Текст книги "Связанные страстью"
Автор книги: Элейн Барбьери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
Если Дженни, Мэтт и его брат Такер не примут разумного решения, чтобы найти выход из создавшейся ситуации, это сделает он – Рэндольф Морган.
Солнце уже клонилось к закату, поэтому Саманта и Мэтт, одеваясь, почти не разговаривали. Теперь, когда они удовлетворили свою страсть, можно было подумать и о другом.
Наконец Мэтт с задумчивым видом произнес:
– Пока ничего не предпринимай, Саманта. Дай мне время урегулировать дела с Такером, ведь он – мой брат. Я не могу оставить его без поддержки и помощи.
Саманта кивнула.
– Я разыщу тебя, как только ситуация мало-мальски прояснится.
Саманта снова согласно кивнула, потом сказала:
– Прости меня, Мэтт… За все.
Мэтт взял ее за руки, поцеловал, после чего поднял и посадил на лошадь.
– Постараюсь уладить все проблемы как можно быстрее.
Саманта вцепилась в поводья, когда Мэтт хлестнул по крупу ее лошадь, заставив животное с места перейти на крупную рысь. Через некоторое время на горизонте показался Уинстон, но на этот раз Саманта въезжала в него без прежних тяжелых мыслей, связанных с Мэттом.
Последнее, впрочем, не отменяло реально существовавших проблем. Она совершила ошибку, вызвав дядю Шона, человека принципиального, не терпевшего нарушителей закона. И просить Шона изменить своим принципам было все равно, что просить о том же самом ее отца. Именно в силу этого дядя Шон, сам того не желая, мог навлечь на них серьезные неприятности.
Между тем Саманта до сих пор не сказала Мэтту, что послала Шону телеграмму и вызвала его в город. Не смогла, не нашла для этого подходящих слов. Равным образом она не сказала Мэтту, что Тоби знает о существовании Такера. Саманта, кроме того, не знала, как собирался Мэтт «уладить» проблемы Такера. Он часто повторял это слово, но его смысл представлялся ей весьма неопределенным. В настоящий момент Саманта не сомневалась в том, что дядя Шон не станет колебаться, если узнает правду и у него появится шанс задержать преступника.
Глава 10
Дженни выехала с заходом солнца, хотя имела некоторые сомнения насчет того, как все обернется и удастся ли ей осуществить свой замысел. Некоторое время она провела в спальне, обдумывая, как велел ей отец, сложившееся положение, и вышла из домика часом позже. Мигом заседлав лошадь, она покинула ранчо, прежде чем отец и его работники успели вмешаться и отговорить ее от задуманного. Дженни отлично знала, куда направляется и что ей предстоит сделать.
Девушка с облегчением вздохнула, когда в поле ее зрения появилось ранчо «Дабл-Эс». Горевшая в окне лампа свидетельствовала о том, что Мэтт дома. Дженни порадовалась, что его рабочие находились в отлучке и ей не придется с ними встречаться. Она не очень хорошо представляла себе, что должна говорить молодая женщина, чтобы оправдать свой визит к одинокому мужчине после заката солнца. Просто хотела сообщить Мэтту о том, что сказал ей отец. Мэтт имел право это знать.
Дженни подъехала к ранчо, соскочила с коня и направилась к домику, но на полпути остановилась, поскольку дверь неожиданно распахнулась и в дверном проеме появился Мэтт. Дженни молча вошла в дом и повернулась к его хозяину, когда он закрыл за ней дверь.
– Что ты здесь делаешь, Дженни?
Дженни судорожно сглотнула.
– А ведь ты не Мэтт, не так ли?
– Не Мэтт.
Братья походили друг на друга как две капли воды. За исключением одного: Такер не носил на поясном ремне гравированную серебряную пряжку, доставшуюся Мэтту по наследству от отца. Дженни усмотрела в этом определенную иронию: Джереми Стрейт, пусть и мертвый, изыскал тем не менее способ, как различать сыновей.
Впрочем, Дженни все равно узнала бы Такера, хотя, возможно, не сразу.
– Ты не ответила на мой вопрос, Дженни.
Дженни и не могла сразу ответить ему. У нее накопилось слишком много других вопросов. Почему в Такере было все то, что ей так хотелось видеть в Мэтте? Или нежность и страстное желание близости с ней, отсутствовавшие у Мэтта, но проступавшие в его взгляде, были лишь плодом ее воображения?
– Дженни!
– Я хотела поговорить с Мэттом.
Такер отступил на шаг.
– Его здесь нет. Он сказал, что ему нужно кое-что сделать, и ускакал. Не знаю, где он сейчас.
– Прежде всего я хотела ему рассказать о состоявшемся у нас с отцом разговоре.
– Стало быть, он знает о том, что произошло? Я почему-то не сомневался, что именно так все и будет.
– А потом я хотела разыскать тебя.
– Тебе захотелось меня увидеть? Почему?
Дженни опустила глаза.
– Я хотела извиниться перед тобой, поскольку оставила тебя в состоянии неопределенности. Кое-что между нами так и осталось непроясненным.
– Я так не считаю. Мэтт, прежде чем уехать, сказал мне, что ваша помолвка не расторгнута.
– Сейчас это лишь своего рода временная декорация.
Пораженный услышанным, Такер прошептал:
– Мне очень жаль.
– А мне – нет. – Понимая, что удивила его, Дженни добавила: – Ты недооцениваешь себя, Такер. Хотя я не в восторге от твоих деяний и отнюдь не горжусь тем, что отдалась тебе, ты тем не менее сделал благое дело. Доказал нам с Мэттом, что мы с ним не пара.
– Не говори так, Дженни.
– Но это правда. Теперь я точно это знаю. И Мэтт тоже.
– Дженни, я приехал сюда вовсе не для того, чтобы усложнять тебе жизнь.
– А зачем ты сюда приехал, Такер?
– Я приехал… – Тут Такер вздохнул. – Полагаю, я приехал сюда, потому что завидовал Мэтту, Мне казалось, что он незаслуженно получил множество привилегий, от которых я бы тоже не отказался, – к примеру, ничем не замутненное детство, лишенное горестных воспоминаний, и будущность, дарованную ему любящим отцом. Но все сложилось совсем не так, как я рассчитывал.
– Что ты имеешь в виду?
– Все пошло наперекосяк с первой минуты, как я его увидел. Я знал, что он мой близнец, но одно дело – знать, и совсем другое – видеть перед собой свою точную копию. Скажу честно, это поразило меня до глубины души. Это не говоря уже о том, что чувства, испытанные мной, отличались от тех, какие я ожидал. Я не чувствовал радости, которую надеялся испытать, сделав Мэтта несчастным. Поэтому предпринял следующий шаг. По городу распространялись слухи о его связи с девушкой из салуна, и я решил выяснить, правда ли это. Полагал, что соблазнить ее не составит большого труда.
– Да, в этом смысле она оказалась куда более твердым орешком, чем я.
– У тебя искаженное представление о ситуации, Дженни.
– Искаженное? Хочешь сказать, не ожидал, что у тебя со мной все так легко сладится, да?
Такер вдруг понизил голос и едва ли не шепотом произнес:
– Все вокруг словно лишилось смысла и перестало существовать, когда я впервые встретил тебя.
– Не думала, что окажусь такой простушкой или озабоченной? – продолжала наседать на него Дженни.
– Как уже было сказано, я не думал, что ты будешь такой – честной, откровенной, без намека на кокетство. Тебе даже в голову не приходило, что человек может быть не столь правдивым и доброжелательным, как ты. И уж конечно, я никак не ожидал, что ты будешь верить каждому моему слову. Прежде ни одна женщина на свете не смотрела на меня с такой беззаветной верой во взгляде, а я видел все это – и сходил с ума от злости, поскольку знал, что этот взгляд предназначается не мне, а Мэтту. Я все больше и больше ревновал тебя к Мэтту, но продолжал этот маскарад, поскольку ты глубоко затронула мои чувства – но по-другому, не так как прочие женщины. Скажу прямо, я пытался сопротивляться твоему воздействию, хотел даже сказать тебе правду о себе, но не решился, а когда все-таки собрался с силами, то было слишком поздно.
Дженни упорно хранила молчание, и Такер продолжил:
– Я предал твою веру, Дженни, твое доверие – и никогда не прощу себе этого.
– Даже если я прощу тебя?
– Твоего прощения – если ты предлагаешь именно это – мне недостаточно.
– Чего же ты хочешь?
– Я сделал нечто такое, что слишком даже по моим стандартам. Поэтому сначала я должен простить себя сам.
– И что же ты должен сделать Такер, чтобы заслужить собственное прощение?
– Полагаю, для начала мне нужно разобраться со своим прошлым, очиститься от него. Чтобы из подозрительного типа, каким я, в сущности, являюсь, превратиться в честного человека. Ведь я вор, Дженни. Вор и грабитель. За мной охотится полиция штата.
– Предлагаю тебе прощение, в котором ты себе отказываешь, вне зависимости от твоих мыслей по этому поводу. Я и раньше говорила, что прощаю, хотя и злилась на тебя. Ну так вот: теперь я прощаю тебя по-настоящему, без всяких оговорок.
– Ты, случайно, не забыла, что не с Мэттом разговариваешь?
– Не забыла.
– Я не такой, как он.
– Я и это знаю.
Такер не на шутку разволновался.
– Знаешь что, Дженни? Может, тебе лучше уехать отсюда? – прошептал он. – Хотя я исполнен самых лучших намерений, боюсь, что не выдержу.
– Послушай, Такер…
– Уезжай, Дженни. Ну пожалуйста!
– Такер…
– Уезжай!
Дженни улыбнулась:
– Благодарю, что был честен со мной.
Такер никак на эти слова не отреагировал.
Не имея сил даже на то, чтобы сказать пару слов на прощание, Дженни повернулась, вышла из домика и через несколько минут уже гнала свою лошадь по тропинке в обратный путь. Она не оглядывалась и стоявшего в дверном проеме Такера, смотревшего ей вслед, не видела. А также не могла видеть отразившегося у него на лице страстного желания и не слышала, как он пробормотал себе под нос:
– Так и надо. Уезжай отсюда, Дженни, и побыстрей. Я знаю, что недостаточно хорош для тебя. Но постараюсь стать лучше.
Дженни ехала домой, совершенно уверенная в одном: Такер ее не хочет.
Саманта замедлила шаг у двери гостиничного номера Шона. Вообще-то ей уже следовало находиться на своем рабочем месте в «Трейлз-Энде», поскольку маскарад требовалось продолжать, но ей было необходимо переговорить с Шоном.
Наклеив улыбку на старательно накрашенное лицо, Саманта постучала в дверь. Хмурая физиономия, являвшаяся стереотипной реакцией Шона на вызывающее «салунное» платье и яркий макияж Саманты, неожиданно осветилась удивленной улыбкой, сопровождавшейся соответствующей репликой:
– Вот это да, вот это сюрприз!
Саманта вошла в номер, повернулась к Шону и, когда он закрыл за ней дверь, сказала:
– Я пришла сюда, дядя Шон, чтобы еще раз попросить тебя покинуть это место. Я, конечно, очень благодарна тебе, что ты прикатил в Уинстон по первому моему зову, но моя телеграмма была непродуманной, и я, вызвав тебя сюда, допустила ошибку. В этой связи вторично прошу тебя позволить мне урегулировать это дело самостоятельно.
В следующее мгновение Саманта ощутила на себе проницательный взгляд сапфирово-синих глаз дяди Шона и постаралась придать лицу выражение уверенности.
– Сказано же, что я уеду, как только буду готов, – ответил Шон.
– А я хочу, чтобы ты уехал как можно быстрее. Мне необходимо знать совершенно точно, что если события начнут развиваться не так, как я планировала, то поддержки в твоем лице у меня уже не будет.
– Нет.
– Нет?
– Ты удивлена?
– Да… то есть нет… Я имела в виду…
– Ты от меня что-то скрываешь.
– Ничего подобного!
– Лжешь и сама это знаешь. Так что я покину это место, лишь когда ты расскажешь мне правду.
Саманта посмотрела на Шона, пораженная его интуицией. Но как объяснить ему, что ни в одной книге записи рождений нет упоминания о брате-близнеце Мэтта, грабившем банки? Шон – сыщик, агент Пинкертона. Он не поверит, что Мэтт не подозревал о существовании Такера. Как же ей рассказать ему о запутанных обстоятельствах, связанных с этим родством? Это уже не говоря о том, что он откажется предоставить ей время, необходимое для того, чтобы решить, как распорядиться этим знанием.
– Дядя Шон… – Даже не подумав откорректировать обращение, Саманта, сморгнув слезы разочарования и фрустрации, прошептала: – Я прошу тебя уехать не потому, что не ценю твою заботу о моей безопасности, но потому…
– Я никуда не уеду.
– Дядя Шон!
– И прекрати называть меня «дядей», в противном случае разоблачишь затеянный здесь тобой маскарад.
– Еще не время. Я пока не могу этого сделать.
– А я пока не могу отсюда уехать.
Саманта разозлилась не на шутку.
– Мне жаль, что я обратилась к тебе с просьбой! Мне жаль, что ты приехал! Я хочу… нет, я требую, чтобы ты уехал! Надеюсь, я достаточно ясно выразила свою мысль?
– Я не стану вмешиваться, если ты расскажешь мне всю правду.
Злость так же быстро покинула ее, как и появилась. Саманта вопросительно посмотрела на Шона и прошептала:
– И ничто из того, что я скажу, не заставит тебя изменить свое решение?
– Ничто.
Расчувствовавшись, Саманта всхлипнула, бросилась Шону на шею и заключила его в объятия. Затем, взяв себя в руки, сказала:
– Извини, дядя Шон. Я наговорила тебе столько глупостей… Клянусь, я так не думаю.
– Знаю, – сказал Шон, поглаживая ее по голове.
– И уж тем более я не хотела тебя обидеть.
– Это я тоже знаю.
Саманта заметила, как предательски заблестели у Шона глаза, и овладевшее ею раскаяние стало еще сильнее.
– Просто забудь о том, что я приходила сюда сегодня вечером, ладно? Забудь мои несправедливые слова. Забудь само это дело… Считай, что я растерялась и без всяких на то причин запаниковала.
– Я все отлично понимаю и могу помочь тебе, если позволишь.
– Но я…
– Но ты хочешь разобраться с этим делом самостоятельно. – Выражение лица Шона смягчилось. – Не возражаю. Просто поброжу по городу, пока у тебя все не закончится.
Саманта, высвободившись из объятий дяди Шона, вытерла платком лицо и с едва заметной улыбкой сказала:
– Честно говоря, хотя я очень старалась убедить тебя держаться подальше от этого дела, мне до последнего момента не верилось, что ты согласишься. Ты ведь такой въедливый. Настоящий Пинкертон.
– Да, я такой. Въедливый.
Преувеличенно доброжелательная улыбка на лице Шона погасла, как только за Самантой захлопнулась дверь. Глядя прямо перед собой, Шон произнес:
– И не только.
Небо уже начинало наливаться предвечерней синевой, когда Мэтт вернулся наконец к себе на ранчо. При виде стоявшей у коновязи лошади он, нахмурившись, вошел в дом, зная, кто его там ждет.
– Кстати, Такер, я думал, что ты уехал, – сказал Мэтт, закрывая за собой дверь.
– Как ты и просил, я предоставил тебе время обдумать создавшееся положение и предпринять кое-какие шаги. Но теперь, насколько я понимаю, мне пора собираться и ехать сдаваться властям, что я и намеревался вчера сделать.
– Кажется, мы договорились подождать и не делать ничего такого, чего потом нельзя было бы исправить.
– Дело в том, что я смотрю на проблему несколько иначе. Рано или поздно полицейские докопаются, что у тебя есть брат-близнец. Вне зависимости от того, что я думая вначале, сейчас мне уже не хочется втягивать тебя в свои дела. Кроме того, я не собираюсь нарушать закон ни при каких обстоятельствах.
– Ты очень изменился. С чего бы это?
– Действительно, у меня в душе и впрямь произошли большие перемены. – Поскольку Мэтт никак на эту реплику не отреагировал, Такер пожал плечами и рассмеялся. – Полагаю, винить в этом надо Дженни.
– Кажется, я уже просил тебя не упоминать этого имени, – сурово заявил Мэтт. – Я не забыл то, что ты сделал. И хотя ничего в связи с этим не предпринял, это не значит, что я тебя простил.
– Правда? Значит, нас уже двое, поскольку я тоже все время себя за это корю. Из чего следует, что мы больше похожи друг на друга, чем можно подумать. – С минуту помолчав, Такер добавил: – Пока тебя не было, сюда приезжала Дженни. Хотела поговорить с тобой.
– Надеюсь, ты не…
– Нет, я не пытался изображать тебя, если ты подумал именно об этом. Кроме того, сомнительно, что мне удастся хотя бы еще раз надуть Дженни.
– Да, она далеко не дура, хотя ты и обошелся с ней как с наивной сельской простушкой.
Такер нахмурился.
– Возможно, и я охарактеризовал бы ситуацию подобным образом, если бы был таким же ранчеро, как ты. Но я не такой и твои слова с негодованием отметаю. Лично я никогда не считал Дженни глупой или ограниченной, тем более она добилась того, чего не удавалось другим.
– И чего же она добилась?
– Того, что заставила меня взглянуть непредвзято на собственную особу и понять, кто я такой в действительности. Нравится тебе это или нет, но именно наша последняя встреча, когда мы с ней были вместе, помогла мне заглянуть в тайник своей души и ужаснуться увиденному.
Мэтт одарил брата нелюбезным взглядом и, сжав кулаки, шагнул было к нему. Такер сказал:
– Придержи коней, братец. Ты должен понять, что Дженни доверилась мне. Я же, устыдившись того, что сотворил, хотя и не сразу, стал просить у нее прощения. Говорил такие жалкие слова, что сам не знал, откуда они у меня берутся. А уж после этого все ей честно о себе рассказал. Не могу забыть взгляда, которым она меня тогда наградила. Боюсь, он будет преследовать меня до конца дней.
Мэтт, определенно борясь с собой и в значительной степени отвечая на собственные мысли, процедил сквозь зубы:
– Ну и ублюдок же ты, Такер.
– Ты прав. Но дело в том, что быть ублюдком с Дженни я не собирался. Просто так получилось.
– Ничего удивительного нет. Мы с Дженни знали друг друга целую вечность, много чего претерпели вместе, и она не сомневалась в том, что ты – это я.
Позиции антагонистов неожиданно поменялись, когда Такер сказал:
– Значит, говоришь, знали друг друга целую вечность и много чего претерпели вместе. Поэтому, что ли, ты переключил внимание на девушку для развлечений из салуна?
– Как я уже тебе говорил, Саманта – не девушка из салуна.
– Совершенно верно. Она хочет стать агентом Пинкертона. Кажется, использовала это в качестве оправдания, когда объясняла, почему обманывала тебя. Кстати, проявила при этом ничуть не меньше коварства, чем я, обманывая Дженни. Но если это так, то она непременно расскажет в своем агентстве, что у тебя есть брат-близнец, чтобы заработать необходимые очки. Стало быть, арест для меня – лишь вопрос времени.
– Она не скажет об этом своим людям, не посоветовавшись предварительно со мной.
– Ты для того с ней и спал, чтобы она считала себя морально обязанной сообщить тебе, что собирается предпринять, прежде чем приступить к исполнению своего замысла?
– Я спал с ней по той же причине, что и ты с Дженни. Потому что мне так хотелось. Сам же говорил, что мы больше похожи друг на друга, чем можно себе представить.
Неожиданно разозлившись, Такер заявил:
– Да. Только ты не отбирал трудовые деньги у простых работяг, чтобы пропить их гроши в салуне. Ты не разыскивал парней со сходным образом мыслей, чтобы, сбившись в шайку, легче обделывать свои делишки и получать больший доход. И ты не был настолько самоуверенным, чтобы считать, что умнее других, поскольку промышляешь воровством и разбоем.
– Я действительно ничего этого не делал, но если бы меня воспитали так, как воспитывали тебя, то…
– Только не надо этого говорить. Это не аргумент, а жалкая попытка оправдаться. Мне необходимо верить в тебя. И не только потому, что тебе верит Дженни. Просто я должен иметь близкого человека, на которого мог бы опереться.
– Мне кажется, Дженни тоже верит тебе, Такер, – произнес Мэтт. – Она определенно что-то в тебе разглядела. В противном случае никто и ничто не могло заставить ее сделать то, что она сделала.
– Ты уже объяснил мне причины. В тот момент она принимала меня за тебя.
Мэтт покачал головой.
– Я помню, что сказал. Но я также сказал, что Дженни – далеко не дура.
– Возможно, ее смутило то, что я – впервые в жизни – был абсолютно честен.
– Честен?
– Относительно того, что чувствовал по отношению к ней.
– И что, по-твоему, это должно означать?
Такер покачал головой:
– Странно, что ты спрашиваешь меня об этом сейчас. – Такер не стал распространяться на эту тему, просто сказал: – Ответ прост – возможно, даже слишком прост.
Мэтт некоторое время молчал, пытаясь оценить сказанное Такером, вернее то, чего тот не сказал. Затем произнес:
– Полагаю, ты должен поставить ее в известность о том, что решил сдаться властям.
– Зачем?
– А затем, что она отсоветует тебе это.
– Нет. Во всяком случае, сейчас.
– Это почему же? – спросил Мэтт. – Или ты успел наговорить ей мерзостей, когда она приехала пообщаться со мной? Если это так, то…
– Я велел ей уехать. Боялся, что если она останется, я не выдержу и начну приставать к ней.
– Ты что – не доверяешь себе самому?
– А ты можешь со всей уверенностью сказать, что полностью доверяешь себе, когда дело касается твоей знакомой, будущего агента Пинкертона?
– Это мои проблемы. Но я точно знаю, что Дженни будет страдать, если ты не объяснишь ей, куда и зачем идешь. Она должна быть уверена, что ты всегда говоришь ей правду. Только в этом случае она сможет примириться с тем, что случилось.
– Пусть уж лучше она немного пострадает сейчас, чем после…
– Дженни вообще не должна страдать. Она этого не заслуживает!
Не имея возможности опровергнуть это заявление, Такер лишь покачал головой. Между тем Мэтт сказал:
– Всю жизнь ты только и делал, что убегал. От полиции, забот, разговоров, объяснений… Хочешь присовокупить к списку еще и это?
– Ну, это совсем другое.
– Ничего подобного.
Такер открыл было рот, чтобы возразить, но не произнес ни слова. Вдруг он схватил шляпу.
– Скоро станет совсем темно. Я возвращаюсь в свою – вернее, твою хижину, чтобы немного поспать.
– Мы не договорили и не пришли ни к какому решению.
Такер вышел за дверь, ничего не сказав в ответ.
Когда солнце всходило в чистом утреннем небе, Такер сидел в засаде в небольшой рощице неподалеку от ранчо «Серкл-О». После напряженного разговора с братом он плохо спал, а проснувшись, понял, что Мэтт все– таки прав. Ему необходимо поговорить с Дженни.
Работники на ранчо «Серкл-О» съели приготовленный Дженни завтрак, вышли из дома и, вскочив на коней, разъехались по рабочим местам. Такер подождал, пока стук копыт растаял в воздухе, и начал подтягивать подпругу на своей лошади. Он не знал, что именно скажет Дженни, зато хорошо понимал, как чувствует себя человек, отказывающий себе в прощении за неприглядное деяние, о котором ему напоминала непрекращающаяся душевная боль. Неужели у Дженни, если он откажется от разговора с ней, будет так же болеть душа? Нет, этого он допустить не мог.
Подождав еще немного, Такер вскочил в седло, выехал из рощицы и направил лошадь к дому, как только после отъезда жильцов на работу в нем снова воцарилась полная тишина. И тут неожиданно он увидел Дженни. Она стояла в дверях и спокойно смотрела на то, как он привязывает лошадь к коновязи. Подойдя к Дженни, он сказал:
– Мне необходимо поговорить с тобой.
Дженни не сдвинулась с места.
– Может, я ошибаюсь, но ведь это ты потребовал от меня вчера, чтобы я убиралась с ранчо «Дабл-Эс».
– Да, я хотел, чтобы ты уехала. Думал, что так будет лучше для всех – и для тебя, и для меня. Но за ночь у меня, в мозгах прояснилось, и я понял, что есть сведения, которые я просто обязан тебе сообщить.
– Ладно.
Дженни прошла в гостиную, давая тем самым понять, что Такер может войти. Заперев за ним дверь, девушка, однако, не предложила ему присесть и в весьма лапидарной форме осведомилась:
– Итак, что ты хотел мне сказать?
Такер повернулся к ней.
– Мне очень жаль, Дженни, что все так получилось.
– Ты уже говорил это мне.
– Говорил, но не объяснил почему.
– А по-моему, объяснил. Не смог удержаться. Вероятно, подобное происходит с большинством мужчин, если женщина открыто предлагает себя.
– Ты предлагала себя не мне, Дженни. Ты предлагала себя Мэтту.
– Нет, – ответила девушка. – Я предложила себя именно тебе.
Такер невесело улыбнулся:
– Не увидел разницы.
– Между тем она была. Дело в том, что я с самого начала заметила странные изменения в своем суженом. Я никогда не испытывала таких чувств к Мэтту, какие испытывала к тебе. Да, внешне вы неотличимы, но у тебя другое нутро, и я сразу это почувствовала. – Она рассмеялась и в ее смехе проскользнула самоирония. – В этом я не ошиблась, тем не менее попыталась внушить себе, что мы с Мэттом неожиданно обнаружили друг в друге нечто, существовавшее в нас изначально, о чем мы до поры до времени просто не подозревали. Иными словами, я занималась самообманом, но ты себя не обманывал, ты обманывал меня.
– Я действительно обманул тебя, Дженни. – Признание далось ему нелегко. – И хочу, чтобы ты поняла, что твоей вины в случившемся нет, и простила себя.
– Самопрощение – не признак ли это гордыни? Не самовозвеличивание ли это? Не слишком ли это?
– Не слишком. Сейчас мне это точно известно. Возможно, я так бы и думал, если бы оставался тем человеком, каким не так давно был. Но теперь осознал, насколько это важно. Дело в том, что удовольствие, которое я испытывал, считая себя умнее других, честных людей, довольно быстро потеряло остроту и стало проходить. Если разобраться, то, как я жил, перестало меня устраивать к тому времени, когда я узнал о существовании Мэтта. Возможно, именно по этой причине я и был так зол. И на него, и на весь мир.
Дженни хотела его перебить, но Такер многозначительно посмотрел на нее и продолжил:
– Мне хочется, чтобы ты простила себя, поскольку я виноват в случившемся. Я приехал в Техас, чтобы, отомстив брату, вернуть покинувшее меня чувство удовлетворенности жизнью. Но мне это не удалось. А потом я встретил тебя.
Такер с минуту помолчал, а потом, густо покраснев и с трудом выговаривая слова, произнес:
– Я люблю тебя, Дженни… это говорю тебе я, Такер Конрой. Вчера я попросил тебя уехать. Но только по одной причине: почувствовал, что теряю над собой контроль. Я хотел, чтобы между нами снова произошло то, что уже один раз имело место. Но знал, что это невозможно. Я хотел, чтобы ты простила меня, хотя понимал, что тебе не следует этого делать. При этом мне хотелось верить, что наши отношения продолжатся, мы сможем воссоединиться и жить вместе. Короче говоря, вопреки всему я думал о том, что у нас может быть будущее.
Поскольку при этих словах Дженни побледнела, Такер подошел к ней и нежно сказал:
– Все дело в том, что сейчас я недостоин тебя и знаю об этом.
– Такер…
У Такера стали непроизвольно подрагивать руки, когда он заметил, что холод в глазах Дженни начал постепенно таять. С огромным чувством он произнес:
– Мне никогда не забыть совершенные мной дурные деяния. Особенно хорошо я понимаю это теперь, когда могк во всей полноте оценить тяжесть сельскохозяйственных работ и понять, какого огромного труда стоит ранчеро накопить хотя бы небольшую сумму, чьи трудовые сбережения я без зазрения совести крал или отбирал у их владельцев; Увы, я не смогу предложить тебе совместное будущее, ибо меня преследуют силы закона.
– Такер, ты говоришь мне правду?
– Чистую правду. Наконец-то сподобился, хотя уже слишком поздно.
– Ничего еще не поздно. Как ты не понимаешь? Ведь сейчас ты стал совсем другим человеком!
– Вероятно, однако это не может изменить того, что я сделал.
Дженни перешла на шепот:
– Сможет ли изменить тебя тюрьма, если ты уже сам изменился?
– Я должен понести наказание.
– Наказание тоже ничего не изменит.
– Я не могу компенсировать причиненный мной ущерб иначе, как отбыв наказание.
– Послушай, Такер, что ты хочешь от меня услышать? – спросила Дженни, едва сдерживая слезы, и подошла к нему. – Хочешь, чтобы я заявила, что ты – дурной человек и никогда не исправишься? Но ведь я знаю, что это не так. Какие бы чувства ты ко мне ни испытывал, тот факт, что ты пришел сюда и говорил со мной, демонстрирует твою искренность и полное внутреннее перерождение. Возможно, ты впервые в жизни задумался о чувствах других, а это дорогого стоит.
– Это произошло только потому, что я полюбил тебя.
– Не говори больше эти слова. Ты меня не любишь.
– Только не надо рассказывать мне о том, что я чувствую, Дженни. Ты заставила меня задуматься о совершенных мной ужасных поступках и пробудила в душе желание каким-то образом загладить их.
– Твое прошлое сделало тебя тем, кто ты есть.
– Мое прошлое сделало меня недостойным тебя.
– Глупости.
– Ничего подобного.
– А между тем ты брат Мэтта.
– Опять этот Мэтт…
Дженни не сдержала улыбки.
– Мэтт отзывается о тебе в той же примерно манере.
– Неужели?
С минуту помолчав, Дженни наконец ответила:
– Он сказал так, когда я сообщила ему, что люблю тебя.
Такер на мгновение замер. Потом его губы задрожали, он судорожно сглотнул и едва слышно произнес:
– Ты испытала это чувство, когда думала, что я – Мэтт.
– Я никогда не думала, что ты – Мэтт.
– Не выдумывай, Дженни. Я приехал сюда лишь для того, чтобы ты поняла, что я пошел на близость с тобой потому, что был не в силах отвергнуть тебя.
– Я тоже особа не очень-то сильная.
– Ты так не думаешь, Дженни.
– К сожалению или к счастью, я произнесла эти слова вполне искренне.
– Ты уверена?
– Ни в чем не была так уверена, как в этом.
– Дженни…
Мигом преодолев разделявшее их расстояние, Такер заключил Дженни в объятия. Затем прижал губы к ее губам, и она ответила на его поцелуй. Продолжая сжимать ее в объятиях, он неожиданно прервал поцелуй и всмотрелся в ее глаза. Они излучали некое особенное сияние, и Такер неожиданно осознал, что это сияние предназначено ему одному.
Он поцеловал Дженни в глаза, она прикрыла веки, и он ощутил губами трепет ее ресниц. Его поцелуи быстро согрели девушку, поскольку он каждый раз прижимался горячими от страсти губами к еще не целованной части ее лица. Закончив покрывать поцелуями лицо, он напоследок облобызал ушко, После чего снова переключился на рот.
Неожиданно Такера пронзил страх, и он поднял голову. Неужели из всего, что ему наговорила Дженни, он услышал только то, что хотел услышать? Неужели Дженни и в самом деле хочет его, Такера – человека, воплощавшего в себе дурное прошлое и неопределенное настоящее?
Такер опустил голову и вновь всмотрелся в глаза Дженни, но они излучали лишь свет любви – то особое золотистое свечение, которое невозможно ни с чем спутать.
Такер крепко прижал ее к себе. Отныне Дженни – его Дженни – принадлежит ему одному.
Мейсон Лайт повернулся к человеку небольшого роста, вошедшему в хижину, где они оба остановились. Мужчины были в полном изнеможении и находились в незнакомом месте в диком заброшенном краю среди прерий. Мейсону Лайту это не нравилось. Он был среднего роста, черты лица мелкие, острый, заросший щетиной недельной давности подбородок. Одежда покрыта пылью, что неудивительно, ибо ему с приятелем пришлось-таки попутешествовать. Угрюмо посмотрев на своего компаньона, Мейсон осведомился:
– Ну, что тебе удалось выяснить?
– Такер проезжал по этой дороге, это точно. Грабил небольшие банки в близлежащих городках, выдавая себя за брата-близнеца, и таким образом вводил в замешательство полицейских и шерифов. Но в одиночку ему не удалось провернуть ни одного крупного дела, какие, бывало, мы проворачивали, когда работали вместе. Так что денег у него скорее всего кот наплакал. – Коротышка снял свою широкополую шляпу, грязной рукой отер пот с преждевременно полысевшей головы и добавил: – Не понимаю я его. Дела у нас шли хорошо, проблем с представителями закона не было, а он вдруг взял – да и отчалил, не сказав никому ни слова.
