Текст книги "Игра богов (СИ)"

Автор книги: Елена Щербиновская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

   Елена Щербиновская

   ИГРА БОГОВ

   роман

   фантастика

   Глава 1

   «Для могучего действия на земле, чтобы повернуть и пересоздать ее, нужно привлечь и приложить к земле неземные силы».

   Владимир Соловьев

   Я был простым школьным учителем, когда началась эта странная история, и никакого понятия не имел о своем истинном назначении,... хотя, если сказать честно, кое-что я все-таки чувствовал, но не понимал тогда, какое это имеет отношение к тому, что произойдет потом. И я, занятый своими привычными делами, живя своей повседневной жизнью, даже не подозревал, что до начала событий оставались считанные дни, и что все мы станем участниками этих невероятных событий.

   Конечно, моя жизнь была не такой уж обычной, она ежедневно наполнялась до предела чувствами, красками, играми, невероятными приключениями и открытиями, в которые мы пускались и которые совершали вместе с учениками. И чем глубже уходили наши размышления, чем больше проникали в суть непознанного, тем сильнее разгорался азарт познания, жажда новых открытий, и тем ярче светились глаза учеников. Образно говоря, наша жизнь походила на огромный воздушный шар, который за день раздувался так от источаемой нами энергии, что к вечеру готов был лопнуть в любой момент. Но тогда кто-нибудь осторожно тянул его вниз за веревочку, развязывал и потихоньку выпускал воздух. И медленно и плавно угасали наши страсти, чтобы заново вспыхнуть при следующей нашей встрече.

   Я привожу описание воздушного шара как некий образ, хотя на самом деле шар существовал и в реальности. Мы, например, неоднократно проделывали такой эксперимент. Сначала слегка надували шар, причем все по очереди, потом отпускали в классной комнате и наблюдали за его поведением. И он отчетливо реагировал на проявления нашей энергии. Он то морщился, то разглаживался и плавно парил на одном и том же уровне, а когда наши страсти достигали наибольшего накала, он сам собой надувался вдруг до невероятных размеров и иногда разрывался с отчаянным треском. Когда это случилось в первый раз, мы оказались под сильным впечатлением. Представьте себе, вроде бы, обычный воздушный шарик, невинная детская забава, получая от нас импульсы, неожиданно начинает жить какой-то совершенно непостижимой жизнью. Сначала все пережили настоящий шок, потом начался смех. Обрывки шарика мы собрали и бережно сохранили в особом тайнике, ну, а то, что вырвалось из него, мгновенно развеялось в атмосфере, и собрать это, к сожалению, не удалось. Правда, кое-кто из ребят успел заметить мерцающее в воздухе свечение, похожее на отдаленный полет сонмища светлячков...

   Спустя какое-то время мы вместе придумали игру, которая стала называться «Путешествие на воздушном шаре». Каждый пытался управлять шаром по отдельности, стараясь максимально его надуть, удержать в воздухе, но не дать ему взорваться. Уж как все это могло происходить с точки зрения физики, одному Богу известно, но мы не пытались объяснять все непонятные явления только через действия физических законов. Моих учеников гораздо больше увлекал мир загадочных вещей, необъяснимых событий, нераскрытых возможностей природы и самого человека. Оставаясь одни, за закрытыми дверями класса, без посторонних наблюдателей, мы тихо разговаривали о тайнах космоса и мироздания, о назначении человека во вселенной, о Боге, религии, вере, жизни и смерти. Мы размышляли о роли творца и непостижимых законах творчества. В четырех стенах, на короткие промежутки времени отделяясь от всего мира, несколько моих учеников, и я вместе с ними, творили свой особый мир, тонкий и хрупкий, и в этом нашем мире самые невероятные вещи с точки зрения обыденного сознания казались простыми и понятными. Но этот мир, не смотря на свою хрупкость и ранимость, не был иллюзорным, искусственным, виртуальным, он становился вполне реальным и живым, таким же, как мои ученики и я.

   Мы пробовали ставить различные опыты с предметами, смотрели на них, мысленно изучали, потом прикасались, брали в руки. Они откликались по-своему, излучали какую-то энергию. Мы пытались анализировать природу этой обратной связи, и постепенно понимали, что состояние окружающих нас предметов во многом зависит от нас. Словом, в своей маленькой, скрытой от посторонних глаз лаборатории мы, играя, постигали основы того знания, над которым веками и тысячелетиями до нас бился человеческий разум.

   – Господин Марк, – тихо спросила однажды Лола. – Если разные предметы реагируют на нас, это значит, что все в мире связано?

   – Конечно, – ответил я. – Наши помыслы, чувства отражаются на состоянии окружающего мира. Мы обмениваемся с ним информацией, через каждый отдельный предмет. И мир через предметы отвечает нам.

   – Если это так, – задумчиво произнес Сандро, – мир можно изменить...

   – Да, но для этого все должны думать и чувствовать так же, как и мы... – проворчал Карл. – А кому это нужно? Кроме нас – кому?

   – Можно самим справиться, – нервно сказал Сандро. – Надо только найти ключ, найти свой путь...

   Тогда урок закончился, разговор оборвался, но тема его не исчезла, она как бы запечатлелась в воздухе, чтобы снова и снова, при каждом подходящем случае, возвращаться к ней.

   Надо сказать, что наш класс представлял собой зрелище довольно причудливое, которое поражало любого, кто к нам заходил впервые. Случайно попавший к нам человек видел нескольких мальчиков и девочек разных возрастов в довольно-таки странной атмосфере.

   Они сидели среди своих картин, развешанных на стенах класса, среди масок – выразительных, смешных, трогательных и страшных, среди маскарадных костюмов, музыкальных инструментов, среди стеллажей, заполненных книгами. Их окружал тот удивительный сказочный мир, который они создавали вместе со мной день за днем, мир, в котором мы жили вместе в короткие часы уроков и в долгие свободные вечера, изо дня в день, из года в год. И даже если случайный пришелец не мог ощутить все то, что ощущали мы, он все равно испытывал какие-то теплые, добрые чувства, и на лице его неизбежно появлялась улыбка. Правда, гости бывали у нас редко, господин директор, в силу своей небезосновательной осторожности, старался не допускать к нам посторонних.

   А я смотрел на своих учеников с безграничной любовью изо дня в день.

   Вот Лола – прекрасная, белокурая девочка с лучистыми глазами. Она аккуратно и деловито лепила из глины тонкими пальцами сказочный, светлый город. Задиристая Марта с копной огненно-рыжих волос ловко мастерила звонкий колокольчик. От его волшебных звуков в душе поднималась радость. Рядом доверчивый малыш Мик в инвалидной коляске вдохновенно смотрел на высвеченный белый лист. Вот появилась густая синяя линия, рядом – еще одна. Пересекая их, возникла третья. Расплылось голубое пятно. Рядом появились разноцветные точки, мерцающие, словно далекие звезды в неведомой галактике. Вот и еще звездочка зажглась, желтая, рядом – красная. В углу вспыхнуло оранжевое пятнышко, кисть неторопливо расширила его границы. Получился огненный шар... Худенькая рука Мика уверенно держала кисть, опускала в краску, торопливо ополаскивала, снова окунала в краску. На мольберте рождалась прекрасная цветущая планета, похожая на райский сад. Диковинные деревья трепетали листьями, мягкая шелковистая трава покрывала изумрудные холмы. Казалось, слышно щебетание птиц...

   Неуклюжий угловатый Карл сосредоточенно выводил на экране компьютера сложные графики и формулы. Он давно и тщетно пытался просчитать маршрут своего «путешествия». Толстяк Вальд с вечно спадающими на нос очками, тихонько что-то бурча себе под нос, паял какой-то хитрый прибор. Вероятно, это был очередной передатчик, с помощью которого можно было бы связаться с другой стороной Земли. Смуглолицый, темноволосый, худощавый, всегда возбужденный Сандро, или Сани, как привыкли называть всеобщего любимца, что-то торопливо записывал в своем блокноте, не замечая ничего вокруг...

   Казалось, я чувствовал каждого из них от кончиков пальцев до самого сердца. И все же меня всегда беспокоило, насколько глубоко я понимаю их, могу ли я пройти до конца вместе с ними по всем сложнейшим лабиринтам их чувств, сомнений, страстей? И знаю ли я точно, где должен всегда идти вместе с ними, а где надо отпускать их в свободный поиск, в безграничную неизвестность, и только наблюдать со стороны. Но каждый раз, когда я начинал думать об этом, мне становилось страшно. Я слишком любил их и боялся за них. И меня постоянно мучил вопрос, что станет с моими учениками, когда они окажутся одни в жестоком и безжалостном мире.

   Наши игры постоянно менялись, развивались и преображались. Постепенно излюбленное «путешествие на воздушном шаре» трансформировалась просто в «путешествие». В общем-то, это была и игра, и не совсем игра, это было особое занятие, ни на что не похожее, в котором соединялись фантазия, знания, медитация, творчество. Во время путешествия каждый представлял себе что-то свое, а потом рассказывал всем, как он гулял по еще не открытой планете, кого видел в прошлом или с кем познакомился в будущем. Чтобы отправиться в путешествие, мы использовали самые разные вещи, на первый взгляд, совершенно для этого неподходящие. Но в каждом предмете тоже заключена своя тайна, которая иногда раскрывается от неожиданного слова, случайного прикосновения пальцев. Мы брали в руки игральные кости, перебирали их, как монахи перебирают четки, и пробовали извлекать из различных комбинаций цифр тайную магию чисел. Внезапно совершалось проникновение в вибрации тонкой материи, которое давало возможность каждому открыть для себя и увидеть что-то новое, неведомое и захватывающее.

   Когда мы начали изучать древнеиндийский эпос, дети увлеклись идеей перевоплощений. Они пытались представить себе, кем были в прошлых рождениях, в каждом путешествии искали себя в прежних жизнях.

   – Господин Марк, а для чего вообще человек рождается снова? – спрашивала Марта, заглядывая мне в глаза.

   Господи, об этом написаны тысячи книг! Но есть ли единственный, правильный ответ на вопрос?

   – Древние мудрецы объясняли это по-разному, – говорил я. – Многие считали, например, что душа человека возвращается на землю для исправления, и будет рождаться снова и снова в материальной оболочке до тех пор, пока не исправится окончательно и не достигнет совершенства. После этого она сможет обрести вечную жизнь, свободную и счастливую...

   Глаза Сандро ярко сверкнули.

   – Я не хочу рождаться другим!

   – А почему? – удивленно спросил Вальд.

   – Я хочу, чтобы все оставалось, как есть! Чтобы никто из нас никогда не умирал! Чтобы все мы были такими же всегда! Чтобы ничего не менялось!

   – Но ведь душа не меняется, – прошептал Мик.

   Сандро замолчал и задумался. И стало удивительно тихо...

   Потом мы читали «Махабхарату», снова отправлялись в путешествие, и кто-то встречал на своем пути отважных братьев Пандавов и видел даже самого Кришну. Мы пробовали производить разные магические звуки. Лучше всего игра шла под сопровождение древних мантр, но мы сочиняли и свои молитвы, заклинания, песни. Сохраняя в целом ритуал игры, мы постоянно вносили в нее что-то новое, поскольку безудержное воображение моих воспитанников неугомонно стремилось к каким-то переменам.

   Конечно, мы с детьми не занимались колдовством или какой-нибудь чертовщиной, мы просто экспериментировали со своей фантазией, мыслью и духом, и магия была здесь всего лишь средством, творческим методом, а не целью. И главное, мои ученики творили! Они создавали прекрасные картины, лепили фигурки животных и сказочные дворцы, они великолепно двигались, танцевали, пели, становились все более свободными и раскрепощенными. Я радовался, глядя на них, но я знал, что так не может продолжаться вечно. Через какое-то время они должны будут выйти в другой мир, мрачный, жестокий, ужасный. Но еще оставалось время в запасе, и я старался отгонять от себя страшные мысли о подстерегающих их опасностях, об их неизвестном будущем, и, словно страус, прятал под невидимое крыло свою разгоряченную голову. И все же эта мысль настолько меня тревожила, что я не мог избавиться от нее, и часто просыпался по ночам от кошмарных снов, рисующих мрачные картины их недалекого будущего.

   Но мы продолжали создавать свой маленький цветущий оазис среди жестоких помыслов, низких страстей и мрачных каменных стен нашего жалкого, нищего провинциального городка и всего окружающего мира.

   Надо сказать, что большинство моих учеников были детьми с трудной судьбой, рано остались без родителей, кого-то растили бабушки и дедушки, а некоторые жили в специальном интернате при школе. Интернат был небольшой, но очень уютный, благоустроенный. Деньги на него постоянно выделял мой старый школьный друг Филипп, ставший, благодаря невероятной игре судьбы, известным банкиром и живущий в столице. Приезжал он редко, но каждая встреча с ним доставляла огромную радость не только мне, но и детям. Он разговаривал с ними на равных, как с взрослыми, шутил, даже играл – в шахматы, лото, домино, а однажды подарил нам удивительно красивые игральные кости. Это был очень ценный подарок. Именно эти самые кости принесли когда-то моему другу огромный успех, богатство и славу, он хранил их, как талисман на удачу, и вручил их нам именно с этим значением. А получилось так, что эти замечательные резные, слегка потертые кубики неожиданно обрели для нас некое магическое значение. Вместе с ними, с их помощью, мы стали отправляться в наше путешествие...

   Время нашего общения с учениками, конечно, не ограничивалось уроками. Часто я оставался ночевать в интернате. У меня была там своя небольшая комнатка, где мы могли беседовать долгими вечерами, а иногда засиживались до самой ночи. Так происходило день ото дня, но сейчас перед нами стояла совершенно конкретная задача. Приближался юбилей школы, и директор поручил моим ученикам оформить здание к празднику. Всю формальную ответственность он, естественно, возложил на меня, так как с его точки зрения я был очень хорошим педагогом, можно сказать, выдающимся руководителем маленького коллектива, и, как ему казалось, умел особыми педагогическими приемами беспрекословно подчинять себе этот коллектив.

   – Я уверен, господин Маркус, вы меня не подведете! – произнес он с пафосом, пожимая мне руку.

   Я тихо и без пафоса согласился, и мы с детьми, не жалея времени и сил, принялись за дело. Мы любили нашу школу, любили за то, что она давала нам возможность жить своей жизнью, заниматься творчеством. И хотя вся школа в целом была уже не совсем нашим миром, она, все же, как-то защищала нас от окружающего мрака, она была как бы промежуточным звеном между огромным и чуждым пространством зла и нашим маленьким, бурно цветущим оазисом.

   Сам я жил довольно далеко от школы, почти на окраине города, в крохотной убогой квартирке. Филипп уговаривал меня переехать в роскошный новый дом в центре, но я отказывался, под любыми предлогами. И не только потому, что скромному учителю жить в таком дворце было как-то неловко, да и привык я к своей берлоге. Существовала и другая причина. Совсем близко от моего жилья, на высоком холме, стоял старый, полуразрушенный храм, единственный в нашем городе, который еще не успели снести борцы за Великую Идею и ярые противники религии в угоду президенту. Иногда по вечерам я незаметно поднимался на холм по узкой тропе, заходил в заброшенное помещение и тихо по-своему молился Тому, в кого верил с беззаветной любовью. Молился за своих учеников, за бессмертную душу Марии, за Филиппа, за наш несчастный город, за весь мрачный и обреченный мир. Тогда я не знал, слышит ли Он мои молитвы, но в душе всегда оставалась надежда, что, может быть, когда-нибудь Он услышит меня и откликнется...

   Дни, остававшиеся до юбилея школы, пролетели быстро и незаметно. И вот, наконец, ученики Марка Маркуса закончили всю подготовительную работу и отправились оформлять зал. К вечеру накануне праздника все было готово.

   На другой день небольшой актовый зал старенькой провинциальной школы был переполнен. Директор, постаревший, почти седой, с трибуны произносил торжественную речь о славном юбилее школы, приукрашивая ее всевозможными, яркими эпитетами и блеклыми банальностями. Марку, хорошо изучившему его за много лет совместной работы, нетрудно было догадаться, что он скажет в следующей фразе. Но он не осуждал старика за его предсказуемость, за его нелепое тщеславие. В сущности, директор был очень неплохим человеком, а, главное, почему-то настолько доверял Марку, что никогда не вмешивался в его отношения с детьми, никогда не контролировал его, как педагога. Конечно, он тоже по-своему любил своих юных подопечных. И сейчас, когда он смотрел с трибуны на своих выпускников и видел их реакцию на то, как подготовили школу к празднику, душа его, вне всякого сомнения, переполнялась вполне оправданной гордостью.

   А все, собравшиеся в зале, сидели, буквально затаив дыхание, очарованные атмосферой детского творчества.

   Над ними простиралось синее небо, исчерченное движением комет... И в этом ночном небе странным, непонятным образом радостно светило солнце.

   Рядом вздымалось море, по нему скользил метущийся кораблик с белым парусом, казалось, слышится шелест волн, раздаются раскаты грома... Прозрачная радуга рассекла небо, усиливая ощущение бесконечности пространства.

   Светлый праздничный город с яркими фасадами домов вставал над горизонтом.

   Стая белых лебедей устремлялась в высь и взмывала над городом.

   На позолоченной солнечными лучами поляне разлегся задумчивый лев, словно предающийся медитации.

   Директор продолжал говорить, а людям слышался трепет листьев, странные шорохи, таинственные лесные звуки, крики птиц, тихий говор ручья. В зале словно звучала удивительная музыка, в которой сливались в единую симфонию звон колокольчиков, шелест ветра, слова, обрывки фраз, поющие детские голоса.

   И разве так важно было, сколько лет назад выпустила школа первых учеников, сколько из этих учеников сумели вырваться из города, сделать карьеру, занять какие-то посты. Важно было то, что сейчас они все, пусть ненадолго, попали в сказку, встретились с чудом, и могут хотя бы на короткое время забыть о своей напряженной жизни, наполненной тяжким трудом, печалью и безысходностью. А именно такой, в основном, и была их жизнь.

   Директор все говорил и говорил.

   – К сожалению, не все из наших выпускников смогли приехать сегодня. Но я вижу, что многие, все же, не смотря на свою занятость, сумели найти время и посетить наш маленький храм просвещения. – Директор сделал небольшую паузу и окинул зал победоносным взглядом. Зал замер в благоговейном молчании.

   – Хотя наша школа находится в провинции, ей есть, чем гордиться, – с пафосом произнес директор. – Именно из нее ровно восемнадцать лет назад вышел в большой мир наш нынешний президент!

   Директор выждал, пока все собравшиеся должным образом осознают и без того всем известный факт, и заговорил снова.

   – Он был отличным учеником, его ясный ум и прекрасные знания, а также необычайная сила воли, всегда поражали учителей. Мы все пророчили ему великое будущее. Но он превзошел все ожидания, все, даже самые смелые мечты своих скромных педагогов, сделал блестящую политическую карьеру, и стал самым молодым президентом за всю историю нашей страны!

   Директор снова сделал выразительную паузу, и она почти сразу заполнилась аплодисментами. Директор стал хлопать вместе с другими, высоко подняв руки над головой. Когда все нахлопались вдоволь, он продолжил длинную речь.

   – В силу своей занятости государственными делами президент не смог прибыть лично на наш праздник. Но он обратился к нам с приветственным посланием, я позволю себе зачитать его, а потом текст будет вручен всем, собравшимся в этом зале.

   Снова раздались аплодисменты.

   По рядам стали разносить президентское послание. Бывшие ученики протягивали руки к листочкам с черным текстом, кто-то с трепетом и восторгом, а кто-то с откровенным безразличием. Учитель Марк Маркус и его друг Филипп Листовский, сидя среди других выпускников, тихо посмеивались над стариком директором с его высокопарным слогом и безмерным тщеславием.

   – Наш старик совсем не изменился, – прошептал Филипп. – Также любит показуху!

   – Думаю, это не самая худшая человеческая слабость, – улыбнулся Марк. – Не суди его строго, Фил. Для него юбилей школы – глобальное событие.

   – Да я не осуждаю его, – сказал Филипп. – Я прекрасно понимаю, что здесь ничего не происходит. Люди томятся от скуки. Жизнь больших городов манит их нагромождением событий, запретными страстями, большими деньгами. Они завидуют всем, кто вырвался отсюда, и даже не представляют, что там творится на самом деле. Мир все больше наполняется злобой, люди становятся агрессивнее день ото дня. Ненависть и жажда разрушения сквозят буквально в глазах у всех! Основными событиями становятся убийства, грабежи, террор....

   – Зато над всем этим гордо реют портреты великого президента, – съязвил Марк.

   Филипп горько усмехнулся.

   – А люди под его зорким оком не становятся лучше.

   – Но, Фил, так было и раньше. Именно поэтому мы хотели изменить мир!

   – Да, я помню. И Оскар когда-то тоже хотел. Но пока, к сожалению, ничего из этого не получилось!

   Филипп грустно поглядел на друга. Марк сжал его руку.

   – Но разве ты не изменяешь мир? Ты строишь больницы и школы, делаешь благотворительные взносы в детские дома и приюты для стариков...

   – И при этом все больше ненавижу свой бизнес и деньги, которые он приносит. Ты делаешь гораздо больше. Ты помогаешь измениться самим людям!

   Марк грустно вздохнул.

   – Да, но горстка моих учеников легко затеряется в огромном злобном муравейнике, как только выйдет за пределы школы! Я очень боюсь за них и не знаю, как им помочь.

   – Учи их не только мечтать, учи их жить и бороться, – сказал Филипп.

   – Стараюсь. Правда, в этом я, наверное, не лучший специалист.

   – Как сказать, – произнес Филипп задумчиво.

   В зале послышались восторженные возгласы. Потом кто-то из гостей что-то еще говорил с трибуны, его сменил следующий. Когда последний оратор закончил выступление под шум аплодисментов, директор поднял руку. Зал стих. И снова зазвучал голос директора.

   – Наш президент был в числе троих лучших выпускников школы. А теперь я попрошу выйти на сцену двоих их этой замечательной тройки. Это известный бизнесмен, владелец крупнейшего банка страны господин Листовский, удостоивший нас чести прибыть на праздник! А также господин Маркус, уважаемый всеми учитель нашей школы! Прошу!

   – Ты давно не выезжал из города? – спросил Филипп, лениво и неохотно поднимаясь с кресла.

   – Восемь лет... с тех пор, как умерла Мария. Я прочитал в газете некролог. Разыскивать ее стало бессмысленно. Но знаешь, Фил, я почему-то не верю, что она умерла...

   – Ей не надо было уезжать отсюда! – произнес Филипп с горечью. – Ладно, пошли, нас ждут.

   Они прошли по проходу под любопытными взглядами, обращенными, в основном, на Филиппа, поднялись на сцену под одобрительный гул зала и встали рядом с портретом своего бывшего одноклассника и друга, снискавшего великую власть и славу. С портрета он глядел на них гордым и слегка надменным взглядом, был так же молод и хорош собой, как восемнадцать лет назад, и время словно остановилось в мужественных чертах его лица. Марк с горечью и грустью ответил на этот взгляд...

   ...Я вспоминаю ту же сцену, тот же актовый зал, но совсем другие люди сидят в нем. И мы стоим на сцене не вдвоем, а втроем, счастливые, семнадцатилетние.

   Я смотрю в зал, и среди всех лиц вижу только одно. Мария сидит в первом ряду с букетом цветов и улыбается. Кому из нас она улыбается? Как она хороша.... Мне хочется спуститься со сцены, подойти к ней, взять за руку, заглянуть в ее красивые карие глаза. Но я знаю, то же самое, наверняка, чувствуют Филипп и Оскар. Они так же, не отрываясь, глядят на Марию.

   Директор школы, совсем еще моложавый, темноволосый, говорит приподнятым голосом.

   – Дорогие друзья! Перед вами – трое наших лучших выпускников, гордость нашей школы, нашего города! Я уверен, их ждет большое будущее!

   Но мы на сцене в тот момент совсем не мечтаем о нашем великом будущем! Мы думаем только о том, как бы скорее уйти с этой сцены и оказаться рядом с Марией. Я не смотрю на своих друзей, но я ощущаю их желания и чувства, как свои.

   И вот, наконец, измученные бесконечным, томительным ожиданием, мы втроем стоим перед ней.

   – Мария, – с пафосом произносит Оскар. – Сегодня особый день! Мы расстаемся, может быть, навсегда.

   Мария удивленно смотрит на него.

   – Почему так мрачно? Я не хочу расставаться с вами!

   Оскар, слегка озадаченный ответом Марии, некоторое время молчит, прищурив глаза, на его лице отражается напряженная работа мысли. Мы тоже молчим. Наконец, он произносит.

   – И все же, тебе необходимо принять решение.

   – Какое решение? – недоумевает Мария.

   – Ты должна выбрать одного из нас! – решительно заявляет Оскар.

   – Но я люблю вас всех троих! – улыбается она в ответ.

   Моя душа замирает от счастья. Если она любит всех троих, то, значит, любит и меня, ведь я один из них! И вообще, о каком выборе может идти речь? Нам так хорошо, зачем он пытается все разрушить!..

   – Так могло быть до сегодняшнего дня, – продолжает Оскар. – Но сегодня, действительно, особый день. Тебе придется сделать выбор.

   – Но это невозможно! – засмеялась Мария.

   Как хорошо, подумал я, если мы навсегда останемся вчетвером. Какая же она умница! Ведь нам не обязательно разлучаться! И даже если мы разъедемся на какое-то время, все равно вернемся в родной город. Иначе и быть не может! Я тогда и жизни себе без него не представлял, и мне казалось, так же думают и мои друзья. Но Оскар был неумолим.

   – Ты должна выбрать, – сказал он властно, и лицо его стало суровым и мрачным.

   Мария вдруг звонко хлопнула в ладоши и закружилась перед нами, увлекая каждого по очереди в свой стремительный танец. Как она танцевала! Сама природа рождала в ней удивительную пластику, гибкость, грацию, красивые легкие движения. Это был танец нимфы, музы или богини.

   – А если я выберу четвертого? – снова рассмеялась она.

   – Не смешно, – мрачно сказал Филипп.

   – Он станет трупом, – жестко отрезал Оскар. – Ты можешь выбрать только одного из нас. Это судьба.

   Все замолчали. Лицо Марии вдруг стало печальным. Я поймал на себе ее болезненный взгляд и сказал.

   – Никто не знает, какая у нас судьба.

   Все замолчали. Мария вдруг приблизилась к нам, поглядела так странно, словно увидела что-то особенное.

   – Я немного умею читать по ладоням. Я расскажу вам, если, конечно, вы не боитесь...

   – Да чего бояться? – Оскар усмехнулся. – Можно подумать, от этих черточек что-то всерьез зависит! Рассказывай!

   Оскар картинным жестом подал Марии обе руки, она взяла их, развернула ладонями вверх, внимательно стала разглядывать загадочное переплетение линий, складок и бугорков. В воздухе повисла прозрачная тишина.

   – Там, у него, есть про тебя? – разорвал тишину голос Филиппа.

   Мария отвела глаза, посмотрела куда-то вниз.

   – Ну, этого я не могу сказать точно... Конечно, тут есть женщина, но я не знаю, кто она.

   – Пожалуйста, посмотри, а на моей ладони ты есть? – стал уговаривать Филипп, протягивая ей свои руки. – Я думаю, точно есть, я так хочу...

   – Подожди, Фил, – сказала Мария. – Я начала с Оскара. Не будем нарушать ритуал. Дойдет время и до тебя.

   – Ну, так что там у меня? – нетерпеливо спросил Оскар. – Уж не томи, выкладывай начистоту!

   Мы с Филиппом переглянулись, обменявшись улыбками. Оскар этого не заметил, на его лице, не смотря на напускное безразличие, угадывалось внутреннее напряжение.

   – Ты станешь... о, ты станешь великим человеком! – воскликнула Мария. – У тебя редкий знак! Этот замечательный круг на бугорке фантазии говорит о том, что тебя ждет слава... – вдруг выражение лица Марии резко изменилось, и она произнесла с тревогой. – Но твое желание власти слишком велико... берегись самого себя!

   Мы все замолчали.

   – Это смешно, – сказал Оскар, – как можно бояться самого себя? Я что, сумасшедший? По-моему, с головой у меня все в порядке.

   – Я не об этом, – тихо сказала Мария. – Это в душе.

   – Ладно, с меня достаточно мистики, – усмехнулся Оскар. – Спасибо за обещанный успех!

   – Ты что, за гадание нельзя благодарить, – испугалась Мария.

   – А я не хочу быть невежливым, – настаивал Оскар. Такова уж была его натура, что за ним всегда оставалось последнее слово.

   Мария растерянно посмотрела на него и повернулась к Филиппу.

   – А теперь ты, Фил.

   Он с тревожной радостью протянул ей свои руки. Мария схватила его ладони, и, едва взглянув на них, улыбнулась.

   – Ты страшно везучий и очень скоро разбогатеешь.

   – Ничего себе! – удивился Филипп. – Банк, что ли, ограблю?

   Мария засмеялась.

   – Если и ограбишь, тебя никто не поймает! Я же говорю, ты везучий! Это ясно написано.

   – А еще? – робко спросил Филипп. – Что еще написано?

   – А еще, – взгляд Марии стал теплым и нежным, – ты разбогатеешь еще больше и будешь всем помогать. Потому что на самом деле тебе богатство не нужно. Ты можешь отдать последнее, если тебя попросят. Люди будут очень тебя любить.

   Оскар насупился и отвернулся. Он был страшно ревнив, хотя тщательно старался скрывать это. Но я-то знал, я чувствовал, как ревность и зависть к чужому успеху всегда гложет его.

   – Да ладно, – смущенно сказал Филипп. – Зачем мне все это – богатство, какие-то там люди! А что у меня, ну, про личную жизнь,... про любовь есть что-нибудь?

   Мария молча покачала головой, повернулась ко мне, и я с волнением протянул ей свои ладони. Она посмотрела на них, лицо ее вдруг стало необычайно серьезным. Она долго молчала, потом тихо заговорила.

   – У тебя, Марк, особая судьба. Ты не получишь ни богатства, ни славы... но душа твоя чище самого дорогого алмаза... и ты никогда не в чем не изменишь себе.

   – Вот видишь, каждый из нас будет иметь то, что он хочет. Так и должно быть, – сказал Оскар.

   Все замолчали. Возникло напряженная пауза.

   – Не принимайте близко к сердцу, – смущенно сказала Мария. – Это так, ничего не значит...

   – Нет уж! – весело воскликнул Филипп. – Придется тебе отвечать за свои слова! Вот и решай, что для тебя важнее – слава, богатство или душа!

   – Я не знаю... – прошептала Мария.