355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Элисон Бэрд » Империя звёзд » Текст книги (страница 8)
Империя звёзд
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 22:47

Текст книги "Империя звёзд"


Автор книги: Элисон Бэрд



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

6. ДРАКОН И ФЕНИКС

– Войдите! – сказал Мандрагор.

Роглаг повиновался не сразу: в тоне принца слышалось что-то такое, от чего гоблин покрылся гусиной кожей. Он отворил тяжелую дверь и сделал три шага в комнату, но тут же резко остановился. Мандрагор сидел у широкого полированного стола из черного дерева, стоящего на лапах с когтями у дальней стены, и внимательно читал какой-то выцветший свиток пергамента. Свинцовые переплеты окон за ним были распахнуты настежь, некоторые разбиты, и осколки стекла поблескивали на каменном полу. А пол был забрызган кровью.

Мандрагор заговорил спокойно, не поднимая глаз:

– Если ищешь своего посланца, то его здесь нет. С ним произошел несчастный случай. Честно, Рог, мог бы сообразить, что не стоит посылать меня убивать кое-как обученного зимбурийца.

– Убивать? – Роглаг рухнул на колени в неподдельном ужасе. – На тебя кто-то напал? Но я никого не посылал!

На полу лежал кинжал – Роглаг его только заметил, – и лезвие его блестело среди осколков.

– Избавь меня от оправданий, Рог. Он сказал, что ты его послал. – Гоблин потянулся взять кинжал, и Мандрагор добавил, по-прежнему не поднимая глаз: – И острие смазано ядом – я смотрю, ты мои уроки усвоил.

Роглаг отдернул руку от оружия.

– Честно говорю, это не я! – взвыл он.

Наконец-то Мандрагор поднял глаза и посмотрел острым взглядом:

– Ладно, поверю на этот раз, что ты говоришь правду. Но если не ты, кто тогда?

– Кто-то, кто не сообразил, это ясно!

Мандрагор поднялся, хмурясь.

– Валеям моя смерть ни к чему, Халазару тоже нет смысла меня убивать, да он вообще верит, что я бессмертный дух. Значит, кто-то из его бесчисленных врагов? Но ведь если бы кто-то смог заслать убийцу в Йануван, первой жертвой стал бы сам царь.

Роглаг задрожал.

– Не знаю, кто это, но меня он тоже ненавидит! Он хотел, чтобы я оказался виновен, если ты выживешь!

– Это не обязательно означает личную неприязнь к тебе: он тебя мог выбрать просто козлом отпущения. Я тут кое-что должен выяснить. А ты поищи стекольщика: пусть починят разбитое окно.

Мандрагор вздохнул вслед выскочившему гоблину. Значит, есть еще один враг, неизвестный. Не слишком большая неприятность, но все же ненужная. Кусачая муха в момент битвы с опасным врагом – мелочь, но может помешать сосредоточиться. Надо будет что-то с этим сделать, но сейчас есть заботы более срочные.

На Арайнию снова был послан вызов, и снова ничего не произошло. Эйлию необходимовытащить с Арайнии, и поскорее – пока не кончилось ее обучение в Мелнемероне. Немора, новый престол его власти, будет лучшим местом для столкновения с ней: у него будет явное преимущество. Но более чем маловероятно, что ее удастся туда заманить: ее стражи никогда этого не допустят, и в любом случае не нужны ему ее армии на его планете. Лоанеи достаточно перетерпели, и нападение на их родной мир им не нужно. Мера вполне подошла бы – с Халазаром в качестве приманки: Эйлия должна поверить, что предназначенная судьбой битва ждет ее в этой сфере, и должна там оказаться, пока ее немерейское умение еще не окрепло. На самом деле она его не очень тревожила – пока что: сейчас она с почти трогательной неуклюжестью пыталась понять свою силу и научиться ею управлять. Чем-то она напоминала орленка, большеглазого, нескладного, покрытого пухом, который путается в собственных лапках и хлопает зачатками крыльев в пародии полета. Жалкое создание; и убить ее сейчас – мало удовольствия. Но хотя он предпочел бы сразить матерого орла в расцвете сил, в честной битве двух равных умений, Мандрагор знал, что должен нанести удар раньше. После всех этих столетий заманчиво было бы применить свою силу против по-настоящему достойного противника, но он не прожил бы столько столетий, если бы рисковал без необходимости.

И уговаривать себя быть терпеливым он тоже уже не может. Время поджимает: он должен знать, что происходит на Арайнии.

Сев на низенький диван и положив руки на колени, он сделал несколько глубоких вдохов – не сосредоточиваясь для медитации, но наоборот – посылая собственные мысли прочь из тела, в Эфирную плоскость, где могут встречаться разумы.

И она ответила в быстром повиновении, потому что оба они знали, что такая передача – риск. Немереев на Арайнии много, и любой из них мог перехватить такое эфирное послание. Он не стал посылать в тот мир свой образ – вместо этого она пришла к нему, ее эфирная форма соткалась перед ним в недвижном воздухе комнаты подобно призраку. Высокая женская фигура, одетая в красное, с ниспадающими темными волосами.

Придворная дама Синдра Волхв.

– Приветствую, принц, мой господин, – произнесла она, склоняя голову.

– Вы несколько месяцев не докладывали, – сказал Мандрагор. – Как она развивается?

Синдра изменилась в лице.

– Я сделала все, чтобы замедлить ее обучение. Я делала вид, что посылаю ей в разум слова и изображения, и выражала удивление, что она ничего не видит и не слышит. Но у нее есть дар, и этот старый учитель By раскрывает его. Самое большее, что я могу сделать, это создавать у нее впечатление, что силы ее непостоянны, в чем-то они действуют, в чем-то нет. Простолюдины с колыбели слышат сказки о чудесной Трине Лиа, – голос ее стал желчным, – и приучаются поклоняться ее человеческому воплощению. Я сама верила, что Дочь Матери, приняв плоть, явится могущественной и величественной, живой богиней, полной сил, а не жалким птенцом, претендующим ныне на трон Халмириона!

«А про себя ты ей все равно завидуешь, – подумал Мандрагор. – Ты бы сменила свое великолепное тело на ее, чтобы хоть раз почувствовать силу, которой она обладает, и ощутить обожание толпы».

Синдра говорила дальше:

– Она не истинная Дочь, как она может ею быть? Как могут люди не видеть, кто на самом деле эта мелкая самозванка, рвущаяся к власти? Нас всех обманули, обманула она и ее безбожные родители, а люди слепы! Они думают, что никогда в жизни не видели ничего более чудесного, и она купается в их обожании и сама верит в собственную ложь! Ее появление в городе приманивает несчетные толпы глазеющих паломников, а купцы жиреют и богатеют. Те, кто противостоит ее правлению, немногочисленны, несмотря на все мои усилия.

– Тогда следует заставить ее покинуть эту планету. Вы получили свиток от лоанеев? Никто не видел моего дракона, который его доставил?

– Никто. Свиток был там, где вы сказали, и я передала его предводителю немереев. Они теперь знают, как открыть врата неба и земли и послать армию на Меру. Но Элиана не позволит Эйлии возглавить идущую в бой армию, да у нее и нет такого намерения. Она желает уничтожить вас и всех валеев, но пока не решается на попытку. Эйлия все так же слаба и труслива, несмотря на магию: она пошлет на смерть других, но сама жизнью рисковать не станет.

– Тогда я потерпел неудачу. Моя единственная надежда была, что возвышение вскружит ей голову и сделает неосмотрительной.

– Есть и другая надежда, принц. У нее есть еще одна слабость, которую вы можете использовать. Я следила за ней и узнала еще одну ее тайну. Эта девушка совершенно прозрачна, когда дело касается именно этого. Она думает, что никто об этом не знает, но она влюблена в священника, Дамиона Атариэля. Достаточно видеть ее лицо, когда произносится его имя. И я знаю, что он подумывает вступить в армию. Если вы захватите этого Дамиона, она будет полностью в вашей власти. Ради него, я думаю, она сделает все.

– Очень хорошо. Но сейчас так же далеко до этого священника, как и до самой Эйлии. Продолжайте за ней наблюдать. Но будьте предельно осторожны, ее окружают очень сильные немереи, и они могут догадаться, что у вас на уме.

Призрак снова поклонился и исчез. Мандрагор какое-то время сидел неподвижно, глядя в пространство. Очень удачно вышло, что Синдра честолюбива и стремится к власти: в ней нетрудно оказалось пробудить зависть. Повинна в этом меранская кровь ее отца, ибо она обрекла Синдру на меньшую силу и более короткую жизнь, чем у чистокровных элеев. Если бы она воспитывалась среди меранцев, то могла бы возвыситься, но она росла на родине своей матери, среди элеев, чья сила превосходила ее. Уже одно это могло быть достаточным, чтобы она выросла такой.

А тут еще появилась эта Трина Лиа, на которую излилось обожание всей планеты, – Эйлия Элмирия, отец которой тоже был меранским полукровкой. Однако маги и правители со всей Арайнии съезжались поклониться ей, когда она была еще младенцем, и авгуры объявили, что ее немерейская сила не уменьшится из-за крови ее отца, но будет столь же великой, как у ее матери. Синдра не могла не возненавидеть этого вундеркинда, и ржавчина зависти стала разъедать ей душу, превратившись со временем в жгучую ненависть, такую острую, что Синдра с помощью своей силы обратилась через Эфир к одному из старейших врагов Арайнии, тому единственному, который мог быть угрозой для Трины Лиа.

Архонесса Эларайнии почувствовала что-то, потому что покинула свой мир, прихватив с собой свое человеческое дитя. И для Синдры было величайшим потрясением, что Эйлия вернулась на свой трон. Она начала за ней шпионить и оттого стала опаснее для себя и для Мандрагора: в конце концов она себя выдаст, и маги Мелнемерона обнаружат ее с ним связь.

– Мандрагор!

Он вздрогнул, услышав мысленный голос, поднял глаза и увидел нового призрака: маленькая хрупкая фигурка с волосами такими же белыми, как ее платье. Он вскочил, глазам своим не веря. Элиана!

– Чего тебе нужно, старуха? – спросил он сурово, подавляя страх. Не подслушала ли она его разговор с Синдрой?

– Я пришла к тебе призвать тебя пересмотреть твой образ действий, – ответила она спокойно. – Мандрагор, ты приближаешься к точке, откуда уже не будет возврата. Вернись к нам, к немереям. Еще не поздно, даже сейчас.

Она ничего не сказала о Синдре – значит ничего о ней не знает. Элиана теряет силу: было время, когда ничто не ускользало от нее. Он всмотрелся в постаревшее лицо, вспоминая его молодым, и вместе с этими воспоминаниями пришли и другие: тихий голос, длинные полосы у него на щеке, объятия, в которых было так спокойно… Со злобой встряхнувшись, он отогнал воспоминания. Не ради любви спасла она его, сказал он себе, но ради своих драгоценных принципов, а еще – чтобы смягчить его и подчинить себе.

Мандрагор посмотрел на явление холодным взглядом.

– Бесполезно, Ана, – сказал он. – Ты утратила власть над моей душой. Я никогда к тебе не вернусь.

При этих словах призрак Аны будто слегка расплылся, но когда она заговорил, голос прозвучал твердо.

– Мандрагор, я вскоре возвращаюсь на Меру. Мне не хочется воевать с тобой, но не сомневайся: я стану сражаться, если ты не оставишь мне выбора. Причинить вред Трине Лиа я тебе не позволю.

И она исчезла, оставив его в азарте какого-то предвкушения, за которым пряталась боль потери. Но оба эти ощущения он отбросил.

«Наконец. Наконец я от нее свободен».

Флот Халазара готовился отплыть. Против одной только Армады Содружество устояло бы, но сейчас у царя-бога была поддержка в виде армий из моругейских миров. Эти армии Содружество не могло надеяться разбить – даже один вид таких тварей, давно изгнанных в царство мифов, лишит мужества любого маурийского солдата.

Узнав это, Йомар вернулся в совет Арайнии, на этот раз в официальном статусе назначенного Эйлией генерала, и решительно заявил, что нельзя стоять в стороне, когда страдает братская планета. Одно дело – не сражаться за себя, совсем другое – не слышать чужой мольбы. Из Мелнемерона пришли новости, что немереи узнали наконец, как открыть воздушные врата в Эфир: Синдра Волхв, как говорилось, нашла давно утерянный свиток, содержащий древние предания. Совет после долгих обсуждений неохотно согласился, что армию можно переправить на Меру с помощью немереев, по пути, ведущему за эфирный портал. Но никаких боевых действий. Само присутствие этой армии в Зимбуре заставит перепуганных подданных Халазара восстать против него и свергнуть, при этом армия даже ни одной стрелы не выпустит. Йомару пришлось пойти на этот компромисс. Но он добился от совета разрешения для войск сражаться ради собственной защиты в случае нападения сил царя-бога, одновременно организуя эвакуацию на родную планету.

Те, кто обучался на паладинов, принесли официальные обеты в храме Мелнемерона, стоя в полном боевом вооружении и в плащах-мантиях ордена. Всю ночь они держали бдение при свечах перед алтарем Элмира, молились над своим оружием, а на рассвете Эйлия посвятила их в рыцари. Стоя перед алтарем – золотой птицей, держащей на крыльях мраморную плиту, – она взяла с этой плиты церемониальный меч и коснулась склоненной головы каждого из коленопреклоненных рыцарей. Меч был легок, так как не предназначался для боя, и лишь один раз задрожали руки Трины Лиа на его драгоценной рукояти. И в голосе ее тоже послышалась дрожь при словах:

– Встань, сэр Дамион Атариэль!

После церемонии придворная дама Синдра Волхв предложила всем гостям совершить прогулку по склону горы.

– Я покажу вам храмовую рощу, где тысячелетние деревья растут выше башен, и много еще других чудес, – сказала она.

Эйлия сменила официальное платье и венец на простую одежду для прогулок и вместе с отцом и друзьями последовала за Синдрой и мастером By вниз, к опушке.

– Армия будет здесь через день-другой. А эти чернокнижники действительно могут переправить меня с моими людьми аж до самой Меры? – спросил Йомар.

– Немереям удалось снова открыть проем во вратах, – ответил ему By. – Пустота опять стала проходимой, хотя к добру или к беде, еще предстоит нам узнать.

Тирон улыбнулся.

– Мастер By, я считаю себя человеком достаточно ученым, но просто не могу понять эти ваши эфирные переходы. Вы мне говорите, что они здесь, и в то же время их здесь нет. Как это может быть?

– Гм… – By наморщил лоб. – Позвольте мне небольшую аналогию, ваше величество. Представьте себе, что вселенная – это огромный круглый фрукт. Теперь представьте себе, что все существа материальной плоскости – это крошечные муравьи, ползающие по его кожуре. Они ничего не знают о внутренности фрукта, знают лишь внешнюю поверхность, кожуру. Однажды один из муравьев натыкается на дыру, проеденную каким-нибудь предприимчивым червяком, и входит в длинный туннель, пробитый в теле фрукта. Он ползет по нему через сердцевину и наконец вылезает из другой дыры в конце туннеля и оказывается на другой стороне плода. Остальные муравьи поражены, увидев своего собрата, возникшего из ниоткуда. Он им рассказывает про дыру от червяка, рассказывает, как по ней полз. Они поражены – ведь ничегонет, кроме кожуры, говорят они, и нет способа попасть с той стороны фрукта на эту, не проползя по его поверхности. И что это странное создание называет непонятным словом «внутри»? Насекомому-авантюристу никто не поверит, пока сам не проползет в дыру и не увидит туннель.

– Кажется, я понял, – ответил Тирон, подумав. – Да… материальная плоскость – это кожура, Эфир – внутренность, а эти ворота – вход в проеденный червяком ход, путь дракона.

– С помощью которого мы можем обогнуть материальную плоскость, как тот муравей обогнул кожуру. Но есть и другой вопрос, ваше величество: где расположен центр этого плода?

Король удивился:

– Центр? В сердцевине, естественно.

– Вот именно! И вы теперь понимаете, что муравьи, никогда не бывшие внутри фрукта, никогда и не видели центр вселенной: для них у нее центра нет. То же самое и у нас. Материальная плоскость центра не имеет, потому что представляет собой только часть реальности. Сердцевина всех вещей лежит не в ней, но вне ее. Можно всю жизнь лететь через Великую Пустоту и не достичь ее.

– Тогда не только наши армии могут достичь Меры, но и любой из нас может отправиться на любой мир Талмиреннии?

By склонил голову в знак согласия.

– И все же Эфир таит многие опасности, и весьма мудро будет не входить в него без проводника-немерея.

При этих словах Эйлию кольнула досада – она знала, что ей такое путешествие не светит. В грядущие годы через эти врата будут проходить посланцы других миров, но для Эйлии еще какое-то время – десятилетия, наверное, – путь этот будет закрыт. Ее долг – оставаться здесь, в безопасности, учась наращивать свою силу и тем защищать народ Арайнии. Но летать за пределы неба, в другие солнечные системы, к чужим солнцам и планетам! Видеть людей, с которыми уже сотни лет никто из уроженцев Меры или Арайнии не общался… Опять она, как давным-давно на Большом острове, отрезана, посажена в клетку, лишена странствий и знаний, к которым стремится ее дух.

«Если бы я только не была той, кто я есть! Может быть, все-таки это ошибка, и даже сейчас они ошибаются? Если во мне, в моих силах, нет ничего особенного? Я же как личность вполне ординарна. И что мать моя была из архонов – это чушь…»

Она честно старалась разбудить дремлющие способности, усердно училась и впитывала эликсир амброзии, который навевал ей сонные видения – они могли быть правдой, а могли и не быть. Ока научилась владеть своим телом, как и умом, по своей воле управлять всеми ритмами его жизни – от дыхания до течения крови в жилах. Волосы у нее отросли, падали почти до бедер – небольшая вольность, которую она с некоторым чувством вины себе позволила. Столько нужно было исследовать новых путей, столько проверить своих новых возможностей, что по временам она терялась. И неизбежно присутствовало искушение: так легко было тайно проследить за кем угодно. Можно было точно знать, где сейчас Лорелин и Дамион, например, вместе они или нет… И хотя Эйлия не поддавалась этому соблазну, бессонницей она из-за него мучилась. Путем долгих сеансов медитации под пристальным наблюдением ей удалось восстановить несколько очень ранних воспоминаний: лицо матери и ее голос, катание на мохнатой спине собаки-имитатора под снисходительным взглядом Бении, тогда еще молодой. Она смогла вспомнить, как поднимали ее руки отца, чтобы показать фейерверк в честь дня рождения… давно забытые сцены раннего детства, куда более драгоценные для нее, чем любые успехи в чародействе. Только однажды ока осмелилась увидеть будущее – так велик был ее страх перед ним. В глубоком трансе под амброзией она увидела фигуру Мандрагора, одетую в царственные одежды, стоящую вроде бы на крыше огромной башни. В темном небе над ним висела полная золотая луна – луна какого-то чужого мира, как решила она, и при свете этой луны лицо Мандрагора было ясно видно. Он смотрел прямо на нее, и в нечеловеческих глазах горели вражда и ненависть.

При этом воспоминании Эйлия задрожала. By пытался потом ее успокоить, объясняя, что не все видения будущего сбываются: они не предопределены, это просто «проекции вероятности», вырастающие из текущих ситуаций и событий. Она от всей души надеялась, что By прав, что ей никогда не придется встретиться с этим ужасом лицом к лицу. Но если придется, ей точно понадобится вся сила, которую она сможет обрести, куда больше, чем есть сейчас.

«Я даже драться не умею, не то что Лорелин».

Эйлия вздрогнула. Она уже давно утратила представление о войне как о деянии возвышающем и героическом. Рассказы Йомара о битвах, в которых он сражался, полностью его рассеяли. Сейчас при упоминании войны в воображении всплывали сцены кровопролитий и хаоса: дым, мелькающие копья, смятение, орущие лошади и вопящие люди, мертвые тела, разбросанные на вытоптанной земле. Иногда ей хотелось быть какой-нибудь великой риаланской королевой-воительницей, храбро летящей на колеснице в окружении своих войск прямо в гущу битвы. Беда в том, что у нее, как она сама понимала, слишком богатое воображение для хорошего воина. Она будет заранее переживать не только свои раны, но и те, что нанесет своим врагам, и горе и раскаяние после этого! Она припомнила страдания Дамиона в лесу Тринисии после убийства антропофагов. Как можно жить, зная, что отнял жизнь человека, даже врага, даже при самозащите?

А эти молодые рыцари и солдаты Арайнии, только что завершившие обучение, – они понимают, что им когда-нибудь придется делать?

– Большинство. Но некоторые до сих пор думают, что все это игра, – ответил Йомар, когда она задала этот вопрос вслух.

Эйлия вздохнула.

– Они еще так наивны, они все думают, что война – это потрясающее приключение. Я очень рада, что у нас есть ты, Йо. Ты – единственный испытанный воин во всем этом мире, единственный, кто может сказать нам, что делать и чего ждать. Правда, любопытно: эти боевые испытания были для тебя ужасны, но ими спасутся бессчетные массы людей в двух мирах. Истинный спаситель ты, а не я. – Вдруг в горле у нее застрял ком, она импульсивно обернулась и обняла его. – Возвращайся, Йо, возвращайся целый и невредимый, прошу тебя!

– Постараюсь, – ответил он, смущенный такой демонстрацией чувств.

– А как там Лори? – спросила Эйлия, быстро меняя тему. – Она все еще хочет быть солдатом?

Эйлия помахала рукой высокой блондинке, что шла рядом с Дамионом. Лорелин не присутствовала на церемонии посвящения в рыцари и появилась только на пикник из-за своего «ослиного упрямства», по выражению Йомара.

Он тяжело вздохнул:

– Похоже, она все еще надеется, что я сдамся и возьму ее на Меру. А я не возьму. Дело все-таки может кончиться войной, а война – не женское дело.

– Риаланские женщины воевали плечом к плечу со своими мужчинами, давным-давно, а у меня такое чувство, что Лори по происхождению риаланка. Наверное, это у нее в крови.

Лорелин заметила, что они на нее смотрят.

– Я все равно думаю, что ты не прав, что меня не берешь, – сказала она.

– Женщины не воюют, – буркнул в ответ Йомар.

– Единственная цель моей жизни – защита Трины Лиа. Так сказала Ана.

Лорелин повернулась, указывая на старую меранскую королеву, которая шла неподалеку в сопровождении своей серой кошки.

– Ты ее уже защитила, заменив собой там, на Мере. Это Ана тоже говорила.

Лорелин встала перед ним, скрестив руки на груди и сверкая глазами.

– Она не говорила, что это все, что мне предстояло сделать. И я все еще понятия не имею, кто я и кто были мои родители. Как я оказалась в каанском монастыре? Откуда я узнала, что моя Цель – спасти кого-то другого? Я хочу вернуться на Меру и найти там ответы.

Йомар пожал плечами.

– Может быть, когда-нибудь ты туда полетишь. Но не сейчас и не воевать. Если ты погибнешь в бою, ты никогда своих родных не найдешь. И вообще Эйлия сказала, что ты решила вступить в ее дворцовую стражу.

При этих словах лицо Лорелин слегка прояснилось.

– Да, я завтра возвращаюсь в Мирамар для обучения и чтобы мундир подогнать. Но это не то же самое: мне там не придется увидеть битву. Вряд ли вообще когда-нибудь враг прорвется к Элдимии.

Произнеся эти исполненные пессимизма слова, она повернулась и зашагала прочь.

Ана подошла, когда они еще спорили, но в разговор вступать не стала. Затуманенные глаза будто устремились куда-то вдаль, к местам и событиям, совершенно к данному моменту не относящимся.

– Боюсь, я тоже должна лететь, – сказала она, помолчав. – Немереи Меры не смогут воевать с Мандрагором одни.

– Ана, ты не можешь нас оставить! – воскликнула Эйлия. – Ты мудрее всех нас. Я надеялась, что ты останешься здесь и поможешь нам!

– Прости, дорогая, – ответила старая волшебница, нежно кладя руку ей на плечо. – Но Мера – моя родина, и я нужна ей. Однако не страшись: я оставляю тебя в самых надежных руках. Здесь есть силы, вполне способные противостоять Мандрагору и его союзникам.

Эйлия только глядела на нее с отчаянием, не в силах ответить.

Они вышли на поляну, где водопад падал в горное озеро, и к нему собрались на водопой звери и птицы. Такая сцена могла бы разыграться на Мере, в Антиподах. Но звери были незнакомые: собаки-имитаторы, длинношеие камелеопарды, похожие на миниатюрных жирафов, четырехрогие музимоны и напоминающие антилоп-гну катоблепазы, покрытые, подобно броненосцам, чешуей. Посреди озера бултыхалось семейство бегемотов – здоровенные серые звери с тяжелыми головами и тупыми рылами с торчащими неровными зубами. И птицы: сверкающие пурпурные трагопаны, увенчанные не короной перьев, а похожим на рог костным выступом, белые каладруизы, выгибающие грациозные лебединые шеи. Они бродили среди зверей, даже нагло вспрыгивали им на спины. Когда люди приблизились, один зверь поднялся из воды и пошел им навстречу. Зверь напоминал рысь – если только может быть рысь величиной со льва. Йомар выругался, и рука его сама собой потянулась к оружию, которое он сегодня даже не думал надевать.

Мастер By удержал его руку.

– Это всего лишь гулон. Он не причинит тебе вреда: он не похож на ваших меранских зверей, мастер Йомар. В этом мире нет плотоядных существ, если не считать падальщиков.

Огромный кот смотрел на людей с любопытством и без малейшего страха. Теперь, когда они тоже перестали бояться, стало видно, что зверь прекрасен: длинная роскошная шерсть, тепло-золотистый окрас. Кошка Аны бесстрашно подошла к гулону и подняла голову, тыкаясь розовым носом в морду зверя. Он обнюхал ее, махнул длинным пушистым хвостом, повернулся и побрел обратно в воду.

Эйлия и ее молодые меранские друзья смотрели и дивились. Отличие этого мира от их родного заключалось не только в непривычных формах зверей. Мир и покой, царившие здесь, были нормой, не временным перемирием из-за общей нужды в воде, но нерушимым и постоянным миром. Дикие звери наклонялись к воде попить, будто целовали свое отражение, и не оглядывались нервно, не вздергивали настороженно головы, пили сколько хотели, ничего не боясь. Худощавый леопард улегся у края воды, лакая длинным языком. Будь это меранский зверь, шкура его несла бы защитную окраску, позволяющую подкрадываться к добыче. Но здесь ему не нужно было охотиться, чтобы выжить, и леопард был весело раскрашен павлиньими оттенками, радужными пятнами на белоснежной шкуре. Пара удодов, самец и самка, беспрепятственно переходили дорожку, сопровождаемые выводком птенцов. Самочка была такая же цветастая, как самец, за ней тянулся шлейф перьев. На Мере оперение у нее было бы тускло-коричневым и серым, чтобы не выдавать ее, когда она сидит на яйцах. Но здесь, на Арайнии, защитная окраска была просто не нужна.

– Но ведь звери должны размножиться сверх меры и начать голодать? – спросил в недоумении Йомар у By.

– Отнюдь. На Мере живые существа лихорадочно размножаются, потому что скоро им предстоит погибнуть, а из детенышей тоже выживут немногие. Арайнийские создания такой необходимости не испытывают. Они размножаются только для поддержания численности и живут куда дольше меранских. Их цель – не просто выживание, но радость бытия.

– На Мере хищники убивают слабых и больных, – возразил Йомар. – Это улучшает стадо – усиливает его.

– Не сомневаюсь, – улыбнулся By. – Но здесь у нас множество растений с лечебными свойствами и источники с регенеративной силой, укрепляющие защитные силы организма против болезни. Такие же источники есть на Нумии, меранской луне: Эйлия сама в таком умывалась.

– Да, – подтвердила девушка. – Это вроде горячего источника, и от той воды я… взбодрилась как-то. И еще – там был замок странного вида. Это не постройка архонов?

– Без сомнения, – согласился By. – Нумия была среди их колоний. Они своей силой преобразовали ее из мертвого спутника в плодородную гостеприимную планету. То же самое они сделали с вашей маленькой луной Мирией. Но Нумия была опустошена Великой Катастрофой и с тех пор необитаема.

– Я там даже чуть ли не видела кого-то в замке – кто-то высокий шел по двору. Наверное, мне почудилось.

– Вполне возможно, что некоторые существа еще ее посещают. Давным-давно Нумия использовалась как некий аналог карантина, где меранцы отмывались в целительных источниках перед прибытием на Арайнию. Так гарантировалось, что они не занесут в эту сферу свои болезни. И арайнийцы тоже как следует купались в своих водах перед тем, как пуститься через пустоту на Меру.

Любопытно, подумала Эйлия. Как будто эта планета – живая, сознательная сущность, активно действующая от имени своих обитателей. Она в своей сфере сопротивляется хищничеству, болезням и другим источникам страданий и каким-то таинственным влиянием преобразовала живущих на ней людей в добрых и почти святых арайнийцев. Она сама по себе была живым существом, огромным, сложным, со многими личностями. Мать, подумалось Эйлии, и ей показалось, что она поняла наконец теологию почитающих богиню элеев.

Интересно, что обо всем этом думает Дамион. Он все время, пока они шли, молчал, едва отвечая на вопросы, будто погруженный в какой-то спор с самим собой. Она подумала, каков мог бы быть источник этого конфликта, но не хотела обращаться к Дамиону прямо и потому повернулась к Йомару:

– А… а Дамион? Он на самом деле летит с вами на Меру?

– Надеюсь, – ответил Йомар. – Я бы хотел, чтобы он был рядом, потому что ему уже приходилось драться с зимбурийскими солдатами.

Она вздрогнула от образов, нахлынувших на нее при этих словах.

– Ты думаешь, там действительно будет бой?

– Надеюсь, – снова ответил он. – Что-то надо делать с Халазаром. В конце концов, он представляет для нас угрозу, и даже если бы не представлял, нельзя сидеть сложа руки и дать ему захватить всю Меру.

– Йо, ты меня устыдил, – сказала Эйлия, глядя на собственные руки. – Да, конечно, нужно помочь людям Меры, даже воевать, если потребуется. Я только… мне хотелось бы, чтобы был какой-то другой способ.

– Да не волнуйся так, – успокоил ее Йомар, неправильно поняв ее волнение. – Тебе воевать не придется. Для этого есть мы.

– Тогда что от меня пользы? – с отчаянием произнесла Эйлия.

Никто ей не ответил.

Не в силах более выносить собственные мысли, она отвернулась и пошла в рощу. Никто за ней не последовал, поняв, очевидно, что ей нужно побыть одной. В конце концов, в этих рощах ей ничего не грозило: ни ядовитые змеи, ни жалящие скорпионы, ни клыкастые хищники. Прошагав несколько минут, Эйлия остановилась и огляделась. Деревья на диких склонах росли настоящие арайнийские: раскидистый тенистый периндеус, ветви которого всегда дрожат и переливаются от крыльев порхающих голубей, привлеченных ароматными белыми цветами, древо жизни, где, переплетаясь, рассыпаются по темной коре ствола цветы и плоды, как звезды и золотые солнца. На Мере Эйлия и ее друзья видели деревья этой породы, но на меранской почве они растут низкие и тощие, здесь же – высокие и мощные, как могучие дубы. Сейчас она пораженно смотрела на необъятные стволы, что взметались в небо в облаках развевающейся листвы, опускала взгляд на мощные корни, похожие на лежачие меранские деревья. Будто лес из волшебных сказок, где живут великаны. Здесь, под сучьями, листья превращали свет солнца в игру зеленого золота. Непрестанное жужжание, которое Эйлия поначалу отнесла на счет насекомых или сверчков, исходило от густой листвы какого-то другого дерева, трепетавшей на ветру. И к хору этих поющих рощ присоединялись и другие звуки. Горный поток, питавший озеро, шумел невдалеке водопадом. Вода – всегда вода, где бы она ни была, и поет она здесь так же, как и на Мере. От этой мысли становилось спокойнее.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю