Текст книги "Сила любви (СИ)"

Автор книги: Елена Зауэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

В воде не тонет (Анна)

«Что за чёрт?» – обычно я выражаюсь более культурно, специальность филолога обязывает, так сказать, но сейчас это было бы не кстати. Затылок ломило, и голова кружилась так, будто меня сильно раскачали на карусели. А я с детства плохо переношу все эти увеселительные мероприятия, да что и говорить, если даже поездка в автобусе пару остановок частенько бывает для меня невыносимой.

Я попыталась сосредоточиться на других своих ощущениях и с удивлением поняла, что не могу пошевелить ни руками, ни ногами, так как они были чем-то туго опутаны. А мой рот был забит какой-то очень вонючей тряпкой.

Странно, последнее, что я помнила, это как Кирилл оттолкнул меня, и я, не удержав равновесие, стала падать, потом боль в голове и темнота. Сейчас по логике вещей я должна находиться в больнице. Кирилл ведь должен был вызвать мне скорую, не оставил же он меня помирать? Или оставил? И я сейчас в аду? И черти несут меня на костёр? Я вроде бы ещё не успела так много согрешить в своей жизни, чтобы угодить в ад. Я на всякий случай попросила мысленно прощения у всех своих родных и близких. Но чуда не произошло. Меня всё также мутило, кляп изо рта не исчез, и верёвки, опутывающие моё тело, не испарились.

Тогда я попыталась открыть глаза, чтобы оценить окружающую обстановку. Может быть, это новый способ оказания медицинской помощи, и я лежу в палате реанимации, вся обмотанная шнурами от различных аппаратов? С первого раза разлепить веки не получилось. В лицо светило солнце, и мне пришлось зажмуриться.

А, может быть, это Кирилл пытается спрятать мой труп? Тогда надо показать ему, что я жива!

– Слабо ты её приложил, Колоша, – услышала я вдруг голос сверху, – эвон очухается, вырываться начнёт, так до озера не дотащим. Да, вон вроде, уже зашевелилась.

– Дотащим, не бзди, Долговяз. Инде мы с одной ведьмой что ли не справимся?

«Колоша! Долговяз! Серьёзно?» – мне захотелось посмотреть на владельцев этих чудных имен, и я снова попыталась открыть глаза.

Сначала изображение было мутным, но я напрягла зрение, и картинка стала более четкой. Тогда я поводила глазами по сторонам.

«О, боже!» – я напряглась и попыталась выдавить кляп изо рта. То, что я увидела, не поддавалось никакому логическому объяснению. Меня несли какие-то бородатые мужики в длинных рубахах, подпоясанных веревками, и в драных штанах. А на ногах у них были лапти! Лапти! Такие я видела в Краеведческом музее. Я резко зажмурилась, посчитала до трёх, и снова открыла глаза в надежде, что все это мне сниться. Нет, мужики были более чем реальные. И они куда-то меня тащили. Связанную. С кляпом во рту. Один держал меня под мышками, а другой – за ноги. И к моим ногам был повязан такой совсем не маленький камешек.

– Глянь, Колоша, она очнулась, – тот, что звался Долговязом, посмотрел мне прямо в глаза, – у-у-у, ведьма, чур, меня.

– Ну и что! Мы уже пришли. Сейчас скинем её с пригорка, никто и не найдёт. Будет знать, как над силушкой мужицкой насмехаться!

– А вдруг, пока она летит и на меня порчу наведёт, а Колоша? Я не хочу. Мне никак нельзя. Ведь всего-то седмица прошла, как мы с Ладушкой оженились. Слышишь, Колоша!

– Да, хватит уже причитать, Долговяз! Не успеет она ничего сделати, рот-то у неё кляпом забит!

– Ага, зато глазищами своими так и зыркает! Вона какие гримасы корчит! Вдруг сейчас как раз заклятие какое в мыслях читает!

– Ой, ли! Ну ты и выдумщик, Долговяз! Нет в ней силы такой, чтобы мыслью проклинать. Она же не бабка ейная! Это бабка её как зыркнет, так душа в пятки уходит. А эта так, только по мелочи умеет!

– Да, по мелочи! А кто тебя силы мужицкой лишил, а?

Я переводила взгляд с одного мужика на другого и ничегошеньки не понимала. О чём они таком разговаривают? Кого я силы лишила? Я ж их первый раз в жизни своей вижу. Если бы не кляп, я бы сказала им, что меня, видимо, не за ту приняли, перепутали с какой-то другой женщиной. Но, сказать я ничего не могла.

Главное, я поняла, что сейчас они меня скинут в озеро, а я плавать не умею, да и связана в придачу.

Озеро я разглядела ещё, когда мы шли, вернее меня несли. Красивое такое лесное озеро, вокруг камыш растёт, кувшинки плавают, деревья разные ветвятся: ивы, березки, сосны. Воздух пьянящий, птички чирикают. Красота. И мы стоим над обрывом среди этой красоты. Вернее, они стоят и раскачивают меня вместе с камешком.

– А, давай, – снова подает голос Долговяз, – если она утонет, то мы её вытащим и похороним по-человечески, а?

Колоша аж раскачивать меня перестал:

– Зачем?

– Ну как, она если потопнет, то точно не ведьма! Ведьмы-то не топнут, сам знаешь. А значит, мавкой станет, да за нами придет на Русалью неделю. А так, похороним её по-людски, и будет её душа упокоенной, и нас с благодарностью поминать будет.

– Ага, как же, будет она нас поминать, – рассердился Колоша, – придумаешь, тоже. Хорош болтать, давай кидать её ужо.

И они меня кинули. В этот миг я смогла-таки выплюнуть кляп и заорала, заорала так, как не орала даже на американских горках. Моё тело коснулось воды, но почему-то не потонуло. Меня кто-то поддерживал под водой. Я даже орать от удивления перестала, повернула голову и увидела в воде прозрачно зеленоватое женское лицо, обрамлённое белыми волосами. Незнакомка улыбнулась мне и подмигнула правым глазом.

– Она не тонет, смотри, Колоша, она не тонет, – раздался визг сверху, – ну, точно ведьма! И кляп выплюнуть смогла, теперь проклянёт наш род до сотого колена.

– Прокляну, – заорала я во всю глотку, – ой, прокляну!

Надо же пользоваться своим положением, пока есть такая возможность.

– Ах вы, ироды, – послышалось вдруг неподалеку, – это что ж вы такое творите, – то. Девку потопить ни за что, ни про что решили, убивцы! Управы на вас нет! Ух я вам!

Послышался свист плетки и вскрики.

– Дядька Бакула, дык, ведьма она, смотри сам, в воде-то не потопла!

– Ваша правда! Однако, это старейшинам решать, кто ведьма, а кто не ведьма. Вот вылавливайте её теперь, да в поруб ведите.

– Дык, вода тут леденющая! И глубоко! – подал голос Колоша.

– Об том раньше думать надо было, – отрезал мой невольный спаситель, – а тапере полезайте в оба в озеро!

Через недолгое время раздался всплеск воды, потом ещё один. Подводная женщина помахала мне ручкой и исчезла.

– Лови её, лови, – было последнее, что я услышала перед тем, как вода сомкнулась надо мной.

На костёр ее! (Анна)

Вдруг меня кто-то больно дернул за волосы и так совсем не ласково потащил прямо в воде. Я при этом то всплывала и жадно хватала воздух ртом, то снова погружалась под воду. Во время очередного погружения сознание решило меня покинуть. Вернулось оно ко мне с резкой болью в районе лопаток. Я обнаружила себя лежащей на животе, кашляющей, словно туберкулезница, и изрыгающей мутноватую жижицу. При этом кто-то сильно давил мне на грудной отдел позвоночника. Первая помощь, однако!

– Вроде дышит, – услышала я голос Долговяза, – наверное, она все-таки не ведьма, раз тонуть начала.

– Как не ведьма? Ты чего такое удумал, Долговяз? – воскликнул Колоша. – Ведьма, просто сил у неё ещё не так много.

– Ведьма, не ведьма! То теперь дело старейшин, а не ваше, – послышался голос того, кого мужики назвали дядькой Бакулой, – берите её на руки и несите в поруб.

– Почему в поруб? – прохрипела я с трудом.

– Обвинение тебе непустячное предъявляют, Забава. Потому и в поруб, а не к бабке на печь, – ответил мне дядька.

Забава? Это кто? Я вроде Анной звалась с рождения? И бабки у меня никакой нет, обе померли ещё до моего рождения. Но сил на возражения у меня уже не осталось. Горло болело, в легких жгло огнём, и зуб на зуб не попадал от холода. Переодеться в сухое мне никто не предложил, а мокрая одежда, как известно, совсем не греет. Меня даже не развязали, хорошо хоть камень отцепили.

Мужики снова подхватили меня: один – под мышки, другой – за ноги, и мы пошли сажать меня в поруб. Хотелось бы мне поглазеть по сторонам, да мутило сильно. Любой поворот головы откликался резкой болью в затылке. А потом я и вовсе впала в какое-то полубредовое состояние. И что там со мной делали, я помню плохо. Кажется, мы останавливались по пути, и даже кто-то что-то обо мне спрашивал. Несколько раз звучало слово «ведьма». А потом перед глазами замелькали видения из моей жизни.

Я маленькая иду в первый класс, на мне красивая форма, белые бантики в косичках. Я держу папу и маму за руки и чувствую себя очень взрослой. Ведь я иду учиться!

Учиться, учиться и еще раз учиться – было моим девизом всю школьную жизнь. И ни каких глупостей! Под глупостями мама понимала всякие дискотеки, первую любовь и просто общение со сверстниками. Поэтому день мой был расписан всякими полезными занятиями с утра до самого вечера.

Я на выпускном вечере. На мне красивое платье, на голове что-то немыслимо воздушное, на ногах мои первые туфли на каблуках! Мама считала, что девочке не положено раньше времени портить походку. Красится девочке тоже было нельзя – это портит кожу, но сегодня мне разрешили немного подвести ресницы и тронуть губы блеском. И я чувствую себя настоящей красавицей. Только вот мальчишки обходят меня стороной, и все медляки я танцую с папой.

Каким-то чудесным образом я убедила родителей, что мне просто необходимо учиться именно в Московском Университете, и они меня отпустили! Правда, взяли с меня обещание быть хорошей девочкой! Но что значит это обещание по сравнению с тем чувством свободы, которое я испытала, сидя в поезде, отправляющемся с вокзала родного города!

Первые лекции, зачеты. Посиделки в общаге. Прогулки с подружками. Меня кружит вольная жизнь. Мои первые самостоятельно заработанные деньги, я на заказ начала писать рефераты.

Знакомство с Кириллом. Мы с подружками отмечали благополучно закрытую сессию в небольшом кафе, и там же по тому же поводу находился Кирилл со своими товарищами. И мы кружимся с ним под какую-то медленную композицию, потом под быструю и снова под медленную. Первый поцелуй. Первое свидание. Наша свадьба. Гости кричат нам: «Горько! Горько!». Мы снова кружимся в танце. И снова поцелуи, более страстные, ненасытные. Его руки на моём теле. Мне стало невыносимо жарко.

А потом меня кто-то грубо тряханул за плечо.

– Вставай, Забава, повалялась и будет, на суд пойдем, – услышала я сквозь туман.

Снова Забава. Неужели мы с этой Забавой так похожи. Мой взгляд с трудом сфокусировался на здоровом таком мужике. Одет он был, как и прежние мои знакомцы. Только пояс у него был какой-то широкий с вышивкой и бахромой. Лицо его перекосила презрительная гримаса.

– Вставай, говорю, – повторил он.

Вы когда-нибудь пробовали встать связанными по рукам и ногам? Я не пробовала, но попыталась. Мой охранник, наверное, это был охранник. Кто же ещё может вести заключённого на суд. Так вот, этот добрый человек не долго наблюдал за моими потугами. Видимо, терпение не входило в числе его добродетелей. Так как уже после первой моей неудачной попытки, он просто поднял меня за шкирку, как котенка, и поставил на ноги. Я пошатнулась и чуть было не упала, но он вовремя ухватил меня за платье. Ну, я так думаю, что я одета в платье, ноги-то у меня босые, и нижнего белья не ощущается.

– Горячая ты какая-то и мокрая, – проговорил мой охранник.

Какие точные умозаключения. Интересно, какой я должна быть после купания в ледяной воде? Думаю, у меня сейчас температура была не меньше сорока градусов. Меня знобило, разум куда-то уплывал периодически, в груди что-то булькало, и моё тело несколько раз скручивало от приступа кашля.

Мужик всё ещё придерживал меня, наверное, размышлял, как доставить меня до места заседания уважаемых судей. А я между тем без особого интереса огляделась по сторонам. Поруб представлял собой что-то типа землянки, удобств в поле зрения никаких не наблюдалось. Хорошо, мне, вроде, ничего такого не хотелось. Или плохо? Врачи ответили бы точнее.

Мне всё ещё казалось, что я сплю, и вижу какой-то дурной сон. Ведь, если даже допустить, что это Кирилл вывез меня в какую-то деревеньку, то почему жители одеты так странно? И почему я вдруг стала Забавой? Может быть меня похитили вместо неё? В таком случае, они обязаны меня отпустить? Или нет? Мысли мои путались, происходящее не вписывалось в мою картину мира. Хотела спросить у охранника, где я нахожусь, но тут же согнулась пополам от кашля.

– Видно, совсем худо, тебе, – жалостливо промолвил мужик, – что-то ты на ведьму-то совсем не похожа.

– Я не ведьма, – прохрипела я.

– А люди, говорят, что ведьма, – мужик покачал головой, потом закинул меня на плечо и понес к выходу.

Вот тут бы мне и проснуться. Но нет. Мы оказались на площади. Здесь толпился народ. Кто-то кричал:

– Ведьма! Ведьма! Сжечь её!

– Она моих курей подавила!

– Она мою корову сглазила!

– А у меня из-за неё молоко пропало!

Что за театр абсурда! Прямо средние века какие-то! Я всё ждала, что меня кто-то разбудит, выдернет из этого наваждения. Но мой страшный сон продолжался.

Мужик, наконец, поставил меня на ноги, я уже хотела было закричать, что все они ошибаются. Но мне снова заткнули рот кляпом. А потом началось что-то совсем не объяснимое. Ко мне подошли какие-то старцы в длинных белых рубахах, все высокие, седые как лунь, в руках у каждого палка. Они вперили в меня свои злые глазенки и в один голос, как по команде, прокричали:

– Верим вам люди, ведьма она! На костер, её!

Чьи-то руки тотчас меня подхватили и снова куда-то потащили. Тащили не долго, здесь же на площади стоял столб, вот к нему-то меня стали привязывать. А потом подбросили к моим ногам каких-то палок и подожгли их. На этом захватывающем моменте моё сознание сжалилось надо мной, и поплыло подальше от этого кошмара. Перед самой отключкой я загадала, что в следующий раз очнусь дома, ну или на крайний случай, в больнице. Наивная…

Много сотен лет от сотворения мира, серпень, шестица! (Анна)

Тепло – это было первое, что я ощутила, когда снова пришла в себя. Голова была перебинтована и почти не болела. Дышать было тяжеловато, и во всем теле ощущалась дикая слабость. Но это вполне объяснимо: у меня же травма головы.

Я лежала на чём-то в меру мягком, и одежда на мне была сухой. Правда, нижнего белья снова не наблюдалось. Но в реанимации же его и не положено надевать на пациентов. Я была уверена, что сейчас открою глаза в палате.

И я с улыбкой на устах разлепила веки. Ешкин кот! Где я? Где моя уютная больничная палата? Я лежала на лавке в какой-то землянке, чем-то похожей на поруб, только более светлой. В одном углу этого помещения был сложен каменный очаг. На нём стояли чугунки, в которых что-то булькало. А в другом находилось что-то типа алтаря с какими-то деревянными фигурами. Вокруг стен стаяли скамьи. В центре имелся очень странный стол. Под потолком сушились разные травы и коренья. А рядом со мной на коленях сидела какая-то старуха. Глаза её были закрыты. Старуха раскачивалась и тихо пела на незнакомом мне языке. Правда несколько раз я уловила знакомое сочетание звуков, что-то типа «Троян-отче» и «Макошь-мати». Господи, куда я попала?

В горле запершило. Я не удержалась и закашляла. Старуха прервала своё пение, открыла глаза, и внимательно посмотрела на меня.

– Очнулась, слава Богам! – проговорила она. Её взгляд, обращенный на меня был мягким, даже ласковым. Она наложила мне руки на грудь, и кашель прошел.

– Где я? – тихо спросила я её.

Старуха задумчиво посмотрела на меня, потом молча встала, подошла к очагу и налила какой-то жидкости из чугунка в глиняную чеплашку. Она подошла ко мне, приподняла мне голову и поднесла чеплашку ко рту.

– На вот, попей, полегче будет!

Я сделала глоток и поморщилась, жидкость была отвратительной на вкус, настолько отвратительной, что я с трудом подавила рвотный позыв:

– Я не могу больше, – пролепетала я.

– Можешь! Надо выпить всё! Травы поставят тебя на ноги.

Как ни странно, следующие глотки уже не были настолько противными, а под конец этот отвар показался мне почти вкусным.

– Вот так, умница! – похвалила меня старуха. – Теперь можно и поговорить, заблудшая душа?

– Почему я заблудшая душа? – спросила я.

– Ну а как же понимать то, что вижу я перед собой Забаву, а разговариваю с тобой.

Понятнее не стало. Почему она видит Забаву? Кто такая это Забава? Мой двойник? Слишком много вопросов.

– Кто такая Забава? – я решаю начать именно с этого, ведь всё сходится именно на ней.

– Унучка моя родненькая, Колошею-убивцем в мир духов отправленная, – отвечает старуха, и её глаза наполняются слезами.

Колоша, это имя я уже где-то слышала. Точно, это же он тащил меня на озеро, утопить пытался, ведьмой обзывал. Что-то там ещё про мужицкую силушку было. От активной мыслительной деятельности заболели виски.

– Я помню Колошу, – проговорила я, – он меня утопить пытался.

– Не тебя, а Забаву, – поправила меня старуха.

– Ну, да, он меня с ней перепутал, – кивнула я, – наверное, мы очень похожи.

– Ты не поняла, девонька, – покачала головой старуха, – ты есть Забава.

– Нет, – возразила я, – я – Анна.

Старуха снова отошла от меня. На одной из скамеек стояло ведро, она зачерпнула из него воды в деревянный ковш, поднесла ко мне и помогла мне приподняться.

– Смотри!

Божечки, на водной глади отражалось бледное лицо с большими зелеными глазами. Не моё лицо! Конечно, вода – это не зеркало. Но, отличить лицо тридцатилетней женщины от симпатичной, хоть и изможденной болезнью мордашки молодой девчонки можно.

– Как же так? А где я? – я в растерянности посмотрела на старуху.

– Ты тут, – ответила она.

– Но это не я! Эта девушка не я? Как я оказалась тут?

– Я тоже хотела бы это знать, девонька, – старуха убрала ковш и села рядом, – ну что, теперь поговорим, Анна?

– Поговорим, – согласилась я, хотя любые разговоры сейчас мне казались бессмысленными. Я никак не могла поверить, что я – это теперь не я.

– Расскажи, кто ты, а потом я расскажу про нас, – предложила старуха.

Хорошая задачка. С чего бы начать? Так, чтобы не сильно шокировать эту добрую женщину. Я ещё раз окинула взглядом её убогое жилище, и мне пришла в голову дикая мысль, она требовала подтверждения.

– Какое сегодня число? – спросила я со страхом.

Старуха посмотрела на меня растеряно.

– Не ведаю, чего тебе надобно, девонька. Слова ты говоришь незнакомые.

– Ну, дата какая? – я снова наткнулась на недоуменный взгляд. – Век? Год? Месяц? День?

Старуха немного помолчала, а потом проговорила:

– Дык ужо много сотен лет прошло от сотворения мира в Звёздном храме, а идет сейчас серпень, ужо на вторую половину перешёл, скоро на жатву пойдём. Так шестица днесь, кажись, – она встала и пошла к очагу. – Вечереет, щепань запалю, да питьё тебе надо настоять к ночи.

Отличная дата: много лет от сотворения мира, серпень, шестица! Это мне совсем ни о чём не говорит.

– А правитель у вас кто, – решила я зайти с другой стороны.

– Правитель? Это что такое будет? – спросила она.

Вот и поговорили.

– Ну, царь или князь?

– Володимиром князя нашего кличут, в Киеве восседает. А тебе то он зачем? Али знакома с ним?

Ну, хоть что-то прояснилось. Древняя Русь. Наверное, я всё-таки сплю. Какой-то затяжной кошмар. Я ущипнула себя за предплечье и взвизгнула от боли. Нет, не сплю.

– Ты чегой-то творишь, девка? Все новь принять не можешь? Думаешь, блазнится тебе? Дык нет, явь-то, явь! Нравится тебе то или нет, но то явь! – старуха сердито покачала головой.

– Хорошо, поняла, – кивнула я примирительно, – не сердитесь, бабушка, я растерялась просто, не каждый же день попадаешь в чужое тело, да ещё и в Древнюю Русь.

– Про каку-таку Древнюю Русь ты говоришь? Не знаю такой. А попала ты в княжество Киевское, а сельцо наше Вятошью зовется. Хорошее сельцо, богато живем. Так-то! – возразила мне старуха, и добавила. – А теперь ты сказывай, откуда взялась?

Да, дела! Как объяснить этой замечательной женщине, что я из будущего такого далекого, что ей и не снилось. Ну, ничего, попробую как-нибудь. Только вот по малой нужде сходить сначала надо бы.

– Я, бабушка, всё тебе расскажу, только мне бы в туалет сходить.

Снова непонимающий взгляд.

– Ну, малую нужду справить или как там у вас это называется, а?

– До ветру, что ли захотела? – старуха вышла из землянки и тут же зашла. В руках она держала большой глиняный горшок. – До отхожего места ты не дойдёшь, слаба ещё, вот сюда сходи, а я унесу.

Она поставила горшок на пол и стала помогать мне подняться. С горем пополам я встала на ноги, голова закружилась от слабости, и я чуть было не упала. Хорошо, старуха оказалась очень сильной. С её помощью мне кое-как удалось сделать свои дела. Ещё бы помыться, но для этого я была очень слаба.

Я хотела немного посидеть, но закашлялась, и старуха снова уложила меня на лавку.

– Окрепнешь, тогда я тебе всё покажу, а покамест лежи и рассказывай ужо.

– Понимаешь, бабуль, я у себя дома, там, где раньше жила, была взрослой женщиной. Мне было 30 лет, и я работала в библиотеке. А ещё я была замужем, но муж меня решил бросить. Я хотела удержать его, но он оттолкнул меня. Я упала и ударилась головой, а очнулась уже тут.

Старуха слушала меня не перебивая, хотя видно было, что у не всё ей понятно и что-то очень тревожило. Я хотела рассказать по наше время побольше. Но она меня опередила. И наша беседа продолжилась в формате «вопрос-ответ».

– Значит тебе было 30 сотен годов? – уточнила она удивленно.

– Что ты, всего 30 годов.

– Старая уже, – вздохнула старуха. – Но, хорошо, что не 30 сотен! А что такое «библиотеке»? И как в ней работать?

– Это дом такой, там полки стоят, и на них много-много книг. А я эти книги разным людям выдавала, они читали и возвращали их обратно.

– Чудно, даже представить себе такого не могу. У нас в сельце только у старейшины Белимира книга есть одна, он её никому читать не даёт. А почто мужик тебя бросить решил?

– Не знаю, не объяснил.

– Плохо. Головой говоришь ударилась шибко?

– Да, сознание потеряла.

– В беспамятство впала?

– Да.

– Теперь понятно!

– Что понятно?

– Почему твоя душа заблудилась.

– Почему?

– Дык ты же не упокоенная.

– Хотите сказать, что дома меня не похоронили, как положено?

– Вестимо. Иначе ты б Забаву не пришла.

– А куда бы я тогда делась? И куда делась душа Забавы? – выпалила я, не подумавши, про Забаву и так понятно: померла с концами. Хотя, кто знает, может очнулась сейчас вместо меня в реанимации! Вот ей сюрприз-то будет!

– В Навь бы ты ушла, в мир духов, туда и Забавушка моя отправилась, – ответила старуха, и я не стала разубеждать её в обратном. Больше мы сегодня моё прошлое не обсуждали. Старуха напоила меня противным пойлом, после которого мне жутко захотелось спать, а сама села за прялку.

Прости нас, девка, и мы тебя замуж выдадим (Анна)

Утро выдалось неспокойным. Вчера я была в каком-то оглушении, и не сильно прислушивалась к разным шумам. Но сегодня меня из объятий сна выдернуло громкое «Ку-ка-ре-ку!» Где-то лаяли собаки. Мычала корова. Слышался чей-то говор. Старухи в землянке не было, зато за столом сидели какие-то смутно знакомые старики в количестве пяти штук. Все, как "трое из ларца, одинаковы с лица": седые всклоченные брови и бороды, длинные волосы, белые рубахи. И все внимательно меня разглядывали.

– Пришла в себя, значит! Добро! Добро! А мы уж думали, тризну по тебе справим! Живучая! – проговорил один из них, наверное, самый старший, когда я открыла глаза.

Тут в землянку влетела моя бабуля с коромыслом в руках и накинулась на стариков:

– И чего вы тут позабыли, нечестивцы? За каким лядом пришли? Думали, помирает унучка моя? Ан, нет. Поживёт ещё!

– Ну что ты, что ты, Божена! Не распаляйся! – примирительно проговорил старшой. – Повиниться мы пришли, да порадоваться, что девка-краса на поправку идёт! Да, за Колошу словечко замолвить.

– Ну, винитесь, давайте, винитесь, – бабуля так быстро сдаваться не собиралась. – Девку невинную, непорочную чуть не угробили, а теперь винится они пришли!

– Ты это! Не серчай на нас, Забава! Не разобралися мы, а люди-то доводы приводили не шуточные, тут любой бы ошибся.

– Люди им доводы приводили! Какие люди? Блудливый Колоша? Али Томилка-вековуха с подружкой ейной Заринкой непутной? Это твои люди? Скажешь тоже, Белимир!

Ага, значит, это тот самый старейшина, у которого есть книга. Только что мне дает это знание? Ровным счетом ничего. Побыстрее бы они уже закончили свои терки. Мне ужасно хотелось в туалет.

– Ну, будет тебе, Божена! Прости нас, признали мы неправоту свою, и ты уймись, угости нас своим знаменитым сбитнем, да и пойдем мы.

Я видела, что старуха совсем не горела желанием чем-то угощать наших незваных гостей, но, видимо, верность обычаям не позволила ей прогнать их драной метлой из дому. Она нацепила улыбку и достала из-под лавки кувшин. Старцы как по команде сунули руки себе за пазухи и выставили на стол деревянные плошки. В них моя бабуля налила старцам какой-то тягучей сладко пахнущей жидкости. Старики пили и нахваливали:

– Ох, Божена, ох, мастерица! Никто такой вкусноты приготовить не может. Ой, уважила! Ой, побаловала!

Я уже не чаяла, когда они свалят, но они не торопились.

– А правду люди бают, что Забава после болезни умом тронулась? А, Божена? – вдруг спросил один из старцев, так будто меня рядом и не было.

– Люди бают, что коровы летают, Боголюб, – сердито проговорила Божена. – Не переслушаешь всего, что люди бают.

– А чего она у тебя молчит? Лежит как неживая, только глазами водит? – включился в разговор другой старец.

Вот же, блин горелый. И сдалось им моё здоровье! Надо, наверное, что-то сказать. Но что сказать, чтобы себя не выдать?

– Жива я, жива, слава Богам, дедушки, – проговорила я тихим голосом, подражая говору Божены. Надеюсь, у меня получилось.

Старцы повернули головы в мою сторону.

– Ну, добро! – заулыбались они.

А я осмелела и добавила:

– И вас от души прощаю!

– Вот и славно! Ой, как славно, аж на душе полегчало, верно, други? – проговорил Белимир, поглаживая свою длинную всклоченную бороду. – Порадовала ты нас, девка! Ой, порадовала речами своими лепыми! Славна Додола-Перуница, не дала нам грех совершить, против такой благостной души, дождино наслала да пламя затушила! Любят тебя Боги, знать, Забава, шибко любят!

Старцы поднялись, осушили свои плошки, убрали их за пазуху, кивнули нам и двинулись к выходу. А я вспомнила всё, что предшествовало моему пробуждению здесь в бабушкиной землянке. Столб, огонь, подбирающийся к моим ногам и злые взгляды, и вопли «Сжечь ведьму!». Ужас! Они ведь действительно сжечь меня пытались! И сожгли бы! Да что-то им помешало или кто-то, надо будет порасспросить бабулю.

Но тут Белимир остановился, да так внезапно, что другие старцы чуть не попадали, врезавшись в него.

– Вот пустая моя голова, чуть про главное не забыл! – воскликнул он. – Раз Забавушка в себя пришла да ни на кого зла не держит, то мы решили ейную судьбу устроить и взамуж отдать. А то уж семнадцатый годок ей идет. Нехорошо такой лепой девке безмужней ходить, хлопцев с ума сводить. Правда, ведь, Божена?

Вот это номер! Без меня меня женили. Я хотела было возмутиться, но подавилась слюной, закашлялась и с надеждой посмотрела на старуху. Та хотела было уже что-то ответить, да Белимир её опередил:

– И жених сыскался ей, – пропел он, я уж подумала, что сейчас он закончит всем известной с детства рифмой «Королевич Елисей».

Но нет, имя, которое он назвал заставило меня закашлять с новой силой.

– Колоша сохнет по Забавушке нашей, жизни без неё не видит. Так что, как немного окрепнет девка, сразу обряд и проведём!

– Ты, Белимир, что такое говоришь? Дурмана с утра понюхал? А Забаву вы спросили, хочет ли она за своего насильника и убивцу взамуж? Не в наших обычаях девку без её согласия взамуж отдавать! – бабка уперла руки в боки и грозно посмотрела на Белимира и переминающихся с ноги на ногу старцев. Она выглядела сейчас так устрашающе, что я на месте Белимира пролепетала бы что-то типа "Извините, был не прав" и скоренько ретировалась. Но Белимир не убоялся. Видимо был серьезно обеспокоен моей неустроенностью и умами неизвестных мне хлопцев, или же, что более вероятно, получил от Колоши какой-нибудь презент за мою руку и сердце.

– Так-то оно так! – поднял он для пущей важности указательный палец вверх и потряс рукой. – Только обычаи нонче меняются! В городищах ужо мужей девкам отцы присматривают. И князюшка наш сказал, что согласия девичьего на такое доброе дело тапере не требуется! А у Забавы отца нет, значит мы должны её судьбу устроить!

– В городищах пущай творят, что хотят. А мы не отступники какие! Не позволю унучку неволить. Вот моё последнее слово! – топнула ногой моя бабуля.

– Княжье слово тебе не указ, Божена? – взвизгнул Белимир. – Как сказано, так и будет! Иначе, отправим девку к змею! Уже скоро вересень. Не забыла?

Моя старуха ничего не ответила, она как-то сникла, села на скамью и отвернулась от стариков.

– То-то! – погрозил указательным пальцем Белимир и довольный собой отправился восвояси. За ним покинули горницу и другие старцы, шли они, гордо расправив плечи и высоко задрав нос. И я не удержалась, показала им вслед фигуру из трёх пальцев, не ту, что фигой называется.

А сходи-ка ты, девка, в ад! (Анна)

После ухода старцев мы совсем недолго посидели в молча. Бабка что-то обдумывала, ну а я прокручивала в голове слова старца, мысли все спотыкались на упомянутом им змее. Что это ещё за явление, что его даже бабка боится и согласна меня за Колошу отдать? Тут мой мочевой напомнил о себе, и я потихоньку попыталась встать, не всё же старуху дергать. Но она сама подскочила ко мне бодрой козочкой и помогла подняться на ноги.

– Ну, что? До отхожего места пойдём, или горшок тебе принесть? – спросила она.

Сегодня я на ногах стояла твёрдо, но выходить из жилища на улицу, мне было страшновато. Я представляла себе это их отхожее место, как небольшое поле, на котором все справляли свою нужду где придется, не сильно таясь от других. Поэтому я решила не рисковать и воспользоваться горшком.

Потом старуха принесла мне воды. Я смогла умыться и прополоскать рот. Зубы в Древней Руси, похоже, ещё чистить не научились. Но, тут старуха меня удивила, она подала мне палочку, которая была расщеплена на одном конце и какой-то черный порошок.

– Это для зубов, – сказала она, не дожидаясь моего вопроса.

Для волос она мне дала деревянный гребень и атласную ленту. Я хотела их заплести в косу, но Божена не позволила. Она повязала мне ленту по типу ободка. Эх, мне бы сейчас зеркало! Интересно же, как я теперь выгляжу. Хоть я и видела своё лицо вчера в воде, но рассмотрела его плохо. Я разглядела только зеленые глаза и рыжие волосы. Сейчас я невольно окинула себя взглядом и обнаружила, что довольно хорошо сложена, среднего роста с маленькими стопами и тонкими пальцами на кистях рук. Настоящая Анна красоткой не была. Нет, конечно, у меня были вполне приятные черты лица, и фигура довольно ладная, но мне не хватало того изящества, которое было в Забаве.