Текст книги "Написано с сожалением (ЛП)"

Автор книги: Эли Мартинез

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Полицейские не были в восторге, когда я ушел, оставив их наедине с Хэдли. Один из них последовал за мной внутрь, но я смотрел только на свою дочь.

Хорошей новостью было то, что когда она увидела полицейских снаружи, то решила, что один из них – мой брат, Трент. За год до этого во время визита в Пенсильванию, где он был начальником полиции, и прокатил ее на круизере, разрешив поиграть с мигалками и сиреной.

Плохая новость заключалась в том, что она видела из окна достаточно, чтобы понять, что Трента там нет и что я очень зол.

К тому времени как я добрался до нее и вырвал из рук Йена, она была напугана и задавала дюжину вопросов, в том числе хотела знать, что «милая леди» сделала не так.

Я солгал и сказал ей, что полиции нужна помощь этой милой дамы. Прикрывать эту женщину было просто невыносимо, но я смирился с этим, потому что солгал ради Розали, а не ради Хэдли. Я никак не мог объяснить ей, что она сделала не так, пока она не получила ответы на свои вопросы. Надеюсь, все это приведет к тому, что она снова уедет из города, а мне вообще не придется ничего рассказывать о ней Розали.

Вызвав полицию, Йен позвонил моему адвокату. Боже, благослови Дага. Он был на месте через тридцать минут и говорил с полицией от моего имени, объясняя нашу ситуацию, а я в это время разрывался между тем, чтобы выйти из себя в своей спальне или утешить Розали обещанием новой вечеринки.

С того момента, как я увидел Хэдли, и до того, как ее машина была отбуксирована с моей дороги, все испытание длилось меньше двух часов. Но ад возвращения Хэдли только начинался.

– Четыре часа, – сказал Даг, покручивая стакан со скотчем.

Было уже девять. Алехандра приготовила нам ужин, к которому мы не притронулись, и искупала Розали перед уходом. Она предложила моей девочке провести ночь с ней в гостевом доме, но после сегодняшнего дня я буду чувствовать себя спокойнее, держа ее рядом.

И это оказалось лучшим решением, потому что всего через четыре часа после своего неожиданного возвращения Хэдли Бэнкс была освобождена из-под стражи.

– Как такое возможно? – спросил я, шагая по кухне. – Они просто отпустили ее?

Йен прошел мимо меня к холодильнику и достал две бутылки пива. Он протянул одну мне, а затем снова занял место на барной стойке рядом с Дагом.

– Потише. Рози еще не спит.

Я опрокинул пиво, чтобы сделать долгий глоток, но мне потребовался бы дротик с транквилизатором, чтобы успокоиться.

– Они были готовы, – ответил Даг. – Насколько я слышал, ее адвокат ждал ее в участке с целой кипой бумаг. Они провели час на допросе, в спешке оформили ее и отпустили под залог в пятьдесят тысяч долларов.

Я провел рукой по волосам.

– Вы, должно быть, издеваетесь надо мной.

– У нее нет приводов, Кейвен. Они не смогли предъявить ей обвинение в краже вашего имущества, потому что, как мы и ожидали, ни один из отпечатков, снятых в твоей старой квартире, не совпал. В понедельник судья назначил дату рассмотрения дела об отказе от ребенка, но я предупреждаю тебя, её адвокат хорош. Я не уверен, что обвинение вообще предъявят.

Стук крови в моих ушах достиг новых децибел.

– Что, блядь, это значит?

– Это значит, что я не уверен, что она будет осуждена за что-либо. Если бы я был ее адвокатом, я бы утверждал, что она не отказывалась от ребенка, но была не в состоянии заботиться о нем и просто попросила подругу передать ребенка отцу. Опасность, которая возникла после этого, не была ее виной. Лично я думаю, что лучшим вариантом для обвинения было бы подать жалобу за пренебрежение. И я не сомневаюсь, что они скажут и это. Но поскольку это ее первое правонарушение и судья, вероятно, согласится, что Хэдли поступила наилучшим образом для Розали, оставив ее с тобой, я не могу представить, что ей влепят что-то большее, чем проступок и общественные работы. Хотя, если это произойдет, мы можем нанести ей серьезный удар по делу об алиментах.

Я любил Дага. Он был моим адвокатом на протяжении многих лет, и, несмотря на то что ему уже скоро семьдесят, я даже считал его другом. Он поддерживал меня на каждом шагу, когда мы только нашли Розали, и несколько раз приглашал нас на рождественский ужин в дом своей семьи. Но никогда, ни разу за все годы, что я его знал, я не думал о том, чтобы оторвать его голову от тела, как в этот момент.

– Алименты на ребенка, – прошипел я. – Ты хочешь, чтобы я подал на эту женщину в суд за гребаные алименты?

– Кейвен, послушай.

– Нет, это ты послушай. Мне не нужен жалкий чек, который судья прикажет ей выписать. Мне нужно, чтобы эта женщина убралась обратно в адские ямы, где ей самое место. Она сказала мне сегодня, что хочет быть рядом с Розали. Быть частью ее жизни. И пожалуйста, Даг, скажи, что ты слышишь меня, когда я говорю, что этого, блядь, не будет.

– Я тебя понимаю, и пытаюсь предотвратить это. Послушай, я не специализируюсь на семейном праве, но если мы занесем в ее личное дело факт отсутствия заботы о ребенке, а потом она получит дело об алиментах, потому что не сможет выплачивать их за четыре года сразу, шансы на то, что она отвоюет хоть какую-то опеку, будут…

С ураганом, бушующим внутри меня, я хлопнул кулаком по гранитной стойке.

– Никаких! Шансов на то, что она получит хоть какую-то опеку, нет. Этого не произойдет. Ни сегодня. Ни через четыре года. Ни через сорок лет, черт возьми. Мне плевать, сколько это будет стоить. Найми лучшего адвоката по семейным делам, какого только может предложить страна, и создай команду. Это…

– Я не могу.

– Что, блядь, значит не можешь?

Даг поднялся на ноги, его стул заскрипел.

– Бет Уоттс уже работает на Хэдли.

Моя голова откинулась назад, и я уставился на него. Все лучшее всегда стоило дорого. Это работало практически во всех сферах жизни, но особенно когда речь шла об адвокатах. Я ни черта не знал о Хэдли; за ту ночь, что я провел с ней, мы не успели толком поговорить. Но тот факт, что она ограбила меня убегая из моей квартиры, не говорил о том, что она была богата.

– Как ей это удалось? Залог в пятьдесят тысяч долларов и крутой адвокат? Тот Prius, который мы отогнали, не кричал о богатстве.

Даг снова присел на стул.

– Этого я не знаю. Известно, что Бет берется за работу безвозмездно, если это позволяет ей хорошо выглядеть. Я определенно вижу, как она берется за дело Хэдли, зная, что может принести себе славу от прессы за то, что встретится с тобой лицом к лицу.

Мой желудок сжался. Пресса. Черт.

Я был далеко не знаменит. Папарацци не преследовали меня на улицах и не разбивали лагерь у моего дома, но благодаря «Калейдоскопу» мое имя было достаточно известно, чтобы попасть в новостные сплетни, если со мной случалось что-то интересное. Например, мать моего ребенка вернулась и устроила переполох.

Никто и глазом не повел, когда узнал, что у меня есть ребенок. Размножение бывшего владельца компании не было настолько интересным, чтобы привлечь чье-то внимание. Однако если факты о рождении Розали и о том, как она оказалась у меня, вскроются в ходе грязной судебной тяжбы, это вызовет всеобщий резонанс.

– Твою мать, – прорычал я, возобновляя свой шаг.

– Как насчет откупа? – предложил Йен. – Дадим ей немного денег и скажем, чтобы она убиралась из вашей жизни.

– Я не дам этой суке ни единого гребаного пенни.

Он поднялся на ноги, его беспокойство наконец-то дало о себе знать.

– Даже если это заставит ее уйти? Ради всего святого, Кейвен, сейчас не то время, чтобы мстить. Мы говорим о Розали.

Я положил руки на бедра.

– Я знаю, о чем, блядь, мы говорим. Она моя дочь. Но я не собираюсь давать ей деньги каждые гребаные четыре года. И что, если я заплачу ей в этот раз? Может, нам повезет, и она не вернется еще четыре года? Я не банк для Хэдли. Она не может использовать мою дочь в качестве залога, чтобы шантажировать меня в любой момент, когда ей не хватает денег. Насколько нам известно, именно это она и планировала с самого начала. Кто, черт возьми, знает, сколько еще мужчин у нее на крючке из-за этой ерунды. Но я не собираюсь играть в это. Я хочу покончить с этим. Раз и навсегда.

– Кейвен, – прорычал Йен, как я полагал, чтобы отругать меня за мою вспышку.

– Папочка?

Прочистив горло и подавив гнев, я направился к лестнице.

– Да, детка?

Сначала показались ее маленькие ножки. Затем ее любимая ночная рубашка в горошек «Минни Маус» которая задевала голени, когда она спускалась вниз. В одной руке она держала плюшевую куклу, а другой крепко держалась за перила, как я учил ее в тот день, когда снял с верхней ступеньки детские ворота.

Я понятия не имел, какое у меня давление, но, судя по пульсации в голове, оно было повышенное. Несмотря на ощущение, что моя голова находится в тисках, которые не собираются ослабевать в ближайшее время, я нацепил мегаулыбку и спросил:

– Все в порядке?

Она надула нижнюю губу.

– Никто не подарил мне хорька на день рождения.

Я улыбнулся, и напряжение покинуло мою грудь.

– Наверное, это к лучшему. Мне бы не хотелось, чтобы тебе пришлось переезжать в свою собственную квартиру. Ты еще даже не начала ходить в детский сад.

Она зевнула, сделав последние несколько шагов вниз, и подняла руки, чтобы я взял ее на руки. От такого предложения я никогда не отказывался.

– А можно на моем новом дне рождения вместо пони покататься на хорьках?

– Ты понятия не имеешь, как выглядит хорек, не так ли?

– И что? – возразила она и снова зевнула. – Можно я сегодня буду спать в твоей кровати? Сегодня все еще день Рози Пози.

Меня охватило чувство вины. Это был первый год, когда она по-настоящему понимала все традиции, которые мы соблюдали в ее день рождения. До этого момента все они были просто глупыми вещами, которые я делал, чтобы чувствовать себя достойным родителем. Теперь же она ожидала их соблюдения, и из-за Хэдли я почти все из них провалил.

В эту ночь я не собирался сомкнуть глаз, мой разум никогда бы этого не допустил. Но самое меньшее, что я мог сделать – это лечь рядом с дочерью, чтобы убедиться, что она сможет нормально поспать.

– Да, детка. Дядя Йен и Даг уже уходят. Иди и ложись в постель. Я скоро приду.

Когда я ставил ее на ноги, она уронила свою куклу. Я поднял ее и начал передавать обратно, но застыл, когда хорошенько рассмотрел ее.

На платье куклы спереди розовыми буквами было вышито имя Кира.

– Где ты это взяла? – спросила я слишком грубо.

– Это подарок на мой день рождения, – она протянула руку, чтобы забрать куклу, но я убрал ее в сторону.

Какого черта? Хэдли принесла подарок. Ничто так не говорит «прости, что отдала тебя проститутке, когда тебе было меньше дня», как двадцатипятидолларовая кукла с бессмысленным именем.

Гребаная Хэдли.

– Эй, я думаю, это нужно отправить в стиральную машину, – сказал я ей. Пусть даже по совершенно эгоистичной причине, но мне нужно было забрать у нее эту чертову вещь.

– Почему? – возмутилась Розали.

– Ты уронила ее, и она теперь вся грязная.

– Нет, она не испачкалась. Дай посмотреть, – она вскочила, но я бросил ее Йену.

Его глаза широко вспыхнули, когда он посмотрел на куклу, но уже в следующий миг он притворно улыбнулся.

– Да. Ее определенно нужно помыть. Почему бы тебе не спать с игрушечным хорьком, которое я тебе подарил?

– Фу, нет! Это была длинная мышь, а не хорек.

Господи, мне нужно было купить ребенку несколько книг о животных.

Йен продолжал ухмыляться, спрятав куклу за спину.

– Точно. Моя ошибка. А как насчет единорога, которого подарила тебе Молли?

– О, да! – вздохнула она, а затем повернулась на носочках и помчалась вверх по лестнице.

– Держись за перила, – крикнул я ей в след.

Она застонала, неохотно взялась за деревянные перила и снова исчезла.

Как только она скрылась из виду, моя улыбка исчезла, и на меня снова обрушился ливень дерьма, которым была моя жизнь.

Я направился прямо к Йену, выхватил из его рук куклу и выбросил ее в мусор.

– Это должно закончиться, – рявкнул я. – Даг, собирай команду. На хрен эту женщину Бет. Выясни, кто побеждал ее в прошлом, и найми их. Всех. Не знаю, на что рассчитывала Хэдли, появляясь здесь сегодня, но могу пообещать, она не отнимает мою дочь.

Глава 11

Хэдли

– Не хочешь остановиться и перекусить? Мой холодильник совсем пустой, – спросила Бет, не отрывая взгляда от дороги.

Я смотрела в окно, мир проносился мимо меня как в тумане, но все, что я видела – это отвращение на лице Кейвена, когда он увидел меня на вечеринке. Он был все так же нелепо великолепен, как я помнила. Высокий, мускулистый и красивый. Но его голубые глаза я никогда не забуду. Я почувствовала его, как только он приблизился ко мне на вечеринке. За гулом в моих венах последовало спокойствие, которого я никогда не ощущала вне его объятий.

– Я не собираюсь возвращаться к тебе. Я хочу домой.

Бет вздохнула.

– Не думаю, что тебе стоит оставаться одной сегодня вечером.

– Со мной все будет в порядке. Мне просто… нужно побыть одной.

Я была измотана и морально, и физически. Я не бежала марафон или что-то в этом роде, но из-за скачков адреналина и постоянно учащенного сердцебиения я была без сил. Это было все, что я могла сделать, чтобы не заснуть. Хотя, учитывая, что его глаза и ее яркая улыбка появлялись в моей памяти каждый раз, когда я моргала, было даже лучше, что мне удавалось держать глаза открытыми еще какое-то время.

В полицейском участке я ничего не сказала. Да мне и не нужно было. Бет легко справлялась со всем этим. Она проделала долгий путь по сравнению с той тихой девчонкой, которая когда-то жила по соседству. Она была на несколько лет старше меня, но мы были неразлучны с тех пор, как я застала ее подглядывающей через забор вскоре после того, как мы переехали в дом моего деда. В тот день, когда она сказала мне, что собирается поступать на юридический факультет, я рассмеялась. Тогда она едва ли могла говорить с незнакомцем без визга. Но я должна была отдать ей должное. Бет превратилась в зверя. А после того, как я увидела выражение лица Кейвена на вечеринке, зверь – это именно то, что мне нужно, если я вообще хочу иметь что-то общее с…

Я закрыла глаза, и на глаза навернулись первые за этот день слезы.

– Он назвал ее Розали.

Она взяла меня за руку.

– Я знаю. Но это не меняет ее сущности.

Теоретически она была права. Кира или Розали – неважно. Хотя мысль о том, что кто-то может стереть имя моей матери, заставляло мое сердце чувствовать себя так, будто его раздавили.

– Может, это была плохая идея, – пробормотала я.

Она сжала мою руку сильнее.

– Плохая? Безусловно. Но это также и правильно.

– Я не знаю, как мне поступить. Увидеть его снова… – я покачала головой. – Он был так зол.

– Он просто не понимает. Он любит эту девочку. Мы все любим эту девочку. Но Кейвен предполагает худшее.

– Может, я и есть худшее, когда дело касается его, – прошептала я.

– Да ладно. Ты просто погрязла в жалости. Ты не худшая. Если только мы не говорим о пении, в этом случае ты абсолютно худшая.

Она шутила весь день, но мне было не до смеха.

– Я не знаю. Я хочу, чтобы это было в первую очередь хорошо для нее, понимаешь? У меня в детстве не было мамы, и она уже так много упустила. Но сегодня, когда я увидела, как она смотрит в окно… Она была так напугана, Бет.

– Она испугалась, потому что испугался Кейвен. Дети чувствуют такие вещи.

– О, он не был напуган. Он был в ярости.

– Он сказал полиции, что ты пыталась похитить его дочь. Злился он или нет, но поверь мне, человек был напуган.

Я провела рукой по лицу. Было уже поздно, но она была права. Возможно, мне не стоит оставаться одной в эту ночь.

– Ты можешь подбросить меня до кладбища?

– Сейчас? Ты с ума сошла?

– Пожалуйста. Мне нужно почувствовать ее. Мне нужно почувствовать их всех.

Она оторвала взгляд от дороги, чтобы окинуть меня оценивающим взглядом.

– Я не думаю, что это хорошая идея.

– Я не спрашиваю, Бет. Я поеду независимо от того, где ты меня высадишь – там или дома.

Она застонала.

– Хорошо. Но я подожду в машине. Я не хочу, чтобы ты оставалась там одна ночью.

Я кивнула.

Мы ехали в тишине больше часа до кладбища Уотерсед.

Когда мы приехали, главные ворота были заперты, но проход рядом с ними был всегда открыт.

– Я сейчас, – сказала Бет, выходя из машины.

– Спасибо, – пробормотала я.

До участка моей семьи было недалеко. Мой дедушка купил его, когда умерла бабушка. Мне было шесть лет, и он сказал моему отцу, что хочет, чтобы вся его семья была вместе. Поэтому, как ни прискорбно, он купил достаточно большой участок для всех нас.

Дедушка и не подозревал, как быстро он будет заполнен.

Я была на этом кладбище тысячу раз. Сначала с отцом, чтобы положить цветы на могилу моей бабушки. Затем, всего несколько лет спустя, я вместе с дедушкой поехала положить цветы на могилу моих родителей.

Но в ту ночь, пробиваясь сквозь тьму, я отправилась к ним, как единственный оставшийся в живых член семьи Бэнкс.

Это если не считать… Розали.

На белом надгробии были перечислены все их имена. Новое имя было добавлено всего четыре месяца назад.

Надпись была простой, как и у моих родителей. Но каждый раз, видя ее там, я едва не падала на колени.

Уиллоу Энн Бэнкс.

Любящая дочь и сестра.

Сначала я направилась к ней.

Все было еще так свежо, что слезы уже лились из глаз, когда я дошла до прямоугольника земли. Из-за зимы трава еще не успела вырасти.

Но она была там.

Все они были там.

– Привет, – сказал я, смахнув несколько листьев с надгробия. Неудивительно, что она не ответила.

Мне нужно было столько всего ей рассказать. Такие вещи, как:

Все будет хорошо. И нужно продолжать бороться. Я хотела рассказать ей о том, что нужно жить ради секунд и наслаждаться хорошими временами. Но это уже не имело значения. Ее больше не было.

Все они ушли.

Не в силах больше ничего вымолвить в адрес сестры, я подошла к матери. Кира Холлис Бэнкс

Любящая мать и жена.

– Я видела ее сегодня, – прошептала я, как будто это был скорее секрет, чем факт. – Маленькую Киру, – у меня не хватало духу сказать ей, что он изменил ее имя. Моя мать умерла, а я все еще хотела сделать ее счастливой. – Она такая красивая, мама… – я фыркнула, вытирая слезы, и посмотрела на отца, сидящего рядом с ней. – Прости, папа, но она похожа на мамину родню. У нее роскошные рыжие волосы и зеленые глаза. Клянусь, гены Холлисов, должно быть, очень сильны, потому что ее отец… – мой голос прервался. Я даже не могла произнести его имя без ощущения, что меня сбивает грузовик.

Прочистив горло, я продолжила.

– В любом случае. Я стараюсь не надеяться, потому что знаю, что это будет длинный путь. Но, Боже, я хочу быть частью ее жизни. Я так много хочу дать ей, так многому хочу научить, – эмоции снова забили мне горло. – Но больше всего я хочу, чтобы у нее была мама. Мне было так тяжело расти без тебя. Не обижайся, дедушка, – я хмыкнула глядя на ряд могил. – Я не хочу, чтобы ей было еще труднее, чем сейчас. Думаю, именно об этом я больше всего и беспокоюсь. Что, если я причиняю ей еще большую боль? Кажется, ей хорошо с ним. Что, если она не захочет меня?

Ясный, как ночное небо, голос матери прозвучал в моей голове: – А что, если она захочет?

Я не верила в призраков или послания из могилы. Я точно знала откуда было это послание,

и почему я услышала его так отчетливо. Это был тот же совет, который она дала мне, когда мне было шесть лет, после того как я сказала ей, что хочу попросить Шелби Райт стать моей лучшей подругой. Мой отец записал этот разговор на свою новую видеокамеру. Это было одно из немногих исключений, которые он сделал для техники в нашем доме. После их смерти я несколько лет каждый вечер смотрела это видео, мучая себя воспоминаниями. И в нем, когда маленькая испуганная шестилетняя девочка смотрела на маму, спрашивая, что если Шелби не захочет быть ее лучшей подругой, мама заправляла мне за ухо прядь волос, а потом просто отвечала: «А что если захочет?

Она была права. Даже сейчас это был правильный совет.

Если я нужна Розали, ничто не помешает мне быть рядом с ней.

– Я все исправлю, – сказал я им всем, прежде чем повторить про себя. – Я могу все исправить.

Поцеловав пальцы, я коснулась каждого надгробия, и позволила пальцам задержаться на Уиллоу чуть дольше, чем на остальных. За последние несколько лет наши отношения ухудшились так быстро, что казалось, будто прошла целая вечность с тех пор, как мы в последний раз разговаривали без криков. Но осознание того, что кто-то ушел навсегда, а не просто извинился и позвонил, делало тоску невыносимой. Я скучала по ней.

Мне всегда будет ее не хватать.

– Я люблю тебя, – прошептала я, прежде чем вернуться к

Бет. Я знала, что должна сделать, и это будет нелегко.

Мне нужно принимать по одной очень удобной секунде за раз. И эти секунды начались с Кейвена Ханта.

Сердце заколотилось в горле, когда я скользнул в машину Бет, но теперь по моим венам побежала решимость.

– Мне нужна услуга.

Глава 12

Кейвен

Свет был тусклым, только одна лампа рядом с моей кроватью освещала спальню. Я сидел тут уже больше часа, пока Розали спала рядом со мной. Кровать у меня была двухспальная, но из-за того, как близко она спала прижавшись ко мне, мы могли бы поделить и односпальную. Я мысленно перебирал в памяти прошедший день, и одержимо рассматривал в телефоне сделанные мной фотографии Хэдли.

Это было безумие.

После всех тех лет, когда мы гадали, куда она делась.

Все эти годы я пытался забыть ее.

Все эти годы я притворялся, что ее никогда не существовало.

Но теперь Хэдли Бэнкс на фотографиях в моем телефоне. Я увеличивал и уменьшал изображение, словно детектив в поисках улик. Только тайну того, где была Хэдли и почему она вернулась, нельзя было разгадать с помощью нескольких размытых снимков.

Перед отъездом Даг пообещал мне, что сделает все возможное, чтобы Хэдли не смогла добраться Розали. Но в глубине души я понимал, что если она будет бороться за то, чтобы участвовать в жизни моей дочери, то я ничего не смогу сделать, чтобы остановить ее. Эта мысль разъедала мою душу.

Конечно, я мог бы побороться с ней. Ни один достойный судья, не отдаст Розали незнакомой женщине. В конце концов, это я ее вырастил.

Тот, кто расцеловал все бо-бо.

Тот, кто держал ее на руках два дня подряд, когда она заболела ротавирусной инфекцией.

Тот, кого она звала, когда ей было страшно, весело или грустно.

Я был ее родителем – ее единственным родитель.

Но мне не нужно иметь юридическое образование, чтобы знать, что суды всегда отдавали предпочтение матерям.

Если Хэдли продержится достаточно долго, найдется судья, который будет рассматривать меня как просто ее отца – второсортного гражданина в родительстве.

Хэдли никогда не вносила в жизнь моей дочери ничего, кроме матки, но у нее уже было преимущество, потому что она была ее матерью – положение, которое нужно заслужить, а не назначать.

Если я не смогу остановить Хэдли до того, как она начнет действовать, однажды в недалеком будущем я потеряю свою маленькую девочку. Я чувствовал это нутром, и это чертовски пугало меня.

За свои тридцать три года я пережил такой ад, о котором многие и мечтать не могли. Но потерять ее? Этого я бы не пережил.

Я как раз приближал очередную картинку, когда в верхней части экрана появилось сообщение.

Неизвестный: Привет, это Хэдли. Есть ли у меня шанс убедить тебя поговорить со мной без копов и адвокатов?

Моя челюсть отвисла, когда адреналин зажег мое уставшее тело. Четыре долбаных года она была призраком, а потом просто, появилась в моем доме и теперь переписывается со мной, словно мы старые друзья? Как, черт возьми, она вообще узнала мой номер?

Я: Ты что, издеваешься мной?

Хэдли: Нет. Нам нужно поговорить. Я могу прийти к вам, если так будет удобнее.

Я бросил взгляд на свой телефон. Из какой психиатрической лечебницы сбежала эта сумасшедшая? Всего несколько часов назад полиция выдворила ее с моей территории, а теперь она хочет прийти ко мне? Серьезно?

Утром я первым делом попрошу Дага подать срочный запретительный судебный приказ. Эта женщина была просто помешана.

Я: И о чем, черт возьми по-твоему, мы должны говорить?

Хэдли: Нам нужно обсудить нашего четырехлетнего ребенка.

Я: К черту. Это мой ребенок. Не твой…

Хэдли: Но нам все равно нужно поговорить о ней.

Я: Тогда свяжись с моими адвокатами. У тебя было девять месяцев, пока ты была беременна, чтобы поговорить со мной. Потом еще четыре года после того, как ты отдала мою дочь проститутке. Твое время для разговора прошло. Удали мой номер и сделай нам всем одолжение – исчезни снова.

Я ждал ее сообщение затаив дыхание, пока мои легкие не начали гореть.

Хэдли: Ты прав. Я ошиблась.

Она ошиблась? Она ошиблась, черт возьми?

Ошибиться – это опоздать на ужин или запереть ключи в машине. Но то, что она сделала, даже отдаленно не относилось к разряду ошибок.

Я: Думаю, тебе нужно пройти психиатрическую экспертизу.

Хэдли: У меня она есть. Мой адвокат должен отправить его вашей юридической команде первым делом утром. Я также прошла тест ДНК, полное медицинское обследование и проверку биографии. Мне нечего скрывать, Кейвен. Я просто хочу объясниться.

Я: Извини. Но у меня нет четырех лет, чтобы тратить их на это бесполезное путешествие по дорожкам памяти.

Хэдли: Я понимаю. Ты меня ненавидишь. Я даже не могу тебя за это винить. У меня нет права ничего у тебя просить. Но если ты уделишь мне несколько минут своего времени, я объясню, что произошло той ночью, когда я сбежала из твоей квартиры, и когда я приняла решение оставить её с тобой. И самое главное, почему я отсутствовала так долго.

Я перечитал это сообщение, наверное, сотню раз. Мне не следовало этого делать. Мне следовало выключить телефон, положить его на тумбочку, проснуться на следующее утро, сменить номер и подать в суд на запрет.

Но какая-то часть меня отчаянно хотела послушать её.

Она не могла сказать ничего такого, что могло бы изменить мое мнение о ней. Но мое мнение не имело значения. Если она захотела объяснить мне, почему она украла мои вещи и бросила моего ребенка, я бы с удовольствием послушал.

И судьба тоже это послушает.

Я: Американская закусочная на углу Брод и Парк. Встретимся там через тридцать минут.

Хэдли: Спасибо.

Завтра утром, когда копы появятся у ее двери, она не будет меня благодарить. Но я все равно отпраздную эту победу.

Напечатав сообщение Алехандре, с просьбой прийти в главный дом, я выбрался из-под руки Розали и приготовился к войне.

Я увидел ее, как только открыл дверь в закусочную. Она незаметно притаилась в дальнем углу, но, как мотылек на пламя, мой взгляд мгновенно притянулся к ней. Трудно было не заметить такую женщину, как Хэдли. Каждый мужчина, вошедший в двери за те тридцать минут, что я намеренно заставлял ее ждать, несомненно, тоже обратили на нее внимание. Она была просто сногсшибательна.

К сожалению, Хэдли никогда не была никем иным, как черной вдовой, которая только и ждет, чтобы впрыснуть свой яд в мою жизнь.

Я нажал на запись на своем мобильном телефоне, когда подошел ближе, и ее изумрудно-зеленые глаза проследили за моим движением. Я чертовски ненавидел то, как облегчение отразилось на ее лицо, словно она ждала, что я не приду.

Она не заслужила ни секунды облегчения, и мне захотелось развернуться и уйти, чтобы позлить ее. Но я не оставлял свою дочь одну в постели в день ее рождения, чтобы взять кусок пирога в местной закусочной.

Мне нужны были ответы, и как бы я ни врал себе, что пришел только для того, чтобы записать ее объяснения, втайне я хотел узнать, что же такого чертовски важного произошло, что смогла уйти от собственной дочери и никогда не оглядываться назад.

– Спасибо, что пришел, – сказала она, когда я проскользнул в кабинку и занял место напротив нее.

Перед ней стояла пустая кружка из-под кофе, окруженная десятками маленьких шариков из свернутой салфетки. Если бы мне пришлось угадать, я бы рискнул сказать, что половина населения так делает, когда им скучно или они нервничают. Но видеть эти шарики перед Хэдли меня бесило до чертиков.

Потому что Розали тоже так делала.

Хэдли слабо улыбнулась мне.

– Хочешь кофе или что-нибудь еще? Я могу позвать официантку.

– Говори, – огрызнулся я. – Просто, блядь, говори. Скажи все, что, черт возьми, собиралась…

Она закрыла глаза, и вздохнула.

– Я никогда не хотела, чтобы все это произошло. Но я понимаю, что в основном это моя вина.

Я рассмеялся, опираясь локтями на стол и переплетая руки.

– Я бы настоятельно рекомендовал тебе пересмотреть свою вину, если ты хочешь, чтобы я тебя выслушал.

Ее глаза внезапно распахнулись, и ощутимая тяжесть ее взгляда заставила меня вернуться в кресло.

Глаза Хэдли были яркими, даже более яркими, чем я помнил. С такого близкого расстояния я мог разглядеть уникальный зеленый цвет с вкраплениями золотого и голубого, но что меня действительно поразило, так это буря, бушевавшая в них. Когда мне было десять лет, смерть матери изменила мою жизнь.

Несколько лет спустя, когда мне было пятнадцать, одна-единственная пуля снова изменила мою жизнь.

В двадцать девять лет пронзительный крик брошенного новорожденного ребёнка перевернул мою жизнь.

Но в тридцать три, посреди тихой закусочной, Хэдли Бэнкс изменила мою жизнь заново.

– Думаю, мы оба прекрасно знаем, кто виноват, Кейвен Лоу.

Волоски на моей шее встали дыбом, когда я втянул воздух так глубоко, что мои легкие закричали в знак протеста.

Никто не называл меня Кейвен Лоу уже восемнадцать лет. С того самого дня, когда мой брат подал ходатайство в суд, чтобы нам разрешили пользоваться девичьей фамилией матери.

Я должен был догадаться.

Это облако хаоса должно было снова найти меня.

Глава 13

Кейвен

Восемнадцатью годами ранее…

– Раз, два, три… Пошли, – последнее слово не успело сорваться с моих губ, как мы оба вскочили на ноги.

Я беспокоился, что девочка отстанет, но, развернув плечи, опустив тело и сцепив мою руку, она понеслась в сторону пиццерии, увлекая меня за собой.

Мы прошли всего несколько шагов, когда я услышал его крик, эхом прокатившийся по фуд-корту. За ним сразу же последовали гулкие шаги и выстрелы.

Пригнувшись, мы побежали быстрее, уворачиваясь от моря мертвых тел, мой носок впитывал кровь, когда мы бежали сквозь него.

Мы были слишком далеко.

Почему мы были так чертовски далеко?

Когда надежда еще теплилась в моих жилах, все казалось гораздо ближе.

Я бросил взгляд через плечо, чертовски молясь, чтобы он был не так близок, как кажется.

Но он был прямо там, преследуя нас, его пистолет был высоко поднят и нацелен прямо мне в голову.

Паника обрушилась на меня, как цунами, лишив дыхания и координации, потому что я споткнулся обо что-то – или, что более вероятно, об кого-то – и едва не упал, пока рыжеволосая девочка, которую я спасал, не спасла меня.