Текст книги "Любовь не кончается: Джулитта"
Автор книги: Элизабет Чедвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
В Руане они с Жизелью стояли на коленях перед могилой святой Петронеллы и молили о милосердии. Со дня их свадьбы прошло почти два года, а Жизель никак не могла забеременеть. Чаще всего они спали порознь, и именно она вычисляла те редкие ночи, когда Бенедикт мог отведать супружеских радостей. Только не во время церковных праздников и Великого Поста, ни в коем случае днем. Даже при свете свечей Жизель предпочитала оставаться в рубашке, стыдясь своего обнаженного тела. При любых попытках Бенедикта нарушить установленные правила она принималась плакать, а с утра пораньше кидалась к исповеднику, чтобы покаяться в грехах, и требовала того же от мужа.
Пошатнувшееся здоровье матери кое-что изменило. Арлетт неоднократно намекала, что хотела бы подержать на руках внука или внучку. Теперь Жизель молилась еще усерднее, чаще допускала к себе супруга и пила настой норичника, свято веря, что он поможет ей зачать. С той же целью они посетили могилу святой Петронеллы.
Предоставив заботу о вещах в фургоне прислуге, Бенедикт вошел в башню. Окинув ее беглым взглядом, он убедился, что Джулитты там не было. За столом, поглощая тушеное мясо с хлебом, сидели обитатели замка. Почетные места занимали местные рыцари с семьями, но тяжелые кресла с прогнутыми спинками, расположенные во главе стола, пустовали. Бенедикт мог бы занять одно из них, но у него не было ни желания, ни аппетита.
Юноша поднялся в верхнюю комнату, но не обнаружил Джулитту и там. Он прошел мимо ткацкого станка, мимо скамьи и сундука, на котором стояла небольшая корзинка с роговым гребнем и лентами для волос. У проема, соединяющего мастерскую со спальней, он помедлил, но затем решительно раздвинул занавески.
Арлетт лежала на горе подушек. На фоне льняной рубашки ее лицо казалось совершенно желтым, из-под полупрозрачной кожи проступали кости. Бенедикт был потрясен. Он знал, что последнее время теще не здоровилось, но не принимал этого всерьез, считая, что впечатлительная Жизель по своему обыкновению слишком драматизировала ситуацию. Сегодня Бенедикт своими глазами увидел во взгляде Арлетт тень смерти.
Жизель сидела на краю кровати и, держа мать за руку, что-то негромко говорила, но, заметив мужа, бросила на него обеспокоенный взгляд и замолчала. По другую сторону кровати служанка разбирала вещи молодой госпожи, доставая их из только что принесенного со двора сундука. Почти уверенный, что до его прихода дочка нашептывала умирающей мамаше подробности их визита к святой Петронелле, Бенедикт помрачнел, подошел к кровати и поцеловал Арлетт в горячую и сухую щеку.
– Здравствуйте, мама, – с чувством исполненного долга произнес он, жалея, что нельзя сейчас же вытереть губы.
– Здравствуй, сын, – непривычно тепло поприветствовала его женщина.
Бенедикт прекрасно знал правила, издавна заведенные в доме Арлетт де Бриз: никто из мужчин, за исключением Рольфа, его самого и изредка Моджера, ставшего теперь членом семьи, не допускался в спальню хозяйки. Теперь, когда он, Бенедикт, нанес краткий визит вежливости, ему следовало немедленно покинуть комнату. Арлетт всегда давала зятю понять, что с трудом терпит его и не горит желанием общаться без особой на то надобности.
– Мне искренне жаль, что вы плохо себя чувствуете.
– Это пройдет, – передернув плечами, устало ответила Арлетт. – Такое случалось со мной и раньше.
– Тебе нужно отдохнуть и поспать, мама. Теперь за тобой есть кому присмотреть. – Жизель ласково похлопала больную по руке. – Я здесь, рядом, и не покину тебя, пока ты не поправишься.
– Ты всегда была прекрасной дочерью. – Изможденное лицо Арлетт просветлело. Она перевела взгляд на зятя. – Я просила Джулитту привести отца Гойля, но она, видимо, забыла. Не мог бы ты найти его?
Бенедикт с готовностью согласился, обрадованный возможностью улизнуть. И уж конечно тому, что он ушел, обрадовалась Арлетт, столь бесцеремонно его отсылавшая. Сентябрьский воздух был изумительно свеж. В чистом небе сияла полная серебристая луна, прекрасная и холодная, недостижимо далекая. У основания башенной лестницы Бенедикт встретил отца Гойля. Видимо, Джулитта все-таки не забыла просьбу Арлетт. Когда юноша спросил о ней у священника, тот лишь развел руками.
– Ничем не могу помочь. Я встретил Джулитту во дворе. Лучше спроси о ней у охранников, сын мой.
– Благодарю за совет.
Освещавщий внутренний двор тусклый свет факелов играл тенями на стенах башни, из ее узких бойниц струились ленивые серо-голубые ленточки дыма. Бенедикт стоял у башни и смотрел вниз, на реку. Рисл, извиваясь, сверкал в ночи, словно агатовое ожерелье, лежащее на темно-синих бугорках земли. Тишину изредка нарушало фырканье лошадей и скрип дверей.
Стражники, охранявшие ворота нижнего двора, грелись у раскаленной жаровни. Жена одного из них принесла мужу металлический котелок с кашей и поставила его на угли. На вопрос Бенедикта о Джулитте стражники отрицательно покачали головами. Нет, она не покидала замок. Да, они видели, что она разговаривала во дворе со святым отцом, но никто не заметил, куда она направилась потом.
– Если увидите ее, передайте, что она сможет найти меня в конюшне или в зале, – с нарочитой небрежностью обронил Бенедикт и удалился.
Он побрел куда глаза глядят, пока случайно не натолкнулся на болтавшегося в полумраке малыша, сына одного из воинов. Мальчик был буквально с ног до головы обмазан медом, и на рубашке Бенедикта тотчас расплылось блестящее желтоватое пятно. Из ближайшей пристройки выскочила мать ребенка и с силой потянула его за собой, на ходу извиняясь перед Бенедиктом.
Но молодой человек, осененный догадкой, уже не слышал ее извинений.
– Ну, конечно же, пчелы, – пробормотал он. Его глаза радостно заблестели. Спустя мгновение собравшиеся у жаровни воины немало удивились, увидев, как молодой господин опрометью бросился в сторону сада, примыкавшего к крепостной стене. Сюда, в это райское местечко, в хорошую погоду с утра до вечера залитое солнцем, в послеобеденные часы имели обыкновение приходить Арлетт и Жизель. Они подолгу гуляли здесь по дорожкам, занимаясь шитьем и слушая религиозные притчи в исполнении отца Гойля. Могучие стены окружали сад с трех сторон, четвертую заменяла огромная калитка, не позволявшая забредать внутрь животным.
Лунный свет посеребрил деревья и кусты, траву и цветы. В голову ударяли пропитавшие воздух горьковато-сладкие запахи. Ночные бабочки плавно перелетали с цветка на цветок, издалека слышались воинственные крики летучих мышей, охотившихся за добычей.
Бенедикт осторожно продвигался в глубину сада, пока не добрался до места, где боковая стена заканчивалась, образуя тупик. Увидев Джулитту, юноша замер, переводя дыхание.
Она стояла у одного из ульев и, положив руку на крышку, тихо разговаривала с пчелами. Настолько тихо, что на расстоянии невозможно было разобрать ни слова. Распущенные волосы Джулитты тяжелыми волнами струились по спине. Она прижимала к бедру аккуратно сложенный платок.
– Снова разговариваешь с пчелами? – негромко спросил Бенедикт… – Я знал, что найду тебя здесь.
Испуганно вскрикнув, Джулитта повернулась на голос и прижала руку с платком к груди.
– Извини, я не хотел тебя испугать, – поспешно добавил молодой человек. – Если бы я дал знать о своем приближении раньше, ты бы убежала.
Джулитта опустила руку.
– Да, убежала бы, – согласилась она, не предпринимая, однако, попыток уйти. Ее глаза взволнованно сверкали в темноте, грудь бурно вздымалась и опускалась.
– Мы не говорили с тобой.:. Господи, мы не виделись с тобой с той майской ночи.
– У нас имелись на то свои причины.
– Согласен, причины имелись. И достаточно веские, – мрачно подтвердил Бенедикт. – И они атаковали меня со всех сторон, в конечном счете едва не доведя до безумия. Ты оставила след в моей душе. Когда я думаю о тебе, то теряю голову.
Джулитта вздрогнула.
– Ты всегда умел говорить красиво.
– Это не просто слова. В ту ночь нас свела не похоть… И ты знаешь это не хуже меня.
Она робко шагнула ему навстречу, но, быстро опомнившись, остановилась, прежде чем он успел прикоснуться к ней, и хрипло спросила:
– Зачем ты искал меня?
Он распростер руки.
– Чтобы увидеть… и поговорить, как мы говорили раньше.
– Поговорить? – Джулитта вцепилась в это слово как в спасательный якорь посреди штормового моря. Затем она села на скамью и укрыла колени платком – символом уважаемого положения замужней женщины. – Хорошо, тогда садись и говори.
Бенедикт не сразу решился выполнить ее просьбу, но потом все же опустился рядом.
– С чего же нам начать разговор? – спросил он, словно обращаясь к самому себе. – Ты счастлива с Моджером?
Джулитта смотрела на залитый лунным светом сад, обдумывая ответ. Плечо Бенедикта почти касалось ее плеча. Она ощущала близость его тела, слышала его дыхание и чувствовала тончайший и соблазнительный запах опасности.
– Я была счастливее раньше, до замужества, – начала она издалека. – Хотя мою тогдашнюю жизнь слишком часто омрачали горе и скорбь. Сейчас у меня есть крыша над головой, и я полновластная хозяйка дома. Моджер сдержал слово. – Нервно теребя, край платья, она бросила на Бенедикта беглый взгляд из-под опущенных ресниц. – Надеюсь, ваш брак с Жизелью тоже не оказался несчастным. Ты получил не совсем то, что хотел, но ведь этого достаточно, чтобы не умереть от голода, верно?
Бенедикт усмехнулся.
– Да, верно. Я не умираю от голода, – повторил он, помрачнев. – Господи, Джулитта, в тебе столько же всего от Рольфа, сколько в Жизели от Арлетт. Я бессилен что-либо изменить.
Джулитта отвернулась и сжала в кулаке платок.
– Ты знаешь, зачем мы ездили в Руан?
– Да, Арлетт сказала мне.
– Если бы самые жаркие молитвы могли помочь, мы с Жизелью уже имели бы с полдюжины отпрысков. Говорят, что святая Петронелла щедра на чудеса, но разве можно посеять семя, если дверь в сад всегда заперта на засов?
– Ты хочешь сказать, что Жизель не способна иметь детей?
– Нет. Просто она не хочет заводить их, – сухо ответил он. – Ей так удобнее жить. Всему, что Жизель знает и умеет, ее научила мать, и поэтому она до сих пор беспрекословно следует ее советам. Раз мама так сказала, значит, это правда… Впрочем, зачем я тебе объясняю? Ты жила с ней в одной комнате и знаешь все без меня.
– Они обе никогда не принимали меня в свою компанию и говорили только друг с другом. – Джулитта усмехнулась. – Мои «банные», как они выражались, взгляды и привычки шли вразрез с их моральными принципами. Признаюсь, что частенько выкидывала что-нибудь из ряда вон выходящее только для того, чтобы повергнуть их в ужас. После очередной такой проделки меня ненадолго оставляли в покое. Арлетт не раз пыталась набросить на меня уздечку, но я всегда успевала спастись бегством и укрыться под твоей или отцовской защитой.
– Да, помню, – тихо проронил Бенедикт, теребя пальцами ее рыжий локон. – А затем бедному Рольфу приходилось восстанавливать мир. – Он широко улыбнулся.
– Зато «бедному Рольфу» не приходилось жить рядом с ними, – возмутилась Джулитта. – Он предпочитал не задерживаться на женской половине. Ты следуешь его примеру?
– Верно, – охотно признался Бенедикт. – И в Бризе, и в Улвертоне. Между прочим, многие мужчины не любят часами торчать в комнатах жен.
– Значит, Моджер является исключением.
– Я на его месте поступал бы так же. Чувствуя, что разговор принимает опасный поворот, Джулитта решила, что пора ретироваться.
– Но ты не на его месте, – отрезала она и попыталась подняться, но пальцы Бенедикта, державшие прядь ее волос, сжались. – Отпусти меня.
– Не могу, – прошептал он. – Да простит меня Бог, но не могу. – В следующее мгновение его губы прильнули к ее губам.
По телу Джулитты пробежала волна дрожи. Застигнутая врасплох, она не смела пошевелиться и казалась сама себе бабочкой, порхающей у пламени свечи. А пламя разгоралось все ярче, сначала опалив лишь ее крылья, а затем поглотив все тело. Ее губы отвечали на страстные поцелуи, руки обвили шею мужчины, пальцы погрузились в его волосы. Когда рука Бенедикта несмело дотронулась до ее груди, Джулитта тихо застонала и прильнула к нему. Она сознавала, что совершает ошибку, но знала, что уже не сможет ничего изменить.
– Да простит меня Бог!
Ее горячий язык отвечал на движения его языка, а затем перехватил инициативу. Дрожащими руками Бенедикт нащупал брошь, застегивающую лиф ее платья. Рука Джулитты сползла к его поясу и продолжала медленно спускаться все ниже и ниже. Бенедикт со стоном прижал ее к себе еще крепче… Дрожа и извиваясь всем телом, Джулитта высвободила из брюк его упругую плоть. Она сгорала от желания, и каждое движение лишь усиливало его.
– О, Господи, Джулитта! – возбужденно воскликнул он, содрогаясь в агонии боли и удовольствия. – Джулитта, пожалуйста! – Он посадил ее к себе на колени и обхватил за ягодицы.
Голова Джулитты сладострастно запрокинулась, шея выгнулась, рыжие волосы рассыпались на коленях Бенедикта.
За изгородью сада послышались взволнованные крики стражников. Со стуком открылся замок, заскрипели тяжелые ворота. Во дворе замелькали огни факелов, высветив отряд всадников.
Стук копыт и звон доспехов заставили Джулитту очнуться и прийти в себя. Предчувствуя беду, она настороженно прислушалась. Все еще сжимавший в объятиях ее трепещущее тело, Бенедикт замер, с трудом переводя дыхание.
– Кого принесло в столь поздний час? – пробормотал он. – Уверен, что это не твой отец. Он не брал с собой много людей.
Между тем суматоха во дворе не утихала. Послышался грохот колес въезжающей повозки.
Джулитта соскочила с коленей Бенедикта и быстро оправила платье.
– Кто бы это ни был, мы должны позаботиться о госте и устроить его на ночь. – Она завязала на голове платок.
Прикусив губу, Бенедикт наблюдал за ее торопливыми движениями.
– Джулитта…
Она мельком взглянула на него.
– Ничего не говори, Бен. Все могло бы произойти точно так же, как в прошлый раз: сначала удовольствие, затем беда и скорбь.
– Но я только хотел…
– Я тоже, – перебила она и вытерла заблестевшие глаза. – Мы поступили неразумно, оставшись наедине. Я не верю тебе, Бен, но хуже всего то, что я не верю и себе. Нет! Не ходи за мной! – испуганно воскликнула она. – Что скажут люди, когда увидят нас, вдвоем выходящих из сада в столь поздний час?
На ходу разглаживая платье и поправляя платок, она торопливо направилась к калитке. Бенедикт со злостью ударил кулаком по скамье. Его бесило и неудавшееся свидание, и в первую очередь он сам. Его добрые намерения насчет установления прежних, невинных и добрых, отношений привели лишь к их усложнению.
– Глупец! – пробормотал Бенедикт и, поднявшись, медленно подошел к молчавшему улью. Энергия затаившихся до поры до времени пчел, казалось, проникала в его пальцы и разливалась по телу. Спустя некоторое время юноша незаметно выбрался из сада и отправился в дом, чтобы узнать, кто же посмел нарушить покой замка и удержал их с Джулиттой от опрометчивого шага.
Закрыв за собой садовую калитку, Джулитта сделала несколько глубоких вдохов и быстрым шагом направилась к башне. Ее обуревали противоречивые чувства: неудовлетворенное желание и вина, облегчение и разочарование. Она не сомневалась, что, не появись в замке неожиданный гость, они с Бенедиктом преступили бы запретную и сладкую, как все запретное, черту. Ее голова кружилась, кровь лихорадочно стучала в висках, набухшие груди ныли. Стараясь не обращать внимания на тяжесть в низу живота, Джулитта спешила исполнить долг гостеприимной хозяйки.
Во дворе толпилось множество людей. Какой-то человек, с головы до ног закованный в латы, ловко соскочил с могучего гнедого жеребца. Шкура лошади лоснилась от пота, на шее и крупе виднелись уродливые рубцы. Сердце Джулитты тревожно сжалось в недобром предчувствии. Она еле сдержала испуганный возглас.
– Моджер?! – Ее рука невольно потянулась к губам, еще хранившим вкус поцелуев Бенедикта. – Что ты здесь делаешь?
Передав поводья конюху, Моджер резко повернулся к жене.
– Я хотел бы спросить тебя о том же, – сняв шлем, бросил он. Джулитта заметила темные круги под его глазами и глубокую ссадину на левой скуле.
– Я., я… – растерянно начала она, в глубине души надеясь, что Бенедикт не появится сейчас у калитки сада и не попадется на глаза разъяренному Моджеру. Господи! Она не могла даже представить, что произошло бы, прибудь отряд немного позднее. Густо покраснев, Джулитта отчаянно пыталась найти объяснение, которое удовлетворило бы недоверчивого мужа. – О, все очень просто. Может быть, я объясню тебе все потом, когда ты войдешь в дом, снимешь доспехи и немного отдохнешь?
Моджер настороженно прищурился, но кивнул головой в знак согласия и последовал за женой к башне.
– Ты выглядишь так, словно долгое время находился в пути, – заметила Джулитта, с тревогой прислушиваясь, не скрипнет ли садовая калитка.
– Так оно и есть. – Моджер устало провел рукой по лбу. – Из Руана пришла новость, – весьма печальная новость. Твоему отцу и Бенедикту придется собираться в дорогу.
По спине Джулитты пробежал холодок. Упоминание имени Бенедикта выбило ее из колеи.
– Бенедикт с Жизелью уже приехали, – сказала она, опустив голову и потупив взгляд. – Они вернулись из Руана незадолго до наступления сумерек. Но ни один из них не упоминал о печальном известии.
– Ничего удивительного, ведь они покинули город до приезда герцога Вильгельма.
– С ним что-то стряслось?
Тяжело дыша под тяжестью кольчуги, Моджер неторопливо поднимался по лестнице. Джулитте тоже пришлось замедлить шаг. Остановившись на верхней ступеньке, он схватился за бок и шумно втянул в себя воздух.
– Герцог умирает. Мы подожгли берег Ла-Манша. Жеребец герцога, тот гнедой, которого твой отец подарил ему в прошлом году, наступил на тлеющие огни и поднялся на дыбы. Падая, герцог зацепился ногой за стремя. Жеребец, обезумев от боли, заметался и смертельно ранил хозяина. Во все концы страны уже разосланы гонцы. Все владельцы земель съезжаются в Руан, чтобы услышать посмертную волю герцога.
Опередив Моджера, Джулитта забежала в зал и велела прислуге накрывать на стол. Лениво позевывая, служанки развели в камине огонь. Начавшаяся суета была Джулитте даже на руку: в ней ей было легче скрыть свое беспокойство. Она хлопотала над ужином, то и дело бегая в кухню и обратно.
Тронутый такой заботой, Моджер не сводил с нее глаз. Его сердце наполнилось гордостью: Джулитта вела себя как любящая, заботливая супруга и хорошая хозяйка. Значит, он не ошибался, говоря Рольфу, что ей нужен свой дом и сильная рука мужа. Но даже сейчас маленький червь сомнения нет-нет, да шевелился в его душе: как ни старалась Джулитта угодить ему, что-то все же заставляло ее потуплять взор и избегать его взгляда. Смирение или страх?
– Я объяснил причину своего неожиданного появления у ворот Бриза, – обронил он, пока Джулитта помогала ему освободиться от доспехов. – Теперь очередь за тобой.
Даже при тусклом свете свечей Моджер заметил густой румянец, выступивший на ее нежных молочно-белых щеках. Догадавшись об этом, она быстро схватила его одежду и, отвернувшись, положила ее на сундук.
– Ты сказала, что объяснение очень простое, – невозмутимо продолжал он. – Речь пойдет о Бенедикте де Реми?
Поборов секундную слабость, Джулитта медленно обернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
– Тебе не в чем меня упрекнуть. Жизель и Бенедикт приехали уже после заката солнца. Днем Арлетт стало плохо в монастыре, и я была вынуждена сопровождать ее сюда. Это чистая правда. Можешь спросить у любого.
Внимательно посмотрев на жену, Моджер сел за стол, на котором уже стояли блюда с хлебом, холодным мясом, сыром и медовыми пряниками. Среди угощений возвышался и кувшин с вином. Поддев кончиком ножа кусок мяса, Моджер жадно взглянул на длинные ноги стоявшей рядом Джулитты и, ощутив приятную тяжесть в паху, положил руку на ее округлое бедро и сжал пальцы.
– Я ненавидел каждую секунду пребывания на герцогской службе, – заявил он. – А по ночам сходил с ума, думая о том, что ты осталась в Фоввиле одна. Ты ведь была одна, верно?
Джулитта перевела взгляд со стола на его руку, сжимавшую ее бедро.
– Да, Моджер, совершенно одна.
Он наполнил вином кубок и сделал несколько глотков.
– Но тебе, наверное, не очень-то нравилось это одиночество? – добавил он, ласково поглаживая ее бедро. Джулитта стала пунцовой от смущения. С улыбкой осушив кубок до дна, Моджер притянул ее к себе. – Покажи, – прохрипел он, – покажи, как ты соскучилась, а я покажу, как соскучился я.
– Прямо здесь? В зале? Но нам может кто-нибудь помешать.
– Ну и пусть. Мы же муж и жена.
– Но…
Лицо Моджера напряглось от желания.
– В отличие от других мужчин, я и пальцем не притрагивался к шлюхам, забавлявшим воинов герцога, – процедил он сквозь зубы. – У меня не было женщины с того дня, когда я покинул Фоввиль. Сейчас мы одни и ты не сможешь отказать мне. Исполни же свой долг.
Дрожащими руками Джулитта расстегнула застежку лифа. Моджер с нетерпением наблюдал за ней. Из глаз его любимой женушки вот-вот могли хлынуть слезы. Неужели она действительно научилась скромности? Или просто не хотела ложиться с ним? Последнее предположение явно не устраивало Моджера, поэтому он предпочел остановиться на первом.
– Давай, дорогая, давай. Представь, что мы дома, в нашей постельке. – Так и не дождавшись, пока она сама расстегнет лиф, Моджер грубо повалил Джулитту на застеленный соломой пол, задрал юбки и оседлал ее. Затем спустил штаны и выпустил на волю свой набухший восставший жезл. Сделав пару пробных движений, он властно, по-хозяйски, вонзился в ее тело, с удивлением осознавая, что она готова его принять. Ощутив влажные и горячие недра супруги, Моджер в блаженстве закрыл глаза. Две недели разлуки тянулись для него как вечность, сейчас же он упивался волнующими ощущениями, позабыв обо всем. Его плоть готова была взорваться, но он, решив продлить наслаждение, сделал еще два рывка и замер, усилием воли удерживая ненасытное тело в повиновении. Лаская груди Джулитты, Моджер сожалел лишь о том, что не дал ей снять платье. Сминая рукой ее набухшие от возбуждения упругие соски, он заметил странную перемену: обычно весьма пассивная в постели, сегодня Джулитта, похоже, разделяла его страсть. Она лежала с закрытыми глазами, часто вздрагивая и издавая тихие стоны. Гладкую кожу между ее бровей пересекла глубокая морщина. Постепенно ее бедра начали подниматься и опускаться, вынуждая Моджера ускорить темп.
Если бы он только знал, что всего лишь продолжал то, что начал Бенедикт в темной глубине сада! Наконец Джулитта выгнулась в оргазме, крепко вцепившись руками в его спину и еще шире раздвинув ноги. Она уже не стонала, а кричала, громко и долго. Завороженный такой силой страсти, Моджер сжал руками ее ягодицы и резким, мощным рывком погрузился в самые глубины ее недр, и тут же взвыл от неземного наслаждения.
Расслабившись, он не спешил выпускать Джулитту из объятий. В этот момент в зал вошел Бенедикт и замер, потрясенный увиденным. Заметив его, Моджер не отстранился от Джулитты и даже не попытался прикрыть наготу. Вместо этого он торжествующе улыбнулся. Не открывая глаз, Джулитта тихо застонала.
Бенедикт побледнел и, не сказав ни слова, выскочил из зала.
Ощутив приток свежего воздуха, Джулитта замерла. Ее ресницы затрепетали.
– Все в порядке, – пробормотал Моджер, – это всего лишь сквозняк. – Шлепнув ее по бедру, он самодовольно ухмыльнулся. – Теперь я убедился, что ты и вправду скучала по мне. – Отстранившись, он натянул штаны, не отвернувшись при этом, как прежде. Его лицо сияло от удовольствия: он ощущал себя победителем. За те мгновения, которые Бенедикт находился в зале, Моджер свято уверовал в свое сексуальное превосходство: молодой де Реми предстал перед ним кастрированным жеребцом.
Джулитта уже поднялась на ноги и теперь поправляла измятое платье, заодно стряхивая с него солому. Ее ноги дрожали и сгибались в коленях, растревоженная плоть трепетала и пульсировала. Подчинившись требованиям Моджера, она с самого начала закрыла глаза и представила, что с ней по-прежнему был Бенедикт и пол устилала не солома, а душистые травы сада. Тело, с которым она сливалась воедино, принадлежало не коренастому, здоровому как бык мужчине, а стройному юноше. Перед тем как пролиться влагой естества, она чуть не простонала имя Бенедикта.
Приводя себя в порядок, Джулитта размышляла о природе своей чувственности. Неужели она способна получить удовольствие с любым мужчиной и для этого нужно лишь представить на его месте Бенедикта? Молодой женщине захотелось побыть одной и спокойно разобраться в своих чувствах, но Моджер велел ей сию минуту отправляться к другим женщинам, объяснив, что сам он намеревается заняться «мужскими» делами.
– Насколько я понимаю, совсем недавно ты разыскивал меня, верно? – с невинным видом поинтересовался Моджер, присаживаясь перед камином рядом с Бенедиктом. Затем, усмехнувшись, добавил: – Мы с Джулиттой горели нетерпением как следует поприветствовать друг друга после разлуки. На расстоянии аппетит только разгорается.
Сдерживая желание съездить Моджеру по ощерившимся в самодовольной улыбке зубам, Бенедикт посмотрел на свои руки. Чему удивляться? Если мужчина может получать удовольствие от близости с разными женщинами, почему бы и женщине не испытывать то же самое! Он не винил Джулитту, но не мог не ревновать ее. К тому же хвастливая болтовня Моджера звучала просто невыносимо. Неопределенно хмыкнув, Бенедикт передернул плечами.
– Слышал, что ты привез важные новости. Неужели герцог действительно при смерти?
Лицо Моджера посуровело.
– Да, это правда. Я своими глазами видел, как он вылетел из седла и рухнул на тлеющие угли. Именно мне пришлось успокаивать его обезумевшую лошадь. Ясно, что наш герцог долго не протянет. Он так страдал, что до самого Руана его пришлось нести на носилках. Поэтому он и собирает вассалов. Если Рольф не появится в самое ближайшее время, тебе придется ехать вместо него.
На губах Моджера мелькнула кривая усмешка, и Бенедикт заметил ее. Он понимал, что камнем преткновения между ними являлась не только Джулитта, но и разница в положении, ведь Бенедикт был наследником Рольфа, а Моджер, как ни крути, только вассалом. Первый знал, что второй считает его недалеким сыном выскочки-торговца, благодаря своей пронырливости и кошельку папаши влезшим в благородное семейство. Впрочем, Бенедикт платил Моджеру той же монетой.
– Разумеется, при необходимости я поеду в Руан, – согласился Бенедикт. – Хотя надеюсь, что Рольф все же поспеет ко времени. Я знаю герцога понаслышке, а он, говорят, знаком с ним достаточно хорошо.
Моджер удовлетворенно кивнул.
– Только он подбирал жеребцов для конюшни Вильгельма.
– И мне тоже доводилось этим заниматься. Герцогу нетрудно угодить, его вкусы предсказуемы: чем крупнее и выносливее жеребец, тем лучше. Но переговоры с ним Рольф проводил лично: герцог не слишком доверяет молодым. Скорее всего, из-за собственных беспутных сыновей. Интересно, что же будет дальше? – задумчиво проронил Бенедикт.
– О чем ты?
– О герцогских владениях, разумеется. Они могут достаться одному из сыновей – это неплохо. А могут быть поделены между ними, что хуже. Если случится второе, неизвестно, удастся ли Рольфу сохранить хорошие отношения со всеми братьями.
Моджер рассеянно почесал ссадину на скуле.
– Честно говоря, я об этом как-то не подумал. Мне кажется, что, согласно древней традиции, родовые земли должны перейти к старшему сыну, а завоеванные – к следующему на очереди. То есть не исключено, что Роберт получит Нормандию, Руфус – Англию, а вот молодой Генри…
Бенедикт сурово поджал губы. Несомненно, в словах Моджера присутствовала доля истины. Хотя старший герцогский сын, Роберт, постоянно противился воле отца, скорее всего, именно ему предстояло унаследовать Нормандию. А значит Англия переходила в руки Руфуса. Такие перспективы не предвещали ничего хорошего. Напряженные отношения между братьями являли собой смертельную смесь родственной любви и ненависти. При таком раскладе могло произойти все, что угодно. И никто не мог быть уверен в том, что в один прекрасный день люди Бриза и Улвертона, следуя приказу господ, не окажутся друг против друга на поле сражения. А он, Бенедикт, вполне мог выйти с мечом в руках против Моджера. Сейчас их взаимную враждебность сдерживал только здравый смысл, но кто знал, что судьба припасла им на будущее?
