Текст книги "Любовь не кончается: Джулитта"
Автор книги: Элизабет Чедвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
Моджер стоял в дверях конюшни и хмуро наблюдал за происходящим.
Спохватившись, Джулитта быстро провела рукой по волосам, желая убедиться, не растрепалась ли коса, затем поправила мешковатое платье и вернулась в глубину комнаты. Поймав пристальный взгляд матери, она зарделась от смущения.
– Я просто прощалась с Бенедиктом, – сказала девочка и сама удивилась, поймав себя на мысли, что его имя так приятно ласкает слух. Она присела на кровать и взяла мать за руку.
Эйлит приподнялась на локте и окинула дочь проницательным взглядом.
– Бенедикт – жених твоей сводной сестры, – напомнила она. – Будь осторожна, Джулитта. Не совершай необдуманных поступков. Я не хочу, чтобы ты повторила мои ошибки.
– Но я только помахала ему рукой. В этом нет ничего дурного.
– Что-то не припомню, чтобы ты так любезно прощалась с кем-нибудь другим.
Сдвинув брови, Джулитта принялась сосредоточенно разглядывать вышивку на занавесках.
– Теперь ответственность за тебя ляжет на плечи отца. Ему придется искать тебе мужа, а до тех пор ты должна вести себя достойно и не позволять вольностей.
– Ты даже не спрашиваешь, хочу ли я остаться с отцом! – с негодованием воскликнула Джулитта. – Ты сама говорила, что перестала уважать его. Почему же ты требуешь послушания от меня?
– Разве у тебя есть выбор? Может, ты предпочитаешь Улвертону монастырь или грязную канаву?
– Но ведь ты оказалась в канаве из-за него! – дерзко фыркнула девочка, но тут же испуганно прикусила язык. Возмущение мигом покинуло ее лицо. – Извини меня, мама, – жалобно проронила она, прижимая руку Эйлит к своей щеке.
Эйлит шевельнула пальцами и ласково погладила дочь по лицу.
– Ты меня тоже извини. Я перед тобой виновата. Очень виновата. Как я устала! – Эйлит отчаянно пыталась удержать тающие с каждой минутой силы. – Джулитта, тебе трудно понять… Теперь я знаю, что хотела получить от твоего отца больше, чем он мог бы мне дать… Это все равно, что связать тонкую шаль и ждать, что она согреет тебя в лютые холода. Но у тебя другая судьба – теплый мех на накидке спасет от любых морозов. Вы с Рольфом одной крови. Пусть тебе никогда не придется лежать в холодной постели и ждать, пока твой возлюбленный вырвется из объятий другой женщины и вернется к тебе. Я говорю это для того, чтобы ты не забивала себе голову мыслями о Бенедикте де Реми. – Эйлит закрыла глаза, но спустя некоторое время ее губы снова зашевелились, с трудом произнося слова: – Ты так молода, а я больше не смогу защищать тебя. – Ее ресницы затрепетали и медленно опустились.
Охваченная ужасом, Джулитта прижалась к материнской груди. Неужели она умерла? Эйлит слабо пошевелила рукой, пытаясь нащупать руку дочери. Джулитта обхватила ладонью ее пальцы с силой, присущей молодости. Она вдруг почувствовала себя легкой безвольной соломинкой, уносимой бурным потоком воды в неизвестность.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Бенедикт добрался до Улвертона к полудню. Лучи майского солнца, отражаясь от морской глади, слепили глаза. Покрывающая землю молодая зелень приятно оживляла окрестности.
У внешней ограды замка суетились рабочие. Они копали ямы под фундамент для каменной стены, которую собирались выстроить на месте обветшавшего частокола. Мужчины разделись до пояса – их жадно вбиравшие весеннее тепло тела покраснели от загара. Раздавался стук лопат и мотыг о камни, громкое сквернословие, смех. Бенедикт въехал в ворота и углубился в залитый солнцем нижний двор, направляясь к конюшне.
Не успел он ослабить поводья, как изнывающие от жары лошади погрузили морды в каменную кормушку с водой. Бенедикт позволил им сделать несколько глотков и отогнал прочь: слишком много воды могло привести к кишечным коликам. Ему навстречу уже спешил конюх.
– Господин Рольф в замке?
Конюх бросил настороженный взгляд поверх плеча юноши и быстро опустил глаза.
– Нет, сэр.
Оглянувшись, Бенедикт проследил за взглядом и увидел свою невесту Жизель. Их свадьбу назначили на осень. Мать Жизели наконец решила, что в свои девятнадцать лет дочь созрела для того, чтобы вступить в брак и зачать ребенка.
– Отец отправился на прогулку к морю, – объяснила она. – Ты войдешь в дом?
Высокая и стройная, с красивыми золотисто-каштановыми волосами и ясными серыми глазами, Жизель, несомненно, была недурна собой. Изящный, немного заостренный носик и узкие высокие скулы подчеркивали прелесть маленького аккуратного рта. Жизель переняла от матери привычку поджимать губы, когда считала себя обиженной или же когда, окинув кого-либо из окружающих оценивающим взглядом, сразу выносила суждение о нем. Раз или два Бенедикту великодушно позволяли поцеловать эти губы, но особого восторга он не испытал. А потому не предпринял попытки поцеловать их сейчас, тем более в присутствии конюха.
– Нет, мне нужно повидать его немедленно. Дело не терпит отлагательств. Но, может, ты окажешь мне любезность и принесешь кружку сидра?
Жизель разочарованно кивнула головой, повернулась и пошла прочь. От Бенедикта не укрылось промелькнувшее в ее глазах острое любопытство.
– Извини, я пока не могу тебе ничего рассказать, – бросил он ей вслед. – Сначала я поговорю с твоим отцом.
Жизель обернулась, и теперь в ее глазах было не только любопытство, но и беспокойство. Бенедикт велел конюху оседлать Сайли. К тому времени, когда Жизель вернулась во двор, юноша уже сидел на свежей лошади, сбросив накидку и жилет. Он склонился в седле, принял из рук невесты кружку и в три глотка опустошил ее до дна: немного кисловатая прохладная жидкость смыла с губ привкус пыли и освежила дыхание.
– Хорошо! Спасибо тебе.
Брезгливо сморщив нос, Жизель забрала кружку и, не разжимая губ, изобразила на лице любезную улыбку. Бенедикт впервые за пять дней подумал о том, что за время пути его одежда, вероятно, порядком испачкалась и пропахла потом. После памятного похода в саутуоркские бани ему лишь изредка выпадала возможность ополоснуть лицо и руки.
Лошадь, нетерпеливо пританцовывая, резко мотнула головой – во все стороны полетели брызги слюны. Опасаясь за свое безупречно чистое голубое платье, Жизель поспешно отскочила в сторону.
– Я распоряжусь, чтобы к твоему возвращению служанки приготовили ванну. – Она поджала губы и смерила Бенедикта холодным взглядом из-под опущенных ресниц. У него не было никаких сомнений, что едва он переступит порог ее дома и примет ванну, как за ним начнут следить и приглядывать, контролируя каждый жест, каждый шаг, каждое слово. Бенедикт мрачно усмехнулся: Жизель, несомненно, не позволит жениху ни единой вольности до тех пор, пока брачные узы не затянутся петлей у него на шее Неизвестно даже, позволит ли она прикоснуться к себе после свадьбы. Однако при мысли о теплой душистой ванне и чистой одежде он испытал прилив благодарности, улыбнулся Жизели и лишь затем пришпорил Сайли.
Застоявшийся в конюшне конь стремительно рванулся с места. С откровенным отвращением поведя носом, Жизель развернулась и поспешила вернуться в башню.
Узнав у крестьян, что Рольф поехал в сторону одной из прибрежных рыбацких деревушек, Бенедикт доскакал до мельницы, а там свернул на тропу, усыпанную песком и мелкой галькой. По обе стороны виднелись посадки маслин, пшеницы и ржи. Нежно-зеленые стебельки плавно покачивались на ветру. С моря доносились громкие крики суетливо метавшихся над водой чаек. Высоко в небе величаво парил белохвостый орел. На лугу овцы мирно пощипывали побеги молодого клевера. В тени сидел пожилой пастух, его обветренное морщинистое лицо почернело от загара. Вскоре Бенедикт увидел на горизонте силуэт всадника и пришпорил коня.
Когда расстояние между ними порядком сократилось, Рольф оглянулся, развернул коня и натянул поводья.
– Значит, мне не померещился стук копыт. – Он окинул подъехавшего ближе крестника внимательным взглядом. – Что за спешка? Ты привез какие-то новости для меня?
Яркое солнце светило ему прямо в лицо, подчеркивая глубокие морщины в уголках глаз и вокруг губ. Посеребренные сединой густые рыжие волосы горели тем же огнем, что и кудри Джулитты.
– Да. Причем весьма важные, – ответил Бенедикт и замешкался, не зная, с чего начать.
Как сообщить человеку, что жена и ребенок, по которым он долго и безутешно скорбел, воскресли из мертвых? Как?
– Ну, говори же! Почему ты молчишь? – нетерпеливо проговорил Рольф. – Признавайся, уж не купил ли ты вместо кобылы свинью? А может, ты продал моих лошадей за гроши?
– Нет, сэр, на ярмарке все прошло прекрасно, – смущенно бросил Бенедикт. Он решился снова открыть рот только тогда, когда они спустились к песчаному берегу и неторопливо поехали вдоль кромки воды. – Вам необходимо немедленно отправиться в Лондон. Леди Эйлит и ваша дочь живут в доме моих родителей. Госпожа Эйлит тяжело больна: у нее чахотка.
Лошади, словно два собеседника, увлеченные разговором, брели вперед, кивая друг другу головами и размахивая хвостами. Рольф опустил поводья и положил руки на колени. Лицо его стало непроницаемым.
– Сэр, я… – встревоженно заговорил Бенедикт.
– Я все слышал, – отрезал Рольф, невидящим взглядом уставившись на серебристый загривок Слипнира. – Полагаю, говоря «тяжело больна», ты имел в виду, что Эйлит умирает?
– Да, сэр.
Снова воцарилась гнетущая тишина. Впереди показались рыбацкие хижины. Рядом с ними лежали две перевернутые вверх дном лодки. Далеко в открытом море колыхалось на волнах несколько суденышек с поднятыми парусами. Деревня как будто вымерла: в этот час все мужчины находились в море, а женщины работали на полях. Вдруг Рольф резко натянул поводья и остановился.
– Но как они попали в дом твоего отца? Расскажи.
Бенедикт попытался собраться с мыслями, но так и не смог определить, о чем стоит говорить, а о чем лучше промолчать.
– Мы с Моджером искали… – начал он.
– Я хочу знать правду, – сердито оборвал его Рольф. – Ты думаешь, что за последние восемь лет я так и не научился жить с правдой? Не нужно жалеть меня, мой мальчик. Рассказывай все как есть.
Бенедикт никогда не умел скрывать свои чувства и почувствовал, что краснеет.
– …Мы с Моджером искали лодку, чтобы добраться из Саутуорка…
По мере того как повествование приближалось к завершению, лицо Рольфа становилось все более непроницаемым. Казалось, он превратился в каменное изваяние.
– Вульфстан мертв, – подытожил свой рассказ Бенедикт. – Ходят слухи, что он умер от удара. Семья тщательно скрывает правду о случившемся..
Рольф по-прежнему молчал. Бенедикт не на шутку встревожился.
– Сэр, может быть, я… – проговорил он и осекся.
– Оставь меня одного. Я должен подумать. – Рольф говорил медленно и отчетливо, так, словно осторожными шагами погружался в пучину вод. – Возвращайся в замок и передай Арлетт, чтобы меня не ждали к ужину.
– Говорить ли ей что-нибудь еще?
– Нет. – Рольф категорично покачал головой и натянул поводья, разворачивая жеребца. – Я сам все расскажу.
Бенедикт, огорченный и растерянный, посмотрел на море. Рыбацкие лодки возвращались. Они подплыли уже так близко, что можно было разглядеть на палубах людей и свисающие за кормой сети. Некоторое время юноша стоял в нерешительности, жадно вдыхая теплый соленый воздух. Затем он бросил долгий прощальный взгляд на удаляющуюся фигуру всадника и поскакал в сторону замка.
Рольф ехал вдоль моря. Отчаянные мысли пульсировали в голове, словно кровь, бьющая мощными струями из открытой раны. Перед глазами мелькали картины прошлого. Сначала он увидел Слипнира, резво бегущего к нему с вздернутым хвостом, и Эйлит, преследующую жеребца с метлой. Потом он вспомнил кузницу Голдвина и нож в руках Эйлит. Рольф увидел и себя: вот он отобрал у нее нож и отшвырнул его в сторону. Как ему хотелось спасти ее! По его воле Эйлит не приняла смерть от ножа, но потом умирала медленно, бесконечно долго. Умирала от любви. А теперь тот нож из прошлого по самую рукоятку вонзился в его сердце.
Уже сгустились сумерки. Линия горизонта расплылась, слившись с небом. Рольф вытер глаза рукавом и облизал пересохшие губы. Призраки прошлого не собирались покидать его. Он снова видел Эйлит – она кормила грудью Бенедикта, ее тяжелая коса поблескивала, освещенная языками огня, горящего в камине. Он вспомнил, с какой яростью она окунала белье в котел с бурлящей водой и как в тот же день приняла его предложение приехать в Улвертон. Разве можно было забыть тот первый робкий поцелуй при луне, который, казалось, едва не расплавил их тела? Или ее волосы, рассыпанные на подушке? Ее прекрасное, щедрое тело, подарившее ему столько наслаждений, давшее ему Джулитту?
Рольф снова вытер глаза, но слезы все катились. Эйлит и Джулитта еле сводили концы с концами, зарабатывая на жизнь в злачном Саутуорке! Восемь лет! А он, глупец, надеялся, что рано или поздно все-таки сможет обрести душевный покой! Как жестоко он обманывал сам себя! Как много потерял!
Рольф почувствовал, что не может ехать дальше. Он спешился, тяжело опустился на нагретый солнцем камень и обхватил голову руками.
– В бане? – Арлетт встревоженно взглянула на Жизель Похоже, она беспокоилась, что одно упоминание о злополучном заведении нанесет непоправимый вред невинности и чистоте дочери. – И чем они там занимались? Или мне не следует об этом спрашивать?
Рольф промолчал.
Приглашенный на беседу Бенедикт деликатно прокашлялся.
– Не все бани являются борделями и притонами, – горячо возразил он, заслужив тем самым осуждающий взгляд будущей тещи и надменную улыбочку Жизели. – К тому же Джулитта сказала мне, что ее мать работала в заведении экономкой. Они не имели никаких дел с клиентами.
Арлетт пренебрежительно фыркнула.
– Охотно верю. Конечно, как истинные христиане, мы должны проявить сочувствие к этой женщине и ее ребенку. Но каким образом? Ты говоришь, что мать умирает от чахотки? Возможно, это своего рода проклятие за ее грехи. Но девочка …
– Моя дочь! – перебил жену Рольф. В его голосе прозвучали нотки гнева, в глазах засверкали зловещие огоньки. – Джулитта – моя родная дочь, такая же, как и Жизель. Попридержи язык или, клянусь, я помогу тебе в этом.
Побледневшая Арлетт сжала кулаки.
– Я только собиралась сказать, что тебе необходимо хорошенько подумать о будущем девочки. После того, что она пережила, ей придется нелегко.
Рольф откинулся на спинку кресла и погрузился в размышления. Время от времени он бросал на Арлетт пристальные взгляды.
Видя перед собой все семейство де Бризов, Бенедикт представил, каково было бы Джулитте вот сейчас сидеть с ними рядом. Он не сомневался, что она, такая своенравная и взбалмошная в детстве и, судя по всему, не слишком сильно изменившаяся сейчас, принесет в эту тихую гавань бурю. Едва увидев ее непослушные рыжие кудри, Арлетт, наверное, содрогнется от ужаса и побежит за ножницами и толстым льняным платком.
– Я горю желанием взять несчастное дитя под свою опеку, – монотонно, словно на проповеди, сказала Арлетт.
– Горишь желанием? – переспросил Рольф холодно. – А я уверен в обратном.
Арлетт словно ждала такого ответа.
– Как ты уже сказал, она твоя дочь. Я, твоя законная жена, всегда с честью выполняла свой долг. Даже если я не смогу полюбить девочку, то, по крайней мере, подготовлю ее к замужеству с человеком, которого ты для нее подберешь.
Рольф сдвинул брови и заметно занервничал.
– Только не к монастырю.
Бенедикт был полностью с ним согласен, хотя и не посмел сказать этого вслух. По его мнению, если кому и следовало связать всю свою жизнь с религией, так это самой Арлетт.
– Джулитта нуждается в нежности и любви, – проронил он и немедленно заслужил еще один осуждающий взгляд. Ему не хватало слов, чтобы объяснить двум этим надменным женщинам, какой уязвимой и в то же время гордой была Джулитта. – Ей действительно пришлось многое пережить.
– Я уверена, что не забуду об этом, – удовлетворенно проронила Арлетт. Ей так понравилась собственная фраза, что она даже улыбнулась. – В конце концов, я ведь уже вырастила достойную дочь. – Ее взгляд остановился на Жизели: опрятная и чопорная, девушка казалась точной копией матери.
В душе Бенедикта вскипело какое-то смутное раздражение, но он мигом подавил его, извинился и вышел за дверь.
– Какая она, моя сестра? – спросила Жизель у Бенедикта. Не решаясь расспрашивать о Джулитте при родителях и вместе с тем, сгорая от любопытства, она вышла вслед за женихом в зал.
Бенедикт неопределенно передернул плечами и оглянулся прислуга и воины расстилали вдоль стен тюфяки, готовясь ко сну Двое мужчин играли в кости у камина. Рядом кто-то возился со свечами.
– Она хорошенькая?
Обвив рукой тонкую талию Жизели, Бенедикт притянул ее к себе. Несколько мгновений она сопротивлялась, настороженно оглядываясь по сторонам, но затем убедилась, что никто не обращает на них внимания, и уступила его желаниям.
– Нет, – ответил Бенедикт. – Я бы не назвал ее хорошенькой. – Он считал, что это слово не подходит к внешности Джулитты. Ему довелось видеть много хорошеньких девушек; к их числу относилась и его невеста Джулитта же не походила ни на одну из них.
– Значит, она уродлива?
Бенедикт пробежал губами по шее Жизели, затем добрался до ее губ.
– Ни то, ни другое, – пробормотал он. – Она, она очень похожа на отца. И, кроме того, совсем еще ребенок… – Его рука ласково поглаживала талию Жизели, постепенно приближаясь к ее груди. Обычно эти стыдливые холмики считались запретной зоной для рук Бенедикта, но сегодня девушка позволила ему маленькую вольность.
– Скоро вы с ней встретитесь, – тяжело дыша, добавил он. – Тогда и посмотрим, понравится она тебе или нет.
В глубине души Бенедикт осознавал, что последнее, вероятнее всего, не важно. Кругом симпатий Жизели давно и успешно заправляла ее мать.
Наконец его пальцы нащупали под тканью платья упругий сосок, и в этот момент Жизель резко отстранилась Она возмущенно вскрикнула и покраснела. Бенедикт хотел было что-то сказать, но промолчал, заметив спустившуюся в зал Арлетт. Длинная свечка смотрелась в ее руках как копье.
– Жизель, ты идешь спать? – В голосе Арлетт странным образом сочетались нежность и призыв к беспрекословному повиновению.
– Да, мама, – мгновенно откликнулась Жизель, молча высвободилась из объятий кавалера и, не оглядываясь, поспешила на свет свечи. Дитя, не знающее, что такое ослушание.
Бенедикт со вздохом откинул со лба прядь волос и, не обращая внимания на любопытные взгляды игроков в кости, побрел к своему тюфяку.
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
Джулитта взобралась на чердак конюшни и с тихим стоном упала на сложенное там душистое сено. Скорбь не оставляла ее, причиняя физическую боль, вызывая тошноту и слабость, проникая во все уголки тела, беспощадно терзая плоть.
Девочка с ужасом вспоминала тот момент, когда ее впустили в комнату, где лежала мать. В первую секунду она, увидев находящееся во власти смерти, высохшее и почерневшее тело Эйлит, оцепенела от потрясения и пребывала в таком состоянии весь день и всю ночь. Спать ее уложили вместе с Фелицией – Оберт устроился на тюфяке. Утром тело умершей зашили в саван и отвезли во французскую церковь святого Мартина. Правда, поначалу возникло недоразумение: священник упрямо отказывался хоронить Эйлит на кладбище при соборе, объясняя это тем, что по закону ее, как жительницу Саутуорка, следовало похоронить там же, за Темзой. Святой отец сдался только после того, как Оберт добавил к своим уговорам солидную горсть серебра.
Не вникая в тонкости спора, Джулитта поняла только одно: Оберт и священник ссорились из-за тела ее матери, как хищники дерутся из-за куска мертвечины. Именно тогда оцепенение начало покидать ее, возвращая к страшной реальности Именно тогда боль набросилась на нее с жадностью голодного зверя.
Наконец спор благополучно разрешился и Эйлит увезли в церковь. Джулитта сразу почувствовала, как опустел без нее дом. Она стояла в спальне и смотрела на кровать, где совсем недавно лежала мать. Рядом суетились служанки. На сундуке валялся букет увядших цветов. Только увидев их, Джулитта с окончательной ясностью осознала, что Эйлит действительно покинула ее навсегда, оставив вместо себя глубокую черную пропасть. Пропасть, через которую можно перекинуть мосты, но засыпать ее уже нельзя.
Лестница, ведущая на чердак, заскрипела, заставив Джулитту очнуться. Вслед за мелькнувшими зубцами вил в проеме окна показалась копна светлых волос и загорелое до черноты лицо с глубоко посаженными серыми глазами.
– Кто здесь? – окликнул Моджер – а это был именно он, – вглядываясь в темноту.
Джулитта подняла голову.
– А, это ты, – проворчал он, нахмурившись. – А я-то думал, что сюда забрался наш неугомонный конюх со своей новой девкой. Это у него любимый насест.
Девочка села и вытерла рукавом покрасневшие от слез глаза. Моджер забрался на сеновал и затащил за собой вилы. Коренастый и невысокий, чуть ниже среднего роста, с широкоскулым лицом, тяжелыми бровями и плотно сжатыми губами, которые улыбались крайне редко, он внушал Джулитте легкий страх Она прекрасно помнила, как в детстве поддразнивала угрюмого сына Танкреда или втягивала его в дурацкие проделки, отвечать за которые приходилось ему одному. Тогда он был шестнадцатилетним мальчишкой, а сейчас стал взрослым мужчиной.
Моджер подошел поближе. Сено тихо зашуршало под его ногами.
– Я сожалею о смерти твоей матери… и извиняюсь за слова, которые говорил тогда, на берегу. Госпожа Эйлит всегда была добра ко мне.
– Странно, а я думала, что мы тебе не очень-то нравились. – Джулитта жалобно шмыгнула носом.
Моджер нахмурился еще больше.
– Глупости! – сердито фыркнул он. – С чего ты взяла?
Восемь лет в Саутуорке не прошли для Джулитты даром. Она догадывалась, что скрывалось за подчеркнуто грубым отношением к ней Моджера, и в любое другое время могла бы даже позаигрывать с ним, но не сейчас. Сейчас она чувствовала себя перепуганным, убитым горем ребенком, которому все лучше держать в себе.
– Ты всегда хмуришься. Никогда не улыбаешься и не пытаешься быть любезным.
– Ты – дочь господина Рольфа. Поэтому я проявляю должное благоразумие и учтивость и держусь от тебя на расстоянии. Чего не стоит ждать от остальных. – Слегка покраснев, Моджер шагнул к расположенным в конце чердака дверям и распахнул их настежь, впустив внутрь яркий солнечный свет. Затем он принялся быстрыми, энергичными движениями сбрасывать охапки сена вниз, где их тут же подхватывали два конюха. Джулитта внимательно наблюдала за взмахами его сильных, мускулистых рук. Спустя некоторое время на льняной рубашке Моджера расплылись пятна пота. Джулитта понимала, что он разделся бы до пояса, не сиди она здесь.
Неожиданно Моджер воткнул вилы в стог и обернулся.
– Приехал твой отец. – Он смерил ее взглядом с головы до ног. – Если не хочешь, чтобы он подумал о тебе дурно, быстрее приведи себя в порядок.
Джулитта подскочила как ужаленная. К ее старенькому поношенному платью прилипли соломинки, у края подола, там, где ткань когда-то прожгла головешка, красовалась большая заплатка. Лицо покраснело и опухло от слез, солома торчала из растрепанных кос. Осознавая всю важность предстоящей встречи, Джулитта начала впадать в отчаяние. Господи, что подумает отец, увидев ее в таком виде после столь долгой разлуки? Если он разочаруется в ней, то его любовь непременно угаснет. Конечно, в том случае, если она не угасла задолго до этого дня. Возможно, он считает ее, Джулитту, полным ничтожеством Возможно, она ему совсем не нужна.
Все эти мысли вихрем пронеслись в ее голове, пока она спускалась по лестнице. Ей уже не хотелось встречаться с отцом. Она сама боялась разочарования.
Несмотря на предупреждение Моджера, Джулитта спустилась во двор слишком поздно. Подобрав юбки, чтобы легче было бежать, она выскочила из конюшни и чуть не угодила под копыта громадного серого в крапинку жеребца. Всадник громко чертыхнулся и изо всех сил натянул поводья. Конь резко остановился.
Затаив дыхание, Джулитта подняла глаза и жадно впилась взглядом в мужчину в седле, подмечая все: напряженные руки, запястья, выступающие из-под зеленых манжет, обшитых голубой и желтой тесьмой. Девочка задрала голову и увидела искаженное яростью лицо всадника. Она мгновенно вспомнила эти сильные, ясные черты. Правда, сейчас гнев изменил их до неузнаваемости.
– Ты глупа как курица! Зачем бросаешься под копыта? – с негодованием процедил он. Из-за его спины медленно выехал встревоженный Бенедикт.
Ошеломленная, Джулитта застыла как вкопанная, не в силах вымолвить ни слова. Неужели этот сердитый человек, такой знакомый и в то же время такой далекий и чужой, призван, чтобы оберегать ее? Сердце девочки сковал ужас. Испуганно вскрикнув, она резко развернулась и со всех ног бросилась прочь. Серый жеребец заржал и попытался рвануться в сторону. К тому времени, когда Рольфу удалось успокоить его, Джулитта уже скрылась из вида.
– Эти служанки все одинаковы. Им место только на кухне, – недовольно пробормотал он, спешиваясь.
Бенедикт кашлянул в кулак. Последние два дня езды до Лондона Рольф все больше мрачнел, и они почти не разговаривали. А сегодня к утру он стал и вовсе невыносимым. Казалось, в него вселился сам дьявол. Неудивительно, что Джулитта чуть не попала под копыта: нервозность наездника передалась. И жеребцу.
– Это была Джулитта, – спокойно сообщил Бенедикт.
– Что? – Рольф в изумлении оглянулся. – Эта чумазая оборванка – моя дочь?
– Да, сэр, – пряча глаза, ответил юноша. – Мы уже заказали для Джулитты несколько новых платьев, и их принесут со дня на день. Сейчас их у вашей дочери только два: то, в котором мы ее видели, и другое, подаренное ей моей матерью, чересчур просторное. Не думайте о ней плохо. Держу пари, что она так спешила в дом для того, чтобы успеть должным образом приготовиться к встрече с вами. Вам стоило быть поосторожнее.
Теперь Рольфу пришла очередь злиться на самого себя.
Бенедикт взял за поводья Слипнира и своего коня и сам повел их в конюшню.
Рольф поморщился и вполголоса воскликнул:
– О Господи! Неужели я дожил до того дня, когда должен прислушиваться к советам восемнадцатилетнего юнца? – Еще не дошедший до ворот конюшни Бенедикт замер, но спустя мгновение зашагал дальше, ничего не сказав Рольф тяжело вздохнул. – Хотя ты, разумеется, прав. С пяти лет Джулитта не могла ни минуты усидеть на месте. Потому я и прозвал ее «Белочкой». – На его губах появилась несмелая улыбка. – С каждым днем она слушалась все меньше. А у меня духу не хватало наказывать эту своевольную девицу за ее жизнерадостность. Я виноват: мне следовало бы узнать ее даже в старом рваном платье.
Бенедикт не решался признаться себе в том, что внешний облик Джулитты смутил и его. В его памяти сразу всплыли слова Арлетт о том, как, по ее мнению, жили Эйлит и ее дочь в Саутуорке.
– Думаю, вам лучше поскорее найти ее, – вежливо заметил он.
В ответ Рольф бросил на него косой взгляд.
– Сегодня ты мудр как никогда. Я так и поступлю.
Обуреваемый чувством гордости, Бенедикт скромно потупил взор и только было собрался, наконец, завести лошадей в конюшню, как оттуда вышел Моджер с переброшенной через бычью шею пропитанной потом рубахой и с вилами в руках. Мигом слетев с небес на землю, Бенедикт пристально посмотрел на приятеля. Тело Моджера лоснилось, словно смазанное маслом, к коже прилипли мелкие соломинки, брюки сползли на бедра, обнажив густую поросль волос на животе. В голове Бенедикта мелькнула шальная мысль неужели Моджер и Джулитта были на сеновале вместе? Судя по всему, та же мысль пришла в голову и Рольфу.
Поймав на себе их пристальные взгляды, Моджер густо покраснел.
– Я снял рубашку только после ее ухода, – быстро сказал он, не давая господину бросить обвинение первым. – Когда я поднимался на сеновал, то не знал, что молодая госпожа там.
– Не сомневаюсь в твоей верности, – ответил Рольф, посмотрев в честные глаза Моджера.
Моджер кивнул, положил на свои широкие плечи вилы и удалился с высоко поднятой головой.
Смущенный Рольф почесал затылок.
– Что посеешь, то и пожнешь, – устало вымолвил он, повернувшись к Бенедикту. – Меня беспокоит то, что не у каждого мужчины хватит порядочности Моджера и не появится желания при виде Джулитты стащить с себя не только рубашку, но и штаны.
Фелиция протерла лицо Джулитты кусочком материи, смоченным в ароматном травяном настое.
– Все хорошо, все хорошо, – приговаривала она. – Ты же не можешь сейчас выйти к отцу в таком виде. Сядь и успокойся.
– Я не хочу его видеть! – вспыхнула девочка. – Я ему не нужна. Я для него лишняя обуза и ничего больше. – Обиженно надув губы, она тем не менее последовала совету Фелиции и села на кровати.
– Это неправда! Все эти годы твой отец продолжал искать вас с матерью. Ты ему нужна, ведь ты его дочь. – Фелиция погладила Джулитту по голове, не понимая, что заставило ее вернуться в дом такой расстроенной. Потребовалось немало усилий, чтобы успокоить ее: девочка то и дело порывалась схватить накидку и кусок хлеба и бежать куда глаза глядят. – К тому же именно этого хотела твоя мать, разве не так?
– Да, но только потому, что у нас не было выбора!
– И здесь ты ошибаешься. – Фелиция взяла костяной гребень и принялась расчесывать волосы Джулитты, при этом выбирая из них соломинки. – У нее был выбор, но она предпочла оставить тебя с родным отцом. Уверена, она говорила с тобой об этом перед смертью.
Джулитта вцепилась пальцами в покрывало и затихла, собираясь с мыслями. Но в итоге страх и гнев все равно взяли верх.
– Я не хочу его видеть, – повторила она, со злостью притопнув ногой. – Я никуда с ним не поеду. Это он виноват в смерти моей мамы! Он!
– Джулитта! – с негодованием воскликнула Фелиция, резко вскочив на ноги.
– Она права. – На пороге, перекрыв для Джулитты путь к бегству, стоял Рольф. – Будь у меня побольше выдержки и ума, Эйлит не покинула бы Улвертон.
Услышав его голос, Джулитта закрыла глаза и уронила голову на грудь.
Фелиция быстро взглянула на Рольфа.
– Ума не приложу, что с ней делать.
– Оставь нас одних. – Рольф шагнул вперед. – Я перед тобой в неоплатном долгу за твою заботу…
Фелиция улыбнулась, быстро сжала его руку в своей и вышла из комнаты.
Рольф сделал еще два несмелых шага в глубину спальни. Джулитта не шелохнулась.
– Я знаю, ты хочешь, чтобы я ушел. Но, поверь, я не могу этого сделать. Ты и так скрывалась слишком долго. Не в моих силах изменить прошлое, но я, по крайней мере, могу предложить тебе достойное будущее.
Джулитта слышала, как отец подходит к кровати. Она уже ощущала тепло, исходящее от его тела.
– Первое, что ты сделал, это назвал меня глупой курицей, – тихо проронила она. – Ты накричал на меня.
– Просто я растерялся, когда ты так стремительно выбежала из сарая и чуть не бросилась под копыта моего коня. Мы ведь могли погибнуть: и ты, и я. – Сказав это, Рольф подошел к Джулитте, обхватил пальцами ее подбородок и повернул лицом к себе. – Ты даже не смотришь на меня. Это из-за матери, верно? Ты думаешь, что я предал ее?
