Текст книги "Школа мечтателей (СИ)"

Автор книги: Элеонор Бирке

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

   Почти два десятка учителей возглавляли группы поклонников своих предметов. Ученики, соревнуясь друг с другом, отстаивала честь своего учителя. Каждый стремился получить как можно больше вэйосов в свои ряды.

   Когда Пенелопа Хайвон выпрямилась около своей тумбы, к ней тут же подошла Брегантина:

   – Милый ящичек. Твои воспитанники соорудили? – принялась осматриваться директриса.

   – Это галины постарались, но все придумал господин Хайвон.

   – Ох, да! Конечно же. – Брегантина склонилась над отверстием и заглянула прямо в выделанную из гипса пасть рогатого буйвола. – Похоже, Мистер Хайвон выразил в этом свою суть: действовать прямолинейно или даже напролом. Это в его характере.

   – Точно! Как же вы правы! – согласилась Пенелопа и шепотом добавила, – нам надо поговорить.

   – Я знаю, дитя, встретимся у тебя, а сейчас мне надо на сцену.

   – Удачи мисс Брегантина!

   – И вам, мисс Хайвон!

   Лишь Брегантина взошла на сцену, шумиха и агитация вмиг оборвались. Вэйосы немного освоились в школе и теперь не безобразничали так рьяно, как раньше: чуть-чуть поменьше, на крохотное деление самой маленькой линейки.

   Директриса начала свою речь:

   – Любимые мои педагоги рада вас видеть! – послышались ответные приветствия. Некоторые из учителей склонили головы, чем напомнили рыцарей, отдающих дань уважения своему королю. – Учащиеся старших курсов вспоминаете свое первое распределение? – по холлу прокатился легкий шепот, и согласные с директором воспитанники живо закивали в подтверждение. – Прекрасно. И вам, вэйосы, доброе утро! – овации и ответные приветствия загудели под куполом массивного холла. Директриса сосчитала каждого из младших и осталась довольна: 103 вэйоса, как и в первый день, присутствовали здесь. Она улыбнулась. – Я не буду долго мучить вас церемониями. Всего лишь открою вам небольшой секрет. Сегодня вам предстоит выбрать предметы, к которым вы почувствовали интерес. Не бойтесь если у вас мало азарта или он обращен на многие предметы. Еще так мало вы узнали в стенах Купола Природы. Вполне возможно вы не успели понять свои предпочтения, поэтому спешу вас успокоить. Младшие наши ученики, вы всегда можете изменить свое решение, никто не станет заставлять вас делать то, что вам не по душе, никто не станет отбирать у вас мечту, – она мельком глянула на Харма и быстро отвела взгляд. – Здесь вы сами распоряжаетесь своим будущим, мы не станем вас ограничивать. Выбирайте и не бойтесь ошибиться, ведь поиск себя и расширение своих способностей и есть замысел самой жизни. Понять и обрести мечту в себе. Пробуйте! Решайтесь! И, если надо, ошибайтесь! Вперед, без лишних слов, к поискам своих талантов!

   Заиграла стремительная мелодия и началась настоящая кутерьма. Детвора ринулась к урнам и принялась пихать свои листочки, словно боясь не успеть. Брегантина спустилась с пьедестала сцены, обошла ее по кругу, приветствуя каждого, стоящего у своей тумбы учителя, и не спеша удалилась в коридор "Саванны". За спиной гул и смех детворы почти поглотил мелодию, звучавшую под куполом. Но Брегантина уже скрылась из виду и подошла к двери. Отворила замок и вошла в кабинет.

   На высоком металлическом столе, укрытым белым махровым полотенцем, кто-то тяжело сопел. На перемотанном бинтами теле, кое-где проступили желтоватые и кровавые пятна. Брегантина обошла стол:

   – Пес? – немного удивилась директриса. – Откуда ты такой израненный появился?

   Внезапно Брегантину поразило странное чувство. Будто что-то знакомое, будто что-то родное предстало пред ней.

   – Кто же ты? Почему мне так хочется тебе помочь?

   – Эту собаку притащил Кирк Беккет. Они вместе с Элфи Смолг нашли ее в старом Воллдриме, – пояснила вошедшая Пенелопа.

   – Это странно. Я никогда не держала собак, но эта мне кажется знакомой.

   – Может быть, вы видели его где-нибудь, на улицах...?

   – Пенелопа...

   – Да?

   – Думай. Я тебя учила – думай, дитя, ду-у-у-май.

   Пенелопа вытаращила глаза, будто так легче припомнить уроки своей наставницы. Затем выдохнула и попыталась сосредоточиться.

   – Первое ощущение ... хух, убираем удивление, сочувствие... что же остается?... одинокая, никому не нужная, печальная, одинокая...

   – Это сочувствие! Но в принципе близко... Однако совсем иное чувствую я, -анализировала слова Пенелопы мудрая Брегантина. Но вдруг она переключилась и резво заявила. – Впрочем, я подумаю позже. Но на всякий случай, когда пес оправится, ты должна позвать меня. Я хочу удостовериться.

   – Хорошо мисс Брегантина.

   – Так давай же к главному.

   – О да, конечно! – Пенелопа подошла и тихонько продолжила. – Сегодня, буквально пару минут назад открылась выставка. Ветхон уже там, да и другие мастера. Пришлось постараться организовать все так быстро. Но у нас получилось! Кипарисус развернул в мэрии целую пропаганду по необходимости проведения этого мероприятия. Его навыки управителя здесь сыграли определяющую роль.

   – Хорошо! Он молодец! – довольно качнула шляпкой Брегантина. – Лично я готова! Можем идти?

   – Конечно!

   Брегантина схватила Пенелопу за руку, и они шагнули в дверной проем. Солнце врезалось в глаза, и Пенелопа прищурилась:

   – Никак не привыкну.

   – Некогда болтать, вперед!

   Директриса вытащила из куста свою подопечную и устремилась по главной площади Воллдрима. За ней еле поспевала молодая мисс Хайвон. Минули палисадник перед мэрией и вошли в здание. Здесь собралось много народу. Мастера, ценители чучельного искусства в шляпах с перьями, толпились тут и там. Среди утонченности благородных мастеров попадались и иные личности. В помятых костюмах с грязными пальцами: рьяные фанаты своего дела. Таким некогда следить за собой, они всецело поглощены любимым делом. В сторонке от остальных, сгорбившись, выставил вперед правое ухо сам Ветхон. Он избегал общения и потому только слушал. Ехидная улыбка выдавала его высокомерное отношение к остальным умельцам. Он не сомневался – здесь нет равных ему в искусстве чучельного дела.

   Перед стендом с работами школьного учителя стоял мужчина. Необычная кобра удивила знатока мира животных:

   – О, это невероятно! – над застывшим змеиным капюшоном склонился незнакомец в широкополой шляпе. – Она настоящая?

   Ветхон возмутился:

   – Я думал, сюда приходят только знающие люди. Вы, что сомневаетесь в моей честности?

   – О, нет. Что вы? Я просто чрезвычайно впечатлен. Вам крупно повезло достать такой экземпляр.

   Ветхон не унимался:

   – Что значит повезло? Я выискивал и нашел. Повезло... Вам повезло увидеть мои работы.

   – Не обижайтесь. Я искренне и по-доброму вам завидую.

   Учитель чучеловед немного смягчился:

   – Это позволительно. Завидуйте на здоровье, – он криво улыбнулся, но это лишь предало его виду некое зловещее.

   В этот момент подошли Брегантина с Пенелопой.

   – Господин Пантелей Ветхон, вы привнесли сюда свои лучшие работы. И даже знаменитую кобру, – восхитилась Брегантина, а про себя подумала: "Ну, естественно, как же не похвастаться".

   – Ну, это не лучшие... – заюлил Ветхон. – Здесь то, что проще было перенести, – нагло врал он. – А мой лев, так это только под его конструкцией я установил колесики, поэтому, в общем... смотрите...

   – Конечно, конечно, – будто бы согласилась Брегантина. Она недолюбливала Ветхона, впрочем, вероятно было за что. Однако об этом она предпочитала помалкивать.

   Пенелопа вытаращилась на Брегантину. Директриса живо уловила взгляд и, не раздумывая, обратилась к незнакомцу:

   – Вы увидели все, что хотели?

   – Ээээ, умммм.

   – Прекрасно. Взгляните на пингвинов на соседнем стенде, они довольно натуральны, хоть и сделаны из папье-маше.

   – Ээээ, что вы, о чем...?

   – Удачи. Хорошего дня.

   Незнакомец покорно поклонился и зашагал прочь. Властная женщина полутра метром с шляпой, умела "уговорить" любого подчиниться ей. Ветхон недовольно уставился на директрису, но та бодро начала:

   – Милый мой Пантелей, я все думала, как же мне помочь в вашем трудном, но таком восхитительном деле. Слава мечте, я нашла выход. Примерьте, пожалуйста.

   Брегантина протянула Ветхону очки в позолоте. Материал не похожий на металл, однако, прочный и немного гибкий удивил чучеловеда. Оправа будто сливалась со стеклами, мягко переходя из насыщенно золотого в прозрачный материал. Никаких стыков он не заметил. Предмет поистине восхитил учителя чучельных искусств.

   – Я буду лучше видеть?

   – Я надеюсь, – выжидающе смотрела на Ветхона Брегантина.

   – Что ж, примерю.

   Ветхон напялил очки, а две мисс вдруг напряглись и стали всматриваться в его лицо.

   Чучеловед осмотрелся. Взглянул на кобру, на льва, на другие выставочные экспонаты:

   – Я вижу столько недочетов. Наверное, мне стоило давно носить очки.

   – А кобра? Она столь же необычна как вы и предполагали?

   – Немного несимметрично, но в целом сносно.

   Пенелопа и Брегантина переглянулись. Они явно ожидали услышать нечто иное.

   – Ох, можете снимать. Я закажу вам такие же очки, эти держат для примерки, можно сказать это лишь образец...

   Ветхон оторвал взгляд от своих работ и уставился на Брегантину. На его лице нарисовалось изумление, он застыл.

   Брегантина говорила что-то еще, но Ветхон не слышал, он поворачивал голову, будто за кем-то наблюдает. Пантелей открыл рот, но не смог вымолвить ни слова. В ушах загудело, будто тысячи стрекоз облепили его голову. Теперь уже и мисс Хайвон кричала, но Ветхон не мог разобрать слов. В следующий момент он побледнел и, опершись о стену, сполз на пол, прямо за стенд со своими работами. Он зажал очки в кулаке и сорвал их. Гул прекратился. Теперь Пантелей услышал голоса, но все еще боялся взглянуть.

   – Что с тобой? Пантелей, тебе плохо? – чучеловед не реагировал.

   Резкие шлепки по щекам заставили Ветхона открыть глаза.

   Над кривой гримасой учителя склонились лица. Брегантина, мисс Хайвон и несколько взволнованных посетителей смотрели на него. Ему подали стакан с водой. Кто-то выкрикнул:

   – Врача! Здесь есть доктор! Помогите!

   Ветхон присел:

   – Не надо врача, – он приложил руку к глазам. – Очки. Я видел... Где очки?

   – Не волнуйся господин Пантелей, все в порядке, – успокоила Брегантина и что-то положила в глубокий боковой карман своей пышной юбки.

   – Это так необычно. Я увидел себя, но только молодого. В моих любимых туфлях, в желтых, без веревочек.

   Теперь побледнела Брегантина. Пенелопа заметила это:

   – В чем дело? – Брегантина не ответила. – Что случилось?

   Директриса резво развернулась и бросила:

   – Уходим! – она помчалась к выходу.

   – Вы куда, мисс Брегантина? А как же Ветхон и эта кобра?

   – Сколько же мы потеряли зря времени. Это не он! Это может быть Грейхан! О нет, печальная мечта! Этого не может быть!

   Она помчалась вперед. Крыльцо, аллея перед мэрией, брусчатая полоса дороги – остались позади. Брегантина влетела прямиком в кусты, высаженные вдоль центрального кольца площади между школой и мэрией. Но она забыла про перемещение и даже про тротуар, а ветки, врезающиеся в лицо, ее совсем не беспокоили. Она продиралась к своей цели. Только к какой, мисс Хайвон не могла взять в толк и теперь ощутила на своей коже липкий сок от пахучих листьев пышного кустарника. Молодая Пенелопа не поспевала за стремительно удаляющейся старушкой Брегантиной. Мисс Хайвон неуклюже пробиралась вслед за ней, а та промчалась сквозь растительность, словно была ловким лемуром в лесах Мадагаскара. Брегантина неслась напролом, игнорируя дорожки и пешеходные переходы, и вот она минула вход в школу и подошла к резной двери. Затем неожиданно остановилась, развернулась и сказала Пенелопе:

   – Извини! – И исчезла в проеме Купола Природы.

   Пенелопа осмотрелась: какая беспечность! Слава мечте, внезапного исчезновения директрисы никто не заметил. Тяжелое предчувствие заглатывало мисс Хайвон. Она поняла, произошло что-то действительно страшное. Отряхивая узкие брюки и сметая с гладких остриженных волос листья, она шагнула за порог, и мышцы вмиг сковало. Мисс Хайвон с натугой выдавила:

   – Харм! Ты здесь?

   – Ничего себе. Что это было?

   – Что? Ты о чем? – притворилась Пенелопа, нервно поведя плечами.

   – Она что исчезла? Прямо как ветер. Вших и нет ее.

   Мисс Хайвон глубоко вздохнула и протянула руку Харму:

   – Пойдем, мне нужна твоя помощь.

   – Мисс Брегантина волшебница?

   – Тише Харм, тише. Пойдем ко мне в кабинет, поговорим.

   – Но...

   – Харм! – резко оборвала его Пенелопа. – Пойдем! – она напрягла вытянутую к мальчишке руку.

   Харм опустил взгляд в дощатый пол и подал руку Пенелопе.

   Они шагали по коридорам Купола Природы. Теперь Харм не рассматривал картинки на стенах и не пытался читать по слогам попадающиеся тут и там надписи. Все его мысли кружили вокруг недавнего зрелища. Мисс Брегантина, его взрослый друг, его наставница и любимый собеседник – настоящая волшебница. Она может исчезать. Это невероятно. Это чудо! Он видел волшебство! Однако Пенелопа не разделяла его восторга. Она погрузилась в яростную битву учительского интеллекта: "Что сказать? Как объяснить? Во что он поверит? Как заставить вэйоса, не забыть, но хотя бы усомниться?"

   Через несколько минут они вошли в кабинет, где все еще посапывал пес. Пенелопа никак не могла начать разговор и нервно шагала из угла в угол. Харм немного постоял у двери, но потом любопытство взяло верх, и он подошел к столу.

   – Я знаю его. Это соседский. Так и знал, что его кто-нибудь прибьет в конце концов. Такая невзрачная собака, никому ненужная и некрасивая.

   Пенелопа переключилась:

   – Ты узнаешь ее?

   – Так дышит только она. Я часто видел ее у нашего забора.

   – Почему ты думал, что ее прибьют... – Пенелопа поморщилась и тряхнула головой, – ударят?

   – Она никому не нужна, ее все ненавидят.

   – Ненавидят?

   – Странно, что она оказалась здесь, – он широко улыбнулся, его глаза засверкали, отражая приятные воспоминания. – И не только она.

   В это мгновение в класс вошла Брегантина:

   – Прости Пенелопа, я не должна была так уходить... Харм? Что ты тут делаешь?

   – Мисс Брегантина вы волшебная. – Брегантина остолбенела. – Я так и знал. Вы удивительная!

   – Что? – директриса уставилась на Харма. – Этого еще не хватало. Что за глупости? Харм Дриммерн, опять ты что-то придумал?

   – Я ж вам говорил, что знаю будущее? – учителя переглянулись. – Я знал, куда идти, я знал: нечто произойдет.

   – Ты о чем? – почти кричала Брегантина, ее руки задрожали, и она взяла их в замок, пытаясь укрыть тревогу.

   – Он видел, то есть Храму показалось, что вы... вы словно исчезли... – выдавила из себя последнее слово Пенелопа.

   – Что? Нет! Какие глупости. Я не исчезала. Я... я...

   – Как ветер, вжих и пропали, – рисуя в воздухе завитушки, восхищался Харм.

   – Малыш, не спеши, давай подумаем вместе. Такого быть не может.

   Харм улыбался, он чувствовал волнение и сквозь пелену всеобщего напряжения шепотом спросил:

   – Вы, что – мечтатели?

Глава 16. Галахан

   Галахан сидел на парапете и, свесив ногу, размахивал ей. На другую, согнутую в колене, он опер свой неестественно гладкий, почти юношеский подбородок. Несколько часов он просидел неподвижно, от чего согнутая нога давно посинела. Ядовито-желтый костюм, а именно: плотно облегающие шорты до коленной чашечки и такой же обтягивающий жакет с коротким рукавом, туго сжимали молодое мужское тело. Неудобное одеяние и узкая обувь будто напоминали Галахану о том, что он все еще жив и способен чувствовать. Жаркий ветер с привкусом гниющей помойки колыхал кучерявую шевелюру цвета высушенной на солнце травы. Впрочем, шелест прядей напоминал шуршание скошенной соломы.

   Молодой человек насвистывал нескладный мотив, и кое-кто из местных обитателей ему подвывал. Суета у подножия его обиталища сейчас не касалась его слуха. Он размышлял, скучал и без интереса водил по опостылевшему ландшафту своими странными глазами. Его аномально рыжий зрачок, заключился в черную радужку, отчего глядя на Галахана, становилось не по себе. Взгляд не отражал эмоции, и поэтому, казалось, саму человечность поглотила бездна червоточины его глаз.

   Бледнокожий, худощавый юноша переключился на свои ладони. На глянцевой поверхности давно исчезли линии, стерлись узоры начертаний жизни и ее вероятных вариантов.

   Он потер руки – идеальное скольжение. Галахан улыбнулся и схватил лежащий рядом арбалет, стал прицеливаться. Изучив местность и, не обнаружив ничего нового, он положил блестящее серебром оружие на место.

   Боль в ноге стала невыносимой, и Галахан свесил ее, резко потряс, помогая крови заполнить сосуды.

   – Давай, наслаждайся, – обратился он к своей конечности.

   Дождавшись, пока боль немного утихнет, мужчина поднялся на ноги и заметил: в смуглое небо вползла огромная бурая масса. Она походила на лениво перетекающую лаву, замедляющую ход от истощения своего внутреннего пламени. Однако по странным законам этого мира бурлящая масса оставалась в воздухе. Тучу заметил не только он. Долина наполнилась воем, писком, шипением.

   – Уже пора? – хмыкнул Галахан, и в этот момент от тучи стали отделяться капли.

   Набирающий силу дождь насыщал буро-синюю долину. Смесь необходимых для жизни аминокислот, белков и полисахаридов в водяном коктейле орошала неземной ландшафт. Стремительно теряя объемы, громадина неожиданно лопнула. Галахан зажал кулаки. Обрывки тучи неуклюже плюхнулись на землю. Под весом лоскутов в почве образовались выбоины, а громадного лося, несколько гиен и пятнистую рысь раздавило.

   Галахан сплюнул от представшего зрелища и поморщился:

   – Ну вот, опять...

   Разрывы в почве заполнились лиловой жидкостью. Находящиеся неподалеку животные стали падать. Казалось, в расщелины устремилась сама их жизнь. Галахан махнул рукой, и порезы, хлопнув, сомкнулись. Жидкость фонтаном выстрелила вверх. Некоторые твари постепенно пришли в себя, другие остались неподвижны. Хозяин досадно выпалил:

   – Ведь так умно все задумано... когда же механизм достигнет совершенства? – он придавил нос ладонью и, закрыв глаза, потер указательным пальцем переносицу. – Надо больше пробовать перемещаться...

   Пока Галахан разговаривал с самим собой, сотни несчастных созданий слизывали выпавшую жидкость в попытке, хоть как-то, утолить голод и жажду. Вросшие в землю лапы животных не позволяли им свободно передвигаться по просторам мрачного мира скорбного мечтателя. Гиены трепыхались в своих оковах, раздираемые запахом свежей плоти убитых животных. Манящие обрубки мяса и вывороченные внутренности источали аппетитный аромат, но дотянуться до них не было возможности, и оттого голод душил плотоядов еще сильнее.

   По замыслу Галахана, питание животные получали из почвы. Небесный коктейль, омывая долину, должен был утолять потребности зверья. Однако физиология местной фауны во всем повторяла строение существ из других миров, близких к земным созданиям. Такое устройство жизни еще называли "классический образ", за то, что он чрезвычайно походил на строение человека.

   Хищникам, привычно перемещаться в поисках добычи, а травоядным – резвиться на просторах дивных полей с сочной зеленью. Здесь и те, и другие, вросшие лапами в землю, существовали бок о бок. Они словно отростки единой системы кровеносных сосудов занимали свое место. Каждый, именно там, где когда-то оставил их Галахан.

   Наличие пищеварительных органов, обоняния, настроенного на поиск пищи, зубов, но самое главное инстинктов, противоречило природе странного мира и поэтому никогда не давало местным обитателям чувства насыщения. Жизнь превращалась в многолетние голодные муки.

   Травоядным повезло не больше. Они не могли питаться здешней растительностью, которая сплошь являлась декорацией. Леса и поляны не меняли своей формы, не были живы, в привычном смысле. Садовник однажды сформировал форму сада и на том его работа закончилась. Впрочем, чувство голода терзало и самого Галахана. Он не мог питаться, как хотел бы. Привычка, оставшаяся у него с детства среди людей, в Воллдриме, изводила его голодом не меньше, чем живые скульптуры мрачного мира. Но что поделать, если замысел превыше удовольствий?

   Юноша в желтом костюме не мог себе позволить думать о мелочах, таких как еда. Тем более он всегда игнорировал дисциплину "живая энергия тела" на обратной стороне, на Изнанке. А теперь разбираться некогда. Есть люди в других местах, пока недосягаемых, достойные его мести!

   Трепещущий перед самим собой, Галахан, нарек свой мир Галахирией. Многие годы он трудился в своей страшной лаборатории жизни. Еще в юном возрасте он открыл в себе талант воплощать свои мысли в любой реальности. Кажется, некоторые, подобному ему люди, называли себя "мечтателями". Что ж он был одним из них. Однако его идеи устрашали даже бывалых мечтателей. Когда иные обнаружили ужас, исходящий от Галахана, они попыталась вернуть юношу на правильный путь...

   Перебирая губами и работая деснами, Галахан будто собирал во рту неприятные воспоминания. Скривившись, он сплюнул прямо на гладкую поверхность крыши и стал наблюдать. Желтоватая слизь запузырилась и стала двигаться. Вязкая субстанция медленно поползла по поверхности, затем поднялась на выступ парапета и, перевалив за край крыши, сползла по стене высотного здания. Добравшись до испещренной кровеносными сосудами земли, плевок на мгновение застыл, а потом стал раздуваться. Щёлк! и на его месте появился птенец. Его глаза скрывала серая кожа, а глазные яблоки выглядели неестественно большими для такой крохи. Грязно розовый птенец явился в мир абсолютно голым, без единого перышка. Он проморгался и сразу же принялся хватать клювом питательную смесь. Прямо на глазах из тела стали выступать белые, серые и черные перья, через минуту птенец превратился во взрослую кукушку. Галахан усмехнулся, взял в руки арбалет, прицелился и выстрелил. Силой выстрела птаху пригвоздило к земле, и она застыла.

   – Ненавижу птиц!

   Верховный и единственный правитель Галахирии вновь уселся на парапет, теперь свесив обе ноги. Он наблюдал, как земля под мертвой птицей становилась вязкой, болотистой и вскоре останки вместе с синеватым древком стрелы поглотила живая равнина. Галахан же погрузился в воспоминания:

   – Хотели сделать правильным, хотели контролировать... цветочки, бабочки... А такое вы видели? – Он криво улыбнулся, представляя Крубстерсов, если б только они увидели его мир. Таких изысков им никогда не создать.

   Он наслаждался жутким зрелищем исхудалых, замученных обитателей Галахарии. Некоторым, впрочем, изредка удавалось дотянулся до прикованных по соседству собратьев. В такие моменты долина наполнялась визгом настигнутой многолетней погоней жертвы и подвыванием завистливых хищников, которым не выпало такого подарка судьбы.

   Нескольких тварей Галахан поощрял время от времени, прикармливая трупами, умершей живности. А парочка любимцев и вовсе имела возможность гулять, где им вздумается. Галахан не знал сострадания, он осознал, что и животные обладают завистью и впадают в уныние. Тем и жил, так он веселился. Хозяин Галахирии шутливо называл поляну "зоосадом".

   Долгие годы Галахан оставался пленником своего мира. Он не мог вернуться ни в один из обитаемых миров. Опять сыграло его нежелание посещать предметы изнанки. Мечтатели изучали "орейфоведение", но ему было не до того. Теперь конечно он раскаивался в этом. Зато "циклы" он освоил хорошо. Жить можно вечно! Это главное, что он понял. Галахан сам настроил течение времени в Галахарии. Оно отличалось от ускользания-изменчивости в долине Воллдрима. Здесь создатель мог оставаться юным на протяжении многих столетий. По здешним меркам его возраст давно перевалил за две сотни. Впрочем, это было так давно, когда он еще вел счет времени. Сейчас ему могло быть триста, четыреста, а может давно за шестьсот?

   Галахан был и стар и юн, смотря как оценивать это состояние. По годам старик, по виду подросток, но по всему иному давно обезумевший человек, прикованный к ужасающей для здравого рассудка собственной вселенной. В ней все существовало под контролем творца, создателя мира ужасов. Даже Галахан подчинялся собственным законам.

   Одинокие века и издевательства над живностью – это все, что мог себе позволить скорбный мечтатель, но недавно кое-что изменилось. В голове у Галахана зародился образ орейфуса. Он был изящен и с четкими линиями узора на спинке. Переплетения паутинной нити с лозой опредениуса – ткань знатоков с символом царя зверей. Мягкое седалище и спиралевидные ножки... Лишь воплотил Галахан образ, как тут же смог перемещаться. Он оказался в незнакомом мире, но тот был, по крайней мере, обитаем. Он вздохнул и одел на нос монокль, приложил палец к переносице и потер ее. Из монокля выползли две прозрачные веревочки, они закруглились, уцепившись за уши и вмиг затвердели.

   Ступив на ледяной покрой бескрайней долины, господин Галахирии довольно произнес:

   – Окто стандартус. Никакой фантазии у местных. – Он потер ладони. – Начнем, пожалуй!

  ***

   – Начнем, пожалуй! – повторил Ветхон.

   Он приподнял голову и почувствовал резкую боль. Заснув в неестественной позе, Пантелей обрек шейные позвонки слегка сместиться. С натугой и болью он потер шею, и руками повернул голову, потом помял ладонью подбородок. Шершавая щетина торчала из сморщенного лица.

   – Начнем, пожалуй... начнем, – он ехидно улыбнулся.

   Ветхон вспомнил свой сон. Там он был молод, там он был прекрасен! Жуткое место, в котором он гулял уже многие ночи в своих сновидениях, не казалось таким уж ужасным. Оно манило его, будто там был его дом и там настоящая жизнь, его судьба, его мысли. Зверье, живое, но в то же время неподвижное, словно чучела, страдающие и беспомощные, впрочем, как и он сам. Это его мир! Это его мечты!

   С тех пор, как Ветхон побывал на выставке в мэрии, минуло несколько недель. Он помнил мельчайшие детали другого Пантелея Ветхона. Того, что возник среди обыденности и бесконечной скуки. Юный и красивый, он улыбался и был так беззаботен. После видения Ветхон не выпускал возникший перед его взором образ. Он прокручивал его в своих мыслях, и в какой-то момент он стал мечтать. Вскоре пришли сны. Пугающие, но будто отражающие его суть. Они показывали его судьбу, другую, возможную, притягательную.

   – Начнем, пожалуй... надо жить иначе... начнем, начнем...

   Ветхон поднялся со стула, на котором крепко уснул поздно ночью, утомленный своим новым проектом.

   Деревянный ящик, обитый колючими досками, когда-то был качающимся на кривых ножках кухонным столом. Теперь его перевернули. Внутри переплелась система гибких трубок, а сверху водрузили крышку. На ней Ветхон вырезал четыре отверстия, из каждого торчали все те же трубки. Сама крышка еще недавно служила входом в погреб. Она давно посерела от пребывания на открытом воздухе, а снизу гниль впилась в старое дерево. На этой части как раз и отдыхал этой ночью господин Пантелей.

   Он прикоснулся к щеке и резко одернул руку, глянул на свое отражение и скривился. Древесный мусор прилип к щеке и вызвал серьезное раздражение.

   – Здесь я не такой, здесь я убогий, здесь я не Галахан... – он осмотрелся.

   Разобранная кровать с пожелтевшим бельем, подушка с комьями сбившейся ваты, дырявое одеяло, которым поделился с ним сосед, – вот все удобства его опочивальни. Рядом пошарпанный кофейный столик, на котором разместились его рабочие инструменты, на полу у распахнутого шкафа с отскочившей от завесы дверцей, почерневшая от заварки кружка с налипшим воском. Давненько здесь никто не убирался, наверное, месяц, а может чуть больше.

   Подражая своему образу во снах, Ветхон стал мало есть и часто думать. Круглый живот постепенно сдулся и теперь обвисшую кожу чучеловед вправлял в штаны. Те приходилось подвязывать шнурком, ведь иначе они могли упасть, оголив поседевшие завирухи на морщинистых ногах Ветхона. Он долго изводил себя, и жизнь казалось ему невозможной, но вдруг его осенило: "Живое и мертвое, два – едины!" И он усердно взялся за работу.

   Работа кипела, но страсть, с которой проект стремился к завершению кипела в одной единственной душе, старой душе учителя чучельных дел. Неуловимое чувство преследовало его всю жизнь. Нечто свербело и не давало спать ночами. Что-то должно быть, что-то не так, чего-то не хватает. Он не мог объяснить себе утрату, ведь он не терял ничего важного. Но что же это? Чего не доставало все эти годы? Теперь он стал догадываться. Теперь он понял, что жизнь в роли чучеловеда школы Крубстерсов вовсе не его. Он может больше, он должен быть чем-то большим! Ветхон укрыл от всех то, что пытался воссоздать. Сон должен стать явью! Просто обязан! "Я стану Галаханом, я стану собой!", – твердил он себе.

   Глаза старика рассматривали принадлежащие кому-то лапы. Он взял одну. Коленный сустав не сгибался. Хозяин конечностей давно погиб в капкане. Неделю назад из каждой подушечки на лапе мастер чучел вывел гибкие трубки. Другие толстые и крохотные прятались внутри мохнатой конечности, а одна торчала повыше коленной чашечки. Многие дни он кропотливо трудился над каждой из четырех лап. Аккуратно сшитая кожа укрывала проделанную работу.

   Ветхон подсоединил трубки к тем, что торчали из неотесанных досок и ударом ноги подключил двигатель. Бульканье и скрежет привели в движение нечто находящееся в ящике. Вскоре сиреневая жидкость по трубке поднялась вверх и влилась в подушечки лапы животного, через минуту она устремилась обратно через верхнюю трубку и опустилась в ящик. В животе учителя прогремел голодный вой, но тот не обратил внимания. Скрежет в ящике нарастал и Ветхон поморщился. Его острый слух резал неприятный шум. Однако он терпел:

   – Давай! Вот сейчас! Ну, давай же!

   Из глубин ящика раздался щелчок, а за ним тишина. Учитель сосредоточился. Он ждал этого момента, теперь случится, теперь он проверит свою теорию. Еще мгновение, еще чуть-чуть. Веко дергалось, а пальцы трясло от напряжения.

   – Ну же! Ну же! Начнем, пожалуй! Начнем!

   Внезапно раздался стук в дверь. От неожиданности напряженные пальцы Ветхона мотнуло и они выдернули трубку. Жидкость брызнула в лицо чучеловеду и стала фонтаном заливать ящик. Из-за двери послушался неуверенный голосок:

   – Господин Ветхон, это Марк. Откройте, пожалуйста.

   Сиреневая смесь из трубок попала Ветхону в нос, и он чихнул. Нащупав кнопку Ветхон выключил систему, но от разрывающего его чиха он с силой треснулся о крышку деревянного ящика, потом сел на пол и вновь: