Текст книги "Камень Януса"

Автор книги: Элла Гриффитс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 11

Когда Рут добралась до машины, спина болела так, словно раскололась надвое. Она обвязала джемпер вокруг поясницы и решила, что вопрос лишь во времени, когда придется обзавестись медицинским корсетом и официально перейти в разряд дам среднего возраста.

Рут остановилась около университета, чтобы занести в лабораторию кошачий скелет, и, выгружая его из автомобиля, усмехнулась: таскаться с костями не самое подходящее занятие для беременной женщины. Странно, об этом ничего не говорилось в книгах. Рут считала, что она на тринадцатой неделе. На следующей неделе сделает УЗИ и все узнает точно. Может, тогда ее ощущения станут реальнее.

Рут так глубоко задумалась, что не заметила идущего навстречу человека в белом пиджаке.

– Прошу прощения.

Слава Богу, она не выронила коробку, но оттого, что так сильно в нее вцепилась, сама упала на колени. Мужчина помог ей подняться.

– Рут, не ушиблась?

Это был Катбад.

В друидском наряде с развевающимся пурпурным плащом на плечах он производил впечатление, мог даже показаться великолепным. Но теперь, в белом пиджаке, джинсах и кроссовках, с седеющими волосами, забранными в «хвост», напоминал стареющего хиппи, который наконец нашел работу. Однако Рут ему обрадовалась. Несмотря ни на что, Катбад ей нравится.

– Нет. – Она поднялась.

– Несешь в лабораторию? Давай помогу.

Рут отдала ему коробку, но продолжала цепляться за драгоценный рюкзак.

– Получила мое письмо по электронной почте? – спросил Катбад, когда они шли по пустому коридору. Было шесть часов вечера, студенты и большинство преподавателей разошлись по домам.

– Насчет Имболка? Да.

– Придешь?

– Да. Ничего, если приведу приятеля?

– Конечно, берег принадлежит всем.

Катбад скромно улыбнулся, но Рут знала, что участок побережья, где нашли древний магический круг, он считает своей собственностью.

– Мой приятель – археолог. Думаю, тебе понравится.

– Из Суссекса? О нем хорошо отзываются.

На Рут произвела впечатление организация службы его разведки.

– И что ты слышал? – спросила она.

– У него восприимчивый ум. Он чтит духов.

Рут заинтересовалась, каких именно духов имеет в виду Катбад: духов земли, духов природы, духов домашнего очага. Но она решила не уточнять. В лаборатории заперла останки животного в сейф. Завтра она их очистит и изучит. Катбад ждал ее в коридоре.

– Ты выглядишь усталой, – сказал он по дороге на стоянку.

– У меня был долгий день. Работала на раскопках.

Катбад протянул руку, чтобы взять у нее рюкзак.

– Не переутруждайся, в твоем состоянии надо беречься.

Рут остановилась как вкопанная, рука дрогнула, и рюкзак чуть не грохнулся на пол.

– Что ты сказал?

Катбад невинно посмотрел на нее:

– Только то, что тебе необходимо беречься. Особенно в первые месяцы.

От удивления Рут открыла рот:

– Как ты узнал?

– Человеку с опытным глазом это сразу заметно.

– И давно ты обзавелся опытным глазом?

– Я ученый. – Катбад выглядел обиженным. – И наблюдатель.

– Сделал вывод, наблюдая за мной в течение нескольких минут?

– Видел тебя три дня назад в университетском городке и подумал: неужели… А когда встретил сегодня, все стало ясно.

Рут не понравились его слова. Если ясно Катбаду, то кто еще сделал такой же вывод? Фил? Коллеги? Нельсон?

– Какой у тебя срок? – поинтересовался Катбад, пока они проходили вращающиеся двери.

– Тринадцать недель.

– Чудесно. Ребенок родится под знаком Скорпиона.

– Тебе виднее. – Рут никогда не могла разобраться в знаках зодиака. Она Рак, если верить гороскопам, натура домашняя, заботливая, что лишний раз доказывало, что все эти знаки – полная ерунда.

Они подошли к машине, и Катбад отдал ей рюкзак.

– Спасибо. – Рут положила его на заднее сиденье. – Увидимся в пятницу.

– До скорого! – кивнул Катбад. – Рут, а Нельсон знает?

– О чем?

– О ребенке.

Она твердо посмотрела Катбаду в лицо, и тот ответил простодушным взглядом. Ни одна живая душа понятия не имела, что она провела с Нельсоном ночь. Следовательно, Катбад спросил наобум.

– Нет. С какой стати?

– Ни с какой. – Он весело помахал рукой. – Береги себя, Рут. До пятницы.

Рут ехала по узкой дороге через болота, сознавая, что после разговора с Катбадом ей требуется уединение. Но, приближаясь к дому, поняла, что у нее гости. У ворот стояла низкая спортивная машина, и на водительском месте сияло яркое пятно рыжих блестящих волос.

Шона. Когда-то она была ее самой лучшей подругой, но затем возникло солтмаршское дело и расстроило их отношения. Рут стали известны такие факты из прошлого подруги, что она засомневалась, знала ли она Шону вообще. Хуже того, она чувствовала себя преданной. Но время прошло, общее горе по поводу Эрика, огорчения и желание сохранить из того ужасного периода что-нибудь хорошее снова свели их вместе. Да, теперь они вели себя друг с другом не так открыто, как раньше. Рут не могла забыть, что Шона почти десять лет лгала ей – хотя бы своим бездействием. А Шона считала, что Рут судит ее за ложь слишком строго. Но они были друг другу нужны. У них не было близких, с кем они могли поделиться сокровенным, и обе знали, что это нужно ценить. Раздражение Рут из-за того, что нарушено ее уединение, исчезло, когда она остановилась за автомобилем Шоны.

– Где ты была? – спросила, обнимая, подруга в обворожительном зеленом платье, трепетавшем от дующего с моря ветерка. Волосы разметались огненными прядями. Иногда красота Шоны злила Рут. А иногда заставляла все прощать.

– В университете.

– Ты слишком много работаешь.

Шона тоже преподавала, только на английском отделении. За последние десять лет у нее было несколько неудачных романов с женатыми коллегами, а теперь сна сошлась с начальником Руг, Филом. Рут только надеялась, что Шона приехала не для того, чтобы раскладывать по полочкам достоинства Фила как любовника или обсуждать вероятность того, что он уйдет от жены. Ее саму, даже когда она не была беременна, мутило от одной мысли о близости с Филом, и она считала, что его брак со Сью, большой занудой и врачом-ароматерапевтом, будет длиться вечно.

Рут открыла дверь и отодвинула бурно проявляющего восторг Флинта. Шона наклонилась и погладила кота – ей приходилось часто заботиться о нем, когда Рут куда-нибудь уезжала.

– Привет, миленький. Ну-ка иди к тете Шоне. Знаешь, Рут, я намерена покончить с мужчинами и завести кошку.

Рут слышала это много раз.

– Кошки не умеют чинить рождественские гирлянды и проверять уровень масла в машине.

– Зато умеют слушать. – Шона гладила Флинта, а тот с надеждой поглядывал на пол.

– Это правда. И еще они не оставляют открытой крышку на унитазе.

Шона села на диван и поджала под себя ноги. Сразу было видно, что она устроилась для долгого приятного разговора. Рут предложила чаю, однако подруга ответила, что предпочитает вино. Рут наполнила вазу чипсами, но прежде чем поставить перед гостьей, запихнула горсть себе в рот.

– Фил сказал, что вы нашли скелет, – произнесла Шона.

– Обнаружили полевые археологи. Это на строительстве дома в Норидже.

– Полевые археологи? Команда того ненормального ирландца?

– Да, Теда. Только он не ирландец.

Глаза Шоны заблестели.

– Значит, нашли скелет? Есть свидетельства насилия?

Рут колебалась. Шону всегда интересовали увлекательные сюжеты. Может, оттого, что она была литературоведом. Вот только Рут сомневалась в ее скромности. И не желала, чтобы она передала ее рассказ Филу во время их жарких объятий в постели. Но в то же время ей отчаянно хотелось с кем-нибудь поделиться.

– Голова отрублена, – сказала она.

– Господи! – ахнула подруга. – Это ритуальное убийство?

Рут с любопытством посмотрела на нее. Странно, что Шона задала именно этот вопрос. А может, и не странно – ведь она была близка с Эриком, а тот являлся знатоком ритуалов, жертвоприношений и всяких кровопусканий.

– Не исключено, – ответила она. – Иногда римляне совершали жертвоприношения Янусу, богу дверей. Тело найдено как раз под входом в дом.

– Следовательно, останки италийских времен?

– Мы не узнаем, пока не определим возраст скелета. Они могут быть римскими или средневековыми, но я так не думаю. Разрез могилы выглядит очень современным.

– Янус. Тот, у кого два лица?

– Именно. Январь назван в его честь.

Шона поежилась:

– Жуткий тип. Правда, очень многие мужчины двулики.

– Ну как там Фил?

Шона улыбнулась, но как-то грустно:

– Налей нам по бокалу вина, и я тебе расскажу.

Рут разлила вино, надеясь, что подруга не заметит, как медленно она пьет. В последнее время ее мутило от вина. Казалось, Рут ощущала все компоненты напитка: кислоту винограда, бродильный спирт, аромат листьев на лозе. И даже привкус крестьянских ног.

Фил показал себя не с лучшей стороны. Он пригласил Шону поехать с ним в Женеву на конференцию, но хотел, чтобы они летели отдельно и она сама за себя платила. Рут вздохнула. Скаредность Фила служила в отделении предметом многочисленных шуток. Когда он клялся, что обожает Шону, то не забывал упомянуть о «тонкой натуре» жены, намекая, что если случится нечто такое, что ее расстроит, виновата в этом будет его любовница.

– Да пусть бы и случилось, я бы не возражала. Только она здоровая, как лошадь. И очень смахивает на лошадь. Слушай, ты почему не пьешь?

Рут виновато посмотрела на свой бокал. Подруга уже выпила все до дна, а она сделала всего несколько глотков и немедленно ощутила тошноту.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

Все словно сговорились спрашивать ее о здоровье. Внезапно Рут испытала острое желание рассказать Шоне о своей беременности. Все равно скоро станет известно. Вот Катбад догадался. Может, за ее спиной уже шушукаются. И еще, для разговора с Филом ей понадобится союзник. Она глубоко вздохнула.

– Шона, мне надо тебе кое в чем признаться.

– В чем? – Подруга моментально насторожилась. Ее глаза с длинными блестящими ресницами впились в лицо Рут.

Как бы это лучше сказать? «Я жду ребенка» – звучит несколько легковесно. Уж лучше быть как можно ближе к сути дела.

– Я беременна.

– Что?

Рут внезапно испугалась, какую реакцию вызовут ее слова. Шона была дважды беременна, и каждый раз дело заканчивалось выкидышем. Что она сейчас увидит на лице подруги: зависть, ненависть, обиду? Рут сделала усилие и не отвела взгляда. А затем повторила:

– Я беременна.

Шона коснулась ее руки. Глаза наполнились слезами.

– О, Рут… Ты уверена?

– Да. Уже тринадцать недель.

– Боже! Тринадцать недель! – Шона вытерла глаза и взяла себя в руки. Теперь на ее лице не отражалось ничего, кроме любопытства. И она задала вопрос, который так пугал Рут: – А кто отец?

– Я бы предпочла умолчать.

Шона нетерпеливо поправила волосы.

– Рут, признавайся. Это Питер?

– Не могу сказать. – Рут почувствовала, что вот-вот расплачется. – Пожалуйста, не мучай меня.

Шона наклонилась и обняла ее:

– Прости. Я… пожалуй, перегнула палку. Ты его сохранишь?

– Да.

– Ты героиня.

– Не знаю. Не задумывалась. Просто так вышло. Но я его хочу. Очень.

– Ты станешь образцовой мамой. Возьмешь меня в крестные?

– Только в строго нерелигиозном смысле слова.

– Буду твоему ребенку тетушкой. Как Флинту. – Она усмехнулась.

– Чем больше будет близких, тем лучше. Родители почти отреклись от меня.

– Неужели в наше время такое возможно? Сейчас все рожают, не выходя замуж. Даже моя мать не стала бы возражать. А уж она сумасшедшая ирландская католичка.

– Мои родители… очень старомодны.

– Не иначе. – Шона повертела в руках бокал с вином и спросила: – Фил знает?

– Пока нет. Но скоро придется ему сообщить, пока и так всем не стало ясно. Сегодня повстречалась с Катбадом, и он сразу догадался.

– Вот как…

Шона давно была знакома с Катбадом. Они познакомились на раскопках древнего магического круга. Сначала она примкнула к друидам, которые противились тем, кто намеревался потревожить древнюю реликвию, а затем к археологам, собиравшимся перевезти деревянные колья в музей. Интересно, подумала Рут, как относится Фил, человек, до мозга костей приземленный, к спиритуалистическим интересам своей подруги.

– Не иначе нашептали духи.

– Вероятно. – Рут вспомнила фразу Катбада о том, что Макс «уважает духов», и сразу представила коллег, судачащих на ее счет. Смешно, но все духи были почему-то немного похожи на ее мать. – В пятницу он устраивает вечеринку.

– Правда? – воскликнула Шона.

– Что-то вроде празднества. Хочет отметить Имболк – встречу весны по-ирландски. Собирает приятелей на берегу. Хочешь пойти?

Подруга расцвела:

– Почему бы и нет? Поучаствовать в сатанинском ритуале – то, что мне надо, чтобы встряхнуться.

Глава 12

Оказалось, что не могло быть ничего менее сатанинского, чем этот праздник Имболк на берегу Солтмарша. Некоторые из коллег Катбада даже привели с собой детей, и те с удовольствием играли на песке, подзадоривая друг друга попрыгать в волнах. А разожженный из старых ящиков и принесенных морем дров огромный костер больше напоминал мероприятие школьного комитета по сбору денег на оборудование игровой площадки, чем на жертвоприношение языческим богам огня.

Рут и Макс пришли с подношениями, состоявшими из вина и хрустящего картофеля. Они следовали той же дорогой, что Рут с Люси буйным февральским вечером, когда с моря налетал шквал и болота предательски погружались во тьму. Иногда Рут казалось, что все случившееся произошло не с ней, а с кем-то другим, и могла вспоминать спокойно, словно прочитала историю в книге. Но иногда воспоминания приобретали удивительную яркость, будто все произошло вчера: бешеная гонка через болота, мгновение, когда пришла уверенность, что ей суждено умереть, и нахлынувшая ниоткуда черная волна.

Зато сегодня небо отсвечивало бледно-голубым, с моря дул лишь ласковый ветерок и шевелил жесткую траву. Рут и Макс прошли через дюны, и перед ними открылось побережье – серебристая линия воды, отражающие вечернее небо глубокие лужи и бесконечные мили волнообразного песка.

– Красиво, – заметил Макс. – Я уже и забыл, какие открытые просторы в Норфолке. Ничего, кроме песка, моря и неба.

– Красиво, – согласилась Рут, довольная, что Макс похвалил ее любимый Солтмарш. – Зимой здесь немного пустынно, но в такие вечера это лучшее место на земле.

– Мне тоже нравится уединение, – сказал он, глядя на отступающий прилив. Над морем низко летали и ныряли к волнам чайки, в вечернем воздухе слабо разносились детские крики.

Рут с любопытством посмотрела на Макса. Она поняла, что хотел сказать археолог: иногда уединение и великолепие Солтмарша доставляли ей почти сексуальное наслаждение. Но она не ожидала, что и Макс испытает то же чувство. Ведь сам он из Брайтона с его игрушечным побережьем, не похожим на эту пустынную красоту. Но тут же напомнила себе, что вырос-то Макс в Норфолке.

Они подошли к еще незажженному костру – очень темному на фоне белого песка. Катбад в белом друидском наряде и пурпурном плаще наблюдал, как складывают дрова. Но, завидев Рут, распростер ей навстречу руки.

– Рут! – Они обнялись, и его борода уколола ей щеку.

– Катбад, это мой приятель Макс.

– Добро пожаловать.

Катбад, подобно викарию, взял руку гостя в свои ладони. В белом наряде он напоминал священника, приветствующего у ворот церкви прихожан. Сам он, конечно, сказал бы, что Солтмарш и есть храм – священная земля. Человек поклонялся ей сотни и тысячи лет: в бронзовом веке люди строили круги из камня или дерева, в железном – хоронили ближних и богатства на границе, где море встречается с сушей. В прошлом году Рут нашла одно из таких захоронений.

– Рад нашей встрече, – произнес Макс. – Прекрасное место.

Катбад пристально посмотрел на него:

– Да, пороговая зона. Мост между жизнью и смертью.

– Эрик Андерсен, 1998 год, – вспомнил Макс. – Мне нравится его книга. В студенческие годы я считая Андерсена своим кумиром.

– Вы знали Эрика? – не удержавшись, воскликнула Рут.

– Ни разу с ним не встречался, но прочитал почти все, что он написал. Никто лучше не понимал доисторическую эпоху, чем он.

– Удивительный человек, – кивнул Катбад. – Рут была с ним очень близка.

– Неужели? – Макс повернулся к ней.

– Он меня учил, – сдержанно ответила она. Рут было все еще тяжело говорить об Эрике.

– Его любимая студентка, – несколько вызывающе прокомментировал Катбад.

– Я бы так не сказала.

– Жаль, что не был с ним знаком, – заметил Макс.

– Мы тут принесли кое-что из спиртного, – произнесла Рут, желая оставить тему жизни и смерти.

– Замечательно, – кивнул Катбад. – Боги требуют возлияний. Напитками у нас ведает Фрейя.

Фрейя оказалась худощавой блондинкой. Она забрала у них бутылки, спрятала, а взамен предложила пунш из медного котелка. Когда они отошли в сторону, Рут подозрительно понюхала содержимое пластиковой чашки.

– Это что, аккумуляторная кислота?

– Вы же сказали, что Катбад работает на химическом отделении.

– Раньше он был археологом.

– И таким образом познакомился с Эриком?

– Да. Эрик был его наставником в университете. А затем они встретились на раскопках магического круга. Я же вам, кажется, рассказывала? Катбад был среди друидов, которые протестовали против переноса столбов в музей.

– Их можно понять, – медленно проговорил Макс, оглядывая просторы песка и, наверное, представляя, как выглядел на фоне неба круг из деревянных кольев.

А Рут вообразила это так живо, что удивилась, почему картина не материализовалась у нее перед глазами: круг и в середине на коленях Эрик, возглашающий песнь о сохранении магического дерева.

– Эрик сочувствовал друидам, но море подбиралось все ближе и ближе. Оно в конце концов уничтожило бы реликвию.

Макс улыбнулся:

– Уничтожило или изменило?

У Рут в голове мелькнула мысль о латинском изречении на арочном входе в дом на Вулмаркет-стрит: «Все меняется, ничего не исчезает». Она поежилась, словно ее плеча коснулась ледяная рука.

– Вы, я смотрю, большой почитатель Эрика.

Эрик верил в цикл перемен – распада и возрождения. Возродился ли он сам? Иногда Рут казалось невероятным, чтобы его энергичный дух умер вместе с телом. Наверняка где-то в мире родился голубоглазый ребенок, в котором Эрик обрел вторую жизнь. Или в духе воды, или в животном – тюлене либо песце с лоснящимся мехом.

Костер был сложен, и когда свет дня померк, Катбад и остальные друиды соединили руки, образовав круг, заговорили речитативом и запели. К ним присоединились дети. Они, смеясь, в возбуждении вбегали в центр и снова выбегали из круга. Макс, Рут и другие гости стояли рядом и наблюдали, разрываясь между стремлением к самоосмыслению и интересом к происходящему. В этом зрелище есть что-то величественное, подумала Рут: крохотные черные фигурки на фоне неба и высокий костер в сопровождении тихого плеска волн.

У Катбада возникли сложности с разжиганием символической головни. Ветер задувал пламя, и Фрейе пришлось закрыть его своим плащом. Наконец язычки пламени лизнули дерево, и он поднял горящую головню.

– Богиня Бригита, прими наш дар!

Пламя взметнулось от подножия костра. Дети, восхищенно крича, побежали вокруг. Взрослые снова завели речитатив, но вдруг кто-то заиграл на гитаре, и декламация стала душевнее, больше напоминала народную песню. Собралось много людей. Рут заметила знакомых из университета и из команды археологов, в том числе Теда и Трейс. Ее немного разозлило, с каким энтузиазмом Макс приветствовал Трейс.

– Она работала на раскопках в Суоффхеме. Очень хороший археолог. Знает все о римлянах.

– М-м-м… – протянула Рут. Ее оценка талантов Трейс не стала выше оттого, что та в черной майке и черных кожаных брюках выглядела очень привлекательно. – Давайте где-нибудь посидим.

Они устроились под прикрытием одной из дюн и стали есть вегетарианские хот-доги. Максу удалось увести лучшую бутылку вина, а Рут пила апельсиновый сок. Макс не стал обсуждать ее самоограничения. Они говорили о местах раскопок – римском холме и семидесятипятиквартирном проекте, коснулись двух безголовых останков и италийских богов, особенно двуликого Януса.

– Он также связан с весной и урожаем, – заметил Макс. – Бог не только дверей, но любого периода эволюций и изменений, перехода от одного состояния к другому.

– И поэтому одновременно смотрит вперед и назад?

– Да. Что также помогало ему добиваться расположения женщин, например нимфы Карны.

– Добился?

– Добился. И в благодарность дал ей власть над дверными петлями.

Рут рассмеялась:

– Значит, вместо смазки можно молиться Карне?

– Разумеется.

Макс налил еще вина, а перед Рут возникло видение – к ним по песку шла нимфа. На Шоне была шаль и струящееся пурпурное платье. А вот ее спутника Рут видеть совсем не хотела. Это был Фил.

– Рут, ты чего здесь затаилась?

Странно, подумала Рут, вставая. Словно о каком-то неблаговидном поступке. Она прекрасно себя чувствовала, устроившись на песке рядом с привлекательным умным мужчиной. И вот оказалась в глупом положении и даже как будто немного дискредитированной.

– Привет, Рут! – громко воскликнул Фил.

Рут впервые встретила его вместе с Шоной. Этим вечером состоялся «их выход» в качестве пары. Недаром же подруга выглядела такой торжествующей.

– Привет, Фил. Помните Макса Грея из Суссекса? Он археолог, отвечает за раскопки в Суоффхеме.

– Конечно. Здравствуйте. Рад, что Рут вас опекает.

Его замечание, как и то, что сказала Шона, показалось нелепостью. Кто такой Фил, чтобы говорить, что Рут опекает Макса? И с какой стати его должен кто-то опекать?

– Чудесный вечер, – улыбнулся Макс, немного разряжая обстановку.

– У меня у самого нет времени на подобные хипповые глупости, но Малоун – друг Шоны.

– Малоун?

– Катвисел, или как он себя называет?

– Катбад, – процедила сквозь зубы Рут.

– Я слышал, он бывший археолог, – сказал Макс.

– Был давным-давно, – пренебрежительно ответил Фил. – А сейчас работает ассистентом в лаборатории. Один из тех мечтателей, которые верят в символические пейзажи, энергетические линии и прочую чепуху.

Макс промолчал. Рут решила, что он тоже верил в подобное, но предпочел остаться на стороне Фила, поскольку тот частично финансировал римские раскопки.

Почти стемнело. Друиды воткнули в песок горящие факелы, и теперь их скачущие у костра фигуры казались безобразно уродливыми – на фоне пламени бесновались черные тени. Запах древесного дыма наполнил воздух едкой сладостью. Рут почувствовала, что очень устала. И больше всего на свете ей захотелось домой, в постель с Флинтом, запускающим когти в пуховое одеяло. Но Макс пока не собирался уходить. Сколько еще времени ей придется провести, наблюдая, как Катбад швыряет символические жертвы в огонь? Последней полетела в костер майка университета Северного Норфолка. Рут боялась подумать, что бы это могло символизировать.

– Он обещал уйти от жены. Как считаешь, уйдет? – наклонившись к ней, прошептала Шона.

«Я столько раз это слышала», – подумала Рут.

– А сама как думаешь?

– Не знаю. – Подруга опрокинула в рот содержимое пластикового стаканчика. – Я предъявила ему ультиматум: или она, или я. Он сказал, что я самое важное, что у него есть в жизни.

Вот в чем причина его появления на этом празднике, решила Рут. Жест примирения: явиться с Шоной в общество людей, которых он считает в высшей мере незначительными. Рут не сомневалась, что Фил никогда бы не пришел с ней на мероприятие университетского отделения или на лекцию декана. Была уверена, что он не оставит свою жену, как Нельсон не оставит свою.

– Будь осторожна, – посоветовала она.

– В каком смысле? – Шона тряхнула волосами, блеснувшими в темноте, как один из воткнутых в песок факелов.

– Он говорит то, что от него хотят услышать.

Подруга сверкнула глазами. Рут так и не узнала, что она собиралась сказать, потому что подошел Макс и положил руку ей на плечо.

– Может, уйдем? Становится холодно.

Рут с благодарностью согласилась. С закатом солнца вечер стал зябким, усилился ветер. Она плотнее запахнула куртку, а друиды в своих тонких одеждах, казалось, не были подвержены холоду, как и их дети. Когда они с Максом шли вдоль берега, дети все еще играли в темноте. Вырыли глубокую яму и пели: «Динь-динь-дон, колокольчик близко, на дне колодца пушистая киска…»

– Есть вещи, которые не меняются, – сказала она Максу, когда они выходили на дорожку через дюны.

Идти в темноте через Солтмарш было опасно, пришлось воспользоваться ведущей к автостоянке гравиевой тропинкой любителей птиц. Макс оставил там свою машину, и Рут надеялась, что он подбросит ее домой и не напросится на кофе.

– Интересный стишок, – начал он учительским тоном. – Существует мнение, что киска… это такая девчонка не очень строгого поведения. Вроде проститутки.

– А зачем понадобилось топить ее в колодце?

– Колодец – подобие символа позорного столба.

– Как там дальше? «Кто ее бросил жестоко так? Мальчик по имени Джони Слабак».

– «Но не погибла кошка-малыш. Спас ее мальчик Джимми Крепыш».

– И кем же в таком случае приходится этой киске Джимми? Сутенером?

Макс рассмеялся:

– Вы мне нравитесь, Рут.

Это был тупик. «Вы мне тоже нравитесь» – прозвучало бы игриво. Переменить тему разговора значило проявить пренебрежение. А ведь он ей действительно нравился. Но Рут не хотела анализировать. Все очень запутанно – вот в чем проблема. Она беременна от другого мужчины. Тот женат и не знает, что она беременна. А если узнает, наверное, разозлится. Или обрадуется. Рут недавно воображала, что родится мальчик. Вдруг Нельсон всегда хотел мальчика и теперь придет в восторг и бросит Мишель? «А ты сама хочешь, чтобы он бросил Мишель?» По зрелом размышлении, нет. Разбив семью, она будет испытывать сильное чувство вины и вовсе не уверена, что желает жить с мужчиной. Особенно с таким, как Нельсон.

Смешно, но Нельсон ее не любит и никогда не любил. А их совместная ночь – результат уникального стечения обстоятельств. Они только что нашли тело убитого ребенка, и Нельсону предстояло сообщить о трагедии родным погибшей. В ту ночь им казалось, что они остались в мире одни. Нельсон пришел к Рут за утешением, и вспыхнувшая страсть удивила обоих. Но с тех пор он ни разу не показывал, что относится к ней иначе чем как к коллеге, товарищу по профессии, может, даже другу. Так почему она вспоминает о нем, когда Макс держит ее за руку помогая подняться на ступеньку мостика? Разве Макс напоминает Нельсона? Он иной: ученый, учтивый, любезный, но внешне чем-то похож на старшего инспектора, хотя не такой высокий. Скажем так: если он в комнате, то на других уже не смотришь. Рядом с ним Фил совершенно теряется. Даже Катбад и тот бледнеет. Макс внезапно остановился.

– Послушайте, сова.

Они проходили мимо первого укрытия. Деревянные хижины для любителей наблюдать за птицами располагались в стратегических пунктах болота: эта стояла на сваях напротив пресноводного озера. Рут услышала шелест тростника и опять вспомнила ту безумную ночь, когда крик совы звал человека на смерть. Вокруг расстилалась черная, мрачная вода с болотными кочками. Рут поежилась. Макс сделал движение, словно собирался ее обнять, но лишь сказал:

– Ну вот, почти пришли.

На стоянке царила непроглядная тьма, и не было ни одной машины, кроме его «рейнджровера». В салоне оказалось тепло, и Рут обрадовалась, что снова может сесть. Разве нормально, что у беременной женщины так сильно болит спина? Может, виноват лишний вес?

Макс аккуратно разворачивался на узкой, ведущей к коттеджам дороге. Он был осторожным водителем и хотя бы в этом отличался от Нельсона.

– А вечер, пожалуй, удался, – произнес он. – Костер, друиды и все остальное.

– Да, – кивнула Рут. – Огонь способен украсить любое зрелище. Наверное, поэтому люди ему поклонялись. Огонь прогоняет тьму.

– Как крик петуха, – добавил Макс.

Она с любопытством посмотрела на него:

– Почему?

Несколько секунд Макс смотрел вперед, щурясь на темную дорогу, а затем сказал:

– Вчера на раскопках кое-что произошло. Я провожал очередных туристов – на сей раз, кажется, из Исторического общества. И нашел в одной из траншей мертвого петуха.

Рут насторожилась. Она понимала, что на соседних фермах могут держать кур, но каким образом птица забрела на раскопки, отделенные от остальной местности поросшим травой валом?

– Кто-то подбросил?

Макс пожал плечами:

– Видимо, так. У него было перерезано горло.

– Что?

– Располосовали от края до края. Умелая работа.

Рут испугалась, что ее вырвет, и сделала глубокий вдох.

– Кому это понадобилось?

Они подъехали к ее дому, и Макс выключил зажигание.

– Петух – традиционное жертвоприношение. Эти птицы кричат по утрам, и считается, что они обладают силой прогонять тьму.

У Рут поплыло перед глазами.

– Жертва? Но кому пришло в голову оставлять жертвенную птицу на месте раскопок?

– Не знаю. Наверное, тому, кто полагает, что мы своими действиями нарушаем покой мертвых.

Рут подумала о Катбаде, но тут же прогнала эту мысль. Нет, мертвые животные не его стиль.

– Разумеется, – продолжил Макс, – можно обнаружить связь петуха и с христианством. Иногда петух символизирует Иисуса. Восход, возрождение…

– Кто-то убил петуха в качестве христианской жертвы?

Голос Макса слегка изменился:

– Или жертвы Гекате.

– Богине колдовства?

– Она была богиней очень многого. Греки называли ее «царицей ночи», потому что Геката обладала даром проникать взглядом в подземный мир. Еще она богиня перекрестков, тройных путей. Вот почему ее часто изображают в виде трех соединенных спинами фигур. Она посещала перекрестки и разъезды со свитой призрачных собак. Ее другое имя – Геката Kourotrophos, то есть Воспитательница Юношей. Ей молятся женщины во время беременности.

– Петухи – традиционная жертва Гекате? – Рут старалась не выдать своего изумления.

– Петух был черным, а Гекате приносили в жертву черных существ. Как правило, щенков, потому что она владела священными собаками. Но случалось, что и птиц тоже. Иногда ее связывали с Афиной и изображали с совой, символом мудрости.

– Сову мы сегодня слышали.

Макс улыбнулся, и его зубы ослепительно блеснули в темноте.

– Может, это была сама Геката. Она появляется на болотах и, чтобы найти дорогу, светит призрачными огнями.

– Блуждающие огоньки. – Рут вспомнила еще одну легенду о свечении на болотах.

– Именно. Болотные огни. Фосфоресцирующий свет. О нем сложено много легенд.

Рут поежилась. Часы на приборной панели показывали 22:32.

– Пойду-ка я, пожалуй, домой.

Макс не пытался задержать ее и не упомянул о кофе. Но когда она стала открывать дверцу, сказал единственное слово «Рут», наклонился и поцеловал в губы.

Дома она сразу легла в постель, но, уютно устроившись под пуховым одеялом с громко мурлыкающим котом на груди, поняла, что не может уснуть. Слова и целые фразы настойчиво лезли в голову. Рут, к недовольству Флинта, поворачивалась то на один, то на другой бок и все равно не могла избавиться от них. Было похоже на полудрему, когда слишком много выпьешь спиртного. Тем более обидно, ведь она сделала всего один глоток пунша и остаток вечера пила апельсиновый сок.