Текст книги "Игра богов (СИ)"

Автор книги: Елена Щербиновская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

   – В данный момент она... совершенно здорова, – сказал полицейский медэксперт. – Мы провели полное обследование, никаких отклонений,

   – С каким диагнозом девочка поступила в больницу? – прокурор грозно поглядел на главврача больницы.

   – Нам не удалось установить диагноз, мы не знаем природу этого вируса, мы даже не можем утверждать, что это именно вирус, – подавленным голосом ответил врач, не решаясь поднять глаза.

   – Каково было состояние девочки в момент появления в палате господина Маркуса? – продолжал допрос прокурор.

   – Медицине всегда трудно признаваться в своем бессилии, но врачебная этика требует... чтобы мы называли вещи своими именами, – с вздохом сказал врач. – Буквально за несколько минут до внезапного появления Маркуса мы констатировали клиническую смерть девочки. Конечно, пытались сделать все возможное, но надежды, практически, не было...

   – Что вы можете сказать о действиях господина Маркуса? – требовательно спросил прокурор.

   – Мне трудно дать оценку его действиям, поскольку они находятся за пределами научного опыта, – сказал медэксперт. – Я всегда скептически относился к так называемой нетрадиционной медицине. Но тут мы имеем дело с реальным фактом...

   – Я бы сказал честно – произошло чудо, – тихо произнес главврач больницы. – Девочка жива, и спасли ее не мы!

   Все замолчали, испуганно поглядев на врача.

   – Все, о чем мы говорили здесь, должно оставаться в строжайшей тайне, – произнес прокурор в наступившей тишине, оглядев собравшихся жестким взглядом. – Официальная версия такова: девочка спасена благодаря невероятным усилиям врачей, опирающихся на передовую науку.

   Все продолжали молчать. Прокурор теперь смотрел на врача.

   – Еще вопрос, – тихо сказал он. – Как вы распорядились средствами, полученными от банкира Листовского?

   Врач вспыхнул, заерзал на стуле.

   – Вам известно и это, господин прокурор? – прошептал он растерянно.

   – Мне многое известно, – спокойно сказал прокурор, продолжая выжидающе глядеть на врача.

   – Мы потратили их на нужды больницы, – пробормотал врач.

   – Надеюсь, что вы не лжете! – прокурор устало откинулся на спинку кресла, почувствовав новый приступ головной боли.

   – Не сомневайтесь, господин прокурор, – прошептал врач.

   Все подавленно молчали.

   – А как быть с Маркусом? – вдруг нерешительно спросил следователь, незаметно засунув в рот кончик карандаша.

   – Подержите в тюрьме дня три-четыре, не больше, а потом закроете дело за отсутствием состава преступления...

   – Но, господин прокурор, он – единственный подозреваемый! – воскликнул озадаченный следователь.

   – Никаких но. Пусть приступает к работе. Нам нужны такие учителя!

   – Может быть, вы и к награде его представите? – язвительно произнес следователь, и сам оторопел от собственной наглости.

   – Хорошая мысль, – усмехнулся прокурор. – Вручите ему, совершенно неофициально, чек на тысячу меркальтов, за моральный ущерб.

   В этот момент в кабинете зазвонил телефон. Прокурор взял трубку. По мере разговора выражение его лица стало меняться, слушая, он молча кивал, мрачно глядя перед собой. Потом, положив трубку, тихо сказал.

   – Двое сотрудников департамента полиции, находясь на дежурстве, бесследно исчезли. Надеюсь, все вы понимаете, что эта информация так же не подлежит разглашению?

   – Закончили одно дело, начинается другое, – шумно вздохнул следователь.

   В кабинете прокурора вдруг появилась секретарша.

   – Господин прокурор, я прошу извинить...

   – Я вас не вызывал! – грозно прозвучал его голос.

   – Но там журналисты. Они устроили шум... Я подумала...

   – Думать надо уметь, – грубо оборвал он. – Никакой прессы!

   В тот же момент резко распахнулась дверь, и в кабинет ворвалась корреспондентка в черном комбинезоне со своей фотокамерой, а за ней, давя друг друга, прорвались еще несколько журналистов.

   – Освободите кабинет! – вскочил полицейский, пытаясь преградить дорогу толпе бесстыжих писак.

   – Я требую информацию о местонахождении девочки, заболевшей опасным вирусом! – Наглая журналистка, оттолкнув полицейского, двинулась прямо к прокурору. – Вы скрываете от людей правду! Мир в любой момент может охватить эпидемия! Где вы прячете ребенка?

   – Уберите ее, немедленно, – устало сказал прокурор, снова вздрогнув от приступа головной боли.

   – Я не уйду без информации! – Настырная журналистка взялась за фотокамеру. – Ваш портрет будет опубликован в сегодняшнем номере «Обзора»! Страж порядка, скрывающий правду от народа!

   В кабинете появились охранники с автоматами и дубинками. Толпа журналистов попятилась к двери.

   – Вы все арестованы! – закричал полицейский, размахивая наручниками.

   Журналисты торопливо стали протискиваться в коридор, только нахальная дамочка со своей фотокамерой даже не двинулась с места. Она продолжала торчать перед прокурором, выкрикивая свои обвинения.

   – Заберите у нее пленку, – произнес прокурор измученным голосом.

   – У кого? – спросил начальник охраны.

   Прокурор оглядел кабинет. Журналистки не было нигде.

   – Она только что была здесь, – удивленно сказал следователь. – Все разбежались, а эта не выходила! Но, я точно видел, она не успела вас сфотографировать!

   Прокурор устало откинулся в кресле.

   – Совещание закончено, – произнес он тихо. – Все – на свои места... И скажите, пусть эта дура принесет мне чашку горячего кофе...

   Президент перед зеркалом, с удовольствием любуясь своим отражением, аккуратно зачесывал волосы на висках. Вдруг с удивлением он обнаружил несколько седых волос, выделявшихся среди темной шевелюры, с досадой бросил расческу, отвернулся от зеркала. Посмотрел на часы, встал, нервно прошелся по кабинету. На пороге появился советник, подошел к президенту, что-то шепнул.

   – Пусть войдет, – сказал президент.

   В кабинет вошел худощавый человек с отличной военной выправкой, коротко остриженными волосами и серым, невыразительным лицом, настороженно посмотрел на президента.

   – Докладывай, – небрежно произнес Оскар.

   – Господин президент! – вошедший виновато опустил глаза. – Вынужден сообщить, что покушение оказалось неудачным.

   – Что?! Он еще жив?! – закричал Оскар. – Почему?

   Собеседник президента, помрачнев лицом, произнес упавшим голосом.

   – Так получилось. Случайно убили другого человека, разъезжавшего на таком же автомобиле.

   – Откуда у него такая же машина, как у банкира? – спросил президент.

   – Видно, угнал где-то. Не повезло парню.

   – Где он мог угнать ее? – возмутился президент. – Эта машина сделана на заказ, в единственном экземпляре!

   – Вероятно, они перепутали. Машина, действительно, была очень похожа, -

   – Мне не нужны наемные идиоты! – Оскар понизил голос, – всех, проваливших операцию, немедленно ликвидировать!

   – Все уже ликвидированы, господин президент! – бесстрастно произнес его собеседник.

   – А кто этот убитый? – спросил президент, даже не изменившись в лице.

   – Да работяга какой-то! С автосервиса.

   – Какая жалость! – вздохнул президент, изобразив скорбь. – Мы теряем славных представителей народа! Надо выразить соболезнование семье покойного, случайно ставшего жертвой преступной разборки! И усилить борьбу с преступностью! Об этом я буду говорить в своей следующей речи! – Он жестом подозвал советника. – Составь тезисы выступления о преступности, закажи срочно статью о жертве, а также текст нашего соболезнования и некролога.

   – Я думаю, тут важна последовательность, – сказал советник, – сначала некролог, потом статья, потом соболезнования.

   – Надеюсь, с этим ты справишься без меня? – капризно произнес Оскар, и, не обращая больше внимания на советника, спросил своего визитера.

   – Где машина убитого?

   – Осталась во дворе. Полиция появилась...

   – Плевать на полицию! Немедленно доставить машину! – снова закричал президент срывающимся голосом, вскочил, стал ходить по кабинету. – Даю тебе сутки на исправление ошибки! Или ты уволен!

   – Слушаюсь, господин президент, – бесстрастно повторил собеседник и направился к двери.

   Глава 10

   «Мое направление в искусстве: продолжать творить не там, где пролегают границы, а там, где простирается будущее человека! Необходимы образы, по которым можно будет жить!»

   Фридрих Ницше

   Джозеф сидел на вершине холма неподалеку от старого храма и с грустью смотрел на вечерний город, темнеющий на фоне закатного неба. Закат был красный, тревожный, рваные тучи наползали из-за горизонта и сплетались темными лоскутьями в медленно догорающем зареве. Город казался выгоревшим, испепеленным пожаром, силуэты домов, мрачно и неказисто разбросанных под холмом, напоминали руины. Внизу вдоль узкой, темной реки, нарушая тишину скрежетом колес, катился тяжелый поезд. И над этим полумертвым, опустошающим душу пейзажем, величественно возвышался силуэт заброшенного храма с покосившимся крестом.

   Неожиданно на холме возник Люциус, незаметно приблизился к Джозефу и произнес с сочувствием.

   – Почему ты так печален, Джози?

   Джозеф, не шелохнувшись, даже не повернув головы, тихо ответил.

   – Из-за меня погибли люди!

   – Какой пустяк! – Люциус картинно развел руки. – Из-за меня может погибнуть все человечество, но я не предаюсь скорби.

   Джозеф повернулся к нему, лицо его тронула печальная улыбка.

   – Наконец, ты сказал правду.

   – Так ты считаешь, что я все время лгал? – с обидой воскликнул Люциус. – Ты обвиняешь меня во лжи?

   – Я не в чем не обвиняю тебя, просто констатирую факт. Не будь таким обидчивым, – устало ответил Джозеф. – Тебе ведь, действительно, нет дела до людей! Разве это не правда?

   – Конечно, не правда! – с пафосом произнес Люциус. – А с кем мне еще так самозабвенно предаваться своим любимым играм? Я говорил, что испытываю к этому виду жизни определенную привязанность, но, честно говоря, сам не ожидал, насколько она сильна!

   Джозеф горько усмехнулся.

   – Покайся перед Автором Программы. Может быть, он восстановит тебя в прежней должности и пересмотрит свое решение. Тогда ты сможешь сколько угодно предаваться своим излюбленным занятиям...

   – Я никогда не сделаю этого! И мне очень обидно, что ты, по-прежнему, так скверно думаешь обо мне! – Люциус насупился, горько вздохнул, потом присел рядом с Джозефом на клочки травы, покрывающей холм. – А я ведь изменился, Джози! Я многое пересмотрел и переоценил, но ты не желаешь это замечать! Для тебя я стал всего лишь лживым, обидчивым стариком!

   – Ну, не стоит так драматизировать, – сказал дружелюбно Джозеф. – Давай не будем выяснять отношения, это пустая трата времени.

   Люциус приблизился к нему и прошептал в самое ухо.

   – Но ведь должны же мы с тобой когда-нибудь, наконец, их выяснить?

   – Думаю, это не реально, – улыбнулся Джозеф.

   Люциус помолчал, аккуратно набил табаком свою трубку, неторопливо раскурил. Вдруг он стал серьезен, как никогда прежде, и заговорил изменившимся голосом, в котором не было теперь ни обиды, ни игры. Ни иронии.

   – Это вполне реально, возлюбленный брат мой! Но, чтобы пересмотреть отношение ко мне, ты должен знать все. Готов ли ты меня выслушать?

   – Говори, – сказал Джозеф.

   – Еще до Начала Времен каждому из нас была уготовлена своя миссия, – произнес Люциус. – Автор разработал программу по созданию идеальных людей. На мой взгляд, эти люди были слишком одномерны в своей безгрешности. Согласись, это было так скучно! Я стремился доказать ему, что идеальное не может развиваться, что оно не жизнеспособно, лишенное творческого начала. Идеальное существует только в мысли. Как только оно обрастает формой, оно становится многопланово, разнообразно, чудовищно и прекрасно. Это закон творчества. Когда художник замысливает свою картину, она принадлежит только ему, но как только он пытается воплотить ее в предмет, в материал, она начинает принадлежать всем. Она не может оставаться идеальной. Вокруг нее начинаются споры, борьба мнений. Именно это самое интересное – не так ли?

   Главный Исполнитель был задумчив и молчалив, он не прервал ни словом откровение Люциуса, и Люциус с волнением продолжал свой рассказ.

   – Я решил оживить этот убогий мир, и, ничего не сказав ему, показал им Древо... Что было дальше, ты знаешь сам... Люди проснулись от блаженной спячки и стали творить. Сонмы богов, созданных их творческим воображением, отправлялись на Небо, чтобы защищать людей от страха, неведомого им изначально. Вместе с богами рождались демоны, асуры, раху, черти, всевозможные злые духи, нагоняя страх на людей снова и снова. Такова уж природа человеческой фантазии! При определенных условиях она материализуется!

   Солнце утонуло за черным горизонтом. Сизый туман над городом смешался с тьмой. И в тусклом, затянутом рваными тучами небе, совсем было не видно звезд. Только бледная, обессилевшая луна слабо проглянула сквозь мутные облака, и исчезла, словно растворившись в бесконечной тьме. Воздух над городом стоял душный, тяжелый, плотный, казалось, его можно пощупать рукой, как стену здания или дорожный асфальт. Но сквозь густой смог Джозеф отчетливо видел легкое сияние, которое исходило от человеческих жилищ. Мрачная атмосфера насквозь была пронизана тонкими лучами света, словно золотыми струнами. И каждая струна тихонько звучала, издавая особую, едва уловимую музыку. Джозеф всматривался в сплетение светящихся нитей, вслушивался в их неповторимое звучание.

   – Ты не слушаешь? – окликнул его Люциус, заметив странное, отрешенное выражение на лице своего собеседника.

   – Я слушаю, – негромко отозвался Джозеф.

   – Так вот, на Небе началась борьба за верховную власть, ее отражением стали войны земные. Небесная война продолжалась упорно и долго и, наконец, Он одержал победу над всеми другими и был признан Главным. Обвинив во всем меня, он убедил и всех остальных. Я же, низринутый, как помеха, заклейменный, как носитель зла, сошел со сцены и стал продолжать то дело, которое мне предназначалось. Я наблюдал, как люди, подражая богам или демонам, что в сущности одно и то же, одержимые завистью, алчностью, ненавистью, фанатизмом идеи или веры, в борьбе за мнимую истину или правдивую ложь, в борьбе за власть или за свободу от власти, убивают друг друга. Я не мешал им.

   – Так почему же теперь ты решил вмешаться? – с улыбкой спросил Джозеф.

   – Разве не ясно? – воскликнул Люциус. – Когда люди, по своей собственной воле, истребляют друг друга, это как бы естественный отбор. Более сильные выживают, человеческий род продолжается. И совсем другое дело, если их собирается уничтожить некая сила извне. Несчастное человечество, само того не подозревая, обречено... Это несправедливо, с моей точки зрения. Мало того, Он почему-то считает, что вместе с человечеством избавится и от меня. Это главная ошибка. Я не могу исчезнуть совсем, так же как и Он, кстати. Я останусь, в цепях ли, в огненном ли озере, и когда придет время, снова примусь за дело. Мы связаны одной причиной, одними законами, которые не в силах изменить ни Он, ни Я...

   – Ты произнес прекрасную речь, – губы Джозефа тронула улыбка. – Жаль, что тебя не слышали люди... Они бы выбрали тебя президентом...

   – Ты опять смеешься надо мной! – обиделся Люциус.

   – Нет, мне совсем не смешно... – горько произнес Джозеф, снова вглядываясь в незримый, едва уловимый образ города.

   – Знаешь, для чего появился ты? – Спросил Люциус страстно.

   – Догадываюсь, – тихо ответил Джозеф.

   – Ты должен примирить Его, Меня и Человечество... Ты один можешь сделать это! А я, как и обещал, помогу тебе!

   Джозеф поднялся и поглядел сверху на Люциуса. Люциус выглядел каким-то несчастным и жалким.

   – Ты мне не веришь? – тихо спросил он.

   – Ну что ты, ты прекрасный артист, и говоришь очень убедительно. Советую тебе рассказать все это людям. Они любят мифы. У тебя получится потрясающая мистерия! Ты ведь обещал им дать несколько необычных представлений.

   – Ты это серьезно, Джози? – неуверенно спросил Люциус.

   – Конечно. Но не забудь уточнить, что и Автор, и его Программа – такой же плод человеческого воображения, и материализовался он значительно позже, чем, например, египетский, греческий и индуистский пантеон. Но Автор оказался очень ловок, хитер и умен, сумел убедить всех, что он и есть верховное божество, и, в конце концов, полностью подчинил себе остальных. Более того, он сам уже не сомневается в своей миссии, считая себя первичным по отношению к людям. В этом и драма, и парадокс. Автор и его программа – издержки, мутация больного человеческого сознания.

   – Выходит, и тут я перестарался! – Люциус жадно затянулся трубкой, в его голосе послышалась тревога. – Послушай, Джози, может быть, и я, и даже ты – тоже плоды человеческой фантазии?

   – Время покажет.

   Джозеф поднялся и неторопливо двинулся по тропинке к храму. Люциус последовал за ним. Они вошли внутрь, в темноту, остановились в молчании. Внимательно оглядев старые иконы, Люциус остановил взгляд на изображении сатаны, попранного ногами архангела Михаила.

   – Какая гадость! – Произнес он с чувством.

   – Ты должен быть доволен, что наделил их богатым воображением! – Джозеф улыбнулся, и свет его улыбки озарил темные стены.

   – Но разве я так уродлив? – С обидой отозвался Люциус.

   Джозеф не ответил. Он молча глядел на маленькую невзрачную икону с изображением Богородицы с младенцем на руках, потом сказал тихо.

   – Оставь меня. Я хочу побыть один.

   Люциус мгновенно исчез.

   Джозеф долго глядел на икону, и она медленно начала преображаться у него на глазах, словно стала оживать. Краски заиграли, почерневшая позолота засияла. Глаза Джозефа наполнились слезами, он опустился на колени, преклонил голову и тихо зашептал молитву, рождавшуюся в бесконечных просторах его души, и наполнявшую пространство новым живым дыханием.

   Люциус, прогуливаясь по пустырю перед храмом, беспокойно запыхтел своей трубкой.

   – Что же это творится! – Проворчал он. – Даже я не могу произносить ее имя в суе! Но какая красивая женщина!

   В храме царила тишина. Джозеф все стоял перед иконой, губы его едва заметно шевелились, произнося непонятные слова. Он не заметил, как прошла ночь. Рассвет был очень похож на недавний закат. Солнце с трудом пробиралось сквозь обрывки туч и густой туман, медленно набирая высоту. Вдруг Джозеф услышал, как скрипнула дверь. Он встал, медленно повернулся и увидел детей...

   Они стояли в дверном проеме, их силуэты темнели на фоне рассветных лучей. Алое зарево разливалось за их спинами. Один из них сидел в инвалидной коляске, металл отражал солнечные блики. Белокурая девочка, катившая коляску, отделилась от группы детей и решительно шагнула внутрь. Она долго вглядывалась в полумрак, потом испуганно прошептала.

   – Здесь кто-то есть.

   – Наверное, за нами теперь следят, – тихо ответил Карл.

   – Пошли отсюда... – буркнул Вальд.

   – Жаль, что мы ничего опять не узнаем, – сказала Марта.

   Белокурая девочка осторожно скользнула к выходу и вскоре присоединилась к другим. Джозеф смотрел, как они уходят... Еще мгновение, и они скроются из виду...

   – Подождите! – закричал он.

   Дети остановились в тревожном ожидании. Он вышел из темноты и легко, почти не касаясь пола ногами, направился к ним.

   – Кто вы? – Лола пытливо разглядывала его.

   – Я бродячий философ. Пришел сюда всего три дня назад, но уже успел побывать в тюрьме.

   – За что? – спросил Вальд.

   – Пожалуй, ни за что. Как и ваш Учитель, – тихо сказал Джозеф. – Он ведь тоже в тюрьме?

   – А вы его видели? – оживилась Лола.

   – Нет, но скоро увижу... А вы, кажется, хотели что-то узнать?

   – Да, мы... – неуверенно сказал Вальд.

   – Молчи! – Марта схватила его за руку. – Это тайна!

   Наступила тишина. Дети смотрели на Джозефа.

   – Вы ведь хотите знать, что происходит на самом деле? – тихо спросил он.

   – Да! – ответила Лола. – Мы что-то видели, и кое-что поняли, но не можем до конца разобраться. Если вправду, нам страшно...

   Дети не заметила, как вместе с незнакомцем снова оказались внутри храма.

   – Страшно, на самом деле страшно... – с горечью произнес Джозеф. – Но вы должны победить свой страх, иначе у вас ничего не получится... Ваш учитель ничего не боится, он сотворил чудо и за это оказался в тюрьме! Ведь так?

   – Так, – буркнул Вальд.

   – Вот и получается, что слабый наказывает сильного, чтобы самому не чувствовать себя беспомощным и жалким. – Джозеф стоял теперь в центре круга, который образовали дети, и говорил, обращаясь к каждому. – Слабый духом ищет опоры, сильный не нуждается в опоре. Страх перед силой духа другого порождает насилие слабого. Так было всегда, везде, во все времена. Но так не должно быть.

   – Вы тоже хотите изменить мир? – С надеждой просила Лола.

   – Конечно. И я сделаю это. Мик! – обратился он по имени к малышу в коляске. – Вставай и иди ко мне!

   Дети смущенно и растерянно смотрели на Джозефа, на Мика, который еще глубже вжался в свое кресло.

   – Он не может ходить! Зачем вы так? – вспыхнула Лола.

   – Иди, Мик, – ласково повторил Джозеф. – Ты можешь ходить. Опусти ноги, ты почувствуешь под собой землю, и смело ступай по ней...

   Дети замерли в напряженном молчании. Они смотрели на Мика. Они видели, как малыш, делая невероятные усилия, пытается приподняться в своей коляске. Обиду и боль, надежду и страх выражали их красноречивые взгляды.

   Мик, стиснув зубы, вдруг оторвался от своей привычной опоры и соскользнул на землю. Лицо его стало бледным, покрылось испариной, ноги дрожали. Но он стоял! Потом, осторожно пощупав ногой твердую почву, он сделал первый шаг, затем другой и, еще не очень уверенно передвигаясь, направился к Джозефу.

   – Не бойся, – сказал Джозеф. – Это совсем не страшно.

   Мальчик, улыбаясь от счастья, заторопился, споткнулся, но не упал. Джозеф успел подхватить его.

   – Не спеши, надо немного привыкнуть, – сказал он ласково. – Но эта коляска больше тебе не понадобится.

   Мальчик, смеясь и плача одновременно, почти твердой походкой прошел через весь храм, от стены до стены.

   – Двадцать, двадцать один, двадцать два... Я насчитал двадцать пять шагов! – выкрикнул он восторженно, подпрыгнул, присел, с удивлением трогая пальцами свои ожившие ноги.

   Дети окружили Мика, он снова встал и гордо прошелся перед ними.

   Лола подошла к Джозефу, упала перед ним на колени и залилась слезами.

   – Этого... этого... не мог даже наш Учитель!..

   – Наверное, ему просто не хватило времени, – Джозеф грустно улыбнулся, поднял Лолу с колен.

   Дети смотрели на Мика, на Джозефа.

   – Теперь так будет всегда? – Спросил Вальд.

   – Конечно. Но, это еще не все. Мы восстановим храм.

   – А когда? – спросил Карл.

   – Очень скоро, – ответил Джозеф. – Но я не сказал вам самое главное! Я должен сказать, именно вам!

   Все вместе они вышли из храма и остановились на холме. Вдруг из-за кустов, опасливо озираясь, выбрался старичок в потрепанном пиджачке и, крадучись приблизился к ним. Он давно наблюдал из засады, даже слышал кое-что, и решил, что настало, наконец, время заявить о себе. Он был уверен, что в храме с детьми учитель Маркус, а не какой-то неизвестный бродячий философ, и в вечернем полумраке не заметил различия в облике.

   – Господин учитель, это правда, что вы хотите восстановить старый храм? – шепотом спросил старикашка, выходя из засады.

   – Это правда, – ответил Джозеф.

   – Хорошее это дело, – обрадовался старикашка. – Знаете, идея, оно, может, кому-то и хорошо, но мы – старые люди, привыкли в Боге жить. В этом храме еще мой дед с бабкой венчались, и прадед, слыхал я, тоже сюда ходил...

   – Мы восстановим храм, – уверенно сказал Джозеф, глядя на детей, и они молча кивнули.

   Из-за кустов показались еще несколько человек, оглядевшись, приблизились к Джозефу и уселись на траву вокруг него.

   – Вот мы давно хотели поговорить с вами, господин учитель, – сказал мордастый детина. – И чего это вы в старый храм таскаетесь? А теперь ясно – восстанавливать будете. Правильное это вы дело затеяли.

   – А вы не боитесь, что с властями неприятности будут? – спросил еще один, по виду спившийся интеллигент.

   – С властями мы разберемся, – уверенно ответил Джозеф, развеселившись от того, что люди принимают его за учителя.

   – Конечно, если господин банкир деньги заплатит, власти, небось, и согласятся, – сказал старикашка в пиджачке.

   – Говорили – чокнутый, а он, вроде как, и совсем нормальный, – произнес еще один. – И говорит путем.

   – А вы, это... говорят, детям в школе всякие там сказки интересные рассказываете. Может, и нам чего расскажете? А то – что за жизнь, только дурь с отравой пьем, да морды друг дружке бьем! – сказал старикашка.

   Все засмеялись, и Джозеф тоже весело рассмеялся вместе с другими. Старикашка приблизился к нему, заглянул в лицо и вдруг испуганно вскрикнул.

   – Да что же это с вами, господин учитель? Чего это у вас лицо другое стало? Или я до того допился, что признать вас не могу?

   Все снова рассмеялись, но потом невольно стали подозрительно приглядываться к Джозефу.

   – И, правда, вроде другой, а вроде, похож, – растерянно пробормотал здоровенный детина.

   – Не пугайтесь, я новый учитель, временно заменяю господина Маркуса, занимаюсь с его учениками, – рассеял сомнения голос Джозефа.

   – Вот оно что! – воскликнул старикашка, – стало быть, глаза еще не подводят! Что ж сразу-то не признались, неловко вышло.

   Лола ласково коснулась руки старика.

   – Все ловко, дедушка!

   Джозеф поднялся, оглядел людей и сказал.

   – Пойдемте в храм, там я вам и расскажу свою сказку!

   Он неторопливо двинулся к входу, окруженный детьми, и все пошли за ними. Только один худощавый человечек, похожий на спившегося интеллигента, замешкался по дороге, отстал и незаметно скрылся в кустах.

   Когда Джозеф оказался во внутреннем пространстве храма, то там, прямо на глазах у потрясенных людей, все начало преображаться. Сначала бледный мерцающий свет рассеял темноту, затем, в бликах этого света стали оживать старые фрески и иконы, словно их снова коснулись кисти великих художников. Даже мутные грязные стекла маленьких окошек под куполок незаметно расчистились, и в них заиграли разноцветные витражи. И дивились люди увиденному, и глядели с трепетом на прекрасные образы, обращенные к ним со стен.

   – Это и есть ваша сказка, Учитель? – тихо спросила Лола.

   – Это уже не сказка, – ответил Джозеф. – Это ваша вера и ваша жизнь.

   В полицейский участок заглянул один из бродяг, щуплый, похожий на спившегося интеллигента, тот самый, который не пошел со всеми в храм, а спрятался в кустах.

   – Что тебе здесь нужно? – Грубо спросил дежурный.

   – Мне нужен начальник!

   – Это еще зачем?

   Бродяга приложил к губам грязный корявый палец, и прошептал с таинственным видом.

   – У меня важная информация политического характера.

   – Врешь, наверное, – проворчал дежурный, однако, на всякий случай, потянулся к внутреннему телефону. Не посмев обращаться к высшему начальству с непроверенной информацией, он связался со старшим дежурным по отделению.

   Когда бродягу провели в другой кабинет, он огляделся, и заговорил хриплым полушепотом.

   – В старом храме человек, он говорит такое... будто он храм восстановит, и власти ему нипочем. И детей туда заманил! А он убийца! Я все видел, что было в том дворе. Он убил двух полицейских и сбежал. Я считаю своим долгом гражданина, верного Великой Идее, сообщить об этом.

   – Почему раньше молчал? – спросил начальник.

   – Боялся...

   – Кого боялся?

   – Да этих, журналистов... Они, вроде, одна шайка!

   – А где ты их видел?

   – Да разве поймешь? – бродяга нервно хмыкнул – Они то тут, то там, вроде как привидения... Но если вы этого возьмете, те точно появятся, господин офицер! Я говорю – это одна шайка!

   – Что ты хочешь за свою информацию? – Спросил польщенный сержант.

   – Да мне б похмелиться чем-нибудь без отравы...

   Полицейский достал из сейфа бутылку виски, плеснул в стакан.

   – На! И проваливай отсюда.

   Но вдруг, подумав с минуту, сказал.

   – Постой. Если услышишь или увидишь что-нибудь еще, заходи прямо ко мне. Понял? – Он порылся в карманах, достал немного денег и протянул бродяге.

   – Понял! Если я еще чего узнаю, сразу к вам, – прошептал бродяга и быстро пошел к выходу.

   Филипп задумчиво пил коктейль у стойки бара.

   – Кажется, вы понесли большие убытки, господин Листовский? – С сочувствием произнес незнакомец, подсаживаясь рядом.

   – Я не намерен обсуждать это! – оборвал его Филипп, даже не повернув головы в сторону любопытного незнакомца.

   – И напрасно. В любой игре кто-то выигрывает. Насколько мне известно, однажды вы сорвали банк, выиграв в кости, и это стало началом вашей головокружительной карьеры, – дружелюбно продолжал незнакомец.

   – Вы меня шантажируете? С какой целью? – резко спросил Филипп.

   Люциус расплылся в любезной улыбке.

   – О нет! Напротив, у меня к вам очень серьезное дело... И – никакого шантажа, никакой корысти!

   – Кто вы такой? – Филипп с недоверием посмотрел на странного собеседника.

   – Зовите меня просто Люций, – собеседник продолжал улыбаться. – Будьте любезны, джин с тоником, – он протянул бармену банкноту. – Клянусь, господин Листовский, я не ставил своей целью разорить вас!

   – Так это вы сорвали банк? – Филипп сразу оживился. – Давно хотел с вами встретиться!

   – Теперь я к вашим услугам! – незнакомец понизил голос. – Просто мне понадобились деньги, чтобы выкупить моего друга, случайно угодившего в тюрьму... Вы должны меня понять. Кажется, ваш друг тоже в тюрьме... Какая жалость! Какая несправедливость!

   – Откуда вы знаете? – удивился Филипп.

   – Я многое знаю... – Люциус сверкнул своим демоническим глазом. – Вы прекрасный игрок. Я ценю это и готов играть на вашей стороне.

   – Я не люблю разговоры вокруг да около! Что вам нужно от меня? – напрямую спросил Филипп.

   Люциус прошептал, склонившись к Филиппу.

   – Я могу вернуть вам все выигранные деньги, прямо сейчас.

   Филипп отстранился от него, почувствовав неприятный холодок.

   – Интересно, и на каких же условиях, господин Люций?

   – Вы окажете мне одну небольшую услугу.

   – Услугу? Какую? – раздраженно спросил Филипп. – Опять шантаж?

   Люциус подмигнул черным глазом.

   – Нисколько. И услуга-то ерундовая. Вы просто организуете государственный переворот...

   – Что за чушь! – возмутился Филипп.

   – Нет, это не чушь. Это прекрасная затея, это бренд! – Люциус снова приблизил лицо к Филиппу. – Ваш президент просто отвратителен, хитрый демагог, циник, маньяк, одержимый властолюбием. Не так ли? Страшно видеть, во что он превратил страну ради своих амбиций. Вы, как человек благородный, не можете это терпеть. И вы совершенно правы. Как видите, получается, что у нас с вами вполне общие интересы...