Текст книги "Любовь не кончается: Джулитта"
Автор книги: Элизабет Чедвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Бенедикт криво усмехнулся.
– Жизель ничего не поняла. Я думаю, ты быстро догадалась бы, что к чему.
– Неужели ты уступил его приставаниям?
У молодого человека вырвался хриплый смешок.
– Не говори глупости. Я общался в основном с Робертом. А уж о его пристрастиях ты хорошо осведомлена. Мне пришлось отвести всех троих в одно местечко на дороге к Винчестеру. Там они вполне удовлетворили все свои потребности и прихоти. Жизель до сих пор уверена, что мы ездили в монастырь, где обсуждали деловые вопросы относительно пожертвований. Отчасти это правда: в народе заведение у дороги действительно называют «монастырем». – На лице Бенедикта мелькнуло замешательство. – Знаешь, я чувствую, что могу рассказывать об этом только тебе одной, не ожидая волны упреков… Это как чистосердечная исповедь, за которой не следует наказание. Поделись я своими воспоминаниями с Жизелью, она бы сию минуту побежала прочь в поисках священника, чтобы упасть перед ним на колени и помолиться о спасении моей души.
Джулитта отвернулась и отрешенно оглядела двор. К ним приближался Моджер, ведущий на поводу двух кобыл.
– Жизель всегда защитят от превратностей судьбы мать и Бог, – прошептала она с горечью, – а у меня, к сожалению, нет ни того, ни другого.
Они расступились, уступая дорогу Моджеру. Не сказав ни слова, он прошел мимо, всем своим видом выражая враждебность и гневно сверкая глазами.
В комнате царила кромешная тьма. Полусонный Бенедикт, повернувшись на бок, протянул руку и прикоснулся к Жизели. Она спала в плотной льняной рубашке и огромном чепце, свидетельствовавшем о том, что сегодня – как, впрочем, и в большинство других ночей – ее тело было недоступно для мужа. Тяжело вздохнув, Бенедикт ласково пробежал губами по шее Жизели. Нащупав ее сосок, он прижался своей возбужденной плотью к ее упругим ягодицам.
Жизель мгновенно проснулась.
– Прекрати немедленно, – сердито прошептала она. – Надеюсь, ты не хочешь разбудить мою мать? Неужели у тебя совсем не осталось стыда?
– Мне просто хотелось прижаться к тебе и согреться, – тихо пробормотал Бенедикт.
– Как же! Знаю я, чего тебе хотелось. Того же, что и всегда! Ты постоянно пристаешь ко мне!
– А ты постоянно отталкиваешь меня.
– Неужели ты ожидал, что я соглашусь удовлетворить твою бесстыдную похоть в комнате, где спит моя мать? – Ее спина выпрямилась и словно окаменела. Отпихнув мужа плечом, Жизель приподняла подушку, сунула под нее голову и натянула на себя одеяло.
Бенедикт отодвинулся и лег на спину. Из того угла, где стояла огромная кровать Арлетт, не доносилось ни звука. Однако он был почти уверен, что на самом деле она не спала, а чутко прислушивалась к происходящему в темноте. На его губах появилась саркастическая усмешка. Уж не пригласить ли ее присоединиться к семейному спору? Ведь именно ее тень серой скалой стояла за большей частью неурядиц, возникавших между молодыми супругами. Фраза «мама не одобрила бы это» стала для Жизели своего рода девизом, а для Бенедикта – проклятьем. Увозя жену в Англию, он надеялся, что со временем она избавится от чужого влияния и научится мыслить самостоятельно. И глубоко заблуждался – на протяжении месяцев, проведенных вдали от Арлетт, Жизель изнывала от скуки, только и делая, что жалуясь на все и всех. Она ненавидела Англию, англичан, английский климат и английскую еду. Бенедикт из кожи вон лез, чтобы быть терпимым и любящим мужем, но терпение убывало капля за каплей В конце концов он сдался и решил отвезти Жизель обратно в Бриз, под крылышко Арлетт. Хотя и осознавал, что такое решение чревато серьезными последствиями. Да тут еще сводная сестра Жизели, невинная и в то же время все знающая и понимающая Джулитта.
При мысли о ней Бенедикт подскочил как ужаленный и резко сел..
– Куда ты собрался? – встревоженно прошептала Жизель.
– В зал, – громко ответил Бенедикт, не считая нужным приглушать голос. – Мне незачем здесь оставаться.
Некоторое время Жизель, отчаянно вцепившись зубами в согнутый палец, лежала в полной тишине, боясь пошевелиться Смешанные чувства беспокойства и облегчения томили ее, не давая покоя. Затем она поднялась, сделала несколько шагов, взобралась на широкую кровать матери и, прижавшись к Арлетт, легла рядом.
ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ
Отец Жером состоял в клюнийском монашеском ордене, жил в Беке и через одного из кузенов доводился Арлетт дальним родственником. Получивший недурное образование и вследствие этого грешивший тщеславием, он с радостью воспринял предложение основать на землях, дарованных домом Бризов, монастырь.
Он сидел в комнате Арлетт, сложив крепкие, мускулистые руки на коленях. Его голубые глаза жадно разглядывали богатое убранство помещения. Их взгляд останавливался то на дорогих гобеленах на стенах, то на великолепно заглазурованных глиняных кубках, наполненных превосходным белым вином, гораздо более дорогим, нежели его красный собрат, весьма почитаемый гостем. Подбодренный окружающей обстановкой, отец Жером рассыпался в любезностях в адрес хозяйки дома.
Зардевшаяся от удовольствия Арлетт то и дело скромно потупляла глаза. Платье из тяжелой темной материи и сверкающий на груди серебряный крест удачно дополняли ее образ набожной дамы-аристократки. Причем ни в ее поведении, ни в манере одеваться не было ни капли притворства. Арлетт вовсе не старалась произвести впечатление на родственника и держалась вполне естественно – как всегда. Она давно задумала основать монастырь, намереваясь скрыться за его стенами, когда придет время.
– Отец моего зятя – один из самых известных и богатых виноторговцев в Нормандии и Англии, – сообщила она не без гордости. – Вы, несомненно, слышали об Оберте де Реми.
– Да, разумеется, моя госпожа Он, как и в свое время его покойный отец, щедр к нашему ордену.
– Надеюсь, эта традиция сохранится. Бенедикт унаследует приличное состояние, хотя виноторговля, судя по всему, перейдет к его двоюродным братьям.
Услышав доносившиеся со двора громкие радостные крики и отдаленную барабанную дробь, Арлетт нахмурилась.
– Жизель, закрой ставни, – раздраженно распорядилась она.
Девушка отложила рукоделие в сторону, поднялась на ноги и подошла к окну.
Отец Жером выгнул бровь в немом вопросе. Арлетт смущенно прокашлялась. Приглушенный барабанный бой проникал в комнату даже через закрытые ставни.
– Селяне празднуют канун мая, – пренебрежительно пояснила она. – Я знаю, что этот ужасный языческий ритуал противоречит христианским канонам. Но ничего не могу поделать, так как мой муж относится к нему вполне лояльно. Я не раз пыталась убедить его запретить праздник, но он неизменно отказывался, уверяя, что это будет слишком жестоко по отношению к селянам. Я всеми возможными способами пробовала вылечить этих несчастных от невежества, но они слишком упрямы и несговорчивы. Возможно, когда здесь появится монастырь и они увидят, как праведно и благостно живут монахини, все изменится к лучшему.
– Возможно. Увы, большая часть рода человеческого слаба, как соломинка, и с легкостью поддается соблазну, предаваясь плотским утехам, – вымолвил отец Жером и промочил горло изрядным глотком вина. Умный и практичный человек, он знал, что и когда следует говорить, и наверное смог бы найти подход к самому дьяволу. Ему страстно хотелось оказаться под покровительством Арлетт, но ссора с ее мужем совершенно не входила в его планы. Как и с Бенедиктом де Реми, наследником огромного состояния, которого, если все сложится удачно, орден мог бы успешно доить на протяжении всей его жизни, возможно, сорок, пятьдесят лет…
– Что же мне делать?
Священник поочередно посмотрел на обеих женщин. Бледная и нервная, чем-то похожая на мотылька, Арлетт выжидательно смотрела ему в глаза. Жизель теребила в руках обручальное кольцо, то снимая, то надевая его на палец.
– Пусть веселятся, – произнес он наконец.
– Но..
Властно подняв руку, отец Жером велел Арлетт замолчать.
– Но пусть делают это во славу Божью. Пусть прославляют его имя во время сева и сбора урожая Пусть традиция продолжается, но уже с Божьим именем. Пройдет год за годом, и постепенно люди привыкнут к переменам, а праздник превратится в безобидный ритуал. И уже никто не вспомнит о его былой славе и мощи. Если хотите, я прямо сегодня благословлю майское дерево именем Иисуса и попытаюсь убедить селян веселиться так, чтобы это не доставляло беспокойства и огорчения их господину.
Лицо Арлетт немного просветлело.
– Да, это станет началом перемен.
– Конечно, – с готовностью согласился отец Жером, допил вино и поднялся на ноги. Высокий и довольно грузный, он ходил по грешной земле на удивление легкой, пружинящей походкой. – Давайте сейчас же спустимся вниз и сделаем то, что я предлагаю. Затем вернемся сюда и обсудим вопрос о святой покровительнице будущего монастыря. Возможно, ею станет дева Мария. Или же Магдалена, ведь именно она символизирует возвращение падшей женщины в лоно церкви. Речь идет о духовном возрождении…
Сидр оказался весьма сладок и крепок. Пригубив пару глотков из поданного кем-то рога, Джулитта бродила среди крестьян. На кострах, соблазняя золотистой корочкой, жарились свиные и телячьи окорока, тушки кур и кроликов. Со всех сторон доносились пение и радостные крики, дерзкие шутки и обрывки веселых споров. Танцующие обменивались многообещающими взглядами. Время от времени кто-то из крестьян вырывался из круга, чтобы перевести дыхание, но спустя мгновение возвращался обратно и вновь кружился у майского столба.
В сумерках над холмом виднелся силуэт замка, напоминавший Джулитте о том, что сейчас ей следовало бы находиться вместе с Арлетт и Жизелью и молиться за души невежественных селян. Но сегодня ей не хотелось уходить, по крайней мере, до тех пор, пока кто-нибудь не придет за ней и за руку не уведет ее в замок. С какой стати спешить домой? И чего, бояться? Ведь где-то здесь, совсем рядом, находились и ее отец, и Бенедикт с Моджером. Кто прикоснется хоть пальцем к дочери своего господина? Царившую вокруг атмосферу волшебства не мог испортить и клюнийский монах, прохаживающийся в толпе и направо и налево сыплющий советами о том, что благопристойно в глазах Бога, а что порочно. Он даже окропил майское дерево святой водой из источника.
Джулитта опустошила кубок и вновь зачерпнула сидра. Неожиданно она увидела Бенедикта и отца: они стояли рядом и беззаботно смеялись. Ее сердце лихорадочно заколотилось в груди. Бенедикт отвозил в Англию лошадей и вернулся всего два дня тому назад. Она еще не успела даже поговорить с ним и почти не видела его с того дня, когда он купил у торговца белую кобылу и золотистого жеребенка. В тот раз Бенедикт задержался всего лишь на неделю, чтобы дождаться Рольфа. Тогда он уехал в Англию, а Жизель осталась дома, и Джулитта поняла, что отношения между молодыми супругами заметно похолодали. Судя по всему, они просто терпели друг друга, но не больше. За подчеркнутой вежливостью Бенедикта по отношению к Арлетт едва скрывалась неприязнь.
К Джулитте, пританцовывая, приблизилась полная селянка и водрузила ей на голову венок из белых цветов боярышника.
– Вам, молодая госпожа, выпала честь стать на празднике королевой. Если хотите, чтобы урожай в этом году был хорошим, вы должны выказать почтение богам.
Счастливо рассмеявшись, Джулитта допила сидр и, передав кому-то из крестьян пустой рог, поправила венок на голове. Женщина схватила ее за руку и потянула по направлению к майскому столбу, закругленная фаллическая верхушка которого устремлялась в небо.
– Быстрее, вы должны исполнить священный танец – возбужденно воскликнула селянка.
Не успела Джулитта и глазом моргнуть, как обнаружила себя в кругу танцующих. Ее ноги невольно начали притопывать в общем ритме. Постепенно ее тело словно слилось воедино с телами остальных. Джулитта чувствовала себя неотъемлемой частью всего происходящего. В ночи звучал барабанный бой и трубный глас рожков, от костров в небо вздымались столбы ярко-оранжевых, похожих на бабочек, искр. Два круга, в одном из которых теснились мужчины, а в другом женщины, то сближались, то снова отдалялись друг от друга. Влажная от пота ладонь деревенского мельника схватила Джулитту за руку и, покружив ее на месте, передала конюху. Она мельком увидела его ослепительно сверкающие зубы, уловила едкий запах пота. Спустя мгновение девушка оказалась в объятиях другого мужчины. Ритм музыки бешеным биением отзывался в ее крови.
Вдруг Джулитта ощутила прикосновение сильных, еще чуть прохладных пальцев – видимо, их хозяин вступил в круг совсем недавно. Подняв глаза, она увидела перед собой Бенедикта. Он резко притянул Джулитту к себе, но, вместо того чтобы передать следующему мужчине, вырвал ее из круга танцующих и увлек в тень, прочь от ярко полыхающего костра.
Джулитта сделала несколько шагов. Ее голова шла кругом, в ушах звенела музыка, однако ноги отказывались повиноваться. Пошатнувшись, она резко остановилась и с удивлением посмотрела на Бенедикта.
– Почему ты здесь? – спросил он. – Разве тебе не следует находиться в замке вместе с остальными женщинами?
Джулитта грациозным движением поправила после танца съехавший на одну бровь венок.
– С какими остальными женщинами? – с вызовом уточнила она. – Все крестьянки и их дочери пришли к костру. А если ты имеешь в виду Арлетт и Жизель, то рядом с ними мне не место. Насколько я понимаю, тебе хотелось бы запереть нас всех под замок, чтобы самому повеселиться с кем-нибудь, кто приглянется. – Ощутив неожиданный приступ жажды, Джулитта, навалившись всем телом на Бенедикта, потянулась за стоявшим за его спиной кувшином с сидром.
Юноша усмехнулся.
– Я как раз собирался сказать, что молодой девушке твоего положения небезопасно находиться здесь ночью. Хотя и знаю, что, если начну поучать тебя, ты, чего доброго, оттопчешь мне обе ноги. Общепринятые правила для некоторых не указ. И все же хочу предупредить тебя об осторожности: мужчины и в самом деле пришли сюда, чтобы как следует повеселиться и развлечься. Сегодня от тебя любой может потерять голову. – Сказав последнюю фразу, Бенедикт запнулся и покраснел.
Джулитта протянула ему кувшин.
– И ты тоже? – игриво спросила она.
– Особенно я. – Отхлебнув сидра, Бенедикт поставил кувшин на стол, чуть не разбив его дрожащими от волнения руками. – Ты прекрасна и естественна, как сам Май.
И опять при звуках его бархатистого голоса Джулитта почувствовала предательскую дрожь в коленях. Сейчас она страстно хотела, чтобы Бенедикт дотронулся до нее, и боялась, что он этого не сделает. Казалось, что воздух между ними становился все тяжелее, но ей и в голову не приходило сорваться и убежать прочь. Пусть Бенедикт был законным мужем Жизели, но душой он всегда принадлежал ей, Джулитте.
Медленно подняв руку, она положила ладонь ему на грудь, не заботясь о том, что кто-нибудь может их сейчас увидеть. В эту ночь глаза всех праздновавших туманила страсть. Даже Моджер, ее сторожевой пес, скрылся во тьме с одной из деревенских женщин. Да и отец куда-то исчез.
Проглотив застрявший в горле ком, Бенедикт сжал руку Джулитты, покоящуюся у него на груди.
– Твой отец просил немного позднее отвести тебя обратно в замок, – растерянно пробормотал он, притягивая девушку к себе. Ее грудь прижалась к его груди, бедра – к его бедрам. Сорвавшись с места, он увлек Джулитту к костру. Спустя секунду они теперь уже вместе закружились в танце у фаллического столба.
– Но не сейчас, правда? Еще слишком рано, – с улыбкой обронила Джулитта, ощущая необычную легкость во всем теле. Она будто не плясала, а парила и едва не задохнулась, когда Бенедикт снова прижал ее к себе. Они изогнулись в пируэте, затем, шагнув в стороны, отстранились друг от друга, продолжая крепко держаться за руки.
– Нет, не сейчас.
Отдавшись во власть волшебной ночи, они пили и танцевали, танцевали и пили Коса Джулитты растрепалась, и она совсем распустила волосы легким движением пальцев. Корона из майских цветов сползла на лоб. Девушка хотела и вовсе сбросить ее, но Бенедикт перехватил ее руку и осторожно поправил венок.
– Ты – майская королева и должна с гордостью носить свою корону, – негромко сказал он, ласково проведя кончиками пальцев по ее щеке. Джулитта подняла голову, щедро предлагая ему свои чувственные губы. Бенедикт не замедлил поприветствовать новую весну и принял ее дар. И прикосновение нежных губ заставило его позабыть о благоразумии и осторожности.
В те редкие мгновения, когда Жизель милостиво допускала супруга до себя, на их ложе, несмотря на все попытки Бенедикта разжечь огонь, едва тлели угольки.
Но сейчас, здесь, в ночи, у него в руках пылало яркое горячее пламя, своими кроваво-красными языками уже охватившее его целиком. Теплые, нежные губы Джулитты, еще хранившие привкус сидра, прильнули к губам Бенедикта. Ее тело покорно, как тень, как зеркальный двойник, следовало за ним, отзываясь на каждое движение, на каждый вздох. Лишенные сомнений, раскаяний и стыда, их руки переплелись, а языки и губы продолжали неистово ласкать друг друга Охваченные безудержным желанием, молодые люди кружились в водовороте чувств.
Не замечая ничего вокруг и продолжая ритмично пританцовывать, они углубились в тень. Дрожащими от возбуждения руками Джулитта опутала Бенедикта прядями своих волос – так майское дерево опутывают пестрыми лентами. Его трепещущие пальцы заскользили по ее бедрам, ощущая прохладную шелковистость кожи. Затем они опустились на траву, в море щекочущих молодых стебельков. При сумрачном свете белели обнаженные бедра Джулитты с отчетливо выделявшимся между ними темным треугольником волос. В следующую секунду восставшая плоть Бенедикта в упоении погрузилась в разгоряченное тело Джулитты.
Ее шея мгновенно выгнулась, пальцы судорожно вцепились в рукава его рубахи.
– Я сделал тебе больно? – испуганно спросил Бенедикт, путем почти нечеловеческих усилий заставивший себя умерить свой пыл.
– Да, – ответила Джулитта и, выгнув бедра, прижалась к нему. – Но я убью тебя, если ты остановишься.
– Тогда я не буду останавливаться, – выдохнул Бенедикт, – либо предпочту умереть. – Склонив голову, он игриво пробежал языком по кромке ее губ, а затем жадно впился в них, заглушая крик, застрявший в горле Джулитты. Тело Бенедикта встрепенулось, бедра начали ритмично двигаться Джулитта с радостью приняла его разбухшую плоть, сплелась с ним воедино К резкой боли примешивалось ни с чем не сравнимое удовольствие. С головой накрытая нежной волной страсти, она разжала губы и издала томный стон.
– О, Бен! – сквозь слезы счастья прошептала Джулитта, уткнувшись лицом в его шею. – О, Бен, пожалуйста. – Ее тело извивалось в истоме. Она жаждала получить неизведанный плод и знала, что умрет, если не получит его.
Голос Джулитты, ее необузданность и невинность стали последней каплей: Бенедикт, с трудом переводивший дыхание, больше не мог ждать, не мог сдерживать себя. Опершись на один локоть, он пальцами другой руки нащупал маленький, но чувствительный комочек между ее ног и нежно погладил его. Несколько раз содрогнувшись всем телом, Джулитта затихла и словно оцепенела в его руках. В тот же миг Бенедикт, простонав ее имя, последним рывком насколько мог глубоко погрузился в ее недра и спустя секунду вознесся к пику блаженства. Напряжение исчезло. Их тела затрепетали в такт друг другу, словно одна большая волна выплеснулась на теплый прибрежный песок. Но даже высвободившись из объятий бешеной, безумной страсти, они не отпускали друг друга и еще долго лежали в траве, и еще долго обменивались ленивыми ласками и поцелуями, не замечая ни праздника, идущего своим чередом, ни звезд, сверкающих над их головами, словно кристаллики соли. Бремя ответственности за содеянное уже ложилось тяжелым бременем на души обоих, но ни он, ни она не решались нарушить счастье, подаренное судьбой. Сейчас окружающий мир уже не существовал для них.
– Так бывает всегда? – спустя некоторое время спросила Джулитта.
Бенедикт улыбнулся и намотал на пальцы ее рыжий локон.
– Нет, не всегда, – ответил он, в глубине души осознавая, что и на самом деле ничто не могло сравниться с тем, что произошло между ними. Канун мая, мягкая, податливая земля и прекрасная девственница! Он вдруг понял, что испытывал нечто большее, чем элементарное физическое влечение. Дело здесь было не только в по-весеннему разыгравшейся плоти. Джулитта! Единственная… любимая Джулитта! Бенедикт помрачнел, во рту появился привкус горечи.
Джулитта резко села.
– Значит, может быть и лучше? – с невинным любопытством поинтересовалась она, поправляя растрепанные волосы и застегивая лиф платья.
На одно, всего лишь мимолетное, мгновение пораженный Бенедикт затих, опешил, но тут же догадался, что Джулитта просто поддразнила его. Он потянулся к ней, но она тихо вскрикнула и попыталась увернуться, правда, не слишком уверенно. Ее рука как бы случайно скользнула по его расслабленной плоти, словно по мановению волшебства вернув ее к жизни. Вновь оказавшись в объятиях Бенедикта, Джулитта начала извиваться всем телом, но уже не пыталась бежать.
Минуту назад намеревавшийся, пока никто ничего не заподозрил, вернуть подругу в замок, Бенедикт не сумел устоять перед соблазном. В этот раз они любили друг друга по-другому, смеясь и обмениваясь дразнящими поцелуями и игривыми ласками. Джулитта оказалась способной ученицей: чувствуя, что партнер вот-вот прольется живительной влагой, она замирала неподвижно и лишь спустя некоторое время начинала двигать бедрами. Ритм движения ускорялся с каждой секундой, пока не взорвался ослепительной и горячей вспышкой.
Бросив рассеянный взгляд поверх плеча Бенедикта, Джулитта оцепенела от ужаса: в нескольких шагах от них стояли еще недавно мило беседовавший с Арлетт клюнийский монах и ошеломленный увиденным отец.
Огонь в долю секунды превратился в лед. Испуганно вскрикнув, девушка попыталась оттолкнуть Бенедикта, но он, возмущенно застонав, прижался к ней еще крепче. Дико вскрикнув, она предприняла еще одну отчаянную попытку высвободиться из его объятий.
Бенедикт открыл было рот, собираясь спросить, что произошло, но Рольф, не позволив ему вымолвить ни слова, прорычал:
– Мне следовало бы убить тебя. Вставай.
Юноша устало закрыл глаза, но даже не сделал попытки отодвинуться от дрожащего тела Джулитты. Просто понурил голову и тяжело вздохнул.
– Не могли бы вы отвернуться? – спросил он тихо.
– Зачем? Неужели ради приличия? – с горечью процедил Рольф, однако все-таки выполнил просьбу и увлек за собой монаха.
Бенедикт отпустил Джулитту и, усевшись, начал приводить в порядок одежду. Пока он натягивал на обнаженные бедра штаны, она трясущимися руками пробовала застегнуть платье, но пальцы отказывались повиноваться. Бенедикт, напротив, выглядел спокойным и сдержанным. Наклонившись к Джулитте, он помог ей затянуть шнурок на лифе, поцеловал ее в щеку и лишь после этого поднялся на ноги и подошел к Рольфу и отцу Жерому.
– Она ни в чем не виновата, – заявил он. – Не наказывайте ее.
– Любая женщина в канун мая испытывает похоть, – задумчиво промолвил монах, искоса глянув на костер, вокруг которого с новой силой разгорелось праздничное веселье. – Ты, сын мой, поддавшись соблазну плоти, рисковал душой своей и тем самым совершил большой грех в глазах всевышнего.
Бенедикт стиснул зубы Слова монаха лишь усугубили угрызения совести, бросили щепоть соли на открытую рану. Стоявший неподвижно, как каменное изваяние, Рольф не произнес ни слова. Бенедикт с трудом повернулся к нему.
– Во всем виноват только я. Мы не собирались совершать ничего дурного, все произошло случайно.
Рольф кивнул.
– Случайно? – воскликнул он. – Значит, желание свалилось на тебя неожиданно, как снег на голову, и ты так растерялся, что не смог противостоять ему?
– Я…
– Господи! Бен, ничего не происходит случайно, помимо нашей воли!
В этот момент к ним робко подошла Джулитта и остановилась рядом. С распущенными волосами, в испачканном об траву мятом платье, выглядела она жалко. Ее трясло.
– Я тоже виновата, – подняв глаза на отца, сказала она. – Как уже сказал Бен, у нас и в мыслях не было ничего дурного, но я не сожалею о случившемся и с радостью понесу наказание.
– Боже, неужели у тебя не осталось и капли стыда? Неужели ты не раскаиваешься? – Голос отца Жерома гудел, словно иерихонская труба. – Ты же совершила прелюбодеяние с мужем своей сестры! Непотребная девка!
– Он изначально принадлежал только мне. По крайней мере, я знала об этом с самого детства. – Губы Джулитты изогнулись в кривой усмешке. – Мне безразлично то, что вы со мной сделаете. Я никогда не раскаюсь в содеянном!
– В таком случае, ты еще глупее, чем я думал, – процедил Рольф, мертвой хваткой вцепившийся дочери в руку. – Сейчас ты вернешься со мной в замок. А завтра я решу, как с тобой поступить. Что же касается Бенедикта… – он помолчал. – Немедленно убирайся с глаз моих долой.
– Сэр, она не виновата, – прохрипел юноша. – Прошу, не наказывайте ее.
– Тебе следовало подумать о последствиях, прежде чем снимать штаны, – пренебрежительно обронил Рольф.
Бенедикт не напился на празднике, но сидр все-таки помутил ему рассудок и развязал язык.
– А о чем думали вы, когда сначала овладели матерью Джулитты, а затем разрушили ее жизнь?
С таким же успехом он мог закатить тестю увесистую оплеуху. Пальцы Рольфа еще сильнее сжали запястье Джулитты – вскрикнув от боли, она прикусила нижнюю губу.
– Немедленно убирайся, – прорычал он, – или, клянусь Крестом и Одином, я собственноручно кастрирую тебя.
При упоминании имени языческого бога отец Жером нахмурился, взял Бенедикта за руку и потянул его за собой.
– Пойдем, сын мой, – холодно сказал он. – Ты можешь провести остаток ночи в церкви вместе со мной и на коленях вымолить прощение у Господа. Вымолить его у людей намного труднее.
Юноша попытался вырвать руку и последовать за уходящими Рольфом и Джулиттой, но в цепких пальцах монаха таилась неожиданная сила.
– Глупый юнец, – пробормотал отец Жером, – неужели не понятно, что если ты не успокоишься сейчас, то прольется кровь? Тебе мало грехов на сегодняшнюю ночь?
Бенедикту показалось, что голос святого отца доносится откуда-то издалека Почти не вникнув в суть слов, но уловив в нем тревожные нотки, он смирился и покорно побрел вслед за монахом.
– Она не виновата, – упрямо повторил Бенедикт. – Как мне заставить его понять это?
– Незачем торопиться, сын мой. Пусть страсти улягутся. Завтра тебе представится возможность поговорить с сэром Рольфом. Внемли моему совету: не лезь на рожон и держи язык за зубами. Теперь твою судьбу и судьбу этой девочки будут решать другие-.
Пальцы монаха по-прежнему крепко сжимали локоть Бенедикта, а на лице застыло суровое выражение, но юноше показалось, что в его голосе звучала какая-то слабая симпатия.
– Она не непотребная девка, – буркнул он.
– И тем не менее бездумно отдала тебе свое тело и девственность, – важно возразил отец Жером. – Вашу вину усугубляет и то, что вы совершили прелюбодеяние в канун языческого праздника. Теперь уже не важно, кто именно виноват. В конце концов, Господь все видит и все знает. Ему и судить.
Бенедикт промолчал. Вместе с монахом он переступил порог дохнувшей холодом церкви, которая стояла поодаль от луга, где полным ходом шел праздник. Мрачный храм христианского бога разительно отличался от просторного, залитого солнцем святилища языческой богини, перед чьим алтарем юноша когда-то уже преклонял колени. Теперь пришла очередь замаливать грехи перед другим алтарем. Оказавшись в прохладном зале, Бенедикт почувствовал, что его сердце превратилось в холодный камень.
Спотыкаясь, Джулитта уныло плелась позади отца, тащившего ее за руку.
– Пусть у тебя нет стыда! Но ты должна была, по крайней мере, проявить благоразумие, – задыхаясь от ярости, выпалил Рольф. – Ты не какая-нибудь деревенская девка, чтобы раздвигать ноги из-за каждого своего мимолетного каприза.
– Это не каприз!
– Не перечь мне! Я жалел тебя и никогда не позволял плети опуститься на твое тело, но мое терпение на исходе, Джулитта! Так ты говоришь, что это не каприз? Значит, ты стремилась к этому осознанно? Может быть, готовилась заранее?
– Да! С пяти лет! – в отчаянии выпалила Джулитта и, оступившись о камень, с криком боли упала к ногам отца, чьи пальцы все еще сжимали ее запястье. Стиснув зубы, она с трудом сдерживала рыдания. – С пяти лет! С того самого времени, когда ты обручил Бенедикта с Жизелью. – Потирая ноющую лодыжку, Джулитта несколько раз всхлипнула, а затем, потеряв остатки самообладания, расплакалась.
Рольф мгновенно разжал пальцы и выпустил ее руку. Подперев бока кулаками, он внимательно посмотрел на нее сверху вниз, исполненный гнева и жалости. Что же теперь делать? Он вспомнил сплетенные в сладостной истоме тела Бенедикта и Джулитты и поморщился, потому что это воспоминание причинило ему боль. Так просто разрушить две жизни! Как же он был слеп, если не заметил того, что так долго происходило у него под носом! Родители всегда обращают внимание на чувства дочерей слишком поздно.
Рольф наклонился и помог Джулитте подняться. Наступив на ушибленную ногу, она жалобно вскрикнула. Рольфа так и подмывало обнять ее, прижать к себе и пожалеть, но он счел за лучшее сдержаться.
– Твоя сестра и ее мать не должны узнать о случившемся, – мрачно проронил он, когда они медленно двинулись в сторону замка. – Всем, о ком ты забыла подумать сегодня ночью, будет лучше, если и ты и Бенедикт сумеете держать язык за зубами.
– А как насчет тех, кто танцевал вокруг столба и, возможно, видел нас?
– Они все были пьяны, и им легко закрыть рты, убедив, что то, что они видели – результат слишком крепко сваренного сидра. Что касается отца Жерома, то он желает заполучить меня в качестве покровителя, а потому будет молчать.
Некоторое время они шагали в напряженной, неестественной тишине Джулитта шмыгала носом и всхлипывала, мрачный как туча Рольф брел, бессильно опустив плечи.
– Я не торопил события, хотел дать тебе время оправиться от потери матери и прийти в себя, – произнес он, когда они наконец приблизились к огромным деревянным воротам. – Но теперь вижу, что срок оказался чересчур велик. Так ты говоришь, что с радостью заплатишь за содеянное? Чепуха! Это всего лишь пустые слова. Неужели ты думаешь, что сможешь остаться под одной крышей с Жизелью? Если она даже и останется в неведении, ты-то будешь знать все. А если этой ночью вы зачали дитя? Ты готова предстать перед миром с ребенком от мужа собственной сестры на руках?
Джулитта невольно поежилась.
– Я не сожалею о том, что случилось Ты можешь оскорблять меня, можешь угрожать и наказывать, но я не изменю своего мнения Что сделано, то сделано Я рассчитаюсь сполна, – добавила она и замолчала от страха у нее зуб на зуб не попадал.
