Текст книги "Просто Давид"

Автор книги: Элинор Портер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Глава XXII
Глазами Перри

Дни шли один за другим, а взволнованные наблюдатели, дежурившие у постели Давида, говорили только одно: «Почти ничего не изменилось». Джек Гернси часто заходил на ферму узнать о здоровье мальчика. И часто видел Перри Ларсона, который никогда не отказывался поговорить о Давиде. Именно от Перри Гернси начал узнавать о мальчике вещи, о которых не имел ни малейшего понятия.

– Что удивительно, – сказал однажды Перри, – так это сколько народу спрашивает про мальца. Вот уж я не думал, что они его знают, да что им дело есть, живой он или нет. Вот старая миссис Сомерс, к примеру. Вы знаете, какова она – кислая как лимон и вяжет как черемуха. Так она вчера мне целый букхет дала для него. Сама, говорит, растила и, говорит, евойные это цветочки. Я-то сначала и не разобрал, о чем это она, ну, прямо и спросил. И, кажись, в первый-то раз Давид на ейный сад-то наткнулся и углядел большую красную розу на кусту. Вроде как скрипочка у него с собой была, да он и заиграл – что роза-то растет (ну, вы знаете, как у него заведено!), а она услышала, и давай кричать да спрашивать, что это он себе думает. Ну так любой мальчишка-то убежал бы, ведь нрав ее всем известен – но уж не Давид. Стоит такой смелый весь и говорит, что роза-то, верно, так счастлива, ведь от нее весь жуткий сад таким миленьким стал. А потом, веселый, словно жаворонок, уходит, наигрывая на ходу. Так миссис Сомерс мне как на духу выложила, что она, мол, уж очень разозлилась, ведь сад-то ее и впрямь жутко выглядел, да она и сама знала. Говорит, забросила его совсем с тех пор, как ее Бесси померла. Но как Давид сказал про розу-то, она хоть и разозлилась, но задело ее это. И прям не могла она забыть, круглые сутки думала про то, как роза у ней растет такая красивая да смелая. Ну и, наконец, только чтоб успокоиться, не удержалась и побежала в саду разбираться, и давай полоть и граблями работать. В общем, ежели какое растение живое осталось, она его уж выходила. А потом на Станцию послала за цветами в горшках, потому как сажать-то поздно было. И теперича у нее уж такая красота, вот она букхет-то Давиду и послала. Я миссис Холли как рассказал, она прям рада была, потому как, мол, миссис Сомерс надо было отвлечься, и, как по мне, так она и добрее с виду стала, миссис Сомерс, – словно черемуха расцвела, скажу так.

– А еще вдовая Гласпелл, – продолжал Перри после паузы. – Она-то, понятное дело, отчего горюет – Давид уж так добр к ее мальчонке-то был, на скрипочке учил его. Так миссис Гласпелл говорит, Джо прямо извелся весь и к скрипочке-то не притрагивается, хотя, когда Давид его учил, прямо с ума от радости сходил. И мальчишка у Кларков – он хромой, ну вы знаете – уж так ему нравилось, как Давид играет. Ясно, вы и еще мисс Холбрук – всегда про него спрашиваете и посылаете всякое, но понятно, вы-то друзья евойные. Но остальные как – прямо в толк взять не могу! Случается, иду и прямо каженная живая душа об нем спрашивает и желает ему на поправку идти. Бывает, ребятня подойдет, с которой он вроде как играл, и, пусть я лопну, ежели один такой не сказал, что Давид его разок побил из-за кошки или еще чего, а больше они и не разговаривали. Так тот малец Давида с тех пор очень уважает, хотя Давид якобы и не знает об том. Вы только послушайте, диво-то какое! А как-то женщина одна подошла, да все никак не отпускала, но я только одно смог выпытать: вроде как Давид присаживался к ней на крыльцо и играл ее ребеночку раз-другой, как будто в том что особенное есть! А самое-то занятное было, когда женщина сказала, мол, ей гораздо сподручнее было посуду мыть, как она увидит, что он мимо идет да наигрывает. И еще Билл Дауд. Вы же знаете, у него правда не все дома, и все говорят, что он самый настоящий местный дурачок. Так знаете, что он сказал?

Мистер Джек покачал головой.

– Ну так он сказал, что надеется, мол, ничего с мальцом не случится, потому что очень уж он, Билл-то, любит, когда тот улыбается. А Давид, мол, всегда улыбался ему при встрече. Так и что вы об этом думаете?

– Ну, я думаю, Перри, – серьезно сказал мистер Джек, – что, говоря это, Билл Дауд вовсе не паясничал, как это с ним случается.

– Хм-м, может и так, – задумчиво пробормотал Перри. – Только, как по мне, все ж странно это было.

Он помолчал, а потом вдруг хлопнул ладонью по колену.

– А скажите-ка, я вам рассказывал о старике Стритере и о грушевом дереве?

И вновь мистер Джек покачал головой.

– Значится, расскажу, – радостно объявил Ларсон. – И, слышьте, как я погляжу, и вы не сможете это объяснить, а я и подавно! Ну, вы знаете Стритера, да кто не знает, так что я тут поклепу не навожу. Он сдвинутый, а сдвиг евойный – на деньгах. Вам уж ведомо, что он пальца не поднимет, ежели к нему доллар не прилип, и что он ничегошеньки ни для кого не сделает, если в том денежному интересу нету. Как по мне, так коль он на небо попадет, то перья из своих крыльев повыдергает и продаст по сходной цене.

– Ох, Перри! – усовестил его мистер Джек сдавленным голосом.

Перри Ларсон только усмехнулся и невозмутимо продолжал.

– Раз мы оба знаем, какой он есть, слушайте-ка, что он сделал. Иду я, значится, а он за своим забором, здоровым таким, – подозвал меня и говорит: «Как там мальчик?». Я чуть на месте не упал. Стритер, да спрашивает о больном мальчишке! И, кажись, ему правда было до того дело. Чтоб у него так лицо вытянулось – я не видал с тех пор, как ему по одной закладной уплатили, когда он уже причмокивал, потому как дюже лакомый кусок ему в руки шел, цельная большая ферма! Ну я прямо извелся, так уж хотелось разузнать, отчего Стритеру до мальчонки дело есть. Вот я и разведал кой-чего окольными путями, ведь у самого-то у него не допросишься. Так знаете, чего оказалось? Наш плутишка-то самого скрягу окрутил – Стритера! Да, и соседи сказали, малец частенько к нему приходил, а Стритер в нем души не чаял! Даже, вроде как, дал ему цент, хотя уж на это я не куплюсь. Так они сказали, соседи-то, что все с груши началось – с большого такого дерева слева от евойного дома. Может, помните. Ну, оно вроде как старое и плодов больше не дает, но цветет каждый год – с ума сойти, как цветет! Только попозже, чем остальные груши-то, и подольше, будто знает, что других дел у него больше нету. Ну так старик Стритер и велел его срубить. То ли солнце оно ему загораживало, то ли дождевую воду отнимало у дерева на другой-то стороне, а та, другая груша, еще плодоносит, то есть, значится, чего-то стоит! И вот зовет он работника с топором и уже готов рубить, а тут Давид. Малец в первый раз там появился. Пошел гулять, да и наткнулся на эту грушу, всю в цветах. И вы уж знаете, что от него можно ждать. Груша, да вся в цветах – картина та еще. Ну вот он и давай плясать да хлопать в ладоши, как умалишенный, – скрипочки-то с собой у него не было. И тут видит работника-то с топором и старого Стритера, а Стритер, значится, видит Давида. А потом, говорят, такое было – Билл Уорнер-то за забором стоял и слышал. Говорит, Давид, как понял, что будет, совсем сбрендил и давай бушевать, да так, что старый Стритер стоял да таращился. Только и смог проворчать: «Слушай, мальчик, от этого дерева больше толку нету». Билл говорит, малец тут прямо взвился. «Толку нету! Толку нету! – кричит, – от такой-то красоты толку нету! Да никакого толку не надо, раз оно так прекрасно! На него надо смотреть, его надо любить и быть счастливым!». Вообразите-ка, сказать такое старику Стритеру! Поглядел бы я на его лицо. Так Билл говорит, мальчонка-то гораздо больше насказывал всякого. Мол, деревья – подарок Бога, а от того, чем Он дает нам любоваться, толку не меньше, чем от того, что Он дает нам в пищу, и, мол, звезды, закаты, снежинки да облачные кораблики и не знаю, чего там еще, в Оркестре Жизни важны не меньше репы да тыквы. А потом, Билли говорит, как бросится к ногам Стритера и как давай умолять, чтоб тот подождал, пока он вернется со скрипочкой и расскажет, какое распрекрасное это дерево. Ну, хотите верьте, хотите нет, а старика Стритера прямо оторопь взяла. Так он и отослал человека с топором, а дерево-то до сих пор стоит, вона как! – закончил он.

Затем, внезапно помрачнев, Ларсон добавил осипшим голосом:

– Уж я только надеюсь, что я и о мальчике то же самое скажу – через месячишко.

– Будем надеяться, – с жаром вздохнул его собеседник.

Так дни проходили один за другим, и весь городок ждал, а в большой, полной воздуха «парадной спальне» в доме Холли один мальчик боролся за свою жизнь. Потом наступили самые черные сутки, когда весь городок мог только смотреть и ждать – и уже утратил надежду; когда доктора только качали головами и отводили глаза от взгляда миссис Холли; когда пульс на тонком запястье, лежавшем на покрывале, играл в прятки с прохладными, настойчивыми пальцами, так упорно искавшими его; когда Перри Ларсон невесть сколько бессонных часов сидел на кухне у плиты и со страхом прислушивался к шагам в коридоре; когда мистер Джек на крыльце и мисс Холбрук у башенного окна вместе с Давидом спустились в темную долину и так близко подошли к бурной реке, что жизнь, с такими мелочами как гордость и предубеждения, навсегда для них переменилась.

А потом, после самых темных суток, пришел рассвет, как это всегда бывает после чернейших дней и ночей. Пульс на тонком запястье, лежавшем поверх покрывала, наконец, появился и стал устойчивым. На лбу под пальцами сиделки выступила испарина. И тогда доктора закивали головами и стали смотреть всем прямо в глаза. «Он будет жить, – сказали они, – кризис прошел». Перри у кухонной плиты услышал в коридоре шаги и вскочил, но при первом же взгляде на мокрое от слез, но сияющее лицо миссис Холли его ноги подкосились и он упал на стул.

– Ух! – выдохнул он. – Знаете, вот уж я не думал, что стану так переживать за мальца-то! Пойду-ка расскажу мистеру Джеку. Он ждет вестей.

Глава XXIII
Загадки

Выздоровление Давида было в своем роде живописным. Как только мальчик смог сидеть, он словно король занял место на троне, начал принимать подданных – и оказался весьма милостивым монархом. Его комната утопала в цветах и фруктах, а кровать стонала под тяжестью книг, игрушек и игр, которые несли со всех сторон. Каждый подарок он встречал восторженными криками, будь то роскошно переплетенные романы Вальтера Скотта от мисс Холбрук или коробка мраморных шариков от маленького хромоножки Джимми Кларка.

Только две вещи казались Давиду странными: почему все были так добры к нему и почему он никогда не имел удовольствия побывать в обществе мистера Джека и мисс Холбрук одновременно.

Давид открыл это любопытное обстоятельство, касающееся мистера Джека и мисс Холбрук, как только начал выздоравливать. На второй день после обеда мистера Джека допустили к больному. Давид слушал последние новости о Джилл и Джо, как вдруг заметил странную перемену в лице посетителя.

Из окон «парадной спальни» Холли была отлично видна дорога. Мистер Джек как раз смотрел в одно из окон. Давид, сидевший на кровати, увидел, что к дому стремительно приближается запряженный парой вороных открытый экипаж, который, как ему было известно, принадлежал мисс Холбрук. Мальчик с нетерпением наблюдал за ним, пока не увидел, что лошади поворачивают на подъездную дорожку к дому Холли, и тогда выразил свой восторг восклицанием:

– Это моя Госпожа Роз! Она приехала ко мне. Смотрите! О, я так рад! Теперь вы ее увидите и узнаете, какая она красивая. О, мистер Джек, вы же не уйдете сейчас, – Давид увидел, как мистер Джек вскочил на ноги, и прервался, чтобы немедленно выразить разочарование.

– Думаю, придется, если ты не возражаешь, Давид, – ответил мужчина как-то нервно и торопливо. – А ты не будешь возражать, раз мисс Холбрук уже здесь. Я хочу поговорить с Ларсоном. Он был в поле минуту назад. Думаю, я выйду через окно, Давид. Не хочу упустить Перри, а так я скорее его поймаю, – закончил он, поднимая раму.

– О, но, мистер Джек, пожалуйста, подождите минуту, – взмолился Давид, – я хотел, чтобы вы увидели мою Госпожу Роз, и…

Но мистер Джек уже был на земле за низким окном, и через секунду с улыбкой и веселым кивком опустил за собой раму и поторопился уйти.

Почти сразу же в дверях спальни появилась мисс Холбрук.

– Миссис Холли сказала, я могу войти, и вот я здесь, – начала она весело. – О, молодой человек, вы выглядите гораздо лучше, чем в понедельник!

– Я уже лучше, – пропел Давид, – и сегодня мне особенно хорошо, потому что здесь был мистер Джек.

– О, мистер Джек приходил тебя навестить? – голос мисс Холбрук неуловимо переменился.

– Да, только что. Да он еще был здесь, когда вы заезжали во двор.

– Здесь, когда я… Но я не встретила его… в коридоре.

– Он ушел не по коридору, – радостно рассмеялся Давид. – Он ушел прямо через вон то окно.

– Окно! – мисс Холбрук до самого лба залилась гневным румянцем. – В самом деле, ему понадобилось прыгать в окно, чтобы сбежать…

Она закусила губу и резко остановилась.

Глаза Давида немного расширились.

– Сбежать? О, он-то никуда не сбегал. Это все Перри. Мистер Джек боялся, что не успеет его поймать. Он заметил его из вон того окна, уже когда увидел вас, и сказал, что хочет поговорить с ним и что боится, как бы он не ушел. Так что он выпрыгнул прямо из окна. Видите?

– О да, я… вижу, – пробормотала мисс Холбрук, и ее голос показался Давиду немного необычным.

– Я хотел, чтобы он остался, – неуверенно нахмурился Давид. – Хотел, чтобы он увидел вас.

– Ох, Давид, надеюсь, ты не сказал ему этого.

– Как раз сказал. Но он и тогда не смог остаться. Видите ли, он хотел поймать Перри Ларсона.

– Ничуть в этом не сомневаюсь, – резко ответила мисс Холбрук, так сильно подчеркивая каждое слово, что Давид снова взглянул на нее с некоторым беспокойством.

– Но он скоро вернется, я уверен, и, возможно, вы тоже будете здесь. Я так хочу, чтобы он увидел вас, Госпожа Роз!

– Чепуха, Давид! – немного нервно рассмеялась мисс Холбрук. – Мистер Гернси не хочет меня видеть. Он уже видел меня десяток раз.

– О да, он говорил мне, что видел вас давным-давно, – серьезно кивнул Давид, – но не похоже, чтобы он хорошо это помнил.

– Правда! – засмеялась мисс Холбрук, вновь раскрасневшись. – Ну, дорогой, я уверена, что мы не станем слишком сильно напрягать память бедного джентльмена. Лучше давай посмотрим, что я тебе принесла, – весело закончила она.

– О, что это? – выкрикнул Давид, глядя, как быстрые пальцы мисс Холбрук снимают обертку и показывается коробка, которая, когда ее открыли, оказалась полным-полна цветных деревянных кусочков странной формы, смешавшихся в беспорядочную кучу.

– Это головоломка, Давид. Если правильно собрать все кусочки, будет картинка. Я пробовала вчера вечером, и у меня не получилось. Вот, принесла тебе – может, у тебя выйдет.

– Спасибо! Я с удовольствием попробую, – обрадовался мальчик.

И, обнаружив два кусочка, которые самым волшебным образом подошли друг к другу, очарованный Давид вроде бы вовсе забыл о мистере Джеке – и, казалось, мисс Холбрук это было весьма по душе.

Желание Давида увидеть мистера Джека и Госпожу Роз вместе у своей постели сбылось почти через целую неделю. Это был тот день, когда мисс Холбрук принесла ему чудесный набор красиво переплетенных романов Вальтера Скотта. Более того, он еще торжествовал по поводу нового приобретения, когда мистер Джек внезапно появился на пороге.

– Привет, мой мальчик, я только… О, прошу прощения. Я полагал, мы одни, – сказал он, запнувшись и сильно покраснев.

– Он один… то есть, очень скоро останется в одиночестве… если не считать вас, мистер Гернси, – беззаботно улыбнулась мисс Холбрук, поднявшись.

– Нет-нет, умоляю вас, – заикаясь, сказал мистер Джек, багровея еще сильнее. – Я не хочу выго… то есть, я хочу сказать, не уходите, пожалуйста. Я не знал. И не мог предположить, ведь я не видел… Вашего экипажа сегодня не было у дверей.

Брови мисс Холбрук поднялись на долю дюйма.

– Я отослала его домой. Хочу пройтись. Мне надо сделать несколько визитов по пути, и теперь как раз пора уходить. До свидания, Давид.

– Но, Госпожа Роз, пожалуйста, пожалуйста, не уходите! – взмолился Давид, в смятении переводя взгляд с одного на другого.

Но ни уговоры, ни споры не возымели действия, и, прежде чем Давид сообразил, что случилось, он остался наедине с мистером Джеком.

И тогда одно разочарование наложилось на другое, потому что визит мистера Джека вопреки обычному не стал для мальчика источником безоблачной радости. Сначала мистер Джек был почти сердит, а потом притих, забеспокоился и начал рывками передвигаться по комнате, что очень досаждало Давиду.

Мистер Джек принес с собой книгу, но сегодня это только ухудшило дело. Увидев прекрасно переплетенные тома, только подаренные мисс Холбрук, он нахмурился и сказал мальчику, что, вероятно, его подарок вовсе не нужен, когда есть такие чудесные книги. И Давид никак не мог объяснить, что одна книга от мистера Джека была не менее дорога ему, чем весь набор, подаренный Госпожой Роз.

Этот визит явно не принес удовлетворения никому и в первый раз в жизни Давид был почти рад, что мистер Джек ушел и оставил его наедине с книгами. Книги, сказал себе Давид, понять можно, а мистера Джека сегодня – нет.

Несколько раз после этого случая Госпожа Роз и мистер Джек случайно приходили в одно и то же время, но Давиду никак не удавалось убедить двоих своих друзей остаться вместе. Если один приходил, а другой уже был на месте, этот другой удалялся, несмотря на заверения Давида в том, что двое гостей совершенно не утомят его и что он уже не раз принимал двоих. Хотя во всех остальных отношениях его друзья были сговорчивы и всегда стремились угодить Давиду, здесь они оказались непреклонны и ни за что не соглашались остаться вместе.

Они не сердились друг на друга – в этом Давид был уверен, поскольку они были всегда особенно вежливы при встрече: поднимались и кивали самым изысканным образом. Но все же иногда ему казалось, что они не особенно любят друг друга – потому что всегда, когда один из них уходил, оставшийся становился тихим и почти суровым, если это был мистер Джек, и разрумянившейся и нервной, если это была мисс Холбрук. Но почему оно было так, Давид понять не мог.

Пара прекрасных вороных в эти дни весьма часто заворачивала к дому Холли, а впоследствии случалось и так, что она увозила бледного мальчика со счастливыми глазами на сиденье рядом с мисс Холбрук.

– Ох, я не понимаю, почему это все настолько добры ко мне! – воскликнул однажды Давид, обращаясь к Госпоже Роз.

– Ну, это вполне понятно, Давид, – улыбнулась она в ответ. – Единственная проблема в том, чтобы выяснить, чего ты хочешь – ты слишком малого просишь.

– Но мне и не надо просить – вы обо всем знаете заранее, – заверил мальчик, – вы, мистер Джек и все остальные.

– Правда? Это хорошо.

Мисс Холбрук замялась, а потом, словно между прочим, спросила:

– Полагаю, он продолжает рассказывать тебе истории, этот мистер Джек, – как и раньше?

– Ну, когда-то давно он рассказал мне только одну, но с тех пор, как я заболел, были и другие.

– О да, я помню, та, давнишняя, называлась «Принцесса и нищий», верно? Так рассказал ли он тебе что-нибудь… в том же духе?

Мальчик решительно замотал головой.

– Нет, ничего похожего он не рассказывает… да я и сам этого не хочу.

Мисс Холбрук довольно странно хохотнула.

– А почему, Давид? Что с ней не так? – полюбопытствовала она.

– Все дело в конце. Он не счастливый, знаете.

– О, да… я… я помню.

– Я просил изменить его, – продолжил Давид расстроенным голосом. – Прямо на днях просил, но он не стал.

– Может, он… не хотел, – мисс Холбрук говорила очень быстро, но так тихо, что Давид едва ее слышал.

– Не хотел? Конечно, он хотел! Он был ужасно серьезный, как будто его это сильно волновало, знаете. И сказал, что отдал бы все на свете, лишь бы только изменить это, но он не может.

– Он так… и сказал? – выдохнула мисс Холбрук, подавшись вперед.

– Да, именно так, и я этого не понял, – продолжал Давид. – Потому что я не возьму в толк, почему историю – просто историю, выдуманную кем-то – нельзя изменить, как угодно. Так я ему и сказал.

– Ну и что же он тебе ответил?

– Он целую минуту ничего не говорил, и пришлось повторить вопрос. Тогда он вдруг выпрямился, словно до этого спал, знаете, и сказал: «Э-э… что, Давид?». И тогда я снова все повторил. На этот раз он покачал головой и улыбнулся такой… улыбкой, которая на самом деле не улыбка, знаете, и что-то сказал об истории из настоящей жизни, у которой есть только одно завершение, и это завершение логическое. Госпожа Роз, что такое логическое завершение?

Госпожа Роз внезапно рассмеялась. На ее щеках зажегся яркий румянец, который всегда нравился Давиду, а глаза вдруг засверкали. Отвечая, она несколько раз прерывалась на короткие смешки:

– Ну, Давид… не думаю, что могу… сказать. Но, может быть… я могу это выяснить. В одном, однако же… я уверена: логическое завершение мистера Джека… не по мне!

Давид не понял, что она имела в виду, а она не ответила на вопросы. Но несколько дней спустя мисс Холбрук послала за ним, и Давид, уже способный идти, куда ему хотелось, с превеликой радостью ответил на призыв.

Был ноябрь, и сад стоял голый и холодный, но в библиотеке в камине танцевал яркий огонь, и мисс Холбрук пододвинула поближе к нему два низких стульчика.

Давид подумал, что в этот момент она была особенно хороша. Казалось, румянец на ее щеках был отсветом глубокого красного цвета платья. Ее глаза ярко сияли, а губы улыбались, однако она казалась странно нервной и беспокойной. Сначала мисс Холбрук вроде принялась за рукоделие, взявшись за лоскуты белого и желтого шелка, но вскоре оставила его и начала вязать – спицы из слоновой кости замелькали над голубой шелковистой сеточкой. Но и это продлилось недолго. На низкой подставке со стороны Давида были разложены книги и картинки, и она еще какое-то время говорила о них. Потом она вдруг спросила:

– Давид, как ты думаешь, когда ты… увидишь мистера Джека?

– Завтра. Я иду в «дом, который построил Джек» на чай и останусь на ночь. Будет Хэллоуин[5]5
  Хэллоуин – праздник, который в англоязычных странах отмечают 31 октября, в канун Дня всех святых. Сопровождается карнавалами, играми, гаданиями.
  Традиционная игра, в которую играют во время Хэллоуина, – вылавливание яблок зубами из сосуда, наполненного водой.


[Закрыть] – то есть на самом деле это не Хэллоуин, потому что уже слишком поздно. Я его пропустил, потому что болел, знаете. Так что мы будем его изображать, и мистер Джек покажет, как это бывает. Они с Джилл всегда так поступают – когда с настоящим не получается, делают понарошку. Мистер Джек много напланировал для нас с Джилл – будут орехи, яблоки и свечи, знаете. Я иду к ним завтра вечером. Тогда мы и увидимся.

– З-завтра? Так… так скоро? – запнувшись, спросила мисс Холбрук.

Давид в изумлении смотрел на нее. Ему даже показалось, что мисс Холбрук ищет, куда бы сбежать и где спрятаться. Потом она решительно, словно ухватившись за что-то обеими руками, наклонилась вперед, посмотрела Давиду прямо в глаза и начала торопливо, но очень отчетливо говорить.

– Давид, послушай. Нужно кое-что передать мистеру Джеку, только точно. Это касается той истории… про принцессу и нищего. Думаю, тебе не надо напоминать, ведь ты отлично запомнил все подробности. Сможешь передать? В точности то, что я тебе сейчас скажу.

– Ну конечно, я передам! – без колебаний пообещал Давид, хотя в его взгляде еще читалось удивление.

– Это насчет… конца, – сказала мисс Холбрук, запинаясь. – То есть, это может… иметь некое отношение к концу… вероятно, – путано закончила она.

И снова Давид заметил, что ее взгляд мечется, словно в поисках пути к отступлению. Затем она вновь решительно подняла подбородок и начала говорить еще быстрее.

– Итак, слушай, – серьезно начала мисс Холбрук.

И Давид стал слушать.