Текст книги "Черный Город (ЛП)"

Автор книги: Элизабет Ричардс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

ЭШ

– Сколько крови еще должно пролиться? – спрашиваю я.

В небе собираются черные грозовые тучи, которые бросают тени на городскую площадь.

Я думаю о Томе и Яне, о мальчике-полукровке, о своей матери. О Натали. Сколько еще людей должны страдать? Я больше не могу закрывать на это глаза. Пора действовать, даже, если это приведет к войне.

– Я не позволю тебе больше командовать нами, – говорю я, срывая с руки свой медный ID-браслет и бросая его на землю к ногам Себастьяна. – Это закончится здесь и сейчас.

Себастьян обнажает свой меч, а охранники Легиона свои клыки.

– Эш, прошу тебя. Не нужно, – умоляет Натали.

Она с отчаянием смотрит на меня. Её золотистые волосы подхватывает ветер и обнажает синяки на её лице. Мои клыки наполняются ядом. Я больше никогда не позволю ему причинить ей вред или кому-нибудь еще.

Капают первые дождинки.

– Не затевай драку – все равно проиграешь, – усмехается Себастьян.

Подходит и Жук, держась рукой за живот, чтобы встать рядом со мной. Он никогда не боялся драк. Дей берет его за руку. Следующей к нам присоединяется Роуч с окровавленным лицом, а за ней и несколько десятков Людей за Единство.

Дождевые капли начинают падать все быстрее и быстрее.

– Ты все еще в меньшинстве, – говорит он.

Школьные двери шумно распахиваются, и раздается топот сотни ног. На улицу выходят студенты и учителя. Большинство встает рядом со мной.

– Город един! – скандирует кто-то.

– Долой Стражей! – выкрикивают другие.

Остальные студенты присоединяются к Себастьяну. Грегори, проходя мимо меня, перехватывает мой взгляд. У меня в голове проносится образ, как он стоит над истекающим кровью телом моей мамы. Он, явно подумав о том же, довольно ухмыляется мне, обхватив рукой эфес меча.

Ярость сжигает меня изнутри.

Все закончится сегодня.

Я больше не буду жертвой.

Телевизионщики вращают камеры туда-сюда между противоборствующими сторонами.

– Что ты и твои друзья собираетесь делать, кровосос? – насмехается Себастьян.

Раздается раскат грома и дождь прорывает тучи.

Я бросаюсь в атаку.

Себастьян застигнут врасплох, никак не ожидая, что я наконец-то решусь. У него даже нет времени выхватить свой меч до того, как я оказываюсь поверх него. Мы валимся на землю, и меч выпадает у него из руки, приземляясь рядом с нами.

Это толчок к борьбе, которую все так ждали. Вокруг начинает твориться кромешный ад.

– Смерть Дарклингам! – орет Грегори.

– Нет границ! – выкрикивает Жук. – Единый город!

Остальные орут во все горло: – В бой! – когда две стороны врезаются друг в друга. Они сталкиваются посреди площади. Пространство заполняет какофония звуков.

Мы с Себастьяном катимся по булыжникам. Кулаки так и мелькают.

– Я собираюсь прикончить тебя к чертям! – выкрикиваю я.

Том, Яна, Крис, мама, Натали. Эти имена так и звенят у меня в голове, придавая мне силы.

Я ударяю кулаком Себастьяну в лицо и выбиваю ему передний зуб. Вздрогнув, он на мгновение ослабляет хватку и мне удается высвободиться и прижать его к земле.

Слева от нас Страж-гвардеец делает движение в сторону Жука, но его перехватывает Роуч и сбивает на землю.

– Отвали от моего мальчика! – орет она.

Себастьян плюет кровью мне в лицо.

– Я собираюсь убедиться, что шлюха Натали страдает из-за того, что она сделала, – говорит он.

Мои клыки полны яда и я обнажаю их.

Себастьян хватается за свой меч, валяющийся на земле рядом с нами. Я отклоняю назад голову, готовый вонзить свои клыки ему в горло и…

– Эш!

Моя голова поворачивается на звук голоса Натали.

Грегори одной рукой обнимает Натали за талию, а другой держит меч, приставленный к её горлу.

Моё сердце замирает.

– Отвали от Себастьяна, а то я перережу ей глотку, – говорит он.

Я отпускаю Себастьяна и откатываюсь от него. Он поднимается и как трус шаткой походкой убирается прочь.

– Отпусти её, Грегори, – говорю я.

– С удовольствием, – говорит он.

Он толкает её ко мне, и мы валимся на землю. Натали сильно вскрикивает, когда больно ударяется головой о мостовую. Меня охватывает жгучая злость на Грегори. Меня сильно трясет от гнева. Сначала он убил мою мать, а теперь угрожал Натали. Я собираюсь его убить.

Грегори поднимает меч и в его глазах жажда смерти.

– Это тебе за Криса, – вопит он.

Раздается удар грома.

Мы одновременно с Натали тянемся к мечу Себастьяна.

Блеск металла, момент некоторого сопротивления, прежде чем слышится страшный звук, когда лезвие разрывает плоть Грегори. Запах ржавчины (это кровь) щиплет ноздри.

Я ослабляю хватку, и меч падает на асфальт.

Грегори смотрит на яркое красное пятно, которое расплывается на его алом пиджаке. На его лице отображается замешательство, словно он пытается понять, как же оно туда попало. Из его горла вырывается два хриплых вздоха, прежде чем он замертво падает на землю.

Его бездыханное тело лежит между мной и Натали, меч Себастьяна у моих ног.

Я смотрю на Натали, которая с ужасом смотрит вниз на свои руки. Они покрыты горячей липкой кровью, как и мои.

На меня наваливается осознание всего произошедшего.

Грегори мертв.

Он – Ищейка.

Убийство Ищейки – это тяжкое преступление и его только что засняло национальное телевидение.

НАТАЛИ

– Что это ты затеяла? – требовательно спрашивает мама, с размаху положив моё признание на стол передо мной.

Комната для допросов узкая и тесная. Стены обиты алюминиевыми листами, создавая впечатление, что вы словно сельдь в банке. Мои запястья и лодыжки скованы, и я одета в серое простое по колено платье, в форму всех женщин-заключенных в тюрьме Блэк Сити. Мои ноги босы и холодны. Тень от стола, падающая на мои ноги напоминает мне кровь Грегори, разлившуюся по земле. Я сглатываю сухой комок, застрявший в горле. Всю последнюю неделю, с тех пор, как нас с Эшем арестовали, все мои ночные кошмары были только о Грегори.

Мама одета в точно такое же серое платье, и мне странно видеть её в такой простецкой одежде. Она была разоблачена, арестована и осуждена в течение сорока восьми часов за то, что отравляла Золотой Дурман и вот теперь ждала исполнения своего приговора. Пуриан Роуз не терял времени даром; он хочет побыстрее с этим разобраться. Ей удалось подкупить охранника, чтобы навестить меня сегодня.

– А что с Полли? – спрашиваю я.

– Не уходи от темы, – говорит она, но затем смягчается, – она в порядке. Марта забрала её в безопасное место, пока я все устраиваю, чтобы отправить её в Центрум пожить с кое-какими моими друзьями.

Полли. Она должно быть очень напугана отсутствием меня и мамы.

Из угла комнаты за нами наблюдает небольшая камера видеонаблюдения, на ней мерцает красный огонек. Я кусаю нижнюю губу, прокусывая её до крови, отчаянно и испуганно, каковой я пытаюсь не быть. За дверями допросной я слышу звуки тюрьмы: шум от производства в ремонтных мастерских, лязг цепей, крики заключённых – мужчин и женщин.

Где-то там Эш. В последний раз, когда я его видела, его тащили несколько гвардейцев-Стражей в мужское крыло. Его лицо было все окровавлено и в синяках. Они порядком избили его.

– Почему ты так пытаешься защитить его? Он же кровосос, – говорит мать.

Она выглядит еще тоньше обычного, словно палочник, одни кожа да кости.

– Не называй его так, – говорю я.

Она меряет шагами камеру, проводя рукой по своим черным волосам.

– Я просто не понимаю, Натали. После всего того, что я сделала, чтобы защитить тебя, как ты можешь вот так запросто на это наплевать, ради какого-то мальчишки-Дарклинга?

– Я не собираюсь позволить его наказать за смерть Грегори, – говорю я.

Мама холодно смеется.

– Как благородно с твоей стороны. Ты ведь понимаешь, что он сознался в преступлении?

– Как и я. – Я указываю на лист бумаги на столе. – И я не собираюсь отказываться от своего признания, если ты на это надеешься. Они могут обвинить только одного из нас в смерти Грегори, и это буду я.

Я произнесла это гораздо храбрее, чем ощущаю себя. Последнее, чего бы мне хотелось, это оказаться в суде и быть осужденной, но я должна оставаться сильной, чтобы защитить Эша. Мне даже почти интересно, как они меня казнят. Повесят? Распнут? Застрелят? Мои руки начинают дрожать, моя решимость слабеет. Я думаю об Эше. Вот, ради кого я все это делаю. Он должен жить и продолжать бороться за права Дарклингов. Его жизнь важнее моей. Он нужен Людям за Единство и Дарклингам.

– Ты на полном серьезе думаешь, что Пуриан Роуз отпустит кого-нибудь из вас, так и не наказав, если вы оба признаетесь в убийстве того мальчика? – спрашивает мама. – Он хочет, чтобы вы оба были мертвы.

– Ему придется. Закон есть закон – два человека не могут быть осуждены за одно и то же преступление, – говорю я. Закон совместного несения наказания был отменен во время войны, чтобы обвинять в военных преступлениях военных и правительственных чиновников, если другой член их команды, совершил злодеяние. Иначе, они бы все были одинаково в ответе. – Так что, если он намерен изменить закон, который вряд ли одобрят, учитывая какой злой народ сейчас в правительстве Стражей, ему придется действовать в одиночку, – заканчиваю я.

Надеюсь, я права, в противном случае мы оба с Эшем будем мертвы.

В дверь барабанит охранник.

– Время истекло, – кричит он.

Язык прилипает к небу, когда я думаю, что, возможно, это последняя наша встреча.

– Что будет с тобой? – спрашиваю я её.

– Пуриан Роуз, вероятно, отправит меня в его "реабилитационный центр" в Центруме, – говорит она.

– Что это? Вроде тюрьмы для богачей?

– Что-то вроде того, – говорит уклончиво она. – Туда отправляют людей, чтобы как-то особо их наказать.

У меня по спине пробегают мурашки.

– Мама…

– Не волнуйся за меня, Натали. Я сумею сама о себе позаботиться.

К немалому моему удивлению, мама берет меня за руку.

– Прошу тебя, отрекись от своего признания. Я не хочу, чтобы ты умерла, – говорит она, а в её привычно холодных голубых глазах появляется беспокойство. Прядь черных волос выбилась из прически. Я сосредоточена на том, что подобное несовершенство меня успокаивает, что весьма странно.

– Натали…

Я пялюсь на наши руки.

– Прости, мама, – шепчу я. – Я просто не могу. Я люблю его. Ты должна знать, что это такое.

– Я очень сильно любила твоего отца. Как бы мне хотелось спасти ему жизнь. Я никогда не прощу себя за то, что позволила ему умереть. Ты очень похожа на своего отца, ты ведь это знаешь? – говорит она и в её голосе слышится неподдельная нежность, словно она гордится этим фактом.

– Так почему же ты изменила папе, если так сильно его любила? – спрашиваю я. Это не обвинение, нет, мне просто любопытно.

Она вздыхает.

– Потому что я амбициозная женщина и клиническая идиотка. Я не заслуживала твоего отца. Он был слишком хорош для меня.

Дверь открывается и внутрь проходит охранник. Он заставляет маму подняться.

– Я люблю тебя, дорогая моя девочка, – кричит она, когда охранник выволакивает её из комнаты. Её тощие белые ноги пинают охранника, волосы распускаются и ниспадают красивыми волнами, обрамляя лицо. Она никогда прежде не выглядела такой прекрасной и дикой. Вот такой женщиной я буду помнить свою маму.

Дверь за ней захлопывается, и по моим щекам бегут слезы.

– И я тебя люблю, мама, – шепчу я.

Это впервые, когда я произнесла эти слова вслух. Я действительно никогда не чувствовал этого раньше, а теперь ее нет. По крайней мере, она будет жить. Я не знаю, что это за "реабилитационный центр", но это звучит лучше, чем моя судьба. Это приносит мне небольшое успокоение.

Я смотрю на красную лампочку, мерцающую на камере видеонаблюдения. Где-то в тюрьме, другая камера наблюдает за Эшем. Я не хочу, чтобы он предстал перед судом, но он никогда не откажется от своего признания.

Все что я могу сделать – это надеяться, что осудят меня. Это единственный способ спасти его.

ЭШ

Зал заседаний переполнен людьми и где-то еще тысяча протестующих собралась снаружи. В арочных окнах то появлялись, то исчезали плакаты, словно чертенок из табакерки. Все они гласили одно из двух: НАТАЛИ БЬЮКЕНАН ВИНОВНА! или ЭШ ФИШЕР ВИНОВЕН! Мнения полярно разделились, кого из нас следует наказать за смерть Грегори. Жук, Роуч и Дей сидят в смотровой галерее. Они показывают мне большие пальцы.

Я оглядываю комнату, в поисках Натали. Прошло две мучительные недели после нашего ареста, самые длинные четырнадцать дней в моей жизни. Единственное, что поддерживало меня, это мысль, что я снова увижу ее. Моё сердце ёкает, когда я замечаю её, сидящую за столом на правой стороне зала суда. Бледненькую и худенькую, в свободном сером платье. Ее руки и ноги, как и мои, скованы.

Наши взгляды встречаются, и я выдыхаю. Такое чувство, будто я задержал дыхание на эти несколько недель. На её губах играет слабая улыбка. Мы не должны выглядеть слишком счастливыми от того, что видим друг друга: никто, кроме наших ближайших друзей и семьи, не знает о наших отношениях, и я намерен продолжать в том же духе. Мы не хотим, чтобы к тому, в чем нас обвиняют, добавилось еще и "предатель расы". Вот за это нас точно осудят и казнят. По крайней мере, сейчас шансы пятьдесят на пятьдесят, что Натали освободят.

"Прошу, Господи. Не дай ей умереть. Только не ради меня".

Мне больно видеть, что рядом с ней никого нет. Опять же, я слышал, что её мать была отправлена в "реабилитационный центр" в Центруме. Это заставляет меня быть еще более решительным в том, чтобы очистить имя Натали и освободить её, чтобы она могла позаботиться о Полли.

Я едва заметно касаюсь рукой груди с той стороны, где сердце. Это маленький жест, но она знает, что он означает: я люблю тебя, я скучаю по тебе, я с тобой.

Тюремный охранник дергает меня за руку и тащит к столу, стоящему на левой стороне зала суда, напротив стола Натали. Папа меня уже ждет там. Он наспех обнимает меня и пытается скрыть свое потрясение от того, как я похудел.

– Где Сигур? – спрашиваю я папу.

– Его не пустили, – отвечает папа. – Он пытался…

– Это ничего. Ты здесь. А это главное.

В зал входит судебный пристав: – Всем встать.

Внезапно я чувствую, будто мои нервы натянуты, как струны. Это все происходит наяву. Это не какой-нибудь там ночной кошмар. Это самое настоящие судебное заседание по делу об убийстве Грегори Томпсона.

Боковая дверь открывается и входит Кворум Трех, все одетые в красные мантии, как того требует протокол. Все в зале умолкают, когда судьи занимают свои места на помосте в центре комнаты. Первый судья женщина-Дарклинг, с вытянутым серьезным лицом. Я смутно припоминаю, что, похоже, видел её в Легионе, в первое своё посещение гетто. Кажется, её зовут Логан Хенрикк. Она здесь из-за меня, поскольку я полукровка, в Кворуме должен находиться один Дарклинг, для обеспечения непредвзятости решения.

Второй судья худой, как тростинка, мужчина с редеющими волосами, в очках с толстыми линзами и крючковатым носом. Он садится справа. И, наконец, третий – мужчина лет пятидесяти, с безукоризненными темно-каштановыми волосами и волевым подбородком – садится между двумя другими судьями, тем самым показывая, что он старший среди них. Мне встречалось его лицо в газетах: его зовут Бенедикт Кнокс. Он же был главным судьей в процессе над Эмиссаром.

Натали смотрит на меня. Она тоже его узнает. У меня ноет сердце. Если он осудил Эмиссара, то у него может быть предубежденное отношение к Натали, и он будет голосовать за то, чтобы осудить её.

– Садитесь, – говорит пристав.

Я не могу сосредоточиться на том, когда он объясняет, в каком порядке будет протекать заседание, но это ерунда. Папа мне уже все объяснил. Наше Бюро Уголовного Правосудия (БУП) составляет список свидетелей, который предоставляет Кворуму Трем. Затем судьи вызывают тех по одному, чтобы заслушать их показания. Кворум Трех действует, и как защитник, и как обвинитель в отношении подсудимого и может задать любой вопрос свидетелю, чтобы подтвердить, или дискредитировать его показания. После того, как все свидетели опрошены, а улики предъявлены, Кворум Трех голосует и выносит вердикт.

Вся система пронизана коррупцией, потому как все сводится к тому, что за список свидетелей БУП предоставит Кворуму. Как правило, свидетели подбираются в пользу того, кто больше заплатит: семья потерпевшего или обвиняемого. При любых других обстоятельствах, я бы нисколько не усомнился, что виновным назначали бы меня, но, учитывая тот факт, что Натали дочь Эмиссара, не самой популярной женщины у Пуриана Роуза в данный момент, есть вероятность, что он подсуетился и подобрал свидетелей в мою пользу. Я просто надеюсь, что меня он хочет осудить сильнее, чем её.

Слово берет главный судья, Бенедикт Кнокс. В зале суда командует его глубокий голос.

– Кворум желает заслушать показания Натали Бьюкенан.

Натали подходит к свидетельской трибуне, которая находится рядом с судейской платформой. Ее нежные руки сжались в кулаки. Она трясется. Я хочу обнять ее, поцеловать, сказать ей, что все будет хорошо. Все, что ей нужно сделать, это сказать им, что я убил Грегори, и она будет свободна.

Она усаживается. Её глаза смотрят в мои.

"Скажи, что это я его убил", – безмолвно умоляю я.

– Пожалуйста, изложите свою версию событий, – говорит Логан Хенрикк. Ее голос удивительно легкий и музыкальный для такого серьезного вида женщины.

Натали облизывает губы. Она кратко рассказывает им о моей драке с Себастьяном, как он уронил меч в драке, и, как Грегори приставил клинок к её горлу.

– А что было потом? – спрашивает Логан.

– Грегори бросил меня на землю к Эшу. Он замахнулся своим мечом, и стало ясно, что он хотел нас убить. Поэтому я схватила брошенный меч Себастьяна и вонзила его Грегори в грудь. – Натали смотрит на меня. – Это я, я убила Грегори Томпсона.

Зрители в смотровой галерее начинают взволнованно перешептываться.

Дей прячет лицо у Жука на груди.

Я мотаю головой. Натали, должно быть, понимает, что я хотел вовсе не этого.

Натали спускается со свидетельской трибуны и возвращается к своему столу, ни разу не взглянув на меня.

Меня вызывают следующим.

Когда я сажусь, судьи устремляют свои взоры на меня. В зале так тихо, что я слышу свое сердцебиение. Забавно, еще месяц назад у меня и пульса-то не было. Я смотрю на папу. Его глаза умоляют, чтобы я возложил всю ответственность на Натали.

– Расскажите вашу версию произошедшего, – говорит судья-тростинка.

Я повествую о тех трагических событиях. Все детали совпадают с теми, которые поведала Натали, за исключением того, кто же убил Грегори.

– Он занес меч у себя над головой, – говорю я. – Я понимал, что он собирается убить нас – он ненавидел меня, а я ненавидел его. Он убил мою мать.

Несколько зрителей охают.

– Продолжай, – говорит Бередикт Кнокс.

– Я понимал, что это лучшая возможность отомстить Грегори за то, что он сделал, – говорю я. – Поэтому я схватил меч Себастьяна и вонзил его в Грегори Томпсона.

Натали закрывает глаза. По её щеке скатывается слезинка.

Всё, я могу сесть на прежнее место. Логан Хенрикк хмурится, глядя на меня, когда я прохожу мимо. Я оказываю Дарклингам медвежью услугу, будучи обвиняемым в убийстве Ищейки, но мне плевать. Все, что имеет значение – это спасение Натали.

Призваны держать ответ и несколько свидетелей, кто присутствовал в тот день на площади. Каждый рассказывают свою версию событий. Кто-то говорит, что это моих рук дело, кто-то, что Натали. Так продолжается все утро, пока мы все не изматываемся, слушая их показания. Из напряженных поз судей становится ясно, что они начинают приходить в уныние. Как можно определить виноватого, когда половина свидетелей должно быть врет?

Итак, пока пятьдесят на пятьдесят.

– Сколько свидетелей осталось? – спрашивает у пристава Бенедикт Кнокс.

– Два, Ваша Честь, – говорит он.

Я делаю глубокий вдох.

Вот оно. Окончание судебного разбирательства. Все, что скажут два следующих свидетеля и определит нашу судьбу.

– Вызываю следующего свидетеля, – громко произносит Бенедикт Кнокс.

Когда в комнату в своей форме Ищейки входит Себастьян, зал затихает. На его груди поблескивает золотая медаль в виде розы. Так что, в итоге, он получил продвижение по службе.

Когда он проходит мимо, то одаривает меня ледяным взглядом.

Я улыбаюсь, позволяя зародиться искорке надежды, что Натали будет спасена.

Народ в просмотровой галерее привстает со своих сидений и подается вперед, в нетерпении скорее услышать, что же он скажет. Слова высокопоставленного чиновника такого, как Глава Ищеек, имеет большое влияние на суд. Если судьи оказываются в тупике из-за предыдущих показаний свидетелей то, сказанное им, может заставить Кворум приступить к голосованию.

Себастьян садится. Кворум задает несколько предварительных вопросов, прежде чем просит дать его свои показания. Я не смею вздохнуть.

– Эта тварь, – он указывает на меня, – набросился на меня. Мы боролись и во время драки, он обезоружил меня. Эш Фишер решил убить меня. Я избежал смерти только благодаря Грегори Томпсону. Он спас мне жизнь. Он был героем.

– Вы видели, что случилось дальше? – спрашивает Логан Хенрикк.

Да его там даже не было! Он сбежал, как трус.

Себастьян поворачивается, чтобы взглянуть на меня. На его лице появляется злобное выражение.

Вот оно. Его шанс поквитаться со мной.

Холодная улыбка играет на его губах.

Себастьян переводит взгляд на судей.

– Я видел, как Натали Бьюкенан подняла меч и ударила им в грудь Грегори Томпсона, – говорит он.

– Нет! – воплю я. – Это я его убил! Я!

Просмотровая галерея начинает шуметь.

Я смотрю на Натали. Она кажется почти… счастливой.

Я прячу лицо руками. Нет, нет, нет, нет, нет.

Себастьяна отпускают с трибуны свидетелей.

Что ж, он получил свой реванш. Он знал, что единственный способ отомстить мне, это навредить Натали.

– Тишина! – кричит пристав, и весь зал вновь умолкает.

– Вызываю последнего свидетеля, – говорит Бенедикт Кнокс.

Я опускаюсь на своё сидение, понимая, что все кончено. Все цвета в мире, кажется, поблекли. Девушка, которую я люблю, будет казнена.

"Натали, прости".

Она мягко улыбается, пристально глядя на меня через весь зал. Она кладет руку на свое сердце, отражение моего предыдущего жеста.

"Я люблю тебя", – говорит она мне.

Я сглатываю ком, вставший поперек горла.

Дверь распахивается и входит Джуно Джонс. Её лицо ничего не выражает, хотя под глазами отчетливо видны темные круги, будто она не спала несколько дней. Пока она идет к свидетельской трибуне, то не смотрит ни на меня, ни на Натали. Она одета в плотно облегающую блузку с корсетом и кожаные штаны, её рыжие волосы гладко зачесаны назад и стянуты в пучок. В руках у неё небольшая черная сумка.

– Мисс Джонс, Вы, были на городской площади во время мятежа? – спрашивает Логан Хенрикк.

– Да, я делала репортаж для Новостей Блэк Сити, – отвечает она.

– Вы видели, как напали на Грегори Томпсона? – спрашивает Бенедикт.

Джуно мотает головой.

– Нет, я была слишком далеко. Но мы сняли инцидент на камеру.

Моё сердце начинает трепетать.

Джуно вынимает из своей сумки диск и протягивает его приставу, который в свою очередь ставит его в плеер, встроенный в экран. Когда монитор оживает, свет выключается. Я вижу, как люди вокруг меня, восторженно глазеют в монитор.

На экране появляются кадры мятежа. Стоны и крики, и я как будто снова там, и слышу запах крови и страха. Оказываюсь в эпицентре драки между мной и Себастьяном. Мы на земле, наносим друг другу удары. Грегори держит клинок, приставленный к горлу Натали.

Мое сердце замирает, когда я смотрю, как будут разворачиваться события:

Я отпускаю Себастьяна, и он сбегает, позабыв про свой меч.

Грегори толкает Натали на землю.

Он поднимает своё оружие.

Мы с Натали одновременно тянемся за мечом Себастьяна.

Оператор сбит с ног и падает на землю.

За кадром раздается вопль Грегори: – Это за Криса!

Какое-то время, все, что можно увидеть – это ноги убегающих людей.

Затем раздается удар грома.

Камеру поднимают, чтобы показать…

Меня.

Держащего окровавленный меч.

Я бросаю меч на землю.

Комната оживает, когда люди начинают взволнованно переговариваться. В фильме есть все доказательства, которые им нужны. Все предельно ясно: я виновен.

Виновен.

Это слово, словно эхо, постоянно повторяется у меня в голове.

Виновен.

Папа опускает голову себе на руки.

Виновен.

Логан Хенрикк не может на меня смотреть.

– Мне так жаль, Эш, – говорит Джуно, когда её выводят из зала.

– Нет, он этого не делал! Это была я! Я убила Грегори Томпсона, пожалуйста, поверьте мне! – кричит Натали, а по её щекам катятся слезы.

Не могу поверить, что она все еще пытается защитить меня, когда прекрасно знает, что все кончено.

Я перехватываю её взгляд.

– Всё в порядке, – произношу одними губами я. – Это то, чего я хотел.

Я держу ее взгляд столь долго, насколько осмеливаюсь, пытаясь дать ей понять, что все будет в порядке. Я чувствую, что эхо ее сердца бьется в унисон с моим.

Я слышу обрывки разговоров, доносящихся с просмотровой галереи.

– Себастьяна даже там не было, когда все случилось…

– Он сбежал…

– Он лгал про Натали…

Кворум трех быстро определяются со своими голосами.

– Всем встать, – говорит пристав.

Я поднимаюсь, неожиданно чувствуя, что у меня подгибаются колени.

Бенедикт Кокс поворачивается ко мне.

– Эш Фишер, суд убежден, что Вы виновны в убийстве Грегори Томсона. Настоящим Вы приговариваетесь к смерти через распятие.