Текст книги "Черный Город (ЛП)"

Автор книги: Элизабет Ричардс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Волоски на моем затылке становятся дыбом. Это значит, что кто-то следует за нами, но когда я оглядываюсь, никого не вижу.

Следуя дальше по дороге, мы проходим мимо двадцатилетней девушки с привлекательной внешностью, стоящей на ящике и раздающей листовки всем прохожим.

– Дарклинги голодают! Правительство Стражей нам врет, – говорит она небольшой группе людей, которые остановились послушать её. – Они говорили нам, что Дарклинги накормлены, о них заботятся, но вчера мы видели правду собственными глазами. Все это время Люди за Единство были правы. Я говорю "нет закону Роуза" и "нет разделению".

В группе раздается ропот одобрения.

Она сует листовку мне в руки, и я быстро просматриваю её. На ней изображена горящая черная роза, над изображением слова: "НЕТ ЗАКОНУ РОУЗА" и разные слоганы типа " НЕТ ГРАНИЦАМ" и " ЕДИНЫЙ ГОРОД", написанные повсюду. Я складываю её и кладу в карман.

– Как там Жук? – спрашиваю я, чувствуя себя ужасно из-за того, что только сейчас удосужилась об этом спросить.

Дей обеспокоенно улыбается.

– Живот заживает хорошо, но лицо по-прежнему воспалено. Доктор говорит, что останутся шрамы, – последнее слово ей далось с трудом.

Я быстро обнимаю её.

– Так вы снова вместе? – спрашиваю я.

– Мы попробуем. Он пообещал мне, что перестанет принимать Дурман.

– Это замечательно, – говорю я.

– Время покажет, – отвечает она.

Мы приближаемся к городскому кладбищу, где проходили похороны Криса. Дей толкает открытые ворота, и мы входим внутрь кладбища. Курт и еще несколько кадетов собрались у Мемориала Примирения, готовясь к их первой охоте. Мы быстро проходим мимо них, держа головы опущенными, чтобы нас не заметили.

– Ты знаешь, большинство девочек ведут своих подруг мороженое поесть, когда они расстроены, а не на кладбище.

Дей смеется. Мы направляемся к руинам церкви, где мы с Эшем однажды поцеловались. Куда мы идем? Скоро я получаю ответ, когда замечаю Эша, тревожно выглядывающего из трещины в витраже. Мое сердце волнуется, привлекая меня поближе к нему, но я непоколебима. Я в ярости разворачиваюсь, чтобы уйти, но Дей берет меня за руку и тянет к руинам.

– Вам двоим нужно поговорить, – наставляет она.

– Нам не о чем говорить, – говорю я ей, не в силах смотреть на него из страха, что моё сердце рассыплется на миллион осколков.

– Просто дай ему шанс извиниться, – тихонько говорит она, глядя на меня нежными карими глазами. – Увидимся позже.

Я делаю глубокий вдох и поднимаю взгляд на Эша. Мы смотрим друг на друга среди развалин. Пустота между нами кажется такой огромной. Он выглядит усталым, я уверена – он не спал всю ночь. Но даже так он все еще невероятно, душераздирающе красив. Его волнистые черные волосы отросли, и он рукой убирает их назад.

– Извини, – наконец произносит он.

– Если это все, что ты собирался мне сказать, то я лучше пойду.

Через мгновение он оказывается рядом со мной. Так больно от того, что он так близко ко мне. Он такой совершенный, его запах опьяняет. Костры, мускус и дождь. Запах дома. На моих глазах блестят слезы, и я сердито вытираю их.

Он приподнимает мое лицо, чтобы я могла взглянуть в его.

– Я сожалею, что обидел тебя, Натали. Я допустил ошибку, действительно глупую, ужасную ошибку, и я не ожидаю, что ты простишь меня когда-нибудь за это. Я не заслуживаю твоего прощения.

– Тогда зачем ты вынудил меня прийти?

– Я лишь хотел кое-что тебе сказать.

– Что? – шепчу я.

Он слегка проводит своим пальцем по моим губам, оставляя покалывающий след на моей коже.

– Я люблю тебя, – говорит он, – Я люблю, когда ты прикусываешь свою губу, когда нервничаешь. Я люблю тот раздражающий шум, который ты издаешь, когда жуешь свои мятные конфетки. Я люблю тебя за твою храбрость. Вот за что я тебя люблю, Натали, а не за то, что у тебя сердце Дарклинга.

– Ты сильно меня обидел, – говорю я.

– Я знаю.

– Если ты действительно любишь меня, почему тогда ты целовал её? – обвиняю его я.

Он садится на мокрую от росы землю, и я опускаюсь рядом с ним. Он на меня не смотрит.

– Я поцеловал её потому, что она и есть моя Кровная половинка и меня тянет к ней. Я не собираюсь лгать тебе. Это притяжение – не такое сильное, как то, что я чувствую к тебе, но оно есть, и я просто растерялся, не зная, что это все значит, – говорит он. – Мне нужно было знать, что я чувствую к ней. Мне нужно было удостовериться, что, то чувство, что есть у нас с тобой – настоящее.

– И как, узнал? – спрашиваю я, мое сердцебиение учащается.

Он нерешительно прикасается кончиками пальцев к моему колену, и от этого прикосновения у меня бегут по коже мурашки. Я не убираю его руку.

– Да. Это для меня по-настоящему, – он смотрит на меня и в этот момент выглядит таким сломленным, таким уязвимым. – По-настоящему ли это для тебя?

Я срываю несколько травинок с земли.

– Я не знаю, – говорю я, наконец, и он хмурится – Признай, Эш, мы почти ничего не знаем друг о друге. Я даже не знаю, какой твой любимый цвет!

– Зеленый, – говорит он.

Я издаю мягкий смешок.

– Вот видишь? Я– то думала, что черный.

– А твой?

– Серебряный, – отвечаю я.

– Что еще ты хочешь узнать? – спрашивает он.

– Какая твоя любимая книга?

– Это просто. Пиноккио.

Я приподнимаю бровь.

– Серьезно?

– Да. Он хотел стать настоящим мальчиком – это мне близко. Все, чего я всегда хотел – это быть нормальным ребенком, чтобы мое сердце билось, как у остальных. – Он смотрит на меня глазами, сверкающими, как звезды, полуулыбка на его губах, и мое сердце волнуется.

– Наверное, это было действительно тяжело для тебя, – говорю я.

Он кивает.

– Спроси у меня что-нибудь еще. Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать.

– Расскажи мне свой секрет, – говорю я.

Он изучает меня несколько секунд, затем смотрит в землю, неопределенно. Я не уверена, что он собирается рассказывать мне что-либо.

– Мой отец прячет мою мать в склепе под нашей церковью, – быстро проговаривает он.

Я резко вдыхаю. Укрывательство Дарклингов является тяжким преступлением. Чтобы сказать мне – дочери Эмиссара – это действительно доказывает, что он доверяет мне. Я сплетаю свои пальцы с его.

– Я никому не скажу, обещаю, – говорю я.

Он легонько сжимает мою руку.

– Теперь расскажи мне один из твоих секретов, – говорит он нежно.

Я прикусываю губу. Сейчас самое время рассказать ему о Дурмане. Нужно доверять ему.

– Эш, я узнала кое-что о Дурмане. Стражи…

– Какого хрена тут происходит? – звучит разъяренный голос позади нас, разгоняя ворон, сидевших на стропилах.

Себастьян стоит на входе в руины, его лицо искажено от гнева.

Я вырываю руку у Эша.

– Убирайся, Себ. Это не твое дело, – говорю я.

Он смотрит испепеляющим взглядом на Эша, затем поворачивается ко мне. В нем нет ничего, кроме ненависти.

– Почему ты продолжаешь оскорблять меня таким образом? – говорит мне Себастьян. – Я любил тебя, я тебе обещал целый мир, но ты по-прежнему предпочитаешь мне других.

– Перестань говорить о своей любви ко мне. Это не так! – говорю я.

– Те, кто возлежат со зверем, будут брошены в ямы ада, – говорит Себастьян, цитируя Книгу Сотворения. – Ведь та, что вкусила Грех, будет навеки опьянена его ядом.

– Отдохни от этой ерунды Праведников, – говорю я, – Если я – грешница, так и ты тоже! Та девушка – Дарклинг забеременела от тебя, или ты забыл упомянуть об этом Пуриану Роузу?

Эш смотрит на меня ошарашено.

– У него есть ребенок-полукровка?

– Он заставил её сделать аборт, – отвечаю я.

У Эша сбивается дыхание.

– Это существо было мерзостью, – говорит Себастьян.

– Это был ребенок, и ты убил его, чтобы шкуру свою спасти, – говорю я.

Рука Себастьяна легла на рукоять его меча. Эш, защищая, встает передо мной.

– Себастьян, мы охотимся, или как? – раздается голос Курта с кладбища.

Жестокая улыбка играет на губах Себастьяна.

– Да, охотимся.

Он достает свой меч и угрожающе наставляет его на нас.

– Вы идете со мной.

ЭШ

Себастьян выводит нас из руин, тыча своим мечом нам в спины. Я осторожно гляжу на Натали, пытаясь поддержать её взглядом, дать ей понять, насколько возможно, что с нами все будет хорошо. Она кивает.

Оцарапанная шея вскидывает брови при виде нас, в то время как мы присоединяемся к остальным кадетам, которые одеты в свою униформу Ищеек. Мы выделяемся на фоне остальных, как белые вороны, в своей гражданской одежде.

– Я нашел прогульщиков, – объясняет Себастьян, пряча меч в ножны.

Оцарапанная шея не придает этому значения. Он обращается к курсантам.

– Сегодня будет простое задание: поиск-и-сбор, – говорит он. – У нас есть наводка, что в здании на окраине города прячется Дарклинг. Мы проверим дом, и, хотелось бы надеяться, схватим кровососа.

Один из кадетов издает раздраженный вздох.

– Это не слишком увлекательное задание, но такой вид охоты – наша повседневная работа, и вам нужно научиться делать это, – продолжает Оцарапанная шея. – И поверьте мне, когда я говорю, что никто из вас, молокососов, не готов идти в гнездо Разъяренных.

Они ведут нас через кладбище к городской окраине, которая заполняется людьми, возвращающимися с работы домой. Себастьян остается позади нас с Натали, чтобы быть уверенным в том, что мы не сбежим. Мы находим дом, скромный призрачный особняк с окрашенной желтой краской дверью. Оцарапанная шея пинает её.

– Инспекция Ищеек! – говорит он, затем поворачивается к нам – Никогда не стучите. Это дает им время убежать.

Себастьян указывает своим мечом на меня.

– Входи, – говорит он.

Я в нерешительности застываю.

– Просто делай, как он говорит, – шепчет Натали.

Мы входим в дом. Он маленький и потрепанный, с облупившейся краской на стенах и потертыми коврами. Я стараюсь придумать, как выбраться из сложившейся ситуации, но пока ничего не приходит в голову. Кадеты передвигаются, окружая мужа с женой, которые жмутся друг к дружке на полу крохотной гостиной. В их глазах появляется страх, когда они видят Оцарапанную шею и Себастьяна.

– У вас нет права быть здесь! – говорит муж, его голос от волнения срывается. – Мы не сделали ничего плохого.

– У нас есть сведения, что вы укрываете Дарклинга, так что заткнись, – произносит Оцарапанная шея, – Обыщите дом – приказывает он двум кадетам.

Они отходят от остальных и начинают обыскивать дом, переворачивая мебель, проверяя шкафы. Один из кадетов пытается открыть дверь в туалет. Дверь закрыта. Супруги в панике переглядываются.

– Открывай, – приказывает Себастьян жене.

– Нет…

Он вытаскивает свой меч.

– Открой, – убеждает её муж.

Женщина поднимается на ноги, достает ключи и открывает дверь. На стиральной машине стоит ящик с Кровью Синт-1.

– Он упал с грузовика Стражей. Мы собирались продать его на Шантильи Лейн, – быстро проговаривает муж – Я был уволен. А нам нужно платить по счетам.

– Просто заберите его, – говорит жена, опускаясь на пол позади мужа – Пожалуйста, это все. Нам больше нечего скрывать.

Муж неосознанно бросает взгляд на коврик у его ног.

Это не осталось незамеченным Оцарапанной шеей. Он отбрасывает ковер подальше, чтобы освободить люк.

В комнате повисает всеобщее молчание.

– Это просто старая кладовка, – говорит жена.

Оцарапанная шея открывает люк и засовывает туда руку.

– Там ничего нет, я клянусь, – запинается она.

Оцарапанная шея усмехается.

Жена хватает мужа за руку.

– Там пусто, клянусь!

– А это тогда что? – Оцарапанная шея поднимает маленького мальчика из отверстия, как кролика из шляпы волшебника.

Моё сердце замирает.

Мальчик – полукровка, как я.

Он бледный и худой, как червяк, с вьющимися волосами до плеч. Он смотрит на меня, и на долю секунды он улыбается, и я знаю, о чем он думает – я больше не один. Затем этот беглый взгляд солидарности сменяется обвиняющим в предательстве. Я хочу сказать ему, что я на самом деле не Ищейка, но это было бы ложью. Впервые я должен признаться перед самим собой, что я – предатель.

Его бросают на деревянный пол.

– Что это у нас здесь? – говорит Себастьян, пиная мальчика ногой.

– Оставь его! – рычу я.

Себастьян смотрит на супругов.

– Так кто из вас предал нашу расу?

Муж смотрит на жену.

Мальчик хнычет.

Оцарапанная шея злобно улыбается мне, предлагая свой меч.

– Покажи нам, на чьей ты на самом деле стороне, Фишер. Убей кровососа.

– Нет! – говорю я.

– Не причиняйте ему боль. Он же всего-навсего ребенок, – говорит жена.

Полукровка поднимает на меня взгляд своих сверкающих глаз.

Я делаю шаг назад.

– Я не буду этого делать.

Оцарапанная шея поднимает свой меч.

– Мама! – плачет мальчик-полукровка.

– Пожалуйста, не надо! – просит жена.

В тот же момент Оцарапанная шея перерезает женщине горло.

Несколько курсантов кричат. Натали прячет голову у меня на груди.

– Просто заберите проклятого кровососа! – говорит муж, его лицо забрызгано кровью жены.

Оцарапанная шея тянет мальчика наружу, и мы спешим за ним.

– Отпусти его! – бросаюсь я на Оцарапанную шею.

Себастьян блокирует меня и отбрасывает на землю. Я оказываюсь на мостовой рядом с мальчиком

– Оставь их! – вопит Натали.

– Я собираюсь забрать тебя отсюда, – говорю я мальчику, беря его за руку.

Себастьян приставляет меч сзади к моей шее.

Паника охватывает меня.

– Кто умрет? – спрашивает он у меня.

Он приподнимает свой меч и тычет им вместо меня в мальчика-полукровку.

– Себ, не надо! – кричит Натали.

– Кто это будет, Фишер? Ты или он? – говорит он.

Ручка мальчика сжимает мою. Пот капает с его лба, стекая прямо в его сверкающие черные глаза. Такие же глаза, как и у меня.

– Я, – отвечаю.

– Нет! – выкрикивает Натали.

Себастьян поднимает свой меч и размахивается. Я закрываю глаза, ожидая боль. Раздается ужасный звук погружения металла в тело. Что-то горячее и липкое заливает мое лицо и волосы.

Я открываю глаза. Безжизненные глаза мальчика-полукровки смотрят прямо на меня, в них только один вопрос: почему я?

Я бью кулаками об булыжники, когда горе захлестывает меня. Себастьян и не собирался позволить мальчику жить. Натали бросается ко мне и помогает подняться на ноги.

– Зачем ты это сделал? – спрашивает они у Себастьяна.

Он улыбается ей холодной, жестокой улыбкой.

– Потому что я могу.

Я обнажаю свои клыки на Себастьяна, ничего не желая так сильно, как оторвать этому засранцу голову.

– Не надо, – шепчет она мне.

– Вот что происходит с предателями своей расы, – говорит он Натали, а затем машет своим людям.

Одна из девушек-кадетов поворачивается к своей подруге, её голос дрожит.

– Ты думаешь, другие кадеты тоже подобным занимаются?

Другие кадеты…

Мое сердце перестает биться.

Мой мозг возвращается к разговору Себастьяна с Грегори у мистера Табса и о том, что его послали на охоту в Высотку.

– Мама! – говорю я, ужас охватывает меня.

Я хватаю Натали за руку и перехожу на быстрый бег, таща её за собой. Она старается не отставать, хотя несколько раз спотыкается.

– Подожди! Пожалуйста… – задыхается Натали.

У меня нет времени, чтобы ждать. Я беру её на руки и продолжаю бежать. Я не перестаю бежать, даже когда мы добираемся до моего дома.

– Папа! – кричу я, вбегая в склеп.

Но Грегори уже стоит в центре комнаты с обнаженным мечом. Даже в тусклом свете я могу видеть кровь, сочащуюся вниз по металлическому лезвию. Прямо за ним отец, сгорбившийся над скелетообразной фигурой на полу. Я не шевелюсь. Я не могу.

Отец встает и подходит ко мне.

– Сынок, – шепчет он.

Тогда я вижу её лицо, частично скрытое несколькими прядями черных волос. Я вижу эту гниющую плоть, тонкие черные губы, и представляю себе ту женщину, которой она была. Её голова склонилась на бок, как будто она спит.

Мама.

– Как ты мог? – говорит Натали Грегори – Ты – чудовище!

Я набрасываюсь на Грегори, швыряя его к стене. Его ноги пинают воздух, пока моя рука сжимает его тонкое горло.

– Эш, отпусти его. Ты не убийца. Твоя мама бы этого не хотела, – говорит отец.

Пальцы Грегори царапают мои руки.

– Ты убиваешь его, – говорит Натали, пытаясь оттащить меня от него.

– За что? – кричу я на него.

– Это… твоя вина… Крис мертв, – Грегори задыхается.

– Я не давал ему тот Золотой Дурман, Линус дал ему его, – рычу я.

– Но он… сначала просил тебя, но ты отказал. Если бы ты дал ему Дурман… ему бы не пришлось… ему бы не пришлось обращаться к Линусу. Это твоя вина, что он мертв, – говорит Грегори, его глаза наполнены болью.

– Эш, – раздается шепот.

Я бросил Грегори и повернулся кругом. Мама зашевелилась на полу. Я думал, она мертва!

Грегори выбежал из склепа прежде, чем я смог закончить то, что начал.

От мамы слышится скрипучее, болезненное дыхание, пока из раны в груди сочится кровь. Я становлюсь на колени рядом с ней и отчаянно хватаю её за руку. Я больше не вижу в ней Разъяренную, просто женщину, которой она была. Свою маму.

– Мне жаль, что я оставила тебя… – говорит она – Прости меня, мой любимый мальчик.

– Я прощаю тебя, – говорю я.

Она слабо сжимает мою руку.

– Не оставляй меня, мама. Пожалуйста…

Я чувствую, что она ускользает.

– Я люблю тебя, – говорю я.

Она выдыхает.

– Пожалуйста, не умирай.

Её пальцы выскальзывают из моих.

– Мама? – шепчу я.

Тишина.

– Мама?

Отец трогает меня за плечо.

– Сынок, её больше нет.

Натали обнимает меня и целует в щеку, не говоря ни слова. И мы стоим вот так, кажется, вечность. Я не хочу двигаться. Как только я пошевелюсь, мир оживет и тогда, все окажется взаправду. Я слышу, что откуда-то издалека раздается пение. Тоскливый, душераздирающий плач. Я знаю, что это Сигур. Должно быть, его двойное сердце перестало биться.

– Нам надо подготовиться к Со'Камур, – говорю я, подразумевая обряд Дарклингов для того, чтобы почтить мертвых.

Папа сначала меня не слышит. Он держит мамину руку, проводя большим пальцем по её указательному, где она обычно носила обручальное кольцо. Дарклинги верят, что указательный палец напрямую связан с двойным сердцем. Вот, почему они носят кольца именно на этих пальцах.

– Папа?

– Она должна быть со своей родней, – тихо произносит он. – Мы принесем её тело к пограничным воротам после наступления комендантского часа. Сигур нас впустит.

* * *

Натали тянет меня в свои объятья, мгновение, и вот мы уже в моей спальне.

– Тебе не обязательно быть здесь, – говорю я, и мой голос срывается от эмоций. – Я знаю, ты все еще на меня злишься.

Она легонько меня целует и, несмотря на мое горе, я отчетливо осознаю, что страстно её желаю.

– Эш, я люблю тебя. Позволь мне быть здесь с тобой.

Взяв за руку, она ведет меня к кровати. Мы забираемся под одеяло. Она кладет руку на мое сердце, открывая канал связи между нами. Единения душ. Все мои эмоции мгновенно заполняют её сердце: моя боль, моя печаль, моя несчастная любовь. Она поглощает все это, словно губка, разделяя эти чувства со мной. Мне не придется страдать в одиночестве.

Я ласкаю её кожу, целую её губы, провожу руками по её ногам. Не возникает никакого смущения, когда наши пытливые пальцы изучают тела друг друга. Мы молча раздеваемся, бросая нашу одежду на пол. Я продолжительно смотрю на неё, потом ложусь рядом и притягиваю её к себе. Её тело идеально умещается на моем, будто мы две половинки одного целого.

– Эш, я люблю тебя, – говорит она.

– И я люблю тебя, – говорю я. – Так начинается мое сердце…

– Так начинается наша жизнь, – шепчет она в ответ, вспоминая слова, которые я сказал ей в тот вечер на барже у Жука, когда впервые поцеловал её.

– Навечно, – говорим мы в унисон.

Кровная клятва. Теперь мы едины по закону Дарклингов.

Я отклоняю голову, предлагая свою шею ей, чтобы скрепить наш союз. Натали проводит ногтем по моей коже и из ранки появляется крошечный пузырек крови. Она нежно слизывает кровь.

Приподнявшись, Натали убирает волосы на одну сторону, обнажает две колотые раны на своей шее. Я колеблюсь, вспоминая, что случилось в особняке.

– Все хорошо, – шепчет она. – Я доверяю тебе.

Я слегка расцарапываю кончиками своих клыков её ранки, вскрывая их, и прижимаюсь губами к её шее. Её горячая кровь струится по моему языку. Мне приходится приложить все усилия, чтобы выпить всего несколько капель, для того чтобы укрепить нашу связь.

Она откидывается назад и, не произнося ни слова, я как можно аккуратнее устраиваюсь сверху. Она издает небольшой вздох, а затем остается только одно блаженство. Вся нервозность исчезает, когда мы целуемся, и нами руководствуют только инстинкты.

После, Натали засыпает, и её голова покоится у меня на груди. Однако я не могу заснуть. Хотел бы, но не могу. Я знаю, что папа уже скоро постучится в мою дверь и скажет, что нам пора уходить.

В комнату, через открытое окно, залетают дождинки и, ударяясь о колокола, вызывают мелодичный перезвон. В воздухе пахнет свежестью, чистотой. Маме бы понравилось. Из того, что папа мне о ней рассказывал, я знаю, что она любила дождь. Натали шевелится, и я целую её в макушку.

Я вылезаю из постели и подхожу к окну. Холодный ночной воздух покалывает мне кожу, и я дрожу, но не стремлюсь укрыться от холода. Я оглядываю панораму города и перевожу взгляд на Пограничную стену, которая пробивает себе путь через середину города, словно бетонный хребет.

Город все еще очень тих. Огни не горят, улицы пусты, мир безмолвствует. Я подхожу к раковине, которая стоит в углу комнаты, и споласкиваю водою волосы, смывая грязь и кровь, думая о том парнишке полукровке. Как бы мне хотелось знать, что он был в городе. Я бы навестил его и дал понять, что он не одинок. Хотя, с другой стороны, это дало мне небольшую надежду, что кроме нас с Эвангелиной, в городе есть еще полукровки.

Я возвращаюсь к арочному окну и, выглядывая, поворачиваюсь лицом, к залитому лунным светом, небу. Во мне просыпается Дарклинг, влекомый ночью. Я издаю вой, полный горя и отчаяния, так чтобы его слышали все мои собратья. Где-то в отдалении мою песню подхватывает другой Дарклинг, затем следующий, пока весь город не оживает от этой неземной музыки: "Мы здесь. Ты не одинок, брат", – поют они в ответ. – "Мы любим тебя".

Натали просыпается.

– Прости, не хотел тебя будить, – говорю я.

– Ничего, – сонно отвечает она.

В мою дверь раздается тихий стук.

Когда папа входит в комнату, Натали оборачивается одеялом. Он бросает на неё быстрый взгляд, но ничего не говорит.

Я с удивлением обнаруживаю, что он сбрил бороду, и он кажется выше, будто сбросил тяжкий груз целого мира со своих плеч. На нем тускло-серая мантия, которую он одевает только на похороны.

– Пора, – говорит он.