Текст книги "Империя звёзд"

Автор книги: Элисон Бэрд

2. ПРИЗРАК НА ПИРУ

Кто я?

Она лежала неподвижно, мутными со сна глазами уставясь в белый балдахин. В первые дни здесь, в Халмирионе, она, просыпаясь, прежде всего думала, где она, а после этого приходил другой вопрос, куда более тревожный. На первый вопрос ответить было просто, как только полностью возвращалась память, и со временем он перестал возникать, но второй продолжал беспокоить. Она уже не была Эйлией Корабельщик, и от этого факта было не уйти, хотя она все еще цеплялась за это знакомое имя вместо истинного – Элмирия. Ощущение собственного «Я», такого же постоянного и привычного, как черты лица, улетело в миг, оставив девушку в растерянности и замешательстве. Эйлия Корабельщик была воспитана в ином мире в буквальном смысле слова, семьей, которую она до сих пор не могла считать чужой. Ее «родители» Нелла и Даннор, ее «двоюродные брат и сестра» – Джеймон и Джемма – теперь для нее утеряны. Они – на той стороне пустоты, через которую нет дорог, как через любое море, только куда более протяженной – такого расстояния она до сих пор себе и представить не могла. Но не только это отделяло ее от прежней семьи. Их не объединяла общая кровь – она всегда была чужой среди них.

И все равно она по ним скучала и беспокоилась о них. Ана ей сказала, что община немереев на Мере свяжется с ее приемной семьей и сообщит, что Эйлия в безопасности. Но им никогда не понять, где она сейчас, и, наверное, они о ней тоже беспокоятся – пусть даже Нелла с Даннором знали, что она не их родная дочь и когда-нибудь должна вернуться к своему роду. Эйлия вздохнула. Нелла и остальные первые сказали бы ей, как практичные островитяне, что нет толку лежать и обдумывать это снова и снова. Где бы она ни выросла, здесь ее родной мир, жизнь, которую ей теперь следует вести. Сегодня же – годовщина ее рождения, то есть официальное празднество, в котором она обязана принимать участие.

Эйлия выбралась из кровати, раздвинула белые шторы и встала, оглядывая свою спальню. Это была просторная круглая комната, повторяющая форму цветка, с окнами, выходящими на три стороны. На мраморном столике рядом с кроватью лежали игрушки из ее детства, которых Эйлия не помнила: заводная птица в золотой клетке, кукольный дом, построенный ремесленниками города, с миниатюрными окнами в свинцовых переплетах и крошечной мебелью. Игрушки стояли точно там, где она оставила их, когда мать увозила ее из дворца более двадцати лет назад. У Эйлии не хватало духу их убрать: это была связь с ее далеким прошлым. Ведь должны же у нее быть какие-то смутные воспоминания о тех днях? Не юный возраст, а душевное потрясение стерло ее ранние воспоминания – так говорили придворные врачи. Дело в том, что среди них – страшная память о бурном море, о пробитом тонущем корабле…

Эйлия оделась, подошла к глубокому окну и выглянула на улицу. Крыши дворца заполняли весь вид: нагромождение башен, куполов, золотых шпилей и флагштоков, где полоскались длинные флаги. Отсюда небо казалось совсем рядом, и ночью на нем сияли яркие звезды, маленькая голубая луна Мирия, и арка небес (на самом деле – система колец вокруг планеты) мерцающим мостом опоясывала небо от края до края. Эйлия жила в этом мире всего три его коротких года, но уже трудно было вспомнить время под другими небесами, лишенными таких чудес. Небесами с более тусклыми звездами, большой белой луной и без сияющей арки, где солнце казалось меньше, потому что не было так близко, и поднималось не на западе, а на востоке. Мир, где она была не Триной Лиа, провозвещенной правительницей элеев, но простой девушкой с Большого острова, для которой дворцы были несбыточной мечтой. До сих пор ей иногда казалось, что она – персонаж когда-то прочитанной книги, в которой негодяи подменили сына владетельного дворянина, годами жившего в роскоши, пока не вернулся истинный наследник.

– Я все еще жду, что появится настоящаяТрина Лиа, – сознавалась она неохотно своим друзьям, – и выгонит меня из своего дворца.

Но она не говорила, что иногда ей этого очень хочется.

Несмотря на свой титул, она не была правителемв полном смысле слова. Титул у нее, как у ее отца, в основном означал почет. Высокий совет собирался в большом зале города, состоял из представителей всей Элдимии, территории и островов, и этот совет определял государственную политику. Вопросами духовными занимались религиозные вожди многочисленных вер Арайнии. На самом деле, как поняла с чувством унижения Эйлия, ей мало что оставалось делать, кроме как читать иногда речи (написанные другими), утверждать каждое действие совета (чистая формальность) и устраивать приемы для сановников. Население ее почти не видело: для людей она была так же далека, как луна, полубогиня, живущая во дворце на обнесенном стеной холме, недоступная людям этого мира. Во многих смыслах Эйлия и ее вассалы ступали по тонкому льду: до времени правления ее матери у народа Элдимии не было монархии, и хотя существовали высокородные и благородные семейства, их титулы также были всего лишь почетными и не давали реальной власти. Хотя все арайнийцы знали пророчество о Трине Лиа, некоторые считали его легендой или аллегорией. Такие люди хмурились, когда королеву Эларайнию провозгласили богиней после нескольких «чудес». Да, волшебные способности у нее были выдающиеся, но такие способности не так редки в этом мире, как на Мере.

Те, кто возражал против коронации и обожествления Эларайнии, испытали облегчение, когда она покинула планету, забрав с собой свою столь же почитаемую дочь. Возвращение Эйлии и восхождение ее на трон вызвало недовольство этой части граждан. Их возражения несколько ослабли, когда стало ясно, что Эйлия не собирается злоупотреблять своим положением в личных целях. Уж скорее она была испугана обожанием толпы. Быстро составили документ, ограничивающий ее влияние и гарантирующий, что она будет на самом деле только символом. Хотя все это не имело значения. Верующих было куда больше, чем неверующих, а первые повиновались бы любому эдикту, который ей бы захотелось издать, невзирая на любое сопротивление светских чиновников. Этот факт, как она с беспокойством отметила про себя, должен весьма тревожить некоторые политические силы, хотя она никак не собралась им пользоваться.

В башне поменьше рядом с ее башней находилась кордегардия, куда часто захаживали ее друзья Йомар и Лорелин поиграть в кости со свободными от службы гвардейцами, и Эйлия, завидев их в окно, высовывалась и звала их. Но сейчас их там не было. Дальше стояла круглая башня с высоким стрельчатым окном, выходившим навстречу ее окну: это была комната Дамиона. Ночью можно было видеть, как горит у него лампа, и знать, что он там. Эта мысль была приятной. Дамион… Она всегда представляла его себе таким, каким увидела его впервые в Церкви Паладинов: в белой рясе священника, сияющего в золотом свете, будто именно он, а не священный огонь в алтаре, был источником этого света. Сперва этот образ показался ей ангельским, а не человеческим. Но впоследствии она восхищалась не внешностью, а внутренним миром Дамиона: его добротой, храбростью, беззаветной преданностью друзьям. Когда-то она робко обожала его издалека, сейчас он стал ей другом дороже любого другого. И все же этого было мало.

Она подумала, где сейчас Дамион – у себя в комнате, в садах дворца или за стенами, в городе? Дамион в отличие от нее был волен идти куда хочет, Йомар и Лорелин – тоже. Эйлия надеялась, что хоть один из них во дворце, потому что ей сегодня хотелось дружеского общения. Ведь не скажешь же, что ей одиноко – во дворце с тремя сотнями придворных и слуг.

Она вышла из спальни и пошла по другим комнатам своих покоев. Все они были просторные и роскошно обставленные.

И все же Эйлия ходила по ним беспокойно, как заключенный по камере. Халмирион – клетка из бархата, мрамора и золота, и сегодня Эйлия сильнее обычного ощущала ее решетки. Она остановилась около трюмо взглянуть на отражение в золоченной раме. С прибытия на Арайнию девушка слегка выросла – эффект чуть более слабого тяготения планеты, – и арайнийское жаркое солнце добавило золота в волосы, хотя закрученные кончики (их Эйлия заметила с огорчением) все еще не хотели расти ниже талии. Она небрежно оделась в повседневное платье с высокой талией и простыми узкими рукавами, но сшито было платье из полотна цвета сапфира, более легкого, чем могло даже присниться девушке с острова.

Собака-имитатор, вытянувшаяся как меховой коврик на полу, подняла голову и посмотрела на Эйлию большими карими, почти человеческими глазами. Эйлия присела рядом, обняла массивную шею с густой рыжей шерстью и погладила длинную морду, очень похожую на собачью. Собака-имитатор – это арайнийский зверь, забавное сочетание собаки с обезьяной, который ценился за преданность и веселость. Эти создания можно было обучить любым фокусам и даже простой домашней работе – они ловко выполняли ее, действуя лапами, похожими на руки. Они же были идеальными игрушками и няньками для малышей, и этот когда-то был стражем Эйлии. Она его не помнила, но он явно не забыл молодую хозяйку.

– Гулять пойдем, Безни? – предложила Эйлия.

Зверь вскочил, размахивая хвостом.

Стоявшие в коридоре часовые в сине-золотых мундирах тут же вытянулись в струнку, вытаращив глаза.

– Ваше высочество! – прошелестели они, склоняя головы, когда она проходила.

Эйлия почувствовала их благоговение: Трина Лиа, официальная глава всех церквей Арайнии, номинальный глава государства, по верованиям большинства – смертная дочь воплощенной богини. Ей было неловко, идя по коридору, ощущать на себе их взгляды. Один из часовых был с виду не старше нее.

Возле первой двери справа она на секунду остановилась, перед тем как войти. Эти покои были так же изящно убраны, как ее собственные, с такими же фресками и лепными потолками. Розовые занавески висели на окнах и того же оттенка ковер покрывал пол. Воздух благоухал ароматом свежих лилий, поставленных в вазе на мраморный стол под большим ростовым портретом.

В этой комнате Эйлия родилась, и вполне естественно было прийти сюда в день рождения.

Она подошла к портрету и остановилась, разглядывая его. Изображенная на нем женщина вполне могла бы быть самой Эйлией – идеализированной Эйлией, более красивой, одухотворенной, безмятежной. Только глаза у этой женщины были синие, как платье, в которое Эйлия была одета, а не серо-фиолетовые, как у Эйлии, и восхитительные волосы до пят чуть посветлее. Но черты лица были будто отражением черт Эйлии, как и бледный цвет кожи, и изящная грациозная шея. Женщина на портрете стояла в садах дворца на фоне туманных синих цветов и зелени. Эларайния, провозглашенная королева Элдимии, названная элеями по имени богини, величайшая в истории волшебница. Глядящий на этот портрет тонул в его спокойствии, хотя для Эйлии он всегда отзывался и ноющей болью. Ее мать исчезла много лет назад на планете Мера, и большинство теперь склонялось к мысли, что она мертва.

Эта комната да локон белокурых волос, хранимый в украшенной раке в церкви, – вот и все, что осталось от королевы. Когда-то, когда никого рядом не было, Эйлия достала священную реликвию и прильнула щекой к мягкому шелку волос. На миг проснулись смутные воспоминания и впечатления раннего детства – длинные волосы цвета меда, щекочущие лицо, мягкая теплота объятий, в которых уютно устроилась девочка – когда-то, давным-давно. Глаза Эйлии затуманились.

– Она была красива, – внезапно произнес голос за спиной.

Эйлия обернулась. В дверях стоял отец.

– Прости, что помешал тебе, – сказал он. – Нет-нет, и не говори ничего больше. Я понимаю твои чувства.

Эйлия и король Тирон неловко замолчали. Им по-прежнему было слегка неуютно друг с другом – мешала пропасть времени и расстояния, проложенная между ними ее матерью. Трудно было восполнить столько упущенного времени.

– Она была красива, – повторил он после долгой паузы, входя в комнату. Темные глаза его со скорбью смотрели на портрет. – Но истинная красота была в ее душе: сострадание, доброта, мудрость. Они – они освещали ее, как свеча, вставленная в фонарь. Неудивительно, что люди считали ее богиней. Они превратили бы эту комнату в святилище, если бы я позволил. Но мне нужно было место, где я мог бы остаться наедине с ее памятью.

Эйлия нерешительно спросила:

– Отец… ты не думаешь, что она может быть еще жива?

Он положил руку ей на плечо.

– Мне хочется верить, что это так. Но разум подсказывает, что она не могла пережить крушение летающего корабля…

– Я тоже не должна была выжить, но я выжила. – Эйлия снова посмотрела на портрет. – И как бы могла я выжить одна, если была всего лишь младенцем, почти грудным? Если она погибла, как могла бы я выбраться на берег живой и невредимой?

– Не знаю. Это тайна, и может остаться тайной навсегда.

– Если бы я только лучше знала ее! – вырвалось у Эйлии.

Все ее знали, кажется, – отец, придворные, народ, даже собака-имитатор помнила ласковые руки королевы, видела ее прекрасное лицо. Клирики города провозглашали, что божественная Эларайния перешла обратно в царство бессмертных и духом осталась со своим народом, – так они утешали себя самих и верующих. Но Эйлии нужна была та смертная, что была ее матерью.

– Ты редко говоришь о ней, отец, – сказала она. – Я не спрашивала тебя, зная, что тебе больно вспоминать. Но я так мало о ней помню.

Тирон посмотрел на нее печально:

– Я всегда был эгоистичен. Ты потеряла мать, пусть даже я потерял жену, и твое право – знать о ней. Но если бы ты могла что-нибудь о ней вспомнить, дочь, ты бы поняла, почему мое горе о ней не утихает.

Он замолчал, и она подумала, что он ничего больше не скажет. Но он заговорил снова тихим голосом:

– Она жила на Южном берегу Элдимии, в диких полях – как все истинные элеи.

– Лесные элеи ведь сильно отличаются от городских? – спросила Эйлия.

– Да. В нашей части Элдимии волшебный народ жил среди мереев – истинных людей – много поколений, вступал с ними в браки и рожал детей смешанной крови, таких как мы. Но те, кто остался в лесах, с остальным человечеством контактов не имеют. Не ведут торговли, только для себя изготовляют украшения, которые и не думают продавать. Они даже не занимаются земледелием. Каждый берет для себя все, что ему нужно, прямо из леса. Он дает им фрукты и овощи, коренья и орехи, а многие травы, цветы и даже кора определенных деревьев обладают целительными свойствами. Одежду они изготовляют из волокнистых растений; кое-кто окрашивает их натуральными красителями, но в основном просто оставляют белыми.

Много лет назад я поехал туда путешествовать, чтобы больше о них узнать. Ушел глубоко в леса, даже в тень Хиелантии, страны Облаков…

– Я слышала о ней. Где это?

– Возле берега, где когда-то было широкое плоскогорье. За много веков его почти смыло дождями, остались лишь несколько громадных каменных столбов и плато. Давным-давно там жили древние, как гласят легенды, и еще множество странных тварей, зверей и птиц исчезли с тех пор с планеты. Элеи почитают эту страну как место обитания своей богини. Там жила твоя мать, у подножия одного из гороподобных столбов. Жилище ее было в пещере на обрыве, выстеленной мхом и укрытой вьющимися растениями. Неподалеку есть бухта, расцвеченная коралловыми рифами, и там она любила плавать по утрам. У нее не было родственников, не было друзей, кроме нескольких зверей, приходивших к ней, – у нее был дар привлекать к себе любых созданий, мохнатых или пернатых, с плавниками или чешуей. Лесные элеи почитали ее как божество – они воистину считали ее богиней и спрашивали ее совета о многом. Узнав о ней, я загорелся любопытством и тоже захотел ее найти.

Я полагал, что увижу старую мудрую колдунью вроде тех, что бывают в лесных общинах: знающую науку трав из многолетнего опыта. Но я увидел женщину молодую и прекрасную, с золотыми волосами до пят. И сразу был поражен в самое сердце, хотя у меня не было надежды… Пусть теперь меня называют королем, но во мне нет ни королевской, ни благородной крови. Я даже не самый красивый из мужчин, а она… как только я увидел ее, вдруг наконец понял, что значит «небесная красота».

Я спросил ее о родителях, но она будто не поняла меня. Слово «отец» не вызвало никакой реакции, а на вопрос о матери она только показала в небо и сказала: «Она там». Либо она хотела сказать, что мать ее на Небесах, либо что верит в какую-то небесную богиню, покровительствующую ей. Я решил, что она осиротела в раннем детстве из-за какой-то трагической случайности и не помнит, как это было, потому что ее совершенно не волновало собственное одиночество. Я присоединился к ее почитателям, сел у ее ног и днями и ночами стал слушать ее речи. Прошли недели, и она сказала мне, что отвечает на мою любовь, – я не поверил собственным ушам. Как будто богиня снизошла до любви к простому смертному.

Голос Тирона задрожал, и он не смог говорить дальше.

Они оба молчали. Отец погрузился в воспоминания, созерцая портрет, а Безни дергал поводок у его ног. Эйлия погрузилась в собственные мысли.

По молчаливому согласию день рождения Эйлии всегда считался всенародным праздником. Никто не издавал по этому поводу никаких указов, но народ Элдимии просто оставлял работу и каждый год радостно выходил в этот день на улицы. Халмирион всегда отмечал этот день балом и вечерним пиром.

Эйлия смотрелась в зеркало, пока ее фрейлины хлопотали, одевая ее, заплетая косы и тщательно укладывая их в корону, С такой прической она казалась старше, и Эйлии это нравилось. Сегодня ей не надо было надевать официальные регалии, и на ней было легкое ярко-голубое платье с газовой накидкой, спускающейся ниже талии. На правой руке кольцо с сапфировой звездой, принадлежавшее когда-то ее матери, а на шее – подарок Дамиона на день рождения: серебряная цепочка с большой белой жемчужиной. Дамион, подумала она, будет сегодня на балу и должен хоть раз взглянуть на нее – не на принцессу или друга, но на женщину. Только Дамион, знавший ее еще тогда, когда она сама не знала, кто она, может любить ее ради нее самой.

Если бы только он любил ее!

Старая няня Бениа вошла в комнату и просияла:

– О, милая моя, это прекрасно! Ты великолепно выглядишь.

Эйлия улыбнулась. Бениа все еще ворчала на злую судьбу, отобравшую у нее «ее» девочку столько лет назад, и Эйлия, зная об этом, разрешала ей над собой хлопотать. Честно говоря, она радовалась, что кто-то иногда обращается с ней по-матерински.

С няней вместе вошла графиня Лира, главная фрейлина. В руках у нее что-то блестело инеем.

– Вам необходимо надеть хотя бы тиару, ваше высочество.

Три года назад Эйлия радостно вскрикнула бы при виде такой драгоценности, сегодня же она только почувствовала раздражение.

– Необходимо? Нельзя ли мне хоть один вечер побыть просто самой собой?

– Вы – Трина Лиа, – напомнила ей графиня Лира. – И вы всегда должны быть ею.

Эта маленькая, похожая на птицу женщина с блестящими глазами, с копной рыжеватых волос и острым носом имела невероятно властный вид, компенсировавший недостаток роста. Она твердой рукой прикрепила тиару перед короной кос Эйлии, а принцесса покорно это вытерпела.

– Она принадлежала твоей матери, – сказала Бениа, и глаза ее заблестели от слез при виде драгоценности.

Эйлия провела рукой по тиаре, украшенной жемчугами и бриллиантами в золотой оправе. Значит, Эларайния тоже носила ее. И на миг Эйлия ощутила близость к матери.

На улице раздался треск, за ним взрыв и вспышка красного света. Эйлия подошла к окну и выглянула в сад. Королевский фейерверк разгорался, и ночь заполнялась огненными контурами: огромные свечи, спускающиеся с неба, как с потолка, и медленно угасающие, искрящиеся кометы и вспышки разноцветных молний, сопровождаемые раскатами искусственного грома. Внизу на земле играли огненные узоры, били пламенные фонтаны и каскады, каждая капля в которых искрилась огнем, и дрожали в декоративных прудах отражения колес белого пламени под громкую стройную музыку.

Эйлия открыла окно и глубоко вдохнула вечерний воздух, насыщенный запахами цветов. Мирия, маленькая голубая луна, уже взошла – та луна, чье имя носила девушка. То есть это луна была названа ее именем. Эйлия знала древний миф о происхождении этой луны: как богиня-мать Эларайния поместила ее в ночное небо для развлечения любимой дочери. И правдой было, что у этой луны есть атмосфера, потому что в подзорную трубу был и видны леса и воды. В те времена, когда элеи летали среди звезд, они посетили Мирию – по крайней мере так рассказывали. Теперь же туда было не добраться. Что за цветы там цветут, что за ароматы напитывают воздух?

Эйлия снова посмотрела на земные сады. Всегда ей приходилось подавлять дрожь, когда она смотрела туда, на восточный склон холма, где пал раненый Морлин в обличье дракона, изрезав землю и уничтожив растительность. Все следы давно уже убрали, но воспоминание было живо. Принц Морлин, самый опасный ее враг – он все еще жив, где-то скрывается, и сказано было, что ей придется когда-нибудь снова встретиться с ним – быть может, когда он явится во главе армии вторжения…

– Вы готовы, Трина Лиа? – спросила другая фрейлина, заглянув из-за двери.

Эйлия отодвинулась от окна и закрыла его.

– Никогда я не чувствую себя готовой к этим церемониям. Любая мелочь может все испортить. Если вы, скажем, наступите себе на юбку – это будет небольшой конфуз. Если я это сделаю, наутро весь мир узнает.

– Эйлия, милая… – начала Бениа.

– Соберутся советы, – продолжала Эйлия подчеркнуто спокойным голосом, – дабы обсудить последствия инцидентов. Вера народа будет подорвана, мои политические противники восстанут, и у меня не будет иного выхода, как покинуть дворец и жить всю оставшуюся жизнь в лесах, питаясь кореньями и…

– Чушь, ваше высочество, – резко, как всегда, прервала ее фрейлина Лира. – Пойдемте.

Сопровождаемая фрейлинами Эйлия вышла в зал, семеня на каблуках, специально изготовленных для увеличения роста. Поскольку она почти всю свою юность провела на Мере, где тяготение намного сильнее, рост ее был несколько неприличен по меркам Арайнии. Перед ней шли закрытые вуалями пророчицы с серебряными канделябрами, распевая:

– Владычица Света близится! Дорогу дочери Небес Трине Лиа!

Этот ритуал Казался Эйлии донельзя нелепым, но она не осмеливалась попросить их перестать.

Отец уже ждал в бальном зале, приветствуя гостей вместе со своими родителями и бабкой, стоящими сбоку от него. С ними была и Ана, старуха, которая помогла Эйлии и ее спутникам найти на Мере Камень Звезд. Рядом с другими она казалась крошечной и сгорбленной, но Эйлия видела, что все обращаются с ней уважительно – даже благоговейно. Ибо на самом деле Ана была королевой Элианой – немерейкой, великой волшебницей, прожившей более пятисот лет. На руках она держала свою кошку, Серую Метелку. Кошка рассеянно подергивала серебристо-серым хвостом, глядя на праздничную суету. Там клубилась масса роскошных платьев и уборов, голов в серебре и золоте, белых рук и шей, украшенных браслетами и ожерельями с настоящими драгоценностями. На Мере, где драгоценности были отличительными признаками богатства, такое сборище показалось бы почти вульгарным. Но Арайния изобиловала самоцветами, и были среди них даже неизвестные на Мере: например, сориг морской зелени, который добывали на крайнем юге, огненно-желтый рефламбин и чудесный бледный венудор, сияющий в темноте собственным внутренним светом. Их здесь ценили просто за красоту, хотя некоторые элеи почитали «силу», которую полагали присущей им: духи, живущие в кристаллических решетках натуральных самоцветов, превращали их в проводники между царством материи и высшими сферами. Считалось, что сам Камень Звезд служит домом для духа, проявляющего себя в виде огненной птицы, – Элмира. Многие сторонники этой теории клялись, что видели, как он поднимается, подобно фениксу, из глубин кристалла.

Эйлия остановилась перед массивными дверями, слушая менестрелей и людской гомон. Побывав на нескольких таких приемах, она научилась преодолевать природную стеснительность, выделяя в толпе несколько знакомых лиц. Сегодня это будет нетрудно: есть только одно лицо, которое она по-настоящему хотела бы увидеть. Эйлия сделала глубокий вдох и плавно вошла в зал – шаль развевалась за ее спиной газовыми крыльями. Голоса мгновенно смолкли, и все глаза одновременно обратились к ней, но она видела только Дамиона. Он стоял возле высокого окна, одетый ради торжественного случая в придворные одежды: небесно-голубой камзол с белыми бриджами и сапогами. С ним стояла Лорелин, и платье на ней было красное – ярко-алое, неслыханный цвет даже для праздника. Белая стена, рядом с которой она стояла, окрашивалась отраженным светом, будто краснея от смелости девушки. Но платье ей почему-то шло. Она смотрелась как экзотический дикий цветок, дерзновенно проросший среди пастельных лепестков сада. Дамион посмотрел в сторону Эйлии и тут же быстро отвернулся к Лорелин. Уязвленная Эйлия тоже отвела глаза и продолжала приветствовать гостей, стараясь изобразить воодушевление. Но все равно временами косилась на Дамиона. Как он красив – эти белокурые волосы, тонкие черты лица, – к нему обращаются взгляды даже в мире, где красота – явление обыденное. Эйлия неслышно вздохнула. Три коротких слова, которые так легко произнести – было бы легко, если бы не эта непреодолимая пропасть между умом и языком. Я тебя люблю.На Мере девушек учили никогда не говорить мужчине этих слов, если он не произнес их первым; но арайнийские девушки, как знала Эйлия, не так стеснительны. И все равно она не могла этого сказать. Ей тут же представлялось, как она говорит эти слова, и знакомые черты Дамиона искажаются удивлением, неловкостью, смущением. Может быть, он даже будет ее избегать потом, стараясь не оставаться с нею наедине.

«Терять дружбу Дамиона я не могу, – подумала она, охваченная внезапной паникой. – Не могу, и все!»

Но тут какой-то музыкант заиграл соло на элейской арфе в рост человека, и ноты, сорванные им со струн, долетали до Эйлии, как лепестки с цветущего дерева. Все элеи, как она знала, одарены музыкально – сами они верили, что это наследие ангелов. Женский голос запел:

 
Гляжу в лицо твое – и мне
Невольно чудится, о милый,
Что некогда, в иной стране,
Тебя я знала и любила.
 
 
То было в дальнем далеке,
До сотворения, в начале:
Бродили мы, рука в руке,
И мир еще не знал печали.
 
 
Пускай мы здесь разделены
Преградою неодолимой,
Но жизнь пройдет – и вновь должны
Нас небеса свести, любимый. [1]1
  Перевод Р. Шустеровича.


[Закрыть]
 

Это была старая песня с Меры, записанная неизвестным Бардом из Блиссона. При дворе не уставали слушать песни и сказки с Меры: Эйлия часто рассказывала своим фрейлинам давно забытые народные легенды и волшебные сказки этого далекого мира, и уж просто глупо было бы пускать слезы, слушая их. Она села и стала смотреть на начавшиеся танцы – элейские танцы, которые так же приятно было наблюдать, как и участвовать в них, выстраиваясь в изощренные переплетения узоров. Ни в одном из них Дамион не пригласил Эйлию к себе в партнерши, хотя несколько раз танцевал с Лорелин.

– Что за славная пара твои друзья, моя милая!

Эйлия обернулась к своей прабабке и проследила за ее взглядом. Даме было больше ста пятидесяти лет, потому что в ней была элейская кровь: волосы полностью седые, и все равно она выглядела куда моложе, чем меранская женщина лет в восемьдесят. Взгляд у нее был по-прежнему острый, а ум проницательный.

– Они оба такие высокие, такие светловолосые! – воскликнула она, улыбаясь.

Эйлия только кивнула, боясь выдать себя дрожью в голосе. Может ли быть, чтобы эти двое…

Зазвенел звонок, и гости потянулись из бального зала в пиршественный. Дамион и Лорелин шли вместе.

Это был блестящий пир в элейском стиле, который требовал, чтобы еда была так же прекрасна на вид, как и на вкус, и потому ломтики фруктов были выложены в виде яркокрылых бабочек и пышных цветов, корка дынь изрезана рисунками, и все охлаждалось кусками льда в виде дельфинов, лебедей или танцующих дев – это поразило тех из гостей, кто в жизни не видел замерзшей воды. Синие яйца зимородков лежали в зеленых гнездах мха, маленькие пирожки в виде полумесяцев покрыты были слоями съедобного золота или серебра. Эйлия почувствовала, что настроение у нее слегка улучшилось. Приятно угощать людей, смотреть, как они разговаривают и наслаждаются вкусной едой, приготовленной королевскими поварами.

Она подняла глаза и увидела входящего в зал Йомара: ее не удивило, что он опаздывает, потому что он терпеть не мог дворцовых приемов. Не будь это ее день рождения, он мог бы и вообще не появиться. С ним была большая собака на поводке – то есть он был на одном конце поводка, а пес – на другом, и они будто выясняли по дороге, кто кого ведет.

– А зачем собака, Йо? – спросил Дамион. – Я думал, ты не настолько зверей любишь.

– Это ей, – ответил Йомар, махнув рукой в сторону Эйлии. – Мой подарок на день рождения. Води всегда этого пса с собой, – сказал он принцессе. – Я его натаскал бросаться на каждого, кто попытается на тебя напасть или тебя похитить.

Пес радостно напрыгнул на Эйлию, потом на Дамиона, покрывая их слюнявыми поцелуями.

– Понял. Он натаскан зализывать до смерти, – сказал Дамион, пытаясь избавиться от назойливого внимания собаки.

– Не будь дураком, он злобный только на тех, кто нападает, – огрызнулся Йомар. – Смотри! Эй, я нападаю!

Он направился вперед со зловещим видом. Пес с веселым визгом бросился вперед, стараясь лизнуть его в лицо. Йомар высказал свои предположения о родословной пса – совершенно верные, но непроизносимые в приличном обществе. Остальные трое рассмеялись.

– Ну, значит, его еще надо натаскивать, – невозмутимо произнес Йомар.

– Ты думаешь, здесь может быть опасно, Йо? – спросила Лорелин. – Элдимия кажется такой мирной…

– Пока кажется, – скептически ответил Йомар.

Но Эйлия подумала, что права Лорелин: этот новый элдимийский год начинался как все предыдущие – в нерушимом мире и согласии. Арайния меньше Меры и по размерам, и по населению, и события здесь тоже меньшего масштаба: происходят мелкие драмы, которые случаются всюду, где есть люди, но ни войн, ни народных бунтов не наблюдалось. И все же на сердце у Эйлии было неспокойно.

– А правда здорово мы живем? – продолжала Лорелин, ничуть не обескураженная хмурым лицом Йомара. – Как в тех книгах, что ты нам пересказывала, Эйлия. Правда, будто мы просто попали в такую?

– Да, – согласилась Эйлия. – Я часто думала, что жизнь подобна книге, только люди, в ней живущие, сами ее пишут. От них тоже зависит, что будет дальше и чем все кончится.