Текст книги "Файлы Сергея Островски (СИ)"

Автор книги: Елена Клещенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Вадим зубочисткой снимает нагар со свечи.

Нина Георгиевна переставляет свечу на каминную полку… Стоп, ну-ка назад!

Сергей просмотрел эпизод еще раз. Вернулся к началу, включил зум и замедление, просмотрел медленно. Откинулся в кресле. В черном окне отражались лампа и экран, потом экран погас. На чердаке становилось холодно, но он не включал обогревателя.

Кристаллизация из пересыщенного раствора. Кто-то уронил в стакан крупинку соли, песчинку или щепочку, и еще быстрее, чем она погружается в тяжелую прозрачную жидкость, на ее пути растут стрельчатые леса, торопливо, как струйки воды, тончайшие иголочки складываются в готический шпиль. Это уже не «версия», это ответ. И такой ответ, что черное окно стало страшным, как в детстве, будто там, снаружи, бродит огромное чудовище и вот-вот приблизит к стеклу свою морду, и когда свет упадет на нее, тут-то мне и конец…

Он несколько раз перевел дух, чтобы успокоиться, закрыл видеоролик и запустил обычный поисковик.

Когда Сергей выяснил все или почти все, часы на экране показывали без пятнадцати семь. Ложиться спать не стоило, да и время поджимало. Он открыл почту, старательно подбирая слова, составил официальное письмо. Потом сложил в заспинный карман все, что могло понадобиться, и спустился на первый этаж.

* * *

Сергей не стал включать кофеварку – сделал кофе в чашке, получилось почти так же отвратительно, как у Эдуарда. Зато захотелось есть. Откусывая от бутерброда и прихлебывая бурую полупрозрачную жидкость, он прислушивался к шагам в комнате, выжидая, когда будет прилично постучаться. Но Нина Георгиевна вышла сама, уже в спортивном костюме.

– Ох, Сережа, это вы, в такую рань на ногах? Что-то узнали о Паше?

– Нина Георгиевна, я вас дожидался. Хочу спросить вас кое о чем.

– Что такое?.. Нет-нет, кофе не надо, я завтракаю позже, пока только коктейль, – она прошла к холодильнику и взяла оттуда маленькую бутылочку с логотипом олимпиады.

– Я снова насчет этих следов – ну, вы говорили вчера, что увидели следы во дворе. Простите, мне в это не верится.

– Отчего же?

– Фонарь во дворе никто не зажигал. Свет в кухне и гостиной вы, наверное, погасили, когда уходили. Вот вы входите во двор, после улицы здесь кажется совсем темно…

– Не было темно. Было светло от снега, был свет из окон.

– Из каких окон?

– Из наших. Свет падал слева от дорожки, двор был хорошо виден… Сереженька, почему вы так волнуетесь? Я старая женщина, стала бы я выдумывать? Если я говорю, что были следы…

– Я все понял, Нина Георгиевна, просто хотелось уточнить. Еще только один вопрос: вы вчера катались одна или вместе с Акимовым?

Нина Георгиевна возмущенно откинула голову.

– С ним, да. Но какое это имеет… Или вы думаете, что он замешан?.. Да нет же, нет, мы все время были вместе. Расстались на углу, но Паши, получается, тогда уже не было дома…

Она разволновалась и смутилась, но не так, как уличенный преступник. Сергей поглядел на нее искоса. На сухощавую фигуру, затянутую в новый термокостюм – за фигурой она следила, как другие пожилые особы следят за клумбами георгинов или порядком в квартире, и в утренней полутьме, сглаживающей линии плеч и локтей, ей можно было дать лет сорок пять. На старомодную шапочку с помпоном, на пушистую варежку с норвежскими звездами. Розовая помада на губах – допустим, против обветривания, но накрашенные ресницы зимним утром, перед лыжной прогулкой?..

– Вы и сегодня с ним встречаетесь?

– Нет, сегодня мы не договаривались, – чопорно ответила Нина Георгиевна.

– Я почему спросил: мне дядя Коля, курьер, сказал, что он вчера уехал в Москву. Какие-то проблемы с соседями, кажется, он их залил.

Эта пустяковая подробность удивительно обрадовала старую даму. Как девчонку, которая, полдня проревев, узнала, что кавалер не перезвонил, потому что не мог.

– А, я поняла. У него старый дом, там вечно… Надо будет ему позвонить.

– Обязательно позвоните.

– Сережа, вы не осуждаете меня, что я еду кататься, когда такое горе? Может быть, мне остаться?

– Нет-нет, что вы, – с полной искренностью сказал Сергей.

В самом деле, так будет лучше. Он надеялся все закончить до того, как она вернется.

* * *

Когда за Ниной Георгиевной закрылась дверь, Сергей отправил сообщение маме. Он знал, что она просыпается рано, и действительно, она тут же ответила. Тогда он поднялся на второй этаж и постучал в дверь.

Вадим отозвался не сразу.

– Кто?

– Вадим, это Сергей. Откройте, пожалуйста.

– Что? Что такое?

– Насчет Павла Георгиевича. Срочно.

Вадим был взлохмачен и бос, успел только натянуть брюки и футболку.

– Я вчера узнал занятную вещь. На секретный счет Эдуарда поступил платеж, как нетрудно было выяснить даже мне, а тем более полиции, – от Вячеслава Никитича. Акимов сегодня утром уехал, по его собственному заявлению, в Москву. Примем за нулевой вариант, что Эдуард отключил ретранслятор излучения и сигнализацию, вывел дядю Пашу со двора и сдал с рук на руки Акимову, который и увез его. Но тут есть ряд неувязок. Давайте я вам расскажу.

– Одну минуту, – Вадим подошел к окну и распахнул створку, впустив в комнату сырой зимний воздух. Зачерпнул горстью снег с подоконника, обтер лицо и стряхнул капли. – Мы на «ты», не забыл?

– Хорошо. Во-первых, мы с тобой вместе решили, что Эдуард не стал бы действовать так тупо. Во-вторых, тридцать тысяч – смешная сумма за такое большое предательство. Если это не он, значит, Эдуарда кто-то подставляет. Возможно, сам Акимов. Неумный ход, но кто сказал, что он специалист в этих делах? Однако есть и альтернативный вариант – кто-то третий подставляет и самого Акимова. Тогда возникает вопрос: кто бы это мог быть.

– Ну и кто? – Вадим уселся на смятую кровать.

– Этот злоумышленник должен был иметь возможность спуститься в подвал у всех на глазах, чтобы выключить сигнализацию. Там был ты, Эдуард, Виталий, Нина Георгиевна. Затем, утром надо было отключить ретранслятор и, возможно, видеокамеру. Я нашел на одной из антенн каплю коньяка. Как она туда попала, интересно? Серебряные рюмки, как раз подходящего размера, надеть их на антенны можно за полминуты, а потом, когда все будет кончено, так же снять. И, разумеется, на всех рюмках есть свежие отпечатки твоих пальцев и следы ДНК, ты же их все перетрогал, когда предлагал нам выпить.

Вадим открыл рот. Казалось, он не может поверить, что в самом деле это услышал.

– Это ты намекаешь… Это я, значит, у тебя похититель?! Мило. Но почему все-таки не Виталий и не тетя Нина? Из-за рюмок?

– Про Югановых мы вместе поговорили. Технически малограмотные, не доказано, что знали о болезни Павла Георгиевича, редко бывали в этом доме. Их я готов был рассмотреть, если провалятся все остальные версии. О Нине Георгиевне я думал очень серьезно. Она каждое утро встает рано, бывает одна на первом этаже, это не привлекает ничьего внимания. Она общается с Акимовым, которого, как и ее саму, дядя Паша обидел в своих записках. Наконец, она наследница. Но вот еще два момента. Во-первых, весьма маловероятно, чтобы она или Акимов знали номер секретного счета Эдуарда. А во-вторых, и это главное – ей не просто невыгодно, а крайне нежелательно, чтобы ее брат исчез. Я узнавал, при любом раскладе дача достанется не ей, а жене или сыну. Она получит солидную сумму в банке, но не дачу. К тебе в гости ей будет неудобно приезжать почаще и оставаться подольше, а ее интересует именно это…

– Что ты несешь? Причем тут дача, зачем она ей сдалась?!

…Затем, что одиночество пугает даже самых разумных и храбрых женщин. Затем, что романтических затей старики стесняются больше, чем подростки, а шифруются куда хитрее. (Да и кому из нас есть дело до того, как проводит свободное время пожилая тетушка?) Затем, что в Москве невозможно отыскать приличный повод для встречи с другом брата. Затем, что этот друг то ли несообразителен, то ли опасается женщин с серьезными намерениями, то ли сам не знает, чего ему надо, и утренние катания на лыжах – пока максимум, которого удалось достичь…

– Думаю, нас это не касается, – сказал он вслух. – Вернемся к первому пункту. Ты, напротив, был в курсе семейных проблем Гаджиева, мог знать и то, куда он складывает деньги втайне от своей матушки. Вполне возможно, что ты знал пароль от счета Акимова – он мог попросить сына друга о какой-нибудь услуге или подсказке, это старики не знают паролей молодых, а наоборот – сплошь и рядом. Его чип-карта могла заваляться у тебя в кармане – меня убивает эта местная манера выбрасывать чипы, как мусор, если на них не осталось денег. Организовать звонок от соседей по московской квартире и совсем несложно. Теперь Вячеславу Никитичу предстоят незабываемые часы в обществе майора Хохлова из следственного управления. Пока он докажет, что не высадил друга юности где-нибудь в лесочке у Ленинградского шоссе, может пройти много времени.

Сергей встал со стула и прошелся взад-вперед. Вадим молча наблюдал за ним. По его лицу ничего нельзя было прочесть.

– Кстати, я пока не знаю, что на самом деле собирались делать с похищенным. Мне лично не верится, что его высадили в лесочке и уехали. Скажи, что нет.

– Да ты… Ты… – Вадим сжал кулаки. Ага, разозлился и подогревает в себе злость.

– Рад слышать. И вряд ли его увезли на вертолете, не прошло бы это незамеченным в таком тихом месте. Вряд ли также увели пешком – погода не та, здоровье не то, свидетели могли попасться, хоть и темно. Возможно, он и сейчас в поселке. А Акимов в Москве. Может быть, конечно, он нанял сиделку и уехал. Но есть и другой человек, вхожий в этот дом: доктор Наталья Владимировна.

– А с ней что не так?

– Я заметил две вещи. Во-первых, ты человек, абсолютно не склонный к паспортным формальностям. Ну, вторую жену отца по имени-отчеству, это понятно, но моя мама для тебя тетя Аня, курьер из супермаркета – дядя Коля, Эдуард – Эдька, я через полчаса знакомства – Сергей. Она же пять лет наблюдает твоего отца, постоянно бывает в доме, и вдруг почему-то Наталья Владимировна. Мелочь, а цепляет. Люди так разговаривают, когда хотят скрыть отношения. А во-вторых, когда я ее увидел утром – она мало спала и не переплетала волосы с вечера. Когда косу заплетают утром, она иначе выглядит.

– Господи, – Вадим криво усмехнулся, покачивая головой, – ты сам-то понимаешь, что говоришь? Это же несерьезно.

– Сейчас будет серьезно. Вы спустились в подвал, чтобы выключить пожарную сигнализацию, которая орала на весь поселок. Но почему она сработала?

– Откуда я знаю, почему? Она каждую неделю срабатывает.

– Я тебе скажу, почему. Один из тех, кто сидел за столом, взял зубочистку или гвоздь, проткнул в свече отверстие до фитиля и затолкал туда что-то – комочек волос, нитку, саму зубочистку – не знаю, теперь уже не установишь. Запах пошел примерно через полчаса, когда свеча догорела до нужного места. Хорошо, что есть видеоролик…

– Да ты совсем уже? Что ты мог увидеть?! Где была камера и где мои руки? Я снимал капли со свечи, понятно? Криминалист, блин.

– Значит, если я сейчас заеду к Наталье Владимировне, я никого не встречу у нее в гостях?

Вадим поднялся с кровати, шагнул вперед, шаря у себя в кармане. Сергей едва удержался, чтобы не вскочить в боевую стойку. Какого хрена я не провез нейроствол, комната тесная, мне только грохота не хватало…

– О, а вот этого не надо, – он замедлил движение руки и почесал подбородок, – ты ж понимаешь, я не просто так пришел. Майор Хохлов и мне сбросил свою визитку. Письмо у меня в почте, мой ящик тебе не взломать, отправка отсрочена… м-м… четверть часа у нас есть на размышления, но не больше.

– Ты ненормальный.

– Нет вопроса, – спокойно сказал Сергей, – докажи мне, что я ошибаюсь, и я сотру письмо.

Вадим первым отвел глаза и снова сел.

– Да, и еще три мелкие детали, просто для порядка, – Сергей знал, что теперь он будет слушать и что надо дать ему немного времени. – Ты зачем-то соврал, что лег вечером и спал, пока моя мама тебя не разбудила, – знаю, что соврал, потому что Нина Георгиевна, когда возвращалась с прогулки, видела свет в твоем окне. А у доктора Наташи машина той же марки, что у курьера из службы доставки местного супермаркета. Если кто заметил ее утром, – решил, что везут йогурты или пиццу, и никто не сможет поклясться, что это был не курьер. Очень удобно. И третье: я едва не рехнулся, пока пытался понять, как соучастник узнал, что все сделано и можно подъезжать. Все исходящие под контролем, не платочком же вы махали в окно. А ответ элементарный: вам не нужно было трудиться. Она, как лечащий врач Павла Георгиевича, получала сигналы с вашего главного компьютера, наверняка все дублировалось к ней. Следователю она могла сказать, что спала и не заметила отключения сигнализации, и не было причин ей не поверить. Но ведь Наталья, как мы договорились, не спала той ночью. С ее мотивом у меня по-прежнему провал. Она врач, она участник уникального эксперимента, и вдруг… Хотя догадка есть. И при этом мотиве в сообщники подходишь опять же только ты – не Виталий, потому что она не похожа на любительницу женатых мужчин, не мальчишка Эдуард и тем более не дамы.

Последнюю фразу Сергей договорил устало. Кураж улетучился, решение сошлось с ответом – достаточно было взглянуть на лицо Вадима, на то, как он сидит. Пора было двигаться дальше, и что будет, если я скажу неправильные слова?

– Вадим, давай заканчивать это дело.

– Какое дело?

– Хватит разыгрывать роман Достоевского. Ты не Раскольников, я не Порфирий, вообще никогда эту книгу не любил, как и «Карамазовых»… Ладно, извини. Ты затеял такое, что тебе не выдержать. Ты все просчитал, кроме одного: это затея для социопата. А нормальный человек не может такое сотворить со своим отцом. То есть технически ты мог бы, как тот же Раскольников. Следуя принятому решению, проявляя силу воли и все такое. А через месяц сам попал бы в психушку.

Вадим то ли фыркнул, то ли всхлипнул. Потом тихо спросил:

– Чего ты хочешь?

– Хочу, чтобы мы вернули Павла Георгиевича сюда. Прямо сейчас.

– А я чтобы отправился в тюрьму?

– Нет, зачем? Я плохо разбираюсь в здешних законах, но если я не разучился читать по-русски, добровольное возвращение похищенного освобождает от ответственности. Дело будет закрыто, и никто не пострадает. Конечно, если нет вреда здоровью похищенного. И это возвращает нас к фактору времени, Вадим.

– Думаешь, перезагрузка пройдет успешно? – Вадим оскалился – улыбкой, даже кривой, эту гримасу назвать было невозможно, белые зубы страшновато поблескивали в бороде. – А если…

Его оборвал тихий стук в дверь.

– Мама?

– Мальчики, вы тут? – Анна Островски заглянула в комнату. – Сережа, что случилось?

– Все в порядке, мам, – Сергей старался говорить спокойно. – Сейчас едем за дядей Пашей. На твоей машине.

Он сделал приглашающий жест, и Вадим покорно встал. Сергей пропустил его вперед и подмигнул маме.

Ради этого стоило не спать ночь. Она хмурилась, но морщинка между бровей появлялась и исчезала, а губы улыбались. Как когда он в двенадцать лет взял кубок штата по сетевому поиску. Молодец, Островски. Еще два-три найденных родственника, и тебе простят отказ от Гарварда.

* * *

На улице чернота сменилась темной синевой, и опять пошел снег – в белом пятне света под фонарем мелькала крупка, совсем не похожая на вчерашний лебяжий пух. Снег, несомый ветром, сверкал перед фарами машины, как бенгальский огонь, жалил в лицо, стучал по жесткой ткани куртки. Мама села за руль, Вадим и Сергей залезли на заднее сиденье.

– Я позвоню ей? – не глядя на него, спросил Вадим.

– Не стоит, – кротко сказал Сергей, – лучше мы подождем у входа. Хотя ты же знаешь код от калитки, так?

Вадим промолчал.

– Мам, налево и потом второй поворот опять налево, там я покажу… Вадим, пока мы едем, могу я задать тебе вопрос?

– Почему нет? Задавай.

– Зачем ты это сделал?

– Не догадался, умный?

– Ты захотел отомстить за твою маму?

– Господи, – Вадим скривился, – да что ж вас всех так тянет на эффекты… Нет, в принципе ты прав, может, и стоило. У мамы был инсульт, она так и не встала. Никто ей не построил когнитивного протеза, что ты. Обычный человек, обычная болезнь, Бог дал, Бог взял, мужайтесь. Он переводил деньги, но не пришел к ней ни разу.

– А сама она хотела, чтобы он ее увидел? – подала голос мама с водительского места. – Чтоб бывший муж зашел и посмотрел на нее в таком положении?

– Ну, вы все знаете лучше меня, – тут же ощетинился Вадим.

– Сколько тебе было лет?

– Ты же прочитал, раз спросил про это. Девятнадцать – когда первый инсульт, двадцать один – когда ее не стало.

– Сочувствую. – Сергей покосился на свою маму, и дурацкое слово прозвучало лучше, чем могло бы. – Но если не месть, тогда что?

– Деньги… – он опять усмехнулся а-ля Рогожин и шутовски развел руками.

Прежде чем Сергей успел открыть рот, в допрос опять вмешалось стороннее лицо:

– Вадька, ты охренел?! Какие еще деньги? Что, тебе не хватало? Или ты так шутишь? Нет, ты совсем…

– Мама, пожалуйста, смотри вперед, будет глупо, если мы засядем в сугробе! – рявкнул Сергей и, против ожидания, получил возможность продолжать.

– Вадим, я сам удивлен. И мне тоже казалось, что тебе хватает на жизнь.

– На жизнь хватало. А на здоровье – нет.

– Объясни.

– У меня болезнь Чена, – безразличным тоном сказал Вадим.

Машина резко тормознула, их мотнуло вперед. Доктор Анна Островски вывернулась на сиденье, насколько позволяли ремни, уцепилась рукой за подголовник:

– Да? У тебя болезнь Чена, что ты говоришь!

– Хорошо, сейчас еще нет. Мне дали два года, – так же монотонно сказал Вадим.

– Кто тебе дал два года, что за добрые люди?

– Я обращался в частную клинику, где рассчитывают предрасположенность к заболеваниям… Девяносто шесть процентов, что в течение двух лет, оставшийся процент на то, что протяну пять.

– Девяносто шесть процентов. Кошмар! – мама взмахнула кистями рук и растопырила пальцы, как дикобраз иголки, – компактный вариант жеста отчаяния. – А что методик расчета предрасположенности для болезни Чена не существует, они тебе забыли сказать?

– Конечно, если у вас в Америке чего-то нет, этого нет.

– Причем тут Америка! Да вообще не факт, что это заболевание наследственное, у Пашки с двадцати лет допуски по вредности! Какой, нафиг, расчет предрасположенности?! По каким факторам?

– Если вы чего-то не знаете, этого нет, – с той же тупой язвительностью повторил Вадим. Мама молча схватилась за лоб.

– Дай угадаю, – сказал Сергей. – Та же клиника предложила тебе пройти курс лечения?

– Не та же, но по их рекомендации! – с вызовом ответил Вадим.

– Курс дорогостоящий.

– Миллион на одного.

– Рублей?.. Мамочка, время! Давай поедем, а разбираться будем потом.

– Сам же начал, – буркнула мама, но нажала кнопку.

– И ты решил получить наследство. Скажи уж, что хотел сделать с Павлом Георгиевичем, – мамочка, держи руль и смотри вперед, третий участок отсюда… Не под протокол. Честное слово, ничего не пишу сейчас.

– Я бы оставил его в метро, – сдавленным голосом сказал Вадим. – Если бы полиция вышла на меня, сказал бы, что нечаянно потерял его и боялся признаться.

Мама промолчала, но Сергей увидел ее лицо в зеркальце.

– Ну да, без документов… – торопливо сказал он. – Пока введут портрет в базу, прочитают ДНК, пока получат все разрешения, сделают запросы – двадцать четыре часа?

– Я тебя умоляю, – сказала мама. – Пока его доставят куда надо – сутки, пока все пройдет по инстанциям – еще двое суток, а хватило бы и меньше…

Спрашивать, почему на простое дело уйдет двое суток, Сергей не стал. Впрочем, в другой ситуации ничего страшного в этом не было бы.

– Мамочка, стоп, мы приехали…А просто поговорить с отцом, рассказать ему все – такой вариант не рассматривал?

– Я начинал с ним говорить. Предлагал ему самому, хотя у него уже вторая стадия, там они не дают гарантии… Он, как вы, сказал, что все это ерунда, они шарлатаны, предложил мне обратиться к этим… которые ему натаскали этой фигни в подвал. Но его вариант меня не устраивает. Не хочу жить как в тюрьме. Еще неизвестно, кто шарлатаны.

– Я понял. Значит, ради того, чтобы получить миллион и спасти свой разум…

– Два миллиона, – перебил его Вадим. – Два нужно. У меня сын в Нижнем Новгороде. Ему три года. Мы не знали… я не знал, чем отец болен, он же секретность соблюдал!

– И у сына тоже предрасположенность, – сказала мама, подражая его обреченному тону. Вадим злобно зыркнул на нее.

* * *

Оценив расположение видеокамер, Сергей отступил в сторону и отвел за локоть маму, когда Вадим звонил в дверь. Света в окнах не было, но доктор Наталья открыла дверь почти сразу. На ней были блуза и домашние брюки, темные волосы заплетены в простую косу. Увидев на пороге троих вместо одного, она отшатнулась.

– Все-таки выследили?

– Доброе утро, Наталья Владимировна. Да, можно и так выразиться. Теперь, пожалуйста, проводите нас к вашему пациенту.

Наталья встала перед ними в проеме двери.

– Вам так поперек горла, чтобы Павла Георгиевича посмотрел Коссар? Вы хотели бы, чтобы он оставался таким? Подумайте!

– Коссар?

– Этьен Коссар из Каролинского института, – подсказала мама, – он сейчас в Москве, да. Но он же не консультирует, это я знаю точно, потому что… Вадим?!

– Вадим сумел с ним договориться! Но она не хочет. Анна Ильинична, не обижайтесь, но ваша сестра… это комплекс сиделки в чистом виде, ей не хочется, чтобы мужчина перестал быть зависимым от нее. Честно, я не понимаю, почему вы, родственники, этому потакаете! Вы только представьте, а если Коссар ему поможет? Если он снова станет свободным, дееспособным…

Она говорила четко, убежденно, Сергею показалось, что она давно и не один раз произносила эту речь в уме, и только строгий запрет или просьба любимого человека мешали высказать все это злодеям-родственникам. Он отвел руку в сторону, притормаживая маму, и сказал Вадиму.

– А что, хорошо. Советую рассказать то же самое Хохлову, с необходимыми коррективами. Я готов подтвердить. А проверить будет не так-то просто, если вы скажете, что договоренность была частная, предварительная, – детали можно продумать.

– Я вас не понимаю, – сказала она упавшим голосом. – Вы хотите все представить так, будто мы… Все это дело о похищении… Вадим, объясни им! Почему ты молчишь?

Сергей обернулся на Вадима и встретил его умоляющий взгляд. Так он не смотрел даже у себя в комнате, когда выслушал его и убедился, что похищение провалилось. Но рассказывать женщине о страхе, который толкнул на преступление ее любимого человека, и вдобавок о ребенке в Нижнем Новгороде, Сергею не хотелось.

– Вадим вам все объяснит, – сказал он Наталье. В конце концов, должны эти двое понести хоть какое-то наказание, верно, Островски? – Можно, мы все-таки войдем? Павла Георгиевича надо срочно отвезти домой.

* * *

Наталья коснулась ключом замка и толкнула дверь. Тут же комната озарилась ярким светом, будто операционная, и человек, лежащий на кровати, съежился, обхватил голову, закрывая локтями лицо.

– Пашенька, – позвала мама. Человек захныкал хриплым старческим голосом, мама опустилась возле кровати на корточки, стала уговаривать его, мягко трясти за плечо. Сергей тут же вспомнил, что необходимо позвонить Эдуарду, разбудить его и обрадовать, пускай активирует свою шайтан-машину, запускает какие нужно программы. Пока поговорил, мама уже подняла дядюшку на ноги и повела к двери. Шагал он неуклюже, и Сергей понял, что под спортивными штанами на нем подгузник, какой надевают лежачим больным. Слабоумный теребил пояс и хныкал, лицо у него было испуганное.

Мама, молодец, нисколько не боялась, действовала спокойно и уверенно. Подумав так, Сергей понял, что сам… не то чтобы, но… в чем-то понял обвиняемого, скажем так. Желание оказаться как можно дальше, отдать что угодно, лишь бы не иметь к этому отношения, будто это заразно… а если не заниматься словесностью – страх.

– Паша, все хорошо. Пойдем домой.

– Домой, – отозвался человек, в котором Сергею трудно было признать давешнего веселого именинника. – Мне надо дом у меня там. Нельзя нельзя…

Он посмотрел на Вадима. Тот сидел сгорбившись и сцепив руки в замок, и губы у него тряслись.

– Ну хватит уже, – сказал ему Сергей. – Мужик… Будет тебе и диагностика, а понадобится – и лечение.

Вадим ответил коротким ругательством. Сергей одобрительно кивнул и обернулся к маме.

– Тебе помочь?

– Открой ворота и подгони машину поближе.

* * *

Обратно машину вел он, стараясь не прислушиваться к бормотанию на заднем сиденье. Что ты-то трясешься, Островски?! Ты арестовывал убийц, ты падал на Луну с трехсот метров, а наркоманов и электродников навидался еще курсантом. Почему тебя так пугает сумасшедший дядюшка?..

Поселок был крошечный, все было близко, дело заняло меньше получаса, но синева приметно посветлела, – это уже можно было назвать утром. Он сам удивился, как радует его прибывающий свет.

Снег все сыпал, у ворот на белой улице ярко выделялись две фигурки. Элегантное синее пальто тети Ляли и оранжевая курточка.

Он ехал так быстро, как только мог решиться. С шипением поднялась передняя дверца, и он услышал тетю Лялю:

– …Немедленно пойдешь домой и будешь там сидеть, пока мы не придем!

– Мама, я никуда не пойду! Хватит изображать из меня маленькую!

– Пойдешь! Меня не интересует, что ты там разузнала, просто иди домой!

– Сказала, не пойду! Папа, папочка!

– Паша!..

Мама помогла Павлу Георгиевичу вылезти, жена и дочка бросились к нему. Распущенные волосы падали тете Ляле на спину, ворот пальто без шарфа она зажимала рукой. Сергей увидел, что выражение тупого страха не исчезло с лица больного. А ведь поле должно добивать сюда….

– Во двор, давайте зайдем во двор, – он сам плохо понимал, что говорит.

– Паша? Паша?! Господи, нет же…

– Спокойно, – вдруг сказала Алька. Голос у нее срывался, носик покраснел, но смотрела она не на отца, а на розовый планшетик в руке. – Мам, тетя Аня, будьте безмятежны. Есть коннект, идут обновления, сейчас, сейчас все будет…

Опять стало слышно, как постукивает снежная крупа о рукав его куртки. Сергей вытянул шею, заглядывая в Алькин планшет, но тут окно на экране схлопнулось, открылось снова, его перечеркнула декоративная ярко-зеленая энцефалограмма…

– Лялечка, что с тобой? – сказал дядя Паша. – Ты меня пугаешь! Пойдем домой, а то простудишься… Господи, который час?..

Тетя Ляля молча прижалась к мужу, плечи ее вздрагивали. Серебристый камешек на браслете из жатой черной кожи светился голубоватым светом. Алькины губы поползли в стороны, на планшет упала капля.

– Паааа-па! – взвыла большая девочка и тоже кинулась вперед, Сергей перехватил у нее планшет, чтобы не упал под ноги. Павел Георгиевич испуганно озирался поверх голов своих женщин, но теперь это был другой испуг – разумный и виноватый.

– Алик, я и не видел, как ты приехала… Ага, Сергей, я вас узнал, здравствуйте. Анюта, хоть ты мне скажи наконец, что происходит?! Я отключился, да? Надолго?

– Угу, – мама успела вытереть глаза и даже улыбнулась.

– Вот чертовы железки, так и знал, что когда-нибудь… Я что-то натворил?

– Да нет, в общем, нет, напугал только. Пошли домой, там все расскажем. И чаю, чаю!

Мама и тетя Ляля взяли Павла Георгиевича под локти, он мягко освободился, перехватил их руки снизу, проворчав что-то насчет того, что у него слабая голова, а не ноги, и галантно повел сестричек к крыльцу; Ариадна бежала впереди. Сергей двинулся за ними. Пока шел, поглядывал в окно неизвестной программы. Не то чтобы он что-то понимал, но зеленые цвета и спокойный тон сообщений подсказывали, что все штатно. Он ткнул кончиком мизинца в меню, чтобы посмотреть время записи программы в память планшета.

Чего и следовало ожидать. У Эда, как он ни старался оградить от лишней информации девичью психику, не было шансов. В конце концов, Алька – родная племянница моей мамочки.

* * *

– Ложись и спи, – сказала мама. – Ты всю ночь не спал.

Сергей вздохнул:

– Мама, я не хочу спать.

– Ерунда, сейчас захочешь. Белье свежее, я тебе принесла подушечку с хмелем…

– С чем?

– С шишечками хмеля, – мама показала ему пестрое лоскутное сердце, – и другими сонными травами. Что так смотришь?! Хмель, знаешь, с ним пиво делают.

– Понял. А готовый продукт можно?

– Не валяй дурака, куда тебе сейчас готовый продукт. Ложись, только сначала разденься.

Мама сумела отыскать кнопку, которая опускает штору, и в мансарде теперь было сумеречно, как дома в детстве, когда болеешь на рождественских каникулах.

– Я не усну сейчас, правда. А если усну, будут мучить кошмары.

Мама бросила подушку на кровать, придвинула себе толстоногую табуретку и села.

– Что это вдруг?

– Мам, как там дядя Паша?

– Тьфу-тьфу, никаких видимых отклонений. Эд запустил подробное тестирование, но крупных повреждений точно нет.

– Ты ему рассказала, что случилось?

– Рассказала. Он схватился за голову, потом выпил пятьдесят граммов, буквально через Лялькино «не пущу», потом снова схватился за голову и сказал, что страшно виноват перед Вадимом! Он, Пашка то есть, – перед ним виноват! Как это там – и сердце, упав на порог, спросило его: не ушибся, сынок?.. Ляля в ярости, конечно. Марина поздравила мать кислым голосом, и они с Витькой тут же уехали. Все-таки она сука, простите мой японский. Нина зато сияет, так ничего и не поняла.

– А что Алька? С ней все хорошо?

Мама развела руками.

– Более или менее. Все живы, все вместе. Нет, знаешь, я думаю, Алька права, а моя сестра, ее мамаша – неправа. Девочка уже достаточно взрослая, чтобы ей не врали. И лучше знать наверняка, чем гадать, что скрывают родители. А то можно до такого догадаться…

– А Вадим? Он не звонил тебе?

– Не звонил. И если позвонит, скажу, чтобы не попадался на глаза Ляльке как можно дольше, а то получим еще одно семейное уголовное дело. Надо подумать, как ему забрать машину и вещи… Да, с Хохловым я поговорила, – он приедет завтра, просил тебя задержаться. Пашкиным кураторам позвонила, и в Питер, и в Москву. Они тоже обещали приехать завтра – его обследуют, поговорят с Лялькой насчет безопасности… – Мама наклонилась вперед и двумя точными движениями сбросила тапочки с его ног, вытянутых поверх одеяла. – Еще вопросы есть?

Говорят ли крутые американские детективы: «Мама, посиди со мной еще немного»? Спать ему действительно пока не хотелось – подумаешь, ночь без сна, бывало и по две. Но настроение было странным, наверное, из-за вчерашней водки и алкодетокса. Такого у него не бывало с первых дел об убийствах. Открываешь глаза и видишь, что смерть, разрушение, небытие – не иной далекий мир, куда отправляются другие люди, преимущественно незнакомые, не статистика полицейского управления, не малоприятная часть важной работы. Это подкладка бытия, скрытая от глаз тонкой тканью, которая рвется каждый миг.