатой неделе, – произнес Катбад. – Я сообщил об этом бригаде «скорой помощи».

Врач успокаивающе кивнула.

– На данный момент нет признаков, что ей грозит выкидыш. Но вскоре мы проведем сканирование. Зайдите и поговорите с ней. Это ее успокоит.

Приглашение, судя по всему, относилось к одному Катбаду. Но все трое мужчин последовали за врачом в боковую палату, где в отсеке за ширмой лежала Рут. Ее фамилия уже была на спинке кровати. И эта оперативность, неприятно кольнув, показалась Нельсону зловещей. Разве людям не положено ждать часами, лежа на носилках в коридоре?

Рут лежала на боку, закинув руку за голову. Она что-то бормотала. Катбад встал рядом, дотронулся до ее руки. Нельсон неловко мялся за его спиной. Макс остановился у ширмы, не зная, остаться ему или уйти.

– Что она говорит? – спросил Нельсон.

– Похоже, Тони.

– Тоби? – предположил Макс.

Внезапно Нельсон шагнул вперед.

– Рут, просыпайся.

Ее глаза дрогнули под закрытыми веками.

– Не кричите! – возмутился Макс. – Это не поможет.

Нельсон повернулся к нему.

– Вы-то что тут делаете?

Катбад, смотревший на Рут, предостерегающе поднял руку.

– Она приходит в себя.

– Что случилось? – Ее голос звучал слабо, но укоризненно, словно в том, что произошло, была и их вина.

– Ты потеряла сознание, – произнес Катбад. – Но теперь все в порядке.

Рут переводила растерянный взгляд с одного лица на другое.

– А ребенок? – прошептала она.

– Не пострадал. Тебе сделают УЗИ. Но и сейчас нет признаков, что с ним что-то не так.

– А ребенок в шурфе?

– Это была кукла, – объяснил Нельсон. – Какой-то псих решил пошутить.

Он показал пластмассового ребенка. Рут отвернулась, и по ее щекам потекли слезы.

– С твоим ребенком все в порядке, – проговорил Нельсон мягким тоном, на который был способен.

Они долго не могли отвести друг от друга глаз. Секунды превращались в минуты. Макс теребил висящий на стене пузырек с жидким мылом. Зато никогда не смущающийся Катбад предложил:

– Рут, нам надо всем возблагодарить богиню Бригиту за твое благополучное выздоровление.

К счастью, в этот момент сестра отодвинула ширму и объявила, что Рут переводят в другую палату.

– Оставим ее на ночь, – бодро сказала она. – Просто понаблюдаем. А утром кто-нибудь из друзей отвезет вас домой. – Она обвела взглядом троих мужчин – Катбада в красном плаще, Макса в грязных джинсах и Нельсона в полицейской форме, – и ее улыбка исчезла.

Утром Рут мечтала об одном – поскорее попасть домой. Сначала ей нравилось лежать под прохладными накрахмаленными простынями и наслаждаться заботой добрых сестер, которые принесли ей чай с тостом. Они отвезли ее вниз сделать сканирование, и там выяснилось, что Тоби преспокойно витает в своих облаках. Ей стало стыдно, что она всплакнула, хлюпая носом в протянутые сестрой розовые бумажные салфетки. Боже, какие же здесь милые люди! Только удивительно, как они тут не сходят с ума.

Но ночь тянулась, и Рут стала беспокоиться о Флинте (Катбад предложил его покормить, но кто знает, не забыл ли), о своем ребенке (неужели она не способна держать себя в руках) и о себе самой. Складывалось впечатление, что кто-то пытается запугать ее до смерти. Написали кровью ее имя (Макс подтвердил, что на стене была кровь). А теперь эта зловещая находка – пластмассовая кукла. Интересно, тот, кто подложил ее в траншею, знал, что Рут беременна, или это просто очередной намек на вызывающие ужас суеверия античности? Кто этот человек? Кто-то из ее окружения, если сумел подбросить куклу за несколько минут, пока на раскопках никого не было. Но зачем? Вопрос не давал ей покоя всю ночь, пока рядом сновали сестры. Женщина рядом храпела на разные лады, так что Рут не удавалось привыкнуть и воспринимать ее храп как убаюкивающий фон. Читать было нечего, и вдруг эта потребность стала настолько сильной, что она попросила сестру принести ей что-нибудь. Та вернулась с журналом «Хелло!», и Рут провела остаток ночи под аккомпанемент всхрапываний соседки, читая о свадьбах футболистов и о каком-то малоизвестном родственнике испанской королевской семьи.

Утро началось рано – с чашки чуть теплого чая в семь часов, – и Рут уже спрашивала, когда ее отпустят домой. Сначала ее должен осмотреть врач, ласково ответила сестра. В восемь она сидела на кровати полностью одетая. Накануне Рут не догадалась попросить своих посетителей привезти ей что-нибудь на смену. Да она бы постеснялась. Но было что-то омерзительное в том, что пришлось натянуть вчерашнюю одежду. У нее даже не было зубной щетки. Сестра принесла ей зубную пасту, и Рут энергично протерла ею во рту. Соседка (очень приятная женщина, когда не храпела) предложила дезодорант и сильно пахнущий спрей для тела. И теперь она сидела на кровати, источая запах роз, и читала, как какая-то актрисочка, о которой она никогда не слышала, пережила трагедию, вступив в брак с футболистом, о котором она тоже ничего не знала. Это, конечно, вдохновляло.

Вскоре появился молодой врач, осмотрел ее голову и сказал, что она может возвращаться домой.

– Немедленно приходите к нам, если будете испытывать головокружение или терять сознание, – строго сказал он. На нем были бейсбольные ботинки. Бейсбольные ботинки! Разве можно принимать всерьез то, что он говорит?

Собирать было нечего, и Рут попросила сестру вызвать ей такси.

– Нет необходимости, – мило улыбнулась та. – Один из ваших друзей позвонил и сообщил, что приедет за вами. Не правда ли любезно с его стороны?

Сестра не уточнила, кто из друзей собирался приехать, но, выйдя из больницы, Рут не удивилась, увидев на отведенной для такси площадке «мерседес» Нельсона. Она забралась на переднее сиденье, и несколько минут они с Нельсоном молчали.

– Почему ты мне не сказала? – наконец спросил он.

– Никак не получалось.

– Ясно.

– Трудно было решиться, – резко произнесла Рут. – Ты женат. Не хотела раскачивать лодку.

– Не подумала, что у меня есть право знать? Конечно, если ребенок мой.

– Чей же еще? Конечно, твой, – вспыхнула Рут.

– Я полагал… может, твоего бывшего дружка… этого Питера.

– Я не общаюсь с ним десять лет.

– Значит, не его.

– Твой.

В салоне снова повисло молчание, которое прервал хор громко загудевших сзади такси. Старший инспектор чертыхнулся и включил скорость. Они ехали тихими переулками Нориджа. Было воскресенье, и в городе царило спокойствие. Прохожие покупали толстые воскресные газеты, хозяева кафе расставляли на тротуарах столики. Когда они миновали центр города, на храме зазвенели колокола.

– Что ты собираешься делать? – Нельсон резко затормозил на «зебре».

– Рожать. И сама воспитывать.

– Я хочу помогать.

– Что ты подразумеваешь под словом «помогать»?

– Ну… финансово. И вообще. Буду участвовать.

– Каким образом? Расскажешь Мишель?

Нельсон не ответил, но она заметила, как сверкнули его глаза.

– Слушай, Рут, это непросто. Я женат и не хочу разрушать семью. Девочки…

– Ты решил, что я рвусь за тебя замуж? Это самое последнее, что мне надо.

Рут показалось, что Нельсон немного успокоился, и его голос зазвучал мягче.

– Так что ты от меня хочешь?

– Не знаю. – Она действительно не знала. Конечно, ей хотелось, чтобы он оставался с ней до рождения, а после они бы вместе воспитывали ребенка. Но такой вариант на повестке дня не стоял. – Наверное, чтобы было с кем поговорить.

– Ну, можешь со мной всегда говорить. Тебе делали УЗИ?

– Да, сказали, что у него длинные ноги.

– У него?

– Я думаю, это мальчик. Назвала его Тоби.

– Тоби! – Машина резко вильнула в сторону. – Ты не можешь назвать его Тоби.

– Почему?

Нельсон колебался. Рут ждала, что он скажет: это имя для педика. Но даже для Нельсона это было бы слишком.

– Полагаешь, я должна назвать его Гарри?

– Гарри? Ну уж нет! С тех пор как появился Гарри Поттер, это имя стало нарицательным! Назови его… в честь своего отца.

– Эрнстом?

– Почему бы и нет?

– Надо посоветоваться с Катбадом.

– Уж он тебе присоветует. Что-нибудь вроде Юпитера Лунного Грамблвида. Почему ты не хочешь дать бедному ребенку нормальное имя? Например, Том?

– Или Дик?

Они не могут долго находиться вместе, чтобы не поругаться, подумала Рут. И все же она была довольна. Почти развеселилась. Говорить о ребенке, обсуждать, как его назвать, – от этого ее беременность приобрела реальность, подобного она не испытывала с момента первого УЗИ. Нет, не беременность, а сам ребенок стал реальным. Или мысль, что он превратится в человечка, личность. Будет есть сандвичи «Мармайт», рисовать, играть в футбол и прыгать по лужам. Рут улыбнулась.

Они ехали по окружной дороге, и Нельсон, как обычно, вел машину очень быстро. Рут иногда казалось, что он и полицейским стал только для того, чтобы не платить штрафы за превышение скорости.

Оказывается, в его голове тоже кружились мысли.

– Странно, – заметил он, обгоняя грузовик, – мы не так уж хорошо знаем друг друга, но у нас есть общий ребенок.

– Он не общий, – возразила Рут.

– Общий.

– Но мы не вместе. Ты ведь не собираешься ходить на школьные родительские собрания?

– Ты не о том.

– Я только хочу сказать, что ребенок полностью мой, хотя ты его отец. Вот и все.

– Спасибо.

– Ты должен быть доволен – я ничего не требую.

– Ты должна быть довольна – я же не дал деру.

Абсурдность этой пикировки заставила обоих рассмеяться.

– Как родители? – спросил Нельсон. – Поддерживают? – Он произнес это так, словно хвастался только что выученным компьютерным термином.

– Не очень. Они упертые христиане и считают, что я буду гореть в аду.

– Смирятся, когда родится ребенок.

– Наверное.

– У тебя есть братья или сестры?

«Нельсон прав, – подумала Рут. – Странно, что у меня от него ребенок, а мы так мало знаем о жизни друг друга».

– А у тебя есть брат или сестра? – спросила она.

– Брат, но мы с ним не близки. Живет в Лондоне.

– Детей имеет?

– Двух.

У Тоби будут родственники. Это ей в голову не приходило.

– Будешь продолжать работать? – поинтересовался Нельсон.

– Разумеется. Надо же его содержать.

– Я тебе сказал, что хочу помогать.

– Помню. Но давай рассуждать здраво: если ты не признаешься Мишель, то мало что сможешь сделать. Но это не важно. Я не хочу помощи. Купишь ему велосипед или что-нибудь в этом роде.

– Первый футбольный мяч.

– Только, надеюсь, не станешь настаивать, чтобы он болел за какую-нибудь убогую северную команду.

– А как же – за «Блэкпул».

– А если я захочу, чтобы он болел за… – Рут перебрала в уме названия клубов, выбирая самый неприятный для Нельсона, – …за «Арсенал»?

– В таком случае я буду требовать, чтобы тебя взяли под стражу. – Он улыбнулся и добавил: – Что ты расскажешь ему обо мне? Я не хочу, чтобы мой сын рос, не зная, кто его отец.

– Пока не знаю, – ответила Рут. – Доберусь до моста, тогда и начну думать, как перейти через реку, а пока не стану ломать голову.

Сейчас этот мост ей казался перекинутой через Ниагарский водопад шаткой дощечкой. Если не будет знать Мишель, как она сможет сказать своему сыну, что его отец – Нельсон?

Они уже были на дороге в Солтмарш. Начался прилив – море поднялось, образовав сверкающие голубые лужи между островками высокой зеленой травы. Рут опустила стекло и вдохнула солоноватый воздух.

– Ты любишь здешнюю округу? – спросил Нельсон.

– Да.

– Тогда мне нет смысла убеждать тебя, что это слишком уединенное место для того, чтобы растить сына.

– Нет.

Он остановился у ее дома.

– Хочешь зайти? – спросила Рут.

Нельсон смутился:

– Мне надо возвращаться. Я обещал отвезти Мишель в садовый центр.

– Тогда поезжай.

Она вышла из машины и стала искать в сумочке ключи. Нельсон наблюдал за ней, сидя за рулем. Глядя, как Рут стоит на пороге своего дома в мятой юбке, с повязкой на глазу, он почувствовал, как у него сжалось сердце.

– Рут! – крикнул Нельсон.

Она обернулась.

– Береги себя!

Рут помахала рукой и улыбнулась, нашла наконец ключи и скрылась в доме.

24 июня

Фортуна

Очень жарко. Слишком жарко. Прошлой ночью я спал под одной простыней, но все равно утром проснулся весь в поту. Она снова приходила ко мне, и я проявил слабость. Может, моя слабость – причина того, что дом проклят. Поэтому здесь нет ничего, кроме пыли и пепла. Утром я вновь принес жертву – кишки были тухлыми, гнилыми, вонючими. Я похоронил их за оранжереей, где все заросло высокой травой. Время приближается. Нам не отвертеться.