Текст книги "Сила любви (СИ)"

Автор книги: Елена Зауэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Как?

– Ну, сразу путнику являться! Не положено. Потом объяснительную писать придется. Сначала надо приглядеться, понять. Точно ли к Леснику идет путник или просто по дорожке прогуливается.

– Да, делать больше нечего, как по этой бесконечной тропе прогуливаться. Ты мог догадаться, что я к тебе иду.

– А ты могла меня позвать!

– То есть, я кричать должна была, как дура последняя, на весь лес: «Леший, явись»!

– Могла бы покричать, как умная!

За этими препирательствами я забыла про усталость. Шла, глядя себе под ноги, и придумывала, чтобы такое этому законопослушному Лешему ответить, когда услышала крик:

– Ты кого ко мне ведешь, старый пень?

Я подняла голову и обнаружила, что мы подходим к избушке, окруженной частоколом. На нём насажены черепа с горящими глазницами. Сама избушка стоит на курьих ножках. А в дверном проёме стоит подбоченясь молодая красивая женщина и грозно смотрит в нашу сторону.

– Я ещё раз спрашиваю, ты кого ко мне ведешь?

– Дык, заблудшую душу, Ягинюшка! – пролепетал Леший. – Заблудшую душу!

А у меня выходной! (Анна)

– Чего заладил? Заблудшую душу! Заблудшую душу! – Ягиня явно сердилась, глаза её грозно сверкали. Весь вид выражал недовольство. – А то я сама не вижу!

– Ну, вот, Ягинюшка, принимай тогда, – оживился Леший, а я решила пока помолчать, – а я это. Того. Пойду я, дела у меня ещё.

– Пойдёт он, – женщина спрыгнула на землю, – привёл, и молодец, значит?

Леший моргал глазами, кивал головой и явно не понимал, почему Ягиня так себя ведёт. Я тоже ничего не понимала. Женщина обошла нас, и встала перед Лесником. Была она высока, выше среднего роста, и стройна. Сарафан сидел как влитой, по лямкам вился замысловатый узор. Волосы черные, как вороново крыло, были заплетены в косы. Её облик как-то не вязался с окружающей обстановкой. Избушка на курьих ножках у меня ассоциировалась с нашей привычной Бабой Ягой-костяной ногой. Пока я разглядывала Ягиню, она прожигала взглядом Лешего. Тот стоял молча, потупив голову.

– Ты когда уже запомнишь, голова твоя трухлявая, что каждую третью седмицу месяца заблудшими душами занимается Ягуша! – Воскликнула Ягиня. – Вот жалобу на тебя напишу, будешь знать! Глядишь, сменят тебя на какого-нибудь молодого Лесничка! А то ты, гляжу, совсем со своими обязанностями перестал справляться!

– Дык, как же Ягиня? – засуетился Леший. – Как же перестал? Ты чего такого наговариваешь-то? Справляюсь я, справляюсь! Ну, запамятовал, ну прости!

– Ага, справляешься, как же! Чуть девицу не проворонил! Появился, когда она брачные клятвы готова была Водяному принести!

– Ну, успел же, Ягинюшка, успел! И Водяного наказал, и выговор ему вынес с отметкой в личном деле!

– Успел, молодец, а теперь вертайся и веди девицу Ягуше. Мне внеурочные не оплачивают!

– Ягиня, смилуйся. Ночь на дворе. Куды я девку потащу? Устала она! – просящим голосом залепетал Леший. – Оставь её у себя, а уж завтра я её к Ягуше отведу или к Яге, куды скажешь? – И уже тверже добавил. – Или сейчас к Яге пойдем!

– Ну, зачем же сразу Ягу беспокоить, Лешечка? – сменила гнев на милость Ягиня. – Уж ночь на дворе, сам знаешь, бабуля спит плохо, потом весь день как не своя будет! Оставлю уж путницу твою у себя, куды деваться.

Она окинула меня оценивающим взглядом с ног до головы, посмотрела мне в глаза и вдруг улыбнулась приветливой такой доброй улыбкой. Будто и не ругалась вовсе.

– Ну, здравствуй, заблудшая душа! – проговорила она.

– Здравствуйте, – вежливо ответила я.

– Проходи, красавица, не стесняйся, – всё так же улыбаясь мне, как самой близкой родственнице, сказала Ягиня, – проходи, сейчас в баньке попаришься, потом ужином тебя накормлю да спать уложу.

Мне уже, честно говоря, очень хотелось уложиться спать, но спорить с хозяйкой я не стала и прошла во двор.

– Ну, дык я пойду, – проговорил Леший, – а уж завтра поутру к Ягуще отправимся. Да, Ягиня?

– Ступай уже, – махнула ему рукой женщина, – сами разберёмся.

Ягиня приобняла меня за плечи и повела вглубь двора. Если не обращать внимание на черепа, тут было достаточно мило: росли цветочки на клумбах, были разбиты грядки, за оградкой на нашесте дремали куры. Милая деревенская картинка. Баня находилась за избушкой, была она маленьким домишкой с одним окошком. Ягиня открыла передо мной дверь, и я прошла внутрь.

– Ну, сама тут разберешься, что к чему, – сказала она, – а я пока на стол приготовлю.

В бане было жарко. Я стянула с себя одежду, аккуратно сложила всё на скамейке и подошла к бочкам с водой. На скамье стоял тазик с вениками, мыла не наблюдалось. Я остановилась в замешательстве. В бане я, конечно, была, но в нашей, современной, с сауной, душем и бассейнами. Но мы там вениками не парились. Мылись, как обычно, да всякие там масочки, массажики были. Ладно, разведу пока себе воды, хоть ополоснусь.

– Да, ты не стесняйся, девка, не стесняйся, – раздался голос позади, я быстро обернулась, прикрывая тело руками.

Рядом стояла маленькая лохматая женшина в одном фартуке и улыбалась мне во все свои два торчащих передних зуба.

– Устраивайся на лавочке, – проговорила она, – ужо я тебя попарю, помою!

– А Вы кто? – спросила я. – И как попали сюда?

Дверь-то была закрыта, и я не слышала, чтобы кто-то её открывал.

– Дык, Банниха я, – улыбаясь, ответила женщина, – живу тута! За чистоту отвечаю! Так что ты ложись, ложись, помою тебя!

Женщина опасной не выглядела, а я уже так устала, что послушно легла на лавку и она начала меня мыть! Прямо целый СПА – салон устроила. Натерла меня какой-то слизью, потом порошком, потом снова слизью, на лицо наложила что-то липкое, помассировала спину и ноги, отстукала вениками по всем местам, несколько раз обливала то – горячей, то – холодной водой. И всё это с шутками-прибаутками, типа: «Ой, намою я девицу! Ой, пригожу, белолицу! Да всю ладную собой! Будет девица чиста телом лепым и душой!»

Усталость как рукой сняло. А в теле ощущалась легкая нега. Даже аппетит проснулся.

– Ну, вот, теперь ты чистенькая! – улыбнулась Банниха. – Там на скамеечке чистая рубаха, а твою одежду я в стирку забрала.

– Спасибо Вам, – поблагодарила я от всего сердца.

Когда я вышла из бани, на улице было уже совсем темно. Дворик освещался факелами. Так что я плутать в ночи мне не пришлось. Избушка теперь не стояла на выпрямленных ногах, а сидела. Поэтому я без особого труда зашла внутрь.

В горнице было уютно. На окнах весели зановесочки с оборками, стояла печка, украшенная цветочками. Под потолком сушились травы. В углу стояла самая настоящая прялка, а на столе – пузатый самовар.

Ягиня сидела за столом, оперев голову на руку и о чём-то задумалась. Я постучала об косяк.

– Можно войти!

Она встала, улыбнулась и проговорила:

– Проходи к столу, Анна. Вот каши пшённой для тебя запарила. Сейчас настою травяного тебе налью, чтобы спалось хорошо.

Прямо сама забота. Как будто не она меня только что к какой-то Ягуше прогоняла. Интересно, что заставило её так резко изменить своё мнение. Уж не упоминание ли о Яге? Наверное, она её боится, раз оставила меня у себя.

Я села. Каша оказалась очень вкусной. Чай с травками тоже был очень хорош. Приятное чувство сытости и тепла разлилось по телу. Глаза стали слипаться сами собой. Голова моя склонилась на стол и чуть не встретилась с чашкой лбом.

– Ну, а теперь в кроватку пора, – сказала Ягиня, увидев, что я уже никакая. Она провела меня за печку и уложила в постель.

В сон я погрузилась, кажется, раньше, чем моя голова успела коснуться подушки. Снилось мне что-то легкое и приятное. Будто, мы с Киром гуляем по парку, воздух свеж и чист, пахнет цветами и листвой. Мы держимся за руки. Валяемся в траве. Кормим лебедей. Потом плывем на лодочке по водоёму, Кирилл на вёслах, я улыбаюсь. В руках у меня ромашки, я плету из них венок. На душе легко и светло. Потом мы снова лежим в траве, моя голова – на плече у Кира. Он целует меня и прижимает к себе.

Резкий звук вырывает меня из объятий сна.

– А ну? Где ты, Ягиня, прохиндейка, ты эдакая! Выходи, кому говорю!

Я выглянула из-за печи. По горнице носилась, заглядывая, во все углы, молодая совсем девчонка в белой рубашке, с метлой в руках и бранилась почём свет стоит. Ягини в поле зрения не наблюдалось.

Правильно, что девку к тебе не отправила (Анна)

Меня девчонка почему-то не замечала. Поняв, что Ягини в избушке не было, она села за стол и налила себе чаю из самовара. Метлу поставила рядом, видимо, чтобы сразу схватить можно было, когда хозяйка появится. Я решила пока себя не обнаруживать, а понаблюдать.

На столе стояло блюдо с булочками и чашка с вареньем. Девчонка придвинула себе и то, и другое и стала макать булочку в варенье. При этом она с таким удовольствием причмокивала, что у меня заурчало в животе.

Тут в дверях появилась Ягиня с корзинкой в руках. Увидеть девчонку у себя в горнице она явно не ожидала, лицо её из благодушного превратилось в гневную маску.

– И чегой-то ты тут расселась, малявка? – воскликнула она. – Я тебя не приглашала!

– А я сама пришла, без приглашения! – девчонка вскочила с места, схватила метлу и стала грозно наступать на Ягиню.

– Ты белены что ли с утра объелась, али дурмана нанюхалась? – спросила Ягиня, немного отступив, и тоже схватила в руки метлу.

– Это ты, похоже, дурмана нанюхалась, – возразила девчонка, – коли вторую душу у меня из-под носу уводишь. Али забыла, что сейчас моя седмица?

Девчонка сделала выпад и попыталась достать Ягиню черенком, но та проворно увернулась и поддала малой под зад прутьями.

– Ах ты так! – взвыла малая и, отбросив метлу, прыгнула прямо на Ягиню, но снова промахнулась и получила по заду.

– Будешь знать, как на старших нападать!

– А я бабушке пожалуюсь, что ты указы не соблюдаешь! Вот! – малая высунула язык. – Сама будешь с ней объясняться. И ещё расскажу, как ты путников к себе заманиваешь!

– Только попробуй, Ягуша! И я тогда расскажу, как ты к людям летала, да в окошки заглядывала! – пригрозила Ягиня.

Девушки стояли друг напротив друга, и я обнаружила, что они очень похожи.

– Я только один разочек и слетала-то, – возразила малая, – а ты очередность уже в который раз не соблюдаешь! Из-за тебя я теперь не скоро заблудшую душу увидеть смогу! Как мне опыта набираться? У меня испытания на носу!

Испытания какие-то. Это что такое, что-то типа экзамена на умение на метле летать да зелья варить? Ё-моё, а я-то думала, родился ведьмой и трудишься себе спокойно, там привороты-отвороты творишь всякие. А тут вон как всё серьезно!

– Ха, нашла чего бояться! Испытания у неё! – засмеялась Ягиня. – Сдашь ты свои испытания, Ягуша, даже не сомневайся! Ты же у нас самая умная в семье!

– Всё равно не честно! Заблудшую душу я должна была в Навь отправлять, а не ты!

– Скажешь так, на испытаниях двойка тебе обеспечена!

– Почему? – Ягуша расстроилась, лицо её приобрело беспомощное выражение.

– Потому что не можешь ты живую душу в Навь отправить, глупая! – пояснила Ягиня.

– Но ты же отправила!

– Ошибаешься! – покачала головой Ягиня. – Тут она! Анна, появись!

Я вышла из-за печки.

– Да, я вроде и не исчезала никуда!

– Я на тебя наложила невидимость на всякий случай! – пояснила Ягиня. – Как раз вот для таких незваных гостей.

– Ясно, а я-то всё думала, почему твоя сестра. Эта девочка ведь твоя сестра? – я вопросительно посмотрела на Ягиню, та кивнула. – Так вот, она меня почему-то не замечала.

Ягуша с интересом рассматривала меня. Она подошла поближе и даже меня обнюхала.

– А с виду так и не скажешь, что она заблудшая! – проговорила девочка.

– А ты думала, они как-то по-особенному выглядят? – язвительно спросила Ягиня и добавила. – Хорошо всё-таки, что я её к тебе вчера не отправила.

– Ой, хватит врать-то! Ты и не собиралась поди!

– Собиралась, – подтвердила я, – собиралась. На бедного Лешего сначала накричала, а потом сказала нам убираться. Но было уже поздно, и дядька Леший уговорил Ягиню, меня оставить. Он, наверное, уже подойти должен, чтобы меня к тебе вести.

И действительно, со двора послышался знакомый голос.

– Ягинюшка, я пришёл за девицей, как договаривались!

– Явился не запылился, – проговорила Ягиня и вышла из горницы.

Через минуту послышался её недовольный голос.

– А я тебя раньше ждала!

– Дык, дела были раньше-то! Дела! Сама знаешь, в лесу всегда дел невпроворот. Как освободился, так сразу к тебе и прибежал! Давай, выводи мне Анну, пойдем с ней до Ягуши.

– Пока ты бежал, Ягуша уж сама явилась!

– Сама явилась! Ой, девонька, ой умница! – проворковал Леший. – Вот и ладненько! Побёг я тогда. Вы тут и без меня справитесь.

– Беги, беги! – попрощалась с ним Ягиня и вернулась к нам.

Она серьёзно посмотрела на сестру и сказала:

– Правильно, что я вчера Анну у себя оставила. А то ты бы натворила дел! Вот ты мне ответь. Кто тебе сказал, что заблудшую душу надо в Навь отправлять?

Ягуша потупила глаза.

– Воевода Кощей, – тихо произнесла она, – он сказал, что коли девка, то к нему сразу на досмотр, а ежели парень, то тех сначала Девана испытывает, а уж потом решают, что с ними делать.

– Вот это Кощей придумал! Вот хитрец! Нашёл-таки лазейку, как гарем и войско пополнять бесплатно. – возмутилась Ягиня. – Хорошо, хоть заблудших душ у нас много не бывает!

Я ничего не поняла, и решила уточнить.

– Почему меня нельзя в Навь переправить? Мне на рунах выпало к Вию идти.

– Потому что, Анна. К Вию идти и в гарем к Кощею – это разные вещи! К Вию сходишь, очистишься и снова в Явь вернешься. А к Кошею попадешь – назад дороги не будет. И искать тебя никто не будет, потому что ты заблудшая.

– Ничего не поняла, – честно ответила я.

– Вот, видишь, – сказала Ягиня, обращаясь к сестре, – она ничего не поняла!

– Вижу, – ответила Ягуша, – и что с этим делать?

– Объяснить так, чтобы поняла да к жизни подготовить! А то Божена хороша, сплавила внучку к нам без объяснений, – проговорила Ягиня. – А как девка жить дальше будет, её не заботит совсем.

– Но, я же не внучка ей, – попыталась я защитить Божену, – я бы постоянно её о Забаве напоминала. Тяжело бы ей со мной было.

– А кому сейчас легко? – спросила Ягиня. – Теперь вот возись с тобой. Ты же ни печь поди затопить не умеешь, ни шерсти напрясть, ни рубаху сшить! Тебя ни в работницы, ни взамуж не возьмут такую!

– Ну, шить я немного умею, – пробормотала я.

– Шить она умеет, – передразнила Ягиня, – вот после завтрака и проверим. А ты, Ягуша, метнись за учебником землеведенья. Надо же девке объяснить, как мир устроен.

– Чур, я сама ей объяснять буду, – воскликнула Ягуша, запрыгнула на метлу и исчезла.

Я не Путята (Кирилл)

Вот и поехали мы с Белокрылом прямо по дорожке. Солнце высоко перед нами, светит мне в глаза, слепит. Я тут же вспомнил про свои классные солнечные очки, недавно купил, дорогущие со стеклами хамелеонами.

Себе и Анне, к отпуску готовился, путевки присматривал. А вот как обернулось всё. Анну вспомнил, взгрустнулось. Интересно, обрадовалась бы она путевке на Кипр? Или снова начала говорить, что нормальные люди так не живут. И что нам о ребеночке думать нужно, а не о поездках всяких. Уж лучше по святым местам поехать, в воде целебной искупаться, да старцам безгрешным помолиться, тогда, может, внучков для родителей Боженька и даст.

И не то чтобы я был против детей, нет. Я очень даже за! Мне и доченьку хотелось, на Аннушку похожую, и сыночка, чтоб старшенький был и сестренку защищал. Только вот рожать внучков для наших родителей мне не хотелось совсем. Мне детей хотелось для себя, для нас. И чтобы появились они сами, а не от молитв да стоек на голове.

Мы же обследование проходили. И я, и Аннушка здоровы полностью. Даже кариеса почти нет. Значит и дети у нас будут. Только комплексовать по этому поводу не нужно. Пусть бы все шло, как шло. Я даже иногда думал. Что если бы Аннушка не была так зациклена на этой теме, ребенок у нас уже давно бы появился. Но тут, видимо, надо сказать большое спасибо теще. Уж не знаю, что она там Анне наговорила, но мозги ей промыла конкретно.

– Хозяин, о чём задумался? – выдернул меня из грустных мыслей Белокрыл.

– Да, вот думаю, сколько же мы с тобой так до берега морского добираться будем, – соврал я. Сказать коню правду, я пока был не готов. Вдруг он меня бросит на пол пути, когда узнает, что я не Путята. Да ещё и в Киеве всем расскажет, что я – подменыш. Тогда не видать мне тут спокойной жизни. А я ведь уже почти смирился со своим положением.

– А мы к морю направляемся? – спросил Белокрыл.

Точно, он же ещё не знает ничего о нашем путешествии. Я за это недолгое время привык, что он всегда рядом. Даже не подумал, что он отсутствовал во время нашего с Ягиней разговора. Надо ему все рассказать. Может быть, он знает путь до моря покороче.

– В общем, Белокрыл, чтобы хвост Чуда-Юда добыть, надо его отрубить. Но мой меч для этого не годится. Нужен меч-Кладенец. А он лежит в пещере на острове Буяне. Остров этот, сам понимаешь, находится в море-океане. А чтобы достичь его берегов нужно проехать сто полей, сто лугов.

– А по морю мы как до этого острова доберемся? – поинтересовался Белокрыл. – Я, если что. Плавать не умею.

– Там край берега должна какая-то рыба-кит плавать, она-то до острова нас и довезет, – ответил я.

– Рыба-кит, это он, если что, – поправил меня Белокрыл. – Противный тип, я тебе скажу. Говорят, что он за проезд требует три загадки отгадать, а если не отгадаешь, то живьём съедает. Ты, это, тогда, Путята, отпусти меня на свободу, как-то в китовый желудок мне совсем не хочется. Молодой я ещё!

А я блин, не молодой? Я аж рот открыл от удивления. Вот тебе и преданный конь! Хозяина любит, и в огонь, и в воду с хозяином! Да, теперь уж и не знаю, что от него ожидать. Хотя с Анчуткой-то он мне здорово помог. Видимо, я всё это проговорил вслух, потому что услышал обиженный голос коня:

– Поверил, да? Ты поверил? Ты чего, Путята, и впрямь подумал, что я тебя брошу? Ну ты даешь. Видимо, все-таки хорошо тебя Анчутка приложил. Будь он не ладен. Уж, наверное, не дождусь, когда к тебе память вернется. Тяжело мне с тобой с таким.

А уж мне-то как тяжело. Кто бы знал. Надо, наверное, кону правду рассказать. Не честно использовать его в темную. Только как начать этот разговор? Я решил зайти издалека.

– Белокрыл, а расскажи, как ты ко мне попал? – попросил я.

– Ты меня спас от смерти, – просто ответил конь.

Теперь понятно, почему Белокрыл так привязан к Путяте, считает, что должен ему. Хотя, наверное, он уже сполна за свою жизнь расплатился. Думаю, без Белокрыла Путяте тяжело в жизни пришлось бы. Ведь не просиживал же он штаны на печи, раз воеводой служил. Наверняка в походы ходил, воевал. Но об этом я Белокрыла позднее распрошу. А пока мне были интересны подробности их с Путятой встречи.

– Как? – задал я уточняющий вопрос.

– Как, как. Погубить не дал, выкупил, выходил! – похоже, Белокрылу эти воспоминания удовольствия не доставляли, но он всё-таки рассказал.

Оказалось, что родители моего, вернее Путятиного, коня были из гордых степных скакунов. Их на продажу привезли в Киев. А мамка Белокрыла уже тяжелая была, прямо на торжище роды начались. Обычно у лошадей в помете один жеребенок появляется, а у этой кобылы оказалась двойня. Белокрыл родился вторым. Был хилым с тонкими подвернутыми ножками. Хозяин так и сказал: «Бракованный».

А это ведь пятно на репутации лошади и торговца. Вот хозяин и хотел от жеребенка по-тихому избавиться. Уже ведро с водой приготовил, чтобы жеребенка притопить. А в то время Путята по конным рядам ходил и, видимо, услышал призыв. Я, правда, не понял, что это за призыв такой был. Но Белокрыл утверждает, что в тот момент к небу воззвал, спасения просил.

Мне на ум пришла картинка, как жеребёнок стоит на своих тоненьких задних ножках, а передние копытца сложены в молитвенном позыве. Грустная такая картинка.

Но, не будем отходить от темы. В общем Путята ворвался в палатку, сразу понял, что к чему. На торговца накричал, жеребенка забрал, сам выкормил, вылечил, на ноги поставил. И за мамку, и за папку был.

Конь вздохнул и замолчал ненадолго, потом добавил:

– И никогда ты меня в седле спать не оставлял, как давеча. Всегда расседлывал, обтирал тряпицею, хлебцем кормил.

Видимо, наболело. Действительно, коню тяжело. Мой косяк, знал ведь, что расседлать надо, но побоялся, что потом это седло на место водрузить не смогу. И это Белокрыл ещё не припомнил мне о моём неумении вскочить в седло и позорном спуске по его хребту.

– Привык я, что ты, Путята, сильный и умный, а сейчас ты сам, как дитё несмышлёное. И мне страшно. Одна надежда, что память к тебе всё-таки вернется. И все станет как прежде.

Дела. И как ему теперь сказать, что как прежде не будет? Как надежду отнять? А я уже признаться хотел. Жесть. С другой стороны, я понимал, что чем дольше я оттягиваю признание, тем и мне будет тяжелее обо всем рассказать, и коню – горше.

Но я решил попробовать.

– Белокрыл, – начал я, – покаяться перед тобой хочу.

– Тебе не в чем каяться передо мной, хозяин! Какой спрос с болезного?

– Не болезный я, Белокрыл, – ответил я, – а заблудшая душа.

– Это как? – конь повернул ко мне голову. – Где ты успел заблудиться?

– В теле Путяты, понимаешь? – Наконец-то я это сделал, надеюсь конь поймет меня правильно. – А сам я не Путята, а Кирилл. И жил я раньше не тут у вас, а в другом мире. И у нас там всё по-другому. На лошадях уже давно не ездят. Машины придумали. Поэтому я и не умею ухаживать за лошадьми, я и лошадей-то раньше видел только в цирке.

Конь молчал, а я продолжил.

– Я там дома проектировал. По моим чертежам их строили. У нас дома знаешь какие? Высокие до неба. И по небу летают специальные машины – самолеты. А по воде плавают корабли.

Конь продолжал хранить молчание.

– А ещё у нас там есть такие штуки. Телефонами называются. Можно с любым человеком связаться и поговорить, и даже увидеть его, как живого! – Продолжал рассказывать я для пущей убедительности, пытаясь придумать, как подвести коня к мысли, что Путяты нет. Как там Ягиня сказала? Его душа в Нави что ли?

Тут конь, наконец, подал голос:

– Если ты не Путята, то где же он?

– В Навь отправился, – ну, вот, я это сказал.

Конь замолчал ненадолго, а потом заржал:

– Ну, ты, Путята, и выдумшик! В Навь он отправился! Быть такого не может!

– Почему, – не понял я.

– Да потому что все богатыри в Навь со своими верными конями отправляются. Об этом все знают! А я-то тут!

Конь трахнул головой, пошевелил ушами и добавил:

– А про корабли с самолетами ты знатно заливал! Хорошая байка!

Вот и поговорили.

Пятый лес (Кирилл)

Белокрыл мне не поверил. А может быть, не захотел поверить. Наверное, ему легче считать. Что я – Путята, и память ко мне вернется со временем, чем принять смерть своего любимого хозяина. Я решил не настаивать на своём. В конце концов я попытался сказать правду.

Тем временем, мы проехали наш первый луг и первый лес. Слава богам, без приключений. Осталось каких-то девяносто девять лугов и лесов. Фигня! Вот все леса оказались бы такими же. Что бы тропка прямая, птички бы пели, березки край тропки, и никаких корявых пней и лезущих в лицо веток.

Следующие три лесочка именно такими и оказались. Небольшие аккуратные с ровненькой тропкой, похожей на аллею в парке. Я пребывал в благодушном настроении. В седле я уже держался сносно, спина прямая, вид героический, легкая плетеная кальчуга, меч в ножнах. Я очень себе нравился. Это вам не тесный жаркий костюм с галстуком удавкой.

Иногда я спрыгивал с Белокрыла, чтобы размяться. Да, да, именно спрыгивал, а не позорно сползал по крупу, как в первый раз. В одном из ручьев мы освежились, и я пополнил запас воды.

Солнце уже склонялось к закату. Нужно было искать место для ночлега.

Пятый лес встретил нас гробовой тишиной, корявыми деревьями, обросшими мхом и колючим кустарником, покрытым паутиной. В воздухе чувствовалось какое-то напряжение.

– Белокрыл, – обратился я к коню, – может объедем этот лес по краю? Что-то мне тут не нравится.

– Объехать-то не сложно, – ответил конь, – только тебе Ягиня сказала ехать прямо на солнце, не сворачивая. Свернём, с пути собьёмся.

– Ну, так мы лес объедем и снова прямо поедем, – сказал я.

– Это будет уже другое прямо!

– В смысле, другое прямо? – не понял я лошадиной логики.

– В коромысле, – передразнил меня Белокрыл. – Прямо пряму рознь!

Железный аргумент, и не поспоришь. Только лес этот мне совсем не нравился, и ночевать я здесь не хотел. Даже в Мертвом лесу Ягини было уютнее. Быстрее бы его проехать. Но быстрее не получалось, так как тропа петляла, как заячий след, то тут, то там на ней лежали здоровые коряги, которые не всегда можно было объехать, поэтому приходилось спешиваться и их оттаскивать. Это отнимало время и силы, я сердился. Белокрыл тревожно поглядывал по сторонам и принюхивался.

– Нехорошее место, – произнес он. – Очень нехорошее место.

И вдруг резко пригнул голову и отскочил. Мимо пролетело лассо, прямо как в фильмах про индейцев. Из-за деревьев послышались крики:

– А-ту его, а-ту!

И на меня выскочили три бородача в драной одежде, босиком и с топорами наперевес. Их всклоченные волосы торчали в разные стороны. Глаза горели бешеным огнем.

– Жизнь или конь? – завопил один, видимо старшой. Был он самый крупный из них.

Он идиот? Или прикидывается? Или меня за дурака держит? Будто они действительно отпустят меня, если я им Белокрыла без боя отдам. Я молча встал в боевую стойку и услышал, как облегчённо выдохнул Белокрыл. Видимо, моё признание всё-таки заронило в его душу некоторые сомнения. Но неужели он подумал, что раз я не Путята, то вот так просто откажусь от него?

Да, я – не Путята, но уступать своё не намерен. Проникся я уже духом этого времени, и богатырем мне быть очень понравилось. А сейчас я ещё и почувствовал всю мощь своего нового тела. Хотя поездки на Кипр с Аннушкой тоже жалко. Но сейчас не время об этом думать. Старшой кинулся на меня с громким воплем:

– Бей его, братухи!

Братухи не растерялись, тоже побежали на меня.

Я уже ждал их. Сделал подсечку старшому, и тот полетел ласточкой в ближайшие колючки. А я кинулся к тому, что был меньше всех, рассчитывая сразу вывести из строя хотя бы одного противника. Парняга такого подвоха с моей стороны не ждал и налетел на мой кулак по инерции. Удар пришелся прямо в челюсть, раздался хруст, и бандюга отправился в нокаут.

Это небольшое событие остановило бег средненького по комплекции бандюгана. Он встал, как вкопанный, и зачаровано смотрел на мой кулак. Я не стал ждать, когда мужичок придет в себя. В два прыжка преодолел расстояние между нами и нацелился бить.

К этому моменту старшой показался из кустов, он знатно матюгался, выдергивая из разных частей тела колючки. Некоторых слов я даже и не слышал никогда. Оценив место сражения, он заорал:

– Чего ты вылупился на него, дурень! А ну вдарь ему!

Средненький опомнился, успел увернуться от моего кулака и замахнулся на меня топором. Прежний я, который Кирилл, тут, скорее всего растерялся бы и, наверняка, пал смертью храбрых. Я прежний, конечно, слабаком и трусом не был, но и никакими навыками ведения боя не владел. Но Путята был воином. Его тело было тренированным. Рефлексы сработали, я отскочил в сторону, схватил его руку и резко вывернул. Топор упал на землю. Бандюга заорал от боли и упал на колени.

Старшой, наконец, вырвался из колючек и рванул на меня. Я схватил корягу и двинулся ему на встречу. Адреналин шумел в висках. Сердце выпрыгивало из груди. Мощным ударом я сшиб его с ног и занес дубину над его головой.

– Пощади, – прохрипел бандюга.

Тут подал голос Белокрыл.

– Действительно, Путята, пощади их. Парнишки ж не со зла на нас напали, просто жизнь у них такая тяжёлая, да?

Старшой быстро закивал головой и зыркнул на средненького. Тот тоже закивал, продолжая тихонько подвывать.

– Семьи поди нет, – продолжал Белокрыл, – у сирот убогих. Бродят по лесу неприкаянные. Вот и пошли на разбой. Но они уже всё осознали, да?

Мужики снова закивали. А конь, немного помолчав, добавил:

– Ты скрути их да к вон тому дубу привяжи в воспитательных целях. И поехали уже отсюда.

Я удивленно посмотрел на Белокрыла. Вот это предложение! Прям сама доброта. Ты их пощади, да в лесу на верную гибель оставь привязанными.

Мужики тоже были ошеломлены таким поворотом. Средненький даже подвывать перестал. Конь тем временем подтащил мне веревку, которой бандиты пытались его поймать.

– Вот, держи, чего добру пропадать!

Тут мужики возопили:

– Смилуйся, боярин, не оставляй нас диким зверям на растерзание! Верой и правдой тебе служить будем, только не оставляй!

– А что вы делать умеете? – деловито поинтересовался Белокрыл.

– Дык, всё умеем, и избу срубить, и очаг сложить, и по хозяйству. И боя не боимся!

Белокрыл посмотрел на них с сомнением. А старшой продолжил перечислять свои уменья:

– А я ещё и по дереву могу, там столы, лавки, наличники, ставенки. А Потап у нас по глине мастер.

– И что же вы, такие мастера, в разбой подались? – с укором спросил конь. – Неужели ни в каком городище пристроиться не смогли?

– Дык, селище наше Чудо-Юдо спалил, одно пепелище осталось. Мы до города добраться хотели, да заблудились. А тут вас встретили, вот и решились на разбой. Тебя бы мы и не тронули, боярин, нам же только конь нужен был. Продали бы его, была бы монета на первое время.

– Я не продажный конь, – обиделся Белокрыл.

Старшой потупил взгляд:

– Ты уж прости нас, боярский конь!

– Ладно, – проговорил, наконец, я, – если Вам негде жить, вы можете податься в мою деревеньку, найдете там старосту, скажете, Путята приказал к делу пристроить. Как тебя зовут?

– Авдей я, боярин, а это братья мои Потап и Анисим.

– На тебе, Авдей, монету, забирай братьев, и отправляйтесь, пока я не передумал.

Ты не Путята (Кирилл)

– Мы теперь всех разбойников будем монетами одаривать? – Белокрыл смотрел на меня с осуждением, при этом, умудряясь настороженно косить глазом на мужиков, которые поволокли своего младшенького по тропе.

– Они же не разбойники, Белокрыл, – ответил я, – ты сам слышал, жилья лишились, в городище добирались, а тут мы.

– Да, а сами они мастера на все руки, – продолжил конь, – только на разбой всё же решились. И, если бы они тебя победили, они бы тебя, конечно, не убили, но к дереву привязали бы и бросили тут одного. Или ты думаешь, что они бы отпустили тебя на все четыре стороны?

– Ты прав, Белокрыл, – согласился я, – только даже самый гнусный преступник заслуживает шанс на исправление. А я, если они окажутся хорошими мастерами, ещё и в выигрыше буду. Работать-то они будут в моей деревеньке.

– Если до неё дойдут! А то пропьют твою монету в ближайшей таверне и снова в лес подадутся, простачков разыгрывать, – заржал конь.