Текст книги "За все уплачено"

Автор книги: Елена Зыкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

4
РАСЧЕТЫ ПО СТАРЫМ ДОЛГАМ

Наталья встретила ее радостно, но как-то очень тревожно, однако тревогу свою разом не выдала. Нина почувствовала, что здесь, под своей крышей, что-то происходит не так, но предположений своих тоже не высказала.

Самое удивительное, что заботы об Игорьке волей-неволей втянули Наталью в строгий режим дня, в достаточно четкую систему питания и прогулок. Вопрос существования заключался уже не в том, чтоб хотя бы к вечеру раздобыть да выпить свою бутылку. Так что в результате такого навязанного режима Наталья изрядно посвежела, взбодрилась и выглядела так, как не выглядела уже очень давно. К тому же за день до появления Нины сходила в парикмахерскую и закрасила седые волосы.

– Тебя хоть замуж выдавай! – засмеялась Нина.

– Когда жениха готовишь, то и сама молодеешь! Мальчишка у нас растет справный.

Игорек за это время, как показалось Нине, слегка похудел и подрос. Но был как и прежде тих, спокоен и ненавязчив. С некоторой обидой Нина отметила, что особых восторгов при ее появлении он не проявил и по большей части тянулся к Наталье.

К вечеру мальчишку уложили спать и уселись на кухне гонять чаи.

– Ну, а теперь расскажи, что тут у тебя за это время стряслось? – спросила Нина.

– Да, пожалуй, не у меня, – замялась Наталья.

– У меня, получается?

– Вроде бы...

– Так я тебе скажу, что произошло, – с раздражением выпалила Нина. – Твой любимый мальчик Петя перед моим отъездом просил меня иконку ему привезти из деревни. Для бизнеса своего говенного!

– Да? – вытаращила глаза Наталья, но Нине показалось, что удивилась она фальшиво.

– Да. Но не в том дело.

– Привезла икону?

– И не подумала.

– Вот и молодец! Черт с ним.

– Да нет, Наталья. Не черт с ним. Он мне намекнул, что я ему по той самой расписке доллары должна. Помнишь?

– ТЫ ему должна? – на этот раз удивление Натальи было искренним.

– А кто ж еще?! Расписка-то от меня!

– И он так сказал на полном серьезе?

– Не скажу, что на серьезе, но и не очень шутил.

– Тебе показалось, Нина!

– Может, показалось, а может, и нет. – Она сразу увидела, что Наталья загрустила и словно смешалась. – Ты ж видишь, какие времена настали, как люди меняются, как всякая шваль хозяевами жизни становится. Нет СССР, нет прежнего строя, но тот новый, который пришел, как бы не был и еще хуже.

– Не стребует он с тебя этого долга. Права не имеет, – попыталась засмеяться Наталья. – К тому же по тем распискам он мне тоже эти доллары должен.

– Что до тебя, так ты этих долгов ни с меня, ни с Пети не потребуешь, а вот Петеньку я не знаю. И не знаю, каким путем он за своими долгами пойдет. Расписка-то моя у него, как ни крути, по закону сделана! Если не по государственному, то по воровскому. Это-то я уж достаточно хорошо знаю.

– Ты про что это? – сердито спросила Наталья.

– А про то, что и ты знаешь! Теперь специалисты появились по выбиванию чужих долгов. Они с этого дела свой процент от суммы имеют.

– Да брось ты, Нин! – отмахнулась Наталья. – Это ж бизнесмены всякие, банкиры да деляги! А у тебя и не долг вовсе. Что там такого, тысяча баксов.

– Для твоего студентика и это деньги. Может, он с них свой бизнес начать собирается.

Наталья вдруг осела, поскучнела и спросила жалобно:

– У тебя выпить не найдется? Коль такой разговор.

Нина нашла припрятанную бутылку, плеснула водку по рюмкам.

Наталья сказала, глядя в стол:

– Он уж не студент.

– Это как?

– Да так. То ли в какую компанию попал, то ли от зависти его скрючило. Историю тут рассказал, что всякая шпана с его двора, где он родился, всякие хулиганы, которые и школу-десятилетку не окончили, сейчас приноровились миллионами ворочать. На автомобилях разъезжают и большие дела крутят.

– Ну и что?

– Как что? Вот ему и завидно стало. Вот он всякий интерес к учебе и потерял. Сказал, что всякие дипломы на ближайшее обозримое капиталистическое будущее в России никому не нужны.

– А что нужно?

Наталья ответила вяло и грустно:

– Хватка, говорит, деловая нужна. Экономические и коммерческие идеи рожать надо. Другой он становится, Ниночка. На глазах парень меняется. И мной уже брезгует, если тебе вовсе напрямую сказать. Держится еще около меня только потому, что у меня еще эти ворованные деньги остались. Чего уж там, милая моя, саму себя обманывать. Я это понимаю.

Нина поняла, что сочувствием подруге не поможешь, и сказала резко:

– Перестань рыдать, Натали! Ты же и раньше прекрасно знала, что вечно при тебе парень, который тебе, прости, в сыновья годится, не удержится. Знала ведь?

– Да, конечно, знала. Но раньше он с меня живых денег не требовал. Ну, ходил, прикармливался, постель там потом общая. Думала, что пока диплом не получит – нужная я ему буду. Так и наметила срок: институт кончит, и конец. Ан вон как поворачивается.

– Гони его в шею.

– Не так-то это просто...

– А как?

– А так, что я ему еще денег дала. На наше общее дело.

– Господи! Какое дело?

– Он рекламное агентство открывает. Все документы показал, зарегистрировался. Сказал, что скоро доход будем получать.

– Когда скоро? – еле слышно спросила Нина, чувствуя, что Наталья, а следом за ней и она погружаются в трясину чего-то ненужного, опасного и совершенно незнакомого.

– Говорит, через полгода.

– А ты при этом деле, при вашем рекламном агентстве – кто теперь получаешься?

– Черт его знает, – горько отмахнулась Наталья. – Он слова какие-то называет, что до меня и не доходит. То я у него «спонсор», то «меценат», то «инвестор».

– Любое из этих слов означает, что денег ты своих больше не уводишь. И Петю под своим боком – тоже не увидишь! – в сердцах сказала Нина.

– Может быть, и так, – промямлила Наталья, но Нина видела, что подругу не потеря денег больше всего волнует, а то, что исчезнет последняя утеха се жизни, славный мальчик Петя.

– А может случиться, что еще хуже получится, – жестоко сказала Нина, которой все же совершенно не хотелось жалеть Наталью.

– Да нет, – слабо принялась защищаться та. – Он же хороший парнишка, ты и сама говорила.

– БЫЛ хороший. А время изменилось, и он другим стал. Ах, черт побери, Наташка, я ж тебе говорила, что деньги тетки Прасковьи дьяволом меченные! Не принесут они нам никакого добра!

– Ничего, ничего, – быстро сказала Наталья и встрепенулась, взбодрилась от выпитого и от своих решений. – Ты не бойся! Я ему не позволю, как бы там дела ни развернулись, чтоб он тебе какую подлянку устроил. Он на тебя не наедет. Я его сама убью к чертям собачьим, если на то пошло!

– Ишь ты какая убийца! – засмеялась Нина.

– А что? Удушу его спящего! – хорохорилась Наталья. – Раз кончилась любовь, раз он таким стал, так мне терять нечего.

– Не пори чепухи, – раздраженно возразила Нина. – Просидишь чуть не до смерти в лагерях. И не в том дело, что жизнь там не сахар, а что ни деньги эти паршивые, ни Петенька твой такой жертвы не стоят. Но ясно одно, что с Петюшей отныне нам придется быть осторожней. Вот так-то твоя последняя любовь кончилась!

– Не с Петей, Нинок, и тебе и мне надо осторожничать. Это ты сейчас вскрыла да придумала, – тихо сказала Наталья и снова сникла, будто из нее воздух выпустили.

– Не поняла? А с кем еще?

– Петя... Про Петю ты сама разговор начала. А у тебя, как мне кажется, неприятности близкие и того похуже вскорости будут.

– Еще что такое? – выкрикнула Нина.

– Не знаю, что такое. А вот уже четыре дня, как приходит до тебя один и тот же мужчина и очень тобой интересуется. Сказал, что по телевизору тебя увидел и разыскал.

– Опять по телевизору увидели! – засмеялась Нина. – Да что ж это такое? Полминуты всего показалась на картинке, а кажется, все знакомые увидели, а я прямо какой телезвездой сразу стала! Что за мужчина?

И тут ее душу охватила шальная, безумная мысль, что это ее Игорь-Игоречек, студент и шахматист! Увидел ее у себя в Минске, и, быть может, все в нем всколыхнулось. Первых слов ответа Натальи она не услышала и переспросила:

– Сколько, ты говоришь, ему лет на вид?

– Тридцать набирается. Крутой мужик.

– Тридцать?!

– Ну, может, чуть меньше, чуть больше. Небритый такой, в кожаной куртке, кепке.

– Небритый?

– При бороде и усах. Не то чтобы из блатных, но крутой. Страшноватый он какой-то.

– Чего хотел?

– Не сказал. Сказал, что с тобой говорить желает. Каждый день ходил. И кажется мне, сторожил у подъезда. Вроде бы я его приметила. Кепку он на шляпу сменил.

– Час от часу не легче! – охнула Нина. – Ну, хоть как он сам себя называл?

– Я же сказала, что говорил, старый знакомый! Но что-то он от тебя хочет. Опасный он мужик, это я разом почуяла.

– Послушай! – вспыхнула Нина. – А может, это твой Петенька через подставника свою игру начинает? Может, этот гад от него пришел долги из меня выбивать?

– Нет. Он другого поля ягода.

– Да откуда ты знаешь?! Сама же сказала, что Петька другим человеком стал и с другими людьми якшается?

– Нет. У Петюши друзья какие бы ни были, но москвичи. А в этом что-то не московское было. И говор не тот, и ухватки. Нет, Нина, среди других своих друзей его определяй.

– Да-а, – растерянно протянула Нина, подумав. – Пожалуй, не Петька. Он ведь икону от меня ждал. Ему торопиться нет нужды. И он знал, когда я приеду. Откуда-то из других мест ветер дует. Откуда-то из прошлых дней.

– Выпей, – предложила Наталья.

– Ну уж спасибо! Я водкой давно не спасаюсь, да и тебя она ни от чего не спасет.

– Может быть. – Наталья выпила свой стакан в одиночку и закончила: – В общем, жди завтра своего гостя. Как я его поняла, он вечером придет. Приготовься как-нибудь.

– Как?! – почти крикнула Нина.

– Не знаю. Наверное, защитник тебе нужен.

– Какой защитник? В милицию идти? Так они сегодня сами себя защитить не могут. Столько убийств всяких, что им до таких, как мы с тобой, как до лампочки.

– С Василием поговори, Селивановым.

– Да лучше сдохнуть! Васька меня уже защитил на Севере! И сегодня так же защитит! Продаст за полушку!

К полуночи Наталья ушла домой, а Нина улеглась на свой диван, прислушалась к ровному, едва слышному дыханию Игорька и неожиданно для себя заплакала. Она не сразу и поняла, почему, но потом решила, что слезы текут от неизмеримого одиночества. Нет на свете у нее никакого защитника, не на кого опереться, некому даже по-настоящему пожаловаться и перед каждой бедой она остается один на один. Всю жизнь.

Она попробовала успокоить себя, что все это ей мерещится, что никакой опасности нет и все это она лишь придумала, но потом сообразила, что так ли это иль совсем иначе, но успокаивать себя нельзя. И Наталья права, к встрече с надвигающейся бедой надо подготовиться.

А где искать защиту? Она перебрала возможные варианты. Конечно, уверенный, сильный Андреев годился бы на эту роль. Но попросту смешно и наивно просить у него защиты. И совестно, и нелепо. У него своя жизнь, своя жена, своя сложная борьба, и так он уже немало для нее сделал, а что у них было личного, так это кончилось. Кончилось, и вспоминать об этом, а тем более использовать вовсе ни к чему.

Воробьев? И этот тонет, захлебывается в своих проблемах, в своей любви к убежавшей жене, в своих нес вершившихся планах.

Комаровский? Этому все до фонаря, а уж чужие беды его вовсе не трогают. Это человек – для праздника. И что она вообще вправе требовать от этих людей?

Но хоть кто-нибудь во всем мире может протянуть ей надежную и сильную руку помощи? Получилось – никто.

Через полчаса она успокоилась и пришла к выводу, что Женьке Воробьеву позвонить все-таки можно.

Едва она набрала его телефон, как трубку тут же сняли, и тот прокричал:

– Слушаю со всем вниманием!

– Женя, это я...

– Ага! – пьяно и радостно завопил Воробьев. – Ну что, бросил тебя твой тенор-соловей?! Бросил и дошло наконец до твоих куриных мозгов, что не в оперных тенорах счастье?!

– Женя, это не твоя жена, – безнадежно сказала Нина, которая уже поняла, что Воробьев снова пьян, и пьян, кажется, тяжело. – Это я, Агафонова.

– А-а, – разочарованно протянул он. – Ну, так и что ты хочешь сказать?

– Ничего, Жень. Я вернулась, и... Какие у нас новости?

– Придешь и узнаешь, – грубо ответил он. – Эй, там какие-то сигналы в трубке! Очень на звонок похожи! Это ко мне кто-то рвется! Бросай трубку, завтра поговорим.

Нина положила трубку. Конечно, к ней никто по международному телефону не рвется. А Воробьеву в каждом сигнале слышится, что ему звонит из-за границы его жена. Он ждет этого звонка и пьет. Пьет и ждет. У каждого свои заботы и беды.

Она положила трубку, но оказалось, что междугородная связь вызывает ее! Звонок прошел длинный и заливистый и Нина поначалу его даже испугалась.

– Слушаю! – крикнула она, чувствуя, что голос у нее получился писклявый и дрожит.

– Мамочка! Это я!

– Кто я?! – потерянно спросила Нина.

– Дочка твоя, Нинка! Или кто я там тебе прихожусь, может, младшей сестренкой, только как нам ребенка-то делить?

– Нинка? Маленькая? – крикнула она.

– Нинка, Нинка.

– Откуда ты звонишь?

– Из Кракова.

– Откуда?

– Да из Польши, темень! Знаешь, есть в Польше такой город Краков, или и этого не знаешь?

– Знаю, – разом разозлившись, крикнула Нина. – Знать-то знаю, но как ты там оказалась?

– А вот так! Мы здесь с братьями и сестрами пришли поклониться настоящим иконам, настоящей христианской вере!

– Какими братьями и сестрами?

– По настоящей вере, дура безбожная.

Ясно стало, что Нинка-маленькая пьяна, что ей необыкновенно весело и что она невесть как, в какой-то делегации, что ли, попала в Польшу.

– На празднике я здесь, на нашем празднике! – продолжала кричать Нинка-маленькая. – Вот мы тут на халяву до телефона дорвались, я и решила тебе позвонить.

– Зачем? – бессмысленно спросила Нина.

– А затем, чтоб сказать тебе, что у меня большая, красивая жизнь начинается! Мы отсюда в Германию двинем, во Францию, а потом на Канарские острова. Поняла? Как настоящие белые люди. Так что прощай навеки.

– Так ты вовсе не вернешься?

– Говорю же тебе, новая жизнь у меня! Шампанское пью «Брют», авокадо питаюсь. Слышала о таких продуктах?

– Подожди, – вдруг осенило Нину. – А зачем ты ко мне сюда своего посланца направила? Мужика с бородой? Отступного за Игорька просить, что ли?

– Никого я к тебе не направляла. А мужиков с бородой у меня здесь пруд пруди!

– На что ты живешь? Где работаешь?

– Ох и дура же ты все-таки несусветная! Живу как живется. Милостью Божьей живу. Аки птица небесная, не пашу, не жну, а Господь наш небесный меня кормит! Ну, прощай, Валаамова ослица! Может быть, я тебе когда еще и позвоню.

Связь оборвалась. Нина положила трубку и через минуту-другую вспомнила, что от кого-то слышала на студии, что всякие группы молодежи то ли на Украине, то ли в Белоруссии, а может в Литве, какими-то путями, шумными толпами действительно перебрались через границу на религиозные праздники в Польшу. Кажется, об этом рассказывал Комаровский, и о компаниях этих он отозвался как о своре панков или хипов, наркоманах, которые никакого отношения к верующим людям не имеют.

Нина пожалела, что не успела сказать еще раз этой вздорной и испорченной девчонке, что чтоб ни случалось в ее жизни, она всегда может приехать к ней, к Нине, и – чтоб ни случилось, без помощи она не останется, тарелка борща для нее всегда найдется. А впрочем, что ей теперь борщ, если она питается шампанским и авокадо?

Нина заснула на рассвете, горько жалея себя, Нинку-маленькую, Наталью, свою мать и сестру Валентину, всех неудачниц в жизни, которым счастье на роду не написано, как там ни крутись. От этой вселенской жалости, охватившей душу, стало не то чтоб легче, а как-то равнодушно-спокойно.

Поутру Нина отвела Игорька в детский сад, а когда вернулась, то у порога дома совершенно неожиданно обнаружила Воробьева. Был он брит и аккуратен, хотя глаза были припухшими.

– Привет, – сказала она, недоумевая. – Ты ко мне?

– К тебе, – кивнул он.

– Пойдем. Чаем напою. Опохмелки нету. Другая жаждущая вчера последнюю бутылку выпила.

– Не надо. Я нынче не в загуле. Вчера случайно сорвался.

Они молча поднялись на лифте и вошли в квартиру.

– Ты вчера звонила ночью? – спросил Воробьев.

– Звонила. Ты меня поначалу за свою жену принял.

– Я всех за нее принимаю. Так что у тебя случилось?

– Да ничего не случилось. Просто позвонила сказать, что вернулась и готова к работе.

– Да? – недоверчиво спросил он. – Мне тревога в твоем голосе почудилась. Так и заснул с таким подозрением, что у тебя что-то стряслось. Серьезное.

– А что из того, если и стряслось? – Она поставила на плиту чайник, а Воробьев уселся к кухонному столу.

– По ночам ты раньше никогда не звонила.

– Так и что?

Он посмотрел на нее задумчиво, усмехнулся и проговорил неторопливо:

– Видишь ли, один большой французский писатель, Антуан Экзюпери, как-то выразился в том смысле, что мы, то есть люди-человеки, отвечаем за тех домашних животных, которых мы приручили. Отвечаем за их судьбу и жизнь. Вот меня твоя тревога и насторожила.

– Так ты что, меня за прирученное животное, что ли, держишь? – насмешливо и без особой обиды спросила Нина.

– Да вроде того, – без всякого смущения ответил он. – Видишь ли, я так о тебе мало знаю, что ты для меня, в смысле восприятия как личности, ну, не больше чем домашняя собака. Хорошая, добрая, надежная собака. Со способностями, не очень породистая, но уж так получается.

– Спасибо, – сказала Нина. – Как я теперь понимаю, ты и жену свою за домашнюю собаку держал. Вот она от тебя и усвистала.

– Я вот что тебе скажу, – он посмотрел ей в глаза. – Ты, как я по тебе вижу, влипла в дерьмо. И если хочешь от меня помощи, то изволь мне рассказать, если не всю твою пресную, скучную и стандартную жизнь, то хотя бы те ее места, откуда сейчас ждешь удара.

– Женя, – беспомощно ответила она, – я не знаю, с какой крыши мне на голову сейчас кирпич упадет. Но знаю, что наверняка упадет.

– Ладно. Не паникуй. Проработаем ситуацию по методу классической дедукции, как нам завещал это великий Шерлок Холмс. Только учти, Нина, как только я почувствую, что ты мне хоть в мелочи врешь, тут же встану и уйду. И пусть тебе хоть гора на голову упадет, я пальцем не пошевельну.

– Женя, но ведь такого не бывает, чтоб человек говорил про всю свою жизнь, про хорошее и плохое, что было, только правду. Это же совершенно...

– Противоестественно, согласен, – подхватил он. – В таком случае будешь увиливать от ответов на мои вполне конкретные, дедуктивные вопросы, но только не ври.

– Хорошо, попробую, – слабо улыбнулась она.

– Итак, как известно из разных источников, ты куковала в местах не столь отдаленных.

– Да. Но главный обвинитель умер и перед смертью сознался, что я не виновата.

– Звучала в литературе да кино и такая красивая легенда. Ей можно верить?

– Ее можно проверить.

– Мстителей за этого страдальца-обвинителя нет?

– Какой там. Это ж все так было давно.

– Когда в лагерях сидела, ни с кем так не завраждовала, чтоб человек к тебе лютое чувство мести на всю жизнь поимел?

– Нет. Если ты сможешь это понять, то самые лютые враги в лагерях на свободе про эту вражду забывают. Нет, там ничего такого не было, кроме обычных бабьих склок.

– Ага! Только надо учесть, что бабы-то не совсем обычные. Или я не прав?

– Там всякие. Были и колоритные фигуры.

– Закончили это. Ни у кого ничего не похищала всерьез? Крупные суммы, ценности?

– Я? Лично? Нет, – решительно ответила Нина.

– Ага. Ответ прозвучал с колебаниями.

– Нет! – обидчиво сказала Нина. – Ничего такого особенно ценного, да и не ценного я лично ни у кого не похищала.

– С какой-нибудь подругой общего кавалера не делила? Женихов не отбивала?

– Своих хватало! – засмеялась Нина.

– А где твой муж? – резко спросил он.

– Какой муж?

– Отец твоего ребенка, скажем так.

– Его нет...

– Помер?

– Не знаю.

– Это уже полуправда.

– Считай, что в данном случае я увиливаю от ответа, – с трудом сказала она. – Но клянусь тебе здоровьем Игорешки, что в этом плане у меня никаких врагов нет и быть не может.

– А может, тебе это только кажется?

– Не кажется. – Она вздохнула и вдруг как-то единым духом выпалила всю историю рождения своего сына, рассказала про вчерашний ночной звонок Нинки-маленькой, несколько слов сказала и про Игоря, и все это получилось вдруг легко и без осложнений.

– Подожди, один момент не ясен. Ты что, сама по себе родить не могла?

– И не рожу никогда, – жестко ответила она.

– Оставим тему, – быстро сказал он. – Она действительно стоит в стороне от твоих возможных врагов. А может, они не явятся?

– Нет. Наталье врать незачем.

– Извини, но я не в восторге от образа твоей Натальи.

– Все равно. Она не выдаст. Это проверено.

– Хорошо, коль скоро ты не принимала активного участия в разного рода, скажем так, авантюрных делах, то, быть может, в чем-то принимала пассивное участие?

– Не понимаю, Жень.

– Ну, скажем, была свидетельницей. Ограбление банка. Или при тебе тонул человек, а ты со страху не помогла. Или случайно увидела жуткое убийство.

Нина сидела и чувствовала, как ее окатили сперва шайкой ледяной воды, а потом – кипятком. Повторила тупо:

– Убийство?

– Да.

– Да, – механически повторила она.

– Что – да? Видела, как убивают?

– Почти. В прошлом году.

Воробьев помолчал, снял с плиты закипевший чайник, насыпал в чашку растворимого кофе и сказал:

– Что замолкла? Рассказывай и это. Если, конечно, пока пострадавшему голову топором рубили, ты его за ноги не держала. Это уже не свидетельство, а соучастие, и мне придется о тебе в правоохранительные органы докладывать.

Рассказ о том, как Нина увидела в кухне ресторана труп красавца грузина Арчила, как завзалом Эдик и неизвестный ей Штопор потом этот труп пытались прятать, как Эдик подозревал ее, Нину, и говорил об этом почти прямо, не занял и десяти минут.

Воробьев засмеялся облегченно:

– Ну вот, мы и знаем, откуда ноги растут. А это уже легче.

– Чем легче, Женя?

– А тем, что знаешь и видишь опасность. И значит, уже вооружен против нее.

– А что теперь?

– А теперь одно из трех. Либо тебя будут шантажировать, либо подкупать, либо будут убивать, чтоб ты навсегда замолкла и никаких свидетельских показании никому не давала.

– Успокоил!

– Да уж по-другому не умею.

Нина посмотрела в его спокойные глаза и еле выговорила:

– Женя... Мне страшно. Может, я куда убегу?

– Можно и убежать, – согласно кивнул он. – У тебя как, есть для этого аргентинский паспорт?

– Зачем аргентинский?

– А затем, что уж если бежать, то не ближе, чем Аргентина. Боюсь, что в городе Моршанске ты не спрячешься.

– Да что ты все смеешься! Человек в такой опасности находится! Ведь это же Эдик и Штопор за мной пришли! А они убийцы настоящие! Зарезали Арчила и шли по залу кабака да так спокойно толковали, будто комара на лбу прихлопнули.

– Я смеюсь для того, чтобы ты, дубина, не рыдала от страха. Так что не рыдай. Время у нас есть. До вечера нам нужно составить план обороны, а лучше план атаки, ибо он и есть лучшая оборона. Видимо, придется привлечь к делу Комаровского. Андреева оставим в покое – у него и без тебя своих полный мешок, а еще я сейчас позвоню одному старому профессиональному убийце и проконсультируюсь.

– С убийцей?

– Разумеется, – удивленно сказал он. – В любых ситуациях я всегда стараюсь иметь дело со специалистами. А он четыре души загубил в свое время. Честно отсидел, давно уже примерный дедушка и потихоньку проедает заработанные кровью деньги. Правда, сегодня, в связи с инфляцией, он круто обеднел. Я его снимал для объединения «Экран» лет пять назад.

Он прошел в комнату, уселся к телефону и добрых минут сорок с кем-то беседовал, а Нина, чтоб меньше переживать и не обмирать от страха, к разговору не прислушивалась.

На кухню Воробьев вернулся веселым и довольным, выпил еще одну чашку кофе и сказал, что план вчерне составлен и теперь он сходит за Комаровским, чтоб отработать детали.

– А я? Мне что делать?

– В том-то и секрет, изюминка плана, что тебе его знать не надо. Ты должна быть естественной. Я – режиссер постановки. Комаровский со своими кривоумными мозгами отработает его драматургические детали. А ты – исполнитель-импровизатор. Работаешь в системе свободной охоты. Сиди и жди нас.

Он уже пошел было к дверям, но резко обернулся.

– Да! Мальчонку, Игоря, возьми из сада сейчас же и на вечер кому-нибудь отдай.

С этим он и ушел, и Нина заметила, что вся ситуация, весь риск его как-то взбодрили, словно из спячки выдернули, словно он был рад тому, что подставит свое горло под нож Эдика. А может, не свое горло, а ее – Нины.

Она сбегала в детский сад, взяла Игорька и отчего-то на сей раз решила не связываться с Натальей, а отвела к соседке Тамаре Игнатьевне. Та согласилась посидеть до полуночи с Игорьком, пока Нина будет в театре. Правда, за эту услугу пришлось выслушать грустную историю, как Тамара Игнатьевна «связала» своему сыну автомобиль и он после покупки перестал не то чтоб прибегать каждый день, а и звонит-то старухе матери едва ли раз в две недели.

– Вот такие-то они, детишки наши.

– Мой Игорек будет не такой, – сказала Нина, а соседка лишь засмеялась.

Нина вернулась к себе домой и, как ей было велено, к телефону не подходила, двери никому не открывала, хотя телефон молчал и в гости к ней пока тоже никто еще не заявлялся.

Она приготовила славный обед, на всякий случай сбегала за коньяком и когда все, что могла сделать, сделала, вдруг подумала, что ведь именно она, а никто другой – подставляет под топор двух хороших мужиков. Со всей отчетливостью она вдруг поняла, что хотя Воробьев с Комаровским и очень умные, образованные, воспитанные ребята, но все их достоинства в грядущей игре ровным счетом ничего не значат и являются скорее недостатками. Она припомнила Эдика, и что о нем невнятно и с опасливой оглядкой поговаривали в ресторане «Черный тюльпан» и наконец-то, с опозданием на два года, Нина поняла, что, собственно говоря, Эдик был настоящим бандитом, убийцей.

Ей стало по-настоящему страшно. Что могут сделать с таким уродом два интеллигентных хлюпика, тем более что Эдик наверняка таскает теперь с собой не только кинжал, которым зарезал Арчила, а что-нибудь и посерьезней.

Она ударилась в панику и рванулась к телефону, чтобы под любым предлогом остановить приход Воробьева и Комаровского. Но куда она ни звонила – ни того, ни другого не нашла.

Оба явились в ранние сумерки, спокойно-веселые, с деловыми кейсами в руках, привычно нырнули на кухню и радостно замурлыкали, увидев накрытый стол.

– Что, Нинок, – спросил Комаровский, – достает тебя прошлая жизнь?

– Да так. Как видишь.

– Рвать с прошлым надо, рвать. Мы теперь тебя на большую орбиту запускаем.

Усевшись к столу, они активно принялись за чревоугодие, весело потрепались о больших переменах, которые начинаются на телевидении, были беззаботны, а у Нины с каждой минутой все больше нарастало в душе напряжение.

– Ладно, – оборвал Воробьев веселого приятеля. – Ты, Нин, дай нам ориентировку. С кем мы дело иметь будем и какие у тебя с ним были отношения?

– Отношений у меня с ним не было, – невесело ответила она. – А он просто бандит.

– Просто бандитов не бывает, – качнул головой Комаровский. – Просто бандит – это который берет топор или ножик и поджидает свою добычу на большой дороге. Бандит более высокого класса – банки грабит. А современный русский разбойник, он ходит в смокинге, в лакированных туфлях, сам держит банковское дело, на «мерседесе» ездит и постреливает лишь изредка, да и то старается делать это чужими руками.

– Эдик, я думаю, из таких, – неуверенно сказала Нина.

– Понятно, – сказал Комаровский.

– Ребята, – осторожно сказала она, – я думаю, у него и оружие может быть. Настоящее.

– А как же иначе? – удивленно спросил Воробьев. – Бандит без оружия, это уж, прости меня, вовсе и не бандит.

– А как же вы? – спросила она.

– А мы, как мы, – загадочно улыбнулся Комаровский, вышел из кухни и включил магнитофон в большой комнате, запустил музыку, потом выключил ее, потому что заинтересовался телевизором.

– Зря я вас в свои дела втянула, – огорченно вздохнула Нина. – К тому же, может быть, это вовсе и не Эдик.

– Вот, значит, как? – посмотрел на нее Воробьев. – Значит, у тебя и еще какие-то дела в прошлом остались?

– Нет, нет! – быстро сказала она.

– Исходим из того, что у нас состоится рандеву с вооруженным гангстером! – браво сказал Комаровский. – Физическое превосходство и опыт разборок, очевидно, на его стороне, но интеллектуальное на нашей! Разрабатываем схему действий по деталям!

Разработка схемы заняла около получаса, и Нина решила уже, что никто не придет, что тревога оказалась ложной, но около восьми часов в дверях прозвучал уверенный звонок. Нина обмерла, а Комаровский сказал тихо:

– Заняли места по боевому расписанию! Нина – иди, открывай и будь естественной.

Оба они быстро прошли во вторую комнату и тут же заперли за собой замок.

На ходу глянув на себя в зеркало, Нина прошла в прихожую и открыла двери.

На пороге стоял Эдик. Тот же Эдик и далеко не тот. Если раньше у него был и на работе и вне ее вид джентльмена, то теперь от прежнего пижонства ничего не осталось. Потертая кожаная куртка, затасканные джинсы, короткая борода при усах.

– Привет, – хрипловатым, незнакомым голосом сказал он.

– Это ты?! – удивилась Нина. – А я-то голову ломала, кто это меня из старых знакомых ищет?! Входи.

Он вошел, настороженный и нервный, быстро глянул на кухню и спросил:

– У тебя гости?

– Были. На обед друзей приглашала. Что это ты меня разыскивать вздумал?

– Дойдет до разговора дело.

Он сел к столу в комнате, окинул Нину внимательным взглядом, покривил губы в усмешке.

– А ты другой стала. Совсем другой. Я тебя в телевизоре случайно увидел и сначала глазам своим не поверил, тебя ли вижу. Теперь убедился, что тебя.

– А ты тоже другой, – засмеялась Нина.

– Какой другой?

– Да вшивый какой-то, – с презрительным вызовом сказала она. – Я бы на улице тебя и не узнала.

– Это почему? – обидчиво спросил он.

– Да блатным ты каким-то выглядишь. Просто бомж какой-то. Не поверишь, что когда-то в смокинге и при бабочке ходил.

Он отвернулся и поморщился. Потом снова посмотрел на нее с нескрываемым любопытством.

– Да, изменилась и ты. Жалко, что тогда, на морях, у нас с тобой любви не получилось. Жалко, что я тебя тогда не попробовал.

– У меня с другим любовь была, – резко ответила Нина. – Тебе там места не находилось.

Эдик засмеялся презрительно.

– Игорь твой, что ли? Молокосос этот дешевенький? Так я же ему за тебя деньги заплатил. Он же в сторонку отвалил, за вполне приличные башли!

– Что это ты несешь? – обомлела Нина. – За какие деньги? Он просто испугался и убежал, вот и все!

– Если бы! – ехидно улыбнулся Эдик. – Все было нормальненко. Я ему деньги дал, за тебя отступного, он и смылся, чтоб не мешаться. Так что продал он тебя, как кусок говядины с прилавка. Только ты удрала быстренько, так что все мои затраты впустую.