Текст книги "Переплетая нити судеб(СИ)"

Автор книги: Элевская Лина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Лина Элевская
Переплетая нити судеб

***

Он крался вдоль угольно-серой реки, покорно собиравшей опадавшие листья ив. Дождь превратил в паклю черные волосы, голод сделал кожу матовой, и теперь она плотно обтягивала кости. Глаза диковато поблескивали в темноте – лишь одна пара из десятков таких же сдвоенных бликов.

"Надоело".

Он удивился, поймав себя на этой мысли. До сих пор он просто шел вперед, не обращая внимания ни на что, кроме препятствий, преодолевать которые становилось все сложнее. "Надоело". Голод, усталость, незнакомая слабость. Дождь, холод. И больше всего река с ее бестолковым, тревожащим шепотом. Одиночество? Оно было единственным, что его вполне устраивало. Он не помнил иного.

"Надоело". Он посмотрел вдаль и пожал плечами. Река однажды кончится. А с ней и это странствие. До тех пор – дневки в лесу, в пещерах, в надежной тени скал. Это ненадолго. Что такое дни для того, в чьем распоряжении целая вечность?

Губы сами собой сложились в издевательскую ухмылку, и он снова удивился. Возможно, когда-то это движение было для них привычным. Когда-то? Когда? Разве были времена, когда что-то было по-другому? Когда не было леса, шорохов, реки?

Он нахмурился.

Вспомнить не удавалось. Словно его жизнь всегда была такой. Куда он шел? Перед глазами ярко вспыхнула картина: устье реки, скалистый берег, проход в ущелье. Нерукотворный, природный. Пройти будет нелегко, но нужно. Он справится. Надо потерпеть. Река приведет его к морю. К цели.

Кто он? Где он? Что это за цель?

Этими вопросами он не задавался.

Он шел вперед.

Глава 1

– Что, если он все вспомнит? – с сомнением уточнил мужчина, глядя в друзу из дымчатого кварца.

– Не вспомнит, – уверенно отозвалась женщина, взбивая бледно-золотистые, неестественно светлые кудри, обрамлявшие красивое лицо с изящными чертами. Выверенными, словно прорисованными десятки раз на бумаге и лишь затем вылепленными во плоти.

– Он может.

Женщина откинулась на один подлокотник кресла, легкомысленно забросив ножку на другой.

– Не может, мой дорогой Эндар, ничего он уже не может. Мы его поймали. Его память отрезана от сознания, ему доступны сейчас только самые примитивные реакции – на тепло, холод, звуки. Он обходится без питания уже третью неделю, но даже не понимает этого. Он чувствует голод, но не знает, как его утолить – и даже не пытается узнать. Разве такое поведение похоже на него прежнего?

Эндар покачал головой, но ничего не сказал, и в самом этом молчании сквозило сомнение.

– Дорогой мой Эндар, подумай вот о чем, – произнесла женщина другим, жестким и непререкаемым тоном. – Мы вытащили из него все, что он знал и умел. Ты сам подтвердил, что сейчас он немногим умнее обычного животного. Пришлось попотеть, но нам удалось. Он сам придет куда нужно – и придет достаточно ослабевшим, чтобы мы довершили начатое. У него лишь одна цель – та, которую дали ему мы, иную он не сможет ни представить, ни отыскать. Пусть песик немного погуляет. Тем послушнее он будет, когда наконец доберется до ущелья. В конце концов, это была проба – и она блестяще увенчалась успехом. В ущелье же начнется по-настоящему серьезная игра.

– А что, если по дороге он найдет себе... хм... еду?

Она снова рассмеялась. Высокий звук неприятно резанул по нервам – у нее был приятный голос, но в смехе всегда чувствовалась фальшь, звучащая неверной нотой. Хотелось поморщиться, но Эндар сдержался.

– Ты невнимателен, – нахмурилась женщина. – Я же говорила тебе, что место выбрано не случайно. Я вела его тропами, по которым ходят разве что олени. Люди считают Пепельную реку проклятой – из-за серого цвета ее вод, и никакая сила не заставит их подойти к ней или появиться в этих лесах. – В ее голосе послышался тоскливый восторг. – А знаешь, почему?

– Почему? – сглотнув, шепотом спросил Эндар.

– Потому, дорогой мой, что это название ей идеально подходит. В воды Пепельной реки был сброшен прах сорока тысяч людей и нелюдей.

– Так это просто похоронный обычай, – протянул он холодно, пытаясь казаться опытнее и сдержаннее, чтобы не выдать смутного беспокойства, вызванного этими словами.

– Ну что ты, милый. Если бы пепел сбрасывали равномерно в течение долгого времени, он бы оседал на дно, превращаясь в ил. Они погибли в один день. В один день были сожжены. И извилистая стена пепла снегом осыпалась в воду, медленно и печально! Туча развеялась полностью лишь через сорок дней! – она снова рассмеялась, поднялась и отошла к окну. – И благодаря магии смерти их прах навсегда заперт в этой воде.

– Как это вышло? – не веря своим ушам, произнес Эндар.

Женщина пожала плечами.

– Известно, как. Смертные сражаются за бессмертных, Эндар, это истина, на которой зиждется мироздание. Вот они и сражались. Пока не появился тот, кто разрушил все мои планы, испепелив мою славную армию, зачерпнув из смертей силу для весьма недурного, изящного заклинания и просыпав пепел над рекой! Он превратил мои нынешние владения в пустыню – часть моих людей он уничтожил, остальные ушли сами после его... весьма зрелищного фокуса с зачарованным прахом. Кто не успел уйти... у тех уже не было выбора. Ты же не думал, что этот купол появился тут сам по себе?

Эндар пошатнулся и схватился за стол. Он никогда не расспрашивал ее о подлинных событиях тех лет, полагая, что масштабное заклятье купола, заточившее ее в замке, сплеталось постепенно, несколькими магами... Но истинный размах и впрямь поражал. Проделать такое в одиночку! Какая сила! Но кто...

Он не понял, что произнес это вслух, пока его собеседница не рявкнула в ответ:

– Кто ж еще, как не Даскалиар Данком-Эонит Дариэт!

Император!

Это имя всегда будило в нем страх и ярость, которые жгли его каленым железом... и похоже, не его одного.

Холеное, точеное лицо исказилось от ненависти, в синих и безжизненных, как у куклы, глазах вспыхнул непримиримый огонь, алые губы скривились, обнажая идеальные жемчужные зубы. Однако уже в следующий миг женщина взяла себя в руки и очаровательно улыбнулась.

– Впрочем, эту проблему мы тоже скоро решим – как только разберемся с этим отродьем, – она кивнула в сторону кристалла.

Эндар тоже посмотрел на их общего врага, сейчас бездумно бредущего по берегу. Тот споткнулся, потерял равновесие и рухнул в воду, подняв тучу брызг. Пролежав без движения несколько секунд, он наконец забился в воде и кое-как выполз на берег. Бездумно поводил головой по сторонам, невидящим взглядом окидывая лес. Встряхнулся, выровнялся и двинулся дальше, яростно кашляя и чихая.

– Как бы он не сдох, не успев добраться до ущелья, – обеспокоенно произнес Эндар. – Или все наши старания пойдут насмарку...

– Этот? – презрительно выплюнула она. – Не сдохнет. Живуч, как настоящий пес.

– Он не бессмертный, Аэтана, – напомнил Эндар.

– И что с того?! – удивилась женщина. – Он из предтеч, а значит, так просто не умрет, его не убьет ни голод, ни холод, ни дорога, ни даже эта вода. Зато он ослабеет – а это нам и нужно для изящного завершающего штриха. Скоро связь сущности с телом ослабнет, сознание померкнет окончательно, и вот тогда... Маленький толчок в нужном направлении, верно приложенная сила – и у нас будет идеальная машина смерти, полностью покорная чужой воле.

– В конце концов, у его расы потрясающая способность к регенерации... – задумчиво произнес Эндар, отворачиваясь от кристалла. Там брел его враг, которого он ненавидел, но зрелище вызывало вместо злорадства невнятную жалость – ведь этот враг даже не осознавал, как низко он пал... Мало удовольствия в пытках, если жертва не способна понять, что ее истязают.

– Эта способность-то нам и нужна, – кивнула Аэтана. – Она не даст ему умереть, вытягивая все силы из связей между сущностью и телом. Если все пройдет успешно, и ритуал сработает так, как положено, перед нами откроются новые возможности! Мы получим покорную марионетку, которую можно контролировать на любом расстоянии. Дошел бы только куда нужно. До моря еще далеко...

– Ты же сама сказала, его сложно убить, – напомнил Эндар.

– Но не невозможно.

– Да, – медленно согласился он, оценивающе глядя на собеседницу. – Даже бессмертных можно убить. В конце концов, они называются так лишь потому, что способны жить вечно – без... хм, посторонней помощи. И пока удавалось это лишь единицам, которые в конечном итоге сами накладывали на себя руки.

На миг в пустых синих глазах мелькнуло беспокойство и тут же сменилось привычным безразличием – тем более опасным от того, что оно было наигранным.

– Верно. Вот мы и попробуем немного помочь Дариэту, верно, милый?

Внутренне содрогнувшись, Эндар заставил себя любезно кивнуть.

– А что, если наш приятель все-таки найдет способ утолить голод по дороге? Конечно, благодаря дальвидению мы сразу узнаем об этом и сможем принять меры, но... Дальвидение не всемогуще. Оно привязано к статичной крови, к крови в дурман-ягодах в амулете, и это уязвимое место нашего плана. Вдруг он все-таки сможет избавиться от него?

Женщина нахмурилась, прикусив ноготок, а затем медленно произнесла:

– Амулет он снять не сможет. Это точно. Я немного подправила твои заклятья. Он не сможет даже коснуться шнурка, чтобы сорвать его с себя. А если выпьет кровь, то просто станет сильнее. Возможно, к нему даже вернется былая ловкость – сейчас он постепенно скатывается к уровню человека. Но воспоминания и разум не вернутся вместе с пищей. Он так и останется зверем в шкуре двуногого. И цель не изменится. Конечно, взять его под полный контроль будет несколько сложнее, он сможет дольше сопротивляться... Но связи не начнут восстанавливаться. И в любом случае, он не сможет утолить свой голод здесь. Он привязан к реке, а смертные ни за что не сунутся в эти леса и на полет стрелы не приблизятся к серой воде. Даже если грозить им пытками и смертью.

– Почему ты так уверена в этом?

Исказившееся от злобы красивое лицо было само по себе красноречивым ответом.

Злобное шипение.

И наконец слова:

– А это, дорогой мой Эндар, было проверено мной лично!

Он помолчал и уточнил:

– Ты работала над вторым амулетом. Он готов?

– Остался последний штрих, – пропела она. – В любом случае этот ритуал лучше проводить в полнолуние. Не переживай, если он успеет далеко уйти, я выстрою для тебя портал к нужной точке. Я не зря собирала магическую энергию все эти годы. По такому случаю можно и потратиться.

Эндар поспешил откланяться и направился вниз по коридору – в прямом смысле слова "вниз". В этой части замка лестниц не было, только переходы с покатыми полами. Поначалу было странно после прогулки по башне заходить в обычные комнаты с ровными потолками и полами, но демон довольно быстро привык к этому и уже не спотыкался о пороги. У госпожи таких проблем и вовсе не возникало. Она чувствовала камень как свое второе "я".

Конечно, Аэтана организовала все безупречно – как и всегда. Уединенная местность, ориентир, цель – все спланировано идеально. Именно это его и тревожило. Эндар слишком хорошо знал цену нелепым случайностям, которые могут превратить прекрасно просчитанную комбинацию в фарс. Особенно если речь шла об этом типе.

Но вроде бы тревожиться и впрямь не о чем. Их приятель немногим отличается от зверя и не сможет сопротивляться, а потом будет поздно. Даскалиар Дариэт ни о чем не узнает – дара прорицания или способностей к дальвидению у него никогда не было, к тому же последние годы Аэтана вела себя очень и очень тихо. Император – демон скрипнул зубами – добросовестно погрузился в государственные дела, правил железной рукой, но безродные едва не боготворили его, что тоже понятно – они любят таких предводителей, воспринимая жесткие законы и суровые наказания за их нарушения как доказательства силы своего лидера. Словом, в империи воцарились покой и безмятежность.

И только Аэтана знала, знала слишком хорошо, что правитель не был бессмертным от рождения, а затем и он, Эндар, тоже узнал об этом. Кто-то – или что-то – помогло проклятому вампиру исправить это досадное упущение. И последние сорок лет кажущегося бездействия Аэтана искала ответ на эту загадку – как Даскалиар стал бессмертным и как можно убрать одного из сильнейших магов современности, бывшего по совместительству высшим вампиром.

Ничего, скоро в их распоряжении будет еще один представитель этой расы, из рода, не уступающего роду Дариэт. Они окончательно убьют в своем подопытном кролике самосознание, погасят ту искру, что составляет Сущность, а затем, когда он перестанет сопротивляться и будет полностью подчинен им, отправят его к Дариэту. Посмотрим, кто выживет – кичащийся своей силой псевдобессмертный выродок или бешеный зверь, не знающий слова "невозможно" и полностью подчиняющийся незримому хозяину. И если все получится...

Эндар холодно улыбнулся.

Император наконец заплатит за уничтоженный род Ад"Сехти.

***

Она испуганной ланью неслась по лесу. За спиной слышался вой охотничьих рогов и топот копыт. Пока еще далекий, но неумолимо приближающийся.

Бегать по лесу Ашасси умела и еще даже не успела запыхаться после того, как, сбив преследователей с толку, просидела несколько часов в дупле старого дуба. Но она не смогла скрыться от них – для этого пришлось бы углубиться в западный лес, проклятый, мертвый, населенный лишь призраками и жуткими чудовищами, поедающими человеческое мясо. Бесполезно искать спасения в такой смерти. И Ашасси снова упрямо повернула на север.

Камни, колючки, три шага по мягкому песку, снова камни... Быстро пригнуться – нависающие ветки не каждого пропустят. Змея развернула свои кольца и недовольно зашипела – Ашасси, едва не заорав с перепуга, шарахнулась в сторону, предпочтя оставить несколько клочков кожи в колючках настангуба, неядовитого, но коварного кустарника. Сердце колотится о ребра. О пресветлые боги, ну почему именно она... почему лорд из всех девушек на празднике попытался именно ее увести от света Первых костров... Там было много тех, кто с радостью бы ответил на его... его...

Передернувшись от отвращения, Ашасси наконец выбралась на поляну и чуть не всхлипнула от обиды. Здесь будут особенно хорошо заметны следы – даже в постепенно сгущающихся сумерках.

Первые костры определяют судьбу любого, подходящего к ним. Они зажигались в каждой деревне шаманом и знахаркой с помощью округлых прозрачных камней от первых лучей солнца на границе осени и зимы, горели весь день до полуночи и символизировали надежду – даже самой долгой ночью нельзя забывать о том, что настанет день. Вопрошающий кидал в огонь ароматные травы, вдыхал дым и загадывал желание или просил богов ниспослать ему благую судьбу, дать во сне совет или предупреждение... Неужели все, что боги могли выделить ей – это потные ладони, шарящие по телу, да участь дичи в этой зверской охоте?!

– Антеон, Властитель леса, – по привычке забормотала она, ныряя в заросли – на сей раз, к счастью, раска, кустарника с гибкими ветвями и бархатистой листвой. Травнице обычно несложно найти безопасную дорогу в лесу, но сейчас нужно было спешить. – Неужто дочь твоя недостойна лучшей доли, неужто ты ведешь ее к погибели, неужто тебе так нужна ее кровь, которую впитает твоя земля... Я готова дать ее добровольно, если она нужна на благое дело, но зачем же ты отдаешь меня во власть палачам, тем, кто хуже диких зверей? Дай мне знак, если тебе нужна жертва, я с радостью принесу ее, но не заставляй покоряться тем, кто веселится за моей спиной, о Властитель, прошу, не отдавай меня им...

Слезы часто закапали на землю – вытирать их было некогда. Да и молилась Ашасси скорее от безысходности. Антеон не вмешивался в человеческие судьбы. Земля цвела, жила и приносила плоды и без людей, ему не было дела до них. Мясо... человек был не единственным хищником, и богу все равно, в чьем желудке найдут пристанище лесные птицы и дикие свиньи. Но оленей люди все равно не трогали, хоть те и годились в пищу. Они были священными животными Властителя лесов...

Девушка вырвалась на следующую поляну и чуть не завыла от безысходности. Деревья росли все реже, трава была не жесткой, приболотной, а мягкой, с нежными, сочными стеблями. По ним не пройти, не оставив следов, такие не согнутся – сломаются под ее шагами, как осторожно ни ступай. Прямо перед ней лежал выход из леса. А на открытой местности догонят сразу, там не спрячешься, не запутаешь следов, не пробежишь по руслу ручья, текущего по дну оврага, не запутаешь охотничьих лошадей, бросив в кусты размокшие от воды плетенки...

– Антеон Властитель! – взмолилась Ашасси. – Я принесу любую жертву, какую попросишь! Защити меня от них, я сделаю все, ты же волен читать в сердцах, прочти в моем, любая участь лучше той, что уготована мне ими!..

Шорох. Треск сломанной ветки.

Ашасси обернулась, схватившись за сердце, вглядываясь в лес. Настигли? Так скоро?

Вдали протрубил рог.

На поляну вышел олень.

Девушка ошеломленно воззрилась на прекрасное животное. В карих глазах светилось любопытство, испуга не было. Олень склонил голову набок, рассматривая ее одним глазом. Ашасси тоже присмотрелась к зверю. Красив, изящен, с россыпью светлых пятен на непривычно темной рыжеватой шкуре. Рога... опасные, ветвистые, один кончик обломан – значит, зверь мужественно отстаивал свое право на подругу...

Олень тихо фыркнул и двинулся через поляну к девушке. Та недоверчиво протянула руку – и он ткнулся носом в ладонь, как ручной.

– Ты ведь знаешь, что я тебе не причиню вреда, верно? Я тоже дичь, но на тебя хотя бы не охотятся люди...

Олень протяжно вздохнул и опустил взгляд.

– Нет... – ужаснулась она. – Запрещено ведь!..

Зверь вскинул голову, вглядываясь в лес – точно в том направлении, откуда донесся требовательный вой рога. Ашасси поняла его без слов – некоторым плевать на запреты, если речь идет о развлечениях или удовольствиях. Вроде сегодняшней охоты.

Наконец он вздохнул и потрусил на запад.

– Ты что, брат-олень, туда нельзя! – охнула Ашасси, теребя темную косу.

Тот обернулся. Ей показалось, что в умных, почти по-человечески прищуренных глазах мелькнула насмешка.

– Но... проклятое место...

Он тихо фыркнул, сделал еще несколько шагов в сторону и снова остановился, словно поджидая ее.

Девушка несмело двинулась вперед... и увидела, что за непроходимой с виду стеной из деревьев и кустарника скрывается широкая оленья тропа.

Зверь подтолкнул ее в спину. Ашасси сглотнула и помотала головой, отступив на шаг. Взгляд его карих глаз вдруг стал жестким и холодным. Олень толкнул ее снова, настойчивей.

– Туда? Ты правда хочешь, чтобы я шла туда?

В разумности зверя у нее не осталось ни малейших сомнений. Он вел себя не так, как обычные олени, которых она видела порой, охотясь с братом на куропаток.

Он посмотрел на восток, прислушиваясь к топоту копыт, словно говоря: "Выбор за тобой. Неизвестная опасность или верная смерть".

– Там страшно, там смерть, там нельзя... проклятая земля, проклятая вода...

Взгляд животного стал откровенно неприязненным, и он потрусил прочь. Оглянулся.

В разум толкнулись ее собственные слова, словно подхваченные ветром-пересмешником.

"Защити меня от них... любая участь лучше уготованной ими"...

Олень презрительно фыркнул и помчался прочь – туда, где слышался рев рогов и конское ржание.

Бог леса не вмешивается в жизнь людей...

– Антеон Властитель... – чуть слышно прошептала она, не веря в реальность происшедшего.

Невнятный гул неподалеку.

Голоса.

– ...мать... Всего... олень... девчонка...

– ...Найдем!..

Топот копыт быстро приближался. Вспомнив о потных руках и злых глазах лорда, Ашасси со всех ног помчалась по оленьей тропе на запад.

***

Он очнулся от дремы и оскалился. Слишком рано. Там, вне расщелины, еще не скрылся омерзительный серый свет, хотя уже и перетекал в тьму, которая не была тьмой для широких, почти во всю радужку, бездонно-черных зрачков.

Коротко рыкнув, он глубже забился в расселину. Выход. Там – свет. Там – жар, жалит, там боль, там...

Смерть.

В воздухе разливался запах скорой смерти.

Прикрыв глаза, защищая их от света, он принюхался, широко раздувая ноздри.

Пепел. Пламя. Звери.

И что-то еще.

Знакомый запах, он знал его, хорошо знал...

Он невольно облизнулся и нахмурился. Что-то было не так. Что-то было в этом запахе, нечто манящее, что уговаривало его выйти под серые лучи, потерпеть боль, найти источник запаха и...

На грудь что-то капнуло. Еще и еще. Он удивленно посмотрел на прозрачные капли и наконец догадался вытереть подбородок.

У зверя есть инстинкты. Зверь чувствует голод. И инстинктивно узнаёт пищу.

Зверь оскалился и осторожно выбрался наружу.

Серый свет резанул по глазам, но не так нестерпимо, как раньше. Эту боль можно было терпеть. Кожу припекло, но не сильно. Под раздражением, вызванным ненужной болью и странным голодом, слабо-слабо шевельнулась искорка любопытства. А что там, среди деревьев? Вдали от шороха и шелеста реки?

Он сделал шаг вперед. Другой. Остановился, засомневавшись. Перед глазами повелительно вспыхнула знакомая картина прохода в скалах, и он невольно оскалился.

Ветер снова принес соблазнительный запах.

Цель подождет. Прямо сейчас лес обещал нечто большее.

Пересилив непонятное притяжение реки, он бесшумно скользнул в чащу.

Зверь помнил, что надо делать, помнил слишком хорошо. Замереть в лужице тени под густым кустарником. Прислушаться. Топот. Не олень – ступают две ноги, не копыта. Он невольно глянул на свои ступни, исцарапанные камнями, исколотые иголками. Да, такие же ноги, но шаги громче, торопливее... добыча мчится навстречу.

Рот снова наполнился слюной. Эта охота будет простой и славной. Зверю не нужны ловушки. Зверю нужно лишь затаиться и ждать.

Он увидел ее, и сердце забилось быстрее от злорадного торжества. Глупая самка с вкусным запахом мчалась навстречу по оленьей тропе, не разбирая толком дороги. Споткнулась об острый камень, ссадила ногу. Зверь ехидно осклабился – он знал хозяина этих камней, знал, кто только что получил сигнал о том, что рядом добыча, кто учуял эту кровь из своей берлоги. Глупая самка.

Он нетерпеливо подался вперед, втягивая воздух трепещущими ноздрями. Пища... наконец-то приглушить голод, наконец-то утишить сжирающее изнутри пламя, залить его алыми, тягучими потоками... Ничего, он сможет опередить того, второго...

Перед глазами расплылась багровая дымка. Зверь выпустил зубы и взревел в его душе. Он скорчился, почти сливаясь с землей, выжидая, не дыша. Тень среди теней, камень среди камней... беги, маленькая, беги. Зверь ждет тебя.

Новый шум. Непонимающе оглядевшись, он снова принюхался и оскалился. Больше добычи, но та добыча пахла по-другому, агрессивнее, злее, темнее. Ему не хотелось их съесть, ему хотелось их убить. Зверь не терпит соперников в своих угодьях. Самка нежна и вкусна, она достанется ему, а не им. Пропустить самку, он легко найдет ее по запаху. Затем расправиться с той, несговорчивой добычей. А потом... Он снова сглотнул слюну.

Самка промчалась мимо, и он не выскочил ей навстречу, а скользнул вперед, намереваясь разобраться с теми, кто мчался следом на лошадях.

***

– Девчонка удрала к реке, лорд Праш, – с поклоном произнес массивный егерь, прочитав следы на последней поляне.

Лорд грязно выругался, в сердцах ударив кулаком по луке седла. Лошадь испуганно переступила с ноги на ногу и всхрапнула, прижав уши к голове.

– Странно... деревенские же и на лигу не приближаются к этим лесам! – удивился лорд Хастел, неприятный, холеный типчик, который даже на эту охоту выехал в костюмчике, украшенном кружевом и отделанном лентами. Однако он знал толк в жестокости... и прочих забавах. – Я был уверен, что она не рванет в ту сторону...

– Я тоже, – резко бросил лорд Праш, стискивая в кулаке правой руки повод.

– Что будем делать, милорд? – спросил егерь. Лорд недовольно скривился. В глазах этого здоровяка легко читался суеверный страх. До чего же местные бестолковы, верят в дурацкие сказки... Но даже если отбросить дурацкую чушь о проклятии... Эти леса его егеря знают как свои пять пальцев, однако на запад они никогда не совались, не говоря уже о том, чтобы подойти к реке. Есть ли смысл мчаться в незнакомые заросли сейчас, в сгущающихся сумерках? Еще, того и гляди, туман от реки поднимется...

Но отступить? Бросить игрушку?

– Артел, Дасташ! – отрывисто крикнул лорд. – Остаться здесь, разбить лагерь, караулить девчонку. Там оленья тропа, захочет пить, есть и спать – вернется в деревню по ней же, у реки ей все равно не выжить, да и к речной воде она не притронется. Когда рассветет – продолжите поиски. А как найдете девчонку – схватить и доставить ко мне.

С неудовольствием отметив сальные ухмылки на лицах охотников, лорд мстительно припечатал:

– Невредимой. И пальцем девку не трогать. Если через четыре дня не обнаружите ни ее, ни следов, возвращайтесь.

– Да, милорд, – хмуро отозвались те, разом поскучнев.

– Возвращаемся, Праш?

– Да, Хастел. Нет смысла рисковать своими шеями в незнакомых лесах ради дрянной подстилки.

– Возьмем пока другую, деревень близ замка много...

– Аркхана большая, не убудет, – рассмеялся лорд, и кавалькада развернулась к замку.

– А с кузнецом что?

– Не найдем девчонку – ничего, – досадливо скривился лорд Праш. – Он даже не знал, что она сбежала. Максимум плетей за вчерашнее. Эх, жаль, что папаша ее не спрятал, было бы веселее...

***

Егеря не стали искать другую поляну и, негромко переговариваясь, сноровисто разбили лагерь на этой. У них с собой было достаточно припасов, чтобы прожить в лесу два дня, потом придется ставить силки или отправляться на охоту. Из дичи, правда, тут водились, в основном, олени... Им доводилось есть оленину, но убивать благородных животных – ни разу, и здесь, под покровом дикого леса, во владениях Антеона, рисковать что-то не очень хотелось. Уж лучше ограничиться кроликами.

Приказ лорда не слишком их обрадовал, но не спорить же с самодурствующим господином. Лишил их и теплой постели, и ночных утех с охочими до этого дела деревенскими бабами, да и девку трогать запретил... Сиди тут, жди невесть чего, следы по лесу ищи, ага...

– Хорошо хоть не приказал прямо сейчас по ее следам к реке топать, – резонно возразил коренастый, темноволосый Дасташ. – Нехорошее там место, проклятое.

– Без тебя знаю, – огрызнулся рыжий.

– И говорят, там даже зверь не водится. В реке рыбы нет, в лесах – дичи. Только голодные монстры, охочие до человеческого мяса...

В лесу что-то коротко рявкнуло. Охотники насторожились, но опознать звук не смогли, даже не поняли, с какой стороны он донесся.

– Конечно! – подавив невольный страх, с сарказмом выплюнул Артел. – Люди туда не суются, так чем там эти монстры питаются, по-твоему, друг другом? Или водичку из проклятой реки лакают? Если б и были, вымерли бы давно. Нет, я скорее поверю, что там вовсе живности нет...

– Может, и так, а все одно жутко – лес... и вдруг без животных... – помотал головой Дасташ.

– Хватит тебе языком чесать! Три ночи тут куковать, – огрызнулся рыжий. – Эдак мы вовсе глаз не сомкнем.

– Ты как хочешь, а я тут ночью спать и не намерен. Пересижу у костра, днем прилягу. Нехорошее место, про...

– Ну и торчи тут, таращи глаза, как филин! – окончательно разозлился Артел, мысленно проклиная лорда Праша, бестолковую девку и ее папашку-кузнеца, отбившего свое чадушко у лорда. Позабавился бы хозяин, пар сбросил – и глядишь, не было бы ни этой охоты, ни этой ночевки... У парня зуб на зуб не попадал, но он твердо сказал себе, что это от ночной прохлады, а не рассказов приятеля, и упрямо уселся на лежак, расстеленный на теплой после первого кострища земле, собираясь запить нехитрый ужин водой из фляги и если не уснуть, то хоть отдохнуть немного.

Даже привычные лесные звуки после "успокаивающей" беседы казались зловещими. Выругавшись, Артел развернулся и окинул взглядом кусты.

Две алые точки оба егеря заметили одновременно.

Смерть пришла быстро, без крика, без боли, полная лишь безграничного ужаса.

***

Зверь довольно оскалился. Теперь можно было заняться самкой.

Он почти ушел с поляны, когда что-то заставило его обернуться.

Рыжий жар. Что-то смутно шевельнулось в глубине сознания. Если оставить его так, может быть плохо. Жар опасен. Как его убрать?..

Вода?

Он с интересом посмотрел на странный сосуд, но воды в нем уже не осталось.

С другой стороны, пусть горит. Это не его лес. Он завтра уйдет отсюда. После еды он сможет идти быстрее. Его не догонит никто – и ничто.

Зверь довольно осклабился.

Ночь была его временем. Охота – его стихией.