Текст книги "Избранники Небес"
Автор книги: Элизабет Тюдор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
В этот утренний час принц Джедефра все еще нежился в постели. Финиану наказали подождать, пока "его светлость" омоется и позавтракает. Затем заметавшегося от нетерпения слугу провели в гостиную. Наследник принял посетителя со свойственным ему добродушием. Он знал Финиана несколько лет, и сам рекомендовал его прислужником фараону. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения. Главным для Финиана было, как спасти голову? Он понимал, что сам виноват в гневе владыки, но не терял надежду на прощение жестокосердного Хуфу. Единственный человек во дворце, кто мог помочь горемыке, был наследный принц. Именно к его ногам с мольбой о защите припал болтливый слуга. Джедефра со вниманием выслушал молящего и впал в раздумье. Пойти против воли фараона он не мог. Один лишь шанс был спасти молодого слугу, постараться вескими доводами переубедить отца.
Защитник велел слуге фараона продолжать жить
как прежде, прислуживать правителю, не выдавая своего знания о расправе. Наследник трона пообещал оказать ему помощь и содействовать прощению.
Приговоренный чуть приободрился, но все же тревога не покидала его. Конечно же, он догадался, от кого Хафра узнал тайну фараона. Калидэя, его нежная возлюбленная, предала его.
После ухода визитера Джедефра недолго размышлял. Он был обеспокоен судьбой ослепленного любовью бедолаги. Облачившись в богатые одеяния наследного принца, чем он пренебрегал в остальное время, царевич отправился к правителю.
Фараон с радостью принял сына. В нем он видел образ своего покойного отца, умелого властелина процветающего Кемта. В теплой атмосфере они долго беседовали, не затрагивая тему расправы над Финианом. И вот наконец-то убедившись, что фараон находится в хорошем расположении духа, сын завел речь о главном.
– Отец, во дворце ходят сплетни о раскрытой тайне
фараона.
Владыка изменился в лице. Жестом руки он приказал всем оставить его наедине с сыном.
– Кто отважился распространять эти сплетни?
– Не тот, о ком вы подумали, отец. Несчастный
слуга тут ни при чем.
– Ах, несчастный слуга?! Так значит это он расска
зал тебе?... Мне следовало бы лишить этого наглеца языка. Этот крестьянский мул уже перешел все границы дозволенного.
– Так не лучше ли будет отослать Финиана обратно
в его же деревню?
– Нет. У себя в деревне он еще больше начнет че
сать языком. Он умрет! И убьешь его ты... Я так решил.
Принц обомлел, услышав желание отца.
– Но отец, ведь Финиан невиновен. Он натворил
эту глупость от юности и неопытности...
– Не защищай его! Он повинен – и точка.
– Как же я смогу убить невинного человека?
– Невинного?! А если бы этот мерзавец опоил
твоего правителя смертельным ядом, ты бы опять считал его невинным?
– Отец...
– Молчи! Ты мой сын, будущее Кемта, и ты выпол
нишь волю отца – своего фараона!
Наступила продолжительная пауза. Джедефра поднялся, откланялся и произнес свои последние слова:
– Вы мой повелитель, я горячо люблю и уважаю
вас, но эту вашу волю я не исполню.
– Ты противоречишь мне?! – глаза фараона Хуфу
налились кровью.
– Не противоречу, а отказываюсь быть убийцей.
– Ты вершишь справедливость, а не убийство! Ты
воин, а не палач!
– Я все равно не сделаю этого, мой фараон. Ка
кие бы вы не привели доводы, чтобы аргументировать вашу жестокость.
– Ах вот как ты запел? Ты, мой возлюбленный
сын, в ком я души не чаял... Вон отсюда! Я прогоняю тебя из дворца. Убирайся на все четыре стороны! Живи где хочешь и как хочешь, но пока я жив, не смей возвращаться в Меннефер!20
Джедефра ничего не ответил. Подавленный размолвкой с отцом, он тут же удалился к себе, для подготовки к отъезду. Даже в этом раздоре принц искал хорошие стороны. Теперь он был свободен, как ветер в поле, и никакое обязательство больше не принуждало его жить во дворце фараона Хуфу.
Он уехал в тот же день, не объяснив никому при
чины своего отъезда. Тем не менее придворные поняли все и без слов наследник впал в немилость владыки! Учитывая безжалостный и изуверский нрав фараона Хуфу, было бы благоразумным унести ноги на край света. Но Джедефра не уехал так далеко, а поселился в Уасете21.
С отъездом защитника надежда Финиана улетучилась. Конечно же, обреченный слуга мог припасть к ногам фараона и со слезами умолять его о прощении, или убежать из Меннефера, а возможно, даже из страны. Однако он все равно бы не избежал расправы бесчеловечного властителя. Сколько бы не прошло времени, правитель Кемта обязательно нашел бы его и отомстил за предательство. Поэтому, оставив в стороне мирские заботы, Финиан решил спасти хотя бы свою душу.
Наступил долгожданный день! Он был радостным только для трех человек фараона, его младшего сына Хафры и доносчика Ариомина.
В тронном зале собрались царевич, приговоренный слуга и с десяток воинов в блестящих, золотых доспехах.
– Ты помнишь все, чему научили тебя жрецы?
– Да, мой господин, – не поднимая опущенной го
ловы, отозвался Финиан.
– Тогда ступай и сверши то, ради чего ты был рож
ден. Да помогут тебе боги!
Приговоренному было велено дожидаться конвоя и своего убийцу за дверьми зала. Слуга покорно ожидал у входа, как вдруг почувствовал на своих обнаженных плечах чье-то нежное прикосновенье. Он узнал аромат своей возлюбленной, но не шевельнулся. Калидэя подступила к нему и обняла. Недавний обожатель стоял как истукан. Горькие слезы сожаления нахлынули на глаза девушки, но уже поздно было что-то изменить.
– Прости меня... Прости, Финиан... Прости, лю
бимый... прости... – шепотом повторяла она.
Ее искреннее раскаяние и слезы растопили лед в сердце молодого египтянина. Он обнял Калидэю за плечи и уткнулся носом в ее роскошные волосы, источающие аромат цветов. Только сейчас он осознал, насколько глубоко любил ее. Он готов был простить ей все – измену и предательство. Единственное, о чем сожалел Финиан, оглядываясь на свою жизнь, это то, что он никогда больше не увидит свою возлюбленную... никогда не почувствует сладость ее теплых губ, благоуханных, одурманивающих дух, и не услышит ее звучного и ласкового голоса. Египтянин взглянул в глаза своей возлюбленной. В них было столько любви и нежности. Губы его тронула улыбка, успокоившая кающуюся грешницу.
"Он простил меня... простил..." – с облегчением подумала девушка.
За дверью послышались шаги воинов.
– Возьми.... Выпьешь этот настой... он поможет
избавиться от предсмертных мук, – и сунула спаси
тельный флакончик с ядом ему в руку. – Прощай, любимый!... – нежно поцеловав Финиана, она прошмыгнула за одну из колонн и притаилась.
Конвой обступил приговоренного и, следуя на шаг
позади от принца Хафры, все двинулись в путь. У выхода из дворца их ожидал паланкин царевича с восемью нубийцами-рабами. Царевич поехал в паланкине, а обреченный на смерть слуга побрел за ним, стараясь не отстать.
– Сегодня чудный день, Финиан. Тебе крупно по
везло умереть именно сегодня.
– Это ваш везучий день, милосердный принц Хаф
ра.
Царевич рассмеялся.
– Ты таишь на меня злобу, хотя я всего лишь вы
полняю повеления нашего фараона.
Слуга ничего не ответил, а сам подумал: "Какой же лицемер. Сам надоумил владыку убить меня, а сейчас ведет себя как невинный агнец".
Путь от дворца к усыпальнице занял несколько часов. На месте назначения путников ожидал строитель склепов – Менкасур и его подмастерья.
Каждый склеп состоял из кладки сорока одного каменного блока (вес одного был в среднем восемнадцать тонн), они герметически закрывали углубление длиной сто футов, вырубленное в камне. В нем была кедровая ладья, разобранная по частям. Тринадцать склепов были зарыты в песках пустыни на южной стороне усыпальницы фараона Хуфу. Именно на стенах этих склепов Финиану предстояло высечь магические цифры виденья властелина. Пока он отдыхал и крепился силами, строители подготовили все необходимое для предстоящих работ. Слугу фараона снабдили инструментами, прикрепили к концам веревок твердую доску и опустили на ней в склеп. Финиан нанес на глинистую поверхность цифры, указал номер склепа, намазал надпись лаком из древесной смолы и дернул за веревку. Несколько коренастых, дюжих ливийцев живо подняли его на поверхность. Рабы заложили каменными плитами проход в первое углубление, и Финиан перешел в очередной склеп. Надписал двенадцать склепов и подошел к последнему. День был на исходе. Желто-красное закатное солнце золотило отполированную вершину пирамиды Хуфу. На южной стороне усыпальницы, на белых облицовочных камнях появилось изображение сокола оптический обман благодаря игре света и тени. Он извещал об окончании дня, для кого-то обыденного, а для кого-то последнего.
Радуга цветов заиграла на безоблачном небосводе. Жара дня спала и вечерняя прохлада принесла облегчение изнеможенным телам рабов.
Сложив руки на груди, Финиан созерцал последний закат в своей жизни. Подул легкий ветерок, принесший знакомый аромат кедрового дерева. Слуга вздохнул, с горечью вспомнив свое детство. Оно было тяжким, но надежда на лучшее будущее всегда теплилась в его сердце. Упорными трудами добивался успехов, завоевал сердце любимой, и тут все кончилось, не успев начаться. Подумав о Калидэе, он вспомнил о последнем даре возлюбленной. Смертельный яд должен был безболезненно убить его. Коротка была его жизнь, но он ни о чем не сожалел.
– Прощаешься с жизнью, жалкая псина?
Финиан не шевельнулся. Он узнал голос своего убийцы.
– Нет, ваше безжалостное величество. Представил
на миг день вашего правления – и мне стало больно за народ Кемта.
– Больно? Что за чепуха! – Хафра упорно добивал
ся престола. Несмотря на то, что его старший брат был будущим фараоном, он надеялся свергнуть Джедефру и занять его место. – Я буду великим фараоном, и все здесь будет моим! Все! Я велю построить колоссальную усыпальницу, моя статуя будет превышать все изваяния предшествующих фараонов, и даже Сешеп-инх будет моим! Он будет стражем моей гробницы, будет у моих ног... Весь Кемт будет у ног фараона Хафры! Я буду великим сыном Амона!
– Да-а, великому Хафре тщеславию не придется
учиться. Полагаете, народ останется безмолвным, узнав, какой низменной почестью вы наделили Сешеп-инх Атума22? Он не будет вашим. У могучего Сешеп-инха другое предназначение!
– Ерунда! Кто посмеет противоречить фараону?
Кто осмелится высказать истину сыну Амона?
– Простите, ваше величество! Я забыл, что ваша
светлость собирается стать великим, милостивым, всеведущим, но проклятым богами фараоном...
Лицо принца побагровело от злобы.
– Возможно, при вашей жизни люди от страха не
смогут высказать истину. Но когда наступит время великому фараону Хафре предстать перед Озирисом23, тогда уж народ произнесет над ним свой суд и Маат24 не спасет ваше сердце от Амта25. Еще неизвестно, будете ли вы жить на "полях блаженных" и заслужите ли погребение в собственной усыпальнице.
Это предсказание переполнило чашу терпения палача.
– На все воля богов! Но ты не увидишь тот день!
С этими словами Хафра ухватился за рукоять тема26, вынул из пояса и нанес удар Финиану. Ловкий слуга увернулся от удара, но Фортуна не благоволила к нему. Оступившись об инструменты, он поскользнулся и упал в последний тринадцатый склеп. Пролетев огромное расстояние, приговоренный ударился спиной о кедровые брусья ладьи. Позвоночник хрустнул, и он жалобно застонал. Несмотря на невыноси
мые боли, Финиан все еще был в сознании и видел происходящее вокруг. На самой вершине у обрыва стояла чья-то фигура. Это был убийца – принц Хафра. Его прямая осанка и надменный взгляд говорили об одержанной над неприятелем победе. К нему подбежали Менкасур и его помощники. Их взволнованные голоса доносились и до глубины рва.
– Так повелевал сын Амона! – прервал их риторику
царевич.
Собравшиеся приутихли при этих словах.
– А как же письмена? Ведь этот бедолага не завер
шил свою работу, – не мог угомониться строитель.
– Да ну их, эти надписи, – отмахнулся принц.
Властелин и не узнает об этом. Не так ли, Менкасур? – Хафра испытующе взглянул на него.
– Да, благородный сын фараона. Повелитель не уз
нает об этом.
Царевич велел заложить каменной плитой последний склеп.
– Но достопочтенный принц, рабочий день уже за
кончился... рабы устали... мы хотели довершить это дело завтра... С первыми же лучами солнца мы закончим начатое... Обещаю...
Хафра колебался, но в конце концов согласился со строителем. Уселся в паланкин, и носильщики доставили его во дворец владыки. Фараон Хуфу из окна своих покоев приметил возвращение сына. Рядом с ним не было статной, смуглой фигуры Финиана.
"Возмездие свершилось!" – подумал властелин.
Он оглянулся по сторонам, поблизости никого не было. Устремил взор на небо, усыпанное мириадами звезд, и возгласил:
– Я выполнил твое веление, Агива! Я выполнил
его!...
В эту ночь Хуфу был не единственным, кто созерцал астральное небо. Его слуга, ставший жертвой обмана и интриг, лежа в склепе, с блаженной улыбкой на лице уставился на звездное покрывало богини ночи.
В руке он держал опустошенный флакон из-под яда. Смертельный напиток медленно пробирался в каждую клеточку молодого организма. Боль в теле мученика стихла, твердая поверхность деревянных брусьев стала словно перина, а лунный свет, озаривший дно склепа, принес покой и тепло.
– Прощай, моя Калидэя... Калидэя!... – молодой
египтянин закричал что было мочи, но лишь равнодушные звезды внимали ему.
* * *
Вскоре после случившегося инцидента фараон Хуфу умер. Престол, как и надлежало, занял его первенец Джедефра. Однако правил он всего лишь восемь лет, и скончался от неизвестного недуга. О Кавабе, втором сыне фараона Хуфу, история умалчивает. После смерти Джедефры престол занял его младший брат – Хафра. Он правил двадцать шесть лет и прославился как самый большой изготовитель статуй. Более ста пятидесяти изваяний – от самых маленьких до колоссальных размеров – было воздвигнуто в Кемте в честь фараона Хафры. Жестокий правитель умудрился изменить даже лицо Сешеп-инха, увековечив таким образом времена своего правления. Как он и предвещал, великий Сешеп-инх стал почитаться как страж его усыпальницы, и потомки забыли об истинном предназначении великана. Однако ж этот поступок ему не простили ни люди, ни боги. За свое изуверское отношение к Сешеп-инх Атуму после смерти фараона Хафру судили и он был лишен права погребения в собственной усыпальнице. До сих пор его прах не был найден и исследователи теряются в догадках о местонахождении мумии жестокосердного Хафры.
Г л а в а 10
ТЯГОТЫ ЛИШЕНИЙ
Нет большей муки, чем воспоминание в несчастье о счастливом времени.
А. Данте
Оставим, дорогие читатели, древний город Меннефер и вернемся в будущее этой страны – в город Мут. Оказавшиеся на грани гибели представители высшей ступени живых организмов Земли пытались восстановить нормальный образ жизни.
Интеллектуалы и их спасители провели ночь в более спокойной обстановке. Гатеридж решил дать людям отдохнуть после дневной перебранки. Да и сам он хотел обдумать речь, которая могла бы убедить людей следовать за ним. Долго он ворочался на водительском сиденье своего поуверэнджина и только под утро смог уснуть.
– Вставай, грамотей! Все уже готово к твоему вы
ступлению!
Дэниел присел, протер глаза, пытаясь вспомнить речь, подготовленную накануне вечером, вздохнул, как обреченный на смерть, и вышел из энергомобиля.
Слушатели, собравшись вокруг машины Гатериджа, с молчаливым трепетом ожидали его прихода. Стужа пронизывала до костей, но это ничуть не тревожило людей. На сей раз они готовы были со вниманием выслушать человека, который мог спасти их.
– Люди Земли! Сегодня мы собрались здесь не по
своей воле. Наша планета гибнет, и мы бессильны помочь ей... вернуть ей былую красоту. Мы как единственные существа, выжившие после крушения, вынуждены будем покинуть родную планету и искать себе новое пристанище в нашей Галактике. Конечно же, никакая планета не сравнится с красотой нашей родной Земли... с нашим домом, но мы не должны погибнуть. Мы обязаны спасти нашу расу и рассказать нашим потомкам о прекрасной и далекой Земле планете их предков. Такова наша участь, так повелевает Господь. Нам будет нелегко вдали от родного края, однако долг каждого человека не сдаваться! Бороться за жизнь! За наше будущее! Мы должны выжить ради памяти о Земле и близких, которых мы потеряли. И пусть нам сопутствует удача! Но если мы погибнем, если не осилим возложенное на наши плечи, пусть это будет в борьбе. Никто не посмеет упрекнуть нас в бездействии и малодушии. Мы вынесем все тяготы лишений ради будущего... ради человечества!!!
Безусловно, после стольких оптимистических при
зывов слушатели должны были бы отреагировать и ликующими возгласами поддержать молодого предво
дителя. Однако народ безмолвствовал, и этот людской холод сокрушил Дэниела. Он не предвидел повторного отказа.
Подле него стояли археологи и подруга детства. Печально взглянул на них, ища поддержки. Доктор Калветти хитро поглядывал на собравшихся.
– Садись в поуверэнджин и лети в Гизу, – велел
Адриан.
– Но ведь...
– Послушай совета старшего.
Гатеридж в безвыходности подчинился. Элинор расположилась рядом с ним. Летательный аппарат бесшумно взмыл и пронесся над толпой. Египтологи на своем энергомобиле последовали за ними.
Спустя несколько минут на горизонте показались верхушки усыпальниц трех великих фараонов. В сизом небе пирамиды таинственно переливались красными тонами. Белые камни, облицовывавшие гробницы, потускнели и облупились под бременем времен, а отполированные вершины больше не блестели под лучами светила. Цепь катаклизмов на Земле губительно сказалась на красоте ансамбля пирамид. Гробницы фараона Менкаура и его родителя, интригана Хафры разрушились у вершины. Среди этих трех усыпальниц более прочной оказалась та, которая была сооружена во времена правления фараона Хуфу. Очевидно, умелые архитектор и строитель, возводя этот монумент, не ошиблись в своих расчетах. Потускневшие без яркого солнечного света дюны наводили печаль и уныние. На горизонте простиралась белая полоса Средиземное море; затопив берега, оно обледенело от низкой температуры. Самым страшным в этом непривычном для глаз пейзаже был багровый, грозный лик Великого Сфинкса, с надменным выражением предвещающий наступление конца света! Ничто здесь не было прежним – жаркое солнце, толпы туристов, ученые-египтологи, все время углубленные в поиски новых исторических ценностей, и даже торговцы, готовые по баснословной цене продать безделушку, исчезли с поля зрения. Все это осталось в прошлом. Некогда красивейший уголок Земли превратился в хмурое пристанище смерти.
Гатеридж приземлился на автостоянке. Помог подруге детства выйти и, поддерживая ее, побрел к пирамиде Хеопса. Их спасители Луи и Адриан держались рядом. У входа в усыпальницу слонялись несколько человек. Двое из них, заметив идущих к ним людей, поспешили навстречу.
– Адриан, Луи, вы в порядке?
– Да, Ахмед Али, вот только нашим спутникам
нужна будет твоя помощь.
– Это они? – намекая на послание, поинтересовал
ся тот.
– Да...
Ахмед Али ибн Салим был местным жителем. Он был любителем и почитателем архаики. Он и доктор Калветти были старыми друзьями. Узнав о предстоящей работе, ибн Салим напросился участвовать в раскопках. Он не был египтологом, но знал историю своих предков. Ахмед Али был терапевтом и работал на правительственную программу по оздоровлению населения. В его распоряжение был выделен медицинский фургон, с которым он исколесил всю страну, оказывая помощь больным гражданам. Такая программа с оздоровительными целями проводилась по всему свету, и на запыленных дорогах отдаленных городов можно было часто встретить белый фургон с эмблемой МОЗ Международной Организации Здравоохранения.
Доктор Ибн Салим был лет тридцати, рослый здоровяк с темными волосами, толстыми губами, чуть сплющенным носом и густыми бровями, из-под которых безмятежно смотрели светло-карие глаза. Бронзовый цвет кожи прекрасно сочетался с его белой рубашкой и брюками того же цвета. Он был уравновешенным и хладнокровным человеком, – качество, присущее большинству медиков. Его милый басистый голос и учтивые манеры выказывали в нем приятного собеседника и превосходного друга.
Заметив раны друзей из Чиппинг-Нортона, Ахмед Али предложил свою помощь.
– А где же другие? – поинтересовался Джон Корн
флинг, который также был в составе научно-исследо
вательской группы.
– Они скоро объявятся. Я в этом уверен.
Юный интеллектуал с изумлением взглянул на Калветти. Тот лукаво улыбнулся и велел следовать за ним в лагерь археологов. Не успели они добраться до сооружения, схожего с огромной палаткой прочной постройки, как небесный гул встревожил собравшихся. На темном небосводе показался ярко-желтый круг. Он мигал сигнальным огнем с небольшими промежутками времени. Объект стремительно приближался к пирамидам. За ним следовали тысячи таких же ярких огоньков.
– Они летят! Они все же решились! – закричал
Бродель. Остальные египтологи присоединились к его радостным восклицаниям.
– Твое желание исполнилось, и в этом лишь твоя
заслуга, – в голосе Браун послышались нотки досады и удрученности. Она несправедливо отнеслась к интеллектуальному сопернику, но не видела ничего предосудительного в своих чувствах.
Дэниел еще долго наблюдал за лавиной огней от поуверэнджинов. Его мысли были поглощены планированием дальнейших действий землян. Прошло несколько часов, прежде чем люди расположились по всей округе. Было время полдника. Надо было накормить армию голодных людей. Длинная очередь выстроилась в ожидании своего пайка. Рацион не был столь обильным, но никто не жаловался. Археологи сочли нужным экономить пищу с первых же дней, пока вопрос продовольствия не будет решен. Получив свою дневную порцию, Гатеридж нашел укромное местечко и расправился с ней. В меню входили тушеное мясо, овощи, тонкий ломтик хлеба и питье.
Насытившись, он оглянулся по сторонам, ища глазами свою подругу детства. Совсем недавно он видел Элинор рядом с какой-то пожилой женщиной, теперь же она словно в воду канула. В поисках Браун молодой человек опросил многих собравшихся. И каждый, кого он спрашивал, либо пожимал плечами, либо указывал неверное направление. И только один очевидец признался, что видел описанную девушку в объятиях араба, и что они, любовно воркуя, направились к стоянке поуверэнджинов. Конечно же, этому вздорному показанию очевидца Гатеридж не поверил. Но ноги будто сами понесли его к указанному свидетелем месту. В отдалении от серых, низких энергомобилей высился большой медицинский фургон МОЗ.
Дэниел незаметно подкрался к фургону и замер, прислушиваясь. Прежде надо было оценить ситуацию, и только потом делать выводы. Снаружи речь говорящих едва была различима. Он провел рукой по поверхности машины и довольно улыбнулся. Прощупал в кармане мини-лазер, встроенный в авторучку, и медленно провел ее наконечником по обшивке фургона. Металл быстро и бесшумно расплавился под воздействием лазера. Сквозь образовавшуюся щель можно было увидеть происходящее внутри медицинского фургона. Картина, открывшаяся притаившемуся юноше, привела его в замешательство. Эллен с обнаженной грудью лежала на кушетке. Рядом с ней находился незнакомец (по-видимому, тот самый араб). От злости у Гатериджа потемнело в глазах, краска прилила к лицу, а из ушей словно дым повалил.
Желая проучить блудную подругу он в порыве неистовства и ревности собрался было ворваться в фургон со скандалом, но свежий ветерок тут же охладил его пыл. Ведь Браун не давала ему никаких клятв и обетов верности. Она была вольна в своих поступках, и обвинять ее в чем-то было глупо и не по-мужски. И тем не менее оставить все как есть Дэниел не захотел. Его неожиданное появление могло расстроить планы Эллен, именно этого старый друг и добивался. Обогнул фургон, дошел до входной двери и остановился, мучимый сомнениями. Отбросил все мысли о морали и правилах приличия и нажал на входной рычаг.
Увиденное настолько поразило молодого человека, что он застыл как истукан. Браун, ничуть не смущаясь своей наготы, все также лежала на кушетке. Подле нее стоял статный незнакомец. Лица его Дэниел не увидел, так как он находился спиной к двери, да и боннитор27 в его руках он также не заметил. Доктор медленно и аккуратно проводил аппаратом по ребрам пациентки, но вошедший, не осмыслив происходящего,
воспринял его действия превратно.
– Так-так, как вижу, ты не скучаешь, Эллен. Опять
взялась за старое?
– А-а, мистер Гатеридж! Я и не заметил вас...
"Ну, конечно! Олух настолько очарован этой блудницей, что не заметил бы даже упавшего ему на голову метеорита", – проскочила мысль в голове у ревнивца.
– Что ты тут делаешь, Гатеридж? Не надоело тебе
выслеживать меня?
– Но я...
– Поди поищи себе лучшую забаву, нежели под
глядывать за другими.
Это замечание задело самолюбие интеллектуального противника. Чтобы избежать дальнейшего порицания, он пулей вылетел оттуда.
Дэниел побрел на пустынную территорию, окаймлявшую гробницы. Здесь было безлюдно, и он мог вдоволь изливать свою душу.
– Какой же я недотепа, какой же идиот! Вечно вры
ваюсь туда, где не следует быть, и обязательно болтаю всякую чушь! Что же с тобой происходит, Дэниел? Сотни девушек были доступны для тебя, лишь стоило бы тебе захотеть. Но нет, ты вздумал потерять голову от неблагодарной и распутной... бессердечной и корыстной... от лживой авантюристки. – Он сардонически рассмеялся, схватился за голову, пытаясь сконцентрироваться.
"Я не должен думать о своих чувствах в столь тяжкий для человечества час, – устав от самокритики, более хладнокровно подумал молодой человек. Надо немедленно приступить к расшифровке послания Агивы. В этих строках таится нечто, что может помочь людям выжить. Агива знает, что мы способны понять смысл его послания, – подумав о подруге детства, Дэниел вновь начал кипятиться. – Только я и забочусь о благополучии людей, а ей все равно, что происходит вокруг. Даже став сиротой, она не утихомирилась...."
Отогнав все мысли об Элинор, молодой человек пустился на поиски Адриана Калветти.
А тем временем в фургоне МОЗ происходило нечто иное, чем то, что предположило разыгравшееся воображение ревнивого Гатериджа. Доктор ибн Салим, окончив процедуру с боннитором, надел рентгеновские очки для оценки проделанной работы.
– Прекрасно! Теперь трещины в ребрах срослись и
не причинят вам боль.
Пациентка присела, скрыв под обтягивающей блузкой свои женские прелести, и бодро попыталась встать на ноги. После обезболивающих инъекций и тугой перевязки боль в стопе практически не ощущалась. По мнению врача, рана на ноге у Браун быстрее зажила бы с помощью трансплантации дермы, нежели препаратов, ускоряющих темп самостоятельного разрастания кожи. Однако для этой мини-операции надо было произвести несколько анализов, чтобы предотвратить отторжение новой кожи организмом трансплантата. Взяв у пациентки тонкий слой дермы, ибн Салим переложил ее в инкубационную капсулу.
– Думаю, уже через два дня можно будет осущест
вить пересадку.
– Замечательная новость, доктор! Я и не надеялась,
что в таких условиях вам удастся провести эту операцию.
Египтянин усмехнулся.
– Вы думаете, раз мы не в Европе, да к тому же и в
пустыне, так значит и аппаратура у нас негодная?
– Признаюсь, у меня мелькнула такая мысль. Одна
ко теперь я убедилась, что ошиблась, преждевременно сделав вывод.
Поблагодарив доктора за все заботы и труды, пациентка отправилась к палаточному лагерю. Здесь в пустынных просторах было выстроено еще несколько палаток для укрытия людей от нестерпимой стужи. Отыскав среди сооружений ту, в которой находился ее "непутевый недруг", Браун вошла внутрь. Высокая и прямоугольная белая палатка походила на "штаб-квартиру военного совета". Посередине просторной площади стоял круглый большой стол. Над ним свисала неоновая лампа, свет которой придавал окружающему оранжево-красный оттенок. Собравшиеся вокруг стола мужчины что-то оживленно обсуждали. Порой из этого роя человеческих голосов доносились восклицания на коптском языке. Затем все вновь стихали и рой возобновлял свое жужжание в прежнем ритме. По их причудливым, броским и ярким одеждам Браун верно предположила профессиональную деятельность мужчин. Среди египтологов, загоревших под палящим солнцем Ливийской пустыни, был единственный бледнокожий, высокий блондин с серыми и холодными, как мрамор, глазами Дэниел Гатеридж. Его черная одежда была ничем не примечательной, хотя и явно подчеркивала атлетическое телосложение молодого человека. Именно к этому видному блондину Браун и направилась.
Углубившись в расшифровку послания Агивы, стоявшие у стола не заметили присутствия девушки.
– Спокойно, ребята! Если мы разобрали смысл вто
рого четверостишья, так не будем ссориться из-за пустяков. Нам предстоит тяжелая работа, – призвал всех к тишине доктор египтологии Адриан Калветти.
– Я абсолютно с вами согласен. Если мы будем
спорить, то с горячей головой ничего не добьемся, – поддержал коллегу Луи Бродель.
– ... и это не приведет нас к единству, – пытался
утихомирить всех Гатеридж. – Ведь от нас зависит жизнь целой цивилизации. Не стоит отвлекаться по мелочам. К примеру, что вы думаете о первой строке третьего четверостишья? Где находится "Амон-Ра" и как к нему могут "свести все пути"?
– Амон-Ра – это верховный бог древних египтян и
покровитель фараонов, – начал рассуждать вслух Гамильтон, преподаватель из Бостонского университета. – Эта фраза может означать одно – что разгадка всей головоломки таится не в "Амоне-Ра", а в его мнимом сыне – фараоне. А слово "путь" может означать письмена на стенах гробниц, древние документы, предания, мифы и даже надписи на картушах28 и стелах29.
– Да что вы, мистер Гамильтон. Древняя цивилиза
ция оставила своим потомкам сотни таких исторических экземпляров. На поиски необходимого потребуются годы, – предупредил о масштабе работы Грант
Кейс, молодой студент из Гарвардского университета.
– Не все так плохо, Грант. Разгадка первой строки
всегда кроется во второй, – не согласился Гамильтон. – В послании упоминаются "ладьи в склепах". Если память не изменяет, первое древнеегипетское судно из кедра было обнаружено в городе Абу-Руваш, ладья фараона первой династии. Затем в мае 1954 года Камаль аль-Малах здесь в Гизе на южной стороне пирамиды Хеопса откопал первую ладью, принадлежащую второму фараону четвертой династии – Хуфу.
– Позже при раскопках было найдено и второе
судно из флота великого фараона, но его не извлекли из склепа как первое, – дополнил предположение Гамильтона Адриан. – Я помню, как Камаль выдвинул гипотезу, что таких склепов с ладьями ровно тринадцать.
