Текст книги "Своя гавань"

Автор книги: Елена Горелик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

9

«Матка бозка, заступница небесная, на тебя уповаю. Защити. Убереги своим покровом, отведи глаза еретиков, пока дело не будет сделано…»

Богуш, кривясь от боли, поднялся с колен. Перекрестился, отвесил ещё один поклон статуе Деве Марии. Вот теперь он готов. Ксёндз Винцент уже исповедовал и причастил его, остаётся лишь одно: выполнить свою миссию. Еретичка в городе. Если верно то, что он успел вызнать, она сегодня обязательно явится к епископу Павлу. «Странно. Почему епископ, святой человек, не обратит её в истинную веру? Или она так нагрешила, что даже епископ не надеется спасти её душу обращением? Тогда… тогда сам Господь сегодня будет ей судьёй».

У него были все причины поторопиться с исполнением воли Божьей. Стража медленно, но верно разматывала запутанную нить, протянувшуюся от задушенной блудницы в келью, где святые монахи доминиканцы поселили приезжего поляка. Если не совершить суд Господень сегодня, завтра его могут потащить в тюрьму, и не спасут даже стены монастыря. Отец Винцент… он уже отпустил ему грехи вольные и невольные. А убийство еретички будет искуплено мученической смертью. После чего Богуш наверняка окажется в царстве небесном, где нет ни боли, ни греха…

Разбойница появилась в соборе вскоре после службы, когда епископ уже снял облачение, оставшись в скромной повседневной ризе. Богуш решил прислушаться к их разговору. А вдруг святому человеку удастся уговорить упрямую еретичку принять свет истинной веры? Тогда кинжал будет ни к чему. Ведь раскаявшийся еретик лучше заблудшего единоверца. Так говорил ксёндз Ежи, настоятель костёла в его родном Чарнове… К сожалению, беседа шла на испанском языке, которого Богуш не знал. Но раз еретичка не поцеловала святому человеку руку и не пошла в исповедальню, значит, дьявол крепко держит её душу в своих когтях.

«Может ли быть, что подобная смерть искупит её грехи? – вдруг подумал Богуш. – Если так, то ещё одна душа будет спасена пред лицом Господа. Спасена моей верой!»

Последний аргумент оказался решающим. Богуш и без того неотрывно смотрел на женщину в мужской одежде, а сейчас просто впился в неё взглядом. Всё. Сейчас – или никогда.

– Ясновельможна пани! – воскликнул он, словно только в этот миг узнав её. – Ясновельможна пани, прошу вашей защиты и покровительства!..

С польским языком у Галки отношения были никакими. То есть, знала несколько слов, подцепленных у старой польки, ещё в молодости сбежавшей от террора бандеровцев и жившей по соседству. Но чтобы стопроцентно всё понимать – нет. Хотя родственные славянские корни были узнаваемы даже за большим количеством шипящих звуков.

– Поляк? – спросила она, от неожиданности сбившись на русский язык.

– Поляк! – радостно закивал незнакомец, подходя поближе. – То есть правда, пани!

– А пана не смущает, что я… Ах, чёрт!

Поляк был уже в двух шагах, и клинок мелькнул так быстро, что Галке даже с её абордажным опытом едва удалось уклониться влево. Мадам генерал краем глаза увидела, какой ужас отразился на добром лице отца Пабло. Старик сделал движение – ни дать, ни взять, сейчас кинется самолично пресекать непотребство, чинимое в святом храме. И напорется на кинжал. Галка, недолго думая, вырубила поляка, сильно ударив основанием ладони ему в челюсть. Убийца-неудачник бесформенным мешком повалился на каменный пол.

Галка сделала глубокий вдох, затем медленно выдохнула, избавляясь от последствий мгновенной мобилизации всех сил организма.

– Вот так, – сказала она по-испански. – Всё-таки искусство боя без оружия имеет некие преимущества, отец Пабло, – добавила она, заметив, что старый епископ тоже облегчённо перевёл дух. – Его можно спокойно применять для самозащиты даже в святом месте.

И принялась вязать бесчувственного поляка его же собственным поясом.

– Увы, сеньора, в наше страшное время даже храм не может служить надёжным укрытием, – искренне огорчился епископ, мысленно сокрушаясь, что не сумел предотвратить насилие. – Как я не разглядел!..

– Сама хороша… Ладно. Вы не будете возражать, если я позову парней? А то как-то неохота самолично тащить этого типа на своём горбу.

– Вы станете применять пытки, дабы он сознался?

– Нет, – холодно усмехнулась Галка, заметив, что связанный приходит в себя. – Я думаю, наш друг сам всё по-хорошему расскажет.

– Схизматичка! – в полнейшей, но бессильной ярости процедил поляк. На хорошем русском языке, между прочим. – Холопка московская! Мы вас давили при Сигизмунде и ещё подавим!

– Та годі тобі, – Галка в кои-то веки заговорила на своём втором родном языке – украинском. – Сидів би в своєму Ченстохові, чи де таких дурнів народжують, та не ганьбив свою Речь Посполиту на весь світ. А я родом з Запорізької Вкраїни… Отака нині твоя вдача, хлопче.

Судя по тому, как округлились, а затем отразили неподдельный страх светлые глаза поляка, этот язык он если и не знал как русский, то понимал в достаточной степени. И он впал в грех уныния. Ибо те, кто родом с Запорожской Украины, поляков жаловали ещё меньше, чем московиты. Не забыли там ещё «подвиги» Иеремии Вишневецкого, ох, не забыли…

– Моя вина! – Этьен разве только бороду на себе не рвал. – Я столько внимания уделил тем трём мальчишкам, что не сообщил вам о поляке! Меня же предупреждали! Я же следил за ним!.. Никогда себе не прощу!

– Ну, хватит, Этьен, что было, то прошло, – постаралась успокоить его Галка. – Я тоже лажанулась на всю катушку. Представляешь, когда он со мной по-польски заговорил, я сразу расслабилась. Родные слова, ностальгия и всё такое прочее… Моё счастье, что он дурак. Умный бы сразу сообразил, что сухопутной крысе с нами в одиночку не справиться.

– Твоё счастье в том, что сегодня дьявол оказался сильнее! – Богуш гневно сверкнул глазами. – Но настанет день расплаты!

– Ещё один пророк, мать его так, – Галка ругнулась по-французски, чтобы все присутствующие поняли. – Ну, что ж, Этьен, он твой… А ты, парень, даже не представляешь, во что влип, – это уже поляку. – Не надейся умереть. Эти ребята так хорошо знают своё дело, что ты не покинешь этот мир, пока не выложишь им всё.

– На дыбу, – Этьен кивнул двоим подчинённым, и те моментально завернули поляку руки за спину.

– Стойте! – взвыл Малецкий. – Не надо, я всё скажу!

Этьен слышал про людей, которым нестерпима даже наималейшая боль, но видеть не доводилось. Впрочем, это всегда можно проверить. А пока что он сделал палачам знак повременить, пододвинул к себе письменный прибор и обмакнул перо в чернильницу.

– Ну, давай, парень, выкладывай, – недобро усмехнулся Бретонец. – Дыба никуда не убежит. И ты – тоже.

Отец Висенте писал письмо в Мехико. Очередной отчёт, только и всего. Но сколько в нём было горечи! «Серебряный флот», который сейчас необходим Испании как воздух, захвачен пиратами! Знатные гранды и богатейшие купцы Новой Испании, бежавшие от зверств, учиняемых дикарями майя, сейчас сидят в крепости Санто-Доминго и ждут, когда родственники внесут за них выкуп! И это при том, что пираты отняли у них все перевозимые ценности!.. Зверьё, еретики проклятые… Ну, ничего. Скоро им будет нанесен такой удар, что они не оправятся!

Письмо было уже отправлено, когда фра Эстебан сообщил об аресте трёх молодых испанцев, купеческих сыновей, обвинённых в покушении на убийство, и предстоящем суде над ними. Услышав фамилии арестованных, отец Висенте так и обмер: это же сыновья тех самых купцов, которых он вовлёк в заговор против пиратов! Что если мальчишки знают о замыслах отцов и захотят купить себе жизни, рассказав об этом следователю? Здесь полицейское дело поставлено отменно, и следователь обязательно уцепится за возможность раскрыть заговор! А купцы, чтобы снять с себя хоть часть вины, обязательно назовут имя инициатора! Его имя!

– Фра Эстебан, сообщите отцу настоятелю, что мне необходимо срочно отбыть в Мехико, – сказал отец Висенте. – У меня есть сведения, которые я не могу доверить бумаге.

Монах поклонился и вышел.

«Бежать. И как можно скорее!»

Голландских кораблей в порту было предостаточно, и – какое счастье! – один из них как раз собирался идти в Веракрус. Отец Висенте договорился с его капитаном («Еретик-протестант, а ради денег повезёт хоть католика, хоть самого чёрта!») и сразу поинтересовался, когда отплывает его бригантина.

– Через три склянки, – последовал ответ. – Вы уж не опаздывайте, святой отец, ждать вас никто не будет.

– Не раньше? – на всякий случай поинтересовался иезуит. – Не хотелось бы явиться в порт ровно через полтора часа и увидеть ваши паруса на горизонте.

– Если я сказал – через три склянки – значит, так и будет, – процедил голландец.

– Может, мне сейчас подняться на борт?

– Ещё чего? Там погрузка идёт полным ходом. Ваше преосвященство, чего доброго, мешком придавит, – заржал нечестивец.

– Ну, через три так через три…

Походный сундучок при нём, можно было бы и сразу погрузиться в лодку и плыть на голландскую бригантину. Но еретик упёрся, а настаивать – значит, навлечь на себя подозрения. Можно скоротать время в какой-нибудь более-менее приличной таверне, несмотря на их богохульные названия. То «Красотка» какая-нибудь, то «Пивная кружка», то «Старый пират». Последнее заведение, кстати, оказалось ближе всех к пирсу, и отец Висенте, мысленно положив попросить монсеньора архиепископа отпустить ему сей невольный грех, проследовал туда.

Хозяин таверны был под стать вывеске: такой же грубый. И наверняка бывший пират, наживший своё состояние грабежом испанцев. Заметив католического священника, трактирщик послал к нему одного из слуг.

– Что вам угодно, сеньор? – звонко спросил мальчишка-мулат. Спросил по-испански.

– Стакан воды, – самым умиротворённым тоном, на какой он был способен, сказал отец Висенте.

Мальчишке, видать, не впервой было обслуживать постящихся священников, и он умчался на кухню за водой. Вскоре требуемое было доставлено, и отец Висенте с благодарностью выпил воду. Свежую, холодную, словно только что из источника. Наградив мальчика медной монеткой, он достал из кармана Библию формата in octavo и углубился в чтение.

– Не помешаю, святой отец?

За чтением отец Висенте и не заметил, как к нему за стол подсел сам хозяин таверны.

– Нет, сын мой, – хоть этот пират наверняка еретик, отец Висенте счёл нужным обратиться к нему как к единоверцу. – Чем могу быть вам полезен?

– Я вот хотел прояснить для себя одну закавыку, – ухмыльнулся трактирщик. Его страшная рожа сделалась при этом совсем зверской, но отец Висенте сразу распознал в нём очень умного человека. – Вы уж простите, святой отец, я не католик. Но вы, католические попы, лучше всех в мире разбираетесь в подобных тонкостях. Потому я и решил обратиться за разъяснениями именно к вам.

– Спрашивайте, сын мой, я всегда готов услужить любому христианину, к какой бы конфессии он ни принадлежал.

– Скажите мне, святой отец, – ухмылочка трактирщика стала ещё страшнее, отчего отцу Висенте сделалось не по себе, – вот если бы я был священником, даже протестантским, и в то же время шпионил для своей страны, то есть, служил бы светским властям – это было бы благим делом?

– Сложно сказать, – отец Висенте уже понял: провал. Но смутная тень надежды не оставляла его. Вдруг удастся вывернуться? – Если вы не преступали бы заповедей Господних, это безусловно было бы благим делом.

– А как насчёт подстрекательства к убийству?

Удар за ударом… Значит, это не испанцы его выдали, а чёртов поляк попался! И если в порту всё спокойно, то пиратка жива!

– Простите, сын мой, я не могу понять, к чему вы клоните, – выучка, тем не менее, брала своё: отец Висенте был спокоен, как ясное небо. – Я всего лишь скромный служитель церкви, прибыл сюда по церковным делам, и должен отбыть в Мехико тоже как служитель церкви. Ни в одной цивилизованной стране не задерживают слуг Божьих под надуманными предлогами…

– Слуг Божьих – может быть. А вот испанских шпионов задерживать иногда очень полезно, – хмыкнул пират. – Не советую дёргаться, святой отец. У меня пистолет, он заряжен, и стреляю я без промаха.

«Где я допустил ошибку? – это была единственная мысль, которая в данный момент волновала отца Висенте. – Где была осечка?..»

Господь молчал. А пираты, скорее всего, не станут отвечать на этот вопрос.

Эпилог

Граммон завалился в Алькасар де Колон словно в очередной кабак: пьяным и грязным. Впрочем, другим его в последнее время почти и не видели, даже его друг де Графф. Но взгляд у шевалье был совершенно трезвый и на редкость мрачный.

– Ждёшь испанцев? – процедил он, упав на первый попавшийся стул. – Мир подписать хочешь?

– Хочу, – кивнула Галка. – А ты против?

– Если бы только я! – воскликнул Граммон. – Я знаю, тут уже больше половины парней семьями обзавелись, корни пустили. Когда жена с детишками под боком, война ни к чему, это верно. А ты подумала о парнях, которые не знают иного занятия, кроме как грабить испанцев? Если ты заключишь мир с испанцами, они тебе этого в жизни не простят!

Галка давно обдумывала этот вопрос. И вариант, недавно предложенный Владом, показался ей действительно привлекательным.

– Знаешь что, шевалье, приходи-ка сегодня вечерком, – сказала она. – Перетрём проблему, а заодно поужинаем.

– Добро, зайду, – Граммон обмахнулся засаленной шляпой. Что она ещё там напридумывала?

К вечеру шевалье изволил побриться, помыться и одеться поприличнее. Всё-таки дама пригласила, хоть и в генеральском чине. Втихомолку он надеялся на ужин вдвоём, а там, глядишь, мадам разомлеет от выпитого и станет поуступчивее. Мало ли, чего она там наговорила на борту флагмана… Надежды развеялись утренним туманом, стоило ему переступить порог столовой. Эшби и Вальдемар. Её муж и её брат. Семейный ужин, так сказать. Шевалье покривился, но спокойно занял своё место за столом. Гостям прислуживали двое – англичанин Джордж и негритянка Сюзанна, дочь кухарки. Разложив снедь по тарелочкам и разлив вино в бокалы, они удалились.

– Ну, что вы на меня уставились, будто видите в первый раз? – шевалье де Граммон как обычно был образцом невежливости. – Позвали утрясать проблему – давайте утрясать.

– Правильно, – хихикнула Галка. – Раньше сядешь – раньше выйдешь.

– Ты о чём? – не понял Граммон.

– Не обращай внимания, это просто шутка. Неудачная, – поспешила успокоить его мадам генерал. – Не думай, будто мы не предвидели, что дело может обернуться таким образом, – уже гораздо серьёзнее проговорила она. – Мы давно обдумывали, как решить эту проблему, и, кажется, у нас появилась дельная мысль.

– «У нас», – хмыкнул француз.

– Да, у нас, – подтвердил Влад. – Мы, понимаешь ли, собираемся жить на этом острове ещё довольно долго и относительно мирно. Потому полных два года только тем и занимались, что улучшали демографическую обстановку в Сен-Доменге. Грубо говоря, всячески поощряли парней заводить семьи. Сам понимаешь, что на это повелись не все. На себя хоть посмотри, – хмыкнул капитан «Бесстрашного». – Вот мы и подумали…

– За нас подумали, – едко уточнил Граммон.

– Ты не дослушал, – Влад холодно усмехнулся, но продолжал. – На земле ещё столько интересных мест, что всем нам хватит места под солнцем. Если тебе не нравится, что Сен-Доменг собирается ближайшие лет десять-пятнадцать жить в мире, езжай в Европу, там идёт война.

– Парень, я создан для того, чтобы всем мешать, – хмыкнул шевалье. – Если мне взбредёт в голову помешать заключению мира между Сен-Доменгом и Испанией – я это сделаю.

– Приятель, если тебе придёт столь неудачная мысль, мне тоже может чего-нибудь не того в голову брякнуть, – Галка отхлебнула глоточек вина. – Не забывай: по части неприятных сюрпризов мы с тобой равные соперники.

– Я помню.

– Тогда давай не нарываться на конфликт, приятель. Мне ссора с тобой нужна как зайцу тормоз. Да и тебе тоже она ни к чему. Но если ты останешься в Сен-Доменге и будешь совать мне палки в колёса, драка между нами неизбежна. И ещё неизвестно, кто победит.

– Тогда давай решим дело миром, – согласился Граммон. – Ваше предложение я слышал. Не хотите послушать моё?..

– Там, в Алжире, были свои законы, а здесь свои, – настаивала Галка. – Вставай, прогуляемся. А то сидишь тут, как канарейка в клетке!

Мариам сдалась. В конце концов, если женщина одета по-мужски, вооружена и опасна, то вполне можно выйти на улицу в её сопровождении, как если бы это был мужчина. И обе дамы пошли гулять на набережную. Мариам завернулась в цветное покрывало и закрыла лицо чадрой, являя миру лишь чудесные глаза – даже живя среди христиан она не осмеливалась нарушать законы шариата.

– Тебе не тяжело? – спросила Галка.

– Нет, – сквозь тонкую ткань чадры угадывалась улыбка Мариам, а в её непроницаемо чёрных глазах появилось странное выражение – смесь лукавства и нежности. Египтянка погладила живот, заметный даже под мешковатым покрывалом. – Он непоседа, как и его отец, но это совсем меня не беспокоит.

– Уверена, что будет мальчишка? – рассмеялась Галка. – А вдруг девочка? Что тогда?

– Пусть будет девочка, – согласилась Мариам. – Господин сказал, что одинаково обрадуется и сыну, и дочери. И что это наверняка не последний наш ребёнок.

«Билли не рассказал ей, как когда-то клялся не жениться даже под угрозой расстрела на месте, – мысленно похихикивала Галка. – Зато меня сватал за каждого встречного капитана!»

– Господин очень добрый, – продолжала Мариам. – За всё время ни разу не ударил меня, не накричал… Мой прежний господин за три месяца побил меня трижды: он призывал меня на ложе, а я была нечиста. Потом… Я никому не говорила, а тебе скажу. Когда вы напали на Алжир, я подумала: вот воля аллаха. Либо меня убьют, либо я стану свободной. Я думала так: рано или поздно я начну толстеть, моё лицо покроется морщинами, и господин выгонит меня из дому, как выгнал свою предыдущую любимую жену, когда купил меня. Пусть лучше аллах пошлёт мне смерть или сделает женой христианина. У вас же положено иметь только одну жену.

– Значит, ты считаешь, что с Билли стала свободной, – философия юной мусульманки казалась Галке несколько диковатой. Как на её собственный характер, прежний муженёк Мариам, имей он несчастье привести в свой дом такое стихийное бедствие, прожил бы очень недолго. – А что бы сказали на это ваши муллы?

– Ничего хорошего, – вздохнула Мариам. – Но я живу так, как подсказывает мне сердце, и рада столь щедрому дару аллаха.

Мариам была вдвое моложе Галки – действительно, ещё пятнадцати не исполнилось! – но её мудрости хватило бы на полдюжины женщин.

– И я живу так, как подсказывает мне сердце. В этом мы с тобой похожи, Мэри, – сказала Галка, наблюдая, как над какой-то лавкой подвешивают свежевыкрашенную вывеску. Навстречу обеим женщинам шли несколько молодых людей в камзолах военного покроя. Поклонились. Мадам генерал поклонилась в ответ. – Но если бы я могла выбирать судьбу, то была бы далеко отсюда.

– Омар Хайям однажды написал о таких, как ты, – мягко проговорила Мариам.

– Правда? – улыбнулась мадам генерал.

– Он наверняка имел в виду мужчин, но ты… ты ничем не хуже.

Лучше впасть в нищету, голодать или красть,

Чем в число блюдолизов презренных попасть.

Лучше кости глодать, чем прельститься сластями

За столом у мерзавцев, имеющих власть.

Мариам продекламировала эти стихи нараспев, по-французски. Видимо, сама перевела, чем втихомолку гордилась. Пять языков, умение петь, танцевать, играть на лютне, сочинять стихи… Чем лучше образована невольница, тем дороже её можно продать. И неважно, что хозяином её может оказаться как поклонник красоты и поэзии, так и какой-нибудь ублюдок, способный избивать женщину только за то, что она женщина.

– Не всё так просто, Мариам, – Галке невольно вспомнилась её поездка в Версаль. Последствия отравления давно прошли и забылись, а рана в душе не зажила до сих пор. – Если бы ты знала, какая это мерзкая профессия – политик…

Женщины посидели в «Старом пирате», где Причард, мысленно усмехаясь над предрассудками мусульманки, выделил им отдельный кабинетик. Таверна гудела: все обсуждали вчерашнее событие – уход «Ле Арди» капитана Граммона и нескольких кораблей его единомышленников. Мадагаскар! Далёкий остров у восточного берега Африки! Зачем ему понадобилось отправляться так далеко?.. Лёгкая перекуска – и обе дамы снова вышли на свежий воздух. Теперь – на пирс, к зданию портового управления. Здание было новое, только построенное. Из кирпича: Сен-Доменг рос, как на дрожжах, два кирпичных заводика едва справлялись с заказами подрядчиков. Маляры ещё красили двери и ставни – ураганы здесь проносятся часто, без ставен не сохранишь окна – каменщики заканчивали вымостку площадки у крыльца. А над дверью уже укрепляли герб Сен-Доменга: так полагалось отмечать все административные здания… Ещё недавно герб был «немым» – без девиза. Но сейчас решением всех трёх советов республики был утверждён новый его вариант. Всё тот же кораблик, всё те же скрещённые под корабликом крюк и сабля. Но над кораблём теперь сияли несколько звёзд, а под гербом располагалась лента с девизом на латыни:

PER ASPERA AD ASTRA

– «Per aspera ad astra», – вслух прочла Галка. – В самом деле, хороший девиз для такой сумасшедшей страны, как наша.

– Что он означает? – спросила Мариам. – Прости, я не знаю латыни.

– «Через тернии к звёздам», – охотно перевела мадам генерал. Она тоже не знала латыни, но это выражение встречала ещё в своём мире. – Да, к звёздам… Далеко, но чертовски заманчиво!

«К звёздам, – думала Галка, проводив Мариам домой и вернувшись в Алькасар де Колон. – К тем самым звёздам, украденным у нас и ловко подмененным на пресловутые сто сортов колбасы. Которую, кстати, далеко не каждый может купить. Да, мы разбойники. Мы воруем серебряные флоты и берём выкуп за пленных донов. Но если именно отсюда будет начат путь, который приведёт нас к звёздам… Да ради такого шанса я готова подохнуть какой угодно смертью, драться с кем угодно, портить жизнь всем, до кого только дотянусь, воевать и заключать мир! Я готова на всё!»

До звёзд было ещё далеко. Пару сотен лет так уж точно, да и то – при самом благоприятном стечении обстоятельств. И идти к ним придётся через такие тернии!..

Но звёзды того стоят.