Текст книги "Плыви ко мне (ЛП)"

Автор книги: Элл Нокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Я делаю глубокий вдох, грудь сжимается, становится невыносимо неудобно. Я начинаю слишком много думать, а это совсем на меня не похоже.

– Знаю. Думаю, я пойду поплаваю, проветрю голову.

Я уже наполовину вышел за дверь, когда он крикнул мне вслед:

– Если я не проснусь к твоему возвращению, возьми с собой на работу оставшуюся лапшу.

– Спасибо.

Хадсон действительно спит, когда я возвращаюсь, волосы все еще мокрые, мышцы ноют, но голова уже на месте. Я расскажу Делайле, когда почувствую, что момент будет подходящим. До тех пор… да кому я вообще интересен сейчас? Всем давно пофиг, что происходит в моей жизни, и, надеюсь, таблоиды тоже забили. Последний раз меня фотографировали, когда я зашел в кофейню на прошлое Рождество.

Забравшись в постель, я игнорирую желание написать Делайле. Не потому, что не хочу с ней говорить, а потому что не хочу давить на нее. Вместо этого я беру в руки вторую книгу из серии "Почему выбирать?", которую она мне одолжила.

С трудом осиливаю две главы, потом откидываю теплое одеяло и, поддавшись внутреннему порыву, иду по коридору к двери в конце. Желание зайти в ту комнату слишком сильное, чтобы его игнорировать.

Сев на край кровати, я поднимаю глаза на стену. Бронзовые, серебряные и золотые блестящие трофеи и медали с моим именем сверкают в ответ. В груди тяжелеет от осознания того, что я переспал с Делайлой, не сказав ей, кем на самом деле был.

Но как я могу…

Каждая капля моей крови, пота, каждая пролитая слеза, каждая ноющая мышца или судорога в ноге – все это аккуратно спрятано в этой комнате, как в странном храме, от которого я не готов отказаться.

Вся моя карьера в плавании уместилась в этом небольшом пространстве.

Когда-то казалось, что это и есть вся моя жизнь.

Я провожу пальцами по краю золотого кубка, металл холодный и гладкий. Мне было одиннадцать, когда я выиграл свое первое золото. Слово «восторг» даже близко не передает тех ощущений. Я до сих пор помню, как мама крепко обнимала меня за шею, как Блейк, весь мокрый, налетел на меня. Он тоже соревновался, но не занял призовое место. Ему было плевать, он был рад праздновать мою победу вместе со мной.

Моя семья всегда была рядом и во время поражений тоже.

Летом, когда мне исполнился двадцать один, молодой и наивный, я согласился на приглашение провести неделю в лыжном шале на севере Франции. Пока мои друзья тусили, пили и нюхали белые дорожки, свернутые в трубочки из бумажных купюр, я отказывался от каждой попытки уговорить меня присоединиться. Я уже тогда был довольно известным спортсменом, участвовал в Играх Содружества и мечтал попасть на Олимпиаду. Ничто, даже самое малейшее искушение, не могло заставить меня поставить это под угрозу.

Вместо этого я проводил время на склонах, отрабатывая прыжки и развороты, пока мягкий снег разлетался за моей спиной. Адреналин от спусков по склону гнал меня куда быстрее, чем могли бы напитки в шале.

Я много раз катался на подъемнике, поэтому в то яркое утро вторника я даже не задумался, когда запрыгнул на него один и поправил свои очки, когда мы начали взлетать.

Жизнь изменилась за одну долю секунды.

Сначала мы медленно двигались вперед, а потом нас начало нести назад с бешеной скоростью, врезая подъемные кресла друг в друга. К счастью, большинство из них были пустыми – назовем это удачей. Но все равно нас, несколько человек, просто зажало, и единственным выходом было прыгать, чтобы нас не раздавило.

Я не помню, с какой высоты прыгнул, мозг просто включил режим выживания, но я точно помню острую боль, которая мгновенно пронзила левую голень, когда я врезался в твердую землю.

Чёрный лёд закрутил меня, одна из лыж тяжело врезалась в ногу прямо по ботинку, а другая ударила по голове. Меня всё ещё несло по склону, в полной дезориентации, и вдруг стало жутко тошно. Я закрыл глаза.

Когда я открыл их снова, передо мной была стерильная больничная палата. Мама сидела в кресле рядом с кроватью, сжимая мои пальцы так сильно, что я уже почти не чувствовал их.

– Воды, – прохрипел я, сделал пару глотков, и снова погрузился в мягкое облако сна, а мамина обеспокоенная мордашка стала последним, что отпечаталось в моей голове.

Три дня я был то в сознании, то нет, иногда ясный, иногда в полной отключке.

Когда я окончательно пришел в себя, то услышал самые хреновые новости в своей жизни.

– У тебя перелом большинства костей стопы и разрыв связок в левой голени, – объяснил врач, держа в руках свой клипборд.

– Мои тренировки…

– Если повезет, ты сможешь снова плавать, – сказал он, пытаясь успокоить меня, – при правильной реабилитации. Но вот насчет соревнований я не уверен.

Отец крепко сжал мое плечо, пока я ревел так, что дышать не мог. Он уверял меня, что все будет хорошо, как бы там ни было. Но я плавал с четырех лет, я не знал другой жизни… и моя мечта…

– Это все еще возможно, Г, – повторял Блейк, его глаза были красными, как и мои. Он знал, как сильно я этого хотел. Я пахал, как проклятый.

Я цеплялся за эту надежду, пока прорывался через кошмарные сеансы физиотерапии. Это было больно, неприятно, все то, что я не хотел делать. Я хотел, блядь, плавать; это держало меня в здравом уме, не давало перегружать мозги.

Сеанс за сеансом, я пытался, постоянно на грани слез, глотая коктейль из обезболивающих по несколько раз в день.

Но вода, как добрый старый друг, приняла меня, когда я был готов. Она держала мой вес, поглощала мою боль, утешала меня в своем мокром объятии.

Но мои мышцы, моя дисциплина, моя скорость – все это ушло. Было одним днем и исчезло на следующий.

Я больше не мог соревноваться.

Пока я боролся со своим телом, мои родители боролись с компанией, которая владела подъемником. Это была их сраная вина, а не моя.

Семья Милленов сражалась за закрытыми дверями, как и тогда, когда мама победила рак груди, а пресса в очередной раз превратила ужасную, изменившую мою жизнь аварию в ложную историю.

«Он пил», – говорили они. "Источник" видел, как я еще и наркотики принимал. Да, от алкоголя и наркотиков, конечно, подъемник внезапно понесся назад. А смесь в моей крови якобы не позволила мне вовремя среагировать при падении.

Чушь собачья.

Я молчал от боли – и физической, и моральной. У меня не было сил спорить. Я знал правду, моя семья знала правду, и этого было достаточно. Я понятия не имел, что, черт возьми, теперь делать со своей жизнью, но вокруг меня были люди, которые по-настоящему меня любили и поддерживали.

– Да пошли они все, – как-то сказал Хадсон за ужином, осторожно, чтобы не задеть мою ногу в гипсе. Даже мама не осудила его за ругань, а просто кивнула в знак согласия и поцеловала меня в лоб.

Месяцы тянулись как улитка; я все еще плавал, не мог без этого, но понемногу смирялся с тем, что больше не буду соревноваться. Думать об этом по-прежнему было больно, но я справлялся.

Подходило Рождество, и вдруг врач, который лечил меня во Франции, дал заявление британской прессе: «Мистер Миллен был проверен на алкоголь и наркотики сразу после того, как поступил под нашу опеку. Оба теста были отрицательными. Это был просто несчастный случай, и я надеюсь, что компания, управляющая подъемником, возьмет на себя ответственность, чтобы такое больше не повторилось. Мы желаем мистеру Миллену всего наилучшего в будущем».

Казалось, я моргнул, и вдруг пресса была на моей стороне. Я не пил, не принимал наркотики, это был несчастный случай, а я просто молодой парень с блестящей спортивной карьерой, которого лишили его мечты.

К январю компания признала свою вину и выплатила мне огромную компенсацию. Это не вернуло мне возможность соревноваться, но деньги не были лишними.

И все это время моя семья была рядом, поддерживая меня своей любовью. Я взрослел, исчезал из медиа, устроился спасателем, влюблялся и разочаровывался в отношениях, продолжал укреплять связки, чтобы они снова не ослабли.

В двадцать девять я был доволен своей жизнью, счастлив, мне ничего не нужно было, пока месяц назад в мою жизнь не ворвалась Делайла.

Теперь я хочу, чтобы она была моей, больше, чем когда-либо хотел стать профессиональным спортсменом.

Я просто надеюсь, что в этот раз жизнь окажется добрее и исполнит мое желание.

Глава

18

Делайла

– Мы переносим дедлайн. Все с этим согласны? –  спросил босс.

Я киваю, проклиная эту чертову переговорную и мечтая быть где угодно, но только не здесь. Пульсация в виске нарастает. Я моргаю, и перед глазами появляются какие-то серебристые пятна, будто зрение начинает подводить.

Открываю бутылку воды, делаю глоток. Толку ноль. Чертова мигрень подкатывает.

Провожу пальцем по брови, пытаясь унять эту гребаную боль, но стараюсь выглядеть прилично: не сутулиться, не размазать макияж, хотя больше всего хочется просто лечь и закрыть глаза.

Встреча с начальством во вторник заканчивается через час, но мне все равно нужно тащиться обратно к своему столу и доделывать свою работу, мучаясь от этой адской головной боли.

Синий свет экрана только издевается надо мной, как и стопка распечатанных манускриптов перед глазами. Буквы сливаются в одно пятно, вонзаясь в мозг, будто тысячи иголок.

Я глотаю обезболивающее и запиваю водой – без толку. Поворачиваю шею, когда жжение начинает сползать вниз по левой стороне, но опять же ничего. Закрываю глаза, надеясь хотя бы на пару минут передышки, но в ответ только накатывает новая волна тошноты.

К пяти часам вечера я превращаюсь в ходячий труп с белым лицом.

Офис расплывается перед глазами, а дорога на метро до дома кажется какой-то гребаной иллюзией. Вцепляюсь в пластиковый поручень, стараясь не вырубиться, пока вагон шатается, а вокруг воняет смесью дешевых духов и пота.

Как только захожу в квартиру, бросаю сумку на диван, скидываю туфли куда попало и несусь к унитазу. Обед вылетает из меня, включая тот шоколадный батончик, который я сгрызла, надеясь, что сахар меня подбодрит.

Вытираю рот туалетной бумагой и прижимаю щеку к холодному фарфору унитаза. Ноги давно затекли, но пульсация в голове снова начинает подступать к желудку, так что я просто закрываю глаза и остаюсь там, где я есть.

Не знаю, сколько времени я валялась на полу, но прихожу в себя растянувшись в ванной, тело будто ватное, голова тяжелая, а во рту противный привкус.

На четвереньках выползаю в гостиную, тянусь к телефону и морщусь от слишком яркого света экрана.

Открываю переписку, жму на имя в контактах и с дрожащими пальцами начинаю набирать сообщение.

Я: У меня самая жесткая мигрень на свете… Не думаю, что смогу прийти на плавание завтра xx

Ответ прилетает моментально.

Грей: Забей на плавание. Ты как вообще? xx

Я: Не особо xx

Грей: Хочешь, приеду? xx

Я: Да, пожалуйста xx

Тепло разливается под грудной клеткой, когда я вижу, как Грей дважды нажимает на сообщение, ставя сердечко. Мозги плавятся от усталости, но я все равно не могу остановиться и прокручиваю вверх переписку, к нашим сообщениям после свидания в музее две недели назад.

Тогда, как только Грей меня высадил, я сразу направилась в ванную, скинула одежду и погрузилась в горячую ванну с ароматной пеной. Весь мой организм покалывало от того, что мы вытворяли на заднем сиденье машины – губы до сих пор горели от поцелуев, а тело приятно ныло. Я выложила Грею все, что у меня на душе, прямо посреди выставки, и потом чувствовала себя эмоционально опустошенной.

Будто с меня содрали слой, оставив обнаженной и уязвимой, готовой к тому, чтобы кто-то начал разбирать меня по частям. Но Грей не сбежал. Наоборот, он только сильнее сжал меня в своих объятиях, удерживая, пока я снова не почувствовала, что стою на ногах.

С ним я чувствую себя комфортно – как сама собой.

Присутствие Грея – это просто чертов наркотик.

Он ясно дал понять, что хочет общаться, узнавать меня лучше, но не хочет давить. Я это ценила больше, чем он мог бы представить. Но все равно не могла перестать думать о нем, представлять нас вместе, гадать, чем он сейчас занимается.

Меня до чертиков пугала мысль о том, чтобы кинуться в эту неизвестность с головой. Но с Греем я чувствую себя в безопасности, нужной и желанной.

В то утро, в воскресенье, я позвонила ему, а в животе снова запархали бабочки, когда услышала его голос. Он был в поезде, ехал на семейный обед, так что мы долго не разговаривали – в основном потому, что связь постоянно пропадала. Но мы оба понимали: этим звонком я убираю расстояние между нами и готова к тому, чтобы узнать, что между нами есть.

Прошло уже три недели с тех пор.

Каждый раз, когда Грей и я пытались встретиться снова, все планы рушились, как карточный домик. На меня свалили почти готовую рукопись, которую нужно было срочно редактировать в издательстве, и я оказалась тем несчастным, кого выбрали для этого. А Грей был вынужден взять отпуск, чтобы пройти курс переподготовки по обучению плаванию.

Единственное, что нас поддерживало – это наши ночные разговоры по телефону. И даже если по утрам мои глаза опухали от недосыпа, и приходилось закидываться лишней дозой эспрессо, чтобы как-то проснуться после ночных разговоров с Греем, это того стоило.

На прошлых выходных я наконец-то закончила редактировать рукопись и отпраздновала это бокалом белого вина, успокоив себя тем, что на этой неделе мы с Греем точно встретимся, так как наши графики снова стали свободнее.

Но это явно не тот сценарий, который я представляла.

Когда острая боль в голове снова начинает давить, я блокирую телефон и опускаюсь на бок на диван. Я собиралась просто закрыть глаза на секунду, но вдруг слышу настойчивый стук в дверь и кто-то кричит мое имя.

– Делайла!

Я встаю и пошатываюсь, направляясь к двери. Кровь гулко стучит в ушах от того, что слишком резко поднялась. Перед глазами разноцветные пятна, которые покрывают фигуру Грея, стоящего в дверях моей квартиры. Я моргаю, пытаясь избавиться от них, но их становится только больше, все вокруг расплывается. Только когда Грей хватает меня за талию с глухим "ооф", я осознаю, что потеряла равновесие и рухнула на него.

Его ладонь касается моего лба, его кожа такая прохладная, просто блаженство для моего горящего от боли черепа. Я не могу удержаться и прижимаюсь к нему, вдыхая знакомый аромат мяты и хлорки, смешанный с его кожей.

– У тебя нет температуры, красавица, но выглядишь ты, как призрак, – говорит он.

– Чувствую себя, как дерьмо, – выдыхаю, прижимаясь щекой к груди Грея, чтобы услышать его сердцебиение. Он так хорошо пахнет, так приятно ощущается, он…

Его смех прокатывается через меня, заставляя чуть улыбнуться.

– Пойдем, уложу тебя. Кровать или диван?

Ответ срывается с губ прежде, чем успеваю подумать.

– Кровать, пожалуйста. Хочу обнимашек.

Грей нежно целует меня в макушку, аккуратно направляя нас в квартиру, чтобы запереть дверь.

Он медленно ведет меня в спальню, его пальцы скользят по поясу юбки-карандаш.

– Хочешь переодеться? В этой юбке спать явно неудобно.

Я морщусь от боли, пронзающей виски.

– Пижама в верхнем ящике.

Посадив меня на край кровати, Грей идет к комоду и возвращается с шелковым топом цвета роз и шортами с кружевной отделкой.

– Спасибо, – я смотрю вниз, наблюдая, как мои дрожащие пальцы безуспешно пытаются справиться с перламутровыми пуговицами блузки.

– Помочь?

– Пожалуйста.

Его ловкие пальцы быстро расстегивают ряды пуговиц, снимая блузку с моих плеч, а затем, с моего кивка, расстегивают лифчик. Болею я или нет, но спать в этой гребаной «бронетехнике» я не собираюсь.

Когда я сижу, а Грей стоит передо мной, мое лицо оказывается буквально в нескольких сантиметрах от его паха. Я не могу не заметить, как его член напрягается, пока он натягивает на меня топ, его костяшки легко касаются боков моей груди.

– Не обращай внимания, – улыбается Грей. – Он просто думает о сиськах.

Я тихо смеюсь, но смех тут же превращается в болезненный вздох, когда виски пронзают острой болью.

– Прости, что вызвала тебя сюда не для чего-то более… веселого.

– Не глупи, – Грей помогает мне встать, пока я держусь за его крепкие предплечья, а он аккуратно стягивает с меня юбку. – Я хочу быть здесь, когда ты нуждаешься во мне, Делайла. В любое время.

Я встаю на носочки и касаюсь его губ своими.

– Я так благодарна, что ты появился в моей жизни, Грей.

– Взаимно, красавица.

Моя улыбка тянет чувствительную кожу на висках, но я не могу остановиться, не когда Грей рядом.

– Хочешь обезболивающее?

Забираясь под одеяло, я молча считаю на пальцах, сколько времени прошло с тех пор, как я выпила последнюю таблетку. Более чем достаточно.

– Да, пожалуйста. И воды тоже.

Грей аккуратно вешает юбку на спинку туалетного столика, чтобы она не помялась – он знает, как я ненавижу складки на одежде.

– Что-нибудь еще?

– Нет, спасибо. Хотя… – слюна уже пересохла, пока я наблюдала, как Грей двигается по комнате, словно он здесь дома, но в этот момент он хватает руками дверной косяк и оборачивается, заглядывая на меня через плечо. Мои мысли уносятся в небеса, а пульс резко подскакивает. Это так чертовски мужественно. Все, что ему нужно сейчас сделать, это развернуться ко мне, поднять руки и дать футболке приподняться, чтобы я увидела его плоский живот и дорожку волос, ведущую вниз прямо к его…

– Делайла?

– В аптечке в ванной есть гелевые пластыри от мигрени, принеси, пожалуйста.

Я закрываю глаза на минутку, пока Грей ушел, радуясь тому, что тошнота постепенно уходит, как только я лежу ровно. Кровь по-прежнему шумит в ушах, но…

Грохот!

– Черт! Прости! – кричит Грей из ванной, а я морщусь от боли, вызванной внезапным шумом.

– Что ты там уронил? – спрашиваю я, когда он возвращается с охапкой всяких мелочей в руках.

Грей улыбается мне по-детски, его ямочки на щеках делают выражение лица совсем милым.

– Ничего серьезного. Вот твоя вода и пластырь.

Отклеивая защитную пленку с пластра, я вздыхаю с облегчением, когда прохлада контактирует с горячей кожей на лбу.

Грей возится с упаковкой таблеток, выдавливает одну белую капсулу и протягивает мне, чтобы я смогла ее проглотить с радостью.

Облизывая губы после воды, я указываю рукой на все еще открытые жалюзи. Августовское солнце пробивается через них, заливая ковер золотистым светом. Обычно я бы с удовольствием полежала, наслаждаясь этим теплом, но не тогда, когда свет буквально прожигает мои сетчатки и режет мозг, как лезвия.

Я прищуриваюсь от боли.

– Закроешь жалюзи, малыш?

На секунду я волнуюсь, что прошу слишком много, но Грей просто улыбается и, бесшумно ступая, закрывает жалюзи, погружая комнату в темноту.

– Спасибо, – шепчу я, чувствуя, как кровать слегка трясется, одеяло откидывается, и теплое, крепкое тело прижимается ко мне.

– Пожалуйста, – так же тихо отвечает Грей, касаясь губами моего плеча.

Когда волна усталости начинает захватывать меня, я не могу ей противиться. Мигрень постепенно отступает благодаря холодному пластырю и таблетке, но я все еще чувствую себя ужасно слабой, тело словно налито свинцом.

Закидываю руку на узкую талию Грея и поворачиваюсь к нему, вдыхая его фирменный аромат мяты и хлорки.

– Спасибо, что спас меня, – выдыхаю я, засыпая, прежде чем успеваю услышать его ответ.

Когда я просыпаюсь, меня снова выворачивает.

Я срываю с себя одеяло, бегу в ванную и снова опустошаю желудок. Даже не думала, что это возможно после прошлой атаки, но вода и слюна стремительно наполняют раковину.

Чьи-то руки нежно собирают мои волосы в импровизированный хвост, удерживая их подальше от лица, пока я стону и дрожу.

– Давай, выплевывай все, – говорит Грей, поддерживая меня.

Я содрогаюсь снова, прячу лицо в ладонях, понимая, что Грей только что видел, как я выворачиваюсь наизнанку… Ничего привлекательного в этом, мягко говоря, нет.

– Можешь встать?

Киваю, вытираю рот и смываю, поднимаясь на дрожащие ноги.

– Хочешь, включу тебе душ?

Сквозь слезы я поднимаю взгляд на Грея.

– Я что, воняю?

– Нет, красавица, – Грей успокаивающе проводит руками вверх-вниз по моим рукам. – Просто думал, что тебе станет чуть легче.

– Не думаю, что смогу стоять так долго. Хочу просто лечь.

– Тогда пошли.

– Дай мне хотя бы зубы почистить.

Грей тихо хихикает позади, его руки ложатся на мои бедра, обтянутые атласом, чтобы я не потеряла равновесие, пока я с энтузиазмом чищу язык. Я краем глаза бросаю взгляд в зеркало, замечая его растрепанные волосы, отсутствие рубашки и…

– О, черт, – стону я сквозь зубную щетку, увидев свои потемневшие от туши глаза. – Посмотри на меня!

– На что? – Грей берет меня за запястье, останавливая мои попытки растереть веки.

Я сплевываю, яростно жестикулируя в сторону своего отражения.

– На это!

– Я вижу только свою красотку.

Я фыркаю, но внутри сердце предательски замирает и снова начинает стучать, заливаясь теплом.

Трясущимися руками я тянусь за бутылочкой с мицеллярной водой, обильно смачиваю пару ватных дисков и начинаю вытирать остатки туши, вжавшейся в мои темные круги под глазами.

– Давай я, – предлагает Грей.

Я медленно разворачиваюсь в его объятиях, закрываю глаза и губы, когда он нежно проводит ватным диском по моему лицу, с благоговением стирая макияж. Все это так… по домашнему. Я жду, что вот-вот начнет накатывать паника, что мозг пойдет по спирали, в страхе от этих чувств.

Но ничего, кроме спокойствия и счастья, не всплывает на поверхность.

Когда мое лицо полностью очищено, я тащу Грея обратно в кровать, лениво взбивая подушку, чтобы сесть поудобнее.

– Легче? – спрашивает он.

– Немного. Все еще слабость… чувствую, что день просто в пустую уходит.

– Что? – Грей взбивает свою подушку и притягивает меня к себе. – Отдых?

– Ну да.

– Отдых – это не пустая трата времени, Делайла. Это тело дает понять, что с него хватит. Я раньше думал так же, пока не попал в аварию, сломал ногу и порвал связку. Мне пришлось отдыхать. Пришлось слушать тело, а не голову.

– Сколько тебе было, когда это произошло?

– Двадцать один.

– Я плохо это умею, – признаюсь. – Все это… слушать свое тело, а не голову.

– Ммм, и работаешь ты слишком много, – соглашается Грей, как будто моя сестра говорит. – Вероятно, именно это и вызвало твою мигрень. Можно и нужно отдыхать, когда ты чувствуешь, что пора. Тело нужно уважать, Делайла, а не постоянно доводить его до предела.

Я перевариваю его слова, пока мы лежим, переплетя пальцы, его подбородок покоится на моих спутанных волосах. Комнату наполняет лишь наше спокойное дыхание. Он прав: я слишком давлю на себя, всегда так было. Всегда стремилась стать лучшей во всем, к чему прикасалась. Годы я называла это амбициями, целеустремленностью, но теперь это наносит ущерб моему здоровью и психике.

Я работала до поздна, чтобы не приходить домой в пустую квартиру, заказывала еду на вынос, чтобы не сталкиваться с тем, что нужно накрывать стол на одного.

Могла бы изменить свое поведение, могла бы постараться больше, чтобы найти отношения, человека, который бы занял это пустое пространство, для кого бы я готовила еще одну порцию.

Но я не делала этого, потому что боялась. Слишком боялась сделать этот шаг.

Все мужчины, которых я встречала в барах и пабах, даже иногда на работе, не показали мне, что ради них стоит рискнуть.

Кроме Грея.

Он стоит того.