Текст книги "Любовь не кончается: Джулитта"
Автор книги: Элизабет Чедвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
– У тебя нет выбора, – отрезал Рольф. – Как ты верно подметила, что сделано, то сделано.
Редкие проблески матового рассвета разбудили Бенедикта. Он лежал на полу деревенской церкви, где провел всю ночь, молясь до тех пор, пока усталость не свалила его с ног и не затуманила рассудок.
Бенедикт ощутил неприятный привкус во рту, язык словно присох к небу, в животе все бурлило, как в кухонном котле. Разомкнув отяжелевшие ото сна веки, он в растерянности оглянулся по сторонам, спрашивая себя, что его сюда привело, пока не вспомнил все, что произошло накануне. Застонав, Бенедикт уронил голову на руки и закрыл лицо ладонями. Правда, уже в следующее мгновение он сообразил, что его разбудил не рассвет, а топот лошадиных копыт у двери церкви и звон металлического кольца, к которому обычно привязывали поводья.
В этот момент тяжелая, с железным засовом, дверь издала тягучий скрип и медленно отворилась Быстро вскочив на ноги, Бенедикт увидел Рольфа, неторопливо приближавшегося к нему. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего, но было видно, что он старается сдерживать свои чувства. Не дойдя до юноши несколько ярдов, Рольф неожиданно остановился Несколько мгновений, казавшихся часами, мужчины молча смотрели друг на друга.
– Не хочу напрасно сотрясать воздух и говорить о том, как я зол на тебя за твой идиотский поступок, – вымолвил Рольф. – Нет смысла тратить силы на пустую болтовню Нам нужно серьезно поговорить, не теряя при этом голов. И чем скорее, тем лучше Ты согласен?
– Да, сэр, – ответил Бенедикт, чувствуя головокружение и слабость в коленях. Ему отчаянно захотелось присесть, но он не посмел даже шевельнуться, дабы лишний раз не злить тестя. – Он и так сделал для этого, пожалуй, все, что мог. – Если бы время можно было повернуть вспять, я бы исправил ошибку, совершенную прошлой ночью.
– Странно, а Джулитта говорит совершенно противоположное, – заметил Рольф с невольной иронией. – Мне даже кажется, что она бы не раскаялась, избей я ее до полусмерти. – Его налитые кровью глаза, окруженные темными кругами бессонницы, гневно сверкнули. Всю ночь он искал выход из положения. – И как долго вы встречались? Кстати сказать, весьма умело водя меня при этом за нос.
Бенедикт нервно облизал губы.
– Между нами ничего не было. До этой ночи.
– Нет дыма без огня, – буркнул Рольф. – Вы не просто совокуплялись, будто дикие звери на случке, вы, как я успел заметить, занимались любовью. Ты уже знаешь, что это разные вещи, не так ли?
– Но, сэр, я… – Бенедикт почувствовал чудовищную головную боль, кровь бешено забилась в висках, веки отяжелели. – Я женился на Жизели по доброй воле, и тогда нас с Джулиттой не связывало то, о чем вы думаете, клянусь. И сейчас ничего бы не произошло, если бы… – он запнулся и, вполголоса чертыхнувшись, замолчал. – Я всегда старался держаться от нее на расстоянии. Но вчера вечером… это оказалось сильнее меня.
– Видимо, и вправду сильнее, – эхом повторил Рольф, запуская пальцы в волосы. – Думаю, будет лучше, если ты на некоторое время уедешь и займешься тем, чем до сих пор занимался я. Займешься поиском породистых лошадей и новых клиентов, не забывая при этом о старых. Тебе пришло время познать и эту сторону дела, а заодно набраться опыта. Я слегка постарел и уже не могу проводить почти все время в разъездах. Иными словами, я хочу послать тебя подальше от скользкой тропы соблазна. Время течет как песок, страсти утихают. В путь отправишься сегодня же утром, как только соберешь вещи.
Поначалу обрадованный таким логичным и простым выходом из положения, Бенедикт спустя минуту помрачнел.
– А что ждет Джулитту?
Губы Рольфа плотно сжались.
– Она по-прежнему остается моей дочерью, и я намерен поступить с ней по справедливости. Это все, что тебе нужно знать.
– Но я…
– А еще подумай о чувстве долга и о своей жене, – быстро перебил его Рольф.
– Она уже знает? – Бенедикт ощущал себя совершенно разбитым. Как бы ему хотелось иметь в женах Джулитту!
– Знает, но не все. Так что ты вышел из воды почти сухим, хотя и заслуживаешь сурового наказания. Она думает, что на празднике ты согрешил с одной из деревенских девушек. И провел остаток ночи в церкви, раскаиваясь в грехах и вымаливая прощение.
– Насколько я понимаю, она в своем смирении тоже готова простить меня? – съязвил Бенедикт.
– Э-э, нет, налаживать отношения с собственной женой тебе придется самому.
Бенедикт только фыркнул. Налаживать отношения с Жизелью означало почти то же самое, что искать иголку в стоге сена. Единственное, что он мог для нее сделать, это чмокнуть в щечку, пробормотать извинения и как можно скорее убраться подальше. Неожиданно ему в голову пришла сумасбродная мысль – убежать вместе с Джулиттой и где-нибудь в Нормандии или Англии найти для себя укромное местечко. Разумеется, первое время его мучили бы угрызения совести, но совесть не такая уж злобная карга – когда нужно, она умеет молчать.
Лицо Бенедикта просветлело, в глазах сверкнул огонек надежды.
– Я сделаю все, чтобы между мной и Жизелью воцарился мир, – отчеканил он. – Но сначала мне нужно повидать Джулитту.
– Нет, – отрезал Рольф и, устало вздохнув, посмотрел в сторону. – Ее уже нет в Бризе. Прежде чем прийти к тебе, я отправил ее кое-куда. Опираясь на собственный опыт, о котором ты, по-моему, наслышан, я решил, что так будет лучше для всех. Арлетт и Жизель подозревают, что нынешней ночью Джулитта совершила какой-то проступок, но не догадываются, в чем его суть. Пусть считают, что она просто выпила лишнего и вела себя несколько легкомысленно.
– И вы сможете жить с этой ложью? – спросил Бенедикт, охваченный слепой яростью. В глубине души он искренне сожалел лишь о том, что слишком поздно – гораздо позднее, чем Рольф – осознал свои истинные чувства к Джулитте.
Тяжело вздохнув, Рольф с кряхтением опустился на колени перед алтарем.
– Когда думаешь о будущем, редко имеешь выбор. Правда бывает слишком опасна, а ложь всегда верна своему господину. И требует от него того же.
ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ
Привыкшая совершать путешествия в седле или пешком, Джулитта чувствовала себя в тесном и неудобном дорожном фургоне Арлетт неуютно Всякий раз, когда колесо повозки попадало в ямку или на камень, девушке казалось, что ее тело вот-вот разлетится на мелкие кусочки. Удар не смягчали даже пухлые, обшитые дорогой материей и украшенные вышивкой подушки. На том, чтобы Джулитта отправилась в дорогу в фургоне, настоял отец, объяснивший свое решение заботой о ее ушибленной лодыжке: по его словам, попади нога в стремя, боль могла бы усилиться. Джулитта хорошо понимала подлинную причину: таким образом Рольф хотел скрыть ее от посторонних глаз и… удержать под присмотром.
Но хуже всего было то, что она не знала, куда ее везли. Отец не считал нужным объяснять, а она, все еще не оправившись от потрясения, не стала расспрашивать. Мысли путались в ее голове. Джулитта раскаивалась в содеянном и в то же время чувствовала себя по большому счету ни в чем не повинной, была одинаково готова отстаивать свое право на счастье и молить о пощаде. Раздираемая противоречивыми чувствами, она чувствовала себя слабой и беспомощной. Волю словно парализовало.
Зарывшись в подушки, Джулитта прислушивалась к ритмичному стуку лошадиных копыт и к скрипу деревянных колес, увозящих ее все дальше от Бриз-сюр-Рисла. И от Бенедикта.
Моджер проснулся с жуткой головной болью. Стараясь не попасться никому на глаза, он незаметно выскользнул из зала и отправился осматривать окрестности. Светало. Люди с трудом пробуждались после буйного ночного веселья. Сам Моджер помнил события прошлой ночи весьма смутно: утешало только то, что он сумел добраться до постели – некоторые мужчины так и храпели там, где пили, танцевали и предавались страсти.
Моджер осматривал кобылу и новорожденного гнедого жеребенка, когда заметил Бенедикта: тот выводил из стойла уже оседланного Сайли. У задних ворот конюшни мирно стояли две вьючные лошадки с поклажей. Вскоре конюх подвел к ним еще одну оседланную лошадь и двух годовалых жеребцов.
– Так рано по делам? – полюбопытствовал Моджер.
Бенедикт бросил на него хмурый взгляд. Его выразительные карие глаза покраснели от усталости и недосыпания, а оливковая кожа приобрела сероватый оттенок. Чувственный изгиб губ превратился в жесткую линию.
– Я думал, господин Рольф собирался заняться этими двумя гнедыми сам, – добавил Моджер.
– Он передумал. – Помрачневший еще больше Бенедикт взобрался на каменный выступ, затем сел на спину Сайли и натянул поводья.
Тем временем Моджер, с трудом копаясь в дебрях памяти, пытался вспомнить, где и с кем Бенедикт провел ночь. Однако его усилия оказались напрасными.
– Интересно, почему сэр Рольф изменил свое решение? – не унимался он, сгорая от любопытства.
Бенедикт сжал поводья так крепко, что побелели суставы на пальцах. С протестующим ржанием замотав головой, Сайли начал нервно пританцовывать.
– Почему бы тебе не спросить об этом у него самого? – огрызнулся юноша и резко пришпорил коня. Удивленный подобным обхождением, Сайли как ужаленный сорвался с места.
Подперев руками бока, Моджер некоторое время смотрел вслед удаляющемуся всаднику. Затем с видом недовольного родителя покачал головой и вернулся к кобыле и новорожденному. Через десять минут вошедший в конюшню Рольф жестом велел конюхам удалиться и оставить его и Моджера вдвоем.
– Ты уже протрезвел? – сурово поинтересовался он.
– Да, мой господин, – сухо ответил Моджер, стараясь дышать в сторону. Доведись ему услышать этот вопрос несколько часов назад, его ответ прозвучал бы менее уверенно Определенно, хозяин пребывал сегодня в странном состоянии.
– Вот и хорошо, так как тебе придется хорошенько обдумать то, что я тебе сейчас скажу. – Рольф молча указал на скамью, и Моджер покорно сел на нее, смутно догадываясь, что разговор, судя по всему, пойдет не о лошадях. – Несколько месяцев назад ты пришел ко мне и попросил руку Джулитты. Тогда я отказал тебе, но сейчас обстоятельства изменились. Если твое желание осталось прежним, я даю добро.
Моджер, выпучив глаза и не веря своим ушам, смотрел на хозяина У него перехватило дыхание, а душа словно отделилась от тела.
– Вы предлагаете мне Джулитту? – прокашлявшись, подозрительно уточнил он. – В жены? Но почему?
– Потому что лучше тебя мужа ей не найти. – Наткнувшись на удивленный взгляд Моджера, Рольф быстро опустил глаза. – Она – натура сильная и своенравная, любит поступать по-своему, не задумываясь о последствиях. Меня могут упрекнуть в том, что я ее разбаловал. Возможно, что и так, мне все труднее и труднее справляться с ней. – Отбросив со лба прядь волос, он усмехнулся. – Поэтому я решил переложить ответственность за нее на плечи другого мужчины. На того, кто моложе и энергичнее. Разумеется, я не преследую никакой выгоды.
По спине Моджера пробежал холодок. У него появились некоторые сомнения по поводу странной фразы насчет «никакой выгоды». Похоже, хозяин что-то скрывал.
– Осмелюсь предположить, что госпожа Джулитта провинилась и впала в немилость. Или я не прав? – теряясь, вымолвил он, почти наверняка зная, что услышит в ответ.
– Не стану ничего скрывать. – Рольф тяжело вздохнул. – Я действительно пытаюсь упрятать концы в воду Нынче ночью, в канун майского праздника, Джулитта выпила больше, чем следовало, и… короче говоря, она уже не девственница. Произошло досадное недоразумение. Но, несмотря на свой своенравный характер, в душе она порядочная девушка.
Моджера не слишком удивило сбивчивое объяснение хозяина. Он хорошо помнил сомнительные игры Джулитты и Арто с якобы безобидными снежочками Он никогда не сомневался, что рано или поздно с ней произойдет то, о чем услышал сейчас. Бани Саутуорка не являлись укрепляющими моральные устои юных девиц богадельнями. Моджер поморщился: если бы три месяца назад Рольф не отказал ему, ничего бы не случилось. Теперь же гордый барон де Бриз делал ему предложение, навязывая подпорченный товар. Сколько раз он, Моджер, представлял обнаженное тело Джулитты на брачном ложе, ее темно-рыжие волосы, рассыпанные по подушке… и себя рядом с ней. Но прошлой ночью ее обнаженное тело лежало под кем-то другим.
– Она хорошо знала мужчину, с которым согрешила, или легла с первым встречным?
– Нет. Мужчина известен. И он тоже сожалеет о случившемся. Клянется, что больше не будет стремиться к подобному.
Поморщившись, Моджер вонзил ногти в мягкую деревянную поверхность скамьи. Он вспомнил унылый, обреченный вид Бенедикта и сразу понял, кто был возлюбленным Джулитты. Но и это не удивило его: он не раз замечал, какие взгляды бросала она на молодого де Реми.
– Ты говорил, что можешь дать ей надежный и безопасный дом, в котором она сможет стать полноправной хозяйкой, – добавил Рольф, так и не дождавшись ответа. Моджер молча царапал ногтями скамью. – Ты же понимаешь, как трудно будет удержать ее под одной крышей с моей женой и дочерью. Они и раньше-то не очень ладили, а теперь жизнь Джулитты станет совсем невыносимой. Мне остается либо как можно скорее найти ей мужа, либо отправить в монастырь.
Разумеется, есть немало достойных семей, с которыми я мог бы начать брачные переговоры – в таких случаях приданое покрывает все издержки. Но я вспомнил о твоем предложении и первым делом решил обратиться к тебе, прежде чем искать претендентов на стороне.
– Какое приданое вы даете за ней?
Услышав названную Рольфом сумму, Моджер чуть не присвистнул. Деньги, покрывающие позор. Даже осознавая, что от такого щедрого предложения нельзя отказываться, он все же колебался: сейчас ставки изменились. Сколько может стоить честь девственницы?
– Что, если Джулитта беременна? Надеюсь, вы не рассчитываете, что я буду растить и воспитывать ребенка как своего наследника?
– Если она действительно беременна, то после рождения младенца отец Жером заберет его в клюнийский орден и поможет сделать карьеру священника.
– Значит, отец Жером все знает?
– Да, мы наткнулись на Джулитту вместе с ним. Он жаждет, чтобы я взял под свое крылышко новый монастырь, а потому не станет разглашать тайну. Отец Жером сделан из другого теста, нежели святые мученики для него на первом месте стоят деньги и благополучие, а уж потом церковь. Если ты примешь мое предложение, он обвенчает вас с Джулиттой прямо сегодня. Завтра ему надо уезжать в Бек.
Моджер не любил принимать решения второпях, предпочитая уединиться в укромном местечке и тщательно взвесить все «за» и «против», чтобы окончательно убедиться в правильности выбора. Но по взволнованному блеску в глазах Рольфа, по его нервно дергающимся пальцам он понял, что ответа от него ждут здесь и сейчас. Джулитта? Неужели он сможет заполучить Джулитту? Кровь прилила ему в голову и молотом застучала в ушах. Джулитта и приданое, размеры которого могут поразить воображение любого! И в то же время расплата за чужие грешки.
– Но согласится ли она сама? Вы же не сможете заставить ее силой.
– О, она согласится, – горько усмехнувшись, заверил Рольф. – И мне не потребуется применять силу. В случае отказа ей останется лишь два выбора: либо уйти в монастырь, либо жить взаперти в одной комнате с Арлетт… Не сомневаюсь, что она предпочтет замужество.
Моджер удовлетворенно кивнул головой. Еще бы, ведь ему отдали предпочтение, поставив над монастырем и отцовским замком. То, что любой мужчина принял бы как оскорбление, Моджер счел за комплимент. Погрузившись в размышления, он по обыкновению прикусил губу, прищурился и посмотрел на ногти, под которыми виднелись зеленоватые кусочки грязи. Джулитта будет принадлежать ему, а уж он заставит ее думать и вести себя подобающе. Хозяин слишком много позволял ей, и это одна из причин того, что она запятнала свое имя позором. Как только на ее плечи лягут заботы о доме и муже, у нее не останется времени на глупости, можете быть уверены. А со временем гордячка, возможно, успокоится, остепенится и, кто знает, полюбит своего доброго муженька.
– Я принимаю ваше предложение, – медленно проговорил Моджер. – У меня нет ни родственников, ни родителей, и негде спрашивать совета, поэтому я говорю за себя сам. – Он с достоинством поднялся, суетливо вытирая об рубаху грязные руки. – Полагаю, мне следует переодеться. Не могу же я предстать перед алтарем и свидетелями в таком виде.
Рольф шумно, то ли облегченно, то ли разочарованно, выдохнул.
– Танкред всегда был мне хорошим другом, – обронил он, потрепав новоиспеченного зятя по плечу, – а не только вассалом и управляющим. Ты тоже много лет служил мне верой и правдой. Я рад, что мне представилась возможность назвать тебя сыном.
Моджер скованно кивнул и пробормотал слова благодарности. Он никогда не славился умением произносить речи, а сейчас смутился настолько, что заготовленная фраза будто застряла в горле. Мысль о том, что они с Рольфом оба отдавали себе отчет о происходящем, не давала ему покоя. Моджер с горечью осознавал, что хозяин вовсе не горел желанием видеть его в качестве зятя, а просто-напросто хотел любым путем образумить дочь.
– Сейчас Джулитты здесь нет, – сообщил ему будущий тесть, когда они направились к башне, – я еще до рассвета отослал ее из замка во избежание возможных неприятностей. Она ждет тебя в твоем доме в Фоввиле. – Рольф виновато развел руками. – Извини, но я был почти уверен, что ты примешь мое предложение. Обвенчаться вы сможете там же, в часовне. Кроме того, я на целый месяц освобождаю тебя от работы в Бризе.
«Итак, – мысленно усмехнулся Моджер, – меня ждет медовый месяц. За это время можно успеть войти в роль мужа и привыкнуть к положению семейного человека или… убить все тридцать дней на сражения и запоздалые раскаяния». Подчеркнуто учтиво поблагодарив Рольфа за то, что впоследствии могло оказаться и благословением, и проклятьем, Моджер отправился переодеваться. Теперь он искренне сожалел о том, что был трезв. Сейчас ему хотелось нализаться до беспамятства.
ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ
Джулитта стояла посреди дороги и смотрела вслед отцу и клюнийскому монаху, только что совершившему обряд венчания, соединив ее и Моджера узами брака. Они покидали Фоввиль в сопровождении группы рыцарей и слуг. Сейчас уже трудно было понять, кто кого предал. Отец, заверявший, что старается сделать лучше для нее и что время залечит все раны, уговорил ее выйти замуж за Моджера. Теперь Джулитте, по его словам, предоставлялась возможность начать новую жизнь и стать Моджеру хорошей женой.
Счастливый муж сейчас стоял рядом, приподняв одну руку в прощальном взмахе, а другую тяжело положив на плечо Джулитты. Теперь, когда отец сложил с себя ответственность за жизнь и безопасность дочери, она стала собственностью угрюмца Моджера и сама не могла поверить в то, что произнесла перед алтарем клятву верности. Совсем не об этом мечтала Джулитта, не этого хотела. Ее сердце обливалось кровью, душа безутешно рыдала.
Не успели всадники скрыться из вида, как Моджер грубо взял молодую жену за плечи и повернул лицом к ее новому дому, к ее темнице. Она резко оглянулась и впилась взором в удаляющуюся фигуру отца. Ей очень хотелось, чтобы он остановился и бросил на нее хотя бы беглый взгляд. Однако расстояние между ними продолжало увеличиваться, а Моджер сжимал ее плечо с нарастающим нетерпением.
– Пойдем, – сухо сказал он. – Бесполезно оглядываться на прошлое..
– А с какой стати смотреть в будущее, от которого не ждешь ничего хорошего? – отрезала Джулитта, пытаясь высвободиться из цепких рук. – Я не хотела этой свадьбы и вышла за тебя не по доброй воле.
Пальцы Моджера стиснули ее плечо сильнее.
– Ты сама во всем виновата. Человек не всегда получает то, что он хочет, но почти всегда то, что заслуживает.
– Зато ты, похоже, всем доволен.
– Неужели ты думаешь, что я мечтал иметь эгоистку-жену, которую больше всего на свете интересуют собственные капризы?
– Мне наплевать на твои мечты, – с вызовом бросила ему в лицо Джулитта и тотчас вскрикнула от боли, почувствовав, как безжалостно впились в ее плечо твердые пальцы.
– Теперь тебе придется считаться с ними, – прошипел Моджер. – Я не потерплю непослушания. Я не мягкотелый глупец вроде твоего отца или Бенедикта де Реми и не собираюсь потакать твоим желаниям. Я – хозяин Фоввиля, и мое слово здесь закон. – Его голос постепенно набирал силу и на последней фразе просто загромыхал, как глас Божий. Слова убедительно подтверждал направленный на Джулитту суровый, подчиняющий своей воле, взгляд. – Если ты ослушаешься, я накажу тебя, – продолжил Моджер холодно. – Если угодишь, вознагражу и похвалю Я – человек простой и живу по простым законам.
Джулитта чуть было не выпалила очередную колкость насчет чрезмерной людской простоты, но, вспомнив об осторожности, предусмотрительно промолчала. Даже слегка устыдившись своей дерзости и раздражительности, она поспешно отвела взгляд и опустила ресницы Да, она была несправедлива к нему. Но только потому, что жизнь была несправедлива к ней Почему человека, стремящегося осуществить свою заветную надежду, называют эгоистом? Джулитта почувствовала, что из ееглаз вот-вот брызнут слезы, но крепко сжала зубы, не желая обнаруживать перед Моджером своей слабости.
– Ты поняла?
Не в силах вымолвить ни слова, Джулитта кивнула головой. Моджер окинул ее насмешливым взглядом и повел к башне.
Замок Фоввиль представлял собой укрепленное каменное сооружение, выстроенное еще во времена деда Моджера. Сторожевая башня, тоже сложенная из камней, по идее предназначалась для защиты, однако уже давно использовалась в качестве кладовой и оружейного хранилища. Там пылились многочисленные копья, щиты, булавы и стрелы. В случае войны здравствующему главе рода Фоввилей предстояло вооружить местное население и защищать подступы к Бриз-сюр-Рислу.
В хозяйском доме тоже имелся подвал, где, как и в кладовой, хранились продукты. На первом этаже располагался главный зал – просторное светлое помещение с арочными окнами и красивым камином строго напротив входной двери, к которой вели каменные ступеньки, обрамленные веревочными перилами. С верхней комнатой, служившей хозяину спальней, зал соединяла узкая деревянная лестница. Именно в спальню и привел Моджер Джулитту, едва небо порозовело и начало смеркаться.
В воздухе пахло пылью, с перекладин, поддерживавших крышу, свисали лохмотья паутины. Днем служанки просушили постель, но так и не смогли убить исходящий от нее устойчивый запах прелой соломы. Казалось, это ложе все еще хранило память о последнем обитателе комнаты, умершем на нем шесть лет назад. На постельном белье виднелись странные желтые пятна, у края застиранной простыни красовалась уродливая рыжеватая заплатка. Джулитта брезгливо сморщила нос: даже во время проживания в Саутуорке они с матерью содержали одежду и белье в идеальной чистоте. В памяти девушки мгновенно всплыл образ Эйлит. Джулитта почти увидела, как мать энергично окунает покрывала и простыни в кипящую воду. В дни стирок – а чистота была для госпожи Агаты навязчивой идеей – дом наполнялся едким запахом щелочного мыла. Двадцать часов в сутки служанки носились по бане, меняя после посетителей простыни и полотенца. Чистое белье хранилось в сундуках и посыпалось веточками высушенной лаванды и розовыми лепестками.
Между тем Моджер зажег несколько свечей.
– Этой комнатой почти не пользовались после смерти отца. Я знаю, что сейчас она выглядит грязной и неприглядной, но хорошая хозяйка быстро наведет здесь порядок. Завтра с утра можешь приняться за дело.
Джулитта ответила ему негодующим взглядом.
– Теперь ты хозяйка Фоввиля, – невозмутимо продолжал Моджер, – и твоя обязанность следить за порядком.
– Да, конечно, – как во сне отозвалась Джулитта. Ей хотелось не обязанностей, а любви, света, смеха и… Бена. Однако она осознавала, что ее мечты неосуществимы и ей волей-неволей придется смириться с жестокой реальностью. И выполнять свои обязанности, чтобы не впасть в немилость. Освещенная сумеречным светом свечей, Джулитта, поеживаясь, села на кровать и сняла с головы шелковый платок. Ее туго заплетенные косы упали на плечи, подчеркнув бледность лица и напряженный изгиб губ. В глазах застыло выражение опустошенности и безысходности. Дрожащими пальцами она начала расстегивать платье. Господи, неужели еще вчера руки Бенедикта ласкали ее груди и бедра? Неужели это был не сон?
Тяжело дыша, Моджер тоже начал раздеваться. По давно укоренившейся привычке он аккуратно сложил вещи на один-единственный сундук, стоящий у стены, затем медленно приблизился к кровати и остановился перед Джулиттой.
Она в упор посмотрела на его плоский живот и полоску светлых волос, спускавшихся к напряженному символу мужественности, а затем отвела взгляд и опустила голову.
– Незачем разыгрывать из себя скромницу, – фыркнул Моджер, – ведь ты уже не девственница.
– И ты обвиняешь меня в этом? Это тебя злит?
– С какой стати мне злиться? – передернув плечами, он рывком поднял Джулитту на ноги и нетерпеливо стащил с нее платье и нижнюю юбку. – Теперь ты принадлежишь мне. Ты – моя жена и обязана повиноваться мне, как я обязан заботиться о тебе. – Его шершавая, мозолистая рука уже ощупывала груди девушки, другой он прижимал ее к себе. Почувствовав упругую плоть, упершуюся в живот, она закрыла глаза и набралась терпения.
Тяжелое тело Моджера придавило ее к жесткому матрасу. Его влажные губы жадно блуждали по ее телу, руки грубо сдавливали грудь.
– Раздвинь ноги, – хрипло потребовал он. – Откройся для своего господина.
Джулитта молча повиновалась. Не желая испытывать терпение Моджера и боясь навлечь его гнев, она решила не сопротивляться. Тем временем он, слегка повозившись, вложил свое оружие в тело Джулитты и мощным, по силе достойным буйвола, рывком погрузился в нее. Вскрикнув от боли, она стиснула зубы и выгнулась дугой.
– А, тебе нравится, верно? – пыхтя, спросил Моджер. – У меня ведь больше, чем у него, разве нет? Я знаю, что тебе нужно. – На этом он замолк и принялся доказывать слова делом.
Джулитта, поморщившись, прикусила губу. От силы его толчков ее тело тряслось, как чужое. Но как только она, извиваясь, пыталась отодвинуться, он хватал ее за ягодицы и прижимал к себе, побуждая лежать смирно и покорно исполнять супружеский долг. Движения Моджера становились все быстрее и быстрее, он погружался в недра Джулитты с такой яростью, словно ненавидел ее лютой ненавистью. В тот момент, когда он наконец замер, ее отчаянный крик утонул в его триумфальном реве.
Некоторое время весь скользкий от пота Моджер неподвижно лежал, тяжело навалившись на грудь и живот Джулитты. Она ощущала лихорадочное биение его сердца. Он дышал так шумно – и прерывисто, как дышит, должно быть, зверь после кровавой схватки с соперником. Затем Моджер медленно приподнялся и выпустил ее из объятий. Джулитта чувствовала тупую боль в низу живота, все тело ныло, словно от побоев.
Моджер неуклюже провел ладонью по ее бедру.
– Я намерен заниматься этим очень часто, так что у тебя не останется времени на то, чтобы думать о других мужчинах, – прошептал он.
Погруженная в размышления Джулитта молчала. Теперь у нее не осталось ничего, кроме мыслей и несбыточных желаний. И она не собиралась позволять Моджеру насиловать свою душу и разум так, как он насиловал ее плоть.
Он лежал рядом, продолжая водить пальцем по ее безучастному, измученному телу.
– Теперь мы муж и жена. Все честь по чести, – пробурчал он удовлетворенно. – Тебе ведь понравилось, а?
Джулитта оттолкнула его руку.
– Мне было больно.
– Скоро привыкнешь Скорее всего, все дело в том, что мои размеры намного больше, чем его. Ведь я мужчина, а не мальчик.
Джулитта закрыла глаза и отвернулась.
– Но ты, в отличие от него, не танцуешь, – пробормотала она, вспоминая о развевающихся на ветвях майского дерева разноцветных лентах. – Ты безжалостно топчешь.
– Что ты хочешь этим сказать?
– О, Моджер, я до смерти устала. Дай мне немного поспать.
Влажная ладонь Моджера замерла на ее груди. Он склонился над ней, вглядываясь в ее лицо. Джулитта чувствовала его пристальный выжидающий взгляд, но не открывала глаз.
– Может, я и был с тобой немного грубоват, – мрачно признался он. – Просто мне хотелось показать свою мужскую силу. Джулитта, прошу, не отталкивай меня. – Его рука медленно сползла с ее груди, а потом Джулитта ощутила ласковое прикосновение шершавых пальцев к ее щеке. – Хорошо, спи, – впервые за день непривычно нежно произнес он.
Если бы Джулитта взглянула сейчас на лицо своего мужа, то увидела бы на нем выражение замешательства и безграничной нежности, которую не могла скрыть даже маска суровой властности: Моджер всегда стыдился подобных проявлений чувств, считая их недостойными и унизительными для мужчины. Но Джулитта, облегченно вздыхая, думала только о том, что ее наконец-то оставили в покое. Повернувшись на бок, она натянула пыльное покрывало на плечо и свернулась, как младенец в утробе матери.
Моджер лежал на спине и невидящим взглядом смотрел на обвешанные паутиной перекладины. Свечи, медленно догорев, погрузили комнату во тьму. Но ему все равно не удавалось заснуть: чем больше он думал, пытаясь разобраться в своих чувствах, тем неспокойнее становилось у него на душе.
