Текст книги "Написано с сожалением (ЛП)"
Автор книги: Эли Мартинез
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Он засунул конверт обратно в ящик.
– Возможно. Но я также запер компьютер, планшет и бумажник в сейфе, так что я не уверен, что мы еще в безопасности.
Это было не смешно. На самом деле это было грустно. Но это давало мне надежду, что мы
делаем успехи.
– А он пошутил? – сказал я своим невидимым друзьям.
Он наклонил голову в сторону, все еще улыбаясь и тем самым продолжая сеять хаос в моем сердце.
– О, это была не шутка… – Кейвен остановился совсем рядом – его правая сторона была прижата ко мне – и он наклонил голову так, что его губы оказались в болезненной близости от моего уха. – Надеюсь, ты серьезно настроена, потому что если ты разобьешь ей сердце, я уничтожу тебя.
Когда его дыхание, словно перышко, скользило по моей шее, вызывая холодок на коже, я беспокоилась не о сердце Розали.
Но это была моя проблема.
Он не знал, как часто я думала о нем после расстрела или как мечтала о нем каждую ночь на протяжении большей части своего подросткового возраста.
– Мы оба давно были разрушены, Кейвен. Может, пришло время расчистить обломки и начать все заново. Начиная с нее.
Глава 19
Кейвен
– О, Господи.
– Не говори «Господи», – поправил я Розали со своего места в конце обеденного стола, где она и Хэдли установили что-то на подобие художественной студии. У меня был открыт ноутбук, и я просматривал некоторые данные, которые Йен прислал по сделке с Лэнсом Гудманом. Мужчина постоянно звонил мне, задаваясь вопросом, где его деньги, и хотя юридический отдел все еще просматривал все контракты и банковские выписки, что-то было не так.
– Почему бы и нет? – Розали спорила. – Молли все время говорит «О, Господи».
– Я не отец Молли.
– Я знаю. Ее отец позволяет ей есть пончики на завтрак, когда у нее даже не день рождения.
– Ее отец также, по сути, отправляет сына ее стоматолога в Йельский университет.
– Что?
Я отмахнулся от нее.
– Ничего. Почему бы нам просто не оставить «о, Господи» на некоторое время?
– Могу я сказать, о, боже?
Я поднял на нее взгляд.
– Что? Нет.
– Это плохое слово?
– Нет. Но ты говоришь так, будто тебе тринадцать, а мне осталось еще девять лет чтобы подготовиться к этому. Оставайся четырехлетней, пока тебе не исполнится хотя бы двадцать один. Хорошо?
Я взглянул на Хэдли, которая опустила голову, держа в руке карандаш. Ее плечи тряслись от беззвучного смеха. Второй урок рисования у Розали шел полным ходом, и, как будто расплавленных мелков было недостаточно, Хэдли на этот раз принесла блестки. И неважно, что она постелила на пол под ними салфетку. Если я хоть на шаг подойду к тому концу стола в течении месяца, то буду выглядеть как платиновый член стриптиз-клуба. Блестки в моем доме был лишь на одну ступень выше чумы. Но у меня была маленькая девочка.
Так что, пока она не использовала его в качестве лосьона для тела, чтобы работать в вышеупомянутом стрип-клубе, мне придется смириться с этим.
Но что я никак не мог пережить, так это то, как сильно она любила Хэдли.
Со среды до субботы я только и слышал от Розали: Хэдли, Хэдли, Хэдли. И это было
чертовски отстойно, потому что мой мозг уже зациклился на Хэдли.
Когда она улыбалась, вся комната озарялась светом.
И то, как она всегда находила способ прикоснуться ко мне.
А, что еще хуже, я всегда находил причину, чтобы позволить ей это.
В последние два раза, когда я ее видел, она была в джинсах и футболке. Но это тело было не скрыть. Хэдли была невысокой, но ноги были длинными, а задница круглой – не то чтобы я смотрел или что-то в этом роде. Это было бы просто ужасно, учитывая как я к ней относился.
Или как я должен был относиться.
И не будем забывать, как чертовски мило она выглядела в этих нелепых комбинезонах. Они не должны были быть сексуальными.
И опять же, она не должна была быть сексуальной и в моем представлении.
Хотя, наверное, не зря мы с ней вместе завели ребенка. Притяжение никогда не было нашей проблемой. Я до сих пор помню, как увидел ее с другого конца бар.
Я годами избегал рыжих.
Они все напомнили мне о той разбитой девочке в день стрельбы.
Но Хэдли была другой. Как выяснилось, возможно, это было потому, что она выполняла задание по краже моего компьютера, но неважно. Это случилось и подарило мне величайший подарок за всю мою жизнь, который в данный момент был покрыт, должно быть, галлоном блесток, украшая единорога, которого она и та самая великолепная рыжеволосая девушка нарисовали вместе.
– Папа, смотри!
Я поднял голову от ноутбука.
– О, вау! Это потрясающе, детка.
– Посмотри на рог. Я сама его сделала.
– Ну, конечно. Рог мне нравится больше всего.
Блестки разлетались повсюду, когда она трясла картиной передо мной.
– Посмотрите на ее задницу. Хэдли сделала ему попку. Правда, хорошая попка, папочка?
Так и было. Действительно, блядь, было. Не то чтобы я подсматривал в один из четырех раз, когда она наклонялась, чтобы достать что-то из сумки в этот вечер.
И не то? чтобы я считал, сколько раз она наклонялась, или что-то в этом роде.
Господи.
Мне нужно было переспать. Это было нелепо. Я ненавидел эту
женщину. Вроде как.
С тех пор как я стал отцом, моя сексуальная жизнь так сильно изменилась. Все ограничивалось сексом на одну ночь. Но они были настолько редкими, что больше походили на свидания раз в год.
– Хвост, – поправила Хэдли. – Она говорит о хвосте.
Она рассмеялась, зажав зубы между губами.
Зазвонил телефон, и на экране высветилось имя Трента. Встав с кресла я обернулся к Розали.
– Уже почти три. Хэдли, наверное, пора уходить.
– Нет-нет-нет, – Рози заплакала. – Она только что пришла. Мы собирались сделать пегаса следующим.
Я бросил взгляд на Хэдли, и она быстро поддержала меня.
– Знаешь что? Мне правда нужно идти. Что, если я назначу рисование «Пегаса» на среду? Так мы сможем уделить больше времени его украшению.
– Я снова хочу нарисовать рог.
Она улыбнулась моей девочке, которая тут же улыбнулась в ответ.
– Хорошо, я просто нарисую его зад и крылья. Договорились?
Они продолжали разговаривать, но я кивнул подбородком в сторону Алехандры, поднимая в ее сторону зазвонивший телефон. Она стояла у раковины и в десятый раз мыла посуду. Обычно она не работала по субботам, но было видно, что она волновалась за Розали, и поэтому я ничего не сказал, когда она заглянула к нам за несколько минут до того, как должна была приехать Хэдли.
Она понимающе кивнула, и я направился к входной двери, поднеся телефон к уху.
Мы не разговаривали с Трентом уже несколько недель. Я пытался связаться с ним с тех пор, как Хэдли появилась на вечеринке Розали, но, признаться, я не очень старался. У нас с Трентом не было особых отношений. Мы общались два раза в год, независимо от того, нужно нам это или нет, и еще два раза он и его жена Дженнифер приезжали в гости. Звонки обычно совпадали с визитами и планами. А поскольку они покинули наш дом два месяца назад, время для визита еще не пришло.
– Чертовски вовремя ты мне перезвонил, – проворчал я в качестве приветствия, выходя на улицу, чтобы Хэдли не слышала.
– Ты звонил, – пробурчал он в своей лучшей манере Ларча.
– Я звонил дважды за последние две недели.
– Неужели богатому, одинокому Кейвену нужно, чтобы я положил трубку и перезвонил, чтобы помириться во второй раз?
Я закатил глаза.
– Ты мудак.
– Но ты должен признать, что у меня это хорошо
получается. – Дженнифер крикнула на заднем плане: – «Эй, Кэв!»
Я опустился на холодную кирпичную ступеньку.
– Передай ей привет.
– Он говорит: «Отвали». Думаю, он зол на тебя за то, что ты не перезвонила ему на прошлой неделе, – сказал ей Трент.
– Я не так сказал.
Дженнифер знала лучше. Смеясь, она ответила:
– Он не звонил на мой телефон, умник.
– Ах, точно, – сказал Трент. – Ну, как дела, младший брат. Как Рози?
– Довольно хорошо. Она как раз убирает блестки столовой вместе с Хэдли.
– Ты уволил Алехандру?
– Нет, – сказал я, ожидая, когда её имя дойдёт до него.
– У тебя новая девушка?
– Не-а.
– Тогда кто же такая Хэдл… О, черт!
– Ага.
– Мы говорим о Хэдли – воровке? Биологической матери Розали – Хэдли?
– Хэдли Бэнкс. И да, ты прав.
Я услышал, как заскрипело его кресло, когда он, без сомнения, вскочил на ноги.
– Какого черта, Кэв? Когда, черт возьми, она вернулась?
– Около двух недель назад.
– А я только сейчас об этом узнаю?
– Я позвонил.
– Дважды. За две гребаные недели. Это говорит о том, что ты споткнулся носком о пачку денег, а не о том, что мать твоего ребенка внезапно появилась из ниоткуда. Черт возьми. Кто-то ампутировал тебе большие пальцы? Ты мог бы прислать чертово сообщение, чтобы я знал, что это срочно.
– Да. Извини. У меня тут полный бардак.
Зная Трента, он бы щас шагал взад и вперед, требуя: – Черт возьми. Начни с самого начала. Но дай мне сокращенную версию, чтобы мы могли перейти к тому, почему она в твоем чертовом доме, а не в городской тюрьме… – была только одна часть этой длинной, гнусной истории, которая его интересовала, поэтому я решил опередить его.
– Она была в торговом центре. Там умерли ее родители.
– Что? Блядь, – вздохнул он, прежде чем его голос перешел в крик. – Что за хрень! Как такое возможно? Ты познакомился с этой женщиной в Нью-Йорке, верно? Она знает, кто ты такой? Она знает об отце?
– Да. Она пришла ко мне после того, как увидела «Калейдоскоп» в новостях и захотела получить фотографии своих мертвых родителей.
– Верно, поэтому очевидно, что путь к этому лежит через член человека, ответственного за убийство ее родителей. Логично.
Моя спина выпрямилась, а волосы на руках встали дыбом.
– Я, блядь, не отвечаю за это дерьмо.
Это была ложь. Я был абсолютно виноват, но он не мог обвинить меня. Никто не мог, блядь, обвинить меня.
Бог знал, что я и так виню себя, не считаясь с чужими чувствами.
Он застонал.
– Я не это имел в виду. Я знаю, что ты не виноват. Это папа натворил такое дерьмо. Нет, не так. Малком сделал это. Но я достаточно долго проработал копом, чтобы знать, что жертвам нужен кто-то, кого можно обвинить. Неважно, если бы ты был почтальоном Малкома Лоу. Жертвы все равно найдут способ обвинить вас за то, что вы выполнили свою чертову работу, доставляя неизвестную посылку с боеприпасами к его дому. Вот почему мы сменили фамилию. Чтобы избежать клейма родства с этим куском дерьма. Так что нет никакого смысла в том, что она пришла к тебе, зная, что ты связан с этим человеком. Держу пари, у нее в голове полный пиздец. Наверняка у нее есть алтарь Малкому.
Я оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что дверь по-прежнему закрыта, и произнес шепотом:
– У нее не все в порядке с головой. Ну, не хуже, чем у меня.
– Прошло всего две недели. Ты не можешь этого знать. Какого черта ты пустил ее в свой чертов дом? Рози знает, что она ее мать?
– Нет. Расслабься. Розали ничего не знает. Слушай, я тоже не в восторге от этого. Но она явилась с повинной. У нее есть деньги, хороший адвокат, нет судимостей.
– Не говори мне эту чушь. Она вынесла из твоей квартиры имущество на сумму более десяти тысяч.
– Да, но ее отпечатки не совпали ни с одним из тех, что копы взяли у меня дома. Они даже не смогли предъявить ей это обвинение.
– Видишь. Говорю тебе. Эта сучка знает, что делает. Она знала достаточно, чтобы замести следы той ночью. А как насчет статьи об оставлении ребенка в опасности? Повесить бы ее на дерево за это дерьмо.
– Правильно. Значит, она может войти в зал суда и защитить себя, объяснив под запись, что страдала от ПТРС, заново переживая тот день, когда мой отец убил её родителей, и поэтому она приняла решение отдать мне ребенка?
– А сколько больниц, полицейских участков и пожарных станций она проехала по дороге к тебе в ту ночь? Есть законные и безопасные способы сделать то, что она сделала. И она не выбрала ни один из них. Я бы не доверил этой женщине ни золотую рыбку, ни тем более свою дочь.
– Не говори мне то, что я и так знаю. Я ей не доверяю. Именно поэтому битва за опекунство пугает меня до смерти. Что, черт возьми, я должен делать, если судья прикажет мне отдавать ее Хэдли каждые выходные? Ты прекрасно знаешь, насколько правовая система благосклонна к матерям, а не к отцам. Это не тот риск, на который я могу себе позволить пойти. И давай даже не будем притворяться, что разнос по полной программе, который я получу после того, как общественность узнает о папе и ее родителях, не повлияет на это решение. Я мог бы стать отцом года, но все равно останусь злодеем.
– Черт, – пробормотал он. Забудьте о том, что он мой брат – начальник полиции Трент Хант знал, что я был прав.
– Посмотри, я играю по-умному. Она добровольно согласилась на шесть месяцев посещений под присмотром. Пока что она была милой и понимающей. Не знаю, как долго это продлится, но я держу руку на пульсе. Мы ничего не сказали Рози, так что сейчас Хэдли просто… Хэдли – учительница рисования.
– Мне это не нравится. Мне это совсем не нравится.
– Ты не одинок в этом. Но на данный момент все так, как есть.
– Как твой муж справляется с этим?
Я рассмеялся.
– Йен до смерти напуган тем, что я тоже до смерти напуган. Я решил быть с ней милой, чтобы избежать дальнейших конфликтов. Но у него нет таких обязательств, так что я уверен, что он хочет быть придурком, чтобы посмотреть, сможет ли он ее прогнать.
– К твоему сведению, я в его команде.
Ухмыляясь, я поднялся на ноги, когда услышал голоса по ту сторону двери.
– Я был бы разочарован, если бы ты не был на его стороне. Слушай, мне пора идти.
– Сделай мне одолжение, используй немного своих денег, и купи протез большого пальца, чтобы ты мог держать меня в курсе событий. У меня не очень хорошее предчувствие по этому поводу.
Дверь открылась, и с другой стороны появилась Хэдли со своей переполненной сумкой для художников.
– Сделаю. Мы скоро поговорим. Передай Дженн, что я сказал отвалить.
Он рассмеялся, и, отведя телефон от уха, я услышала, как он позвал: – Дженн, Кэв передавал привет!
Засунув телефон в задний карман, я натянул улыбку. Меня должно было обеспокоить, насколько легкой была эта улыбка, когда я увидел ее.
– Ребята, вы закончили?
Хэдли указала на свои невидимые часы.
– Три часа дня.
– Отлично. Я провожу тебя до машины.
Ее тело обмякло.
– О, Боже. Нам предстоит еще один разговор?
– Нет, умник. Я просто пытался быть милым.
Она подняла руку к груди.
– О, вау. Я знала, что задница единорога хороша, но не ожидала такой шумихи.
Я покачал головой. Она была забавной.
Я чертовски ненавидел то, что она была смешной.
В основном потому, что мне нравилось, что она смешная.
Она повернулась к Розали, которая стояла в коридоре и держала Алехандру за руку.
– Пока, Розали. Увидимся через несколько дней, хорошо?
– Не забудь. Я хочу нарисовать рог.
– Не вопрос, Боб.
Розали хихикнула.
– Меня зовут не Боб!
Я не видел лица Хэдли, но слышал улыбку в ее голосе.
– Хорошо. Увидимся позже, аллигатор?
Розали засияла.
– Я и не аллигатор!
– До скорой встречи, бабуин?
– Хэдли!
– Пора идти, буйвол?
Моя девочка чуть не подавилась от смеха.
– Буйво-что?
Хэдли продолжала.
– Береги себя, белый медведь? Будь милой, попугайчик?
Рози так смеялась, что даже не смогла ответить.
– Тогда, как насчет этого? – Хэдли прочистила горло и низко поклонилась. – До скорой встречи. Пусть у тебя будет г-ламурный день.
Ладно, хорошо. Она была забавной… и немного странной.
Розали это понравилось. Рванувшись вперед, моя девочка обхватила ноги Хэдли руками, крепко сжав ее.
Я сделал резкий вздох, и все мое тело пришло в боевую готовность. Объятия не были долгими, но они были невероятно сильными, независимо от того, каким образом это произошло.
По крайней мере, в моих глазах.
Рози помчалась прочь, небрежно бросив через плечо:
– Пока, Хэдли.
Алехандра вышла вперед с широко раскрытыми глазами и своей фирменной нежной улыбкой, закрыв дверь.
Несколько минут мы с Хэдли стояли в тишине. Она стояла спиной ко мне, ее грудь поднималась и опускалась от затрудненного дыхания, а эмоции, бурлившие вокруг нее, почти душили меня.
– Хэдли? – прошептал я.
Ее рыжий хвост колыхнулся, и она медленно повернулась. На лице появилась огромная улыбка и ручьи слез.
– С тобой все в порядке?
Она провела рукой по щекам.
– Да. Я просто… Я правда очень люблю этого ребенка.
У меня была дочь; плачущие женщины были моим криптонитом. Так я говорил себе, засунув руку в карман, чтобы не протянуть ей.
– Похоже, ты ей тоже очень нравишься.
Она указала на свое лицо.
– Вот почему ты не можешь быть милым и проводить меня до машины. Некоторые прогулки с позором лучше совершать в одиночку.
Дерьмо. Она думала, что плакать из-за того, что дочь обняла ее, как-то постыдно. Если бы она только знала, сколько раз Розали резала мне лук в глаза за эти годы.
– Почему это позорная прогулка? – спросил я. – Ты только что нарисовал феноменальную задницу единорога. Это должна быть гордая прогулка.
Она рассмеялась, вытирая лицо плечом.
– Ты прав. Может быть, я упустила свое творческое призвание за все эти годы. Р.К. Бэнкс – всего лишь самозванка для настоящих «Британских задниц».
Мои брови взлетели вверх.
– «Британские задницы», правда?
– Эх. Это было лучшее, что я смогла придумать за короткое время. Я не хотела выбирать очевидную «Волосатые попки».
Я моргнул, а она лишь пожала плечами.
Взвалив сумку на плечо, она направилась к своей машине.
Я шел рядом с ней.
– Что ж, я рад, что мы помогли тебе разобраться этим. Ты можешь отправить оплату за услуги консультанта прямо в мой офис.
– О, пожалуйста. Ты еще не видел мой счет за занятия рисования. Давай просто предположим, что они компенсируют друг друга.
– Достаточно справедливо.
Когда мы подошли к ее машине, она наклонилась внутрь, чтобы положить сумку на пассажирское сиденье. Затем она подперла рукой дверь, и повернулась ко мне.
– Могу я попросить тебя об одолжении?
Вот оно. Момент, о котором предупреждали Йен и Даг. Неделя хорошего поведения, и теперь она собирается просить об одолжении. Возможно, о займе, хотя я просмотрел ее картины в Интернете, и она сказала правду. Они продавались за огромные деньги даже при перепродаже.
– Конечно, – натянуто ответил я.
Ее взгляд переместился с дома на землю, а затем вернулся ко мне.
– Мне было интересно, не против ли ты, если я буду иногда называть ее Рози.
Моя голова резко откинулась назад.
– Что?
– Меньше всего мне хотелось бы расстроить тебя или ее. И я обещаю, что никогда не посмею назвать ее Рози Пози. Это принадлежит только тебе. Но я несколько раз слышала, как Алехандра называла ее Рози, и мне нравится. В моей семье принято давать прозвища… – она тяжело сглотнула и пожевала нижнюю губу, прежде чем продолжить. – Я не помню, чтобы мой папа говорил «Хэдли». Он всегда говорил Хэдди. В любом случае… Я прекрасно понимаю, если ты предпочитаешь, чтобы я этого не делала. Прошло не так много времени, но я подумала…
Слишком знакомое чувство вины поселилось в моем желудке, пока она болтала о проклятом прозвище. Насколько мне известно, никто никогда не спрашивал меня, можно ли называть ее Рози. Это было просто сокращение имени Розали.
– Хэдли… – я замялся, не зная, что сказать, – Черт возьми, тебе не нужно спрашивать у меня разрешения на такую мелочь.
Но при этом сохраняя границы, потому что следующая вещь, которую она попросит, может оказаться не такой уж и маленькой.
– Знаешь что, забудь, что я спрашивала. Мы можем обсудить это через несколько месяцев, когда все не будет таким… новым.
Она забралась в машину и начала закрывать дверь, когда я схватил за ее верхнюю часть.
– Подожди.
Она ткнула пальцем в кнопку запуска, а затем стала возиться с ремнем безопасности.
– Кейвен, все в порядке. Правда. Я понимаю. Я не должна была спрашивать.
Подойдя к отверстию, я уперся предплечьем в крышу и наклонился, чтобы видеть Хэдли. Ее подбородок был прижат к груди, и она смотрела на свои колени.
– Эй, – мягко сказал я. – Посмотри на меня.
Мое лицо побледнело, когда ее ярко-зеленые глаза поднялись, и слезы снова наполнили их.
– Я не возражаю, если ты будешь называть ее Рози. И я ненавижу, что тебе пришлось спросить меня об этом, и еще хуже, что ты заметно нервничала, когда делала это. Но я ценю это. И знаю, что тебе нелегко. И то, что ты понимаешь, что мне тоже тяжело, ну… это многое значит. Так что, спасибо.
– Я стараюсь, Кейвен. Это так странно. Я чувствую, что в моем сердце она моя, но в то же время я знаю, что она твоя во всех остальных отношениях. Все границы так размыты.
Я достал из заднего кармана бумажник и вынул из него фотографию, которую всегда носил с собой. Я обновлял ее каждый год в день рождения Розали, и, несмотря на появление Хэдли, этот год ничем не отличался от предыдущих. Это первая фотография, на которой моя малышка больше не выглядела ребенком. Смеясь заднем дворе с пузырями вокруг себя, она больше не напоминала трехкилограммовый ужас, который я держал в больнице.
Передавая ламинированную фотографию Хэдли, я сказал:
– Они не размыты. Думаю, что бы ни случилось, пока она в центре нашего внимания, все остальное будет ясно.
Она прикусила нижнюю губу, на глаза навернулись слезы.
– Можно…
– Можешь оставить фотографию себе.
Ее плечи округлились, и она прижала фотографию к груди.
– Она замечательный ребенок, Кейвен. Ты должен гордиться ею.
– Я горжусь. Каждый божий день.
– Спасибо тебе за это. Это самый лучший подарок, который мне когда-либо делали.
– Да, ну. То же самое можно сказать и о том, что ты отдала мне ее…
Слезы наконец потекли, и она кивнула.
Я кивнул в ответ, похлопал по крыше ее машины и понял, что пора уходить.
А потом я стоял там.
Смотрел на нее.
Как.
Полный.
Черт.
Идиот.
Снова.
Как и в прошлый раз, когда мои ноги освободились от контроля моего мозга, она избавила меня от неловкости.
– Хорошего дня, Кейвен.
Я закрыл ее дверь, пробормотав:
– И тебе тоже.
Потом я смотрел, как она уезжает, со странным чувство тревоги, осевшим в моем животе
Глава 20
Хэдли
Я поставила машину на стоянку и посмотрел на часы на приборной панели.
Четыре-пятьдесят. Мне оставалось убить десять минут, прежде чем я смогу войти в дом. Это было настоящей пыткой для моей души, как у ребенка в рождественское утро.
Еще три месяца назад я бы проклинала среду и её несправедливое расстояние до выходных. Не то чтобы фотограф работал по определенным часам или дням недели, но покупатели в галереях, которые никогда не заплатят по ценам Р. К. Бэнкса, маркетологи без реального опыта и вообще спамеры, похоже, взяли несколько выходных. Так что по выходным моя жизнь была блаженно спокойной.
Но теперь по средам я видела Розали. Если не считать субботы, когда я тоже видела ее, это был мой любимый день в неделю.
Последние три месяца моя жизнь была совсем скучной. Бет приходила каждый четверг утром и в субботу днем, чтобы узнать, как проходят мои визиты, то есть допросить меня. Она не доверяла Кейвену. Она не доверяла этому соглашению. Она была убеждена, что он установил на меня камеру-няню и ждет, когда я оступлюсь, скажу или сделаю что-то, что он сможет использовать против меня в суде.
Она была права. Скорее всего, так оно и было. По крайней мере, если он был умным, он так и сделал.
Мне было все равно. Я не собиралась подводить Рози.
За время моей работы преподавания, я сильно недооценила способность четырехлетнего ребенка к концентрации внимания. Мы прошли Рой Джи Бив и… Ну, на этом в образование все и закончилось. Но она все еще училась, даже если это были такие вещи, как окрашивание футболок и изготовление браслетов дружбы. Да ладно. Плетение – необходимый навык для ребенка. Особенно с такими волосами, как у меня, которые будут выглядеть так, будто она засунула палец в розетку, если не высушить их перед сном. Поверьте, в последнюю минуту косы пригодились.
Кроме того, мне нравилось делать с ней всякие глупые поделки. Когда я была маленькой, мама придавала большое значение нашим проектам. Она хранила целые коробки с безделушками, которые мы делали вместе на протяжении многих лет.
Теперь у меня были коробки с вещами, которые создала Розали. Мы делали по две штуки, иногда по три, так что тайком положить одну в сумку во время наших занятий не составляло большого труда. У меня были большие планы украсить свою студию ее работами, как только закончат подрядчики. А если честно, то с такими темпами, как они работали, это могло случиться никогда.
Хотя это даст мне время собрать больше предметов из коллекции Розали Хант. Я надеялась, что этого времени будет достаточно долго, чтобы я добавила ее школьный аттестат.
Если я и думала, что полюбила ее, когда увидела первый раз, то ничто не могло подготовить меня к тому, чтобы узнать ее поближе. Она была чертовски умной.
Милой. Смешной. И яркой.
Когда я была с ней, мое сердце было так полно, что это действительно причиняло боль.
А когда мне неизбежно пришлось попрощаться с ней еще на несколько дней, стало еще больнее.
Это было смешно, но я плакала почти каждый раз, когда уходила от нее. Мне так не хватало времени с ней, а два дня в неделю не недостаточно.
Но я собиралась смириться с этим. Я дала Кейвену слово.
Удивительно, но мы с Кейвеном тоже нашли общий язык.
Обстановка по-прежнему оставалась напряженной, и он никогда не оставлял меня наедине с Розали. Но он больше не сидел в конце обеденного стола, когда мы работали. Он всегда держался в пределах видимости или слышимости, что было довольно легко в его гостиной открытой планировкой. Но теперь он предоставил нам свое пространство или, по крайней мере, его иллюзию. В любом случае я была ему благодарна.
Заглушив машину, я принялась осматривать свои ногти. Я скучала по тем временам, когда могла поддерживать маникюр. Рисование тяжело давалось для моих рук, но если я собиралась освоить мазки Р.К. Бэнкса теперь, когда я была командой из одного человека, это требовало большой практики. Практики каждый бодрствующий момент, когда я не была с Розали.
Мой телефон завибрировал на соседнем сиденье.
Кейвен: Ты можешь войти. Нет смысла сидеть в машине.
Конечно, он увидел меня, когда я приехала. Он оставлял ворота открытыми, когда ждал меня. Я и раньше приходила раньше, однажды на пятнадцать минут, но он никогда не писал смс, чтобы пригласить меня войти.
Видите? Прогресс. Сладкий, сладкий прогресс.
Улыбнувшись, я напечатала ответ.
Я: Ты уверен? Я не думала, что приду так рано.
Кейвен: Какой проект ты принесла на вечер?
Я: Бумажные цветы? Это подойдет?
Кейвен: Блестки?
Я: Нет.
Кейвен: Опять это дерьмо из слизи?
Я: Нет.
Кейвен: Краска, которая снова окрасит мою заднюю террасу?
Я закатила глаза. Это были буквально три капли, которые брызнули с моего брезента.
Я: Нет. Только кофейные фильтры, маркеры и трубочки.
Кейвен: Тогда да. Ты можешь прийти пораньше. Она с нетерпением ждет твоего приезда, и, кстати, сегодня Йен забрал ее из садика. Они пошли на ранний ужин, и она выпила свою первую и последнюю колу. С тех пор как она вернулась домой, она отскакивает от стен. Если ты сможешь заставить ее сидеть дольше десяти минут, я буду впечатлен.
Я: Вызов принят.
Я едва успела вытащить сумку из багажника, как услышала ее голос.
– Хэдли! – она помчалась по подъездной дорожке босиком.
Улыбаясь, я прижала ладонь ко рту и крикнула в ответ:
– Рози!
Она подбежала ко мне, врезалась в мои ноги и обняла так, как я и любила.
– Угадай, что? – крикнула она, и ее голос эхом отразился от кирпичной дорожки.
– Что? – ответила я так же взволнованно.
– Я нарисовала единорога в школе, и моя учительница сказала, что это самый лучший единорог, которого она когда-либо видела, поэтому она повесила его на стену, а на следующей неделе я получу награду!
Мой рот открылся от искреннего удивления.
– Ты получишь награду?
– Да! – закричала она, закидывая обе руки за голову.
Я поставила сумку на пол и присела перед ней на корточки.
– Какая награда? Лучший рисунок? Лучшему художнику? Лучший из всех?
Она пожала плечами.
– Не знаю.
Рози больше не была малышкой, но все еще была такой маленькой. И она уже получала чертову награду. В искусстве.
Точно так же, как и ее мать.
Я широко раскрыла руки, и она не думая бросилась в мои объятия.
– О, Боже мой, Рози. Я так горжусь тобой.
Она все еще продолжала обнимать меня за шею, когда спросила:
– Ты сможешь прийти, когда мне будут вручать награду?
У меня свело живот, когда я увидела Кейвена, стоящего на ступеньках перед домом и наблюдающего за нами с нечитаемым выражением лица. Он ни за что не позволил бы мне пойти на что-то подобное.
Наш прогресс еще не дошел до того, чтобы приглашать меня на детские мероприятия. Как бы мне ни хотелось туда пойти.
– О… эм, я не уверена. Возможно, мне придется работать в этот вечер…
Её улыбка пропала.
– Ну нет, я хочу, чтобы ты пришла.
– Я знаю. Я… – Боже, ее щенячьи глаза должны были меня доконать. – Посмотрим, хорошо?
Ее улыбка снова вернулась.
– Хорошо.
Когда она отстранилась, я почувствовала потерю.
Она сразу же подошла к моей сумке и начала рыться в ней.
– Что ты принесла сегодня?
Я встала.
– Ну, я принесла бумажные цветы, но это было до того, как я узнала, что буду работать с художником, удостоенным наград. Хочешь научить меня чему-нибудь сегодня?
Она хихикнула и, взяв меня за руку, повела к входной двери.
– Я могу научить тебя делать бомбочки для ванны. Мне подарили набор на день рождения, но папе не нравятся бомбочки для ванны.
Я улыбнулась Кейвену, когда мы подошли ближе.
– Как твой папа может не любить бомбочки для ванны?
Его губы выдали что-то на подобие улыбки.
– Потому что Рози без разрешения открыла набор бомбочек для ванны, который кто-то подарил на день рождения, одна в своей ванной и рассыпала порошок, из которого их делают, по всему полу. А потом, вместо того чтобы сказать мне, что она его рассыпала, она накрыла его своим ковром и заменила это дерьмо кинетическим песком. Она также не сказала мне, что это был кинетический песок, когда мы сделали бомбочки для ванны и попытались их использовать, в результате чего засорился слив в ее ванной на сумму шестьсот долларов.
– О, вау.
Он бросил взгляд на Розали, которая внезапно увлеклась своими туфлями.
– Так что, да. Можно с уверенностью сказать: Я не люблю бомбочки для ванны.
Я слегка потянула Розали за руку.
– Прости, малышка. В этом вопросе я на стороне твоего отца.
Она вздохнула и откинула голову назад, на ее лице было написано слово «предатель».
Мне пришлось приглушить смех, но Кейвен даже не пытался.
– Слышишь, малышка Рози. Хэдли согласна со мной.
Она хмуро посмотрела на отца.
– Когда у меня будет своя ферма и я буду делать бомбочки для ванн со
своими ламами, ты не будешь приглашен.
Он схватился за грудь.
– Ох, ты меня ранила.
Из моего горла вырвался смех, тепло и счастье разлились по всему телу. Мне нравилось наблюдать за ними. Нет ничего слаще – или, по совпадению, сексуальнее – чем папа со своей дочерью. Не то чтобы я все еще была одержима Кейвеном или что-то в этом роде.
