Текст книги "ЛВ 2 (СИ)"

Автор книги: Елена Звездная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Водя к берегу подплыл, и слушал внимательно, каждое слово ловя с жадностью и повышенным вниманием.

– Ну так силы те в праведном бою получены, – продолжила я, мечась взад-вперед по кромке заводи и брызги воды расплескивая нервно. – И то, что со мной чуть не сотворили, я сочла измышлением Славастены да Ингеборга, что силу мою хотели Тиромиру отдать, а выходит…

Остановилась я, на Водю поглядела растерянно, и прошептала:

– А выходит то не Славастены был замысел… То обряд был, уже существующий… И не первая я ведьма прирожденная, чью силу выпить замыслили… Я не первая, Водя!!!

И ноги ослабели. Прошла по берегу, чтоб платье не замочить, села на дерево поваленное весенним паводком, да и… не было у меня слов больше. Не было… а все равно из души рвались:

– Ведьмы же не такие, Водя… Не такие… Я в это верила, Водя, я верила…

Водяной на берег выбрался, хвост свой в шаровары переколдовав – мои чувства берег, подошел, рядом сел, и сказал:

– А ты всех по себе меряешь, Веся, а не все такие, понимаешь?

– Но ведьмы-то – все… – так больно мне было. – Я ж как за Славастену узнала, мне тогда легче на душе стало, что не ведьма она. И вера во мне, вера в ведьм, понимаешь?

Водя промолчал.

А я не могла.

– Ведь каждому нужно хоть во что-то верить… каждому. И я верила, а выходит…

Вздохнул Водя, по плечу успокоительно похлопал, да и сказал:

– А я тебе байку расскажу веселую, обхохочешься сходу. Хочешь?

С сомнением скептическим на водяного я посмотрела, уж хотела спросить, не объелся ль он чего, да только не обращая на мой взгляд внимания, Водя вдохновенно начал:

– Собрались как-то рыбак, пахарь, да пастух. И пошел меж ними такой разговор. «Я, – говорит рыбак, – тут озеро сотворю. Рыбы будет видимо-невидимо, деревне польза, мне заработок». «Нет, – отвечает ему пахарь, – я тут землю распашу, посею рожь-пшеницу и будет деревне хлеб, а мне заработок». «О чем речь?! – возмутился пастух. – Я здесь скот выпасать стану. Будет деревне нашей и мясо, и шкуры и молоко с сыром, а мне заработок». И вот спорили они спорили, Веська, до драки дошло, а между тем сорняки землю ту заняли, леса проросли, а деревеньку голод сгубил.

– Водь, ты вот сейчас об чем? – спросила с сильным подозрением, что реально может отравился чем.

А водяной на меня серьезно поглядел, да такой ответ дал:

– О земле, Веся. О земле. О ресурсах, которые делить никто не хочет. И о магии, которую земля дает. Как плодородная почва, Весь, с которой если урожай снимать бездумно да жадно – пустыня станет.

И опустив руку в воду, водяной призвал книгу, достал ее, сдул капли воды, раскрыл и продолжил:

– Ты мне про историю магии рассказывала. Изучил я вопрос, и знаешь что?

– Что? – спросила шепотом.

Глянул на меня голубыми глазами насмешливо, да и сказал:

– Рыбаки – это алхимики. Пахари – чародеи. А маги – пастухи. И пока они спорили меж собой, проросли леса Заповедные, да появились ведьмы природные – сорняки считай. Сорняки мы с тобой, Веська, как есть сорняки – везде прорастем, если нужно завсегда выживем. Да не об нас речь – в войне рыбака, пахаря и пастуха, пастухов победа полная. И вот поле занято, стада там от горизонта до горизонта, и растет то стадо, а травы уж стало не хватать… Куда стаду идти, Веся?

– В лес… – едва вымолвила.

– Правильно говоришь, – похвалил водяной насмешливо. – Беда не в ведьмах, Веся, беда в магах. Вот ты сама саженцы по лесу рассаживаешь, ты скажи – выбираешь, каковы будут расти лучше да плодоносить больше?

Молча кивнула.

– Так и маги, – Водя усмехнулся, да усмешка была невеселая, – им сила нужна, а в простой ведьме сил не так уж и много, вот они и выводят тех, кто посильнее будет. Кто своих же жрет, силы копит. Такие магам и нужны, Весь, именно такие. Ты не суди ведьм, и веру терять не стоит, чую я проще ларчик открывается – ведьм используют. Не уничтожают, а заметь – могли бы, сама знаешь маги сильней, одного Ингеборга вспомни. Но не уничтожают… Вот и подумай, от чего их берегут? А теперь и вовсе в загон согнали.

Маги… да, стоило бы догадаться.

Дурно мне стало, но страдать было некогда.

– Я-то думаю, от чего маги мне в войне с нежитью помощь оказывают, – дыхание срывалось, сердце болело почему-то.

– А почему бы и нет? – Водя глядел в воду с усталостью. – Против общего врага воюем. Другой вопрос – что будет, когда победим…

– Война, – и страшно такое говорить, да только беде в глаза прямо смотреть надобно, иначе добра не жди.

– Война, – согласился водяной, – но уже с магами.

А маги не пощадят… кому как не мне знать об этом.

От того поднялась решительно, платье оправила, да и сказала уверенно:

– Справимся!

– Думаешь? – с нехилым сомнением спросил Водя.

– А то! – я клюку призвала, сжала уверенно. – Ты правду сказал – сорняки мы с тобой, Водя. А сорная трава, она, ты знаешь, завсегда везде выживет!

Прошла к туфлям, обулась и спросила:

– Водь, у тебя серебряного блюдца лишнего случаем не найдется?

Пожав плечами, водяной спросил:

– Размер?

– Побольше, – честно сказала ему.

В итоге серебряный поднос в мой рост окружностью тащил леший, Водя хотел дотащить, но я его спать отправила, у нас впереди еще ночь боевая ожидалась.

А как затащил лешинька мне то блюдо в избу, так я дверь в избу заперла, заклинанием тишины все изолировала, домового с третьего раза выгнала, кота Ученого выставила, от Мудрого ворона окно закрыла, встала перед блюдцем, яблочко наливное пустила, да и позвала:

– Ульгерда.

Ведьма ответила почти сразу, сидела она в пещере на Ведьминой горе, уставшая, понурая, хмарая, да над книгами древними корпела.

Меня увидав, сперва сказала:

– Покрой у платья странный, старинный. Откуда взяла?

– Чародейское, водяной подарил, – правду скрывать не стала.

А у Ульгерды вдруг перо писчее из рук выпало, кляксу на бумаге оставляя.

– Ччччародейское? – переспросила ведьма старая.– Чародейское?!

Кивнула. От чего реакция такая я и не поняла-то, но не это было самое страшное, что передать собиралась.

– Смотри, Ульгерда, – сказала, руку к блюду протянув, да ладонь к серебряной поверхности прижимая. – Смотри внимательно. Об этом ведьмам рассказывать придется.

И я показала все. Даже не так – ВСЕ!!!

Умертвие ведуньи лесной, судьбу ее страшную, и предательство ведьмы с синими, как сапфиры глазами.

Когда закончила, поседела Ульгерда вполовину больше прежнего. Сидела, потрясенная, раздавленная, затем произнесла едва слышно:

– Веся, девочка, та ведьма – Велимира!

Тут уж я покачнулась, на ногах удержалась с трудом. Велимира – одна из семи главных ведьм. Старшая. Главенствующая.

И я, я после разговора с Водей ожидала, что непростая то ведьма будет, но чтобы главная…

– Я не смогу, а ты рискнешь? – прямо спросила Ульгерда.

Она поняла мой замысел, по размеру блюда серебряного и поняла, но не знала, решусь ли теперь, когда правда открылась. Да только делать нечего – беду лицом да взглядом прямым встречают, иначе не победить.

– Про защиту только не забудь, Веся, – попросила старая ведьма.

А это хороший совет был. Очень хороший. Правильный и своевременный.

Я связь с Ульгердой прервала, кивнув на прощание, сходила, дверь отперла да и позвала жалостливо:

– Аспидушка, не зайдешь ли, на минуточку?

И не дожидаясь ответа, в избу обратно вошла. Заметалась нервно. Мысли, сомнения, страх – все смешалось. Что делаю? Что собираюсь сделать? Поможет ли то, что замыслила?.. Поможет ли…

Остановилась не перед мутным блюдом серебряным – перед зеркалом. Волосы мои черные уж светлеть начали, лицо бледное, глаза испуганные, руки дрожат, а платье чародейское стройный стан, сильно постройневший после снятия печати с охранябушки, лишь поддерживает. И похожа ли я на ведьму сейчас?

Да и стоит ли показываться в платье чародейском?

Рванула ворот, принялась нервно пуговицы расстегивать, а уж распахнулась дверь, аспид вошел, и сразу мне изба в два раза меньше показалась.

– Зайди, дверь закрой… да и запри, – приказала, дрожащими, непослушными пальцами пуговку за пуговкой высвобождая.

Аспид повиновался. Дверь закрыл, задвижку защелкнул, ко мне повернулся, смотрит внимательно. И умом понимаю – сказать что-то надобно, а саму трясет.

– Помочь, с платьем то? – поинтересовался аспид.

Руки опустились, постояла, тяжело дыша и попросила:

– Помоги, пожалуйста.

Думала магией, али как, но подошел аспид – ладони у него не дрожали, пальцы сильные с пуговками справлялись быстро, а я дышала, все больше понимая, что аспида я боюсь куда меньше, чем того, что сейчас сделаю.

– Руки подними, – скомандовал так спокойственно, да тоном командным.

Подчинилась, вообще без слов.

Молчал и аспид, когда платье стянул с меня. Да пока я сорочку нижнюю белую оправляла, платье сложил, к шкафу отнес, аккуратно внизу, там где вещи для стирки предназначенные, положил, на меня оглянулся.

– Дать что? – спросил все так же спокойно.

И вот об одном вопрос был, а подразумевал определенно «Ты что делать собралась, ведьма?».

– Плащ, – голос мой дрогнул. – Там, справа, простой черный плащ.

Взял нужный, да уверенно так, словно точно знал, какой надобен, принес, сам расправил, на плечи накинул, завязки завязал, да и на меня посмотрел, все так же держа в руках холщевые ленты. Вот тогда и спросил:

– На что ты опять отчаялась, лесная хозяйка?

И так он это спросил, что у меня сердце дрогнуло. На руки поглядела, черной матовой чешуей покрытые, да от чего-то другие ладони вспомнила. Человеческие. Широкие, жилистые, сильные… руки не мага, руки воина… И от воспоминания этого, лишь больнее дались слова последующие:

– Видишь ли, господин Аедан, у нас не один враг… Вовсе не один. Я о магах и ранее хорошего ничего сказать не могла, а уж после сегодняшнего…

И замолчала я.

– А что сегодня? – голос у аспида проникновенным стал, вкрадчивым.

Я голову запрокинула, в глаза его змеиные поглядела и ответила:

– Увидела страшное.

Усмехнулся аспид, зубы белые сверкнули в сумраке избушки, да с иронией вопросил:

– Страшнее меня?

И как не был ужасен аспид, а все же:

– Намного… намного страшнее.

Вскинула руку, зачаровывая избу, изолируя, возводя барьер как изнутри, так и снаружи. А едва засияло каждое бревно магией, вновь на аспида посмотрела и сказала утвердительно:

– Ты алхимией владеешь.

Шире улыбнулся аспид, да и ответил:

– Ты тоже.

Так то оно так, да только:

– Я ею баловалась в юности, аспидушка, а вот ты ею владеешь.

Огляделся аспид, и вывод сделал верный:

– Тебе защита нужна.

Кивнула сдержанно.

– Почему алхимическая? – спросил сразу по делу.

Помолчала, кусая губы, потому что грызть ногти при аспиде было стыдно, да и ответила:

– А не знаю я, с чем столкнусь. Проклятия будут. Не одно – десятки. И магия. И чары чародейские. От всего этого защититься я могу двумя способами – силу леса своего задействовать, но это сейчас опасно, и не ко времени и… не могу я лесом ради ведьм рисковать, не могу… – Вздохнула судорожно, успокаиваясь, и продолжила: – А могу тебя попросить о помощи, супротив алхимического защитного круга ни одно проклятие не встанет.

Сузились гневно глаза аспида, да спросил он прямо:

– Против ведьм идешь?

– У меня нет выбора! – прямой вопрос и прямой ответ, все как полагается.

– Выбор есть всегда… – протянул Аедан.

Вздохнула судорожно, да и ответила, как полагается:

– Есть. Ты прав, аспидушка, выбор всегда есть. Вот я свой и сделала.

Постоял аспид, на меня поглядел, да и такие слова произнес:

– Что ж, коли такова воля твоя, помогу, но и свою цену назначу. Готова?

Нашел дуру деревенскую.

– Цену назови, – потребовала, пристально на гада глядя.

– То цена не большая, – усмехнулся аспид. – Ни сил от тебя не потребует, ни времени, и лесу не повредит, друзьям-сотоварищам тоже. Соглашайся, ведьма, другого пути у тебя нет… В целом был бы конечно, путь другой, к примеру не лезть в дела ведьм, коли ведуньей полноценной стала, ну да не мне тебя жизни учить.

Я смотрела на аспида, да что сказать ему, в дурости моей явно убежденному?

– Аспидушка, у тебя сердце есть? – спросила враждебно.

– Есть, – странно на меня чудище легендарное взирало, – да только отняли его, а как – сам не ведаю. Но не о том речь, ведунья, времени не теряй, у нас еще ночь впереди, да ночь неспокойная. Решайся сейчас.

– Цену не узнав? – злость меня такая взяла.

А аспид плечами могучими пожал, да и спросил:

– Мне уйти?

Вот же…

Повторила про себя его насмешливое «То цена не большая. Ни сил от тебя не потребует, ни времени, и лесу не повредит, друзьям-сотоварищам тоже».

И решилась, отбросив все опасения. Ну не съест же он меня в конце концов.

– Будь, по-твоему, – проговорила сдаваясь.

Потому что с аспидом это я сейчас битву проиграла, а вот коли в дела ведьм не вмешаюсь – я проиграю войну, а ее проигрывать нельзя, ну никак мне нельзя. Усмехнулся аспид, шаг от меня сделал, а опосля… Что ж, алхимией аспид владел, да не только – магией не хуже самих архимагов распоряжался тоже. Я уж и счет заклинаниям потеряла, но таковы были, что блюдо серебряное заискрилось от избытка энергии, а волосы мокрым гребнем пришлось причесывать – дыбом вставали. А аспид все не унимался – три круга алхимических на полу избушки начертал, одним и вовсе само блюдо серебряное прикрыл. А я стою потрясенная, все волосы приглаживаю. Да и вопрос из меня сам вырвался:

– Аспидушка, а не слишком ли?

Тот отступил от блюда серебряного постоял, потом поглядел то на меня, то на блюдо, да и вынес вердикт:

– Как по мне так маловато еще.

– А ты поверь – с избытком уже, – у меня и рубашка льняная под плащом искриться начать готова была.

Но аспид не согласился. Еще три заклинания, да таких, что и воздух близ меня фильтровали, и четвертый алхимический круг на пол избы, только вот он по всей избе сиянием разошелся.

И вот лишь после этого, аспид выпрямился, огляделся и сказал:

– Вроде все.

– Ббблагггодарствуем, теперь выходи, – попросила я.

– Обойдешься, – грубовато ответил аспид. – Раз уж ты о помощи попросила, да на цену согласилась неведомую, значит дело вконец плохо, да, Веся? Я не уйду, и не проси.

И не просила бы, да только:

– Аспидушка, коли тут останешься, под удар попасть можешь. Ты пойми, я собой рисковать еще могу, а вот тобой… не стану.

Вздохнул Аедан, руки на груди сложил, на меня с гребнем мокрым, свысока посмотрел и тихо спросил:

– Зачем ты в это лезешь, Веся?

И вот что ему сказать?

– Потому что так правильно, – прошептала, гребень сжимая.– Понимаешь?

– Нет, – ответил аспид. – Я не понимаю.

Руками развела. Если не понимаешь, то как объяснить? Объяснила просто:

– Я – ведьма. Я не могу иначе. Выйди, пожалуйста.

Но аспид лишь отрицательно головой покачал.

– Чащу призову, – пригрозила нехотя.

– А вот на это я бы посмотрел, – усмехнулся аспид. – Ведьма, здесь сейчас столько магии, что твоим чащам, обеим, года два потребуется, чтобы сюда проникнуть.

Хотела было возразить, но вспомнила все, что аспид применил и так захотелось спросить, откуда он вообще взялся такой магически одаренный, ну да… то не мое дело, не мне спрашивать.

Кивнула, принимая его решение, руку вскинула – собираясь магией защитной его прикрыть, да тут аспид вдруг резко сказал:

– Нет!

И отшатнулся так, что странным мне это показалось. Царапнуло что-то. А что я и понять не смогла. Лишь спросила:

– Чар ведьмовских опасаешься?

Открыл было рот аспид, да закрыл тут же. Постоял, и выдал нехотя:

– Есть немного. И я защищен, лесная хозяйка, хорошо защищен, поверь. А теперь делай что задумала, коли уж надумала это делать.

Да, только как?

– Аспид, ты…

– За блюдом постою, так пойдет?

И главное взял и встал, за блюдом. Только виден был, блюдо в мой рост, а аспид он же повыше головы на две будет. Покачала я своей головой бедовой неодобрительно, да делать нечего.

Отложила гребень, руки дрожали. Подошла к блюду серебряному, приложила яблочко наливное, да и пустила по кругу. А едва затуманилось, засветилось пространственное оконце, ладонь к холодной поверхности приложила, и как ни было страшно мне, как ни было боязно, а все же правда она должна быть известна.

Особливо, если это такая правда!

И зашептала я слова страшные, слова, что от самой души шли, из сердца с каплями крови вырывались, слова, которые каждая ведьма услышит, образы, которые каждой увидеть доведется.

– От сердца к сердцу, от ведьмы к ведьмам, от истины к истине. Услышьте меня. Слушайте слова мои. Узрите что поведаю. Я Валкирин, ведьма, что была предана. Я Валкирин, ведьма, которую готовились погубить на алтаре, силу выпив. Я Весяна – я вырвалась и выжила. Но есть и другие – те, кого не услышали. Те – кого не спасли. Те – кого погубили. Откройте сердца, я поведаю страшное.

И понеслись образы, один за другим, видения – одно другого страшнее. Я передавала все – все, что увидела у Даримы, все, что узнала о Дариме, все… что перенесла перед смертью страшной та, что была подарком лесу. Дарима – та, что была подарена…

Первое проклятие – проклятие немоты, вылетело в меня, едва передала видение разговора Даримы с ведьмой, чье положение оказалось столь высоким. Проклятие вылетело – да недолетело, хорош оказался аспидушка в деле защитном, весьма хорош, да только и он проклятие то увидал, увидал да помрачнел… а может и нет, кто его разберет, лицо черное, матовое, в сумраке с трудом различимое, одни глаза змеиные сияют.

После проклятия немоты, пошли вещи посерьезнее – я передавала все, транслировала не останавливаясь, и в то же время невольно оценивала насылаемые на меня проклятия – от немоты, ведьмы-изменницы перешли к смертельным проклятиям, и каких там только не было… В смысле не доучилась я, так что большинство даже не смогла толком идентифицировать. А значит и защитилась бы едва ли… повезло мне с аспидом, ох и повезло. И в какой-то момент я поняла, что действительно повезло окончательно, потому что быстрым движением аспид накрыл щитом блюдо серебряное, меня же в сторону отдернув – и вспыхнуло пространство близ блюда, пол под ним почернел да обуглился, а аспид мне сурово сказал:

– Хватит!

– А еще не все, – тихо ответила ему.

И вернулась к блюду покрасневшему, вновь руку протянула, прикоснулась к металлу раскаленному, кожа обожженная зашипела, я бы и сама зашипела, да не обо мне речь сейчас.

– От сердца к сердцу, от ведьмы к ведьмам, от истины к истине…

Мне пытались помешать.

Всеми силами пытались.

Меня пытались остановить.

Но в любой битве исход решают – упорство и вера в свою правоту. Мое дело было правое! И как бы ни была страшна моя правда, она оставалась правдой! А потому я вцепилась в блюдо, удержала его от уничтожения усилием непомерным, и довела дело до конца. До самого конца.

От сердца к сердцу. От ведьмы к ведьме. От истины к истине!

И когда завершила – осыпалось блюдо серебряное стеклом битым на пол, растворилось и протекло через щели в полу серебристыми лужицами расплавленного металла. Осела обессиленная я, спиной к печи привалилась, глаза на миг закрыла…

– Сеанс одномоментной связи, – задумчиво проговорил аспид, переступая через расплавленный метал и, направляясь ко мне. – Ну как, легче стало?

Подошел, присел рядом, взял мою ладонь правую, что сплошным ожогом стала, подул… и начали сходить волдыри страшные, заживать кожа пострадавшая.

– Теперь легче, – прошептала я.

Аспид опустился передо мной на одно колено, продолжая все так же держать руку – раны исчезли, теперь исчезали шрамы.

– Объясни мне, – вдруг сказал господин Аедан, – зачем? Ты ведь хозяйка леса, у тебя своя война, и что-то я не заметил здесь ни одной ведьмы, ведунья. Ты одна последний оплот нечисти защищаешь, но при этом – собой рискуешь, чтобы сказать ведьмам страшную правду жизни одной из… вас. Почему?

Моя рука в его ладонях казалось белой-пребелой, как снег на остатках сгоревшего дома, почерневшего от страшного пожара… так жутко стало, захотелось руку отнять, но аспид удержал – не все еще вылечил.

– Почему? – повторила я слово его последнее. Вздохнула, да и ответила устало: – Потому что так правильно. Потому что – правда. Потому что – беда у нас общая, и враг один.

Прищурил глаза змеиные аспид, да и вопросил:

– И кто же враг ваш, Веся?

Мягко я ладонь все же отняла, за то что излечил спасибо, за то что защиту обеспечил вообще поклон поясный, а вот страшен все же не передать как, потому и держаться хотелось подальше. Однако ж все равно ответила:

– Наш общий враг – маги, аспидушка. Маги.

И поднялась я.

А аспид остался стоять на колене одном, голову опустив, а руки его от чего-то вдруг в кулаки сжались.

– И тебе есть, за что ненавидеть их? – спросила, догадливо.

Но аспид лишь головой мотнул отрицательно, а затем хрипло повторил мною сказанное:

– Маги…

Да поднялся стремительно, рывком, передо мной встал, в глаза мне заглянул и вопросил хрипло:

– И сильно ты ненавидишь магов, ведьма?

И главное вопросил так, словно сам не то что маг, а цельное магово сообщество. Даже неловко стало. Но все же ответила честь по чести:

– Скажем так, аспидушка, в этот лес ни одному магу не войти, будь он хоть золотой весь. Так понятно?

Аспиду понятно не было. Стоял он, на меня глядел странно как-то, и вопрос последующий тоже странным оказался:

– А коли маг тебя полюбит, а ты полюбишь его… Что тогда, Веся?

Тут уж и я прищурилась, да с подозрением, и молчать не стала, заметив:

– А что-то вопросы у тебя странные, аспидушка.

– Сказала ведунья, что собой рисковала, чтобы сообщить правду ведьмам, – издевательски поддел аспид. Но вдруг вновь стал серьезным, и произнес: – Так каков твой ответ?

Головой я покачала неодобрительно да сокрушенно, на аспила посмотрела и тихо ответила:

– Даже если больше жизни любить буду, в этот лес, аспидушка, ни один маг не войдет. Никогда. Как бы не любил меня он. Как бы не полюбила его я. Ни-ког-да.

Судорожно вздохнул аспид, словно ударила его словами этими. От того и добавила мягко:

– Я не спрашиваю, откуда ты пришел, да кто научил тебя магии, аспид. Но об одном предупредить должна – не доверяй магам. Даже самым хорошим. Самым верным. Самым, казалось бы, честным да праведным. Не доверяй им.

С болью посмотрел на меня аспид, и не сказал ничего, но несогласен был, совершенно не согласен.

– Мое дело предупредить, а что со своей жизнью делать тебе самому и решать.

Аспид отвернулся, словно сдержаться хотел, в печку рукой уперся, будто удар сейчас выдержать с трудом пытался, и понятен такой жест, иной раз для того, чтобы ровно стоять, опора требуется… да только мне в таком положении жутенько было… Аспид, он мне по утру нестрашным показался, а сейчас вот…

– Так, сколько там твоя цена была? – намекнула ненавязчиво.

Промолчал. Затем резко голову повернул, в глаза мне поглядел, да и ответил хриплым голосом:

– Хотел, чтобы ты с человеком одним встретилась, да видно доказывать тебе что-то без толку, Веся. Потому иной цена моя будет. И плевать на все. Буду как ты – жить одним днем, верить в справедливость, делать, что хочется и поступать так, как считаю правильным, вопреки всему. А знаешь, чего мне уже очень давно хочется, Веся?

Я не знала, и вдруг подумала, что мне не особо-то и знать хочется. Но ответить не успела – аспид внезапно наклонился, и выдохнул, обжигая мои губы дыханием:

– Этого.

И теплые сухие губы, такие мягкие, совсем как человеческие, накрыли мои поцелуем. Осторожным, бережным, уверенным, долгожданным… Так путник, что плутал по выжженный степи долгими полными мучений днями, припадает к роднику, жадно делая глоток за глотком и не веря, что желание, давно наваждением ставшим, исполнилось. В данный миг исполняется… Да прерваться может, и от того, на миг теряя рассудок, путник готов снести все на своем пути, только бы его не останавливали.

Так и аспид – руки мои, что оттолкнуть его попытались, перехватил, вверх вздернул, одной своей сжал, а второй обхватил шею да часть лица, чтобы не отвернулась – не вывернулась, и целовал, словно умом помутвшийся – жадно, голодно, хоть и понимал – не насытится.

Простонал с отчаянием, целовать перестал, выпрямился, к ладоням, что держал крепко над головой моей, губами прижался, дыханием тяжелым обжигая, да и спросил обреченно:

– Что, не по нраву я тебе, ведьма?

Это еще мягко, очень мягко сказано было!

– Асссспид, – трясло меня, поболее чем когда правду ведьмам ведала трясло, – а тебе по нраву было бы со змеей-удавом лобызаться? Али с нежитью? С волкодлаком в зверином облике? Или может с рыбиной какой?

Мгновенно отпустил меня аспид, отшатнулся на несколько шагов, замер, тяжело дыша, да на меня взирая с непониманием.

Хотя кому тут с непониманием взирать полагается, это еще большой вопрос!

Я была потрясена до глубины своей ведьминской души! Я была ошарашена! Я была ошеломлена! Я… да в ужасе я была непередаваемом и гневе все нарастающем!

– Ты что удумал?! – голос срывался на крик. – Это что было то? Это как?.. Да как ты вообще?!

Уж не знаю как, но сковорода в моей руке появилась тот час же…

Да только как появилась, так я ее и зашвырнула в печь обратно. Нет, в аспида хотелось, очень даже хотелось мне, да только проблема в том, что это вот был аспид! Натуральный аспид! И вот все вот это, это уже была… проблема непонятная, вообще же мне непонятная… Абсолютно.

– Так, – я пальцы похолодевшие к вискам приложила, постояла, успокаиваясь, и задала вопрос, который… да даже выговорить было трудненько, почти невозможненько: – Господин Аедан, могу я узнать, что вот это вот сейчас тут было-то?!

Но вместо ответа, который он обязан был дать после случившегося так точно, аспид вдруг взял да и повернулся к зеркалу. Да не просто повернулся – на себя поглядел внимательно. Так внимательно, что стены засияли, освещая черную страшную чешуей матовой покрытую фигуру.

И вот опосля осмотру своих телесов то, по счастью частично сокрытых штанами, аспид сдавленно произнес:

– Ты же ведунья. А ведуньи, они и с лешими и с… водяными тоже, и…

И яркий свет, выставляющий чудище огненное в не лучшем свете, угас, оставляя всю избу в полумраке, а меня в… да в ужасе.

Внезапно я осознала страшное – аспид рассматривал меня, как пару если не для продолжения рода, то в лучшем случае как партнера на ночьку-две… Прямо таки ощущение появилось, что и окрестные сеновалы уже изучил на предмет пригодности для дела удовольствие приносительного. Но… это действительно в лучшем случае… А я ведунья лесная, я привыкла и о худшем думать.

И вот о чем я сейчас могла подумать?!

Рассмотрим факты – имеется аспид, судя по тому, что всех их считали вымершими, вполне себе возможно, что последний на всем белом свете. А вот она имеюсь я – ведунья лесная. Что об ведуньях известно-то? А известно, что мы не от мира сего, что чаще всего вступаем в связь с лешими своими-то, а в редком и вовсе с водяными, это ежели лешего подходящего нет. И от того, видимо, замыслил сей последний аспид, что я, учитывая склонность ведуний к чудищам всяческим, и его, такого чудовищного, вполне себе сочту парой…

– Ох ты ж елки-палки! – простонала я, с трудом пройдя к столу и рухнув на стул.

Аспид подошел, молча налил мне воды, поставил стакан передо мной… а у меня язык не повернулся благодарностью ответить. И я опасалась, что у меня вовсе язык не повернется тяжелый, да все же нужный такой, разговор завести о намерениях аспида, о надеждах и чаяниях…

И тут аспид, сел напротив меня, да и вопросил вкрадчиво:

– А если у меня и человеческий облик имеется?

– НЕТ!!! – крик вырвался прежде, чем оборвала себя.

– М-да, весьма показательная реакция, – саркастично заметил господин Аедан.

– Прости… те, – с трудом проговорила я.

Как ни странно – простил. Я ведьма, я такие вещи вижу – не было в аспиде ни гнева, ни оскорбленности, только странная усмешка и что-то такое, выжидательно-подготовленное. Так хищник свысока наблюдает за жертвой, точно зная – далеко не уйдет.

– Успокойся, – произнес, пряча насмешку, а на лице его угольном спрятать вообще все что угодно можно было, – поцелуй за спасение жизни цена не великая, согласись.

Мрачно поглядела на него, аспид улыбнулся, да и вопрос задал:

– А в чем я не прав, хозяйка леса? Где ошибся?

– Везде! – чуть не взвизгнула.

Да тут кричи-не кричи, а дело решать как-то надобно. Посидела, воды глотнула, аспидом заботливо подсунутой, на аспида поглядела да и…

– Я не ведунья, господин Аедан, я все-таки ведьма. Я к людям ближе, чем к нелюдям. Ты прости меня, не серчай, не гневайся, а только… Противоестественно это для меня, невозможно, недопустимо… и не думала никогда о таком. Прости, коли обидела, не хотела я этого.

Промолчал аспид, только на меня глядел странно, взгляд змеиный пристальный, взгляд изучающий. А опосля вдруг усмехнулся, кивнул, поднялся да и вышел из избы, разом уничтожив и свои заклинания и мои заодно.

И осталась я сидеть за столом… молча.

И вот молча я проследила за тем, как домовой вернулся и в печку юркнул.

За тем как кот заглянул в дверь приоткрытую, да входить не стал.

А потом из середины пола выглянул леший.

И вот только другу верному смогла я тихо вымолвить:

– Лешинька, сейчас такой бред скажу, даже ты рухнешь со смеху, да только… аспид он… – и говорить так тяжело вдруг сделалось, а все же договорила: – Он на меня виды имеет.

И тут удивил меня леший, голову кулаком подпер, оглядел меня скептически, и вымолвил:

– Да неужели?!

Да так сказал, что стало сразу ясно – язвит. Как есть язвит! Но сердиться на лешего сил не было, только спросила потрясенно:

– А ты что, предполагал?

– Да что уж тут предполагать, Веся, – друг верный из пола вылез, прошел к столу, сел на стул кряжисто, да стул заскрипел от груза такого, и добавил: – Аспид же на тебя токмо и глядит. Где не появись – за тобой везде взгляд его следует. Так что предполагать не надобно, все и так ясно.

А вот мне ясно не было совершенно, и я руками развела, потому что слов уже не было, одно расстройство.

– Веська,– лешинька на меня посмотрел внимательно, – а то, что водяной вокруг тебя кругами ходит, то тебе как?

– Так то водяной! – ну совсем же разные вещи. – Он с первого дня как тут появилась, охальник тот еще был. Это когда ты уже пришел, да чаща завредничала, тогда угомонился. Да только… – тут я вспомнила слова Води, вздохнула горестно и призналась: – Водя все те шалости творил, чтобы меня развлечь. Я же опосля смерти Кевина света белого не видела, да и не хотела видеть. Лесу что нас укрыл и спас благодарна была, добром за добро отплатить хотела, вот и заставляла себя вставать по утрам, а так бы, моя воля – и не просыпалась бы.

Помолчала, и добавила совсем тихо:

– Водя сказал, что любит меня…

– Я слышал, – отозвался леший.

И добавил, на меня глядя пристально:

– А вот того, что сейчас в избушке творилось, не слышал.

И так сказал, требовательно, да только…

– Лешинька, прости, но я тебе ничего не скажу, – призналась искренне