Текст книги "Связанные страстью"
Автор книги: Элейн Барбьери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Глава 5
Саманта спустилась в холл в гостинице «Слипи реет». Час был ранний – слишком ранний для женщины, имевшей обыкновение ложиться спать под утро, – но она делала ставку именно на это! К счастью, место за конторкой регистрации пустовало – клерк еще спал, – и Саманте оставалось только порадоваться своей Предусмотрительности. Проскользнув мимо конторки, она вышла на улицу и направилась в сторону строения, занимавшего важное место в ее планах.
Ступив на тротуар, Саманта отметила тот факт, что рассветные солнечные лучи едва успели окрасить небо, и город только еще пробуждался к жизни. Это также порадовало ее, поскольку прохожих на улице не было и задавать вопросы, куда она собралась в столь ранний час, было некому. Это тем более устраивало молодую женщину, поскольку удобоваримого ответа на подобный вопрос у нее не было. Когда же она вернется, высыпавшие на улицу обыватели будут заняты собой и своими делами и вряд ли обратят внимание на нее.
Саманта шла по дощатому тротуару быстрым решительным шагом. Прошло уже довольно много времени с начала ее сыщицкой деятельности, а между тем ничего важного достигнуто не было. Что же касается Мэтта, то он, проведя с ней ночь в гостинице, в городе с тех пор больше не появлялся. Его суженую – после состоявшегося между женщинами объяснения – она тоже не видела несколько дней. Так что Саманта не знала, устроила ли Дженни из-за нее сцену своему жениху, но это не имело большого значения. Похоже на то, что Мэтт решил с ней больше не встречаться, и это являлось главной причиной его отсутствия в Уинстоне.
Шон Макгилл пока ответа на ее телеграмму не прислал, и Саманту такого рода задержка не могла не радовать. Как уже было сказано, она намеревалась к моменту его приезда запастись доказательствами своей теории, оправдав тем самым свою поездку в Уинстон, к которой старый детектив относился скептически.
Так что Саманта продолжала играть роль кокотки в салуне «Трейлз-Энд», хотя с отсутствием Мэтта вечера там стали казаться унылыми и бесконечно длинными. Но как бы то ни было, ее миссия окончательно стала ей ясна, и хотя чувства к Мэтту продолжали до определенной степени довлеть над ее женским началом, она тем не менее решила, несмотря ни на что, добиваться осуществления своей мечты – стать штатным детективом агентства Пинкертона. И поэтому не могла позволить себе совершать новые ошибки.
Размышляя об этом, Саманта приобрела тусклых тонов простую блузку, юбку с разрезом для верховой езды и высокие сапоги, зная, что все эти вещи понадобятся ей во время верховых поездок, целью которых являлась разведка владений Мэтта. Она потратила на Исследование территории его ранчо вот уже три утра и считала, что, если ей повезет, она обязательно обнаружит там необходимые ей доказательства. Из-за этих ранних поездок она все время не досыпала, но всякий раз, с нетерпением дожидалась раннего утреннего часа, когда могла отправиться в путь, чувствуя себя полноправным сотрудником агентства Пинкертона, находящимся на задании.
Добравшись, не будучи замеченной, до конюшни Тоби, Саманта резко повернулась на голос, принадлежавший, по счастью, владельцу стойла.
– Ты, что ли, Саманта? Опять притащилась ни свет, ни заря. Не надоело еще?
– Да, это я.
Саманта не могла сдержать улыбки, глядя на припухшее со сна недовольное лицо пожилого приятеля, который явно не одобрял ее действий. Но хотя ему и не нравилось, что она уезжала рано утром верхом из города в полном одиночестве, он всегда находился в нужном месте в нужное время, когда она приходила к нему, с тем чтобы арендовать лошадь. Нечего и говорить, что Саманта поэтому испытывала к нему самые теплые чувства.
– Моя лошадь готова? – спросила она.
Тоби проигнорировал ее вопрос и, сердито встопорщив седую щеточку усов над верхней губой, заговорил о другом:
– Если заметила, я не расспрашиваю тебя, куда ты ездишь верхом в такую рань, особенно если учесть, что после «Трейлз-Энда» ты возвращаешься в гостиницу в первом, а то и во втором часу ночи.
– Я это заметила.
– Я также не спрашиваю тебя, почему ты всегда возвращаешься к началу работы в салуне и почему никогда не говоришь о том, куда ездишь.
– Я и это заметила.
– А не спрашиваю я тебя об этом потому, что это касается только тебя. Никто не должен совать нос в чужие дела. Я в том числе.
– Совершенно справедливо.
Тоби еще что-то пробормотал, после чего резюмировал:
– Иначе говоря, я уважаю твою частную жизнь, и ты отлично об этом знаешь.
Саманта заметила занесенный топор и почувствовала, что Тоби собирается заговорить с ней о главном только тогда, когда его лицо раскраснелось, а в голосе проступили несвойственные старику сильные эмоции.
– Но мне надоело созерцать тени у тебя под глазами, которые с каждым днем все больше наливаются синевой. Не знаю, чем ты занимаешься, но сопровождающая твои действия секретность кажется мне ненормальной, и сердце подсказывает мне, что рано или поздно ты с этими поездками попадешь в большую беду.
– Мне не хочется говорить об этом, Тоби. Не забывай, ты сказал, что уважаешь мою частную жизнь.
– Уважаю, но хочу предупредить, что у Мэтта Сгрейта имеются определенные обязательства, которые сковывают его вне зависимости от того, насколько близки ваши с ним отношения. Так что рано или поздно ты будешь несчастна, а я не могу смотреть, как ты движешься к этому, и ничего не делать.
– Тебе не следует беспокоиться обо мне, Тоби. – Саманта проглотила появившийся в горле комочек и уже более уверенным голосом закончила: – Несчастной я никогда не буду.
– Тогда заболеешь. Ведь человек не может совсем не спать.
Саманта решила перейти в наступление.
– Откуда ты знаешь, что я делаю там, куда езжу? Может, сплю все время?
– Спишь, как же… Синяки под глазами говорят сами за себя, – проворчал Тоби. – Они не умаляют, конечно, твоей красоты, но придают твоему облику черты хрупкости и беззащитности.
Теперь настал, черед Саманты сделать Тоби внушение.
– Я могу быть кем угодно, но только не беззащитной и хрупкой. – Стремясь побыстрее завершить эту бессмысленную дискуссию, но так, чтобы не обидеть Тоби, она едва слышно произнесла: – Давай заключим сделку, Тоби. Через пару дней я сделаю в своих поездках перерыв и отосплюсь. Только чтобы угодить тебе.
– Меня это не устраивает.
– Ну а что тебя устраивает?
– Я хочу, чтобы ты дала мне обещание.
Саманта нахмурилась.
– И что же я должна тебе пообещать?
– Обещай не предпринимать никаких действий, грозящих тебе опасностью, не посоветовавшись предварительно со мной.
Саманта помолчала. До сих пор ей жаловаться на Тоби не приходилось. Он действительно не задавал лишних вопросов и на щекотливые темы не говорил. Повинуясь внезапно возникшему импульсу, она сказала:
– Хорошо, обещаю.
– Ты уверена?
Саманта сделала паузу и всмотрелась в лицо старика; Оно выражало тревогу. Самое малое, что она могла для него сделать – избавить от страха за нее.
– Да, – ответила Саманта.
После этого Тоби молча отвел ее в стойло, где всадницу дожидалась взнузданная и оседланная верховая лошадь. Вновь поддавшись внезапно нахлынувшим чувствам, Саманта поцеловала старика в щеку, а взобравшись в седло, повернулась к нему и сказала:
– Не беспокойся за меня, Тоби. У меня все будет хорошо.
Эти слова, которые она сказала Тоби перед отъездом из города, эхом отзывались у нее в ушах, когда она пересекала широкое поле с попадавшимися чуть ли не на каждом шагу сусличьими норами. Ко все усиливающейся жаре ближе к полудню прибавилась влажность, и жаркая влажная погода не лучшим образом воздействовала и на всадницу, и на лошадь, которую Саманта вела за собой под уздцы. Не так давно она довольно уверенно внушала Тоби, что ее поездки сродни легким верховым прогулкам, но и представить себе не могла, насколько жарким, влажным и душным будет это утро. Не говоря уже о том, что в спешке она забыла наполнить водой флягу, а между тем ее мерин потерял подкову и захромал. Так что ей пришлось соскочить с седла и большую часть пути идти пешком. Вдобавок она оказалась в глухом и незнакомом ей прежде углу необъятного ранчо Мэтта и заблудилась.
Когда солнце достигло Зенита, с Саманты градом лил пот и тонкая материя блузки прилипла к телу. Так что ей оставалось только корить свою злосчастную судьбу за стекающие по спине горячие струйки, влажную растрепавшуюся прическу и прочие неприятности, выпавшие в это утро на ее долю. Нечего и говорить, что настроение у нее упало. Оно упало у нее еще больше, когда она, сдвинув шляпу на затылок и поведя глазами по сторонам, осмотрелась. Вокруг простиралась совершенно незнакомая ей местность, и не приходилось сомневаться в том, что она не успеет вернуться в город к началу работы салуна. Хотя многие не придадут никакого значения ее отсутствию, Тоби уж точно заметит это и еще, не дай Бог, снарядит спасательную группу на ее розыски. Последнее же никак не входило в ее планы, поскольку привлекло бы повышенное внимание к ее деятельности, которую она старалась держать в секрете.
Едва передвигая ноги и продолжая жмуриться от солнца, Саманта наконец достигла края поля, и тут ее сердце встрепенулось от радости. На некотором расстоянии от того места, где она находилась, показался редкий штакетник, обозначавший, по-видимому, границу владений Мэтта. Кроме того, она увидела там какого-то парня, ремонтировавшего этот импровизированный забор. Саманта быстро направилась к работнику, но остановилась как вкопанная, когда он разогнулся, встал в полный рост, и она узнала его.
Это был не кто иной, как Мэтт Стрейт собственной персоной.
Сообразив, однако, в следующую секунду, что она тоже обнаружена, Саманта продолжила движение в ту сторону, хотя уже не столь активно, как прежде. Мужчина потянулся за своей лежавшей на земле рубашкой с видом, не предвещавшим ничего хорошего. Саманта же, лихорадочно придумывая объяснение своего неожиданного появления на этих землях, не могла тем не менее Отвести глаза от его сильных рук и мускулистой груди, покрытой бисеринками пота. Она слишком хорошо запомнила эти ласкавшие ее руки и тяжесть этого сильного тела, когда они с Мэттом занимались любовью, и поняла, что они останутся в ее памяти навечно.
Между тем дневное светило продолжало сжигать землю, и Мэтт сильно щурился от бивших ему в лицо солнечных лучей. Когда он натягивал на себя рубашку, солнце, словно играя с ним, мешало ему видеть петельки, не давая застегнуться. Процесс одевания в буквальном смысле этого слова тормозила его мокрая от пота кожа. Так и не успев окончательно привести себя в порядок, он предстал перед Самантой с обнаженной грудью, что еще больше распалило ее чувственные воспоминания. Глядя на тонкие струйки пота, сбегавшие по его груди и исчезавшие за поясом брюк, Саманта, подойдя к нему, не без труда изобразила у себя на губах театрально-смущенную улыбку.
Но Мэтт не улыбался. Он наблюдал за тем, как она приближалась к нему, ведя за собой в поводу хромавшую лошадь. Неожиданно ему пришло на ум, что он никогда не видел эту девушку без макияжа, и его поразило, насколько она красива без своей фирменной «боевой» раскраски. Даже зеленовато-карие глаза казались гораздо ярче, оттененные естественного цвета темными ресницами, а на щеках распустились алые розы, но не от румян, а от жаркого солнца прерии. Потом его взгляд переключился на ее губы, показавшиеся ему без помады еще более полными, чувственными и выразительными. Когда же она сняла шляпу, не сдерживаемые прической волосы рассыпались по ее плечам, светясь и переливаясь в ярких лучах дневного светила. Это было так красиво, что он лишь усилием воли не позволил себе поднять руку и прикоснуться к ним.
Но то, как на ней сидела одежда в стиле вестерн, ему не понравилось. Совершенно очевидно, она приобрела уже готовый костюм в местной лавке и он был ей слишком узок. Особенно выделялись груди, почти выпрыгивавшие из обтягивающей, мокрой от пота блузки. Юбка е разрезом для верховой езды также не могла похвастать избыточным количеством материи и облегала ее ягодицы так, что Мэтта это покоробило.
Тем не менее он никак не мог прогнать воспоминания о том, сколь сладостными казались ему эти груди, когда они с Самантой лежали в постели, прижавшись друг другу, и сколь совершенными представлялись ему очертания ее округлых ягодиц, когда он покрывал их поцелуями.
Отогнав навязчивые мысли и едва слышно обругав себя за недостаток твердости, из-за которого в его теле вновь стала пробуждаться чувственность, он еще раз мысленно сказал себе, что любит одну только Дженни. Хотя та никогда не возбуждала его до такой степени. Если разобраться, она вообще его не возбуждала, а вот у Саманты это почему-то получалось. Иными словами, он хотел ее постоянно. Он и сейчас вожделел ее. Она знала и умела нечто такое, отчего он подчас испытывал чувство, сходное с сильнейшим шоком или потрясением. При этом не мог отделаться от мысли, что они находятся лишь в самом начале процесса взаимного узнавания и глубины, которые лежат под ними, бездонны. По его мнению, чтобы исследовать и познать друг друга как должно, им понадобилось бы любовное путешествие длиной в годы.
Годы…
Приближавшаяся к нему женщина в смысле любви привыкла оперировать совсем другими временными категориями.
Понимая, что непослушное тело может выдать его мысли на ее счет, он не стал заправлять ковбойку в брюки, а лишь застегнул ее на нижние пуговки, после чего, дождавшись, когда она подошла к нему достаточно близко, чтобы при разговоре не надо было повышать голоса, холодным тоном осведомился:
– Что ты здесь делаешь?
Саманту смутила его нелюбезная манера приветствия, и она пробормотала:
– Я… видишь ли, моя лошадь неожиданно потеряла подкову, захромала и…
– Зачем ты сюда приехала? – продолжал гнуть свою линию Мэтт.
– Просто отправилась на верховую прогулку и случайно оказалась здесь…
– Ты находишься на моей земле.
– Сбилась с дороги и не знала, куда заехала, – в замешательстве ответила Саманта. – Говорю же тебе – я заблудилась.
Мэтт молчал, покусывая губы. Видимо, он ей не верил.
Он и в самом деле не поверил ей.
Саманта сразу заметила это, стоя в нескольких футах от человека, чей образ заполнял ее сны после проведенной ими в гостинице ночи. А еще она заметила, что он вовсе не рад их встрече и ее присутствие вызывает у него раздражение.
Когда Саманта осознала это, ее охватил гнев, который она, впрочем, постаралась скрыть. По ее мнению, это она должна была демонстрировать недовольство при встрече, а уж никак не он. Ведь не она же, в самом деле, оставила его в одиночестве в постели, еще теплой после занятий любовью. Не говоря уже о том, что она неожиданно оказалась в его власти и зависела теперь от его решений, в то время как ей лишь хотелось восстановить свое реноме агента, провёдя необходимую для дела рекогносцировку.
– Хм… Значит, говоришь, заблудилась? Впрочем, по какой бы причине ты здесь ни оказалась, тебе необходима лошадь, чтобы вернуться в город.
Саманта гордо вскинула подбородок и с саркастическими нотками в голосе произнесла:
– В любом случае я не собиралась причинять тебе беспокойство.
– Тебе следовало подумать об этом раньше.
После этих слов Саманта окончательно поняла, что не нужна ему и он не желает ее видеть.
Между тем Мэтт привязал ее мерина к репице своей лошади и вскочил в седло. В следующее мгновение наклонился, подхватил Саманту с земли и усадил на своего коня. Она оказалась не готова к тому, что прикосновение его рук вновь разбудит в ней все прежние чувствам и поэтому сидела тихо, как мышка. Секундой позже, когда он чуть наклонился вперед, чтобы взять поводья и перевести лошадь на рысь, ее окутало исходившее от него влажное тепло. Его руки оказались такими же сильными, какими запечатлелись в ее памяти, а прикосновения ног к задней части бедер разожгли в ее чреслах пожар. Но более всего ей доставляла беспокойство выпуклость у него в паху, которая, когда лошадь перешла на рысь, стала ритмично соприкасаться с ее телом, сводя девушку сума.
Так что ее негативный настрой по отношению к Мэтту полностью улетучился, когда они достигли его ранчо и он сказал:
– Вот мы и приехали.
Саманта не произнесла ни слова, когда он, соскочив на землю, снял ее с лошади. Она не отреагировала даже на эротичное прикосновение, когда, соскальзывая на землю, на долю секунды прижалась к его торсу и его губы оказались в непосредственной близости от ее губ. На мгновение заколебавшись, словно раздумывая, поцеловать ее или нет, он произнес:
– Мои люди погнали небольшое стадо на железнодорожную станцию. Так что их не будет несколько дней.
Саманта продолжала хранить молчание.
Выпустив ее наконец из рук, он добавил:
– Если хочешь, можешь посидеть в доме, пока я буду перековывать твоего мерина.
Саманта все так же молча двицулась в указанном направлении, слыша у себя за спиной шаги хозяина ранчо.
– Дома никого нет, – повторил Мэтт, закрывая за собой дверь.
Она повернулась к нему, услышав, как шумно и часто он стал дышать. Его взгляд в полумраке комнаты сообщил ей о том, о чем она постоянно думала в последнее время.
– Я, знаешь ли, вовсе не хотел уезжать от тебя в то утро. – Потом, не дожидаясь ответа или какой-либо реакции с ее стороны, продолжил: – Никогда еще не говорил тебе «прости меня», а вот теперь говорю. Прости меня, Саманта, за то, что произошло. Я искренне сожалею о том, что мы никогда не сможем быть вместе. И причина, насколько я понимаю, тебе понятна… Ты уж извини, что все так вышло.
– Только не надо снова передо мной извиняться. – Саманта, как ни старалась, не могла скрыть пробивавшуюся в голосе дрожь. – И вообще: не надо больше ничего говорить, Мэтг. Просто люби меня, как если бы на свете не существовало никакого «завтра», а я постараюсь как можно искуснее притвориться, что так оно и есть на самом деле.
Мэтт, казалось, на долю секунды потерял дар речи, а потом заключил девушку в объятия.
Саманта не противилась, когда Мэтт прикипел к ее губам поцелуем, после чего не менее минуты стояла неподвижно в его объятиях в полумраке комнаты, словно дегустируя его поцелуй. Вкус поцелуя оказался восхитительным, и она не стала возражать, когда Мэтт начал развязывать завязки и отстегивать крючки на ее платье. Расстегнув на ней блузку, Мэтт припал губами к ее груди, выказав при этом такое страстное желание, какое могло сравниться лишь с желанием Саманты продемонстрировать ему во всей красе свой бюст. Она все крепче прижималась к нему по мере того, как желание его возрастало и стремление к физической близости становилось все неуемнее.
В этой связи она упустила момент, когда Мэтт совлек с нее юбку с разрезом и избавил от прочих менее значимых предметов гардероба, мешавших лицезреть ее нагую плоть. То почти гипнотическое состояние, в котором она находилась, заставляло ее вести себя тихо и смиренно принимать предназначавшиеся ей ласки – все эти поцелуи, нежные пожатия и влажные прикосновения, когда он проводил кончиком языка по ее телу.
Однако она затрепетала, словно осина на ветру, когда он добрался до ее промежности и его губы коснулись заветной расселины у нее внизу живота. В этот момент ею овладело такое острое желание принадлежать ему, что она не оказала своему похитителю почти никакого сопротивления, пролепетав лишь несколько неразборчивых слов. Тогда он поднял на нее глаза и прошептал:
– Сколько бы ни продолжалась наша любовь, я хочу, чтобы это было истинное, ничем не замутненное чувство, о котором мы могли бы потом вспоминать с восторгом и счастливой улыбкой. Позволь же мне доказать, Саманта, что такое возможно.
Его взгляд, казалось, околдовал ее, и Саманта лишилась последних сил к сопротивлению. Покорно прикрыв глаза и держа его за плечи, она позволила ему делать с ней все, чего он пожелает.
Влажные поцелуи Мэтта в область промежности разбудили в ней неведомые доселе чувства и ощущения, и она полностью растворилась в них. Лишь усилилась бившая ее дрожь, а ноги сделались словно ватные, и ей пришлось крепче ухватиться за его плечи. Само собой, ни о каком противодействии с ее стороны не могло быть и речи.
Страстное неконтролируемое желание близости с этим человеком продолжало расти у нее внутри, и она начала тихонько постанывать, когда поцелуи, которыми награждал ее Мэтт, становились все более обжигающими и настойчивыми. Теперь ее сотрясала уже не мелкая, а крупная дрожь, от которой колебалось все её тело, а ноги стали подгибаться, поэтому он поддерживал ее корпус в вертикальном положении, крепко ухватив за ягодицы. Помимо всего прочего, эта позиция обеспечивала ему более удобный доступ к ее гениталиям. Нечего и говорить, что эта обрушившаяся на нее волна страсти вознесла ее чуть ли не на вершину блаженства.
Окружающий мир расцветился у нее перед глазами, краски стали переливаться словно в калейдоскопе, когда она почувствовала начавшие охватывать ее первые сладостные судороги. Полностью отдавшись завладевшему ею наслаждению, она перенеслась в некие горние выси, где не было ничего материального, а существовали лишь чувства и эмоции.
Судороги страсти оказались настолько сильными, что она была в полном изнеможении и рухнула на колени. А когда открыла глаза, то оказалась лицом к лицу с Мэттом, который, держа ее голову в ладонях, прошептал:
– Это только начало, Саманта.
Позабыв про валявшуюся на полу одежду Саманты, Мэтт подхватил ее на руки и отнес в небольшую спальню, захлопнув за собой дверь. Там он разделся, затем, обнаженный и напряженный, как стальной прут, проследовал к постели, куда перед этим положил Саманту, и возлег с ней рядом. Ему понадобилось не более нескольких секунд, чтобы сорвать одежду, которая еще оставалась на ней, и войти в нее одним быстрым и резким, если не сказать грубым, движением. Когда она застонала, ощутив внутри себя его напряженное мужское естество, он напомнил ей:
– Этот отрезок времени принадлежит нам и только нам, Саманта.
Саманта застонала громче, когда он начал двигаться внутри ее со все увеличивающейся скоростью, и скоро присоединила к его движениям движения собственного тела, отчего овладевшие ею эмоции стали еще острее и глубже. Она словно взбиралась на высокую гору, и исход этого крутого подъема мог быть только одним.
Судороги оргазма сотрясли ее снова, когда она заметила, как стал содрогаться от оргазма лежавший на ней сверху Мэтт. Они взлетели на вершину блаженства одновременно и теперь, усталые и довольные, лежали рядом.
Секундой позже, ощутив легкое движение, Саманта открыла глаза и увидела лицо Мэтта, который пристально смотрел на нее.
– Сейчас мир опустел, и в нем нет никого, кроме нас с тобой.
Саманта судорожно сглотнула – до того торжественными и важными показались ей эти слова.
– Правда? – только и смогла она произнести.
Мэтт улыбнулся ей и уверенно ответил:
– Правда.
Такер медленно ехал по Уинстону. Мэйн-стрит бурлила от происходившей здесь с самого утра активной деятельности. Постоянно приезжали и уезжали грузовые фургоны, доставлявшие в местные магазины и на склады продукты и товары. Жители города спешили по своим делам, надеясь завершить их до наступления темноты, с тем чтобы встретить вечерние часы за столиками заведения с подачей горячительных напитков.
Истина заключалась в том, что Такер любил Уинстон. Ему нравился и этот город, и тот факт, что он в числе прочих гостей и ковбоев мог проводить время в салуне за столиком, уставленным крепкими напитками, когда рабочий день заканчивался. Он, разумеется, знал, что Мэтта здесь не будет. Хорошо изучив распорядок дня брата, Такер приезжал в город лишь когда был уверен в его отсутствии, дабы их пути случайно не пересеклись и обоюдная абсолютная идентичность не стала явью. Для него не являлось секретом, что старший брат, отправив работников со стадом на железнодорожную станцию, останется на ранчо до их возвращения, чтобы присматривать за своими владениями, а значит, сегодня ему опасаться нечего.
Надо сказать, что Такер уделял довольно много времени, практикуясь в точном воспроизведении жестов и манер старшего брата, чтобы иметь возможность выдавать себя за него. Это не представляло для него большого труда, особенно учитывая тот факт, что тембр голоса был у них одинаковый. Что же касается черт лица, то ему иногда казалось, что и сам он, даже в случае необходимости, вряд ли сумел бы отличить себя от брата. Чтобы еще больше подчеркнуть их сходство, Такер носил поношенные, но идеально чистые рубашки – точь-в-точь как его брат. То же относилось и к брюкам, которые у Мэтта от частой стирки сидели в обтяжку и имели несколько выцветший и полинявший вид. Такер даже перестал стричься и добился того, что волосы у него на затылке отросли и лежали кольцами на воротнике рубашки, как у Мэтта, который никак не мог найти время, чтобы сходить к цирюльнику. Так что в их внешнем виде даже самый внимательный глаз не обнаружил бы никаких различий. Единственная вещь, которую Такеру не удалось дублировать, была гравированная, литого серебра ременная пряжка, доставшаяся Мэтту в наследство от отца.
И все же, несмотря на столь всеобъемлющее сходство, Мэтт, подобно отцу, отказывался признавать его.
Осознание этого не давало Такеру покоя и раздражало его, а позже навело на мысль, как воспользоваться их сходством к своему преимуществу. Он решил в некоторых щекотливых ситуациях выдавать себя за брата, прикрываясь его безупречной репутацией. Быть может, достав таким образом Мэтта, он все-таки заставит его обратить на себя внимание?
Такер хмыкнул. У него был план, что, когда Мэтт объявит наконец во всеуслышание о своем брате-близнеце, он, Такер, ударится в бегство, заставив своего законопослушного родственничка доказывать факт его существования.
Когда же сей факт будет признан, он затребует у Мэтта половину ранчо как часть полученного от отца наследства. Мэтт мог думать о Такере что угодно, но этого он уж точно от него не ожидает.
Такер расплылся в улыбке. Интересно, что тогда его братец будет делать?
Воистину люди говорят правду, когда утверждают, что месть слаще меда.
– Мэтт, подожди минуточку!
Такер придержал коня, огляделся и заметил Тоби Ларсена, призывно махавшего ему рукой с противоположной стороны улицы. Такер досконально изучил места, которыё посещал братец, и знал, что этот старикан – знакомый Мэтта, поскольку в прошлом был другом его отца. Однако другом Мэтта он бы его не назвал. Тем не менее старикан отчаянно пытался привлечь его внимание.
Такер, наклеив на лицо любезную улыбку, соскочил с коня и подошел к старику. Последний, нахмурившись, выпалил:
– Ну вот! Опять ты ввел меня в заблуждение! Я-то думал, что знаю, куда Саманта ездит по утрам вот уже на протяжении трех дней. Но похоже, ошибся, что заставляет меня беспокоиться за девушку даже больше, чем прежде.
Мало что поняв из этой сумбурной речи, Такер спокойно осведомился:
– Ты о ком это толкуешь, Тоби?
. – О Саманте Ригг – о ком же еще? Она не так давно поступила в услужение в салун «Трейлз-Энд». Только не делай вид, что не имеешь о ней никакого понятия.
– Разумеется, я знаю ее.
Тоби кивнул:
– Еще бы тебе ее не знать…
Такер окрысился:
– Говори, что хотел, но только по делу. У меня нет времени на досужие разговоры. Нужно посетить местный магазин, к тому же у меня пересохло в глотке и хочется глотнуть чего-нибудь крепкого.
– Ну, если ты слишком занят для разговора о…
Такер прищурился:
– Ладно, выкладывай, что у тебя там.
Маленькие глазки Тоби исследовали его каменную физиономию.
– Мне не нравится твой тон и выражение лица, но сейчас у меня на уме кое-что поважнее. А именно: уже становится поздно, а Саманта так и не вернулась до сих пор в город.
– И что с того?
– А то, что она уже третье утро уезжает верхом из города и возвращается к началу работы в «Трейлз-Энде». А вот сегодня не вернулась. Я-то думал, она навещает тебя, но, как выяснилось, ошибся.
Такер испытал тревожное чувство.
– Значит, говоришь, она уезжает по утрам из города?
– Три последних утра, во всяком случае, уезжала. – Тоби покачал головой. – Говоря по правде, я очень за нее беспокоюсь, поскольку она никогда не говорит, куда едет. А коль скоро она ездит не к тебе, то…
Тоби говорил что-то еще, но Такер думал о другом. Саманта отвергла его, когда он приехал в город и подкараулил ее после закрытия салуна, когда она возвращалась в отель. При всем том у него не было никаких сомнений, где она находится в настоящий момент.
Тоби продолжал говорить:
– Я сделал все, что мог, чтобы прекратить досужие разговоры о твоих отношениях с Самантой. Отчасти мне это удалось, поскольку меня здесь все уважают и никто не хочет противоречить мне в открытую. Но хочу тебя предупредить, что она со дня вашего знакомства стала совсем другой, забрала что-то ненужное себе в голову и, насколько я понимаю, решила взять дело в свои руки. Хотя я с самого начала говорил ей, что ты решил связать свою жизнь с Дженни и никто не сможет сбить тебя с этого пути.
– С Дженни, говоришь?
– Но если даже ты не знаешь, куда она ездит верхом по утрам, то…
– А кто тебе сказал, что я об этом не знаю?
– Ты же сам и сказал, черт тебя побери! – ответил Тоби, яростно блеснув глазами.
– Ты просто вбил себе в голову, что Саманта ездит ко мне, и не дал мне ни малейшего шанса объясниться. Между тем я действительно встретил Саманту сегодня утром во время верховой прогулки, и она сказала мне, что не вернется вечером в город, поскольку отправилась навестить подругу.
– Подругу? Саманта здесь никого не знает.
– Как и ее подруга. Раньше они работали вместе, но потом подруга вышла замуж и родила двух шустрых ребятишек, с которыми ей трудно управляться. Вот она и пригласила Саманту помочь утихомирить ее озорников.
– Я ничего не слышал о людях, которые недавно обосновались в нашей местности.
Проигнорировав слова Тоби, Такер продолжал:
– Саманта не хочет, чтобы жители нашего городка узнали об этом. Излишнее любопытство может вызвать определенные трудности у ее подруги, так что никому не рассказывай об этом. И уж конечно, не вздумай ее разыскивать. Она сказала, что вернется, как только уладит некоторые маленькие проблемы, связанные с ее знакомой.
– Хм…
Такер сделал паузу, наблюдая, как Тоби переваривает его историю. Он знал, что его импровизация грешит многими пробелами и недостатками, но ничего лучшего выдумать за пару минут не смог.
Такер знал, где находится Саманта, и это знание постепенно расшевелило его чувства и дало новую пищу мозгам. Он-то думал, что Мэтт действительно ценит Дженни и собирается посвятить ей свою жизнь; но, как только что выяснилось, это не так.
Теперь Такер точно знал, что ему делать, и вновь переключил внимание на Тоби, когда услышал сказанные последним слова:
