Текст книги "О клинках и крыльях (ЛП)"
Автор книги: Элиза Рейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Автор: Элиза Рейн
Название: «О клинках и крыльях»
Серия: «Фейри проклятые огнем». Книга первая
Перевод: Miss Worplesdon
Редактура: Verhovnaya
Вычитка: Ленчик Кулажко
Обложка: Ленчик Кулажко
18+
(в книге присутствует нецензурная лексика и сцены сексуального характера)
Любое копирование без ссылки
на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!
Пожалуйста, уважайте чужой труд!
Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!
Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.
Делай, что можешь.
Игнорируй то, что не можешь.
ГЛОССАРИЙ
Мир
Иггдрасиль – древо жизни, а также общепринятое название мира пяти Дворов, которые соединены со стволом корнями – реками.
Известные расы, живущие на Иггдрасиле:
Фейри Двора Льда – светлая кожа, синие волосы, магия льда и воды.
Фейри Двора Золота – светлая кожа, золотые волосы, магия света.
Фейри Двора Тени – разные оттенки кожи, черные волосы, магия теней и ужаса.
Фейри Двора Земли – золотистая кожа, зеленые волосы, магия земли и природы.
Фейри Двора Огня – темная кожа, серебристые волосы, магия огня.
Высшие Фейри – также известные как Ваниры. Древняя раса провидцев, по легенде живущих в кроне Иггдрасиля.
Отмеченные рунами – люди, рожденные с руническими татуировками, соответствующими одному из пяти Дворов. Способны создавать силовые жезлы для фейри.
Валькирии – изначально девять дев – воительниц, благословленных защищать Одина и уже позднее, все магические стражи на службе Одина, проходящие подготовку в Фезерблейде.
Выражения, принятые на Иггдрасиле:
Валькирии (валь – КИ – рии) – стражи Одина.
Валь – тивар (валь – ТИ – вар).
Оскорелла (оско – РЕЛЛА) – Дикая Охота.
Хемскр (ХЕМ – скр) – глупый/идиот.
Эрсир (ЭР – сир) – командир.
ГЛАВА 1
КАИН
– Т-тебе не нужно меня убивать, – мальчишка пятится с поднятыми руками. Врезавшись в постамент, он останавливается и вздрагивает, когда на пол падает ваза и разлетается на кусочки. К его чести, он не отводит взгляда от моего.
Мальчишка не может увидеть Сколла, но волк уж точно его чует.
Хоть боги и оторвали мне крылья, и прокляли кожу, но моего волка они отнять не смогли.
Страх так и сочится из мальчишки, и когда Сколл им насыщается, мои вены опаляет огнем. Волк подпитывает мою силу и сам становится таким же диким, похожим на ужас. А я становлюсь сильным. Боги, сколько времени прошло с тех пор, как Сколл мог вот так чуять страх.
Это опьяняет.
– Скажи, почему ты ко мне пришел?
Мальчишка снова качает головой, не отрывая взгляда от моего. Я знаю, что он видит пламя, пляшущее в радужках моих глаз. Предвосхищение того, что будет дальше.
– Они сказали, что ты можешь мне помочь.
Сколл рычит, и взгляд мальчишки мечется. Ищет угрозу. Он никогда не сможет увидеть волка. Только я вижу эти мощные лапы, источающую слюну пасть, обнаженные когти и пылающие глаза.
Я делаю шаг вперед, когда волчье желание напасть перевешивает мое собственное любопытство.
– Они предложили хорошие деньги! – кричит мальчик, и я останавливаюсь.
Я слишком много времени провел наедине с волком. Слишком много времени наедине с мыслями и голосами.
– Кто тебя послал?
– С-с-скоро прибудут фейри, – бормочет мальчик.
Сдерживая ухмылку, я смотрю на него. Это знак, чтобы он продолжал.
– Меня послали заранее, с предложением.
Я делаю еще шаг к нему, осколки разбитой вазы хрустят у меня под ногами. Сколл тяжело дышит рядом со мной.
Взгляд мальчика мечется по углам, и запах его страха проходит через моего волка, подпитывая меня.
– Объяснись, мальчик. Иначе будешь гореть всю ночь. А это слишком долго для такой короткой жизни, как твоя.
ГЛАВА 2
МАДДИ
Обычно я почти ничего не чувствую перед обмороками. Немного мутит в животе, чуть-чуть кружится голова, а потом – только темнота.
Раздражает то, что мне всегда хватает времени подумать, очнусь ли я на этот раз.
Эти мысли вызывают настоящий страх, заставляют сердце дрожать перед тем, как я теряю сознание. Я знаю, что обморок не будет долгим, и что я не пострадаю, падая, потому что рядом моя сестра.
Но мне еще в детстве сказали, что когда-нибудь я не смогу очнуться. Любой обморок может стать для меня последним. Никто не знает, что не так с моим мозгом или магией. Все, что пока известно – это то, что в конце концов это меня убьет.
Мои родители перестали консультироваться с целителями много лет назад, когда узнали о неожиданном, но полезном побочном эффекте неправильной работы моего мозга. Но моя сестра не смирилась. Я знала, что она никогда не сдастся.
– О, помоги мне Один1, не в этот раз, – слышу я ее шепот, когда прихожу в себя.
Мысленно я отмечаю этот раз в своем списке. Шестьсот пятьдесят три. Я пережила еще один обморок.
Реальность искривляется, когда я открываю глаза, и разум пытается увести меня из комнаты и от сестры обратно в убежище, существующее только в моей голове.
Усилием воли я цепляюсь за пространство холодно-голубой комнаты, в которой живу вместе с Фрейдис. Хотя мне и приходится сглатывать от приступа тошноты, я заставляю себя улыбнуться.
– Хотя бы в этот раз я уже лежала, – бормочу я, проводя нетвердой рукой по меховому покрывалу на кровати.
Фрейдис прижимает руки ко рту и смотрит на меня сверху вниз.
– Сидела, Мадди. Ты сидела. И падая, ты уронила половину вещей с тумбочки, – она показывает на пузырьки духов, блестящие украшения и коробочки прессованной пудры, валяющиеся на пушистом ковре из лисьего меха у нее под ногами.
– Ой, дерьмо.
Сестра закатывает глаза, когда я ругаюсь – видимо, это неподобающе для принцессы, а потом я сажусь. Фрейдис прижимает руку ко лбу, и ее строгое лицо искажается от боли. Я неловко встаю на ноги и тянусь к ней, но она отмахивается.
– Я в порядке. Давай, нам нужно скоро быть на балу, и я должна заново накрасить тебя тенями. Садись.
– Прости, – шепчу я и сажусь, как было велено. Я сожалею о том, что разбросала ее красивые штучки, но это я делаю регулярно. Я прошу прощения не за это. Ее веки вздрагивают, когда боль уходит, и вот за это я себя ненавижу.
– Не вини себя, – она собирает пудру и краски, садится рядом со мной на кровать и аккуратно поворачивает мое лицо к себе. – Ты ни в чем не виновата.
– Как ты… – я пытаюсь задать вопрос, но живот сводит от грусти, и я вынужденно замолкаю. Я прикладываю все усилия, чтобы скрыть волну эмоций, пробегающих по лицу, но получается только неловкий кашель и кривая улыбка. – Как ты думаешь, у тебя по-прежнему будет болеть голова во время моих обмороков, когда мы больше не будем жить при одном Дворе?
Фрейдис смотрит на меня таким же грустным, понимающим взглядом.
– Мы связаны, Мадди, – мягко произносит она. – Это не изменится после моего отъезда.
Я опускаю взгляд.
Все изменится, когда она уедет. И я не знаю, как с этим справлюсь. Я собираю всю свою любовь к ней и растягиваю улыбку так широко, как только могу, надеясь, что она достигнет моих глаз, когда снова смотрю на нее.
– Не могу поверить, что ты станешь Валькирией, – говорю я сквозь растянутые губы.
Она смотрит на меня с сомнением.
– Если я пройду обучение и смогу доказать, что достойна Одина, – поправляет она меня.
Я усмехаюсь.
– Фрейдис, у тебя есть власть родителей и твоя собственная сила. Ты преуспеешь в любом испытании, какое для тебя приготовят.
Хотя сестра и страдает от моего недуга (она не падает в обмороки, но испытывает приступы головной боли, когда я отключаюсь), она не страдает от отсутствия магии, как я. В ее волосах видны ярко-голубые пряди и несколько заслуженных в бою кос, а ее магия льда была сильна с самого детства. Она унаследовала от родителей лицо с высокими, благородными скулами, у нее кожа цвета белого мела и идеальные заостренные уши. Она выглядит именно так, как и положено настоящей аристократке-фейри.
У меня тоже острые уши, но волосы почти совсем белые и без кос. Кожа у меня слишком румяная для знати из Двора Льда, и губы цвета розовых лепестков, совсем не подходящие к модным при Дворе в этом сезоне оттенкам темно-фиолетового.
Не то, чтобы было важно, что Двор Льда думает о моей внешности. Они все равно не знают, кто я, ведь никто не согласился бы кланяться фейри Двора Льда почти без синевы в волосах, совсем без магии и падающей в обмороки.
Кроме того, родителям выгодно прятать меня от их мира. Меньше шансов, что кто-то узнает, на что способно мое больное сознание вместо того, чтобы наколдовать снег или метать оcколки льда.
– Помни, Мадди, – говорит Фрейдис, касаясь моей щеки. – Я всегда буду знать, все ли с тобой хорошо. Мы связаны.
– А буду ли я знать, все ли хорошо с тобой? – спрашиваю я, стараясь держать эмоции под контролем.
– Помнишь того напыщенного аристократа, у которого мы украли бриллиант в прошлом месяце?
Я киваю.
– Ну, я взяла у него еще кое-что, – она достает из внутреннего кармана платья два одинаковых маленьких зеркальца, украшенных ракушками из бирюзовой эмали. – С их помощью мы сможем видеть друг друга, когда я уеду.
Надежда захватывает меня так сильно, что, когда я беру у нее одно зеркальце, пальцы дрожат. С трудом, но я подавляю желание немедленно проверить, как это работает, и убираю вещицу в карман рубашки. Может, есть шанс, что мне будет не так одиноко, если я смогу увидеть сестру в любой момент?
Я наклоняюсь вперед и обнимаю ее, не давая слезам пролиться. Сами посланники богов удостоили ее чести тренироваться в Фезерблейде2 и я не покажу ничего кроме счастья, и гордости за нее.
Но Судьбы великие, я буду по ней скучать.
– Сегодня, на моем прощальном балу, мне нужно чтобы ты была такой ловкой, какой только можешь, – говорит она, аккуратно возвращая меня на место, убирает волосы, упавшие мне на лицо, и берет коробочку с косметикой. – Тебе нужно отыскать…
– Лунные, звездные и огненные камни, и изумруд, – заканчиваю я за нее. – Я помню.
– Хорошо, – она кивает и наносит персиковые румяна мне на щеки, а потом стирает что-то с моих век.
Сама она уже собралась, и выглядит красивее, чем любая другая фейри при Дворе Льда.
– Сейчас в тиаре не хватает всего четырех камней, – бормочет она, и я знаю, что так она пытается успокоить и меня, и себя саму. – Как только мы их вернем, сила тиары восстановится, – она отвлекается от моих губ и улыбается мне. – Если что и может исцелить тебя, Мадди, то это тиара Скади3. Ты не должна сдаваться, когда я уеду.
Ее слова заставляют меня сжать челюсти, а скрыть грусть в глазах становится еще сложнее. Я не то, чтобы смотрела на все с пессимизмом, просто знаю, что тиара мне не поможет. Всегда знала.
То, что она когда-то принадлежала богине, не значит, что она чем-то поможет больной и лишенной сил фейри. Если только мы не призовем саму Скади, я не думаю, что кусок металла, пусть и очень красивый, сможет каким-то образом исцелить мой больной мозг.
Но я никогда не скажу об этом Фрейдис, потому что последние пару лет, которые мы провели в постоянных вылазках с целью разыскать драгоценные камни и металлы, чтобы восстановить древнюю тиару, были лучшим временем в моей жизни.
Мы побывали в стольких местах вне стен моих комнат в башне, и я узнала столько нового из реальной жизни, а не из книг или воспоминаний, которыми родители пичкали меня десятилетиями. Удар моего кулака по чужой плоти или прикосновение мужчины – обо всем этом я раньше могла только мечтать.
Безусловно, я успела испытать только малую часть удовольствий, доступных фейри Иггдрасиля, но после того, как родители держали меня взаперти столько лет, я жажду получить все, что только смогу, и не важно, насколько это будет отчаянно, наивно или опасно для меня. Любой из обмороков может стать для меня последним, и Один мне свидетель, я намерена собрать каждую крупицу радости, какую смогу за отведенное мне время в этом мире.
Вот только это все закончилось.
Без сестры я не смогу улизнуть из дворца и найти оставшиеся четыре камня. Без ее магии и помощи мне во время обмороков, я не смогу пролезть в ледяные шахты, красть у аристократов драгоценные камни или выигрывать безделушки на ставках в тавернах.
Я проведу остаток жизни в этих стенах, одинокая, а потом болезнь победит.
Эта мысль настолько ужасна, что как только я пытаюсь принять ее, у меня учащается дыхание и кружится голова, и мне приходится притвориться, что это не станет моей реальностью совсем скоро, приходится запихать панику поглубже и вместо этого сосредоточиться на любви к моей сестре.
Она сильная и могущественная, и может стать легендой – крылатой стражницей Одина.
Я слабая и скоро умру.
Никто из нас не сможет этого изменить. Так что я никогда и ничем не помешаю ей достичь славы, и не дам ей почувствовать и капли вины за это.
– Я найду оставшиеся камни, – лгу я.
– Я знаю.
Я почти уверена, что она знает, что я не смогу.
Меняю тему:
– Мы часто сможем разговаривать через зеркала? – спрашиваю я.
Она легко пожимает одним плечом:
– Я не знаю, насколько плотным будет расписание. Если будет много боевых тренировок, то я буду уставать, – она слегка улыбается, – но твое чувство юмора – бальзам на мою душу, и я никогда от него не откажусь.
Фрейдис часто обвиняет меня в излишнем оптимизме, и сейчас я использую его на полную:
– Если тебе понадобится выругаться как-то поинтереснее, я буду рядом, а ты будешь закатывать глаза, но в глубине души восхитишься мной, – радостно говорю я, хотя чувствую себя так, будто в животе стягиваются узлы, а уголки глаз щиплет.
Мы молчим, пока она, прикусив губу, наносит мне под брови ярко-синие блестки. Возможно, в последний раз.
– Знаешь, среди служанок во дворце я одета лучше всех, – говорю я, глядя в зеркало после того, как она заканчивает.
Фрейдис закатывает глаза, и я знаю, что этот жест предназначался нашим родителям, а не мне. У нее ушли годы на то, чтобы уговорить родителей разрешить мне посещать официальные мероприятия, переодевшись в ее любимую рабыню. Мне умолять смысла не было. Я служу интересам родителей, и для этого не нужно посещать бальный зал.
– Нам пора идти, и Мадди, будь сегодня внимательной, – она перешла на свой резкий тон, который использует, чтобы заставить меня собраться.
– Буду, – буду пытаться, мысленно уже закончила я.
Внимательность – не моя сильная сторона.
– Ты должна. Мы должны починить тиару.
Я прикусываю язык и улыбаюсь ей:
– К тому времени как ты заслужишь свои крылья в Фезерблейде, тиара будет в лучшем виде.
Она улыбается в ответ, так же натянуто, как и я. Мы обе знаем, что, когда она получит крылья, я уже буду мертва.
ГЛАВА 3
МАДДИ
Когда мы начинаем спускаться из северной башни в бальный зал, мою голову наполняет низкий гул. Так всегда бывает, когда мы покидаем наши безопасные комнаты.
Мне гораздо проще привести мысли в порядок, когда я спокойно сижу рядом с Фрейдис, и поэтому она всегда делает мне макияж перед тем, как мне нужно будет сосредоточиться – это стало чем-то вроде ритуала.
Но сейчас я двигаюсь, и мой разум тоже неспокоен. Так всегда случается, но сегодня я за это благодарна. Этот шум лучше, чем ужас, заполняющий мысли каждый раз, когда меня настигает реальность завтрашнего дня.
Я пытаюсь сосредоточиться на ледяных кубах, из которых сложены стены вокруг нас, смотрю сквозь блестящие тонкие окна на другие части дворца и сияющие, ухоженные газоны далеко внизу.
Пусть меня никогда не представляли миру как дочь Короля и Королевы Верглас из Двора Льда, я все равно принцесса. И хотя Ледяной дворец стал для меня тюрьмой, это самая прекрасная, самая невероятная клетка, о какой только может мечтать фейри.
Дворец также движется, и вид за окном постоянно меняется. На самом деле, двигается весь ландшафт, потому что Двор Льда был построен на льдине, которая постоянно перемещается. Это отличный защитный механизм, ведь вражеские захватчики не только не поймут, куда им идти, но и не смогут сбежать, когда их поймают. А нападают на нас часто, особенно фейри Двора Золота. Набеги со стороны фейри Двора Теней за последний год сократились, а фейри Двора Земли, по слухам, борются с недугом, поразившим их рабов-людей. Фейри Двора Огня давно никто не видел, и среди огромного, невообразимого количества информации, данной мне родителями, я не припоминаю ничего о том, как выглядит их Двор. На секунду я ослабляю контроль, и сразу любопытство опаляет мой разум, и мысли начинают ускользать.
Как выглядит Двор Огня?
Он двигается, как наш?
Там есть реки из жидкого огня?
А он…
– Мадди!
Я спотыкаюсь на ледяной ступеньке, и реальность возвращается.
– Блин. Прости, – извиняюсь я, когда сестра смотрит на меня с осуждением. Она придерживает руками свое объемное, блестящее платье с глубоким вырезом, расшитое на спине лебедиными перьями. На ее бедре закреплен ярко-голубой, украшенный изысканной резьбой жезл, а все ее украшения усыпаны бриллиантами.
– Будь внимательнее, – шепчет она, – Мне и без того сложно следить, чтобы ты не упала, и ты не помогаешь, когда сама ускользаешь из реальности.
Легко ей говорить. Клянусь задницей Тора, если бы сестра видела, что у меня в голове, она бы тоже ускользала из реальности.
– Знаю. Я постараюсь, – говорю я, следя за каждым движением моих сияющих туфель по ступенькам. У меня тоже красивое платье, синее с бирюзовым, юбку сзади украшают сотни поблескивающих бусин. И тоже есть жезл в длинных, широких ножнах, только не такой красивый и совершенно бесполезный. Перьев я не ношу. Хотела бы я платье с перьями?
Я вспоминаю все платья с перьями, которые видела, и реальность снова ускользает.
– «Мадди, – мысленно упрекаю себя я, – это прощальный бал Фрейдис! Тебе нужно быть с ней, – я глубоко вдыхаю, чтобы заземлиться. – Это ваши последние минуты вместе.»
Двое стражей, облаченных в меха и кожу, ждут нас у подножия лестницы. Их синий боевой раскрас и каштановые волосы указывают на то, что они люди. Когда мы подходим, они вежливо кивают, прежде чем проследовать за Фрейдис. Я держусь позади, а не рядом с ними.
Подойдя к дверям бального зала, мы останавливаемся, чтобы мою сестру могли объявить:
– Принцесса Фрейдис Верглас из Двора Льда, наследница ледяного трона.
Высокий, сводчатый потолок над нашими головами блестит лазурью, подсвеченный изнутри тысячами синих звезд. Мои мягкие туфли не издают ни звука, когда я иду по идеально гладкому льду позади моей улыбающейся сестры.
Пока мы идем, я разглядываю окружающее нас холодное великолепие. Придворные кружатся в замысловатых танцах, которым я никогда не научусь, а их юбки из тонкого шелка и кафтаны из дамаска развеваются за спинами, как лепестки цветов на ветру. Я заземляюсь, замечая мелкие детали, такие как узоры инея на балконных перилах, которые я обводила пальцами в детстве, или спирали прессованного снега на колоннах, уходящие так высоко наверх, что невозможно разглядеть вершины.
Сегодня играет оркестр, и их струнные инструменты, горны и флейты выглядят будто вырезанными из стекла. А может, так и есть? Мое сознание дергается, и я быстро перевожу внимание на что-то еще.
Мне так отчаянно хочется узнать, как пахнут стоящие на подносах охлажденные коктейли, источающие серебристую дымку, что я почти сворачиваю с нашего пути. Но я заставляю себя идти прямо, не отставая от сестры и ее стражников.
Я замечаю снежного барса в ошейнике и на поводке, лежащего около ног хозяйки, и благодарю богов за то, что мы дошли до помоста в самом центре зала раньше, чем я бы оставила Фрейдис и побежала прямо к этой большой кошке.
– Дочь моя, – говорит наша мать сестре, сидя на одном из ледяных тронов, – сегодня ты выглядишь ослепительно.
– Как и вы, моя королева, – отвечает сестра, соблюдая придворный этикет.
У меня же чешутся руки, но я силой воли удерживаю взгляд и ладони расслабленными.
Не то, чтобы мне не нравились мои родители. Отца я знаю совсем мало, а у матери всегда хватает сил одарить меня чем-то похожим на улыбку. Они никогда не обижали меня и не обращались со мной плохо. Они просто… отказались от идеи спасти меня. Когда они поняли, что то, что убивает меня, также является, главным преимуществом, каким обладает Двор Льда.
Так что я подавляю вздох и сохраняю нейтральное выражение лица, когда глубоко кланяюсь вместе со стражами.
– Сегодня здесь множество подходящих кавалеров, – говорит мой отец.
Щеки Фрейдис окрашиваются легким оттенком персикового, как солнечные лучи на снегу.
– Этот вечер – не для кавалеров, отец мой. – Отвечает она, и я вижу отторжение в ее глазах.
Отцу тоже не хочется, чтобы Фрейдис уезжала, ведь без нее трон Двора Льда останется без наследника.
Но посланники богов высказались: после нескольких столетий сна, Фезерблейд объявляет набор рекрутов-Валькирий, и отказ не будет принят.
Моя мать тихо цокает языком, искоса глядя на отца.
– Конечно, сегодня не время для кавалеров. Сегодня – вечер для великой чести, – улыбается она.
Я скольжу взглядом по новой косе в прическе Фрейдис, той, что она заплела, когда ее отобрали для обучения в Фезерблейде. Она заслужит еще много, в этом я уверена.
Мать встает, и бальный зал мгновенно погружается в тишину.
– Спасибо, что вы сегодня с нами, верные друзья, – ее мягкий голос разносится по огромному залу. – Хотя мы и будем скучать, но миссия нашей дочери – великая честь для нас. Сила, доблесть, честь, истина и победа – вот ценности, разделяемые Валькириями, стражами Одина. И идеальное место для нашей дочери – подле богов, – она протягивает руки к Фрейдис, и все головы в зале поворачиваются к ней.
Мой взгляд прикован к королеве. Увижу ли я в ее глазах хоть каплю грусти или сожаления?
Нет. Я вижу только гордость.
Как ни странно, я чувствую укол горечи.
Фрейдис – идеальное олицетворение ценностей, перечисленных Королевой, в ней есть все это.
Но не в остальных фейри Двора Льда. Не в моих родителях.
Сколько ни говори о доблести и истине в нашем мире, правда такова: выигрывает тот, кто знает секрет.
Я слабее других, магия во мне едва теплится, но я ценнее для моих родителей, чем любое оружие, и опаснее, чем любой солдат, если попаду в чужие руки.
Поднявшаяся волна недовольства во мне сходит на нет, стоит только заговорить моей сестре.
– Благодарю всех, кто пришел пожелать мне удачи. Я с гордостью буду представлять наш народ и храбро сражаться за Иггдрасиль, – она поднимает над головой руку с открытой ладонью. – Во славу Одина! – кричит она, и ее слова звенящим эхом отдаются от стен.
Мне становится стыдно за свои мысли. Конечно, моя мать права, когда гордится Фрейдис. Я тоже горжусь.
Но я также боюсь. Боюсь бесконечных часов, которые проведу в одиночестве, когда она уедет. От панических мыслей на меня накатывает головокружение, и легче становится только когда Фрейдис поворачивается обратно к родителям, и музыка снова начинает звучать.
– Вы уже знаете, когда меня заберут?
– На рассвете, – отвечает мать, и моя паника возвращается.
– Кого они пришлют? – спрашивает Фрейдис.
– Не знаю. Сейчас осталось шестеро живых Валькирий, верно? – мать поворачивается к отцу, чтобы тот подтвердил ее слова. Он пожимает плечами, но его взгляд останавливается на мне.
Я поднимаю брови, молясь, чтобы это было разрешением ответить на вопрос матери.
В моей голове звучит отцовский голос: «Давай».
И я с удовольствием покидаю реальность.
