Текст книги "Связанные страстью"

Автор книги: Элейн Барбьери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

– Не беспокойся, Мэтт. Я не нарушу договор и не стану больше строить куры Саманте. Я сделаю другое: докажу, что вопреки тому, во что верил наш отец, ты ничуть не лучше меня.

Тут Такер улыбнулся, и его лицо просветлело до такой степени, что его сходство с хмурым старшим братом основательно поубавилось.

– Странное дело, но ты забыл упомянуть о Дженни, – пробормотал он. – Милой доброй простушке Дженни. Причем совершенно невинной, насколько я понимаю.

Такер сделал паузу, и его черты снова посуровели и отвердели.

– Полагаю, настало время свести с ней знакомство.

Глава 4

Дженни медленно шла по Мэйн-стрит. По мере того как день вступал в свои права, на проезжей части стало обозначаться некоторое подобие уличного движения. Она уехала в город одна под предлогом покупки некоторых необходимых припасов. Это была ложь, но Дженни понимала, что без нее не обойтись.

Привязав запряженную в фургон лошадь к коновязи, Дженни зашагала по дощатому настилу тротуара. Время от времени она дотрагивалась рукой до пучка волос на голове, прикрытого широкополой соломенной шляпой, задаваясь вопросом, не растрепалась ли прическа. Когда солнце начинало бить в глаза, Дженни невольно хмурилась. Дженни знала, что обладает простой, ничем не примечательной внешностью: каштановыми, без блеска, прямыми волосами, небольшими карими глазами, невыразительными чертами лица. Кроме того, она даже по местным стандартам была малость худовата, если не сказать костлява. Платья она тоже носила простенькие, из обычного хлопка неярких тонов, должно быть, подсознательно считая, что такие наряды как нельзя лучше подходят к ее заурядной внешности.

В детстве она пришла к выводу, что ее судьба была предопределена еще до того, как она родилась. Воспитывал ее отец, причем воспитывал с любовью и нежностью, считая, должно быть, что только так и можно воспитывать сиротку, чья мать умерла при родах. Однако все работы по дому легли на ее хрупкие плечи, как только она оказалась в силах осуществлять эту деятельность, но она не возражала и считала это единственно возможным. Более того, она чуть ли не с детских лет знала, что ей суждено выйти замуж за Мэтта, принеся ему в качестве приданого свой земельный участок, поскольку придет время, когда ее отец состарится и будет не в силах обрабатывать землю сам. Мысль взять отца на иждивение в собственную семью, надо сказать, грела ее, ибо только так она могла отдать долг заботы своему любящему родителю, поскольку ничего другого сделать для него оказалась не в состоянии.

Ничего лучшего она и желать не могла, если бы… если бы не была такой простушкой, а Мэтт – признанным красавцем и покорителем женских сердец.

Дженни припомнила с легким чувством ностальгии тот день, когда впервые встретилась с Мэттом. Тогда ей исполнилось восемь, и она была такая маленькая, тоненькая, тихая и безответная, что ребята, с которыми ей довелось учиться в школе, с первого дня взяли себе за правило потешаться над ней. Однажды, обиженная до такой степени, что ей захотелось бежать куда глаза глядят, она бросилась к двери и… наткнулась на входившего в классную комнату высокого красивого мальчика, который совершенно неожиданно задал ей довольно странный по ее меркам вопрос:

– Тебе еще не надоело от них бегать? Не лучше ли повернуться и попытаться дать сдачи?

С тех пор Дженни помнила этот заданный ей Мэттом вопрос – ну и, разумеется, самого Мэтта. Почувствовав в его словах поддержку, она остановилась, повернулась и бесстрашно посмотрела в упор на толпу своих мучителей. Те довольно быстро поняли, что отныне Дженни не одна, и со временем оставили ее в покое. Девочка же уяснила себе, что при такой поддержке можно держать себя достойно и уверенно. При этом она отдавала себе отчет в том, что в связи с нехваткой собственных сил опиралась на силу Мэтта, но чувства вины не испытывала. Более того, вопросы, заданные Мэттом, стимулировали в ней собственные смелость и отвагу. Дженни сразу же все это поняла и оценила, но еще больше она оценила самого Мэтта.

– Ты слишком доверчива, Дженни.

Мэри Сирс, ее лучшая подруга школьных лет, бросила будто вскользь эти слова пару дней назад. Больше Мэри ей ничего не сказала, но пущенная ею стрела, надо сказать, попала в цель, поскольку Дженни и сама стала замечать, что Мэтт в последнее время изменился. Он стал избегать смотреть ей в глаза и уже без прежней охоты обсуждал их совместное будущее. А поскольку они дружили чуть ли не целую вечность, Дженни не могла не осознавать, пусть даже на инстинктивном уровне, что происходит нечто не слишком для нее хорошее.

Так что слова Мэри, направленные на разжигание ревности или других не самых лучших чувств, лишь подтвердили собственные мысли и ощущения Дженни.

«Тебе еще не надоело от них бегать? Может, повернешься и дашь сдачи?»

Слова Мэтта из детства снова зазвучали колоколом у нее в ушах. Между тем она была уверена, что ей не придется выслушивать их снова.

Внезапно остановившись, словно прикипев к месту, Дженни устремила взгляд на женщину, которую искала, выходившую в данный момент из отеля. Прежде чем перейти улицу, Саманта Ригг некоторое время осматривалась, и Дженни успела осознать, что, несмотря на пестрый, несколько вульгарный наряд и наложенный на лицо макияж, эта женщина красива по-настоящему.

Дженни набрала в грудь побольше воздуха, подобралась к сопернице с фланга и остановилась от нее в нескольких футах, помня вопрос, заданный ей Мэттом в день знакомства.

Ей и в самом деле надоело бегать от неприятностей.

Когда Саманта столкнулась нос к носу с не очень привлекательной и скромно одетой молодой женщиной с выражением решимости на лице, сердце у нее забилось с удвоенной силой. Она узнала эту особу и, снедаемая чувством вины и одновременно злостью, ждала, когда та заговорит.

– Мне известно, кто вы. Вас зовут Саманта Ригг. Мое имя – Дженни Морган, полагаю, вы догадываетесь, зачем я здесь, – покраснев, произнесла Дженни. – Уинстон – город маленький. Сплетни распространяются быстро. Я уже наслушалась всевозможных историй, в которых фигурируете вы с Мэттом, и знаю, что он симпатизирует вам, а вы ему. Вы оба чрезвычайно привлекательны внешне и, как говорят, буквально созданы друг для друга.

Сделав паузу, Дженни судорожно сглотнула и продолжила:

– Но истина прямо противоположна сплетням. Мэтт не заслуживает такой, как вы, женщины. Мэтт, которого я знаю, хороший порядочный человек, и идеи преданности, верности и постоянства для него не пустой звук. Чтобы понять это, ему пришлось пройти долгий трудный путь. Судя по вашей внешности и повадкам, вы не имеете ни малейшего представления о верности и постоянстве.

– Вы пришли к такому выводу, глядя на меня?

Саманта прищурилась и холодно посмотрела на невесту Мэтта.

– По-моему, вы очень постарались, чтобы это впечатление стало очевидным для всех. Так что прошу вас оставить Мэтта в покое и сосредоточиться на каком-нибудь другом парне. Что же касается Мэтта, он не для вас.

– Занят? – переспросила Саманта. – Вы верите в то, что говорите?

– Да, верю. Как я уже говорила, Мэтт – порядочный мужчина, ведет себя соответствующим образом и не нарушает своих обещаний.

– Вне зависимости от того, нравится ему это или нет?

Дженни еще больше покраснела.

– Все это его очень даже устраивало, пока не появились вы.

– Но сейчас не устраивает.

Не слишком хорошо понимая мотивацию, двигавшую Дженни, Саманта с решительным видом шагнула ей навстречу. Потом, заметив, что их своеобразное противостояние привлекает взгляды прохожих, понизила голос и добавила:

– Если бы Мэтт действительно любил вас, не провел бы прошлую ночь со мной.

– Вы лжете! Мэтт не спал с вами!

Саманта не удосужилась сказать хотя бы слово в ответ.

Дженни, сотрясаясь от ярости, прерывающимся голосом бросила:

– А если даже и спал, то это всею лишь означает, что вы воспользовались моментом его слабости… присущим мужчине желанием обладать женщиной, которое Мэтт не смог сдержать.

– Он и не пытался ее сдерживать.

– Уверена, он раскаивается в том, что произошло.

– Сильно в этом сомневаюсь.

Вновь взяв себя в руки, Дженни довольно спокойно произнесла:

– Так вот, ваши отношения с Мэттом закончены. Вы никогда больше его не увидите.

Поскольку Саманта вновь предпочла не отвечать ей и продолжала хранить молчание, Дженни добавила:

– У нас с Мэттом за плечами история давних отношений, которая в определенной степени гарантирует наше совместное будущее. У вас же ничего подобного нет.

– Ничего, кроме страсти.

– Страсть слабеет, тускнеет и проходит.

– Наша не потускнеет.

– Если вы так считаете, вас в будущем ждет неприятный сюрприз, – предупредила Дженни.

– Это вас ждет неприятный сюрприз.

Дженни прошипела:

– Короче говоря, держитесь подальше от Мэтта. Поймите, так будет лучше не только для нас с Мэттом, но и для вас.

Дженни развернулась и пошла в направлении торговых рядов, оставив Саманту переваривать сказанное, а также один крайне неприятный факт.

Саманта вдруг поняла, что чертовски ревнива.

Она решила остаться в Уинстоне даже при самых неблагоприятных обстоятельствах и любой ценой добиться своей цели. В то же время она не могла не думать, что ее методы как-то не вяжутся с избранной ею благородной миссией по увековечиванию памяти ее отца.

Она знала только одного человека, с которым могла все это обсудить. Это был Шон Макгилл.

Боясь передумать, Саманта направилась в контору дилижансов и отравила телеграмму по нужному адресу. Но когда выходила из конторы, пожалела о содеянном. Шон, конечно, приедет – он не мог не откликнуться на ее призыв – тем не менее ей не следовало втягивать его в это дело. Она должна разрешить ситуацию самостоятельно, а тот факт, что она позвала его для совета, косвенным образом свидетельствовал о неудаче, в чем ей, разумеется, не хотелось никому признаваться.

Поэтому Саманта приняла еще одно основополагающее решение: обыскать каждый дюйм земельных владений Мэтта Стрейта и найти материальные свидетельства его причастности к ограблениям еще до приезда Макгилла.

И начать расследование необходимо прямо сейчас.

Дженни улыбалась, отвязывая лошадь от коновязи, но как только город скрылся из вида, улыбка исчезла с ее губ. Послеполуденное солнце освещало землю и ласкало ее тело, но она не чувствовала его теплых лучей. После разговора с Самантой Ригг ее сердце было разбито. Завершив разговор с соперницей, Дженни отправилась делать необходимые покупки. Выбирая нужные товары, а также отвечая на приветствия знакомых, она все время внушала себе, что ничего особенного не произошло. Но как бы молодая женщина ни храбрилась, нельзя было не признать, что беседа с кокоткой из салуна шокировала ее куда больше, нежели она могла себе это представить.

Ей трудно далось признание, что Саманта Ригг, несмотря на вульгарный наряд и яркий, грубовато нанесенный на лицо макияж, была необычайно привлекательной. Более того, настоящая красавица. Не говоря уже о том, что, рассуждая о Мэтте и о своих чувствах к нему, женщина из салуна, похоже, не кривила душой, говорила одну только правду.

И снова в ушах Дженни прозвучал знакомый вопрос:

– Тебе еще не надоело бегать от них?

Дженни не хотела копаться в скрытой подоплеке этого вопроса, заданного Мэттом в детстве. Но догадывалась, что ей следовало разговаривать о своих проблемах не с Самантой, а с Мэттом. Он единственный мог сказать ей правду, какой бы неприятной она ни была и сколько бы горя ни принесла им обоим.

Исполненная решимости Дженни прищелкнула языком и хлестнула поводьями по спине старину Сторми, стремясь к тому, чтобы пожилой мерин бежал порезвее. Ей хотелось побыстрее приехать домой, разложить покупки по полкам и отправиться на ранчо Мэтта. Обычно на ранчо, помимо Мэтга, находились два его наемных работника – Уилли и Нэт, но па отпустил бы дочь к суженому, даже если бы знал, что тех нет дома. Его мысли не шли дальше гою, что девочке хочется поболтать со своим парнем. Он думал, что…

В этот момент Дженни увидела на дороге впереди себя Мэтта. Это было так неожиданно, что сердце у нее трепыхнулось и пропустило удар.

Подъехав через некоторое время к девушке, Мэтт улыбнулся ей.

– Привет, Дженни. Я как раз собирался встретиться сегодня с тобой, чтобы поговорить.

– Мне тоже нужно поговорить с тобой, Мэтт, – ответила Дженни.

– В таком случае надо найти такое место, где нам никто не помешает.

– Согласна.

Через несколько минут они обнаружили уединенную поляну, и Дженни, слезая с облучка фургона, почувствовала, как сильно у нее забилось сердце. Когда же Мэтт взял ее за руку, у нее перехватило дыхание. Но в его глазах было столько тепла, что она не могла не улыбнуться ему в ответ, после чего уже довольно спокойно позволила обнять себя за талию и увлечь на нагретую солнцем поляну, где они и расположились.

Дженни молчала, ждала, когда Мэтт заговорит.

С минуту поколебавшись, он начал:

– Мне необходимо кое-что сказать тебе.

– Кажется, я догадываюсь, что именно.

Если разобраться, Дженни не хотелось выслушивать сейчас его исповедь, которая наверняка вызвала бы у них обоих неприятные чувства. Поэтому она отвернулась от Мэтта и стала смотреть в сторону. Когда же Мэтт взял ее за подбородок и повернул лицо так, чтобы видеть ее глаза, они моментально наполнились слезами.

– Ну, что такое ты знаешь? – осведомился он.

– Я знаю о Саманте Ригг. О том, в частности, что она тебе нравится, и о том, что ты… спал с ней.

– И кто тебе об этом сказал?

– Саманта.

Мэтт очень удивился, потом сказал:

– Извини, Дженни, что причинил тебе боль.

– Значит, это правда?

– Да.

По выражению его лица Дженни поняла, что он не собирался скрывать от нее правду, и это до определенной степени обезоружило ее. Она точно знала, что он не хотел причинить ей боль.

– Но почему, Мэтт? – спросила Дженни. – Разве ты забыл, как мы планировали прекрасное совместное будущее, в котором взаимная верность и преданность должны были играть главную роль? Ты мог бы прийти ко мне больным и оборванным, и я приняла бы тебя, ни о чем не спросив и не бросив ни слова упрека. Разве ты не, знал, что я была готова на все, чтобы помочь тебе? Ну и помимо всего прочего… Неужели ты не понимаешь, как мне было обидно узнать обо всем в последнюю очередь, в то время как весь город уже знал о ваших отношениях с Самантой?

– Признаться, не понимаю, зачем я это сделал. Знаю только, что сделал – и пожалел об этом сразу же после того, как это произошло. Более того, возненавидел себя.

Неожиданно ей открылось в Мэтте нечто новое, чего она прежде не замечала. На мгновение он показался ей маленьким и беззащитным, и это удивило ее. Не говоря уже о глубочайшем чувстве раскаяния, которое он демонстрировал. Все это тронуло ее до глубины души, и она прошептала:

– Ты сделал это, потому что Саманта Ригг очень красивая, да? Я-то простушка и внешне ничего собой не представляю. Всегда об этом знала, как знала и то, что ты заслуживаешь большего.

– Ты не простушка, Дженни, – ласково, сказал Мэтт. – Возможно, некоторые так считают, но только потому, что плохо знают тебя и не умеют разглядеть в тебе лучшее. Между тем ты добрая, у тебя прекрасная душа. Я понял это, когда мы впервые встретились. А ведь тогда я был всего лишь юнцом, но теперь, когда повзрослел и стал умнее, оценил эти твои качества по достоинству. Духовная красота прекраснее красоты телесной. Я в этом уверен, как и в том, что ты слишком хороша для парня вроде меня.

– Значит ли это, что?..

– Если ты полагаешь, что я таким способом пытаюсь отказаться от всех связывавших нас столь долгое время отношений, то сильно ошибаешься, – заявил Мэтт.

Дженни облегченно вздохнула.

– Рада, если это так, – сказала Дженни, и голос ее дрогнул. – Честно говоря, я не знала, что буду говорить и делать, когда увидела тебя сегодня в прерии, но теперь кое-что поняла и считаю, что в праве узнать, зачем ты это сделал. Итак, зачем ты это сделал, Мэтт?

Мэтт покачал головой:

– Мне бы очень хотелось рассказать тебе обо всем прямо, без утайки. – В его глазах блеснул огонек, которого Дженни раньше не замечала. – Но сейчас у меня накопилось множество вопросов, на которые я не нахожу ответа. Так что пока могу сказать тебе только одно: то, что я чувствовал к Саманте, можно назвать преходящим, поверхностным. Но мои чувства по отношению к тебе совсем иного свойства.

– Ты в этом уверен?

– Я всегда искал такую женщину, как ты, Дженни. Женщину, которая бы меня понимала, с которой я всегда мог бы поговорить, зная, что она искренне беспокоится обо мне и готова ради меня на все. Я мечтал о такой женщине, а ты именно такая.

Околдованная его ласковыми словами и теплым чувством, поднимавшимся помимо воли у нее изнутри, Дженни не отодвинулась от него, когда Мэтт приблизил губы к ее губам. Тем не менее она не была готова к сонму обрушившихся на нее чувств, когда их губы слились в поцелуе. Но по мере того как его ласки становились все более настойчивыми, а поцелуи – страстными и обжигающими, она начала отвечать на них, и ее охватило желание так же, как и Мэтта.

Пораженная тем, что с ней происходит, Дженни вдруг резко отодвинулась от Мэтта и сказала:

– Я… Мне надо домой, Мэтт.

Мэтт не проронил ни слова, лицо его потемнело. Дженни ощутила поднимавшийся в нем скрытый протест, когда он помогал ей забраться на облучок фургона. Еще больше ее удивило, когда он, прежде чем позволить ей уехать, поднялся на облучок вместе с ней и прикипел к ее губам поцелуем, в котором сквозила неподдельная страсть.

После этого слегка подрагивавшими от чувств руками он вручил ей поводья и соскочил на землю.

Не зная, как быть и что сказать на прощание, Дженни инстинктивно цокнула языком, пробуждая к жизни своего старого мерина. Старина Сторми сдвинул фургон с места, и Дженни покатила дальше по прерии, глядя прямо перед собой и опасаясь оглянуться, чтобы не встретиться глазами с Мэттом.

Такер чувствовал себя не лучшим образом, направляясь к своей хижине, находившейся в самом диком и заброшенном: углу владений брата. Приняв решение встретиться с Дженни, он, не откладывая дела в долгий ящик, воспользовался, для этого первой же возможностью и подкараулил ее на дороге, пересекавшей прерию.

И Дженни приняла его за Мэтта.

Такер еще больше помрачнел. Он собирался соблазнить ее, чтобы насолить Мэтту, но проблема заключалась в том, что Дженни нисколько не походила на созданный его воображением образ суженой брата. Разумеется, тот факт, что внешне она оказалась ничем не выдающейся женщиной, иначе говоря, «простушкой», как ее обычно называли, подтвердился на все сто процентов. По крайней мере так мог думать всякий, кому столь односторонний подход казался удобнее. Из-за этого бедняжка имела склонность к самоуничижению, и это казалось Такеру несправедливым, поскольку он считал, что у нее, если не обращать внимания на внешность, много прекрасных качеств. Истина же заключалась в том, что ему не приходилось прежде встречать женщин, похожих на Дженни, которые способны смотреть собеседнику в глаза, задавая ему даже очень непростой вопрос. Это не говоря уже о ее способности понять человеческую душу и стремлении оправдывать поступки других людей, что подтвердилось, когда он, изображая Мэтта, сознался в связи с Самантой Ригг.

Странное дело, он сочувствовал ее душевной боли, хотя никоим образом не был в ней повинен.

Неожиданно Такер разозлился. Дженни ответила на его спонтанный страстный порыв – и в этом невозможно было усомниться, – но только потому, что видела в нем Мэтта Стрейта, его «привилегированного» старшего братца.

Такер снял широкополую шляпу и провел ладонью по потемневшим от пота темно-русым волосам. Потом расправил широкую грудь, к которой ему на очень короткое время удалось прижать Дженни, и задался вопросом, каково это, когда тебя любит такая прекрасная женщина, чьи прирожденные мягкость и нежность были, казалось, способны унять и успокоить даже самую сильную душевную боль. Тут он подумал, что если бы уделял меньше внимания владевшему ей стрессу и больше налегал на чувственный, эротический аспект их общения, то ему, весьма вероятно, удалось бы овладеть ею.

Тем не менее он позволил ей уехать.

Почему?

Тут в поле зрения Такера появилась его хижина, и он посвятил некоторое время исследованию прилегавшей к ней территории. Поскольку вокруг все было тихо, он подъехал к полуразвалившейся лачуге вплотную, соскочил с седла и привязал лошадь.

Итак, почему он отпустил Дженни, даже не прикоснувшись к ней?

Вопрос повис в воздухе.