Текст книги "ЛВ 2 (СИ)"
Автор книги: Елена Звездная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
– Опять влезла куда не просили? – грозно вопросил друг верный.
– Ага, – покаянно созналась я.
– Да что ж тебе неймется-то? – пророкотал леший.
– А чтоб я знала, – ответила ему.
Помолчали.
Я молчала в стакан с водой глядя, а леший молчал избушку обозревая. И так как он же блюдо серебряное принес, он и понял, что дело совсем нечисто коли от серебра вообще ничего не осталось.
– Да-а-а-а… – протянул укоризненно.
А потом вдруг возьми да и спроси:
– Весенька, а когда проснулась поутру с аспидом в обнимку, неужто не поняла, не догадалась?
И вот что тут сказать?
– Лешенька, это ж аспид! – воскликнула негодующе. – Аспид он, понимаешь? Он для меня аки зверь лесной-чудище невиданное. А я ж ведунья, лешинька, сам знаешь, ко мне и волк прийти может, и медведь, и олени, и косули и прочее зверье лесное. Ибо ведунья я – возле меня раны заживают быстрее, болезни отступают, а иной раз и кости за ночь срастаются.
– И то верно, – согласился друг сердешный.
Да призадумался от чего-то. Крепко призадумался. Затрещала кора древесная, что ему кожу заменяла, заскрипели суставы.
– Лешинька, ты чего?– спросила встревожено.
– Ничего, – отозвался задумчиво. – Говоришь, аспид себя как зверь повел, от того и не заподозрила ничего? Есть что-то в этом, маг-то себе подобного не позволял, может и не прав я.
– Не прав в чем? – не поняла я ничего.
Да ответить леший не успел – в дверь аспид вошел и спросил:
– Ведунью вторую уничтожать?
Лешинька встретил его взглядом недобрым.
– Прости за слова, быть может, обидные, главнокомандующий, да токмо ты в этом деле все равно не сдюжишь, – серьезно ответил ему леший. – Не так уж просто убить ведунью лесную, особливо мертвую.
И на меня поглядел, ожидая, что подтвержу его слова, да только… после всего, что тут в избушке случилось, я была вынуждена тихо сообщить лешему:
– Лешинька, он сможет…
Просто я видела, что творит аспид с алхимией, так что уже точно знала – сможет. Вот со мной совладает едва ли – у меня все же есть леший, чащи и сила ведьмовская, а с мертвой ведуньей расправится, и еще как.
И аспид сам это тоже знал. Потому и спрашивал, можно али как?
– Нет, – ответила, поднимаясь. – Это лес Заповедный, аспидуш… аспид, – опосля всего перестала я воспринимать господина Аедана как кого-то близкого, – здесь кому могут – тем помогают.
И я поднялась, к шкафу направилась, собираясь переодеться, да… остановилась, к аспиду повернулась и попросила вежливо:
– Дверь закрой…те, пожалуйста.
Господин Аедан плечами пожал и дверь закрыл, оставшись стоять в избе моей.
– Эм… – раньше и не подумала бы стесняться, да то раньше, а теперь уж все иначе. – С другой стороны дверь закройте, будьте любезны.
Ничего не сказал аспид, лишь на лешего выразительно посмотрел. Лешинька усмехнулся, да и исчез. Только после этого вышел аспид, и да – дверь закрыл, аккуратно, но плотно.
Леший тут же материализовался там, где сидел. Головой покачал неодобрительно и протянул задумчиво:
– Да, дела.
Дела были те еще, ни в сказке сказать, ни у костра вечером расписать. Постояла я, в растерянности, да неловкости, сложно было мне. Как вот объяснить аспиду, что он мне как волк, али как медведь? И вампиры, волкодлаки, моровики и прочая нечисть – примерно так же, разве что при вампирах да волкодлаках приличия соблюдать надобно неукоснительно, и не от того, что на телеса мои кто позариться, а потому как иначе оскорбительно то для них будет. И вдруг такая вот ситуация…
– Лешинька, а путь мне к баньке открой, окажи любезность, – попросила жалобно, снимая плащ свой.
Друг верный просьбу исполнил. У него над деревом особая власть, ему из избы мой путь куда угодно открыть было не трудно, а вот мне выходить из избы было надобно, а сейчас… не решилась я.
Леший просьбу исполнил мгновенно, а в баньке и вовсе помог – водой поливал, пока стучащая от холода зубами ведьма, вымывала из волос все еловые иголки, да веточки и листочки, что после ночевки в лесу завсегда в волосах найдутся. А потом уже я про мыло от русалок вспомнила, с ними все вымылось запросто.
В избушке с мокрыми волосами и сползающим полотенцем моталась вещи собирала – на стирку русалкам. Можно было и магией, но русалки лучше стирали, да и магию сейчас поберечь следовало. Потом переоделась в предпоследнюю чистую сорочку, платье натянула чародейское, сегодня темно-зеленое, туфли черные, прежние взяла, я в лесу, не до моды. С грустью расчесала волосы, с которых чернота сходить то уже начала потихоньку, вздохнула тяжело.
– Точно с ведуньей надумала? – леший от меня не отходил, видать тоже аспида остерегаться начал, али за честь мою девичью решил попереживать.
Все ж событие-то какое – на честь эту ценители нашлись, я уж и позабыла что такое случается.
– Точно, – я вновь посмотрела на себя в зеркало и подумала, что опять мне жгучей брюнеткой ходить.
– Может отложишь? – лешинька не рад был моему решению.
– Отложу, конечно, – вздохнула я. – Тут по ночи бой опять, от того силы придется беречь. Да только для начала, душу, что в теле заперли, излечить нужно.
Верный друг призадумался, и тихо спросил:
– А сумеешь?
– Трансформация души больших затрат не потребует, – ответила я, вновь проводя гребнем по волосам.
Остановилась, помолчала, глядя в зеркало на себя, такую чужую и непривычную в этом платье чародейском, и тихо добавила:
– Особенно если эту душу подарили лесу.
Леший тяжело поднялся со скрипнувшего стула, ближе подошел, на меня бледную взглянул да и спросил:
– Как это?
А как…
– Ее имя – Дарима. Дарима, то есть – лесу она была от рождения подарена. И лес этот дар принял. Вот почему жизнь в ней бьется до сих пор, несмотря ни на что.
И я посмотрела на отражение лешего, что стоял за мной. И вот и он и я понимаем преотлично – нельзя жизнью детей распоряжаться так, словно не родитель ты, а господин, и волею твоей ребенок должен жить, но иные этого не понимают отчего-то. Савран, уж насколько человек вроде неплохой, а и тот Луняшу готов был отдать лесу. И хорошо мне предложил, а если бы Силе Лесной? Силушка согласилась бы, без слов и вопросов согласилась бы, и тогда была бы жизнь Луняши навеки к лесу прикована. Разве ж можно так?
Когда я вышла из избушки, на клюку опираясь, аспид странно на мои волосы посмотрел. А волосы как волосы, распущенные только, чего на них глядеть?
Вторым, кто поглядел странно, был Савран – достойный купец не в Нармин опосля разговора отправился, время бы потерял, а так в Весянки успел и русалки с кикиморами теперь разгружали телегу.
Вампиры, волкодлаки и моровики сидели в сумраке леса, да и тоже на меня глядели. И вот отдохнуть бы им, а нет – ждут. Интересно же всем, что ж я буду делать с ведуньей мертвой, что в октагоне бесновалась.
Но никакого представления я для них не устроила.
Прошла тишком к границе защитного восьмиугольника, присела, на клюку опираясь, ладонь к земле приложила и, вскинув голову, посмотрела прямо в мертвые глаза ведуньи.
Миг, и от ладони моей разрядом молнии по земле помчалась к ведунье изумрудно-зеленая сила Леса. Контур октагона был смят, оплавился горный хрусталь, пошатнулась мертвая ведунья…
Пошатнулась, да и опала черным пеплом.
Вот она была – а вот ее и нет.
Но я продолжаю держать ладонь на земле, и по проторенному силой Леса пути, течет уже моя, иная, ведьмовская магия. Она течет споро, да впитывается в черном пепле уничтоженной ведуньи.
Секунда, вторая, третья…
И среди черного пепла пробивается зеленый росток, рвется к свету, раскрывается изумрудными листочками…
Когда я поднялась и направилась к ростку, вокруг меня царила тишина. Молчали вампиры, волкодлаки, моровики, русалки, кикиморы, Савран и даже аспид. Все стояли в оцепенении, сопровождая взглядом каждый мой шаг.
А я чего? Я подошла, подхватила росток с горстью земли, да и пошла сажать его, болезного.
И тут позади раздалось нервное:
– А… а госпожа лесная ведунья так с каждым может? – спрашивал неожиданно Савран.
– А черт ее знает, – нервно ответил ему Гыркула, который обычно вообще с людьми не разговаривает, – но впечатляет.
И затем еще кто-то из русалок вдруг сказал тихохонько:
– А волосы то теперь совсем черные.
– Чернее ночи, – поддакнула ей одна из кикимор.
Я остановилась, развернулась и сообщила очевидное:
– Вообще-то я еще здесь и все слышу!
– И че? – меланхолично вопросил кот Ученый, проявившись у дерева.
А действительно…
Внимательно посмотрела на кота… кот понятливо исчез. Глянула на русалок – те принялись за работу с удвоенной скоростью. На кикимор… кикиморы на меня смотрели как-то… необычно.
– Дааа, – протянула одна из них, поправляя мухомор в волосах зеленых, – видать аспид как мужик того…
И все посмотрели на аспида. Даже я. Аспид не сплоховал и не смутился, все оказалось хуже – аспид оскалился в широкой и очень плотоядной улыбке, особенно ярко выделявшейся на фоне матового угольно-черного лица. И все как-то сразу решили, что пора бы и за работу, а не стоять тут, рот разинув.
И даже я была в числе решивших быстренько самоустраниться подальше от аспида.
С ростком в руке, сжимая клюку я быстро, хоть и гордо, отправилась к заводи.
***
И вот я иду, уверенная в том, что иду одна, тропу заповедную открыла, на нее вступила спокойственно, по ней, родимой, пошла да и вздрогнула, едва позади раздалось тихое:
– Не стоит этого делать.
Остановилась, повернулась, потрясенно на аспида воззрилась. Тот стоял на тропе заповедной, незнамо как на нее вступив, терялся даже в ярком свете дня, словно поглощал солнечный свет полностью, да на меня глядел взглядом пристальным, немигающим, змеиным.
Аспид подошел неторопливо, руки на груди сложены, взгляд напряженный, да нет-нет и поглядывает чудище неизведанное на росток, что в коме землицы черной, тянул листки не к солнцу – в сумраке земли спрятаться пытался. А это значит, я время теряю, а время дорого.
– Присмотрись к ростку, ведунья, ничего странного не замечаешь? – холодно спросил аспид.
– Замечаю, – я вот в этом вопросе про странность была с ним полностью согласна. – Тебя замечаю! На тропу мою встал, а я и не почувствовала… Странно это.
И развернувшись, путь продолжил.
Аспид, тоже продолжил вести себя странно, и зашагал рядом, под мой шаг пытаясь подстроиться.
А потом возьми да и спроси:
– Почему твои волосы опять потемнели, Веся?
– Госпожа лесная ведунья, – официально поправила я его.
Промолчал зверь легендарный, чудище огненное. Ну да ничего, потом перевоспитаю, и не таких перевоспитывала.
– То как уничтожила ведунью-умертвие… впечатлило, – произнес аспид.
– Это не я, это лес, – отмахнулась беззаботно.
Некоторое время шли молча, затем Аедан вновь разговор завел:
– Значит, на территории своего леса ведунья практически неуязвима?
– Ага, – отозвалась, поворачивая влево, чтобы выйти к воде.
Хм, – задумчиво хмыкнул аспид. – Почему же тогда погибло столько лесных ведуний?
Пожав плечами, молвила:
– По глупости.
И тут аспид возьми да и спроси удивленно:
– А ты как выжила?
Я и остановилась. Затем развернулась резко, на гада поглядела да и вопросила гласом негодующим:
– Это ты меня сейчас глупой назвал?
Пожал аспид плечами могучими, да и ответил спокойственно:
– А я в чем-то не прав?
И главное издевательский был вопрос! Вконец издевательский! И ответить у меня было желание, непреодолимое почти, да только… у меня на руке росток был дерева живого, живого но уже скверной пораженного, а аспид, он…
– Может я и глупая, но понять, что ты время тянешь – ума много не требуется! – выпалила гневно.
Ударила клюкой оземь, путь сокращая, и поспешила к заводи.
А сама нутром чуяла – аспид позади идет. Легко, неслышно, и даже почти неспешно. Видать ждал, что я с крутого берега вниз к заводи спускаться начну, да только ждал зря.
«Леся» – позвала мысленно.
И от обрыва потянулась сплетаясь мостом лоза-лиана, до одного из островков в заводи и потянулась. И ступая по мосту плетенному, я дошла до островка, на него сошла, клюку отложила, земли пропитанной водой коснулась, та, повинуясь, сдвинулась, образуя ямку, вот в нее я растеньице задрожавшее и уместила. А после поднялась и отошла, безмолвно наблюдая за тем, как потянулась живая вода к ростку чернотой покрывающемуся, как скверна с него сходит голубым сиянием, как наливается жизнью крохотное деревце, как замирает, в свете дневном, больше солнца не пугаясь.
Сзади неслышно подошел аспид.
– Вот оно как, – произнес задумчиво. – Я уж думал ты тут собираешься колдовской обряд проводить. Волосы вот распустила…
– Я уже провела! – ответила, вздохнув раздраженно.
Присутствие аспида напрягать стало, да сильно. Стоит рядом, вот не смотрю на него, а чувствую – и то, что разделяет нас всего шаг, не больше, и то, что смотрит на меня Аедан, взгляда не отводит. И взгляд тот… Неприятственный!
– Что дальше будет? – спросил вдруг. И уточнил даже: – С ростком этим. С ведьмою?
– А мне почем знать? – вопросила гневно. И добавила: – Я ж глупая!
И смерив аспида ледяным взглядом, направилась по мостку обратно к берегу. И главное дошла бы, спокойно дошла, да только тут позади раздалось:
– То есть ты просто обратила ведунью в дерево?!
Чуть не зарычала в ответ.
Развернулась – аспид за мной шел, так что вообще рядом был. Посмотрела гневно в глаза его змеиные, да и поправила:
– Я трансформировала душу в яблоню.
Глаза апида слегка подались в форму округлую, но лишь слегка, и спросила сволочь окаянная огненная:
– В яблоню? Ты трансформировала ведунью в яблоню и это называется «спасла»?!
Я лишь руками развела, одной свободной уже, да надо бы помыть, второй с клюкой, и вот хотелось мне сказать, многое хотелось – но мы посередь моста, а это не самое лучшее место для разговоров.
– Веся, – вдруг прошипел аспид, – пожалуйста, дай слово ведьминское, что НИКОГДА не будешь меня спасать.
Да запросто!
Плюнула ему под ноги и сказала:
– Держи!
Плевка то не было, я ведьма воспитанная, но аспид все равно сопроводил взглядом фантомный плевок, коей упал возле черных сапог чудища, опосля на меня глянул настороженно и вопросил:
– Это было слово?
– Это я сплюнула с досады! – нервы определенно начали сдавать.
– Бывает, – с такой невозмутимостью произнес гад, что сразу стало ясно – под этой невозмутимостью подразумевается весьма паршивое мнение обо мне и моих умственных способностях. – А теперь будь любезна, слово дай, что никогда не будешь меня спасать.
Чуть клюкой не стукнула. А рука то зачесалась, да так что удержалась вообще с трудом. Да только нельзя было аспида клюкой по башке лупить, он мне, во-первых, с ведьмами помог, а во-вторых, ему еще войну воевать. От того вздохнула спокойственно, и не менее спокойственно-то пояснила.
– Я не могла спасти ее иначе. Никак. Мертвых не воскресить. Но ее душу, ее суть, ее сознание – я спасти в силах. И это не просто яблоня, господин Аедан, это ЖИВАЯ яблоня!
А на крик то все равно сорвалась в итоге, и стукнуть его хотелось все сильнее, но… тут дело такое – Леся меня и мои желания хорошо чувствует, а потому, пользуясь тем, что и я и аспид диалогом разъяснительным поглощены, выросла девой голозадой, нарастила себе дубину пудовую, да и…
– Леся, прекрати! – потребовала я.
Оскорбилась Заповедная, фыркнула показательно, да и снова вернулась в ивовый мосток, но дубину никуда не убрала – наготове держала.
Видать уверена была, что сдадут нервы мои, не выдержат нагрузки таковой существенной. Но нервы у меня были крепкие, это я точно знала. А потому вскинув подбородок, с вызовом поглядела на аспида.
– Не вижу разницы между живой яблоней и обычной живой яблоней, – задумчиво признался тот.
Елки зеленые, я все же глянула оценивающе на клюку, собственно оценивая ее на пригодность для одного-единственного, но весьма травматического удара по черной аспидовой голове. Однако – война и тот факт, что аспид являлся гостем моим, были не в мою пользу.
Вздохнула, и терпеливо объяснила:
– Живая яблоня даст особый урожай. Яблоки те переправлю в деревню ближайшую, крестьянка али купчиха, тут уж кого себе в матери изберет Дарима, съест яблоко и спустя срок положенный народится на свет дитятко.
Глаза аспидовы как-то очень странно на меня поглядели, но попыток округлиться не больше не предпринимали, а опосля гад все же уверенно произнес:
– Поклянись, что спасать никогда не будешь. Вообще никогда. Ни при каких условиях.
Как удержалась опосля такого – даже и не ведаю.
Но удержалась.
Постояла, дыша глубоко, размеренно, затем на аспида посмотрела и вопросила недобрым голосом:
– Что-нибудь еще, господин Аедан?
– Да, – кивнул аспид, – ты слово не дала.
Я… сдержалась.
Сволочь же чешуйчатая, руки на груди могучей сложил, и продолжил задумчиво:
– Одного не могу понять, хозяйка лесная, как ты вообще собиралась воевать-то пятью ведуньями?
Скрипнув зубами, скупо ответила:
– Молча.
– Это-то понятно, – аспид упорно не замечал моего гнева, – умертвия в качестве собеседников в принципе едва ли выступать способны. Но так, в общем, план то какой-то был, али на «авось повезет» рассчитывала?
Теперь зубами не скрипела – заскрежетала!
Позади аспида мгновенно материализовалась Леся, пылая энтузиазмом врезать ему по башке чешуйчатой со всей дури, но я прошипела:
– Не сейчас.
Усмехнулся аспид, и подметил саркастично:
– То есть вариант атаки дубиной остается в резерве.
А я все равно сдержалась. Из вредности и повышенного упрямства. Постояла, подышала и спокойно объяснила ироду:
– Ни о какой молниеносной войне речи не шло в моих планах. Я собиралась поступить проще, но рассудительнее.
Аспид изогнул бровь смоляную, почти на лице то и не различимую, предлагая поделиться моим планом военным, раз уж он соизволил выслушать. Да только нечем тут делиться, тактика простая.
– Сила леса, – произнесла я, повернув голову и глядя на воду.
Вид на воду, говорят, успокаивает.
– «Сила леса» что? – потребовал разъяснения аспид.
И я поняла, что врут – никакая вода рядом с аспидом вообще никак не успокаивает. Но сдержалась и на этот раз.
– Сила леса, – повторила, сжимая клюку и ладонь свободную в кулак нервозный. – Мы бы захватили болота, там посадили деревья леса моего, а опосля продержаться моему войску требовалось бы два месяца, покуда лес не укоренится, и вот после этого, – я резко повернула голову и с вызовом взглянула в глаза аспида, – всю нежить Гиблого яра я уничтожила бы одним ударом.
Аспид молчал.
– Вот такой план, – произнесла, ожидая слов хоть каких-то.
Но аспид молчал.
Я стою жду.
Аспид молчит.
Я жду.
Аспид молчит, я жду, Леся бесшумно выбирается из моста и азартно замахивается дубиной стоеросовой…
– Не сейчас! – гаркнул на нее аспид.
И чаща моя оторопела. Я тоже слегка. Дубина сдулась. Где-то в лесу соловей запел.
А аспид вдруг сказал:
– Ты очень красивая, когда так вдохновенно рассказываешь.
Я чуть клюку не обронила!
А Леся дубину не просто «чуть не обронила», она мгновенно оживилась, дубину зашвырнула куда-то в сторону Гиблого яра, выросла за правым плечом аспида – оглядела его оценивающе, опосля за левым плечом выросла – тоже оглядела, разворот плеч обозначила, и как давай на меня глядеть выразительно! И так намекающее! И вдохновлено! И с энтузиазмом!
И тут аспид возьми да и скажи:
– К твоему сведению, чаща Заповедная, лично я на все согласен. Уже давно.
И на меня посмотрел тоже выразительно. Но не так как чаща, та сияла энтузиазмом, а по-другому – нагловато-мрачно, мол и никуда ты теперь не денешься.
А вот это уже зря!
– Послушай, аспидушка, ты кракенов видел? – вопросила раздраженно.
– Допустим, – ответил аспид, не сводя взгляда пристального с меня.
Гнев вскипел моментом, гневно и ответила:
– А вот теперь допусти, что ты с кракеном страстно лобызаешься!
Аспид молча изогнул бровь, а за его спиной снова выросла Леся, на меня посмотрела укоризненно, головой покачала недовольственно и… и начала мне на картинках из листьев и веточек сплетаемых, демонстрировать где, как и в чем конкретно я не права, а так же, что…
– Кракены – яйцекладущие, – менторским тоном добил аспид.
Ну это стало последней каплей.
Сжав клюку, я сделала шаг к гаду, и прошипела получше любой змеи:
– Что ж, аспидушка, вот и поняла я, от чего племя ваше повымерло-то. От незнания! Видишь ли, друг мой, змеи тоже яйцекладущие! И от того, аспидушка, мой тебе совет, добрый да дружеский, ты на меня не взирай, ты к кракенихам присмотрись!
И резко развернувшись, как не свалилась ума не приложу, я гордо направилась вниз по мосту, и даже вполне себе отлично шла, когда услыхала позади:
– Аспиды – живородящие. И, к слову, некоторые виды удавов так же относятся к живородящим. Леся, я полагаю, твоей хозяйке не помешает пространная лекция на данную тему. Образование у нее хромает, да ты и сама знаешь – в избе целая гора книг нечитанных валяется, вот и озаботься, чаща Заповедная.
Когда я обернулась, пылая гневом – аспид лишь галантно склонил голову и исчез, в призванной алхимической пентаграмме.
А вот я замерла.
И не от гнева обоснованного. Не от ярости, что требовала возмездия.
От воспоминания.
Я вдруг поняла, что я его уже видела. Именно его, аспида. Когда-то давно, в той, прошлой жизни. Эта поза, поворот головы, менторский тон… черный костюм и шляпа, тоже черная. Я его уже видела. И тогда он не был аспидом!
А кем был?!
– Изыди! – прошипела я раз в двадцатый, наверное.
Чаща мигом исчезла, один токмо листочек и виднелся из-под закрытой двери, но этот листочек был настороже, да не просто на стороже – выжидал он.
– Изыди, я сказала!
Листочек нехотя убрался, скользнув в щель под дверью.
Аспид фактически сказал Лесе «фас» и вот теперь чаща радостно взялась выполнять команду. И, главное, вообще слушаться перестала. Бесит.
Посидела за столом, глубоко дыша, подержала пальцы у висков, стараясь в себя прийти да успокоиться, опосля на блюдце серебряное поглядела, яблоко по нему пустила и произнесла имя ненавистное:
– Тиромир.
Несколько секунд туманилось пространственное окно, затем мигнуло серебром и взглянули на меня глаза голубые, черным углем подведенные.
Тиромир… Широки его плечи, подбородок квадратный героический, взгляд прямой, да в глазах ненависть.
– Валкирин!
Произнес, что сплюнул, утереться захотелось.
Но лишь выше подбородок вскинула – прошли те времена, когда этот маг мог сделать мне больно. Больше не может. И уже никогда не сможет.
– Ты позвала, – между тем продолжил Тиромир с издевкою. – Неужто понадобился, Валкирин? Сейчас. Спустя столько лет. Спустя столько обманов!
Я лишь улыбнулась. Что сказать? Чем ответить?
Он верил, что это я бросила его, сбежала перед свадьбой с другом его лучшим, что я предала, а Кевина убила и тем в силу вошла. Вот та правда, которую ведал он. Один нюанс в его правде был – это я забрала снятый им обручальный браслет. А потому да, все выглядело именно так: я сбежала перед нашей свадьбой со своим полюбовником, я предала его, я его бросила.
– Смысла нет прошлое ворошить, – спокойно сказала.– Вопрос у меня к тебе, маг Тиромир.
Да и замолчала. Тиромир был мне врагом. Исконным, ярым, яростным, а потому слова подбирала я осторожно, и информацию следовало под контролем держать, чтобы ничем лишним не обмолвится.
– Так значит, – Тиромир усмехнулся издевательски и одной этой усмешкой так мать свою напомнил. – Валкирин, ты меня дураком набитым перед всей столицей, перед всем миром выставила! Ты друга моего ближайшего, мне дорогого – сгубила. Ты…
Договорить я не дала, перебила спокойственным:
– Тиромир, а помнишь, гуляли мы с тобой и Кевином как-то близ театра?
Маг умолк, с ненавистью взирая на меня.
– Мм, – протянула задумчиво, – мне тогда лет сколько было? Шестнадцать-семнадцать? Не помню точно. Одно вот только в памяти вдруг возникло – возвращались мы с премьеры той примы театра, коей до того усы на всех афишах малевали. Шумно было, многолюдно, фонари ярко горели, экипажи подъезжали, и был там мужчина. Имени не знаю, лица не помню. Мы карету твою ждали, а этот мужчина помог своей даме, актрисе той, сесть в экипаж, на нас поглядел да сказал сурово, что экзамены у вас впереди и следовало бы учебой заняться, а не художествами. Кто это был?
Тиромир хотел было ответить издевкою, но вдруг осекся, замер. Призадумался. А затем неверяще произнес:
– Я не помню.
Помолчал, да и добавил:
– Я лица его не помню. Слова – да, карету дорогую, спутницей его точно была примадонна театра, такую не забудешь, с цветами… точно – розами алыми да в красном платье, ее припомнил отчетливо. А мужчину… нет.
И на меня поглядел вопросительно, даже ненависть схлынула.
Оно и понятно – он маг, память у него отменная, магам-то память тренируют сызмальства, и вот то, что он и вдруг лица не припомнил, это уже интересно до крайности.
Неужто аспиды не вымерли, а живут себе преспокойственно среди людей, скрываясь крайне умело? Настолько умело, что боевой маг, гордость школы, и тот лица его не упомнит, а значит – не видел!
– Валкирин… – вдруг позвал меня Тиромир.
Враждебно на него взгляд подняла. А потому что недруг он мне, и я это теперь знаю. А он… он знал другое.
– Почему ты меня бросила? – и в голубых глазах бесчувственного мага, вдруг показалась боль.
Не поверила бы, никогда не поверила бы, но я ведьма, я такие вещи вижу. А вот отвечать… Отвечать мне не хотелось, и рассказывать, и доказывать. Отболело.
И потому сказала я лишь одно:
– А почему ты браслет обручальный снял, Тиромир?
И побледнел маг. Как полотно белый стал. Да взгляда моего не выдержал, глаза опустил, и лицо будто окаменело, только на скулах желваки ходуном ходят.
Ну вот и все. И объяснять ничего не нужно.
Потянулась я за яблочком наливным, связь разорвать, да только вдруг вскинулся Тиромир, и торопливо, словно жизнь свою пытался возвернуть, выпалил:
– Ты бы выжила, Веся! А я стал бы магистром, и сумел бы защитить нас обоих! Я ради нас на это пошел! У тебя же нестабильный дар был! Что ты могла, Веся? А ничего! Прирожденная ведьма с нестабильным даром! Два всплеска силы за всю жизнь! Последняя по успеваемости в школе! Без перспектив и потенциала! Но мне было плевать на это, Веся, мне всегда было плевать, мне ты нужна была. Такая как есть! Только ты! А ты… Ты выбрала другого! И ради чего? Оглядись – ты живешь в прогнившей избенке посреди леса! Вокруг тебя одни нелюди! И это твоя идеальная жизнь? Ты всегда любила столицу, гулять по улочкам старого города, прорваться с боем на премьеру в театре, наслаждаться запахом кофе из кофейни на углу, ты… Ради чего?
Помолчав, я спокойно взглянула в его глаза и ответила:
– Говоришь, я бы выжила? Тиромир, ты снял обручальный браслет. Ты. Его. Снял. Мы ведь оба знаем, что это было мерой предосторожности на случай, если на алтаре я все же не выживу.
И маг опустил взгляд.
Я улыбнулась с горечью, потянулась за яблоком и прервала связь.
Несколько секунд сидела, глядя вперед и не видя ничего… но больно уже не было. Отболело. Ушло вместе с последним вздохом Кевина. Все ушло. Осталась я, только я и ответственность за лес, ставший мне домом.
И тут яркой вспышкой вдруг вспомнилось:
«Да как же ты вообще в этом жестоком мире появилась такая?!»
Мы так часто не ценим то хорошее, что происходит в нашей жизни и понимаем, что потеряли – лишь потеряв… Вот так и я. Был у меня охранябушка, а теперь нет его, потеряла. Ведь могла спасти. Остановить могла. Задержать в своей жизни хоть на денек-другой, и все ведь тогда было бы по-другому. Не погибли бы волки, не полезла бы я в Гиблый яр так вот, по глупости, но с другой стороны Ярина погибла бы, а я об том и не узнала бы никогда.
Вот так, стоит оглянуться на всю свою жизнь, и не знаешь, что лучше-то.
И вдруг яблочко наливное, что держала в руке, из пальцев выскользнуло, само по блюдцу серебряному закрутилось, затуманилось серебро и взглянули на меня глаза синие-синющие, как летнее небо перед грозой.
– Ну здравствуй, Веся, – произнес архимаг Агнехран, собирая волосы в привычный низкий хвост.
Я удивленно моргнула, да на яблочко наливное предательское поглядела.
– Как ты? – продолжил маг, размяв шею и поправив воротник рубашки.
Как я?.. Эм…
– Дддда хорошо все, – голос дрогнул от растерянности.
– Как домовой, леший, водяной чтоб его? – продолжил светскую беседу Агнехран.
Я сидела оторопевшая, и от неожиданности даже отчиталась по всем пунктам:
– Эм… Домовой поганки сушит, потом будет на шишки хмеля у лесовиков менять. Леший трудится рук не покладая. Водяной чтоб его пока никак его, вечером токмо свидимся, да и ночь коротать тоже вместе придется. А… Вы как? И как маг тот молодой… Димитру, кажется?
– Данир, – с улыбкой теплою поправил архимаг. И добавил тут же: – Мне приятно, что ты имя его не запомнила, значит не по нраву пришелся, тем лучше.
– Для кого лучше? – смысл разговора ускользал ужом вертким.
– Для меня, – Агнехран улыбнулся широко и провокационно.
Но прежде чем все осознала, мгновенно улыбаться перестал, да серьезно продолжил:
– Девять лешаков на данный момент схвачены. Ведьмака захватили так же. Слабоват оказался, я полагал, ведьмаки способны на большее. Ингеборг и его сын Тиромир в данный момент в розыске. Но, нам удалось засечь ваш разговор. О чем беседовали?
Последний вопрос был задан вполне мирно, вот только не смотря на спокойный тон и лицо приветливо, слышалось в том вопросе угрожающее звериное рычание, да и оскал у лорда Агнехрана чудилось что звериный.
Но мелочь одна имелась.
– Вот вам и сила ведьмака недооцененная, – улыбнулась грустно.
Агнехран бровь изогнул вопросительно. А я… Я на него смотрела и другого в нем видела. У магов кожа завсегда чуть темнее, от того что первый щит они на себя мазью наносят, а та мазь часть лучей солнечных поглощает, вот и выходит, что лицо темнее кажется. Вторая ступень защиты – подведенные черным углем глаза. Уголь тот не простой, две функции выполняет, первая защитная, а вторая – внимание врагов к глазам приковывает, от того проще завладеть волей противников, проще внушить желаемое. Маги опасны. Очень опасны. Настолько, что забывать об этом не следует. Никогда не следует.
А еще – маги нам, нечисти, прямые враги. И потому я сидела и думала – говорить, али не стоит? Ведь если сказать – ведьмаку уже не выбраться и тогда у магов будет преимущество. А не скажу… преимущество появится у Тиромира с Ингеборгом. И выбор мой должен бы был быть очевидным, все же ведьмак мне ближе, чем маги, но Агнехран был без слоя защиты, от того казался ближе и роднее, а еще вчера по ночи маги лешаков остановили. Остановили защищая нас, магам то лешаки и даром не сдались, а вот нам беду могли принести не малую.
И вздохнув, я сообщила нехотя:
– Если вы Тиромира не можете засечь, в то время как о разговоре нашем проведали, значит, конечную точку соединения прикрывает ведьмак.
