Текст книги "Файлы Сергея Островски (СИ)"

Автор книги: Елена Клещенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

На втором этаже никого не было, или же все молча сидели по комнатам. Гостиная внизу тоже опустела: в печи потрескивали дрова, за окном кружились снежинки, но тучи редели, и небо наливалось светом. Сергей прошел в столовую, она же кухня. Что тут проверял компьютерщик? Все как у людей: массивный обеденный стол с лакированными ножками-бутылочками, хозяйственный стол с бытовой техникой, на стене над ним висят разделочные доски и прочие поварешки, на потолке вентиляционные трубы, в углах всякие полезные вещи вроде противопожарного датчика дыма и сетевого ретранслятора… Сергей прислушался, не идет ли кто, пододвинул табуретку и влез на нее. Ретранслятор был дорогой, мощный, приспособленный для перекачивания больших объемов информации.

Он постарался припомнить, как звучали шаги, перед тем как следователь, эксперт и Эд с Натальей Владимировной вошли в гостиную. Припомнил и повернул налево. Там оказалась лесенка, ведущая вниз, и незапертая дверь.

В подвале было светлее, чем наверху, – светился весь потолок. Сергей уже не удивился, увидев стеллажи с компьютерным железом. Какой к чертям «смартхоум», тут небольшой аналитический центр… За стеллажами бубнили о каких-то протоколах, о том, что какое-то время совпадает или не совпадает… Обойдя стеллажи, Сергей увидел двоих за терминалом: Эд обернулся к нему с непонятной отчаянной надеждой, а усатый эксперт сказал «здравствуйте», причем Сергею явственно послышалось «зачем приперся?»

– Прошу прощения, тут где-то должен быть чулан. Мне сказали взять одеяло, в мансарде холодно.

– Тут барышня уже искала чулан, – неприветливо сообщил эксперт. – Это точно не здесь, посмотрите наверху.

– Барышня?

– Вы нам мешаете, до свидания.

Не слишком любезно, но заслуженно, сам бы в процессе работы ответил постороннему примерно так. Согласно нормам московского этикета, Марину можно было назвать барышней. Маму с тетей – уже нет, и конечно, не Нину Георгиевну, а Марину вполне…

Нина Георгиевна, легка на помине, оказалась на кухне – наливала себе чай из заварочного чайника. Рядом стояло блюдечко с яблочными чипсами, диетический перекус разумной женщины. Значит, подробный осмотр ретранслятора придется отложить. А с другой стороны, есть вещи и поважнее.

– Нина Георгиевна, вы как себя чувствуете?

Она взглянула на него слегка удивленно – в точности так смотрел дядюшка поверх своих узеньких очков.

– Спасибо, Сережа, я в порядке. Конечно, в расстроенных чувствах, но не как Лялечка. Должен же кто-то сохранять присутствие духа.

– Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Чем тут поможешь, – грубовато ответила старая дама, но улыбнулась. Сергей тут же налил и себе чаю, включил тостер и присел напротив. – Если бы люди вели себя как следует… но этого мы с вами обеспечить не можем, верно?

– Вы про дядю Пашу?

– И про него тоже. Сереженька, мужчине пятьдесят три года, как можно быть таким дураком, не понимаю. Не все люди хорошие, не всем можно верить, это раз. И надо уметь ценить то, что дает тебе жизнь, это два. Собственный дом, любящая жена, прекрасная дочка. Что имеем, не храним, потерявши плачем.

Она покачала головой так сурово, будто это Сергей голышом убежал от любящей жены. Была ли семья у самой Нины Георгиевны? Кажется, нет, ни семьи, ни детей, свободная женщина лет шестидесяти, университетский профессор в отставке. И собственного коттеджа, наверное, нет.

– Я все время думаю про Алю, – признался он. – Она так испугалась.

– Вот и я не понимаю, как можно было не пожалеть девочку, – при этих словах Нина Георгиевна оглянулась через плечо, и Сергей ощутил знакомый импульс, будто внутренние часы высветили напоминалку. Свидетелю есть что сказать, и он скажет, если правильно спросить.

– Мне казалось, дядя Паша очень ее любит, – на пробу произнес он.

– Мне тоже так казалось, – она отхлебнула из чашки и снова покачала головой, скорбно поджав губы.

– Как же он мог не оставить сообщения?

– А я вот думаю, он сказал кому-то. И этот кто-то знает, но молчит.

– Кто, по-вашему?

– Точно я не знаю, но думаю на этого Гаджиева.

– А он здесь был и вчера? (Нина Геннадьевна значительно наклонила голову.) Вы считаете, он знает, где дядя?

Еще кивок.

– Почему?

– Я видела следы утром.

– Что за следы?

– Следы от поленницы за домом – слева от входа, Паша туда за дровами ходил. Следы вели оттуда, мимо двери и через двор к калитке. Шли двое. Я еще подумала: кто это уехал так рано?

– Рано?

– Было восемь утра, полдевятого. – Заметив его удивление, Нина Георгиевна пояснила: – Я по утрам бегаю на лыжах, здесь лыжня у леса, в поселке многие катаются. Так вот, возвращаюсь, а тут следы. А как раз шел снежок, все, что вчера натоптали, замел. Эти следы были свежие.

– От какой обуви, не заметили? – привычно спросил Сергей.

– От валенок, мы тут все по двору ходим в валенках. И те, и другие следы от валенок. Значит, Пашка так в валенках и ушел…

Валенки. Безразмерная обувь, округлая подошва, и сверху еще присыпало рыхлым снежком. Сумели боты найти эти пятна плотности или нет?..

– Да, и при этом двое шли к калитке, и потом один вернулся. Уже по дорожке, от калитки к дверям.

Двое прошли к калитке, один ушел, один вернулся. Наутро в доме были все, кроме дяди. Значит, кто-то из тех, кто остался в доме, его проводил. Если исключить вариант с таинственным пришельцем, скрывающимся в котельной и не найденным опергруппой, остаются мама, тетя Ляля, Марина и Виталий, Вадим, Эдуард. И сама Нина Георгиевна, не будем забывать об этом варианте, кстати, разговоры о следах могут быть и враньем…

– Но причем тут тогда сигнализация? – спросил он. – Калитку изнутри мог открыть любой из тех, кто был в доме, и сигнализацию отключать не потребовалось бы.

– А это вообще ни при чем. Я теперь вспомнила: вчера сработала пожарная сигнализация, ее выключили и, наверное, потом забыли включить. Вот полиция и прицепилась не к тому, к чему надо.

– А вы никому не сказали про следы?

– Почему же, сказала этому, – Нина Георгиевна хлопнула себя правой рукой по левому плечу, обозначив погон. – Надеюсь, он все правильно записал. Ни Ляле, ни Маринке с Вадькой не сказала.

– Вы предполагаете, кто-то из них может быть замешан?

– Хм… Насчет мадам Югановой не удивлюсь. Она Пашу никогда не любила, а деньги ей нужны. Ляля ей даст любую сумму, родная кровь. И смотрите, как она показывает свою нелюбовь к этому Эдуарду, прямо вся шипит. Демонстративно.

– А тогда почему вы считаете, что замешан Эдуард? Могли быть и ее следы во дворе.

Собеседница посмотрела на него с сожалением.

– Потому что Пашка ее тоже не любит, и есть за что. Да хоть бы и любил, не стал бы он с дочкой жены от первого брака обсуждать интимные секреты. С мужем ее тем более не стал бы. А этот Эдуард ему как родной, он часами с ним сидит за компьютером, смеются что-то, никого не пускают. Может, его Звягинцева подкупила, а может, и Маринка. А может, они обе в сговоре.

– Как насчет Вадима?

– А ему нет смысла отца втягивать в развод, – по быстроте ответа видно было, что над этим Нина Георгиевна уже подумала. – Он на этом потеряет. Если бы он узнал, он бы не провожал его, а удерживал. Вот ему бы я сказала, но вы видели, Сереженька, как он со мной разговаривает. И вы ему не говорите, пожалуйста.

– А нам с мамой вы доверяете? – Сергей выдал самую обаятельную свою улыбку.

– Представьте, доверяю, – она тоже улыбнулась, но продолжила серьезно. – Вы оба недавно приехали, материальной заинтересованности у вас никакой, а чтобы Аня предала сестру просто так, по бабской злобе, я не верю. Не такой она человек.

Все верно, думал Сергей, возвращая комплименты. Если причина на самом деле в женщине. А это-то пока и неочевидно…

* * *

Посмотреть ролик опять не вышло: постучалась мама и велела сопроводить ее в поселковый супермаркет. Доставку продуктов на сегодня никто не заказал, нужно было что-нибудь выбрать к обеду, а делать это с вифона доктор Островски не хотела, не доверяя российским презентациям товара.

– Пельмени – это только с мясом, – поучала мама, пока они шли вдоль снежных насыпей, мерцающих солнечными искрами. – С любой другой начинкой – вареники. Запоминай, чтоб не опозориться. На мужчин возьмем пельменей, Ляльке вареников с вишней, она их любит, может, поест, на нее страшно смотреть. Нина Георгиевна вегетарианка, ей с картошкой и грибами…

Супермаркет оказался вполне столичного вида, с быстрой выдачей. Переложив пакеты из корзины в машину доставки, Сергей взял маму под руку.

– Пойдем, посидим в кафе.

– Ты что? А обед?

– Мам, дома, кроме тети Ляли, две взрослых женщины и Алька, найдется кому посолить и бросить в кипяток. А мы по кофейку. Хочешь, угощу тебя ристретто?

– Тут нет ристретто.

– Кто сказал «нет»? Квадратик справа, расширенное меню, все как у нас. Давай. Взрослый преуспевающий сын платит.

Доктор Анна Островски внимательно взглянула на преуспевающего сына. Действительно, они были очень похожи.

– Ну, говори, чего тебе надо.

– Мне хотелось бы, чтобы ты мне объяснила: чего я не знаю про дядю Пашу?

Мама фыркнула. Взяла из ниши на столике кофе и кувшинчик со сливками, бросила обратно капсулу с сахаром и только потом ответила.

– Про дядю Пашу ты не знаешь много такого, чего тебе не следует знать. Что тебя интересует?

– Например, почему полиция приехала сразу.

– Тебе это не нравится?:

– Нет, я просто не понимаю: в России дело о пропаже взрослого человека всегда возбуждают через часы после факта пропажи?

– Почему нет? Думаешь, только в Америке соблюдают закон?

– Но, значит, есть веские причины полагать, что он не сам ушел, по собственной воле?

– Нет причин полагать, что он мог уйти без вещей и одежды, никому ничего не сказав, и бесследно исчезнуть. По закону этого достаточно.

– Он мог сесть в машину. Но ладно, допустим. А почему тетя Ляля так убивается… как по покойнику?

– Типун тебе на язык. У нее муж пропал.

– Пропал – не умер. У нее же такой вид, будто случилось непоправимое.

– Психолог ты мой полицейский, – снисходительно сказала мама. – Она любит его.

Кажется, тайна охранялась строже, чем он думал. Сергей взял свой кофе и заговорил сам.

– Хорошо. Тогда я расскажу, что я знаю. Павел Георгиевич переехал на дачу пять лет назад и с тех пор жил тут практически безвыездно. Тетя Ляля ездит и в Москву, и у тебя в гостях была, он – нет. Даже когда Ариадну награждали за победу на олимпиаде, не приехал на церемонию. Тогда же, пять лет назад, в подвале установили компьютерное обеспечение, нестандартное, энергоемкое и далеко-далеко за пределами бытовых нужд… Только не спорь, я его видел. Это не «смартхоум», это нечто намного более сложное. К оборудованию следствие проявляет живой интерес, как и к дядиному компьютерщику. Который, кстати, вчера был на дне рождения, куда пригласили только близких родственников.

– А по-твоему, его надо было выставить? – не выдержала мама. – Мы на стол накрываем, а вы идите себе, вы обслуживающий персонал, а у нас семейный праздник? Милый, в Москве приличные люди так не поступают.

– А потом он остался ночевать.

– Да, а что такого? Он и раньше тут ночевал, когда они с Пашей засиживались.

– В подвале.

– В подвале, а что тебя так волнует?!

– Нет, ничего. Идем дальше. После дня рождения дядя внезапно уходит из дома. И не исключено, что при сем присутствовал кто-то. Кто-то из своих. Проводил хозяина и теперь молчит. – И Сергей рассказал о следах.

Рассказ на маму подействовал. Она допила кофе залпом, забыв про сливки, и сжала губы.

– Ты не предполагаешь, кто это мог быть?

– Нет. Нет. Проснулась я не рано, к окну не подходила.

– Шагов не слышала?

– Слышала. Кто-то ходил в ванную, она рядом со мной, потом спускался по лестнице, я подумала – Паша за дровами… Вот теперь мне кажется, что я слышала еще чьи-то шаги, как будто кто-то потом спустился за ним.

– Но если Эдуард ночевал в подвале, то, значит, это не он?

– Я не уверена даже, что это были шаги на лестнице. Кто же знал, что надо было прислушиваться. Может быть, Нина внизу ходила со своими лыжами. Теперь говори, к чему ты клонишь.

– Я думаю, Павел Георгиевич занимался чем-то опасным, – сказал Сергей. – Надеюсь, что это не криминал, а секретные исследования… хотя, если подумать, одно другого стоит. Я также думаю, что кто-то заинтересован в том, чтобы эти его занятия прервать. А кто-то из тех, кто сейчас будет есть пельмени и вареники, вошел в долю. При любом варианте дело очень нехорошее. Если ты что-то знаешь, скажи мне, пожалуйста.

Мама опустила глаза, пальцы ее крутили ложку из мягкого пластика, скатывая в трубочку.

– Если я тебе не скажу, ты будешь и дальше болтать об этом, пока не дойдет до Альки, – наконец сказала она. Сергей промолчал. – Ну ладно. Но это не должно пойти дальше.

– Мамочка, ты не представляешь, сколько страшных тайн хранится в этой голове.

Она не улыбнулась в ответ.

– У Паши болезнь Чена, вторая стадия. Нейродегенерация по типу Альцгеймера.

– Ч-что? В каком смысле?

Чего угодно он ожидал, но не этого.

– Мам, я не понимаю, как это – вторая стадия? Я же видел его записи, интервью «Науке-Пресс»! Говорил с ним по вифону! Абсолютно нормальный человек, речь, память, контакт с собеседником. Стихи читает…

Мама кивала в такт его аргументам.

– Да-а, стихи наизусть, печку топит и даже пишет обзорные статьи. Ты знаешь, что такое когнитивный протез?

– Эти штучки, которые склеротики носят на висках? Знаю, конечно. Кстати, память идеальная становится, лучше, чем у здоровых, хотел бы я в каждом деле иметь по такому свидетелю. Но ведь у дяди Паши их нет?

– Штучек на висках нет, – подтвердила мама, – а электродная сетка под скальпом есть. Обычно у пациентов бывают видны антенны – такие блестящие волоски, – но не в Пашкиной гриве. Управляющую часть ты видел в подвале. Когда процесс охватывает обширные зоны коры, штучками не обойтись. Ретрансляторы и точки доступа в доме на стенах и потолке, плюс несколько снаружи, во дворе. Пашин когнитивный протез – весь коттедж. Пока он дома, его мозг работает нормально.

Сергей потряс головой.

– Мам, еще раз, с начала, для альтернативно умных. Что с ним, зачем электроды, антенны?

Мама вздохнула и заговорила, глядя перед собой.

– Хорошо, сначала. Болезнь Чена – коннектопатия. Нервные клетки не погибают, но идет дегенерация синапсов, контактов между ними. Разрушаются связи между участками коры. Если не лечить, результат тот же: распад личности, превращение в человекообразный овощ. Но в отличие от многих других нейродегенеративных заболеваний, коннектопатии поддаются аппаратной коррекции. Если принимать сигналы от одних зон и перенаправлять их на другие, то мозг работает нормально.

– Так. А компьютер зачем?

– Сережка! – мама усмехнулась. – Ты думаешь, достаточно протянуть проволочки вместо нервных окончаний? Если повреждения обширные, выход по входу рассчитать не так просто, для пересчета паттернов активности нужны специальные программы, вычислительные мощности. Это сделали ребята из Питера, они публикуются помаленьку. Я читала – не совсем моя область, но высокий класс, безотносительно к тому, что это Лялькин муж. Нехорошо так говорить, а небось, ждут не дождутся, когда Паши не станет и можно будет раскрыть анонимность пациента. Знаменитый физик после страшного диагноза прожил полностью сохранным… Что? Что ты на меня так уставился?

– Ждут не дождутся?

Мама всплеснула руками.

– Это у тебя вместо башки полицейский компьютер, – перегнувшись через столик, она постучала Сергея пальцем по лбу. – Даже и не думай! Я с ними пересекалась. Они врачи. Сперва врачи, а потом уже грантодержатели.

– Хм-м…

– Ладно, вот тебе аргумент в твоем вкусе: ни один ученый не прервет уникальный эксперимент, потому что чем дольше он идет и благополучнее закончится, тем больше им славы. Возможно, их бы устроило, если бы Пашка умер от язвы, пневмонии, с лестницы бы упал – от чего-то совсем не связанного с мозгами. Но похищать его они бы не стали, даже если бы им понадобилась суперсрочная пиар-кампания. Результат будет такой, что пиар-кампания не получится.

– Какой будет результат?

– При выходе из поля немедленное ослабление рассудка, говоря по-простому. Может быть, не овощ, но младенец или… в общем, мало веселого. А с течением времени вероятны необратимые повреждения, которые уже нельзя скорректировать.

– Через какое время?

– Точно не скажу. Попробуй узнать, я при Ляльке не могу. Сама она, наверное, знает, но я боюсь ее спрашивать.

– М-да, вот тебе и ни фига себе, – Сергей машинально повторил Алькино выражение. – Я должен это обдумать… Погоди, еще вопрос: кто об этом знает? О болезни, о когнитивном протезе?

– Лялька знает. Я знаю – она мне позвонила сразу, как поставили диагноз. Вадим. Эд, естественно, – это его работа. Наташа Лебедева, наблюдающий врач, очень милая женщина, ты ее видел. Врачи, нейрофизиологи, нейрокомпьютерщики – участники проекта, но все они в Санкт-Петербурге. Двое Пашиных друзей, один, кстати, живет тут, в поселке. Больше никто, по идее, не знает. И не должен знать.

– Так. А в чем обвиняют Эдуарда?

– А ты как думаешь?! Паша не ушел бы из дома добровольно, Нинины сказочки про женщину – ерунда. Нет таких причин, которые могли бы его заставить. Значит, связь оборвалась. После чего этот гад просто взял его за руку и…

– И вывел из калитки, там дядю Пашу кто-то встретил и увез, а этот вернулся, – закончил Сергей.

Вот почему у всех собирали вифоны. Сообщник.

– Но прервать передачу мог кто угодно. Эти точки доступа даже я приметил, и большого ума тут не требуется, в Сети полно пошаговых инструкций… Или они как-то защищены?

– Насколько я знаю, нет. Только частота другая, чем у нормальных бытовых устройств, и мощность побольше, чтобы стены не глушили – ты видел, дом деревянный. Дело в другом. Если комп перестает принимать сигналы от мозга, он должен включить сигнал тревоги. В подвале и у Ляли на браслете – заметил, она его и сейчас не снимает? Незаметно выйти из зоны приема Паша не мог.

– А, так вот что за сигнализация! – Сергей стукнул себя по лбу. – Ретранслятор подвис, и сигнализация не сработала… Если она не сработала, тогда плохи дела Эдуарда. Но ты все равно думаешь, что он не виноват?

Никогда раньше мама на него так не смотрела, но этот взгляд был ему знаком. Так смотрят свидетели, когда расскажут все, в ожидании немедленного торжества справедливости.

– Я не знаю. Мне казалось, он Пашку по-своему любил. И потом…

– Что потом?

– Нет, я понимаю, это не аргумент, но представь себе – по сути, он пять лет занимался техническим обслуживанием его мозга. Нельзя же предать человека, который так от тебя зависит?.. Ну хорошо, я не разбираюсь в вашим детективных делах, сужу по книжкам. Но ведь в книжках самый подозрительный не бывает виноват? Не идиот же он?

– Не идиот. Но в жизни бывает по-разному. Например, он мог взять всю вину на себя, а кто-то ему что-то за это обещал…

Кто-то. Сестра, родной сын, дочка жены, ее муж… Милая картина. Теперь понятно, почему доктор Наташа после беседы со следователем вышла такая злая.

– А тетя Ляля? Она подозревает кого-нибудь?

– Она думает, что это Нина. Знаешь, одинокие женщины, которые ни от кого не зависят и всего добились сами… Мне кажется, она завидовала младшему брату. Ну не то чтобы завидовала, но считала, что ему повезло не по заслугам.

– Но не до такой же степени, чтобы…

– Все может быть.

* * *

Чердачная комната прогрелась, и резиновая шкура кровати уже не была ледяной, как сугроб. Можно лечь и уставиться в потолок, где, кстати, тоже прикреплена точка доступа. Мало ли, вдруг хозяину захочется слазить в чулан, посмотреть детские игрушки, какие-нибудь бумажные книги, старые керосиновые лампы… Что же, ведь веком раньше многие люди не имели возможности покинуть дом или больничную палату, и Сети не было. А тут можно даже выйти во двор весенним вечером, увидеть сосну, цветущие яблони. Тысячи сигналов, цифровой образ сосны, яблони, светлого неба невидимыми молниями срываются с металлических волосков в седой шевелюре, и несутся в дом, в подвал, а там расчетные программы работают, и сигнал летит назад, к хозяину, возвращает слова «сосна» и «яблоня», «иглы» и «бутоны», воспоминание о других вечерах и вёснах…

Отставить эмоции, Островски. Этические и эстетические аспекты обдумаем потом. После того, как найдем дядю Пашу.

…За обедом тетя Ляля тихим невыразительным голосом попросила всех задержаться до завтра, благо день выходной, и не оставлять ее. Говорила она почти умоляюще и не оставила гостям возможности отказаться. Вадим сразу заверил, что и не собирался ехать сегодня, и в понедельник после работы может вернуться сюда. Нина Георгиевна сказала, что Ляля слишком трагично все воспринимает, но лично она, как пенсионерка, никуда не торопится, и если ее присутствие не обременит… Виталий и Марина выглядели недовольными, но промолчали.

После обеда мама шепнула ему, чтобы он зашел к тете в комнату. Альку сестрички выгнали без особой деликатности.

– Сереженька, я рада, что Аня тебе все рассказала. – Тетя Ляля говорила, будто боролась со сном, да, наверное, так и было – сестра и дочь напоили ее всякими травками. – Ты детектив, найди мне того, кто это сделал. Того или ту, как у вас в Америке говорят. Можешь убить, если придется. Ты убивал там, у себя на службе?.. Не отвечай. Только пусть она отдаст Пашу, нельзя же так, это мерзко. Заставь ее рассказать…

Тетя Ляля в самом деле была уверена, что похищение устроила Нина Георгиевна. Версия как версия, ничем не хуже остальных.

Возможные мотивы. Деньги? Идентификатор у дядюшки был, был и доступ к счетам – мама еще раньше обмолвилась, что он самостоятельно делал заказы по Сети, да и прожил ведь он один тот месяц, когда тетя Ляля гостила у мамы. И уж наверное, не было такого ограничения, чтобы идентификатор действовал только на одном компьютере, коль скоро открытой информации о недееспособности владельца нет… Хотя чепуха: теперь-то, когда дядюшка в розыске, его чипом не снимешь ни цента, то есть ни копейки. Да и как он будет выполнять подтверждение, если он не в разуме?

А если похитители не знали о его болезни? Подвели к калитке обманом, или же он подошел сам (не торопимся верить истории о следах двух человек, пожилая дама явно недолюбливает многих родственников, если не сама она участница этого дела). Звонок из службы доставки, от соседа, от друга, поговорить на минуту, а там скрутили, увезли, на соседней улице получили сюрприз, перепугались… Нет, не сходится. Если бы они не знали, то не отключили бы тревожную сигнализацию.

Другой способ получения денег – наследство, если дядюшка будет найден мертвым или окончательно недееспособным. Кто может быть упомянут в завещании? Тетя Ляля, Алька, Вадим, Нина Георгиевна. Марина с супругом – вряд ли, но Марине, как верно заметила тетушка, даст денег мать. Итого – все присутствующие, кроме мамы и Эдуарда. Эдуарду финансовой выгоды от смерти Павла Георгиевича вроде бы нет – скорее всего, наоборот, работа у него престижная и хорошо оплачиваемая.

Насколько деньги были нужны каждому из родственников? Это можно было вычислить, используя открытые сетевые источники, и Сергей этим занялся. Финансовое положение Вадима подозрений не вызывало – он был инженером-конструктором в частной космической компании, явно пользовался авторитетом в профессиональном сообществе. Тетя Нина, вероятно, была небогата, но имела квартиру, профессорскую пенсию и бесплатную медицинскую страховку. Насколько можно было судить по темам бесед в Сети, денежные вопросы ее не волновали. А вот о Виталии и Марине Югановых этого сказать было нельзя. Сергей теперь понимал, что за разговор он подслушал.

Далее: возможности. Они как будто имеются у всех. Эдуард мог просто вырубить передачу, сигнализацию, а заодно и видеокамеру, вывести дядю Пашу и спокойно вернуться. Но то же самое мог сделать и любой, кто был в курсе. А быть в курсе мог и тот, кто прикидывается незнающим.

И еще один момент: сообщник или сообщники. Кто-то должен был увезти дядюшку отсюда. Скорее, именно увезти, а не увести за руку, рискуя попасться на глаза свидетелям, – улица освещена фонарями. А значит, тот, кто затеял похищение, должен был дать знать сообщнику, что можно подъезжать…

Ладно, об этом думать рано. А взглянем-ка мы на точки доступа.

* * *

В воздухе пахло снегом и печным дымом. Было удивительно тихо, шоссе вдалеке гудело на грани слышимости. Небо стало ясным, и пуховая пелена, укрывшая лужайку и сугробы вокруг нее, сквозила розоватым светом. По сосновому стволу вниз головой сбежала белка в серой шубке с красными отворотами, замерла на такой высоте, чтобы рукой ее не достать. Смешные выпуклые глазки оглядели Сергея: какой пришел человек, из тех ли, что подают белкам семечки на ладони, или, наоборот, он сам может белку схватить и съесть? Не увидев подачки, приняла вторую версию как рабочую – развернулась легким прыжком и дунула вверх.

Сергей прошелся по дорожке вдоль дома. Точка доступа во дворе была не одна: только на стене раз, два, три… Он поднял вифон и включил зум. Нет, это видеокамера. Две точки, а за углом еще три и четыре. Расположены на высоте не менее трех метров от земли, незаметно к ним не подобраться. Да еще ко всем. А если вырубить одну, остается риск, что жертва войдет в зону действия другой и очнется…

Он вывел на экран план дома. Поставил точки, задал вокруг них круги. Побрел по дорожке, глядя себе в руку, и вдруг услышал голоса.

– …А какие модули для этого нужны?

– Давайте посмотрим, Алечка. Какие модули для этого вам нужны?

– Вы хотите, чтобы я сказала?! Ксо! Ну ладно, сейчас подумаю…

Говорили на лужайке за кустами. Эдуард и Аля забрались с ногами на заснеженную скамейку и сидели на ее спинке. На Ариадне была круглая шапочка из рыжего полимерного меха, и она в кои веки походила на хорошенькую девочку, а не на беспризорника после вошебойки. Оранжевая мягкая куртка тоже очень ей шла. А вот Эдуардова пунцовая «африканка», блестевшая, будто ломаное стекло, рядом выглядела странно. Айтишник, способный управлять человеческим мозгом, даже знать не должен, где продается такая дешевка, – одежду эконом-класса покупают в эконом-местах. Отрыл здесь, в каком-нибудь чулане?.. Однако Сергей припомнил, что и брюки, и теплая рубаха Эдуарда выглядели дешево. Настолько же, насколько дорого одевались супруги Югановы, – на грани приличия.

Но теперь он был куда менее несчастным. Ариадна, водя пальцем по экранчику, что-то говорила о библиотеках функций, о срезах и списках, – ей явно нравилось, что ее слушает настоящий взрослый. А Эдуард и в самом деле слушал, внимательно и серьезно. И еще это расстояние между ними, будто невидимая стена, в которую упираются его плечо и локоть.

Сергей осторожно отступил назад и вернулся в дом.

* * *

Кухня и столовая были пусты. Сергей обошел помещения, поднял глаза на ретранслятор. Этот, должно быть, обслуживает ближайшие точки доступа в помещениях, а также во дворе, по ту сторону стены. Если вмешательство было не программное, то лучшей мишени не найти. Этот и еще тот, что в холле.

Антенна – горизонтальный стерженек длиной в мизинец. Дел на секунду: как только хозяин выйдет во двор, взять кусок металлической фольги, облепить антенну, слегка обмять, чтобы держалась… Кстати, вон и она, фольга для запекания, рулон висит над плитой. Край оборван ровно, но это ни о чем не говорит. А вот если скомканную металлическую фольгу второпях срывали с антенны…

Он снова влез на табуретку, включил в вифоне фонарик, в объективе макро. Балансируя на цыпочках, осмотрел серый стерженек. Слабый пыльно-жировой налет, засохшая бурая капля. Свежих царапин нет. Несвежих, впрочем, тоже.

Едем дальше. Здесь у нас кухонные приборы, которыми может пользоваться любой желающий. Увы, Сергей мало разбирался в кухонной технике. Старинный механический измельчитель для пряностей. Кофе-машина. Кухонный комбайн… Ха!

Серый ящик с дверцей на полке, в метре наискосок вниз от ретранслятора. Микроволновая печь. Старая модель, без дополнительных функций, бутерброд разогреть.

Как раз то, что нужно хозяину дома, который встал затопить печь и не хочет беспокоить женщин.

Сергею представился дядя Паша в меховой безрукавке, как он выходит в темную кухню, ранним зимним утром, похожим на ночь. Включает лампочку над столом, тыкает пальцем в кнопку кофеварки, вытаскивает из пакета ломоть хлеба, кладет на него кружочек колбасы, квадратик сыра, и вот на этой стеклянной тарелке ставит в серый ящик, защелкивает дверцу, поворачивает таймер, и дальше – пустота, бессмысленный взгляд в одну точку, и кто-то протягивает руку из-за спины, поворачивает таймер на полчаса… Бутерброд сгорит.

Ладно, можно без драматизма. Кто-то дожидается, пока дядя Паша выйдет во двор, и включает микроволновку. Предварительно повредив защитный слой, или, скажем, уплотнитель под дверцей, чтобы выпустить излучение.

Повреждений не обнаружилось. Зато блокировка включения с открытой дверцей тут совсем примитивная. Если сунуть зубочистки сюда и сюда…

– Что вы ищете?

Виталий смотрел на него поджав губы, как какой-нибудь английский герцог на лакея, ворующего марочный портвейн.

– Интересный прибор, – Сергей лучезарно, на американский манер улыбнулся. – Никогда раньше не видел. Микроволновка, так, кажется?

– Конечно, не видели. В Америке на кухнях только суперботы.

– Я вас не понял? – Вежливый способ сказать «парень, мне не нравится, как ты разговариваешь».

Виталий сел за стол. Держался он прямо, будто аршин проглотил, и лицо у него было недовольное.

– Я нашел информацию о вас в Сети, – сообщил он. – Вы полицейский.

– Информация, которую вы нашли, устарела, – в тон ему ответил Сергей. – Я частный детектив. В этом нет ничего особенного, у многих есть профессия и место работы.

Щека у Виталия дернулась.

– Я видел, как вы бродили вокруг дома, и вот что хочу вам сказать. Не надо устраивать тут игры в Шерлока Холмса. У матери моей жены большое горе, и нам не нужны самозваные сыщики. Следствие ведет местная полиция, вас это дело ни в коей мере не касается.

– Уж будто? – Сергей сел напротив и прищурился ему в лицо. – А ничего, что мать вашей жены – это сестра моей мамы?

– Тем более могли бы пожалеть ее и вести себя прилично, не вынюхивать тут… не знаю что.

– Я очень жалею тетю Лялю, – сказал Сергей.

– Проявляйте свою жалость как-нибудь иначе!

– Странный разговор у нас с вами получается, – Сергей пододвинул себе корзинку с печеньем. – Вы решили, что я пытаюсь вести расследование собственными силами. Только потому, что я гулял во дворе, а потом открыл дверцу печки. Вы так уверены, что тут есть что вынюхивать? (Виталий промолчал.) Признаюсь, я не вижу ничего невероятного в том, о чем говорила Нина Георгиевна – ну, про все эти поздние любови… Печальная ситуация, неловкая, но более чем возможная. А у вас другое мнение?